Текст книги "Капризы Ангела, или Приказ 1138"

Светка ковыряла тело, покрытое следами от язв и абсцессов – это следы после многих задуваний наркотиков под кожу. Рома терял терпение, мысли об убийстве будоражили сознание, разжигая желание, и закипала кровь. Все его стремления отразились на лице звериной маской. Рома медленно нашарил кобуру, медленно вытащил пистолет, внимательно разглядывал номер табельного оружия, медленно снял с предохранителя, демонстрировал внешние спокойствие и до предела взвинченные нервы, зажал рукоятку пистолета в руке. Холодное дуло уперлось в висок. Светка до этого момента забыла, что по соседству находится Рома, она дышала жаждой вмазаться, найти любую, самую дрянную венку и загнать раствор. В шприце наркотик давно перемешался с кровью. По ногам сочилась кровь, такую картину сами наркоманы называют «поросячьей ломкой».

– Расковыряла себя, как поросёнка, а венка пряталась в паху! – Всегда звучит эта фраза, самый законченный наркоман вскрывает себе пах.

Редкий случай, если наркоман со стажем не кололся в шею и не вскрыл себе пах. Взгляды Ромы и Светы скрестились. Звериный оскал обеих выражал предел ненависти вкупе с озлоблением друг на друга, и ко всему миру. Такую дикую смесь чувств можно увидеть на лице у человека, который готов убить, а вот человека под дулом пистолета трудно увидеть бесстрашным. Света не человек, она наркоманка и ей все равно сдыхать, но то, что кто-то мешает ей загнать раствор в вену, предел безумия. Два человека перед лицом крайнего исхода, на что могут рассчитывать? На случайность, ответ однозначный. И эта случайность зазвонила в двери. Когда зазвенел звонок, Рома вздрогнул и чудом не нажал на курок, медленно стал поворачивать голову в сторону трели. Этих мгновений Светке хватило, чтобы встать, оголить пах и начать вводить жидкость из шприца. Волна блаженства мгновенно накрыла лицо и тело, а теперь и умереть не страшно.

– Ух, разломилась, – облизывая губы, проговорила Светка.

– Тварь, – этот миг разрядил атмосферу мерзости. – Ты кого ждёшь? – Сменил гнев на милость, но в руке продолжал сжимать пистолет.

– Да, кто угодно может пожаловать, – растягивая слова, млела Светка в эйфории.

Рома уже не слушал бред кайфа и разглядывал в дверной глазок физиономию Тимохи.

– Нормально, заходи, пожаловал в нужный момент. – Пригласил Рома знакомого нарика, которого другом не называл только потому, что пользовался его услугами.

Тимоха всегда знал, что всё ещё на вольных хлебах пасётся только потому, что Роме нужны его услуги, потому и время играет на руку Тимохи, и тюрьма маячит в заоблачных далях. Хотя при встрече лёгкий страх всегда щипает Тимоху за зад.

– А что? Я всегда готов… – Проблеял Тимоха и, пружиня походкой, двинулся в зал. – Ого, ну и приплыли… – Жуткие картинки мелькнули в сознание труса, наркоманы все в сущности своей трусливые. – Рома, ты её замочил?

Рома почесал затылок дулом пистолета, зная, что его «баян» с готовым раствором лежит на телевизоре. Он помнил, что Светка не смогла вмазать его из-за ломки. Он, идиот, позволил ей разломиться, не учёл, что она в тряске рук не попадёт и себе в капилляр, так как стаж за много лет сожрал все вены.

– Жаль, что не замочил. Ты спас эту тварь от легкой смерти! – Ха-ха-ха, Рома смеялся над своими мыслями. – Хотя глупости, её бы смерть спасла от жизни или жизнь надо спасать от неё.

– Что, передозировка? Может, откачаем? – Бледнея пуще прежнего, топтался на месте Тимоха, но желание свалить из квартиры выдал косящим взглядом в сторону дверей.

– Меня вмажь и качай, и помни, шанса свалить у тебя нет, косой взгляд потушу пулей, – Рома ехидно скалился, направил табельное оружие в голову Тимохи.

– Я понял, надо варить? – Заикался на каждом слове, но с места двинуться дрейфил.

Рома за спиной Тимохи прошёл к телевизору, взял «баян». Ситуация страха стала его веселить. Адреналин закипал в жилах при виде пульсирующих вен на Тимохиной шее. Тимоху страх медленно стал прижимать к полу.

