Текст книги "Герцогиня-дуэлянтка"

Часть III. Настоящее время

Глава 10

Лондон, год спустя

Гай ошеломленно смотрел на мужчину, вошедшего в его кабинет десять минут назад, который почти сразу же начал разрушать его мир.

– Это в высшей степени… неожиданно, – наконец сумел заметить Гай.

Незнакомец лишь весело усмехнулся как ни в чем не бывало:

– «Неожиданно» – слишком мягко сказано. Похоже, преуменьшать – это национальная черта.

– Полагаю, никаких документов или доказательств, что вы действительно тот, за кого себя выдаете, у вас нет? – спросил Гай, поражаясь собственной выдержке.

– А я все думал, когда вы об этом спросите, старина.

– Да. Простите, что не поверил вам на…

– Нет-нет, не извиняйтесь. – Мужчина потянулся за саквояжем, который поставил рядом с креслом, и Гай воспользовался моментом, чтобы получше рассмотреть этого… этого захватчика.

Высокий, широкоплечий, он имел поразительное сходство с ним самим, так что не оставалось никаких сомнений в том, что они действительно родственники. Другой вопрос, действительно ли он тот, за кого себя выдавал, а именно сын давно пропавшего дяди Гая, который должен был унаследовать титул герцога вместо него.

Гай не исключал, что этот новоявленный родственник незаконнорожденный. Скорее всего, так и было, ведь Дарлингтоны славились своей плодовитостью.

Бэрримор Дарлингтон – или, как он представился, Бэрри – выпрямился и протянул Гаю тонкую стопку документов.

– Вот, пожалуйста.

Много времени не потребовалось, чтобы понять, что его дядя действительно женился и произвел на свет сына, который родился на острове Реюньон близ берегов Африки в 1775 году.

Гай прочитал свидетельства о браке и рождении во второй и в третий раз, словно это могло как-то изменить содержание документов, наконец спросил:

– А кто такая… Сара Нортон?

Однако вместо того, чтобы обидеться, Бэрри снисходительно улыбнулся, и Гай испытал непреодолимое желание стереть это отвратительное выражение с красивого самодовольного лица гостя.

– Я так понимаю, вас интересует происхождение моей покойной матери. Она была дочерью владельца плантации сахарного тростника, самой богатой наследницей острова. Так что, как видите, мой папаша – мерзавец и убийца – поднялся на одну ступеньку социальной лестницы, когда женился на моей дорогой мамаше. Я не знал ее, поскольку она умерла, производя меня на свет, но она сделала моего отца богатым вдовцом и обеспечила средствами для того, чтобы приумножить богатство. – Бэрри скривился. – Но отец не воспользовался представившейся возможностью изменить свой образ жизни, поэтому, вместо того чтобы стать успешным владельцем плантации, умер, когда мне едва стукнуло пятнадцать лет: поспорил с кем-то за карточным столом и был убит на дуэли.

– Что ж, по крайней мере остался верен себе, – произнес Гай и тут же понял, что его слова прозвучали жестоко, но Бэрри лишь рассмеялся.

– Это верно. А еще он был отвратительным отцом и, подозреваю, ужасным мужем. Не говоря уж о том, что и игрок из него получился никудышный.

– Равно как и стрелок.

– Да, в этом он тоже не раз признавался. Он как-то рассказал мне, что человек, которого он убил на дуэли – тот, из-за кого наш дед заставил его уехать из Британии, – на самом деле умер от какого-то странного осложнения после того, как поранил локоть.

Эту историю Гай тоже слышал.

Откинувшись на спинку кресла, которое теперь ему не принадлежало, он попытался осознать, что все это значит, но, должно быть, пребывал в шоке, поэтому никак не мог заставить себя поверить в происходящее.

– Почему вы ждали так долго, прежде чем вернуться в Англию? – спросил Гай.

Бэрри пожал плечами.

– Насколько я знал, мне предстояло встретиться с родственниками, которые совершенно не желали меня видеть, поэтому и не слишком торопился.

– Исходя из этого, почему вы все же решили приехать?

