Текст книги "Книга Странных Новых Вещей"
Автор книги: Мишель Фейбер
Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
4
«Всем привет», – сказал он
Д
орогая Би,
н
аконец появилась возможность общаться с тобой нормально! Не
н
азвать ли мое первое письмо «Первым посланием к джошуанам»?
О
, я знаю, что мы оба не слишком доверяем св. Павлу и его позиции
п
о разным вопросам, но парень знал, как писать убедительные пись
м
а, и мне теперь понадобится все вдохновение, особенно в моем
н
ынешнем состоянии (в полубреду от усталости). Так что пока мне не
п
ришло в голову ничего восхитительно-оригинального – «Да сни
з
ойдет на тебя благодать и мир от Бога Отца нашего и Господа Иисуса
Х
риста». Я сомневаюсь, что Павел имел в виду какую-нибудь жен
щ
ину, когда написал это приветствие, учитывая его проблемы со сла
б
ым полом, но если бы он знал ТЕБЯ, то написал бы это именно тебе.
Х
отелось бы ввести тебя в курс дела, но пока еще нечего расска
з
ать. На корабле нет окон. Снаружи миллионы звезд и, возможно,
д
ругие невообразимые пейзажи, но все, что я вижу, – это стены, по
т
олок и пол. И хорошо еще, что я не страдаю клаустрофобией.
Я
пишу тебе карандашом на бумаге (у меня куча ручек, но, похо
ж
е, они взорвались во время Скачка – вся сумка залита чернилами
и
знутри. Ничего удивительного, что они не выжили в этом путешест
в
ии, учитывая, чтó творится у меня в голове!..) Так или иначе, когда
м
удреная технология дает сбой, примитивная технология спасает.
В
ернемся к заостренной палочке с осколком графита внутри и листу
и
з прессованной целлюлозы…
С
прашиваешь, не сошел ли я с ума? Нет, не волнуйся (пока еще
н
ет). Мне не мерещится, будто я могу положить это письмо в конверт
и
наклеить марку. Я еще в пути – осталось часов двадцать пять до
к
онца путешествия. Как только окажусь на Оазисе и устроюсь, я пере
-
н
аберу эти записи уже на компьютере. Кто-нибудь подсоединит меня
к
Сети, и я смогу послать весточку в эту штуку, которую СШИК устано
в
ила в нашем доме. Забудь о названии «Почтовый компьютер Чжоу
–
д
вадцать четыре», которому нас с тобой научили. Я упомянул этот
т
ермин парням здесь, и они просто рассмеялись. Они называют его
«
Луч». Типично для американцев сокращать все до одного слога.
(
Но ведь легко запоминается!)
П
олагаю, что, чем ждать целый день, я мог бы использовать Луч,
и
меющийся у нас на борту, потому что я перестал спать, а это хорошее
з
анятие, чтобы заполнить время до посадки. Но тогда письмо не бу
д
ет личным, а мне нужна интимность, чтобы сказать то, что я собира
ю
сь. Остальных мужчин на корабле не назовешь – как бы это выра
з
иться – образцами благоразумия и деликатности. Если я напишу это
н
а их компьютере, то могу представить, как один из них находит со
х
раненную где-то там копию и читает мое сообщение вслух на потеху
о
стальным.
Б
и, прости, что никак не могу забыть это, но я все еще расстроен
п
о поводу того, что случилось в машине. Я чувствую, что подвел тебя.
К
ак мне хочется обнять тебя и все исправить! Глупо мучиться из-за
э
того, я понимаю. Я полагаю, это просто ставит меня перед фактом,
ч
то мы так далеки. Случалось ли, что муж и жена были на таком рас
с
тоянии друг от друга? Кажется, вот только вчера я мог протянуть руку,
и
ты оказывалась рядом. Нашим последним утром в постели ты каза
л
ась удовлетвореннoй и тихой. Но в машине ты выглядела смятенной.
П
омимо моего потрясения этим воспоминанием, я не могу ска
з
ать, что чувствую себя вполне уверенно в рассуждении моей миссии.
Н
аверное, это просто усталость и долго не продлится, но я сомнева
ю
сь, готов ли я. Остальные обитатели корабля при всей своей грубо
с
ти ко мне относятся хорошо, вроде как снисходительно. Но я уверен,
ч
то их интересует, почему СШИК потратил целое состояние, чтобы от
п
равить меня на Оазис, и должен признать, что я и сам не понимаю.