– Не напрягайся, вот, на «баян», у тебя же получится? – Рома сел на диван, отпихнув ногой валяющееся тело Светки возле дивана.

– Получится… – Тимоха не мог оторвать глаз от пистолета.

– Не парься… – перехватил взгляд Рома и сунул «Макаров» за ремень, чуть приподнявшись.

Рома был в вольном одеянии, закатал рукав свитера и рубашки очень быстро, его вены ещё были счастливы, что их владелец не загонял в них всякую грязную дурь, и стаж наркомана был приличным, но работа в органах спасла тело от абсцессов. Тимоха присел на колени возле дивана, потёр рукой вены и ловким движением поймал цель. На волну прихода Рома расслабился, откинул голову на спинку дивана и прикрыл глаза. Тимоха совсем не находил в себе сил для скорой помощи, совсем не хотел бороться за жизнь Светки. Не хотел задержаться в этой квартире, но здравый смысл победил. Он быстро ринулся на кухню и, разбрасывая грязную посуду, нашёл соль. Хорошо, что в чайнике обнаружилась кипячёная вода, а то в ход бы пошла водопроводная. Полных две столовых ложки насыпал в стакан и лихорадочно размешал. В «баян», которым две минуты назад вмазывал Рому, набрал три куба соляного раствора и вернулся в зал, не обращая внимания на кайфовавшего Рому, превратился в медицинского брата. Тимоха очень быстро нашёл вену на шее, по пятнам крови на спортивках догадался, что Света вскрыла пах, сделав последнее, что позволяют себе наркоманы. Это вскрыть – святая святых, хотя о какой святости можно говорить. Все наркоманы с первым уколом надевают маску лицемерия, злобы, изощрённости и до гробовой доски снять её не в силах. Соляной раствор раздул вену до размеров куриного яйца, а Тимоха старательно делал искусственное дыхание и применял ударотерапию. Саданув со всей дури в грудную клетку, он вдувал Светке в лёгкие большие глотки воздуха, вслух считал свои манёвры.

– Восемь, девять… – Вдул глоток воздуха. – Десять, одиннадцать… Давай дыши, дыши, дыши. – Удар, воздух, счёт, сколько раз нужно повторить такие действия, чтобы откачать наркомана? – сам с собой разговаривал Тимоха.

– Ещё удар… – Подал голос Рома, наблюдая за действиями спасения. – Пятнадцать, шестнадцать, хорошо. – «Хорошо» было сказано Светке, так как она сделала свой первый реанимированный вдох и блевонула.

– Всё, будет жить! – Отскакивая, констатировал факт Тимоха.

Рома встал с дивана и, глядя через плечо, пошёл к выходу.

– Гуд бай, я не прощаюсь, – махнул Рома вытащенным из штанов пистолетом, и на ходу спрятав его в кобуру, шумно хлопнул дверью.

– Что это было? – Светка, удивлённо смотрела на свои вещи, измазанные жидкостью из желудка.

– Ты передознулась, Рома не пожадничал герыча, – просветил Тимоха.

– А ты как здесь?

– Да зашёл на огонёк, не зная, что тебя хотят пристрелить.

– Вот ублюдок… – память вернулась к Светке и события восстановились в сознании. – Ты его вмазал?

– Да, он «баян» с герычем подал, я его втёр. Он даже не предложил мне оставить.

– Ты угораешь?

– Да какой угар? Я свариться к тебе пришёл.

– Иди, вари, что пялишься, – прогоняла Светка из зала Тимоху.

– Понятно, без благодарности за спасённую жизнь меня делают рабом.

– А может, тебе ещё и спасибо сказать? – Зверея от наглости Тимохи, Светка начала подниматься и застонала от боли в грудной клетке. – Ты что махал со всей дури?

– А что, жизнь возвращал кулаком, – отшутился Тимоха, уходя в кухню.

– Да пошёл ты… – Светка проползла с метр на карачках, медленно встала и закрылась в ванной.

Тимоха забыл про её существование на пять-шесть часов и колдовал, отбивая, вываривая, переливая, выпаривая «Винт». Воскресшая из тлена Светка, медленно вышла из ванной, уселась в грязной комнате на диван и тихо постанывала. Тимоха затих на кухне, выбирая «Винт» в три шприца.

