Текст книги "Лагерь «Зеро»"

– Говори, старый провидец! – выкрикивает Райли. – Хотим слышать нашего бесстрашного лидера!

Все клиенты принимаются стучать ножами по стеклу. Мейер качает головой, но мужчины продолжают его подстрекать.

Наконец он откладывает салфетку на стол и встает.

– Все вы уже испытали, каково жить в этой северной стране: простор, свежий воздух, вода и деревья. И вы знаете, насколько редкими становятся эти ресурсы и как нам повезло оказаться тут. – Мейер делает глоток вина и продолжает: – Это самый амбициозный проект, частью которого я был. И самый важный. Когда-то мы мечтали, что сбежим сюда во время политической нестабильности. Но то, что мы сейчас делаем, гораздо важнее, чем просто побег от реальности. Мы создадим здесь новый образ жизни. Новый дом.

Когда он садится обратно, мужчины разражаются аплодисментами, побуждая Цветы последовать примеру. По знаку Юдифи Повар уносит суп и подает горячее. Он ставит перед Розой тарелку с куском коричневого мяса, украшенного сушеными травами. Роза разочарованно тыкает в мясо вилкой. Взяв кусочек, она ощущает во рту железистый привкус дичи.

– Как там Копатели? – спрашивает Райли у Бригадира.

– На удивление крепкие, – отвечает тот.

– Весьма обнадеживает. – Райли делает большой глоток вина. – Нет непредвиденных проблем?

– Пара пытливых умов, но ничего такого, с чем бы мы не справились.

– Хорошо. Слышал, место впечатляет.

– Мы нашли сказочно красивый участок.

– Такой, как она? – Райли тычет ножом в сторону Розы.

Бригадир кладет ей на затылок тяжелую ладонь.

– Даже лучше. Не такой грязный.

Рассмеявшись, Райли принимается нарезать кровоточащее мясо на полоски.

– Она нас слышит, ты в курсе?

– Конечно, слышит. – Пальцы Бригадира давят Розе на шею. – Но она знает свое место.

Бригадир пристально разглядывает Розу глубоко посаженными глазами цвета необработанного сапфира.

Ее место. Роза презирает этот его взгляд, попытку ее унизить. «Периферийная шлюха. Бесполезная самка. Симпатичная давалка с плохим чувством юмора. И что это она о себе возомнила, – думает он. – Почему не может расслабиться и получить удовольствие? Разве не за это ей платят?» Все это Роза уже слышала в «Петле», потрясающее потворство низменным желаниям. Оправдание тому, что ее оценивают из-за ее профессии.

Роза хочет сказать Бригадиру, что он неправ и все здесь неправильно. Никакие украшения или оды альтруизму не изменят того, что они сидят в заплесневелом боулинге с головами мертвых животных на стенах. Доминион-Лейк тоже мертв, и ничто не вернет его к жизни, несмотря на все благородные мечты Мейера.

Но Роза ничего не говорит сидящим по обе стороны от нее мужчинам. Было бы глупо, да и рискованно. Вместо этого она улыбается и, извинившись, быстро идет в туалет.

Уборная выложена плиткой цвета мяты. Три кабинки. На столешнице мерцают чайные свечки. На треснувшем зеркале нацарапан чей-то номер телефона. Роза подкрашивает губы.

Дверь открывается, и входит Бригадир. Пинком распахивает кабинку, расстегивает молнию комбинезона и долго, смачно мочится. Роза закрывает помаду и быстро споласкивает руки, но, прежде чем успевает уйти, Бригадир преграждает ей путь.

– Наши разговоры тебе наскучили?

Розе не нравится его взгляд, но она пытается этого не выдать.

– Не понимаю, о чем вы.

– Ты не особо заинтересовалась. – Теперь он так близко, что Роза улавливает исходящий от него запах виски и вонючего мяса. – Что бы ты предпочла обсудить? Шмотки? Парней? Потрахушки с Мейером?

– Да пошел ты, – произносит Роза и отворачивается.

