Текст книги "Кровавый век"

Гасан Фехми. Да, уважаемый, я также знаком с этой теорией пожирания слабого сильным, известной в биологии.

Доктор Назим (продолжая). Подумаем как следует: для чего мы осуществили революцию, какую цель преследовали? Я не хочу думать, что целью нашей было убрать людей султана Абдул Гамида и занять их места. Я стал вашим товарищем, соратником и братом для того, чтобы возродить туркизм. Я хочу, чтобы на этой земле турок и только турок жил и безраздельно господствовал. Пусть исчезнут все нетурецкие элементы, к какой бы национальности и религии они ни принадлежали. Нашу страну нужно очистить от нетурецких элементов. Религия для меня не имеет значения и смысла. Моя религия – туран.

Доктор Бехаэтдин Шакир (говорит слова раздельно и с ударением). Если такой бедняга, как Моисей, такой изгнанник, как Иисус, и такой сирота, как Магомет, смогли создать на земле отдельные большие религии, почему же мы, люди сильной воли, не можем создать религию и идею турана.

Гасан Фехми. Пусть простит Бог за эти слова (пугливо оглядываясь во все стороны). Как бы шайтаны не набросились на нас.

Кара Кемаль (заметив его испуг, говорит с насмешкой). Ходжа-эфенди, что вы бормочете, молитесь? Помолитесь над моей головой, чтобы прошла головная боль».[110]110
  См.: Отрывки из воспоминаний младотурецкого деятеля Мевлан-заде Рифата // Геноцид армян в Оттоманской империи: сб. док. и материалов. – Ереван, 1982. – С. 409–410.


[Закрыть]

В армянском геноциде 1915 г. задействованы были уже бльшие массы людей – ведь убить надлежало 2,5 млн мужчин, женщин и детей. В этот раз сердцевиной толпы, которая захлебывалась кровью, были специально выпущенные из тюрем уголовные преступники и, конечно, государственные «силовые структуры»; принимали участие также темные курдские племена. Плохая организация дела и сопротивление некоторых влиятельных людей старшего, традиционалистского круга, а также в некоторых местах – отчаянное сопротивление армянского населения не дало партии и правительству довести замысел до конца.

Когда в окружении Гитлера обсуждался вопрос об истреблении евреев и кто-то сказал что-то об осторожности, Гитлер заметил: «А кто ответил за армян?»

Балканские конфликты вызывают сегодня новый интерес, поскольку оказалось, что болезненные точки начала века остаются болезненными точками и поныне. Сараево, символ 1914 г., стал символом и 90-х г.; сербская проблема конца XX ст. вынуждает задуматься и о том, в чем же заключалась сербская проблема начала XX века. Создается впечатление, что какие-то глубинные сейсмические процессы в обществе этого региона действовали и действуют, невзирая на все социально-политические и экономические новации, а мы останавливаем свой взгляд на этой современной поверхности, не желая заглянуть в темные бездны вечных человеческих страстей.

После отступления Османов с основной территории Балкан, несколько веков оккупированной турками, там остались коренные этнические и религиозные группы общества – группы, взаимодействие которых определило, так сказать, обнаженный после отступления оккупационного наводнения рельеф местного социального пространства.

Основным военным противником Османов на юго-востоке Европы была Австрия. Россия активно и успешно включилась в антитурецкие военно-политические комбинации лишь с конца XVIII ст., но ее появление в Закавказье и активная роль на Балканах стали реальным геополитическим фактором лишь в 70-х гг. XIX века.

Возвращение австрийских провинций к католицизму после значительных успехов Реформации, укрепление позиций папизма в Польше в XVII ст. в достаточно большой мере предопределены активностью Ватикана в борьбе против турецкой агрессии. Империя Габсбургов, папский престол и Венецианская республика на протяжении веков организовывали разные блоки государств для сопротивления агрессии исламского войска, пока наконец под Веной в 1683 г. король польский Ян III Собеский не разбил Османов в битве, которая повернула в новом направлении историю Балкан. В этой битве вместе с поляками и австрийцами дрались против турков, как известно, и украинские казаки. С другой стороны, султаны поддерживали протестантов против папства, и протестантская Трансильвания была под протекторатом Османов так же, как и православные княжества Молдова и Валахия.

