Электронная библиотека » Мишель Фейбер » » онлайн чтение - страница 7


  • Текст добавлен: 18 декабря 2018, 15:40


Автор книги: Мишель Фейбер


Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 7 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Шрифт:
- 100% +

– Вы не ответили на мой вопрос, – сказал он.

– Я ответила, что не хочу об этом говорить.

– Нет, речь идет о людях, которых мы скоро увидим. Что вы знаете о них?

– Они… мм… – Она боролась с собой несколько секунд, подыскивая верные слова. – Они предпочитают, чтобы их не трогали.

– Это я уже сообразил. В Брошюрах СШИК нет ни одной фотографии. Я ожидал по крайней мере одну из этих фотографий, где ваше начальство, расплываясь в улыбке, пожимает руки туземцам.

Она хмыкнула:

– Это было бы трудно устроить.

– Они безрукие?

– Конечно, руки у них есть. Но они не любят, когда их касаются.

– Тогда опишите их.

– Это трудно, – вздохнула она. – И мне плохо удаются описания. Мы увидим их очень скоро.

– Ну постарайтесь. – Он захлопал ресницами. – Я буду очень благодарен.

– Ну… они носят балахоны до пят, и на головах у них капюшоны. Как у монахов, наверно.

– Значит, тела у них человеческие?

– Наверно. Трудно сказать.

– Но у них две руки, две ноги, торс…

– Наверняка.

Он потряс головой:

– Вот что меня удивляет. Я всегда говорил себе, что не должен предполагать человеческое тело универсальным стандартом. Так что я пытался вообразить… э-э… большого паука, подумать только… или глаза на стебельках, или огромного безволосого опоссума…

– Огромный безволосый опоссум? – Она просияла. – Мне нравится! Вполне фантастично.

– Но почему у них должно быть тело вроде человеческого, если теоретически оно может быть абсолютно любым? Разве не этого мы ждем от научной фантастики?

– Ага, наверно… или, может, дело в религии? Разве Бог не сотворил Адама по подобию Своему?

– И не только Адама. На иврите «адам» – «человек», готов поспорить, что это значение охватывает оба пола.

– Приятно слышать, – сказала она невозмутимо.

И опять они несколько минут ехали молча. Питер явственно видел, как занимается заря. Легкая дымка света превращала границу неба и земли из темно-аквамаринового над черным в зеленое над коричневым. И если долго смотреть, то возникало сомнение: уж не оптическая ли это иллюзия, галлюцинация, нетерпеливое желание, чтобы ночь миновала.

А что это там, внутри робкого свечения, что это?..

Да, на горизонте было еще что-то. Какие-то возвышенности. Горы? Скалы? Дома? Город? Деловой центр его? Грейнджер упоминала, что «поселение» лежит в пятидесяти милях или около того. Они уже наверняка проехали половину этого расстояния.

– Они различаются полами? – наконец спросил он.

– Кто? – удивилась она.

– Люди, которых мы увидим.

Грейнджер сердито зыркнула на него:

– Почему бы честно не сказать: «инопланетяне»?

– Потому что «инопланетяне» здесь – мы.

Она расхохоталась:

– Мне это нравится! Политкорректный миссионер. Простите меня, но это кажется мне оксюмороном.

– Я прощаю вас, Грейнджер. – Он моргнул. – И мое отношение к вам пусть не покажется оксюмороном. Бог любит все Свои творения одинаково.

Улыбка сползла с ее лица.

– Мой опыт подсказывает другое, – сказала она.

Тишина спустилась в кабину еще раз. Питер хотел добиться ответа, но передумал. Не в этом направлении. И не сейчас.

– Так что, – невозмутимо переспросил он, – есть у них различия между полами?

– Понятия не имею, – ответила Грейнджер ровным деловым тоном. – Вам придется задрать им балахоны и самому посмотреть.

Они ехали, не разговаривая, еще минут десять-пятнадцать. Булка с изюмом зачерствела на срезе. Дымка света на горизонте стала более явственной. Загадочное сооружение впереди действительно оказалось архитектурным, хотя небо было еще слишком темным, чтобы Питер мог различить формы или детали.

Наконец он сказал:

– Мне надо по-маленькому.