– Дерзкая малявка. – Бригадир ухмыляется, обнажая золотые коронки. – Можешь думать, что ты лучше меня, но у нас гораздо больше общего, чем ты себе представляешь. – Он наклоняется, вдыхает аромат ее волос. – Мы оба – сучки Дэмиена.

На мгновение Роза теряет дар речи. Так это он ее контакт? Она могла бы догадаться, что Дэмиен выберет того, кого сложнее всего заподозрить в связи с ней. Бригадир – полная противоположность клиентам «Петли», ухоженным мужчинам, которые предпочитали аккуратно стричься и держать ногти в чистоте.

– Удивлена?

– Меня не удивляют никакие действия Дэмиена.

– Хорошо. Тогда ты готова для сообщения, которое он просил тебе передать. – Бригадир хватает Розу за талию и притягивает ближе. – Он просил сказать, что присматривает за твоей матерью и будет хорошо о ней заботиться, пока ты выполняешь свою часть сделки.

По коже Розы пробегают мурашки.

– А если нет?

Бригадир проводит пальцем по ее спине:

– Ты умная девочка. Думаю, сама догадаешься.

Роза пытается вырваться, но он держит крепко.

– Дэмиену нужны новости. Поэтому спрошу еще раз: как там потрахушки с Мейером?

Она отворачивается, стараясь говорить ровно:

– Мейер не подозревает, что нужно Дэмиену.

Бригадир кивает:

– Хорошо. Значит, он все еще гонится за своим тупорылым планом.

– Пока да. Но он тревожится.

– Значит, придется его отвлекать. – Бригадир кладет руку на внутреннюю сторону ее бедра. – С Мейером нелегко, но с ним скоро будет покончено, а ты враз вернешься к матери в Плавучий город.

Роза с беспокойством смотрит на руку Бригадира:

– Что будет с Мейером?

– Отправится обратно на юг, найдет себе, на чем еще зациклиться.

– А другие работники?

– Ты про Копателей? Найдут что копать.

– Я про Цветы.

– Эти шлюхи – расходный материал. Не то что ты, моя дорогая. Ты – призовая лошадка Дэмиена.

Они совсем одни. Если вдруг Роза закричит, Цветы услышат? Она пытается оттолкнуть Бригадира, но тот сжимает ее бедро крепче.

– Понимаю, почему Дэмиен так втрескался.

Дверь распахивается, в туалет входит Ива. Бригадир отступает от Розы и широко улыбается.

– А вот и моя девочка. Искала меня?

– Искала, – произносит Ива и бросает взгляд на Розу. – Все в норме?

Роза вымучивает улыбку. Лучше разыграть беспечность, отмахнуться от этого жуткого мужика, притвориться, что он ничего для нее не значит, хотя на самом деле от их сотрудничества зависит все.

Бригадир плещет на щеки холодной водой и вытирается полотенцем для рук.

– Зашел освежиться. Как вечеринка?

– Хорошо, – отвечает Ива и поворачивается к Розе. – Тебя Мейер спрашивает.

– Тебе лучше поспешить, Роза, – говорит Бригадир. – Волнуется, поди, куда сбежала его собачонка.

Роза протискивается мимо Бригадира, Ива идет следом. Когда они выходят из туалета, Ива хватает ее за локоть.

– Пойдем. Остальные Цветы ждут снаружи.

– А как же Мейер?

– Надирается с остальными клиентами. Юдифь говорит, что на сегодня все, можно идти домой.

Клиенты собрались у бара и накачиваются виски. Они настолько пьяны, что не обращают внимания или им попросту плевать, что Цветы у дверей надевают парки и ботинки. Юдифь стоит за стойкой и разливает шоты. Мужчины выпивают, она снова наполняет бокалы. Уход Цветов замечает лишь новенький, Грант, и машет Иве на прощание. Она машет ему в ответ и говорит Розе:

– Мне его жаль.

– Почему? – интересуется Роза.

Ничто в этом опрятном молодом человеке не вызывает у нее жалости.

– Он порвал все связи с семьей на юге. – Ива медлит, затем продолжает: – И думает, что север его спасет.