Эта многовековая традиция в XX веке, после вытеснения Турции с Балкан, уже была окончательно забыта. Однако в отношениях между нациями Балкан можно многое понять, если мы эту традицию учтем.

Император Австро-Венгрии Франц Иосиф. Худ. В. Унгер

В Австрийской империи немецкий этнический элемент никогда не был основным, и его удельный вес постоянно уменьшался – в XX ст. немцы едва превышали треть населения империи. Согласно переписи 1910 г., немногим больше половины населения Австро-Венгрии составляли славяне, менее четверти – немцы, около одной пятой – мадьяры, около одной семнадцатой – румыны. Немцы Австрии были переселенцами из Альп, Баварии и Швейцарии; большинство из них жили в горных сельских местностях, и вплоть до второй половины XX ст. очень бедно. Раньше немцев здесь появились славяне, которые к XX веку в основном ассимилировались, но еще кое-где и до сих пор живут обособленно селами в горах Каринтии и других австрийских земель. Австрийские немцы-горцы занимались горным промыслом и выжиганием угля, которым они торговали в городах. Города и урбанистическая культура в империи оставались преимущественно немецкими.

Немецко-католическая Австрия в культурном аспекте составляла единое целое с католической южной Германией и непосредственно испытывала итальянское влияние, особенно в эпоху барокко. Династия Габсбургов была самой старой из правящих династий Европы и временами возглавляла также «Священную Римскую империю немецкой нации», которой так и не суждено было стать политической реальностью Римско-католической церкви.

Выступая организатором и символом антиисламского сопротивления на Балканах, католическая немецкая Австрия в своей военной активности опиралась в первую очередь не на немецкий, а на венгерский элемент. Королевство воинственных мадьяр было основной организованной силой, которая стояла на пути Османов к Европе; турки победили под Мохачем в 1526 г., Венгрия потеряла независимость и не восстановила ее после Венской битвы 1683 г., превратившись в провинцию Австрии. Венгры, почти до основания вырезанные турками в XVI ст., продолжали оказывать отчаянное сопротивление и, что самое удивительное, после изгнания турок в конце XVII – в начале XVIII века восстановили свою численность в значительной мере за счет ассимиляции пришлых хорватов, поляков и немцев, о чем свидетельствуют, в частности, многочисленные венгерские фамилии Хорват, Лендьел и Немет.

Способность к ассимиляции чужестранцев вместе с чрезвычайной стойкостью этнического организма отмечают исследователи не только у мадьяр, но и у их отдаленных родственников – обских племен маньси (этнонимы маньси и мадьяр родственны): в смешанных браках маньси и хантов (тоже обские угры) дети, как правило, будут маньси. В старой Венгрии дворянские роды хранили память о том, что их предки «пришли с Арпадом»; никто из простонародья не мог о себе этого сказать. Это значит, что пришлые в долины Паннонии из евразийских степей венгерские коневоды и воины составили верхушку завоеванного ими сообщества и превратились в местную аристократию, полностью ассимилировав туземное, славянское или романское, население Паннонии и передав ему мадьярское самосознание и даже мадьярское чувство высокомерия и пренебрежения к соседям, которые, нужно признать, их никогда не любили. Венгерская аристократия входила в высшие круги Австрийского государства, но кроме военных традиций и огромных поместий она ничего другого не имела. Земли Венгрии богаты и плодородны, венгры создали одну из наилучших кухонь мира и умели жить в свое удовольствие; но крестьяне оставались достаточно бедными и очень зависимыми от магнатов. Перед венгерской нацией возникла угроза превращения в корпорацию обитателей роскошных имений и небогатых сел, тогда как вся профессиональная европейская культура развивалась – в том числе мадьярами – в немецкоязычной городской среде, а национальные капиталы сосредоточивались – тоже в городе – в руках немцев и немецкоязычных евреев.