У
каждого члена экипажа есть определенная задача. Тушка (не уве
р
ен, что это не прозвище) – пилот, на Оазисе он работает с компьюте
р
ами, Билли Грэм, сокращенно Би-Джи, – инженер с огромным опы
т
ом в нефтяной промышленности. Артур Северин тоже инженер, но
п
о другой части, что-то связанное с гидрометаллургией, но все это
в
ыше моего разумения. Эти парни общаются как работяги со стройки
(
и, скорее всего, таковыми и являются!), но они умнее, чем кажутся,
и
, в отличие от меня, вполне соответствуют своему назначению.
Л
адно, думаю, что сомнений на сегодня достаточно!
Ч
асть этого письма, которую я нацарапал на корабле, подошла
к
концу – карандаш и бумага не для меня, да? Остальное, начиная с
э
того места, написано (ладно, напечатано) на Оазисе. Да, я прибыл.
Я
здесь!
П
риземлились мы мягко – даже слишком мягко, без трясучки,
к
оторая бывает, когда шасси самолета касаются земли. Больше похо
ж
е на лифт, прибывший на нужный этаж. Я бы предпочел что-нибудь
б
олее драматическое или даже пугающее, чтобы избавиться от чув
с
тва нереальности. Вместо этого тебе говорят, что вы приземлились,
д
вери открываются, и ты выходишь в похожий на трубу туннель, как
в
аэропорту, и потом оказываешься в большом уродливом строении,
п
охожем на все уродливые строения, в каких ты уже бывал. Я ожидал
ч
его-нибудь более экзотического, какой-нибудь архитектурной дико
в
инки. Но возможно, это место спроектировали те же люди, которые
с
троили здания СШИК во Флориде.
Т
ак или иначе, я уже в своей квартире. Я полагал, что по прибы
т
ии меня переправят куда-то еще, что я отправлюсь в путешествие по
к
акой-нибудь удивительной земле. Но аэропорт, если его можно так
н
азвать, скорее похож на огромный гараж – оснащен несколькими
к
рыльями вспомогательных помещений. И меня перемещали из одно
г
о помещения в другое.
К
вартиру мою не назовешь маленькой. Спальня даже больше на
ш
ей, тут есть пристойная ванная с душем (которым я еще не восполь
з
овался из-за усталости), холодильник (совершенно пустой, если не
с
читать ящика для льда, тоже пустого), стол, два кресла и, конечно,
Л
уч, на котором я и печатаю. Обстановка совершенно как в какой
-
н
ибудь гостиничной сети. Будто я в Уотфорде, в конференц-центре.
О
днако думаю, что я очень скоро засну. Северин сказал, что бессон
н
ица на пару дней – дело обычное для прошедших Скачок, потом
о
ни спят сутки подряд. И он явно знает, о чем говорит.
М
ы расстались несколько неловко, Северин и я. Скачок был со
в
ершен более точно, чем рассчитывалось, и даже с неограниченным
р
асходом топлива на то, чтобы достичь планеты максимально быст
р
о, у нас его еще очень много осталось. Так что мы просто сброси
л
и топливо перед посадкой. Ты можешь вообразить? Тысячи литров
в
прыснули в космос, вместе с отходами нашей жизнедеятельности,
г
рязными салфетками, пустыми контейнерами из-под еды. Я не мог
н
е сказать: «Определенно, можно было что-то придумать». Северин
о
биделся (я думаю, он защищал Тушку, который технически ответ
с
твен за это решение, – у них странные отношения от любви до не
н
ависти). Так или иначе, Северин спросил меня – не думаю ли я, что
в
озможно посадить корабль с таким количеством топлива «в задни
ц
е». Он сказал, это все равно что сбросить бутылку молока с небоскре
б
а и надеяться, что она приземлится в целости и сохранности. Я отве
т
ил, что если наука додумалась до Скачка, она определенно могла бы
с
ообразить, как решить проблему отходов. Северин уцепился за сло
в
о «наука». Наука, сказал он, не есть нечто таинственное, не какая-то
и
сполинская сила, это просто название для тех блестящих идей, кото
р
ые приходят в голову некоторым парням, когда они лежат ночью в
п
остели, и если проблема с топливом так уж меня беспокоит, то никто
н
е мешает мне найти ее решение и сообщить о том СШИК. Сказано
б
ыло вежливо, но агрессия явно чувствовалась. Ты же знаешь, что
е
сли мужчине вожжа под хвост попадет…
Н
е могу поверить, что пишу о том, как повздорил с инженером!