* * *

Роза родилась в выгоревшей на солнце лачуге, откуда немного виднелся океан. В домишке стояли застеленные покрывалами из полиэстера две односпальные кровати, которые сдвинули вместе на время родов. Акушеркой стала бабушка Розы, суровая, неразговорчивая уроженка Новой Англии, которая сама выращивала овощи и делала джин. Она перерезала пуповину садовыми ножницами и смела темно-красную плаценту с пола в черный мешок для мусора, словно роды – дело не сложнее обычной весенней уборки.

Мать Розы предполагала, что проведет первые три недели после появления дочери на свет в постели, как традиционно поступали корейские матери, питаясь супом из морских водорослей, восстанавливая силы и заботясь о ребенке, чтобы установить связь между ними.

– Не работать три недели – удел избалованных и богатых, – заявила свекровь. – И лежать в постели вредно для костей.

Когда мать смогла встать, то присоединилась к уборке домиков для летнего сезона, который кормил ее новую семью уже более века. Мать привязывала малышку Розу к спине широким куском стеганой ткани. Так же, как делала ее мать, и это дарило ей удивительное утешение. Тоска по дому вспыхивала редко и напоминала приступы тошноты. Как бы ни старалась, мать Розы не могла просто так смести прошлое, как кучку пепла со своего пути.

Когда Розе исполнился месяц, вся семья начала называть ее мать Джой: якобы корейское имя слишком сложно выговаривать. Мать позже говорила, что с новым именем она как будто сбросила старую кожу. Оно звучало чисто и свежо – односложное чудо, которое вызывало у нее ассоциации с белоснежной простыней, вывешенной для просушки. Имя предлагало новую личность. Джой носила хлопковые шорты и джинсовые рубашки без рукавов, собирала черные волосы в конский хвост, как делали жительницы полуострова. Когда она шла, хвост раскачивался и задевал плечи с американской жизнерадостностью и целеустремленностью. Однако обещание лучшей жизни с новым именем быстро рассеялось.

– Считается, что женщины должны страдать, – сказала однажды Розе мать, – ведь мы достаточно сильны, чтобы приносить в этот ужасный мир жизнь.

Роза никогда не видела, чтобы мать пила таблетки от головной боли, не слышала жалоб, когда мать сломала руку, упав с лестницы. Однажды она призналась, что не плакала, когда отец Розы утонул из-за несчастного случая с лодкой. Джой не плакала, когда опознала на берегу его раздутое, лежащее лицом в песок тело в разорванной у шеи хлопковой рубашке. Он все время казался ей чужим человеком. Джой не плакала, глядя, как опускают в землю деревянный гроб, как жители полуострова по очереди бросают в могилу цветы.

Она заплакала лишь в темной кухне, в одиночестве поздно ночью, прижимая к себе маленькое тельце спящей полугодовалой Розы. Слушала дыхание дочери и тихонько говорила по-корейски, зная, что никто на всем полуострове не понимает ее родного языка. Роняя слезы на пушистую макушку своей малышки, Джой дала ей обещание:

Ты будешь жить лучше.

Ты не будешь страдать.

Ты уедешь отсюда.

После смерти отца Розы коттеджи унаследовал ее дядя, мелкий охотник-либертарианец, который жил в Нью-Гэмпшире и открыто называл себя любимым сыном. Он сказал Джой, что не продаст коттеджи, если она продолжит работать на него за комнату и еду. Он будет забирать всю прибыль, зато Джой получит возможность остаться на полуострове и растить дочь. Зная, что лучшего варианта у нее нет, Джой согласилась.

С юных лет Роза трудилась бок о бок с матерью. Они вычищали черную плесень в душевых, сметали с дорожек песок, вытаскивали клоки волос из стоков. С отбеливателем на руках, с потом на лбу, мать и дочь методично обходили девять коттеджей, вытирая пыль с антикварной мебели и вытряхивая коврики.

Отдыхающим обстановка напоминала о минувшей неискушенной эпохе, когда жаркое лето было всего лишь жарким летом, а не признаком смутных времен. Гостей успокаивали связанные крючком коврики, облупившиеся туалетные столики, скрипучие односпальные кровати, как будто войти в коттедж было все равно что вернуться в более простые деньки. Названия коттеджам дал еще прапрадед Розы, и все они были связаны с погодой: «Ветреное небо», «Маленькая буря», «Соленые волны». Правда, теперь погода вызывала скорее страх, чем приятные ощущения.