– Без проблем, – откликнулась Грейнджер и остановила машину.

На приборной панели электронный датчик, оценивающий расход бензина за милю, выдал ряд мелькающих цифр и замер на абстрактном символе.

Питер открыл дверцу, и, едва он ступил на землю, тело его оказалось немедленно окутано влажным, шепчущим воздухом. Он уже отвык от этого, проведя много времени в искусственно охлажденном воздухе машины. Ощущение было приятным – эта внезапная роскошь присутствия атмосферы, – но одновременно и угрожающим – то, как воздух сразу проник под рукава рубахи, принялся лизать веки и уши, оросил грудь.

Питер поддернул подол дишдаши к животу и помочился прямо на землю, поскольку пейзаж не предлагал ни куста, ни камня, за которым можно было бы укрыться.

Земля уже была влажная и темно-коричневая, так что ее цвет или плотность не слишком изменились от мочи. И почва немедленно мочу поглотила.

Он слышал, как Грейнджер открыла и захлопнула дверцу со своей стороны. Чтобы не смущать ее, он постоял немного, озирая окрестности. Растения, которые он принимал за грибы, оказались цветами – серо-белыми цветами с розовато-лиловым оттенком, почти светящимися в сумраке. Они росли небольшими опрятными купами. Трудно было различить собственно цветок, листья или стебель – все растение казалось пушистым, кожистым и вдобавок было тонко до прозрачности, как ушко у котенка. Наверно, никакие другие растения не были жизнеспособны в этой части планеты. А может, он просто прилетел не в самое лучшее время года.

Грейнджер хлопнула дверцей, и он поспешил к ней присоединиться. Она втискивала в бардачок картонку с гигиеническими салфетками, когда он усаживался на свое место.

– Ну что ж, – сказала она. – Осталось всего несколько миль.

Он захлопнул дверцу, и кондиционер быстро восстановил комфортный климат в салоне. Питер откинулся на сиденье и вздрогнул, когда струйка ароматного воздуха Оазиса скользнула между лопатками и улетучилась через воротник.

– Должен сказать, что вы построили базу для высадки довольно далеко, проявили уважение, – сказал он. – А вот создателей лондонского аэропорта никогда не заботили нужды местных обитателей.

Грейнджер открутила крышку на бутылке с водой, сделала глубокий глоток, поперхнулась. По подбородку побежал ручеек, и она его промокнула скомканной косынкой.

– На самом деле… – она прокашлялась, – когда мы только построили базу, местные… э-э… обитатели жили всего в двух милях. А потом они взяли и ушли. И все унесли с собой. Буквально все. Пара наших ребят прошерстила бывшее поселение, когда все закончилось. Ну, чтобы узнать о них что-нибудь по тому, что осталось. Но все было вычищено под ноль. Стояли остовы домов – и всё. Ни грибочка не осталось на прежнем месте.

Она сверилась с прибором на панели:

– Они, наверное, целую вечность шли пешком эти пятьдесят миль.

– Судя по всему, они высоко ценят невмешательство в свою жизнь. Если только…

Он поколебался, обдумывая, как подипломатичнее спросить, не нанес ли им СШИК какое-то немыслимое оскорбление. Пока он подбирал слова, Грейнджер уже отвечала:

– Это было как гром среди ясного неба. Они просто сказали нам, что уходят. Мы спросили их, не делаем ли мы что-то неправильно. Ну, если есть проблемы, то мы все уладим, чтобы они передумали. Нет, ответили они, никаких проблем.

Грейнджер нажала на газ, и они помчались снова.

– Когда вы говорите «мы спросили», – поинтересовался Питер, – вы подразумеваете «мы», как если бы…

– Лично я в переговорах не участвовала, нет.

– Вы знаете их язык?

– Нет.

– Ни слова?

– Ни единого.

– Тогда… э-э… насколько хорошо они говорят по-английски? Я хочу сказать, что пытался узнать это и раньше, но никто прямо не отвечал.

– Но прямо ответить невозможно. Некоторые из них… может, даже большинство, не… э-э… – Голос сошел на нет.