Следует отметить, что чехов в империи было всегда больше, чем немцев-австрийцев, и немного меньше, чем мадьяр (в настоящий момент чехов 9 млн, словаков – чуть больше 4 млн, австрийцев – до 7 млн, мадьяр – за 10 млн). Чешские земли были наиболее промышленно развитыми в Австро-Венгрии, в горных районах Чехии большинство населения составляли пришлые немцы, рабочие и мастера горной промышленности. Словаки, хорваты и закарпатские украинцы принадлежали к венгерской сфере контроля и влияния.

Собственно, между этими двумя полюсами – Веной и Стамбулом – проходит культурно-политическая история славянства на Балканах, которая как раз и стала источником самых драматичных коллизий XX века в этом регионе и во всей Европе.

На землях Молдовы и Валахии, при огромном славянском влиянии, решающим оказался субстрат давнего населения Фракии, которое в свое время переняло по-своему язык римских гарнизонов. «Романши» близкого происхождения еще долго отдельными группами жили в разных местах на Балканах, но сегодня их почти не осталось. В частности по-романски говорили горные пастухи-валахи (влахи), которые создали особенную культуру на выпасах полонин Балкан и Карпат. В Албании валахи (влехи) перешли на местный язык, на севере и востоке Карпат – на славянские языки (словацкий, украинский). Только в малодоступных горах Албании остались горцы, язык которых унаследован от иллирийского.

Славяне пришли на Балканы в VII – VIII ст. н. э. преимущественно с востока, с нынешней украинской территории, а частично также с севера, из-за Карпат. Долгое время славянский говор господствовал почти везде, даже на территории Греции. Как свидетельствуют данные антропологии, балканские славяне – это скорее ассимилированные местные жители Фракии на востоке и иллирийского происхождения – на западе.

Влияние местного дославянского населения сказывается и на других элементах культуры. Балканское славянское жилище продолжает не столько славянские, сколько древние местные традиции. В Болгарии лишь в низменных придунайских поселениях сохранялись старославянские полуземлянки с печью. Южнославянская культура жилья сложилась на местной балканской основе – комната (къща по-болгарськи, куча по сербо-хорватски) с открытым очагом, который позже превращается в кухню, и вспомогательные помещения, прообраз собы – спальных комнат.

Можно выделить в славянском мире Балкан три региона: (1) словенцы – группа этносов, которая первой прошла с востока вверх вдоль течения Дуная и расселилась в его среднем течении и предгорьях Альп; (2) этносы, которые разговаривают в настоящее время на трех диалектах сербо-хорватского языка; (3) группы, которые были объединены тюркоязычными болгарами (в состав их верхушки, как мы в настоящий момент знаем, входили также ираноязычные элементы); сюда относятся и болгары, и македонцы.

История словенцев и хорватов связана в первую очередь с католическим миром – с итальянцами, немцами и венграми. Какую роль играли в большом переселении народов на Балканы собственно древние хорваты, ославяненный ираноязычный этнос, и сербы, само название которых известно с летописных времен, кто на кого оказал языковое влияние, если учесть, что границы диалектов пересекают сербскую и хорватскую территории совсем безотносительно к культурно-религиозному делению сербов и хорватов, – неизвестно; или, может, никто не хотел бы касаться этого спорного вопроса. Так или иначе, отношения между разными группами балканских славян складывались под большим влиянием турецкого культурно-политического давления и австро-венгерского наступления.

Хорваты вступили в династический союз с Венгрией и находились в зоне венгерского политического влияния вплоть до конца империи. Естественной границей между сербскими и хорватскими (или же итало-хорватскими) землями служили хребты, отделяющие побережье Адриатики от внутренних гористых регионов.

Берег Далмации вплоть до Дубровника оставался венецианско-хорватским; немало описаний внутренней балканской территории оставили дубровникские купцы с итальянскими именами и хорватскими фамилиями, которые во времена османского ига торговали вплоть до Болгарии. В конечном итоге, хорваты оставили по себе в Италии недобрую память со времен, когда они в составе австрийской армии расправлялись с национальным движением Мадзини и Гарибальди.

Когда в 1867 г. Австрия стала Австро-Венгрией, были образованы два парламента, немецко-австрийский и венгерский, которые делегировали каждый по палате в общий имперский парламент. После этого было заключено соглашение Венгрии с Хорватией, которое служило хорватской конституцией до 1918 года. Славяне, а в первую очередь чехи, оставались презираемым этническим элементом Австро-Венгрии.