– Я так понимаю, сегодня кайф на двоих? Где Верка?

– Хочешь правду или обойдёшься невинным, типа не твоё дело?

– Да мне чего? Я кайф на троих мутанул.

– Молодец… Верка третий день в походе. Ушла на шарик и до сих пор не вернулась.

Шариком называли место на трассе, где путаны шабашили без сутенёров, точнее, кто не желал лезть под гнёт крыш в любой форме их проявления, стояли на памятнике, который символизировал земной шар на постаменте.

– И часто она загуливала? – Спросил Тимоха, сверкая двумя шприцами в руках.

– Загуливала регулярно, кто её тут нанимался раскумаривать? Ну, вот по три дня таскаться ей ещё ни разу не удавалось. Кто захочет наркошу греть и лелеять?

– Может, что случилось? – Тимоха говорил из кухни на повышенном тоне.

– Если не затаскалась в доску, то где-нибудь кумарить прибомбилась!

– Ну, да, или жизнь накрылась медным тазом, – Тимоха приладился к своей вене на кисти левой руки и блаженно ввёл драгоценную жидкость.

– Хорошо пошла? – Цинично заметила Светка, впрочем, не циничней, чем минуту назад равнодушно рассуждала о Вериных похождениях.

– Ты семь часов назад сама почти сдохла! – отметил Тимоха.

– А с чего ты взял, что я танцую канкан на Верином трупе?

– Ну, ты же не волнуешься, что трое суток её нет?

– А что, ты предлагаешь подать в федеральный розыск?

– А что суетиться, мужу позвони. Какой труп мимо убойного отдела в нашем городке увозят в морг?

– Да пошёл ты, умник. Вмазывай меня, грудка болит после твоего воскрешения.

– Хорошо, что передознуться можно только белым, – пробубнил Тимоха.

Светка блаженно закатила глаза, шишка на шее от солевого раствора рассосётся через неделю, не меньше. Грудь болеть будет недели две, а то и месяц, а колоться она будет каждый день, заглушая реальность.

– А что, Рома реально хотел спустить курок?

– Да пошёл ты со своими тупыми вопросами. Всё, подсадил на шугняк, – Светка потерла руками лицо.

– Я не хотел пугануть тебя, сам реально трухнул. Зашёл, ты в крови, он с пушкой.

– Да что обсуждать эту тему, пронесло. Реально, где Верка? Я дня три с ломкой парюсь, и про неё забыла.

– Точняк, может, звякнешь муженьку?

– Не указывай, завтра, может, и звякну.

– Да не гони, завтра закумаришь, и другие проблемы глаза замажут, Тимоха замолчал, понимая, что всё сказал.

Светка задумалась, потянулась за телефоном и тупо стала разглядывать дисплей, набираясь смелости для звонка. Страх завтрашних ломок сам тыкал пальцами в кнопочки. После первых двух гудком в телефоне раздался приглушённый голос Димы.

– Алло? Тебе денег? – Дима всегда задавал этот вопрос после нажатия зелёной кнопки. Стремился избежать контакта и Светкиного вранья.

– Да, чё сразу денег? – Ритуально огрызалась Светка. – Я что, не могу позвонить мужу?

– Можешь, звони… – Дима стремился разговор свести к минимуму.

– У тебя там трупа Верки нигде не валяется? – Светка всегда была циничная до отвращения и прямолинейная до безумия, улыбалась гордая сама собой, пугая откровенностью тех, кто с ней соприкасался.

– Ты в угаре? – Дима задал вопрос, и до него медленно стала доходить реальность через язвительный звук Светкиного голоса…

– В каком угаре? Ты денег дашь? Я воскресла из тлена, как птица феникс, и желаю продолжения банкета. Прошло три дня, и я поняла, что в квартире чего-то нет, оказалось Верки. Три дня это много для любого фуршета с блядью не первой свежести. Денег дашь? Я тут к матери завтра утречком собираюсь… – эта фраза из оперы «шантажа», всегда заканчивала монолог любой длины.

– В ход пошёл шантаж, – отметил Дима. – Ты всё сказала?

– Нет, ты денег дашь?

– Дам, завтра утром в парке.

– А Макса прихватишь на смотрины? Мороженым в кафешке накормишь? Уделишь внимание бедной родственнице?