Роза и ее мать работали долгими месяцами, пока летнее солнце стояло высоко в небе. А потом внезапно наступало межсезонье: ветер становился холоднее, дни – короче, и вместе с ними темнел океан. Зима на полуострове была безлюдной и безмолвной. Дни Роза проводила в школе, серыми вечерами постоянно лил дождь. По выходным она развлекала себя чтением книг, стопками лежавших в сарае. Роза читала забытые гостями детективы про убийства и криминальные триллеры, пожелтевшие и намокшие по краям, а еще классические произведения из коллекции ее отца: «Моби Дик», «Преступление и наказание», «Грозовой перевал», «Мадам Бовари». Розе нравилось осязать книги, даже вдыхать их заплесневелый запах, и она предпочитала не подключаться к Флику, а читать, прислонившись к стопке неоново-оранжевых спасательных жилетов в сарае. За это ее частенько травили в школе. По сравнению с остальными канал Розы казался совсем пустым, но ей было все равно. Мир книг изобиловал возможностями. А вот каналы Флика обрабатывали и составляли бренды и компании, законодатели моды и блогеры, знаменитости вкупе с их отпрысками и собаками. То, что Роза должна чувствовать по отношению к своему каналу, было решено еще до того, как она подключилась к Сети.

Книги переносили ее в другие века, миры, сознания. Именно благодаря чтению Роза научилась получать удовольствие от затмевающих разум чужих чувств, проникать в персонажей и переживать яркие эмоции их жизни. Именно благодаря чтению Роза впервые пережила романтическую влюбленность. В более низкопробных романах, которые она читала, мужчин и женщин притягивал друг к другу таинственный магнетизм. Любовь и желание изображались лихорадочными, иррациональными, а не сдержанными и прагматичными. Но когда Роза смотрела на жизнь полуострова, ей казалось, что людей держит вместе не романтика, а совсем другие причины: деньги, безопасность, дети, религия, привычка, скука. Любовь никогда не ощущалась полетом, глотком свободы. Любовь была долгом и обязательством.

После ужина, когда посуда вымыта и столы протерты, наступала любимая часть дня Розы. Она рассказывала, какие слова выучила в школе, а мать делилась историями из детства и юности в Сеуле. Как она покупала морские черенки на рынках, где аджумма[2]2
  Аджумма (), дословно – «замужняя женщина», корейское обращение к незнакомой женщине средних лет, часто не очень вежливое.


[Закрыть] шумно предлагали устрицы, такие свежие, что отдавали солью Жёлтого моря. Как однажды отец повез ее на мотоцикле без шлема на побережье, где они бродили в изумрудно-зеленой морской воде и собирали водоросли. Как она блуждала по району Итхэвон ночью, слушала музыку в наушниках и ждала друзей, чтобы пойти пить соджу[3]3
  Традиционный корейский алкогольный напиток из сладкого картофеля или зерна, крепость колеблется от тринадцати до сорока пяти процентов.


[Закрыть] и есть кальби[4]4
  Говяжьи ребра на гриле.


[Закрыть].

На полуострове были только один маленький торговый центр и два фастфуда, плюс ресторанчик с меню из морепродуктов по задранным до потолка ценам, который открывался для туристов в летний сезон. По двухполосному шоссе дважды в день туда-сюда ходил единственный электробус, но Роза и ее мать никогда им не пользовались, потому что им некуда было ездить.

По мере взросления Роза все чаще думала о Сеуле, оживляя в воображении не просто рассказ перед сном, а самый настоящий бурлящий город. Покинет ли она когда-нибудь этот клочок береговой линии, чтобы увидеть Сеул собственными глазами? Ей нравилось представлять себе простые моменты городской жизни, ведь они казались ей самыми реалистичными. Сходить в продуктовый магазин, купить молока и хлеба; побродить по людной улице; подняться по лестнице из метро к солнечному свету. Жить среди незнакомцев, которые не высмеивают акцент ее матери и не знают о трагической смерти ее отца. Однако Роза часто чувствовала, что ее жизнь привязана к полуострову, к матери и к случайному местному парню, за которого она однажды выйдет замуж.