В
олею Господней меня послали в иной мир, первого христианского
м
иссионера, а я склочничаю о своем попутчике!
М
оя дорогая Беатрис, пожалуйста, расцени это «Первое посла
н
ие» как прелюдию к грядущему испытанию, как первую борозду,
п
роложенную на пашне, прежде чем заронить в нее что-нибудь пре
к
расное. Частично поэтому я решил перенести каракули, накорябанн
ые карандашом на корабле, в это сообщение для Луча как есть.
Е
сли я изменю хоть одно предложение, тогда возникнет искушение
п
оменять все. Если я разрешу себе опустить хоть одну глупую деталь,
к
ончится тем, что я все вычеркну. Лучше ты получишь этот бессвяз
н
ый и невразумительный лепет, чем ничего.
Я
иду спать. Уже ночь. Ночь тут будет три дня, если ты понимаешь,
о
чем я. Неба я еще не видел; вернее, видел на миг через прозрач
н
ый потолок зала прибытия, когда меня вели на квартиру. Очень за
б
отливый координатор СШИК, забыл имя, болтал со мною и пытал
с
я поднести багаж, а я еле плелся. Окна в моей квартире огромные,
н
о закрыты жалюзи, вероятно управляемые электроникой, и я слиш
к
ом устал и дезориентирован, чтобы догадаться, как это работает.
М
не надо немного поспать, прежде я начну нажимать кнопки. Ис
к
лючая, конечно, кнопку, которую я сейчас нажму, чтобы отправить
э
то письмо. Превратившись в лучики света, оно помчится сквозь
к
осмос, отскакивая от спутников, чтобы добраться до женщины, ко
т
орую я люблю. Но как могут эти слова, переведенные в двоичный
к
од, лететь так невозможно далеко? Я не поверю в это, пока не полу
ч
у ответ от тебя. И если ты можешь совершить такое чудо, остальные
п
оследуют, я уверен.
С
любовью,
П
итер.
Он спал и проснулся от шума дождя.
Он долго лежал в темноте, слишком ослабевший, чтобы перевернуться с боку на бок, и прислушивался. Дождь шумел не так, как дома. Его сила убывала и прибывала в стремительном циклическом ритме, три секунды, самое большое, между порывами.
Он синхронизировал колебания со своим дыханием, вдыхая, когда дождь чуть затихал, выдыхая, когда усиливался. Что заставляло дождь вести себя подобным образом? Естественно ли это или связано с конструкцией здания – воздушные перегородки, вытяжки, неисправная дверь, то открывающаяся, то закрывающаяся? Или что-нибудь столь же земное, как окно его дома, хлопающее на ветру. Он не видел ничего дальше полосок жалюзи.
Постепенно любопытство взяло верх над усталостью. Питер выполз из кровати, дошлепал до ванной, пошарил по стене в поисках выключателя и на секунду ослеп от галогенной вспышки. Он покосился на часы, единственный предмет туалета, который он не снял, идя спать. Он спал… как долго? Только семь часов… если не тридцать один. Он проверил число. Нет, только семь. Что его разбудило? Эрекция, наверно.
Ванная по всем статьям походила на те, какие ожидаешь увидеть в гостинице, за исключением туалета: вместо обычного спуска воды там было устройство, всасывающее содержимое со свистом и шипением сжатого воздуха. Питер мочился медленно, ощущая некоторое неудобство в ожидании, пока пенис не станет мягким. Моча была темно-оранжевая. Встревоженный, он наполнил стакан водой из-под крана. Жидкость имела бледно-зеленый цвет. Чистая и прозрачная, но бледно-зеленая. На стене над раковиной висело отпечатанное объявление: «ЦВЕТ ВОДЫ ЗЕЛЕНЫЙ. ЭТО НОРМАЛЬНО И БЕЗОПАСНО. ЕСЛИ СОМНЕВАЕТЕСЬ, ВОДУ В БУТЫЛКАХ И НАПИТКИ МОЖНО КУПИТЬ В МАГАЗИНЕ СШИК. 50 долларов за 300 мл».