– Сука, имей совесть…

– Ну, любимый, какая совесть. Эту роскошь я проколола десять лет назад, а то завтра утром к маме…

– Да, хорош тебе, хорош, хочешь увидеть Макса?

– Хочу, чтоб Максим увидел меня.

– Я денег тебе дам на три дозы, тогда о сыне забудешь?

– Не подкупай меня, я не продаюсь, а то, что ты всегда выручаешь копейками – респект тебе и уважуха…

– Ну что, в парке без Максима?

– Да ладно тебе, я в порядке, красивая блондинка как всегда, без чёрных кругов под глазами. Завтра в парке в 10.00 с Максом и с монетками, жду тебя в нашей кафешке. Закажу мороженое, ты платишь!

– Сука…

– Зато и дорога тебе – это значит, да?

– Да! – Димин голос от злости и безвыходности охрип.

Дима отключился. С вопроса «ты в угаре?» он осознал, что та блондинка под мостом, над трупом которой он разразился хохотом, и есть Верка. Ему тогда и в голову не пришло, что именно её труп он не хотел опознавать поздним вечером. Радостная или горькая мысль, что это не Светка, мешала мозгу реально оценить обстоятельства, поэтому он вспомнил, что в морге лежит труп без опознания, просто с номерком на правой ноге большого пальца. Когда Светка позвонила, Дима сидел в своём кабинете, предвкушая весёлую попойку, тем более, завтра выходные.

– Дмитрий Александрович, рабочий день закончен. – В двери заглянул Андрей, на работе всегда присутствовала официальная форма обращения.

– Зайди, Андрей Геннадьевич, совещание устроим, ЧП…

– Зайти сразу или через буфет?

– Заходи сейчас, заначку взорвём!!

Дверь за Андреем захлопнулась. Уверенно повернулся замочек, закрываясь на два оборота и преграждая путь всем, кто решится на неожиданный визит. На стол звонко выставились две стопочки и пузатенькая бутылочка коньячка. Ловко нарезая лимон острым ножичком, Дима сглотнул комок слюны, следы рефлекса на лимон. Разлил янтарную жидкость в стопочки, понимая, что коньяк пьют из пузатых фужеров. Кивнул Андрею, сидевшему напротив, пригласил выпить и махнул, не дожидаясь реакции, полную стопку, сразу наливая по второй.

– Не заливай беседу, товарищ майор, её всё ровно беседовать – сказал Андрей, закусывая вторую стопку лимончиком.

– Вы правы, товарищ капитан, жена звонила…

– Денег просила?

– И это тоже, но, кажется, я знаю кто та блондинка под мостом…

– Понятно, если жена звонила, значит под мостом и в морге одно тело. И это не жена, хотя понятно было ещё там. Мне показалось, что там была Верка, а может, и не Верка.

– Капитан, вашей логике позавидует доктор Ватсон. Если будет установлена личность блондинки из-под моста, всплывёт её место жительство, всплывут пикантные подробности из жизни матери моего ребёнка. Если пикантные подробности всплывут, узнает полиция нравов, кто крышевал блондинку из морга и денег не брал.

– Короче, полиция нравов захочет вас иметь, да, шеф?

– Капитан, если бы только иметь. Меня обвинят в нарушении всех статей Кодекса нравственности, но не генералы – блюстители закона, а дед моей жены. Его гнев хлопотнее, чем снять погоны…

– Засада…

– Не то слово…

Следующие пятнадцать минут начальник и подчинённый, два брата, два товарища, вообще просто Андрей и Дима, молча заливали в себя по 250 граммов коньяка, каждый оценивал варианты почистить пёрышки. Один себе, другой другу.

– Мало… – подытожил Дима, разглядывая пустую бутылку.

– Утро вечера мудренее? – Попытка Андрея остановить назревшую пьянку не удалась.

– Нет, завтра в 10.00 с Максом надо быть в кафешке.

– Понятно, шантажировала и добилась того, к чему стремилась…

– Ага, как всегда, мои аргументы под женскими фактами быстро ретировались. – Дима выставил ещё одну пузатенькую на стол, уронив кипу бумаг из сейфа.

– Майор, да ваши нервы на пределе. Одна бутылочка не факт, что снимет стресс.

– Вы правы, капитан, давайте распределим задачи… – Шуточная форма диалога всегда помогала в трудную минуту двум настоящим товарищам.

– Хочешь, завтра в 10.00 я пойду с тобой в парк?