Земли, населенные сербами, македонцами и болгарами, с XVI по XIX век находились под властью Османской империи.

Турция придавала европейской части империи особое значение. Основная, тюркоязычная территория империи Османов разделялась на две части, два элайета: малоазийский – Анатолию и европейский – Румелию, то есть «землю Рима». Румелия осознавалась турками как прежний Рим, который стал форпостом ислама в Европе. Обоими элайетами управляли до реформ середины XIX века бейлербеи, руководившие сбором налогов, охраной общественного порядка и имевшие право наделять разных выдающихся людей по своему усмотрению тимарами (источниками прибылей, в частности земельными наделами). При этом румелийский бейлербей считался рангом более высоким по сравнению с анатолийским.

Турецкое влияние сказалось в одежде, особенно мужской; все Балканы одевались в шальвары с широким шагом, узкие от колена, на головах носили фески разного вида, а на ногах – вязаные шерстяные носки с ботинками из сыромятной кожи. В конечном итоге, более богатые, а особенно турки, отдавали преимущество сапогам.

Центром Румелийского элайета была София, где находилась резиденция бейлербея. После утверждения власти на Балканах султаны и их румелийские бейлербеи пытались поддерживать алям – мир и содействовать развитию внутренней и внешней торговли. По всем Балканам, а особенно в Болгарии, вдоль путей, главные из которых повторяли контуры старых римских дорог и вели из Азии к верховьям и среднему течению Дуная, к Дубровнику – воротам в Европу, – развивались города как торговые и административные центры. Они приобретают восточный характер: дома сооружаются глухими стенами к улице, двор отгораживается от окружающего мира. В городах возводились безистаны – укрепленные, крытые оловом, нередко с куполами, огромные помещения, внутри которых во множестве дюкянов (лавок) шла бойкая торговля. Приезжие по делам большой торговли останавливались в караван-сараях; для потребностей мелкой торговли служили более скромные одноэтажные ханы. В ремесленных махалла мастера устраивали свои чаршия – торговые ряды; узкие кривые улицы с обеих сторон обрастали лавочками, где торговали медники своими казанами, мангалами, посудой, тенекеджии – жестяными печами, золотых дел мастера – всевозможными тонкими изделиями из золота и серебра, портные-терзия – одеждой, коверщики – коврами, муфтачии – изделиями из козьей шерсти. Число дюкянов достигало сотен в малых городах и тысяч в больших.

На жизнь балканских народов, находившихся под властью турок, наложила отпечаток турецкая бытовая культура. Привычными стали турецкие бани, где посетителям делали искусный, удивительный массаж, после которого они наслаждались особенными ощущениями – турки называли кайфом. Везде были кофейни, где мужчина мог выпить кофе по-турецки с чашкой холодной воды или йогурта или чашечку, лучшее сказать – рюмочку, крепкого ароматного чая. Отобедать с приятелями несколько часов изысканными турецкими кушаньями из несметного числа овощей, мясными кебабами, разнообразными сладостями… Перед подачей кофе мужчине взбрызгивали бороду розовой водой, чтобы запахи не навредили смаковать кофе… Такие кофейни в XIX ст. стали центрами и турецкой, и славянской общественной жизни, здесь обменивались новостями и обсуждали политические дела.

Был ли турецкий гнет тяжелым? Этого вопроса, казалось бы, можно и не задавать. Сегодня все пишут об «османском иге». Однако следы мирного сосуществования, которые остались в быту и в лексике, свидетельствуют о тесных контактах турков и славян.

Турецкие аскеры на фронте Первой мировой войны

Положение христиан в империи Османов даже в мирных условиях было унизительным и угнетаемым. Множество больших и малых обстоятельств – от налогов до неравноценности свидетельств в суде – вызывали постоянное чувство несправедливости. Можно уверенно сказать, что наиболее досадными были даже не официальные контакты с турецкими властями, а своеволие и беззаконие. Турецкие аскеры на базаре платили треть цены, а то и совсем не платили. Молодые турки – не обязательно близкие к властям люди, а какие-нибудь простые грузчики или чернорабочие – бесчинствовали, похищали и насиловали девушек. Самыми страшными были аскеры, которые не хотели после военных действий возвращаться к мирным занятиям и стаями бродили по Румелии, развлекаясь насилием.