Питер жадно, но все еще с подозрением уставился на стакан зеленой жидкости. Все эти истории про британских туристов, которые пили за границей воду и отравились. «Индийский понос» и тому подобное. Две убедительные цитаты из Писания пришли ему на ум: «Не заботьтесь о том, что вам есть и что пить» из Матфея (6: 25) и «Для чистых все чисто» (Тит. 1: 15), но ясное дело – контекст там был другой. Он еще раз посмотрел на плакатик, предлагающий альтернативу воде, – пятьдесят долларов за триста миллилитров. Ну уж нет. Они с Би уже решили, куда потратят деньги, заработанные в этой миссии. Выплатят ипотеку за дом. Переоборудуют ясли в церкви, так что дети получат больше света и солнца. Купят микроавтобус, приспособленный для инвалидных кресел. Список был длинный. Каждый доллар, им потраченный, вычеркнет что-то из этого списка. Он поднял стакан и выпил.
Вкус нормальный. Божественный вкус, на самом деле. Была эта мысль богохульной? «Да хватит тебе, – посоветовала бы ему Беатрис. – В мире полно более важных вещей, о которых стоит беспокоиться». И скоро он сам это узнает. Он встал, спустил воду, выпил еще зеленой воды. Вкус ее отдавал чуть медвяной дыней, или, может, ему почудилось.
Все еще голый, он подошел к окну спальни. Должен же быть способ поднять штору, даже если выключатели или кнопки не видны. Он пробежал пальцами по пластинкам жалюзи и зацепил шнур. Он потянул, и штора поднялась. Ему пришло в голову, что, пока он налегает на шнур, его нагота может стать очевидной всякому мимоидущему, но было слишком поздно о том беспокоиться.
Окно – цельная панель плексигласа – открылось полностью. Снаружи царил мрак. Пространство, окружавшее аэропорт СШИК, походило на опустошенную землю, мертвую зону бесформенного битума с мрачными сараями, притворявшимися домами, и хилыми веретенообразными фонарями. Все это походило на парковку при универмаге, никогда не меняющуюся. И все же сердце Питера заколотилось и дух захватило от восхищения. Дождь! Дождь не падал вертикально, он… танцевал. Ну мог бы кто-нибудь сказать такое о ливне? У воды нет разума. И все же. Этот ливень покачивался из стороны в сторону: сотни, тысячи серебряных струй, и все они выписывали одни и те же элегантные изгибы. Ничего похожего на земные дожди, беспорядочно мечущиеся под порывами ветра. Нет, погода была безветренна, а движения струй – грациозны, струи беспечно качались по небу от края до края и в том же колышущемся ритме стучали в стекло.
Питер прижался лбом к стеклу, ощутив его блаженную прохладу. Он сообразил, что его слегка лихорадит, и подумал, что извивы дождя ему просто привиделись. Всматриваясь в темноту, он попытался сфокусировать взгляд на ореолах света вокруг фонарей. Внутри нимбообразных сфер капли казались яркими, как станиолевое конфетти. Их чувственные волнистые узоры были необычайно чисты.
Питер на шаг отступил от окна. Отражение его казалось призрачным, иссеченным неземным дождем. Его обычно розовощекое, доброжелательное лицо походило на лик привидения. И свинцовое мерцание далекого фонаря вспыхнуло внизу живота. Гениталии Питера приобрели рельефный, алебастровый вид, словно у греческой статуи. Он поднял руку, чтобы стряхнуть наваждение, вернуть себе человеческий облик. Но возможно, это был чужак, помахавший ему рукой.
М
оя дорогая Беатрис!
О
т тебя ни словечка. Я чувствую, что буквально подвешен в воз
д
ухе – словно замер на вдохе, пока не получу доказательств, что мы
м
ожем общаться друг с другом. Однажды я читал фантастическую
п
овесть, в которой молодой человек отправился на другую планету,
о
ставив жену на Земле. Он отсутствовал только несколько недель и
п
отом вернулся на Землю. Но кульминация этой истории заключалась
в
том, что время для них текло по-разному. Когда он вернулся, то об
н
аружил, что на Земле прошло семьдесят пять лет и жена его умерла
з
а неделю до его возвращения. Он как раз поспел на похороны, и все
с
тарики там интересовались, кем приходится покойной этот обезумев
ш
ий юноша. Халтурная, заурядная фантастическая писанина, но я чи
т
ал ее во впечатлительном возрасте, и она пробрала меня до костей.