– Нет. Тело в морге должно остаться неизвестной личностью. Дело загипсовать на отдел, быстро и гладко.

– Задача понятна. Ильич дает команду следователю Светлову, он передает мне материал, и дело в шляпе – это дельце под мостом я запираю у себя в сейфе на полгода, потом сфабрикую отказную.

– Отлично, давай…

– Ух, напиток Богов… – Выдохнул Андрей, смакуя лимон после очередной рюмочки.

– Я завтра в парк. Ты Лену-риелтора найди, сними квартиру в Ленинском районе на полгода. Завтра Светке скажу, что она переезжает.

– Про тело скажешь?

– Не знаю, это она мне сказала, что Верка три дня не появляется. Тогда под мостом я даже не допустил мысли, что все блондинки на одно лицо.

– Ага… Если считать лицом цвет волос и зад… Выпьем за блондинок.

– Ага…

Допили вторую бутылку. Собрали улики в пакет, который Дима сунул в мусорную корзину. Встали одновременно, не сговариваясь, поправили милицейские мундиры, на ходу снимая фуражки с вешалки, сделали умные, трезвые лица и дружно зашагали по пустым коридорам на стоянку за машинами. Кивком попрощались и исчезли в салонах, каждый своей машины, отчаливая восвояси, уточняя, что утро вечера мудренее, задачи, постановленные накануне, разгребут завтра или загребут, не суть, тема звучит нечистоплотно, как то: жизненные ситуации подводят личность к тому, что ей надо выкручиваться, а инстинкт самосохранения у всех животных на первом месте, и человек не исключение.

Глава №6

Статья 23. Коррупционно опасное поведение руководителя:

Часть 1. Коррупционно опасное поведение руководителя является

злостным видом аморального поведения, дискредитирующим

органы внутренних дел.

Часть 2. Видами коррупционно опасного поведения руководителя является: протекционизм, фаворитизм, непотизм (кумовство), а также злоупотребление

служебным положением.

(Выписка из Приказа 1138)

– Слышал, Тимоха, я завтра в 10.00 сыночка увижу…

– Слышал, и деньжат для тебя не жалеют. Про Верку даже забыла.

– Типа ты о ней помнишь? Давай догонимся? Ты впервые свой ритуал нарушил и не свалил.

– И чё? Я увлёкся…

Утром зазвенел будильник, Дима легко поднялся с постели, он всегда радовался, осознавая, что выходные – это время, которое он посвящает сыну. Только сегодня радость омрачена тем, что в кафе будет ждать Светка. Выскочил из ванной и побежал вытираться в спальню. Махал или не махал полотенцем, вспомнить не смог, но с тумбочки с грохотом упал на пол портрет сына. Стекло рассыпалось на мелкие кусочки.

– Вот досада, как угораздило? – Отгоняя суеверные мысли, вслух разговаривал Дима. – Ничего хуже, кроме того, что эта сука будет раскумаренным животным и сын увидится с ней, произойти не может.

Дима собирал осколки и поранил палец. Никогда его не пугала кровь, а сейчас почему-то, увидев красные капли, всем телом вздрогнул, и засосало под ложечкой.

– Фу, чёрт, интуиция, какого ладана проснулась? – Посмотрел на часы, которые показывали 9.15, закончил собираться и с шестого этажа быстрыми шагами пошёл в низ.

– Ой, Димочка, а что вы пешком? Лифт сломался? – защебетала консьержка.

– Лифт в порядке, Зоя Михайловна!

– А бледненький какой! Ой, не к добру столько времени тратить на работу.

Всегда словоохотливый Дима себе удивился, от чего ему так не хочется разговаривать с Зоей Михайловной. Промычал какие-то неразборчивые слова и почему-то выбежал из подъезда. Вслед старуха покачала головой, осознавая странное поведение Димы.

Максим жил в трёхкомнатной квартире с Диминой матерью. Своими ключами Дима открыл «трёшку» и ввалился в коридор.

– Дима, сынок, у тебя всё в порядке? Да на тебе лица нет? – Едва увидев сына, засуетилась мать.

– А Максим где?

– В спальне был, рано ещё. Выходной, нежится в постели, – отозвалась старушка, внимательно следя за сыном.