Она закусила губу:

– Слушайте, вам не понравится, что я скажу. А мне этого не хотелось бы. Дело в том, что мы не знаем, сколько их вообще тут. Отчасти потому, что они прячутся, отчасти потому, что мы не умеем их различать… При всем уважении, но просто не умеем. Мы общаемся с несколькими из них. С десятком от силы. А может, их всего пять или шесть; если они меняют одежду, трудно сказать. И они немного говорят по-английски, достаточно для общения.

– Кто их учил?

– Я думаю, они просто сами нахватались, не знаю. – Она взглянула в зеркало заднего обзора, как если бы затор позади отвлек ее от ровного движения. – Вам бы у Тартальоне спросить. Если бы он еще был с нами.

– Что, простите?

– Тартальоне был лингвистом. Он прибыл сюда, чтобы изучать их язык. Собирался составить словарь и всякое такое… Но он… э-э… исчез.

Питер обдумывал сказанное несколько секунд.

– Да уж, – сказал он, – вы просто кладезь полезной информации, так? Если ждать достаточно долго, что-нибудь да всплывет…

Она вздохнула, снова впадая в раздражение.

– Я уже рассказала вам все, что знаю, когда сопровождала вас после посадки.

Это оказалось для него новостью. Он напрягся, чтобы вспомнить, как они вместе шли на базу в первый день его пребывания на планете. Слова испарились. Все, что он помнил, – это как она шла рядом.

– Простите меня. Я тогда очень устал.

– Вы прощены.

Путешествие продолжалось. В сотне метров от них в стороне виднелся еще один водоворот дождя, кувыркавшегося над землей.

– Можно проехать сквозь него?

– Конечно.

Она слегка вильнула, и они рассекли завихрение сверкающих капель, сразу же покрывшего их сказочно-ярким облаком.

– С ума сойти, да? – заметила Грейнджер без всякого выражения, включив дворники.

– Красота, – сказал он.

Прошло еще несколько минут, очертания на горизонте превратились в безошибочные контуры строений. Ничего особенного или монументального. Квадратные блоки – как небоскребы Британии, дешевые, утилитарные жилища. Совсем не алмазные шпили фантастического города.

– Как они себя называют? – спросил Питер.

– Ни малейшего понятия, – ответила Грейнджер. – Нечто непроизносимое, полагаю.

– И кто назвал это место Оазисом?

– Девчушка из Оскалузы, штат Айова.

– Вы шутите!

Она взглянула на него озадаченно:

– Вы ничего об этом не читали? Это ж единственное, что обыватель знает про Оазис. В газетах было полно статей, и один раз девчушку показывали по телевизору.

– Я не читаю газет и не смотрю телевизор.

Теперь пришел ее черед сказать:

– Вы шутите! Он улыбнулся:

– Я не шучу. Однажды Господь прислал мне сообщение с таким текстом: «Выбрось телевизор, Питер, это пустая трата времени». Что я и сделал.

Она тряхнула головой:

– Я уже и не знаю, как вас понимать.

– Буквально, – ответил он. – Всегда буквально. Ну ладно, девчушка из… э-э…

– Оскалузы. Она выиграла конкурс «Назовите новый мир». Я поражена, что вы не слышали об этом. Там было сотни тысяч предложений, большинство невероятно глупые. Все равно как праздник болванов. Персонал СШИК в здании, где я работала, коллекционировал наихудшие названия. И каждую неделю у нас появлялись новые победители. Мы использовали их для собственного конкурса по наименованию кладовки уборщиков. «Nuvo Opportunus» – это был потрясающий вариант. «Сион-два», «Атланто», «Арнольд» – это настоящий блин комом, думала я. «Splendoramus». И… «Эйнштейния». Забыла остальные. О, вот: «Приют путника» – или вот: «Новообретенная планета», «Cervix», «Хендрикс», «Элвис». И так далее и тому подобное.

– А девчушка?

– Ей повезло, наверно. Вероятно, еще сотни придумали этот «Оазис». Она выиграла пятьдесят тысяч долларов. Семье пригодилось, потому что мать ее только что потеряла работу, а у отца нашли какую-то редкую болезнь.

– И как закончилась эта история?

– Как и ожидалось. Папа умер. Мама рассказала об этом по телевизору и стала алкоголичкой. Потом средства массовой информации перешли к другим новостям, и никто не узнает, что потом случилось.