И
конечно, мне страшно, а вдруг это произойдет со мной? Би-Джи,
С
еверин и Тушка летали между Оазисом и Землей несколько раз за
п
оследние годы, и я полагаю, что они – лучшее доказательство, что ты
е
ще не сморщилась, как сушеная слива! (Хотя и тогда я буду любить
т
ебя!)
И
как, вероятно, ты можешь судить по моему лепету, я еще ужасно
с
ебя чувствую из-за смены времени. Спал крепко, но теперь мне этого
м
ало. Тут еще темно, как раз середина «трехдневной» ночи. Я еще не
в
ыходил, но дождь я видел. Он удивителен. Он качается из стороны
в
сторону, как шторы из бусин.
З
десь удобная ванная, и я только что принял душ. Вода – зеленая!
Е
е можно пить без опаски, как выяснилось. Как прекрасно помыться
к
ак следует наконец, хотя пахну я все еще странно (уверен, что ты сме
е
шься, представив, как я сижу тут и нюхаю подмышки, морщась от их
д
уха), а моча у меня просто невообразимого цвета.
Ч
то ж, это все не то, что я хотел написать в конце, но я ни о чем не
м
огу думать сейчас. Все, что мне надо, – это твой ответ. Где ты? По
ж
алуйста, подай голос.
Л
юблю,
П
итер.
Отправив послание, Питер послонялся по квартире, не зная, что делать дальше.
Представительница СШИК, которая сопровождала его, когда он покидал корабль, всеми возможными способами дала понять, что он может рассчитывать на ее помощь при любой необходимости. Но она не уточнила, как все это будет работать. И разгласила ли она свое имя? Питер не мог вспомнить. Определенно, никаких инструкций не нашлось на столе – ни приветствия, ни указания, как войти в контакт. Все, что было, – это красная кнопка на стене с подписью «ТРЕВОГА», но кнопки «НЕРАЗБЕРИХА» нигде не оказалось. Он провел какое-то время в поисках ключа от квартиры, подозревая, что он может выглядеть не как обычный ключ, оказавшись пластиковой карточкой, какие выдают в гостиницах. Потом догадался открыть дверь и изучить замок или, вернее, место, где мог бы находиться таковой. Но там нашлась только старомодная вращающаяся ручка, как если бы квартира Питера была одной из спален в каком-то огромном доме. В доме Отца Моего обителей много44
Ин. 14: 2.
[Закрыть]. Очевидно, СШИК не слишком заботился о безопасности и приватности. Отлично, видимо, персоналу здесь нечего красть или прятать, но даже в таком случае… странно. Питер выглянул в коридор, тот был пуст, и дверь Питера была в нем единственной.
Вернувшись в квартиру, он открыл холодильник, убедившись, что пустой контейнер для льда составлял все его содержимое. Но хоть на яблоко можно же было рассчитывать? Или это уже слишком? Он все время забывал, что дом очень далеко.
Настало время выйти и примириться с расстоянием. Питер натянул вчерашнюю одежду – трусы, джинсы, фланелевую рубашку, джинсовую куртку, носки, зашнуровал кеды. Причесался, глотнул немного зеленоватой воды. Пустой желудок булькал и ворчал, давно переварив и удалив лапшу, съеденную в полете. Питер шагнул было к двери, помедлил, опустился на колени и склонил голову в молитве. Он до сих пор не поблагодарил Бога за безопасное прибытие к месту назначения, и сейчас самое время. Он благодарил Его еще и за многое другое, когда явственно почувствовал Иисуса за спиной – Он будто подталкивал Питера, доброжелательно и насмешливо укорял его в промедлении. Тогда Питер вскочил на ноги и тотчас покинул квартиру.
Кафетерий СШИК гудел, но не людскими голосами, а из-за музыки, звучавшей из репродуктора. Помещение было просторное, одна стена его почти сплошь была из стекла, и музыка клубилась в нем, как туман, гонимый от вентиляторов на потолке. Помимо слабого ореола водяного сверкания на окне, дождь снаружи скорее чувствовался, невидимый глазу, создавая в зале приглушенную атмосферу уюта и защищенности.
Я смотрел, как рыдает ива
В подушку свою сиротливо.
Может, плач ее обо мне… —
пел призрачный женский голос, как будто передаваемый через мили и мили подземных туннелей, чтобы наконец проникнуть в случайное отверстие.