Влияние турецкой культуры было сильнее в Болгарии, более слабым в воинственной Сербии и совсем слабым в Черногории. Объяснить разницу между Болгарией и Сербией могут простые цифры: в Болгарии горы и возвышенности занимают 33 % территории, в бывшей Югославии – 75 %. Коренная Сербия, без придунайских долин Шумадии, это просто страна гор. В давние времена болгарские торговцы были основными поставщиками скота для турецкой армии (джелебами); джелебов назначал сам султан. В XVII ст. две трети джелебов были болгарами, треть – турками. В конечном итоге, сербы и другие выходцы из балканских христиан составляли большинство сипаги, служа в регулярной коннице на условиях ленного земельного владения, обрабатываемого крестьянами на основе повинности. Реформа привела к тому, что земельные тимары были переданы турецким крестьянам в чифлик – наследственный надел типа хутора. В чифлике строилась хозяйская хижина, помещение для наемных рабочих, общая кухня. Только после освобождения чифликчейство в Болгарии было переориентировано на принципах обычной хуторной частной собственности.

Турков в славянских странах Балкан было не так много, только в пограничной с Валахией Добрудже они составляли значительный процент сельского населения; преимущественно турки жили в городах и выехали в Турцию после образования на Балканах христианских независимых государств. Болгары с конца XVIII века, с периода, который называется Возрождением, все более демонстративно отказываются от восточных черт быта; меняется планирование двора, в первую очередь в городе, дома ставятся передней частью к улице и выглядят все представительнее, ограждение становится более открытым, перед домами появляются цветники, кусты, деревья. Город решительно меняет вид, и за этим кроется большой внутренний культурный переворот.

Болгарское движение Возрождения, будучи преимущественно культурным, опиралось на круги местной интеллигенции и буржуазии. Сербское движение сопротивления, начиная с XVIII ст., приобретает прежде всего политический и военный характер. Особенно воинственное неприятие турецкой культуры и всего турецкого свойственно черногорцам. На Черную гору издавна идут наиболее непокорные сербы. Сербский путешественник Милорад Медакович в книге «Жизнь и обычаи Црногораца» (Нови Сад, 1860) так характеризовал быт черногорцев: «Черногорец имеет бедную еду и чаще всего питается сухим хлебом… Встает рано и сразу идет на работу, завтракает, когда рассветет. На завтрак ест хлеб с сыром или луком. К обеду имеет что-то получше. Сварит кашу или поест ломоть сыра или мяса… Редкий черногорец имеет достаточно хлеба, чтобы дожить до нового урожая, а следовательно, должен прикупать. Тяжелее всего для черногорца – дождаться святого Юрия, когда все в лесу зазеленеет и оденется травой и цветами. Тогда тот, который имеет дома какую-то живность, начнет доить и уже не боится голода… У черногорца хороший желудок, который может переварить любую еду. Пшеничного хлеба черногорец употребляет мало: только на большие праздники и свадьбы пекут пшеничный хлеб, варят мясо, пьют вино и ракию».[111]111
  Цит. по: Karpatsky Dusan. Jugoslavska kuchyne. – Praha, 1988. – S. 28.


[Закрыть]

Не совсем понятно, почему преимущественно в Боснии сосредоточилось турецкое и мусульманское население Балкан: ни по естественным условиям, ни по административным позициям Босния не была чем-то особенно благоприятной для турков. Тем не менее, Босния отличалась не только тем, что сюда с XVIII века съезжались мусульмане со всех земель, где им угрожала опасность, в городах Боснии вообще существовала атмосфера более-менее мирного сосуществования мусульман и христиан, здесь восточный быт больше проникал в повседневную культуру христианского (преимущественно сербского) населения. Даже православная церковь, которая в Боснии и Герцеговини была отдельной, имеет черты идейного консенсуса – православные сербы в Боснии близки к богомильской ереси. Особая терпимость характеризовала Сараево, где при перевесе мусульман существовали также и православное, и католическое общества.