– Не помните имя девочки? Я хотел бы помолиться за нее.

Грейнджер раздраженно сжала руль и закатила глаза:

– Пфф-жалуйста! Миллионы американцев молились за нее, и все равно ее жизнь пошла наперекосяк.

Он молчал, глядя перед собой. Секунд сорок они ехали в полной тишине.

– Коретта, – сказала она наконец.

– Спасибо! – воскликнул Питер.

Он попытался вообразить Коретту, чтобы она была больше чем имя, когда он будет за нее молиться. Любое лицо лучше, чем никакое. Он вспомнил всех детей, которых знал, детей в его общине, но те, кто приходил на ум, были или слишком взрослыми, или слишком юными, или мальчиками. В любом случае, как священник в своей церкви, он не слишком часто сталкивался с малышами, Би уводила их в отдельную комнату играть во время проповедей. Он был осведомлен об их присутствии, когда проповедовал; стены не отличались толщиной, так что когда он делал паузы для вящего эффекта, молчание часто заполнялось смехом или обрывками песен или даже детским галопом. Но он не знал ни одного ребенка лично.

– Эта Коретта, – уточнил он, рискуя нарваться, – она черная или белая?

Один ребенок всплыл в его памяти, дочь сомалийской пары, щекастая девочка, всегда одетая как миниатюрная красотка с Юга… как ее звали? Лулу. Прелестное дитя.

– Белая, – отозвалась Грейнджер. – Блондинка. Или рыженькая, я забыла. Давно это было, а теперь не проверишь.

– Может, поискать?

Она моргнула:

– Поискать?

– На компьютере или еще где…

Не успев договорить, он сам понял, насколько глупо это звучит. Оазис находился бесконечно далеко от любых информационных трасс, тут не было ни Всемирной паутины, выложенной лакомыми кусочками банальности, ни трудолюбивых поисковых систем, предлагающих миллионы Оскалуз и Коретт. И если то, что вы хотите найти, нельзя найти в чемодане – книги, волшебные диски, флешки, старые номера журнала «Гидравлика», – то выбросите свою идею из головы.

– Извините, – сказал он, – мысли путаются.

– Эта атмосфера кого угодно запутает, – согласилась она. – Ненавижу, как она давит. Даже прямо в уши залезает. Никогда не оставляет в покое. Иногда хочется…

Она не продолжила мысль, просто, выдвинув губу, выдохнула вертикально вверх, потревожив мокрую прядь на лбу.

– Бессмысленно обсуждать с нашими ребятами, они уже привыкли, они ничего не замечают. Может, даже получают удовольствие.

– Может, им тоже туго приходится, но они не жалуются.

Лицо ее застыло.

– Хорошо, сообщение принято, – сказала она.

Питер мысленно вздохнул. Мог бы и подумать, прежде чем рот открывать. Что это с ним сегодня? Обычно он весьма тактичен. Наверно, действительно атмосфера, как сказала Грейнджер. Он всегда думал, что мозг его непроницаем для окружающего, в полной безопасности под костяной скорлупой, но в этой новой среде изоляция нарушилась, и мозг поражен коварными испарениями. Он смахнул пот с век и попытался сосредоточиться на все сто процентов, глядя вперед, уставившись в затуманенное пылью ветровое стекло. Местность, чем ближе они приближались к цели, давала все больше пищи для воображения, становилась менее однообразной. Частички липкой почвы, отброшенные колесами, обволакивали машину ореолом грязи. Очертания поселения аборигенов казались угрюмыми и неприветливыми одновременно.

И вдруг величие замысла задело его за живое. До сих пор все крутилось вокруг него и его способности пребывать в мире с самим собою, выжить в пути, восстановиться после Скачка, приспособиться к новой, непривычной атмосфере, оправиться от шока разлуки. Но здесь присутствовало и нечто иное. Масштаб неизвестности оставался все таким же огромным, независимо от самочувствия Питера, а сам Питер приближался к непроходимым барьерам чуждого, которое существовало отрешенно от него, уставшего или отдохнувшего, безразличное к тому, слезились у него глаза или были зорки, были эти глаза проницательны или недальновидны.