А когда стали тени густы,
Мне прошептали цветы:
– Ты один-одинешенек…
В кафетерии находились четыре работника СШИК, все молодые люди, Питеру неизвестные. Один был толстый, стриженный ежиком китаец, он дремал в кресле, уткнув лицо в кулак рядом с полкой, где громоздились кипы журналов. Другой возился в баре у кофейного автомата, на его длинном, тщедушном теле болталась безразмерная футболка. Он был поглощен балансирующим на барной стойке сенсорным экраном, тыча в него металлическим карандашом. При этом он пожевывал опухшие губы большими белыми зубами. Волосы его слиплись и обвисли, покрытые каким-то желатинообразным средством. Этот человек был похож на славянина. Остальные двое были чернокожими. Они сидели за одним столом, штудируя вместе какую-то книгу, для Библии она была слишком большая и тонкая – скорее всего, техническую инструкцию. Рядом с локтями их стояли большие кружки с кофе и пара десертных тарелок, пустых, если не считать крошек. Едой в помещении не пахло.
Я выйду за полночь из дому
Под звездным светом неистовым
В надежде встретить тебя…
Трое неспящих отметили его появление кивком чахлого приветствия, но не прервали свои занятия. Похрапывающий азиат и двое с книгой были одеты одинаково – просторные рубахи в восточном духе, свободные шерстяные брюки, никаких носков, спортивные туфли на толстой подошве. Вылитые исламские баскетболисты.
– Привет, я Питер, – сказал Питер, подходя к стойке. – Я здесь новенький. Хотелось бы поесть, так сказать.
Славянского типа юноша покачал своей прогнатической головой:
– Слишком поздно, братан.
– Слишком поздно?
– Переучет на сутки, братан. Начался час назад.
– Мне в СШИК говорили, что еда доступна в любое время, когда понадобится.
– Все правильно, братан. Просто убедись, что она тебе не понадобится в неподходящее время.
Какое-то время Питер переваривал услышанное. Женский голос по радио закончил петь. Последовало объявление мужским голосом, звучным и драматически-интимным:
«Вы слушаете „Ночные цветы“, документальную хронику исполнения песни „Я выйду за полночь“ Пэтси Клайн с тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года вплоть до посмертных дуэтов в тысяча девятьсот девяносто девятом. И что же, дорогие слушатели, вы сделали, как я просил? Помните ли вы девичью застенчивость, излучаемую голосом Пэтси в ее дебютной версии на „Искателях талантов“ Артура Годфри? Одиннадцать месяцев, но какая разница! Вторая версия, которую вы только что прослушали, была записана четырнадцатого декабря тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года для радиопередачи „Гранд Ол Опри“. К тому времени Пэтси явно уже понимала, какой сверхъестественной силой обладает эта песня. Но мудрость и непереносимая печаль, которую вы услышите в следующей версии, обязана также и личной трагедии. Четырнадцатого июня тысяча девятьсот шестьдесят первого года Пэтси чуть не погибла в лобовом столкновении машин. Через несколько дней после того, как она выписалась из больницы, мы уже видим ее поющей „За полночь“ в бальном зале Кимаррона в Тулсе, штат Оклахома. Слушайте, люди, и слушайте внимательно, и вы услышите боль этой ужасной аварии, горе, гнездящееся в глубоких шрамах на лбу, которые так и не затянулись…»
Призрачный женский голос поплыл под потолком еще раз:
Я выйду за полночь из дому,
Под луной, как когда-то мы с тобой,
Я всегда гуляю за полночь.
– Когда следующая доставка пищи? – спросил Питер.
– Да пища уже здесь, приятель, – сказал славянин, поглаживая стойку. – Будет доступна для потребления через шесть часов… и двадцать семь минут.
– Прошу прощения. Я здесь новичок и не понимаю системы. И я очень голоден. Нельзя ли… мм… сделать доступным что-нибудь пораньше и отметить, что потребление произошло через шесть часов?
Славянин прищурился:
– Это будет… неправдой, братан.
Питер улыбнулся и опустил голову, признавая поражение. Пэтси Клайн пела «Так я тебе говорю о своей любви…», когда он отошел от барной стойки и сел в кресло у полки с журналами прямо за спящим человеком.