– Чистая случайность, старина. Я планировал всего лишь ненадолго задержаться в Англии по дороге в Америку и…

– Возможно, я не слишком прилежно изучал географию, старина, но совершенно уверен, что Англия никак не может находиться на пути из Восточной Африки в Бостон.

Из горла Бэрри вновь вырвался самодовольный смешок, звук которого Гай уже начал тихо ненавидеть.

– Я покинул Реюньон целую вечность назад, вскоре после смерти отца.

– Вам не хотелось управлять плантацией?

– О, плантация давно прекратила свое существование. Папаша размотал все состояние, оставив мне лишь долги. И тогда я отправился в Европу, солгав, что потерял документы, но восемнадцать мне уже исполнилось, и присоединился к полку Шатовье, хотя мне было всего пятнадцать лет.

Брови Гая взметнулись вверх. Он читал о швейцарских наемниках – а кто о них не читал? – когда первые полосы английских газет наводнили статьи об их роли в армии во время французской революции и мятеже, в результате которого многие из наемников предстали перед трибуналом и были казнены.

– Вы участвовали в…

– Да, я был в Нанси во время мятежа, – кивнул Бэрри, и его вкрадчивая улыбка на мгновение померкла, – но не в рядах мятежников, дорогой кузен. Как бы то ни было, последние два десятилетия я либо участвовал в преследовании Бонапарта, либо убегал от него, поэтому, когда все закончилось – во второй раз, и он благополучно отправился на остров Святой Елены, – решил, что настало время что-то менять. Я все распродал и направил свои стопы на запад, а оказавшись в Дувре, подумал: почему бы не задержаться здесь ненадолго и не взглянуть на семейное поместье. Просто хотелось понять, чего меня лишили. – Губы Бэрри медленно растянулись в улыбке. – Вот тогда я и услышал радостную новость, радостную для меня, не слишком – для вас, полагаю. Но не бойтесь, кузен. Я не вышвырну вас в холодный жестокий мир.

Гай пытался поверить в происходящее, окидывая взглядом свою такую знакомую библиотеку – нет, библиотеку Бэрри – в поисках чего-нибудь, что помогло бы ему пробудиться от этого кошмара.

Нет, невозможно, чтобы это происходило с ним на самом деле.

И все же…

От него не ускользнула таящаяся во всем этом ирония.

На протяжении многих лет – с тех самых пор, как умер его старший дядя, сделав его следующим в очереди на наследство, – Гай ненавидел ожидавшую его ответственность.

В прошлом году, когда его дед скончался от тяжелого гриппа и Гай стал герцогом Фейрхерстом, прежняя жизнь для него закончилась. Будущее простиралось перед ним в виде череды неприятных обязанностей, плавно перетекающих из одной в другую.

И вот теперь все разом изменилось.

Вместо того чтобы чувствовать себя так, будто кто-то вскрыл ему грудь и вынул оттуда все органы, ему следовало заключить Бэрри в объятия и поблагодарить за неожиданное появление. Да, именно Гай должен был посмеиваться и улыбаться, как этот ужасно раздражавший его негодяй, но, увы, он был глубоко опечален.

– Послушайте, старина, – произнес Бэрри, – знаю: вы беспокоитесь, что я войду в ваш дом и переверну все с ног на голову – вашу жизнь, жизнь вашей матери вдовы и ваших незамужних, зависящих от вас сестер…

И почему в этих словах послышалась угроза?

– Но я обещаю вам, Гай… можно вас так называть?

– Вы уже это сделали.

Бэрри усмехнулся:

– А вы остроумный… Гай, да?

Словно он не слышал разнообразных вариаций этой избитой шутки несколько сотен раз в своей жизни.

– К вашему сведению, Бэрри, у моей матери есть собственная часть вдовьего наследства и дом в Дарлингтон-парке. Она живет в Фейрхерсте лишь потому, что здесь живу я. Посему вам не нужно беспокоиться о том, что ей понадобится ваша поддержка. Что же касается моих сестер, – продолжал Гай, не обращая внимания на попытки собеседника что-то возразить, – то они будут жить с матерью, пока не выйдут замуж.