Вспомнился псалом сто тридцать восьмой – как всегда, когда Питер нуждался в утешении. Но сегодня напоминание о всеведении Бога не принесло облегчения, напротив, оно увеличило чувство тяжести. Как возвышенны для меня помышления Твои, Боже, и как велико число их! Стану ли исчислять их, но они многочисленнее песка. Все до единой пылинки грязи, летевшие из-под колес, походили на истины, которые он должен был познать, невероятное количество правды, на которую у него не было ни времени, ни сил. Он не был Богом, и, возможно, только Бог способен сделать здесь то, что надо было сделать.

Грейнджер снова включила дворники. Сначала вид из окна исчез, а потом стекло очистилось, и поселение аборигенов появилось во всей своей красе, освещенное теперь восходящим солнцем. И солнце все изменило.

Да, миссия его была устрашающая, и да, он сам находился не в лучшей форме. Но он уже здесь, на пороге встречи с совершенно неведомым народом – встречи, избранной для него Богом. И даже если это было предопределено не судьбой, все равно встреча будет прекрасной и удивительной. Вся его жизнь – он понимал это теперь, когда фасады таинственного города вырастали перед ним, скрывая невообразимые чудеса, – вся его жизнь вела к этому.

7
Одобрено, отправлено

– Итак, – сказала Грейнджер, – мы на месте.

Иногда такая очевидная сентенция – единственный способ движения вперед. Все равно что дать жизни торжественное позволение продолжаться.

– С вами все в порядке? – спросила она.

– Ну да, – ответил он, ерзая на сиденье. Тошнота, донимавшая его на базе, подкатила снова. – Наверно, я слишком взбудоражен. В конце концов, в первый раз же.

Она взглянула на него, и этот взгляд он прекрасно понимал, он видел его тысячи раз, служа пастором, взгляд, говорящий: не о чем беспокоиться, весь мир – сплошное разочарование. Он как-нибудь справится с этим взглядом позднее, если сможет.

Между тем ему пришлось признать, что окружающее не внушало ни ужаса, ни благоговения. Поселение на Оазисе вряд ли можно было назвать городом. Скорее, пригородом, возведенным посреди пустыни. Без улиц в обычном понимании, тротуаров, дорожных знаков, машин и, несмотря на тусклый свет и густую предрассветную тень, без фонарей или иных свидетельств электричества или огня. Просто группа строений на голой земле. Сколько их всего? Питер не мог подсчитать. Может, сотен пять. Может, больше. Они располагались беспорядочными кучками, от одноэтажных до трехэтажных домов, все с плоскими крышами. Здания были сложены из кирпича, явно сделанного из той же глины, что лежала под ногами, но обожженной до гладкости мрамора и цвета карамели. Вокруг не было ни единой души. Все окна и двери закрыты наглухо. Нет, не совсем так, поскольку двери не были из дерева, а окна – из стекла, это были просто дыры в домах, задернутые шторами из бусин. Бусинки на нитях отличались хрустальной прозрачностью, как изысканные ожерелья. И медленно покачивались на ветру. И никто не сдвигал нити, чтобы выглянуть наружу, никто не выходил.

Грейнджер остановила автомобиль прямо перед домом, который выглядел как все остальные строения, за исключением того, что на нем краской была нарисована белая звезда, нижний луч которой чуть подтек, когда ее рисовали, да так и высох. Питер и Грейнджер вышли и отдались объятиям воздуха. Грейнджер обернула голову косынкой, закрыв нос и рот, как будто подозревала воздух в недостаточной чистоте. Из кармана штанов она вытащила металлическую штуковину, и Питер предположил, что это какое-то оружие. Она направила железяку на машину и дважды спустила курок. Мотор заглох, а небольшая дверка в задней части машины открылась.

Когда мотор умолк, звуки поселения Оазиса ворвались в воздушные пути, как пройдошливая дикая природа. Журчание бегущей воды из невидимого источника. Время от времени приглушенный звон или удар, предполагающий обыденную борьбу с домашней утварью. Далекие скрипы и фырканье, возможно, птиц, или детей, или каких-то механизмов.