Дима не осознавал, что с ним происходит, не снимая обуви, шёл в спальню, как-то сосредоточенно глядя себе под ноги. Какие мысли вертелись в его голове, остается темным лесом, на поверхности только непонятное поведение, которое заметила мать и сама волновалась.

– Да что случилось, Дима? – Мать заволновалась, засуетилась, реагируя на неординарное поведение сына.

Из спальни выскочил в пижаме двенадцатилетний мальчишка и ринулся навстречу отцу. Дима подхватил пацана на руки и крепко к себе прижал. Раньше ничего подобного не происходило. Он спокойно заходил в квартиру, спокойно раздевался, усаживался в зале и ждал, когда его присутствие обнаружит сын.

– Папка ты чего? С мамой что-то случилось? – Сыну мигом передалось волнение отца.

От звонкого голоса Максима Дима вздрогнул. Сообразил, что сильно прижал мальчика к себе. Почему-то покраснел и смущённо поставил сына ногами на диван. Заглянул в лицо, в глаза, растрепал волосы большими руками.

– Нет, сынуля, с ней всё в порядке. Кстати, собирайся в парк, она нас там ждёт, – сказал Дима, но поймал себя на мысли, что голоса своего не слышит.

Максим вопросительно смотрел на отца, ожидая продолжения фразы, но пауза затягивалась, и бабушка, оценивая ситуацию смущения, разрядила обстановку хлопотами.

– В парк, да? Ну, что встали, как две былины в поле, смотри-ка, расшалились! Один в пижаме, другой обутый, один – марш одеваться, другой – разуваться, – хлопала старушка по толстым бедрам руками, но улыбалась как-то искусственно.

– Есть, мой генерал!

В один голос козырнули отец и сын. Когда Максиму было два года, он впервые повторил жест отца, который на указание матери приставил руку к фуражке и серьёзно сверкнул глазами. Потом обнял и поцеловал её в щёчку. С тех пор много воды утекло, но сейчас сын и внук козырнули и ринулись целовать бабушку и мать.

– Тише, бугаи, задавите, – пыхтела старуха, а сама щеки для поцелуя подставляла.

О неловкой ситуации появления сына было забыто. Завтракали, весело смеялись. Спустились в машину и махали бабушке, стоящей на балконе.

– Ой, пап, я телефон забыл, сбегаю?

– А может, ну его? Бабушка всегда говорила – возвращаться плохая примета.

– Пап, и ты ей верил? – Максим смеялся.

– Нет, не верил!

– Ну, я сбегаю?

Он умчался, а Дима сел за руль и задумчиво уставился в пространство. Он чувствовал в себе безграничную любовь к своей плоти и крови, с момента появления сына на белый свет. Сейчас он сам не понимал, почему его с такой силой захлёстывают волны любви к сыну. Какое-то безумное наваждения затмило сознание. Дима почувствовал себя одиноким на всей земле. Опустошение мешало вернуться в реальность. Ему казалось, невозможна потеря сына. С дикой яростью он вцепился двумя руками в баранку.

– Да что за хрень? Я ничего, никого не потеряю в этой жизни… – Дима громко проговорил вслух, отгоняя раздражение и гомон интуиции.

Хотел выскочить вслед за Максом, но мальчуган уже бежал к машине, размахивая телефоном. Всю дорогу до парка Макс непринуждённо болтал, рассказывая о школьной жизни и детских шалостях. Подъезжая к парку, почему-то умолк. Задумчиво разглядывал прохожих и неожиданно задал шокирующий вопрос, вспомнив который позже, Дима поймёт, Макс предчувствовал свою смерть.

– Пап, правда, когда люди умирают, они становятся ангелами?

– Я не знаю, сынок, – за сегодняшнее утро Дима вздрогнул в третий раз. – Ты подумал о маме?

Ответить на вопрос Максу помешал охранник стоянки, на которую въехала машина. Он барабанил костяшками пальцев в окно водителя. Дима опустил стекло.

– Извините, если в парк более чем на два часа, будьте любезны, припаркуйте машину в третий ряд.

– Нет проблем… – Дима согласился встать в третий ряд, хотя раньше более двух часов Светка их не задерживала, и он всегда парковался в первом ряду.

Им и часу хватало на встречу. Пять минут Света шмыгала носом, целуя Макса, Максим, опустив руки, стоял столбом. Потом пять минут просила прощения у сына, он говорил, что давно простил её. Остальные сорок минут тупо сидели за столиком, Светка тупо кидала намёки, чтобы Дима дал денег. Дима звал официанта, официант приносил две папки. Полистав свою папку, Дима вкладывал в неё деньги и протягивал Светке.