– Лучше быть одной, чем с человеком, которого никогда не полюбишь, – предупредила мать Розу, когда той исполнилось шестнадцать.

Парни на полуострове делились на две категории: самодовольные или мрачные. Первые Розе не нравились. Они принадлежали к семьям, подобным родне отца, которые веками жили на полуострове и по пьяни любили заявлять, что ведут род прямиком от первых пуритан. Такие парни совсем не интересовались тем, что лежит за узкой полоской суши, вдававшейся в океан. Мрачные же были панками и хулиганами, которые курили травку и пинали бордюры у торгового центра. Роза считала, что мрачные парни интереснее самодовольных. Не настолько, чтобы представить с таким совместную жизнь, но достаточно, чтобы с ними тусоваться. Отработав день, Роза иногда сидела с ними в дюнах и пила теплое пиво из банок.

Некоторые парни обходились с Розой нежно, некоторые – не очень. Но и те и другие никогда не были с ней всецело и полностью, когда целовались, когда стягивали джинсы, ведь оставались подключены к Флику. Она никогда не входила в Сеть, отчего казалась им старомодной, но ей было плевать. Роза хотела чувствовать все по максимуму. Позже, когда Дэмиен рассказал об истинном значении подключения к Флику, Роза вспоминала те моменты и радовалась, что они не попали в Сеть.

Именно в дюнах Роза впервые заметила дом. Серый, с двускатной крышей-солонкой, выгоревшими на солнце ставнями и наклонной мансардой на втором этаже. Жалюзи на окнах всегда были опущены, и ни одна из вереницы машин не задерживалась рядом с этим домом дольше чем на час. В разгар сезона на крыльце часто тусовались женщины в коротких джинсовых шортах и лифах от купальника, курили и пили газировку.

Для Розы эти женщины стали источником восхищения. Иногда после рабочей смены она садилась на велосипед, доезжала до края участка и устраивалась за дюной, чтобы наблюдать за домом. Женщины загорали на крыльце, слушая музыку, болтая, приветствуя мужчин, которые в любое время дня и ночи входили в дом и позже выходили обратно.

Как и всё на полуострове, эти женщины зависели от погоды. Когда летний сезон заканчивался, они закрывали дом ставнями, переносили уличную мебель в сарай и обкладывали все мешками с песком. За работой они подпевали песням из стереосистемы, их голоса, легкие и радостные, разносились по дюнам. Куда женщины отправлялись на зиму, Розу не волновало. Они могли уехать – вот единственное, что имело значение.

В этих женщинах ощущалась сила, с которой Роза никогда раньше не сталкивалась. Их ждали, их желали, но они казались свободными, способными определять собственную судьбу. И самое главное – они сами решили работать на полуострове, полуостров их не принуждал.

Роза, едва отметившая двадцать первый день рождения, увидела, как мать красит ступени коттеджа. Она работала, согнувшись в три погибели, с отстраненным выражением лица – значит, ее Флик показывал какой-то корейский сериал. Розе казалось, что все, на что мать потратила жизнь и здоровье, – это уборка коттеджей для удовольствия других людей. И с виду безоговорочно принимала такую судьбу и никогда не представляла себе лучшего. Роза ни разу не слышала, чтобы мать задавалась вопросом о том, какой могла бы быть ее жизнь, если бы она покинула полуостров: вернулась в Корею или уехала на юг, в Бостон, или вообще в любую другую часть света.

Вдруг заметив Розу, мать дважды тапнула Флик за ухом.

– Хороший денек, – сказала она и улыбнулась. – Гуляешь с Джаспером?

Джаспер был последним из мрачных парней, с которым Роза каталась по дюнам. Неплохой, хотя слегка замученный, склонный записывать непонятные стихи в маленькую черную книжечку, которую всюду носил с собой.

– Ага, – ответила Роза и задумалась, заметит ли мать песок в ее волосах.