А совсем рядом – неразборчивый ропот голосов, тихий и говорливый, источающийся из домов равномерным гулом. Место это, несмотря на внешний вид, не было городом привидений.

– Так что, нам следует просто прокричать приветствие? – спросил Питер.

– Они знают, что мы здесь, – ответила Грейнджер. – Поэтому и прячутся.

Ее голос, слегка приглушенный косынкой, звучал напряженно. Она сплела руки на груди, и он заметил темный язычок пота на подмышках ее спецовки.

– Сколько раз вы бывали здесь? – поинтересовался он.

– Раз десять. Я привожу им лекарства.

– Вы шутите!

– Я фармацевт.

– Я не знал.

Она вздохнула:

– Похоже, я зря старалась, когда мы встретились первый раз. Вы же пропустили мимо ушей все, что я тогда сказала. Мою приветственную речь, мое детальное объяснение, каков порядок получения лекарств в аптеке в случае необходимости.

– Извините, наверно, у меня все мозги взболтались.

– Скачок иногда именно так действует на людей.

– На слабаков, да?

– Я этого не говорила. – Грейнджер обхватила себя руками еще сильнее, нервно прижимая ладонь ладонью. – Хватит, пора разделаться с этим. – Последнее замечание его не касалось, она смотрела на здание с нарисованной звездой на стене.

– Мы в опасности?

– Насколько я знаю, нет.

Питер оперся коленом на бампер и более пристально изучил все, что можно было рассмотреть в поселении. У строений, хоть и прямоугольных, края не были прямыми, каждый кирпич представлял собой хорошо отполированный ромб, глянцевый кусок янтаря. Скрепляющий их материал не содержал песка, скорее это был какой-то пластиковый герметик. Нигде не было прямых углов, ничего острого или рифленого. Казалось, что архитектурная эстетика заимствована у детских площадок. И не то чтобы строения эти были инфантильными или простоватыми – нет, в них было некое монотонное величие, и они явно были очень прочными, а теплые тона были… как бы это сказать… очень теплыми. Но в целом Питер не мог сказать, что он нашел их привлекательными. Если Бог благословит его и он построит здесь церковь, она будет иной, противопоставив себя здешней приземистости. Как минимум надо будет… Ну конечно же! – он сообразил, почему это место так его удручало. Нет ни башни, ни даже башенки, ни одного флагштока, ни единой треугольной крыши. О, здесь нужен шпиль!

Видение церковного шпиля долго сверкало в мыслях Питера, так что он не заметил, как шелохнулась штора из бусин в ближайшей к ним двери. Когда он моргнул и сфокусировал взгляд, некто уже вышел из дверей и встал перед Грейнджер. Это случилось слишком быстро, как показалось Питеру, и недостаточно драматично, смазав эффект, подобающий первой встрече с обитателем Оазиса. А ведь встреча должна была произойти с церемониальной медлительностью, в амфитеатре или на середине длинной лестницы. Вместо этого свидание уже началось, а Питер прозевал начало.

Это существо – этот человек стоял очень прямо, но высоким он не был. Пять футов с третью, может, с четвертью. (Странно, что эти имперские меры – «дюймы», «мили» – упорно не отмирают.) Так или иначе, у него или у нее сложение было хрупкое. Тонкие кости, узкие плечи, скромная наружность, совсем не та зловещая фигура, с которой Питер готовился столкнуться. Как и было предсказано, капюшон и монашеская сутана из пастельно-голубой ткани, невероятно похожей на ту, из которой шьют банные полотенца, покрывали все тело, подол терся о носки мягкой кожаной обуви. Намека на выпуклости груди не было, так что Питер, понимая, что это слишком шаткое доказательство, но не желая забивать себе голову неуклюжими догадками, «он» это или «она», решил считать это существо особью мужского пола.

– Привет, – сказала Грейнджер, протягивая руку.

Оазианец тоже протянул руку к руке Грейнджер, но не пожал ее, скорее просто коснулся кисти осторожными пальцами. На руке была перчатка. Число пальцев у перчатки – пять.

– Вы здеь, ейча… – сказал он. – юрприз.

Голос его звучал нежно, пронзительно, с придыханием, как у астматика. Вместо звуков «с» возникал чавкающий призвук, как если бы спелый фрукт разъяли пополам.