– Дорогая, закажи сама!

– Пап, а мне фисташковое мороженое и колу.

– Да, да, сынок, я закажу, – лепетала Светка, стараясь спрятать купюры под стол, чтобы не видел Максим.

Макс всё видел, он был уже взрослый, и многое ему стало понятно в отношениях родителей, сегодня было всё необычно. Пришли в кафе, Света, уже скучая, сидела за столиком и вертела в руках салфетку. Дима с сыном подошли сзади, поэтому Света даже не увидела, как они сели. Занятая своими мыслями, а точнее, осознанием близко подступающих ломок.

– О, вы уже появились? – проговорила Света и шмыгнула носом (признак близких ломок у наркоманов).

– Да, учимся делать маме сюрпризы, правда, сынок?

– Правда, пап, – отозвался подросток, не глядя на мать.

Взрослеющему Максу уже надоело ломать комедию с поцелуями, поэтому он года два как избегал объятий матери. Последний раз активно забастовал, и Света поняла – больше ей не чмокать сына, он вырос.

– Ну что, всё как обычно? Официант, принесите меню, – Дима махнул официанту, который вертелся возле стойки бара, ожидая приглашения клиента.

– Пап, а может, я сгоняю за мороженым? – Макс подскочил с места, он заметил знакомого подростка, который шёл к стойке бара.

– Сиди, сынок, – тихо попросил Дима, он не командовал над сыном, их отношения были самые классные. Сын и отец были друзья.

– А что, пусть сгоняет, вон повзрослел как! У меня к тебе вопросик есть, – Светка вопросительно смотрела на Диму, сверкая синими кругами вокруг глаз.

– Ладно, иди Максим! – Максим пошёл к бару, заказал мороженое, оглянулся на родителей, разглядывая их долгим взглядом. Бармен составлял заказ на поднос.

– О, Максим, здорово, ты чего тут? – К нему подошёл подросток года на два постарше.

– Я с предками. Мамаше денег дадим и поедим с папой в цирк!

– Здорово, а у меня смотри, что есть! – Вадик отодвинул в сторону край ветровки, демонстрируя рукоятку пистолета, торчащего в штанах.

– Ого… – удивился Максим.

– Да, тише ты. Пошли, пальнём ворон по разу.

– А чё, настоящий? – уточнял Максим, ну, какого пацана не заинтересует оружие?

– Да, стопудовый.

– Где взял?

– Да, чё, как баба интересуешься? Где взял, там уже нету. Ты идёшь?

– Ща, только папе скажу, что сгоняю в туалет, – отозвался Максим.

– Идёт, я жду тебя у выхода из кафешки.

Максим взял поднос с мороженым, принёс. Поставил на столик. Заметил напряжение на лицах родителей. Понял, что они обсуждают что-то взрослое, и выпалил на одном дыхании.

– Пап, я сгоняю в туалет. Я мигом.

Не дожидаясь ответа отца, выскочил из кафешки. Дима со Светкой давно уже перестали ругаться и упрекать друг друга. Отношения держались на нежелании, что кто-то вынесет мусор из их кухни на общественную помойку. Кухня – это их отношения, а помойка – это общество, которое само завалено брёвнами, а их кухня другим почему-то костью в горле.

– Верка не объявилась?

– Нет… – повисла пауза, тишина затянулась. Светка не знала, о чём говорить, но любопытство распирало.

– Ты на той неделе переедешь, – Дима всегда просто указывал.

– Хорошо! – А Светка не возражала, зная, что капризничать ей нельзя, денег не даст. – Что-то серьёзное?

– Ещё не знаю, страхуюсь, – Дима уклонялся от правды. С функцией по умолчанию всегда легче отвечать за необдуманные реплики.

– Понятно, денег дашь?