Этнографы считают, что демонстративный аскетизм черногорцев был скорее следствием их враждебности к турецкому гедонизму. По крайней мере, бедность черногорских крестьян соседствовала с показательной враждебностью к восточной роскоши. У сербов такого демонстративного аскетизма нет, но симбиоза с турецкой бытовой культурой гораздо меньше, чем у болгар.

Два, если выразиться по-современному, – политолога, которые имели диаметрально противоположные установки, в начале этой эпохи писали очень похожие вещи о российской внешней политике. Российский националист и консерватор Н. Я. Данилевский подчеркивал, что Россия не заграбастывает чужие земли, а продвигается на них по приглашению местных народов как их освободительница. Враг российского национализма украинский либеральный социалист М. П. Драгоманов, отмечал, что российское военно-политическое продвижение на земли Европы не связано с естественными направлениями российской колонизации – последние направлены в первую очередь к востоку, в Азию. Однако Россия не только продвигалась на запад и юго-запад, но и действительно пользовалась в этом своем вторжении поддержкой местных народов – в полном согласии с тем, что писал Данилевский.

По мнению Драгоманова, Россия решала – своими жесткими военными методами – вековечные национальные проблемы колонизируемых народов. Такими были проблемы польско-украинских взаимоотношений, проблемы взаимоотношений с Турцией народов Украины, Греции, Болгарии, Сербии, Армении и так далее.

Действительно, в начале российское вмешательство выглядело как помощь и даже, в критических ситуациях, как спасение; и потому, в частности, российское продвижение на Балканы получило горячую поддержку и консервативно-националистических, либеральных и леворадикальных элементов российского и украинского общества. Однако очень быстро братская помощь большого российского народа оборачивалась стремлением к бесконтрольной власти. Именно поэтому Россия быстро потеряла Болгарию, которая сменила ориентацию на австро-немецкую. Именно поэтому в России не складывались отношения с сербской династией Обреновичей.

В Болгарии непосредственным поводом для конфликта стало стремление России подчинить своим стратегическим интересам железнодорожное строительство (в независимой Болгарии после победы над Турцией в 1878 г. Россия сохранила контроль над железными дорогами). Российские генералы требовали, чтобы строительство железных дорог было подчинено идее развертывания армии на турецкой границе, болгарские политики и буржуазные круги хотели обеспечить интересы торговли с Центральной Европой. В результате к власти пришли пронемецкие круги во главе с Кобургской династией.

В Сербии отношения с Россией улучшились, когда в результате переворота власть взяла воинственная династия Карагеоргевичей. Их предок, Черный (Кара) Георгий, в начале XIX ст. был гайдуком, то есть «благородным разбойником», а затем, разбогатев, – торговцем скотом. Пережив на протяжении полвека несколько войн и с Турцией, и с Болгарией, Сербия стала милитаризированным государством с территориальными претензиями к соседям. Три срока перед войной военное министерство возглавлял умный и энергичный генерал Радомир Путник, благодаря реформам которого сербская армия стала полноценной военной силой. До сих пор неясно, насколько серьезно контролировала страну тайная офицерская организация «Црна рука», возглавляемая человеком под псевдонимом Апис, – начальником военной контрразведки полковником Драгутином Дмитриевичем. Ясно только, что «правительство Пашича его побаивалось»,[112]112
  История дипломатии. – М., 1945. – Т. 2. – С. 246.


[Закрыть] при том что старый Пашич был человеком самостоятельным, сильным и очень хитрым.

Традиционный дух воинственности и отваги, который жил в мужественных людях сербских гор на протяжении многовековой истории борьбы с турками, воплотился в военно-бюрократической структуре Сербского государства, готовой на авантюры с непредсказуемыми последствиями. Не раз сербское руководство шло на провокационные конфликты, рассчитывая, что в случае вооруженного столкновения Россия не сможет покинуть своего единственного надежного сообщника на Балканах. Такой авантюрой стало и убийство наследника австрийского престола, правого радикала Франца Фердинанда членом «Черной руки», что и развязало мировую катастрофу.