Мать прищурилась:

– Будь осторожна с теми, с кем сближаешься. Есть мужчины как зеркало, а есть – как клинок. И если это клинок – ты должна соблюдать осторожность.

– Почему?

Мать помолчала мгновение, затем произнесла:

– Значит, ему есть что защищать.

– А кем был папа? – спросила Роза.

– Твой отец был зеркалом. Он видел то, что хотел, а не то, кем я была на самом деле.

– Тогда почему ты осталась тут? Вернулась бы в Корею или переехала в другой город.

Мать коснулась руки Розы:

– Я должна была думать, как будет лучше для тебя.

Квартира, в которой выросла Роза, находилась прямо над администрацией, достаточно высоко, чтобы видеть накатывающие волны. Из коттеджей виднелся лишь кусочек океана, а из их квартирки открывался вид на весь берег. Роза сидела у окна в гостиной, слушая шорох и стон волн. Когда-то она любила шум океана, любила наблюдать за отливом. На его постоянство можно было положиться. Волны омывали пляж дольше, чем семья Розы управляла коттеджами, дольше, чем пролежали в земле первые переселенцы, похороненные рядом с ее отцом. А теперь Роза видела, как неуклонно океан наступает, срезая побережье. Через много лет после того, как исчезнет сама Роза, океан продолжит равнодушно катить свои волны.

Той ночью Роза увидела свое будущее с поразительной ясностью. Если она не уедет с полуострова и не найдет более высокооплачиваемую работу, то похоронит свою мать рядом с мужчиной, которого они даже толком не знали. А потом дети похоронят ее саму и так далее. Каждое последующее поколение будет хоронить предыдущее, пока кладбище не переполнится телами.

Роза закрыла глаза и тапнула Флик.

«Бесплатный колледж», – подумала она и начала просматривать выскакивающие результаты поиска.

Смахнув первую волну однотипных постов а-ля «кредит на образование под низкий процент», Роза обнаружила список местных колледжей, которые предлагали бесплатное обучение. Возглавлял его самый элитный университет страны, Уолден, предлагавший специальные стипендии для абитуриентов с «исключительным талантом».

Роза была совершенно обычной ученицей и ничем особым в школе не выделялась. Она не занималась спортом, не вступала в клубы, не участвовала в дебатах и никуда не вызывалась. Если она не убирала коттеджи, то читала, а если не читала, то убирала коттеджи. На ум не приходило совершенно ничего исключительного.

Смахнув и этот список, Роза продолжила поиск и остановилась, когда наткнулась на следующее:

Нанимаем работников в Плавучий город! Отличные льготы, достойная зарплата. Живите и работайте в самом инновационном исследовательском кластере в мире. Заинтересовались? Заполните анкету и расскажите нам, почему именно ВЫ заслуживаете быть частью нашего будущего.

Впервые Роза услышала о Плавучем городе от одноклассника, чей отец пытался добраться до него на резиновой лодке. Он потерял работу в отделе морепродуктов местного магазина и услышал, что если попасть в город, то можно найти хорошую работу. Однако добраться до береговой линии он не успел: его задержал и отправил обратно на материк морской патруль, со штрафом и бессрочным запретом входить в их территориальные воды. Когда Роза спросила у одноклассника, зачем его отец так рисковал, тот ответил: «Папа сказал, что если повезет найти там работу, то больше никогда не придется переживать из-за денег».

Роза тут же заполнила анкету и указала свой опыт работы по обслуживанию коттеджей:

Я провела всю жизнь, работая в месте, которое отказывается проститься с прошлым. Каждый сезон я убирала и готовила девять старинных коттеджей для гостей, которых успокаивают реликвии ушедшей эпохи. Но я хочу другой жизни, не той, в которой родилась. Я хочу видеть будущее, которое строит Плавучий город.

Когда Роза получила приглашение пройти собеседование в Плавучем городе на следующей неделе, она была удивлена, обрадована и в то же время глубоко обеспокоена. Подумает ли мать, что дочь решила ее бросить? Начнет ли завидовать, что Роза наконец нашла выход? Вина раздувалась внутри подобно воздушному шару, и Роза все пыталась придумать способ, как рассказать матери о своих планах. Но, как оказалось, голову можно было не ломать.