Чего, вероятно, никогда не произойдет, едва только высший свет узнает о том, что Дарлингтон больше не герцог, обрученный со второй по богатству наследницей Англии. К тому же вышеозначенная наследница – Хелена Картер – наверняка расторгнет помолвку, в этом Гай не сомневался. Не потому, что Хелена холодна и бессердечна: сама она, возможно, и не хотела бы, но сделает это по приказу отца. За этой помолвкой стоял именно он, мистер Картер, обладатель огромного состояния, которое унаследует его дочь. Мистер Картер хотел, чтобы она стала женой герцога, а не нуждающегося кузена герцога.

Бэрри вновь издал этот раздражающий смешок:

– Не торопитесь, кузен. Нет никакой необходимости кому-то куда-то переезжать.

Вот уж нет: такая необходимость была, потому что Гай опасался наброситься на новоявленного родственника с кулаками, если им придется жить в непосредственной близости.

Бэрри взмахнул рукой, указывая на помещение, в котором они находились, а может, подразумевая весь дом.

– В этой махине достаточно места для моей крошечной семьи. – Его улыбка стала шире. – Только я и мой несчастный сирота. Как две горошины в стручке в огромном пустом доме.

– Да, ваш сын. – Его новый родственник упомянул о ребенке, когда только вошел в его кабинет, но Гай позабыл об этом, пока слушал его рассказ. – Как удачно, что вам удалось завести семью, хотя вы отдавали все силы армии.

– Для любви всегда найдется время, – произнес Бэрри все с той же отвратительной усмешкой, все сильнее действовавшей Гаю на нервы. – Я женился на бедняжке Дженни пять лет назад. Боюсь, она не обладала происхождением, соответствующим нашей благородной семье, но теперь уж ничего не поделаешь. Она была дочерью капитана моего полка, и мы полюбили друг друга с первого взгляда.

Почему-то Гай усомнился в его честности. Он знал своего новоявленного кузена меньше часа, но уже начал подозревать, что все его поступки были направлены лишь на получение личной выгоды.

– Увы, Дженни заболела брюшным тифом. Алан все еще сосал сиську… О, простите, я хотел сказать – был младенцем. – Бэрри поморщился. – Господи. Полагаю, мне придется следить за своей грубой солдатской речью теперь, когда я… – Он осекся, как если бы опасался произнести это слово вслух.

– Сколько вашему сыну? – спросил Гай.

– Еще нет и пяти.

Гай задался вопросом, не пришлось ли его кузену жениться на бедняжке Дженни из-за опасений быть изрубленным на куски саблей ее отца. Впрочем, это не имело значения. Теперь Бэрримор носил титул герцога, а его сын, независимо от возраста, стал маркизом Карлайлом.

И это означало, что впервые за много лет Гай был просто Гаем Дарлингтоном. Менее чем за час он лишился дома, обязанностей и титула – довольно примечательно, если задуматься.

– …хотя не знаю, насколько это возможно.

Гай понял, что его собеседник продолжал говорить, пока он витал в облаках.

– Прошу прощения?

– Я говорил о собственности герцога.

Гай прищурился:

– Что именно?

– Я так понимаю, вся она в довольно непростом состоянии.

– Если под «непростым» подразумевается, что она требует ремонта и вложения немалых средств, то вы совершенно правы.

– Хм. – Бэрри откинулся на спинку кресла и положил одну ногу в дорогом ботинке на другую. – И все это без права отчуждения?

– Да.

Гай практически слышал, как крутятся шестеренки в голове его незваного гостя, а все потому, что его тоже одолевали подобные мысли, когда он пытался найти способ спасти герцогство, не продавая титул и себя самого тому, кто заплатит больше.

– Вы со стариком не рассматривали возможность внести изменения в акт, закрепляющий порядок наследования?

– Нет, мы это никогда не обсуждали.

– Но ведь есть способ это изменить, – не унимался Бэрри. – Кажется, это называется «виндикация» или что-то в этом роде?

Гай взглянул в карие глаза Бэрри, которые были так похожи на его собственные, что казалось, будто он смотрит на свое отражение в зеркале, и, заставив себя улыбнуться, кивнул:

– Полагаю, что так.