И только он погрузился в обивку кресла, как сразу же нахлынула усталость, и он понял, что если не встанет немедленно, то заснет. Он наклонился к журналам, быстро совершив ревизию наименований. «Космополитан», «Ретроигрок», «Мужское здоровье», «Ваша собака», «Вог», «Винтажные самолеты», «Грязные минетчицы», «Дом и сад», «Врожденный иммунитет», «Автоспорт», «Научный дайджест», «Гениальные кулинарные идеи»… Довольно обширный выбор. Сильно зачитанные и только слегка устаревшие.
– Эй, пастор!
Он обернулся. Двое чернокожих за одним столом захлопнули книгу, решив, что для вечера достаточно. Один из них держал в руке завернутый в фольгу предмет размером с теннисный мячик, демонстративно крутя его. И бросил его, как только Питер обратил на него внимание. Питер поймал легко, ни на секунду не заколебавшись. Он всегда был прекрасным кетчером. Оба чернокожих подняли кулаки в приветственном жесте. Питер развернул фольгу и нашел там брусничный маффин.
– Спасибо!
Его голос звучал непривычно в акустике кафетерия, соревнуясь с диджеем, продолжившим комментировать жизненный и творческий путь Пэтси Клайн. На этом этапе истории Пэтси уже погибла в авиакатастрофе.
«…личные вещи не были проданы вместе с домом. Записи переходили из рук в руки людей, не понимавших, каким сокровищем они владеют, пока не оказались сваленными в кладовке ювелира, где и провели несколько лет. Представьте себе, друзья! Волшебные звуки, которые вы сейчас слышали, были заперты в темной кладовке, чтобы, возможно, никогда не увидеть света дня! Но мы будем вечно благодарить этого ювелира, наконец проснувшегося и совершившего сделку с „Эм-си-эй-рекордс“…»
Брусничный маффин оказался необычайно вкусным, одно из лучших яств, которые Питер когда-либо пробовал. И как сладко было осознавать, что сам он не на враждебной территории.
– Добро пожаловать в рай, пастор! – крикнул один из благодетелей, и все, кроме спящего азиата, засмеялись.
Питер повернулся к ним и лучезарно улыбнулся:
– Да уж, все выглядит лучше, чем несколько минут тому.
– Вперед и вверх, отче! Это лозунг СШИК – в каком-то смысле.
– Понятно, – сказал Питер, – и что, ребята, нравится вам здесь?
Чернокожий, бросивший маффин, задумался, приняв вопрос всерьез.
– Нормально, братан. Как и везде.
– Погода клевая, – вставил словечко его спутник.
– Он хочет сказать: хорошая теплая погода.
– И это клево, приятель, я так и сказал.
– Вы знаете, я еще не был снаружи, – сказал Питер.
– О, непременно пойдите, – сказал тот, что начал разговор, словно предполагая, что Питер предпочитает провести все время на Оазисе, не выходя из квартиры. – Стоит посмотреть, пока не рассвело.
Питер встал:
– Хорошая идея. Где здесь… э-э… ближайший выход?
Бармен вытянул длинный костлявый палец к пластиковому освещенному знаку, говорящему большими буквами «НАСЛАЖДАЙТЕСЬ!», а под ним уже меньшим шрифтом: «ПИТАЙТЕСЬ ОТВЕТСТВЕННО. ПОМНИТЕ, ЧТО ВОДА В БУТЫЛКАХ, ГАЗИРОВАННЫЕ НАПИТКИ, ПЕЧЕНЬЕ, КОНДИТЕРСКИЕ ИЗДЕЛИЯ И ВСЕ ПРОДУКТЫ С ЖЕЛТЫМИ НАКЛЕЙКАМИ НЕ ВКЛЮЧЕНЫ В БЕСПЛАТНОЕ ПИТАНИЕ И СТОИМОСТЬ ИХ БУДЕТ ВЫЧТЕНА ИЗ ЗАРПЛАТЫ».
– Спасибо за подсказку, – сказал Питер, уходя, – и за еду!
– Всего, братан.
Последним, что Питер слышал, был голос Пэтси Клайн, на этот раз в дуэте, исполненном через много десятилетий после ее смерти благодаря чудесам современной техники.