Светкин вопрос повис в воздухе, где-то за кафешкой прозвучали почти подряд два выстрела, хлопки слились в единый гул, казалось, вся округа зашумела. Раздались истошные крики, непонятно кому принадлежащие. Дима подскочил, роняя стул, и быстрыми шагами двинулся за кафешку. Поворачивая за угол, он перешёл на бег, когда выскочил за подсобное помещение, первое, что он увидел, спиной к дереву прижался подросток. Дима осознал – крик, который он слышал, сидя за столиком в кафешке, принадлежит этому мальчику. Пацан обхватил руками голову, уставился на пистолет, который лежал возле него, и кричал, безумно кричал, надрывая свои голосовые связки и сознание толпы. Из подсобных помещений выскочили две женщины и озирались по сторонам, не зная, что предпринять, топтались на месте. К ним присоединились посетители парка – молодая пара и старичок, который переминался в ноги на ногу и теребил в руках шляпу.

– Человека убили, – эти слова принадлежали старику, который бессмысленно тряс шляпой.

– Надо милицию вызывать, – срывая голос, истерила девушка.

– Да, да, и «скорую», – подхватила женщина в рабочем халате, зачем-то заглядывая в ведро, которое держала в правой руке.

Какое-то глупое поведение проявляется у многих людей, которые сталкиваются с событиями, которые происходят или случаются не каждый день. Дима уже сидел на корточках возле кричащего подростка. Аккуратно взял в руки пистолет, с удивлением разглядел на нём табельный номер, понимая, что, скорее всего, оружие принадлежит милиционеру или военному. Это значит, перед ним сидит подросток, который стрелял из этого оружия, и он, скорее всего, сын кого-то… Больше времени на рассуждения не осталось, где тот, в кого стрелял? Дима взглянул на толпу, понял, что люди смотрят за дерево. Убирая улику в задний карман джинсов, всем корпусом переместился за дерево и оценил, почему толпа не подходит ближе. Взгляд упёрся в кровавое месиво, до неузнаваемости забрызганную бурыми пятнами рубашку и до боли знакомые джинсы.

– Мой сын! – Два слова осознания захлестнули разум чёрной пеленой горя. – Милиция уже здесь. – Проговорил, громко чеканя каждое слово.

– Дима, делай что ни будь! – Светка упала на колени возле ног мужа, они ведь так и не развелись, а она сына узнала сразу.

Дима потряс головой, понимая, что действительно надо что-то делать, набрал номер Андрея. Волна безумного горя его еще не захлестнула, и сила воли, или навыки, не покинули возбужденный разум.

– Алло. В парке убийство, территория кафе «Лада», задний двор, – сообщил по фактам рабочим голосом, горе сломит его позже до звериного оскала.

– Что надо? Опергруппу, захват? – Принялся уточнять подчинённый.

– Нет, криминалистов. Убийца задержан, – следующий звонок, куда позвонил Дима, был в морг.

Он реальность не отпустил, понимал, труп есть. Описать его профессиональные действия и душевное состояние словами, которые знают люди, невозможно. В его сознании происходила запись реальных событий кадрами.

Кадр. Света на коленях, боится подойти к трупу сына, у которого вместо лица кровавая маска.

Кадр. Подросток, хрипло стонущий возле дерева. Убийца, предоставленный сам себе и своему осмыслению того, что он натворил, если вообще он в состоянии мыслить.

Кадр. Толпа с мутными лицами, в которые Дима не хочет всматриваться, и голоса, приглушённые до змеиного шипения в его восприятии действительности.

Кадр. Старик доказывает молодому парню, что он видел всё с самого начала. Старик позже станет главным свидетелем.

Кадр. Криминалисты. Рабочая группа милиции. Место преступления ограждают колышками и растягивают красно-белую ленту.

Кадр. Вспышки фотоаппарата. Позже Дима будет сходить с ума именно над этими снимками.

Кадр. Андрей появился рядом как-то быстро, как будто он всегда был рядом. Вопрос в упор.

– Личность погибшего установлена? – Андрей говорил в затылок Диме.

– Да, это мой сын. – Сухой хриплый голос Димы сообщил факт, не оглядываясь к другу.

Андрей сделал шаг ближе к Диме, который стоял у дерева. Побледнел, на скулах заходили желваки, как-то странно себя почувствовал, никому не желаю, чтобы смерть забирала близких трагично. Когда старость отнимает жизнь, как-то смирились люди, считают, так и должно быть, ищут эликсир бессмертия, а когда трагедия – это следствие страстей, это урок тем, кому жить продолжать, это наказание для живых, это боль, которую нести с собою в гроб живым… Светка тоже отползла к дереву и уселась рядом с пацаном, который перестал орать, упал головой в землю и громко постанывал.