Крошечная мстительная искорка удовольствия согрела Гаю душу при мысли о том, как забавно будет наблюдать за кузеном, когда он попытается применить к унаследованной собственности закон, который аристократы использовали для того, чтобы обойти порядок майоратного наследования. Ведь в его случае он не сработает – по крайней мере до тех пор, пока его сын не достигнет совершеннолетия.

Бэрри начал рассуждать о том, как перевезти их с сыном имущество из Лондона, где они остановились, в Фейрхерст.

Гаю стало неинтересно его слушать, и теперь он сидел, устремив невидящий взгляд в никуда. Его мысли вращались не вокруг этого тупицы, были даже не в этой стране. Он перенесся во Францию, на узкую неудобную кровать, на которой лежал вместе с первой и единственной женщиной, в которую по-настоящему влюбился, после того как насладился самым восхитительным совокуплением в своей жизни, и совершенно не хотел, чтобы по возвращении в Англию их отношения закончились.

Гай отчетливо помнил свои мысли в тот день, когда смотрел в удовлетворенное лицо и сонные глаза Сесиль. Его охватило безумное желание не садиться на судно на следующий день. Они могли остаться в раздираемой войной Франции, жить как бродяги, счастливыми и свободными, в своем фургоне и никогда не возвращаться домой.

Конечно же, Гай не высказал этого безумного предложения вслух, но, оглядываясь назад, понимал, что оно было гораздо предпочтительнее того, что он в итоге сделал.

Господи, во что он превратил то прекрасное, что было в его жизни!

И вот теперь по иронии судьбы выяснилось, что он разрушил все, что между ними было, зазря.

Ну разве жизнь не замечательна?

Сесиль разбиралась с бесконечными документами, что было неотъемлемой частью работы управляющей театральной труппой, когда дверь в ее кабинет распахнулась. Сделать выговор вошедшему за вторжение без стука она не успела, потому что на пороге стояла Блейд со своим верным спутником Ангусом на плече и свежим номером «Таймс» в руках.

Взгляд необычных бесцветных глаз вошедшей упал на лежавшую перед Сесиль газету.

– О, вижу, ты уже прочитала.

Блейд развернулась, намереваясь уйти, но Сесиль ее остановила:

– Ты пришла лишь за тем, чтобы сказать это и исчезнуть?

– Да. А что еще я должна сделать?

Блейд была явно озадачена.

– Утешить меня! Ведь именно так поступают друзья.

– А мы друзья?

Сесиль рассмеялась в ответ и продолжила:

– Садись.

Блейд пожала плечами и, бросив газету на низкий столик, опустилась в кресло, потом привычным жестом почесала голову ворона. Огромная птица тотчас же распушила перья на шее, чтобы хозяйке было удобнее, и принялась издавать звуки, похожие на мурлыканье кошки.

– Что ты хочешь, чтобы я сделала? – спросила Блейд.

– Хочу, чтобы ты начала меня утешать, – ответила Сесиль, которую в очередной раз поразило совершенно бесстрастное лицо метательницы ножей. – Надеюсь, тебе известно это слово? Английский для меня неродной язык, но даже я его знаю.

– У меня совершенно нет опыта в этой сфере жизни, – произнесла Блейд, словно Сесиль об этом не догадывалась.

– Думаю, тебе пора обзавестись новыми навыками.

– А я думаю, что у тебя быстрее получится дождаться утешения от Ангуса.

При звуке собственной клички ворон тихо каркнул.

– К тому же зачем тебе утешение? – спросила Блейд. – Я думала, у вас с Гаем все закончилось еще в прошлом году, после возвращения из Франции. Так почему тебя так волнует, помолвлен он или нет?

– Пф! Вы, англичане, бесстрастные сухари! Ты должна утешать меня, поскольку наш роман превратился в настоящую трагедию.

– Почему это? – Блейд опустила руку, и Ангус распушил перья, прежде чем уложить их так, что они превратились в блестящий черный щит, потом сунул свою огромную голову под крыло и задремал.