Как-то за ужином мать вдруг посмотрела Розе прямо в глаза:

– Ты уезжаешь, да?

Роза оцепенела. Она не рассказывала ни о планах, ни о собеседовании.

– О чем ты?

– Все в порядке. – Мать взяла ее за руку. – Я видела, как ты паковала книги в сарае.

Роза с облегчением кивнула и выплеснула все, что накопилось.

– У меня собеседование в Плавучем городе, но я обещаю, что навещу тебя, как только смогу.

Мать улыбнулась и сжала руку Розы.

– Я так тобой горжусь. Наконец-то ты делаешь то, на что у меня никогда не хватало смелости. Ты выбираешься из этого места.

Роза с трудом дотащила сумки, набитые книгами и одеждой, до станции и купила билет в один конец на ближайший поезд на юг. Он оказался почти забит, и Роза прошла один вагон насквозь, затем – следующий и еще, пока не нашла единственное свободное место в самом последнем. Все пассажиры коротали время в Сети, их глаза бегали туда-сюда вместе с движением ленты, взгляд машинально падал на проходящую мимо Розу, а затем возвращался к глубокому сну, который дарил им Флик.

Трехчасовую поездку Роза провела, прислонившись к стеклу и наблюдая, как мимо проносятся сосны и дощатые дома. Вскоре маленькие городки уступили место постиндустриальным руинам, дававшим понять, что Бостон уже близко. Заброшенные текстильные фабрики с разбитыми окнами, опустошенные гранитные карьеры, полные ила и пластика реки, груды расчлененных автомобилей на свалках металлолома. Люди стояли на переходах, ожидая, пока мимо промчится поезд, но даже из него Роза видела, что и они все подключены к Флику. Миллионы людей, уткнувшиеся в свои каналы, поглощали и перерабатывали информацию, которую предлагала им лента. Эта мысль заставляла Розу ощущать глубокую безутешную грусть.

Бостон, ценимый за свою историю и архитектуру, превратился в плацдарм для виртуальной реальности. Исчезли парки, площади, зеленые насаждения на набережной. Исчезли рынки, уличные кафе, скверы. Теперь Бостон стал городом ресторанов быстрого питания и доставки, пустых витрин и темных офисных башен. Никто не хотел жить в городе настоящего, когда в Сети можно перенестись в любой другой исторический период. Гонконг 2000-го. Нью-Йорк 1970-го. Рим 1500-го.

Те немногие, кто ходил по улицам, тоже шли на поводу у Флика. Роза выбрала модель Бостона примерно 1895-го. Флик синтезировал архивные фотографии и создал сжатую историческую картину. Внезапно прохожие превратились в мужчин в длиннополых сюртуках и шляпах, в женщин в пышных платьях и с зонтиками в руках. Мимо со скрежетом пронесся трамвай. Запахло дымом и лошадиным дерьмом, заскользили под ногами камни мостовой: недавно прошел дождь. Роза двинулась по пешеходной дорожке, освещенной газовыми фонарями, в сторону Общественного сада Бостона, где цветущая вишня пускала по пруду розовые лепестки.

Добравшись до Бойлстон-стрит, Роза обнаружила, что Бостонская публичная библиотека всего в нескольких кварталах. Про библиотеку Роза знала еще в начальной школе, когда учительница показывала классу архивные изображения многих рядов книг в кожаных переплетах и читального зала с богато украшенным куполом.

– Первая публичная библиотека Америки, – пояснила учительница, рассказывая, что в эпоху до Флика считалось обычным делом посещать здание, где хранились десятки тысяч книг. – Можно было снять любую книгу с полки, полистать ее, а потом взять на время себе и прочесть дома.

– Фу, это долго! – воскликнул кто-то из класса, и все расхохотались.

– Да, небыстро, но в том и заключался весь смысл. Чтобы вникнуть в книгу, нужно уделить ей время. – В голосе учительницы зазвучала тоска; Роза часто слышала ее у старшего поколения, показную сентиментальность, с которой они говорили о жизни до Флика.