Сербские крестьяне-добровольцы идут на войну. 1914

На протяжении всего XX века между Сербией и Болгарией не угасал конфликт за Македонию. Сербы скорее готовы были признать этническую отделенность македонцев, поскольку это славянское сообщество по крайней мере более близко в языковом отношении к болгарам, чем к сербам. Для национального самосознания болгар признание Македонии отдельной нацией является чрезвычайно раздражающим обстоятельством, потому что тогда нужно было бы пересмотреть историческую легенду, – ведь без македонского Охридского царства история Болгарии теряет так же много, как история России без Киевской Руси. Однако это уже государственнические идеологические войны на поле истории, которые к реальным межэтническим взаимоотношениям имеют отдаленное отношение.

В межэтнических и религиозных отношениях в султанате особенную роль играли взаимоотношения турков с двумя большими христианскими нациями – греками и армянами.

Греки, этническая основа старой Византии, собственно, и начали серию освободительных войн на Балканах, которые завершились почти полной ликвидацией турецкой Румелии. Движущими силами греческого движения были как богатые купеческие общества греков в городах по всей территории Причерноморья, включая Одессу – наиважнейший центр греческого патриотического сопротивления, – так и (в коренной Элладе) организации крестьян и рыбаков во главе с «капитанами», традиционные структуры морской цивилизации. Отношение румын, болгар, албанцев, сербов к греческому антитурецкому сопротивлению было поначалу прохладным, учитывая давние конфликты с греческим торговым элементом. К началу века Греция уже вступает как государство в конфликты с соседями, исходя из разных территориальных мотивов. Значительная часть греков продолжала жить в подневольном положении на территории Турции, особенно в городах побережья, которые исторически были такими же территориями Эллады, как и греческие города на западных берегах Эгейского моря.

Единственной христианской нацией, большинство которой в начале XX века более или менее компактно проживало на землях, входивших в состав Турции, и не имело собственного государства, были в начале века армяне.

Можно отметить явления цивилизационного разлома.

Подобная несовместимость начала играть особенно опасную роль, когда в результате образования на Балканах национальных государств возникло несоответствие между государственными и этническими территориями. Такое несоответствие является самым болезненным результатом длительного существования больших империй. В пределах империй всегда пульсируют потоки миграций, переселения на чужие этнические земли, переселение из сел в города. Исторические территории этносов на их границах образовывали широкие маргинальные зоны со смешанным населением, которое давало и достаточно поводов для межэтнических конфликтов, и, в не меньшей мере, кое-где сглаживало межэтнические взаимоотношения. Понятно, что на всей территории Австрии проживали немцы и мадьяры; города – пункты самых энергичных миграций, преимущественно людей урбанистической культуры, но также притягательные центры для активной и малообеспеченной, если не нищей, части сельского населения, которое поставляло промышленности рабочую силу. Продолжалась и колонизационная миграция. Особенно много мигрировали сербы, на долю которых выпало больше всего кровавых войн с турками. Сербы спустились с гор до границ Венгрии и заново заселили поросли дубовых лесов-шумав в плодородных долинах Шумадии, где и сложился их государственный центр с Белградом; они переселялись и на хорватские земли, чтобы, как граничары, нести пограничную службу против турков.

Можно считать наследием турецкого господства взаимную враждебность болгар и сербов, которая породила несколько войн. Можно понять противостояние сербов и боснийцев. Можно усмотреть в культурной истории балканских этносов источники и других конфликтов.

В результате образования национальных государств возникли ячейки постоянных болезненных явлений в отношениях небольших, бедных и амбициозных балканских королевств.

Этническая территория каждого государства состоит из очерченной сердцевины и окружающей ее более-менее широкой окраины со спорными традициями и смешанным населением. Отсюда деление на Большую и Малую Сербию, Грецию, Румынию и так далее – и бесконечные взаимные территориальные претензии.

Но все это, а в первую очередь «цивилизационный разлом» и турецкое цивилизационное наследие, никак не может объяснить причину настоящей большой войны.

Если уж искать цивилизационные разломы, то последний и острейший из них пролегал именно от российской Армении к Киликии. Этот разлом действительно кровоточил и кровоточит поныне.

Но никакого отношения к взрыву ни Первой, ни Второй мировых войн это кровотечение не имело.