– Потому что выяснилось, что Гай все же мог бы сделать мне более благородное предложение, но после того, как оскорбил, мы расстались навсегда.

Гладкие бесцветные брови Блейд сошлись на переносице.

– Но это совершенно бессмысленно. Теперь он вполне может на тебе жениться. И если ты этого захочешь, он твой.

Она не просидела спокойно и минуты, пока в ее руке не материализовался нож, и теперь лениво водила по ладони его лезвием.

Качая головой, Сесиль зацокала языком.

– Иногда я задаюсь вопросом, действительно ли ты женщина.

Блейд тихонько фыркнула:

– Не ты одна.

Сесиль хотела спросить, что она имеет в виду, но сначала решила договорить: если не ради Блейд, то ради себя.

– Гай отверг меня и оскорбил. И я никогда не смогу простить, что он предпочел другую.

– Даже если он начнет перед тобой раболепствовать?

Сесиль сдвинула брови:

– Раболепствовать? Я не знаю этого слова.

– Это значит делать что-то такое, чтобы показать, как ему жаль, ну… вроде как вымаливать прощение.

– Вымаливать… да. Это слово я знаю. – Сесиль оживилась: посмотреть, как Гай вымаливает прощение, было бы любопытно.

Обдумав слова Блейд, она покачала головой:

– Теперь, когда я думаю об этом, мне кажется, что во всем мире не наберется столько раболепия, чтобы исправить содеянное им.

– Но было бы забавно посмотреть на его попытки, не правда ли?

Женщины обменялись улыбками, но Сесиль вздохнула и покачала головой:

– Нет, и этого будет недостаточно, я не смогу его простить.

– И тебя нисколько не трогает, что он поступил так, чтобы спасти семью от разорения?

– Конечно, мне не все равно, но это ничего не меняет, скорее делает ситуацию еще более трагичной. Ведь Гай получил наказание, хотя его мотивы достойны восхищения.

– Это бессмысленно.

– Любовь бессмысленна.

– Ты его любишь?

Сесиль открыла было рот, намереваясь опровергнуть это смехотворное предположение, но осеклась. Любила ли она Гая? Она так не думала, и не потому вовсе, что он непривлекателен: это самый неотразимый мужчина из всех, что ей приходилось встречать, а потому, что была достаточно мудрой, чтобы допустить нечто подобное.

Только вот незадача: для того, чтобы ощущать спокойствие и сохранять способность мылить здраво, он нравился ей слишком сильно.

– Итак, правильно ли я тебя поняла? Ты отвергнешь его, потому что однажды по вполне уважительной и благородной причине он отверг тебя.

В руках Блейд возник второй нож, и она принялась вращать их в противоположных направлениях.

– Нет. Я бы отвергла его потому, что он выбрал не меня. Впрочем, и такой возможности не будет.

Блейд усмехнулась, хотя звук больше походил на короткое презрительное фырканье, и все же это было некое подобие смеха, чего Сесиль никогда от нее не слышала.

– Ты права, – сухо сказала метательница ножей. – Если это и есть женская логика, то я не женщина.

Она взяла оба ножа в ладони и убрала в прочные ножны, спрятанные в карманах юбки.

– Не боишься, что он ранит тебе плечо? – спросила Сесиль, указывая на Ангуса.

– Иногда. – Блейд поднялась с кресла, и ворон тотчас же проснулся. – Надеюсь, мы принесли тебе некоторое утешение.

– Утешение, – повторил Ангус так похоже на хозяйку, что стало жутковато.

– Да, мне стало немного легче. Кстати, мне нужно подыскать кого-то на место Джерри. Как думаешь, твой Найджел согласится временно поработать со мной, пока я не найду замену?

Найджел, один из работников сцены, получал неплохое жалованье за то, что позволял Блейд метать ножи в его голову.

– Я спрошу, но я думала, ты собиралась подыскать себе ученика.

– С понедельника начну принимать потенциальных кандидатов.

Сесиль не слишком радовала перспектива собеседований с кандидатами на ее место, но если она действительно хотела, чтобы успешное руководство цирком обеспечило ей безбедную старость, требовался смышленый преемник. И найти кандидата нужно как можно скорее.