Питер вышел через раздвижную дверь на воздух Оазиса и, вопреки иррациональному опасению, не умер вмиг, затянутый безвоздушным круговоротом или скукожившись, точно шкварка на решетке гриля. Напротив, его окутал влажный, теплый ветерок, кружащийся аромат, похожий на пар, но горло от него не спирало. Он побрел в темноту, и путь его лежал во мраке, если не считать далеких фонарей. В пугающем пространстве аэропорта СШИК мало что было видно, акры и акры мокрого черного асфальта, но он же хотел выйти наружу, так что вот он идет, прогуливаясь по планете.
Небо было черно, черный аквамарин. Аквамари-и-и-и-ин, как сказал бы Би-Джи. Виднелась лишь дюжина звезд, несколько меньше, чем он привык видеть, но каждая сверкала ярко, не мигая, окруженная зеленым ореолом. Луны не было вовсе.
Дождь перестал, но воздух был словно пропитан водой. Если закрыть глаза, то казалось, что погружаешься в теплый бассейн. Воздух плескался у щек, щекотал уши, тек по губам и ладоням. Он проникал в одежду, дышал за воротник рубашки, доставая до позвоночника, покрывая росой лопатки и грудь, приклеивал манжеты к запястьям.
Тепло – это было скорее сильное тепло, нежели жар, – кололо кожу пóтом, интимно напоминало о волосах под мышками, о впадинках в паху, о форме пальцев во влажных кедах.
Питер был совершенно неправильно одет. Ребята из СШИК с их свободными бедуинскими одеяниями дошли до них умом, не так ли? Он последует их примеру при первой же возможности.
Гуляя, Питер постарался разобраться, какие необычные явления совершались в нем самом, а какие пришли извне. Сердце билось чуть быстрее обычного, он списал это на возбуждение. Шел он слегка пошатываясь, будто его подкашивал алкоголь, и он спрашивал себя: может быть, это – последствие Скачка, смены поясов, общего упадка сил? Казалось, каждый шаг скорее походил на прыжок, как если бы битум был резиновый. Он на секунду опустился на колено и постучал по земле костяшками пальцев. Грунт оказался твердым, неподатливым. Из чего бы он ни был сделан – возможно, комбинация местной почвы и завезенных материалов, – плотность его была как у асфальта. Питер выпрямился, и это далось ему легче, чем он опасался. Даже с легким ощущением прыжка на трамплине. Но это уравновешивалось водянистой плотностью воздуха. Он поднял руку и ткнул кулаком в пространство, пробуя сопротивление. Противодействия не было, и все же воздух закрутился вокруг запястья и поднялся по руке, щекоча. Он так и не понял, нравится все это ему или же вызывает нервную дрожь. В его понимании атмосфера всегда ассоциировалась с отсутствием. Здесь же воздух присутствовал, присутствие его было настолько ощутимо, что Питера искушало желание упасть и проверить, остановит ли его воздух, как подушка. Этого, конечно, не могло быть. Но воздух ласкал его кожу, будто обещал, что так и случится.
Он глубоко вздохнул, сосредоточиваясь на плотности воздуха по мере того, как воздух проникал в него. На вкус тот ничем не отличался от привычного воздуха. Он знал из инструкции СШИК, что состав его тот же самый – та же смесь азота и кислорода, которой он дышал всю жизнь. Но с чуть пониженным количеством углекислого газа и чуть повышенным количеством озона и с добавкой нескольких элементов, которых не было в земном воздухе. Инструкция не упоминала о влажности, хотя климат Оазиса описывался как «тропический», что, вероятно, и подразумевало влажность.
Что-то защекотало его левое ухо, и рефлекторно он смахнул это что-то. Что-то вязкое, как размоченные кукурузные хлопья или гниющий лист, проскользнуло меж его пальцев, прежде чем он смог сжать их и поднести добычу к глазам для исследования. Пальцы были покрыты липкой жидкостью. Кровь? Нет, не кровь, или если это кровь, то не его. Она была зеленой, как шпинат.
Он оглянулся на здание, которое только что покинул. Оно выглядело монументально-уродливым, как все, что не построено людьми религиозными или сумасшедшими эксцентриками. Единственной искупающей деталью было прозрачное окно кафетерия, освещенное, словно экран телевизора в темноте. И хотя Питер шел довольно долго, он все еще мог распознать барную стойку и полку с журналами и даже, как ему показалось, увидел азиата, все еще лежащего в кресле кулем. Издалека эти детали выглядели как разнородные предметы, помещенные в торговый автомат. Яркий ящичек, окруженный бескрайним морем необычного воздуха, а над ним триллионы миль мрака.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?