– Не слишком неприятный сюрприз, надеюсь, – ответила Грейнджер.

– Надеюь вмее вами.

Оазианец взглянул на Питера, слегка приподнял голову, так что тень от капюшона выскользнула из-под него. Бдительность Питера усыпили привычные очертания тела оазианца и пятипалая рука, и он, ожидая увидеть более или менее человеческое лицо, вздрогнул.

В этом лице не было ничего от лица. Напротив, похоже оно было на массивную беловато-розовую сердцевину грецкого ореха. Или нет, вот на что: на плаценту с двумя эмбрионами, двух– или трехмесячных близнецов, безволосых и слепых – голова к голове, колени к коленям. Их распухшие головы, фигурально говоря, составляли раздвоенный лоб, их тщедушные спинки с выгнутыми позвонками формировали щеки, их хилые ручки и перепончатые ножки являли в сплетении прозрачной плоти то, что могло содержать в неразличимом для Питера виде, – рот, нос, глаза.

Конечно, никаких эмбрионов не было и в помине, лицо было как лицо, лицо оазианца, и ничего боле. Но как Питер ни старался, он не мог подобрать слова для описания, он мог только сравнивать с тем, что ему знакомо. Он обязан видеть лицо это как гротескную пару эмбрионов, расположенных на чьих-то плечах и прикрытых капюшоном. Потому что если бы он не позволил себе аналогии, то, вероятно, всегда смотрел бы на них ошеломленно, переживая первоначальный шок, проваливаясь в головокружительную дурноту, как проваливался в тот душераздирающий первый миг, пока он искал надежное сравнение, за которое смог ухватиться.

– Ты и я, – произнес оазианец. – Никогда прежде.

Вертикальная складка на середине лица слегка изогнулась, когда он складывал слова. Эмбрионы потерли колена, образно говоря. Питер улыбнулся, но не смог выдавить ответ.

– Он имеет в виду, что не встречал вас раньше, – сказала Грейнджер. – Или, другими словами, он приветствует вас.

– Привет, – сказал Питер, – меня зовут Питер.

Оазианец кивнул:

– ы Пиер. Я запомню. – Он повернулся к Грейнджер. – ы принела лекарва?

– Немного.

– Как немного?

– Я покажу, – сказала Грейнджер, подошла к багажнику и подняла крышку.

Она покопалась среди наваленного там – бутылки воды, туалетная бумага, холщовые мешки, инструменты, куски брезента – и вытащила пластиковый тубус, не больше коробки для школьных завтраков. Оазианец следил за каждым движением, хотя Питер все еще не мог сообразить, чем же именно оно, то есть, простите, он следит за каждым ее движением.

– Это все, что я смогла добыть в аптеке, – сказала Грейнджер. – Сегодня по расписанию не тот день, когда привозят лекарства, понимаете? Мы здесь по другой причине. Но я не хотела приезжать с пустыми руками. Так что это, – она протянула ему тубус, – сверх того. Подарок.

– Мы разочаровавшиь, – сказал оазианец. – И в о же время признаельны.

Наступила пауза. Оазианец стоял, держа пластиковую емкость, Грейнджер и Питер стояли, глядя, как он ее держит. Луч солнца взобрался на крышу автомобиля, и она засверкала.

– Что ж… э-э… Как вы тут? – спросила Грейнджер.

Пот мерцал на ее ресницах и щеках.

– Я один? – осведомился оазианец. – Или мы вмее?

Он слабо махнул рукой в сторону поселения позади него.

– Все вы.

Казалось, оазианец долго обдумывал вопрос. И наконец сказал:

– Хорошо.

Повисла еще одна пауза.

– Кто-нибудь еще к нам выйдет сегодня? – спросила Грейнджер. – Повидать нас, я имею в виду.

Опять оазианец долго раздумывал, как если бы вопрос был невероятно сложен.

– Не, – заключил он. – Я егодня один олько.

Он внушительно указал на обоих собеседников, признавая, вероятно, что сожалеет о несправедливом соотношении числа гостей и хозяев – два против одного.

– Питер – особенный гость СШИК, – сказала Грейнджер. – Он христианский миссионер. Он хочет… э-э… жить вместе с вами. – Она неловко взглянула на Питера, ища у того подтверждения. – Если я правильно поняла.