– Что стало с библиотекой? – спросила Роза.

– Когда все книги загрузили в базу Флика, физические носители стали не нужны. Самые редкие тома отвезли в библиотеки Уолдена, остальные переработали, чтобы освободить место под серверы. Сейчас там находится центр обработки данных, но вы все еще можете прогуляться рядом и посмотреть на первоначальное здание.

Добравшись до Копли-сквер, Роза увидела вдалеке библиотеку. В 1895-м ее только достроили, выгравированные на мраморе надписи казались яркими и четкими: «ВХОД СВОБОДНЫЙ». Стоя на краю тротуара, Роза прочитала имена давно умерших философов, писателей и композиторов. Все они считались гениями и были мужчинами.

Роза отключила Флик, чтобы увидеть здание в настоящем. Имена остались на месте, но потерлись и поблекли. Сквозь окна виднелось зеленое свечение серверов, придававшее всей Копли-сквер жутковатый вид. Учительница говорила, что избавились не только от книг, но и от столов, ламп и стульев, чтобы хватило места рядам серверов, исчислявшихся тысячами.

– Каждый сервер хранит данные тысячи человек. В единственном читальном зале теперь заключены миллионы каналов.

Запрокинув голову, Роза всмотрелась в исходящее зеленоватым свечением здание. Она тоже где-то там? Все, что она искала и о чем думала, интересы и желания, семья и медицинский анамнез, все воспоминания и личные мысли сжаты в крошечную черную коробочку? Канал даже сейчас фиксировал ее географическое местоположение, отслеживал путь, оценивал следующие шаги. Он стал ее второй кожей с детства и будет таковым до самой смерти. «Не переосмысление ли это собственной смертности, – гадала Роза, – осознавать, что однажды тело, в котором ты обитаешь, исчезнет, а все данные за всю твою жизнь останутся зеленовато светиться на сервере?»

Тогда что же такое тело? Задумавшись, Роза направилась на восток, к гавани. Она ощущала себя разбухшей книгой в мягкой обложке, как те, что лежали в ее спортивной сумке. Бесполезной. Устаревшей. Книгой, загруженной в облако для будущего других людей.

Подойдя к докам, Роза уставилась в темную воду. Стеклянные шпили Плавучего города устремлялись ввысь. Жители поднимались и спускались в лифтах, скользящих вдоль блестящих зданий. Гладкая монорельсовая дорога изгибалась вдоль массивных теплиц, скотобоен, торговых площадей и сверкающих жилых башен. Если поспешить, можно успеть как раз вовремя.

Толпа уже устремилась к станции метро. Она влилась в поток и проехала три станции до Третьего сектора, где, согласно объявлению, должно было проходить собеседование. Когда Роза вошла в стеклянный вестибюль Третьей башни, туда уже набилось множество людей, которые толкались в попытке не потерять место в очереди. На стену проецировалась аэрокарта Плавучего города.

– Плавучий город разделен на четыре концентрических сектора, – вещал из динамиков спокойный женский голос. – Внешний круг, известный как Первый сектор, – район, где наши граждане совершают покупки в огромной сети торговых центров и где до края набережной простираются теплицы и солнечные батареи. Во Втором секторе инженеры и предприниматели в стеклянных шпилях внедряют технические новшества, проводят мозговой штурм, дабы решить проблемы, с которыми человечество столкнется завтра. Третий сектор – развлекательный район, где рестораны, бары и кинотеатры предлагают жителям пообщаться и отдохнуть. И, наконец, Четвертый сектор, что лежит в самом сердце нашего города, – эксклюзивный клуб «Петля».

В центре города засветился тонкий серебристый кружок. Проекция потускнела до черного, а затем вспыхнула заново.

Роза прочитала список вакансий, доступных по ее анкете (только черная работа для тех, у кого нет высшего образования):

Уборщица

Няня

Бариста

Официантка

Садовница

Работница склада

Ассенизатор

Посудомойка

Прислуга

Хостес

– Что такое «хостес»? – спросила Роза у рекрутера, стоявшего у двери; он был одет в новенький блейзер с вышитым на нагрудном кармане центральным шпилем Плавучего города.