Глава 11

– Обратного пути уже не будет, Гай. Ты уверен, что действительно хочешь этого? – спросил Стонтон.

Дарлингтон выдержал обеспокоенный взгляд друга.

– Я знаю, что мое решение продать поместье, принадлежавшее нашей семье на протяжении нескольких поколений, необратимо. Но теперь, когда лично я не представляю никакой ценности, мне больше нечего продать. – Гай горько рассмеялся. – Я измотан, Син. У меня ощущение, что вся моя жизнь ушла на то, чтобы навести порядок там, где это попросту невозможно.

Он опустил глаза в стакан с виски – второй с того момента, как он переступил порог дома друга после подписания бумаг.

– Продажа Дарлингтон-парка – единственное, что позволит мне позаботиться о Клаудии и Диане. Я знаю, щедрое приданое не гарантирует им достойных женихов, но по крайней мере, им не придется искать средства к существованию. К тому же мне кажется, Клаудиа с радостью примет предложение Дональда Хеммингса.

Хеммингса, сельского джентльмена с приличным достатком, мать Гая, к сожалению, считала не очень подходящей партией для сестры герцога. Теперь она этого сказать не могла.

– Хеммингс неплохой молодой человек, – пробормотал Син.

Поскольку поместье Стонтона граничило с Дарлингтон-парком на юго-западе, они с Гаем знали всех соседей.

– Что же касается Дианы, – продолжил Гай, – она заявила, что вообще не намерена выходить замуж: вместо этого она хочет изучать камни.

– Твоя младшая сестра – дитя природы, – заметил Син.

– Она такая, – с гордостью за любимую сестру кивнул Гай. – Эти деньги позволят ей изучать все, что захочет.

– Раз уж тебе пришлось продавать поместье, ты сделал правильный выбор, – произнес Стонтон, разрушив повисшее в воздухе хрупкое напряжение. – Барон Уэстфилд позаботится о Дарлингтон-парке.

Гай это знал. Уэстфилд представлял новое поколение пэров – порождение войны. Эти аристократы, служившие своей стране как деньгами, так и способностями, получили от принца в качестве благодарности титулы, не обеспеченные землями, которые им причитались.

– Да, верно, – кивнул Гай. – К тому же он предложил прекрасные условия.

Уэстфилд был настолько добр, что Гай испытал неподдельное смущение. Новый владелец Дарлингтон-парка прекрасно понимал, каково это – расставаться с собственностью.

– Он предложил оставить трех скакунов Дианы в конюшнях Дарлингтон-парка и сказал, что девочки и мать могут свободно пользоваться библиотекой и другими помещениями. По его словам, он не собирается проживать там постоянно, поскольку это уже четвертое поместье из тех, что он приобрел за последние несколько лет.

Гаю было очень стыдно за мать, которая обращалась с новым владельцем поместья как с грязью, которую принесла в дом на туфельке. И что удивительно, этому приятному пожилому мужчине, холостяку, столь холодный прием казался забавным. Гай заподозрил, что Уэстфилд всерьез увлекся его матушкой.

Гай рассмеялся при мысли, что, этому грубоватому торговцу скобяными изделиями предстоит пробиваться через ледяной барьер толщиной в фут, которым всегда окружала себя его мать. И при этом не имело никакого значения, что по своему происхождению она была ближе к Уэстфилду, нежели к собственному покойному мужу, но когда речь заходила о родословных, она становилась чопорнее всех матрон «Олмакса» вместе взятых.

– Ее собственный дом хоть и небольшой, но очень уютный, – заметил Син в попытке подбодрить друга.

– Да, верно, – кивнул Гай, особенно если учесть, какую часть от доходов Дарлингтон-парка он вложил в него после смерти отца.

Несмотря на то что мать жила с ним в Фейрхерсте, Гай знал, что, когда он наконец женится, ей придется переехать в собственный дом, ибо она обладала слишком жестким характером, чтобы проживать под одной крышей с его женой, особенно если та будет тоже своевольной.

Ну а если его жена окажется девушкой милой, робкой, мать прокатится по ней, как почтовый экипаж.

Гай не слишком хорошо знал мисс Хелену Картер, чтобы определить, к какой из этих категорий она относится.

– Итак, что ты теперь собираешься делать? – поинтересовался Стонтон.

Гай тряхнул головой, пытаясь отделаться от невеселых мыслей, и, поймав на себе настороженный взгляд друга, внезапно испытал чувство вины из-за того, что пришел в его дом в таком дурном настроении.

– Я справлюсь, Син. Ты же знаешь, мне это под силу. Но довольно о моих проблемах. Все уже позади, и пора двигаться дальше. Как дела у вас с Марианной?

Суровое лицо Стонтона тотчас же смягчилось при упоминании о жене.

– Она на удивление хорошо осваивается в новой жизни. – Губы герцога изогнулись в нежной улыбке. – Впрочем, это не так уж удивительно, ведь она прирожденный боец.

Гай усмехнулся, заметив, что друга буквально распирает от гордости. Кто мог подумать, что серьезный, благопристойный герцог Стонтон, которого все вокруг считали образцом безупречности не только за внешность, но и за безукоризненное поведение, влюбится в Баронессу ринга и женится на ней?

– Она готова к сезону? – спросил Гай, отбросив мысль, что тоже мог бы быть сейчас счастлив с Сесиль, если бы проявил настойчивость.

– Говорит, что готова. И моя тетя Джулия с этим согласна. Они так хорошо поладили, что мне иногда кажется, будто это я стал членом их семьи.

Гай видел, как эта мысль будоражит его друга.

– Собираетесь на бал к Трентемам на следующей неделе?

Бал, ежегодно устраиваемый графиней Трентем, знаменовал собой начало сезона, хотя в течение нескольких недель до этого проводились и другие, менее масштабные мероприятия. Однако приглашения на такие торжественные приемы ценились очень высоко. Гай испытал настоящий шок, когда тоже получил приглашение, адресованное мистеру Гаю Дарлингтону и означавшее, что леди Трентем хоть и была в курсе происходящего, но действительно желала его видеть.

– Да, это будет ее первый большой выход. – Син выдержал паузу. – А ты…

– Нет, я уже послал свои извинения.

– Зря. Ты же сам знаешь, что в обществе к тебе не стали относиться хуже из-за того, что случилось.

– Но это не значит, что они не будут на меня таращиться как на диковинную зверюшку, если мне достанет глупости показаться на балу. Можешь себе представить эту картину? Я в одном зале с нынешним герцогом Фейрхерстом, который танцует со своей будущей женой – моей бывшей невестой? – Гай рассмеялся. – Нет, думаю, мне лучше избежать участия в этом фарсе.

– Я очень надеюсь, что ты все же сделаешь исключение для нашего первого бала, – сказала Син. – Марианна планирует его вместе с моей тетей, так что вскоре жди приглашения. Мы оба были бы очень рады тебя видеть.

– Этого я не пропустил бы ни за что на свете, – пообещал Гай, довольный, что его невинная ложь заставила друга улыбнуться.

– Думаю, ты здорово удивишься, сколько народу будет радо тебя видеть, кому плевать на сплетни. Кто знает? А вдруг для тебя это станет началом новой жизни…

– Нет, твой бал станет единственным мероприятием, которое я намерен посетить в этом сезоне. Но, возможно, через несколько лет, когда пыль уляжется, я приму парочку других приглашений.

Гай сомневался, что спустя столько времени о нем кто-нибудь вспомнит, разве что Эллиот и Син.

– Вы готовы, мисс Трамбле?

– Да, позови следующую претендентку. – Сесиль заставила себя улыбнуться Ричи, молодому работнику сцены, приглядывавшему за тремя дюжинами женщин, собравшихся сегодня в театре, чтобы пройти собеседование на место ассистентки Сесиль. За три дня она уже успела поговорить более чем с сорока претендентками.

Кое-кого она, возможно, и приняла бы на работу в случае острой необходимости, но в основном никто не привлек ее внимания. Ведь новой артистке придется не только выступать в роли мишени на сцене, но и стрелять самой. Сесиль предлагала для начала каждой соискательнице подержать в руках игральную карту, в которую она будет стрелять, и по меньшей мере треть сразу отказывались продолжать собеседование, а те, кто остался, кричали даже громче Джерри.

Сесиль со вздохом переложила бумаги на импровизированном столе, сооруженном из пары козел и широкой доски, и подняла глаза, когда дверь на сцену распахнулась.

Гай Дарлигтон, герцог – хотя нет, теперь просто Гай – стоял на пороге, заполняя собой дверной проем так, словно был еще одной дверью, только гораздо более привлекательной.

– Привет, дорогая!

Да, он лишился титула и был публично отвергнут второй богатейшей наследницей Англии, но на его лице играла все та же неотразимая улыбка, а красивые глаза цвета виски искрились весельем и чувственностью.

Сесиль с трудом выбралась из-за стола, когда он неторопливо направился к ней. Совершенство его мускулистого тела преступно подчеркивал идеально скроенный черный фрак и узкие светло-коричневые бриджи, облегающие крепкие бедра точно вторая кожа.

Как смел он выглядеть столь божественно, в то время как она сама походила на измотанную прачку, рукава старого серого платья которой были закатаны до локтей, а волосы свисали неряшливыми прядями, завивающимися на концах от влажности и напряжения!

– Что ты здесь делаешь? – недовольно спросила Сесиль.

Улыбка Гая стала шире, а возникшие на щеках ямочки послали по ее телу волну желания, смешанного с раздражением.

– Пришел на собеседование.

– Очень смешно. Что вам нужно, мистер Дарлингтон?

– А, стало быть, ты уже слышала о моем недавнем понижении в статусе.

– Думаю, о твоих делах известно всей Британии.

– Хорошо. Значит, ты знаешь, что в моей жизни больше нет места праздности. Так что мне нужна работа.

Сесиль от души рассмеялась, но потом увидела, что он вовсе не шутит.

– Ты совсем обезумел?

– Вовсе нет. У тебя появилась вакансия, а мне нужна эта работа.

Сесиль нахмурилась, обратив внимание на то, что он еле заметно сделал упор на последнем слове, хотя ее не желавшее подчиняться контролю тело тотчас же отреагировало на его голос. И это взбесило ее еще больше.

– Можете поискать работу в другом месте, мистер Дарлингтон. Это женский цирк, если вы позабыли.

– Но раньше я принимал участие в ваших с Блейд выступлениях. Вы обе нанимаете ассистентов-мужчин, ведь так билеты продаются гораздо лучше.

Гай был прав. Зрителей действительно несказанно веселило, когда пули и ножи летели именно в мужчин.

Сесиль сложила руки на груди:

– Что тебя привело сюда на самом деле, Гай?

Улыбка сошла с его лица, уступив место совершенно несвойственному ему мрачному выражению.

– Мне нужна помощь, Сесиль. – Гай протестующее поднял руки, когда она попыталась его перебить. – Нет, речь не о деньгах или милостыне. Я просто хочу работать. Мне это необходимо. Всего на пять с половиной месяцев.

– А что произойдет через пять с половиной месяцев? – поинтересовалась Сесиль.

Она задала ему вопрос, вместо того чтобы приказать дюжим рабочим сцены вышвырнуть его на улицу, и Гай счел это хорошим знаком.

– У единственной собственности, которая у меня еще осталась, закончится срок аренды, и тогда мне будет где жить.

– Я думала, ты продал Дарлингтон-парк.

Гай не удержался от смеха – его действительно развеселило замечание Сесиль, равно как и вспыхнувший на ее щеках румянец.

– Вижу, ты все еще читаешь эти колонки в газетах.

Сесиль поджала губы.

– Да, я продал Дарлингтон-парк, но я говорю о другой собственности, той, что находится в Массачусетсе.

Сесиль смотрела на него так, словно он сказал или сделал нечто совершенно отвратительное.

– Господи, почему это повергло тебя в такой ужас? Это всего лишь в Америке, а не на луне.