– Да, – легко согласился Питер.

Приблизительно на полпути к расщелине на лице оазианца сверкало нечто вроде шампиньона. Питер решил считать это глазом и посмотрел прямо в него, излучая максимальное дружелюбие.

– У меня хорошие новости для вас. Лучшие, вы таких еще не слышали.

Оазианец наклонил голову к плечу. Оба зародыша, нет, не зародыша, его брови и щеки, ну пожалуйста! – зарумянились, выдавая паучью сеть капилляров под кожей. Его голос, когда он заговорил опять, звучал еще астматичнее прежнего:

– вященное Пиание?

Слова повисли в шепчущем воздухе на мгновение, прежде чем дошли до Питера. Он не верил собственным ушам. Потом заметил, что облеченные перчатками руки оазианца сложились в форме шпиля.

– Да! – воскликнул Питер, голова у него закружилась от ликования. – Хвала Иисусу!

Оазианец снова повернулся к Грейнджер. Его пальцы в перчатках, сжимавшие тубус, дрожали.

– Мы ждали долго человека по имени Пиер, – сказал он. – паибо, Грейнджер.

И без дальнейших объяснений он повернулся и ринулся к двери. Только прозрачные бусины качнулись за его спиной.

– Черт меня подери, – сказала Грейнджер, сдернув косынку и обтирая ею лицо. – Он никогда не называл меня по имени.


Они прождали около двадцати минут. Солнце все еще всходило на горизонте, долька ослепительно пылающего апельсина, похожего на огромный пузырь лавы. Стены зданий сверкали, будто каждый кирпич подсвечивался изнутри.

Наконец оазианец вернулся, все еще сжимая пластиковый тубус, теперь пустой. Он протянул его Грейнджер, медленно и осторожно, отпустив, только когда убедился, что она уже крепко его держит.

– Лекарва кончилиь, – сказал он, – кончилиь внури ве любезны.

– Я сожалею, что больше не было, – ответила Грейнджер. – В следующий раз будет больше.

Оазианец кивнул:

– Мы ждем.

Грейнджер, все еще напряженная, пошла к багажнику уложить тубус. Когда она вернулась, оазианец бочком двинулся к Питеру, так что они оказались лицом к лицу.

– У тебя еь Книга?

– Книга?

– Книга ранных Новых Вещей.

Питер моргнул и постарался дышать как обычно. Вблизи тело оазианца источало сладкий запах – не сладковатость гниения, но аромат свежих фруктов.

– Ты имеешь в виду Библию? – спросил Питер.

– Мы избегаем говориь имени. ила Книги запрещена. Пламя дае епло.

Протянув руки, он изобразил, как греет их над огнем и как обжигает их, если огонь окажется слишком близко.

– Но ты подразумеваешь Слово Божие, – настаивал Питер. – Евангелие.

– Евангелие. ехника Ииуа.

Питер кивнул, хотя не сразу расшифровал последнее слово, исторгнутое из стесненного прохода в расщелине головы оазианца.

– Иисуса! – воскликнул он в изумлении.

Оазианец вытянул руку и явно нежным движением погладил щеку Питера кончиком перчатки.

– Мы молили Ииуа, чобы ы пришел.

Грейнджер явно упустила момент, чтобы присоединиться к разговору. Питер оглянулся и увидел, что она прислонилась к багажнику, притворяясь, что изучает машинку, которой она его открывала. И в эту долю секунды, прежде чем он вернулся к оазианцу, Питер понял, насколько Грейнджер смущена.

– Книга? У ебя еь Книга? – повторил оазианец.

– Ну, не здесь, – признался Питер.

Оазианец хлопнул в ладоши, означив не то удовольствие, не то молитву или то и другое сразу.

– чаье и покой. День добр. Возвращайя коро, Пиер, или очень коро, корее, чем можешь. Чиай ее для на – Книгу анных Новых Вещей. Чиай, и чиай, и чиай, пока мы не понимаем. В награду мы дадим ебе… дадим ебе…

Оазианец задрожал, не находя слов, потом раскинул руки, будто хотел объять весь мир.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации