Текст книги "Слова в дни памяти особо чтимых святых. Книга четвертая. Август"

Пламенный по имени и духу своему, преподобный Серафим горел ко Господу молитвой за несметное множество духовных своих детей. Этот пламень был и внешним спутником жития святого старца. Его «служка» Н. А. Мотовилов рассказывает: «В келии старца я видел множество лампад и зажженных свеч пред образами на круглых подносах, на коих от многолетнего капавшего со свеч воска образовались как бы холмы восковые. Такое огромное количество свеч и лампад, так что от теплоты огненной у него нестерпимый жар в келии был». Эти огни преподобный Серафим теплил пред Господом за всех, кто просил его молитв. Вся келья святого старца была заполнена связками свечей, так что оставался лишь узенький проход к образам. Ему говорили, что в любой миг келья может загореться от такого обилия «огнеопасных предметов», но преподобный Серафим ответствовал: «Пока я жив, пожара не будет, а кончина моя откроется пожаром». Так и сбылось.

Незадолго до своего ухода в иной мир святой старец сказал радостно: «Телом я почти уже мертвый, а душою будто только что родился!»

Прекрасна была кончина Саровского праведника. На воскресной Литургии он причастился Святых Христовых Таин, благословил и поцеловал всех братий-иноков, сказав им: «Спасайтесь, не унывайте, бодрствуйте, ныне всем нам венцы готовятся». Потом пошел на место будущей своей могилы, в долгом раздумье смотрел на землю. Вечером иноки слышали, как святой старец пел в своей келье пасхальные песнопения, славил Христа Воскресшего. А наутро увидели, что из двери кельи тянется дымок. Потушив чуть тлевший огонь, братия узрели преподобного Серафима стоящим на коленях перед образом Богородицы «Умиление». Думали, что старец уснул, хотели его разбудить – но чистая душа его уже отлетела к Небесному Отцу.

Новое огненное чудо преподобный Серафим совершил вскоре после своего преставления ко Господу. Явившись во сне Н. А. Мотовилову, Саровский чудотворец посоветовал врачевать болящих водою с камня, на котором он совершал подвиг столпничества. Однако от этого гранитного монолита не удалось отбить ни кусочка. Тогда любвеобильный угодник Божий вновь явился своему «служке» и повелел развести на камне костер. После этого огромный камень распался на мелкие части, разошедшиеся по всей России и ставшие источниками чудесных исцелений.

В 1903 году, в дни прославления преподобного Серафима Саровского, от святых его мощей проистекло неисчислимое множество благодатных исцелений. Записаны свидетельства о происходившем тогда в Сарове: бросает костыли крестьянин с разбитыми упавшим деревом коленными чашечками; с глаз крестьянки, лишившейся зрения за двадцать лет до того, как чешуя, спадает слепота; ребенок, все кости которого искривлены, вдруг распрямляется, кричит: «Я хочу бежать!» – и бежит; исцеляется эпилептик; еще один ребенок, глухонемой от рождения, начинает говорить; исчезает злокачественная опухоль желудка… исцеляется застарелое кровотечение… – подобных записей множество. То было истинное торжество веры Православной. Всему русскому народу Господь являл могущество угодника Своего, молитвенника Всероссийского. Казалось бы, столь щедро обласканная Небесным Отцом, Россия должна неколебимо на века утвердиться в святой вере… Увы! Всего через тринадцать лет народ-отступник понесся в бесовской пляске под звуки дикой песни: «Вставай, проклятьем заклейменный…»

Второе обретение святых мощей преподобного Серафима, свершившееся в 1991 году, также сопровождалось множеством чудесных исцелений: врачевались и телесные, и душевные болезни, возвращался здравый рассудок бесноватым. Думается, это знамение от Всероссийского молитвенника указывает на главный недуг нынешней России. Да, в наше Отечество особенно в девяностые годы и поныне вторглись полчища духов злобы, порабощающие себе русских людей: бесы разврата и наживы, демоны колдовства и ворожбы, змеи ересей и языческих культов, аспиды раздора и ненависти. И об исцелении России от беснования ныне молится перед Престолом Всевышнего преподобный старец Серафим Саровский. Но не врачует Господь тех, кто сам не хочет исцеления, и не поможет нам могучее предстательство Всероссийского молитвенника, если сами мы не последуем его завету: «На отгоняющих нас от Духа Святого врагов наших надобно так нападать, покуда и прах их возметется».

Возлюбленные о Господе братья и сестры!

Мы с вами все строим какие-то планы, что-то рассчитываем слабым своим умом, надеемся на жалкие свои силы, а потом печалимся и отчаиваемся, когда рушится наше благополучие. И не слышим мы ласкового увещевания небесного покровителя нашего, преподобного Серафима: «Беда-то вся наша в том, что мы не ищем разума Божественного, который не гордится, ибо не от мира сего есть».

При всем великолепии Саровских торжеств начала прошлого века в тогдашних знамениях сквозила тревога: когда вскрывали могилу преподобного Серафима, крестьяне окрестных селений видели зарево над Саровом и в ужасе думали, что там полыхает опустошительный пожар. Чудеса празднества в Дивееве в 1993 году вселяют надежду: когда явились сюда вновь обретенные честные мощи Всероссийского молитвенника, радостно заиграло спокойное до того солнце, а потом народ увидел чудесный радужный ореол над крестом Троицкого собора.

Вновь русский православный народ среди лета запел Пасху, торжествуя встречу с великим служителем Христа Воскресшего, преподобным Серафимом Саровским. Да не замутится и в нас с вами эта чистая радость греховной нашей нечистотой, дабы могли сбыться надежды на духовное воскресение Отечества нашего. И в этом чаянии воззовем к преподобному старцу Серафиму, неугасимому светочу земли Русской:

«На тя бо упование ныне возлагаем, отче благосердый: буди нам воистину ко спасению путевождь и приведи нас к невечернему свету жизни Вечныя богоприятным предстательством твоим у Престола Пресвятыя Троицы», Которой подобает всякая слава, честь и поклонение всегда, ныне и присно и во веки веков.

Аминь.

Слово на Собор Курских святых
(19 июля / 1 августа)

От юности Христа возлюбил еси блаженне, и Тому единому работати пламенне вожделев, непрестанною молитвою и трудом в пустыни подвизался еси, умиленным же сердцем любовь Христову стяжав, избранник возлюблен Божия Матере явился еси. Сего ради вопием ти: спасай нас молитвами твоими, Серафиме, преподобне отче наш.

Тропарь преподобному Серафиму

Саровскому

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Дорогие во Христе отцы, братья и сестры!

Сегодня Святая Православная Церковь восхваляет Собор Курских святых, то есть празднует память всех святых, просиявших своими подвигами во имя Христово в старинном русском городе Курске или так или иначе связанных с ним. Праздник этот был установлен Церковью совсем недавно – в 2003 году, но включенные в Собор святые угодники уже давно почитаются всеми православными христианами мира.

Собор Курских святых – это святитель Иоасаф (Горленко), епископ Белгородский († 1754); преподобные Феодосий Печерский († 1074), Серафим Саровский († 1833), Макарий Оптинский († 1860), Иоанн (Крюков), затворник Святогорский († 1867), Исаакий (Антимонов) Оптинский († 1894), Илия Верхотурский († 1900); мученики и исповедники Никодим (Кононов), епископ Белгородский († 1919), Иувеналий (Масловский), архиепископ Рязанский († 1937), Александр (Щукин), архиепископ Семипалатинский († 1937), Дамиан (Воскресенский), архиепископ Курский († 1937), Павлин (Крошечкин), архиепископ Могилевский († 1937), Иоасаф (Жевахов), епископ Могилевский († 1937), Иоанн (Пашин), епископ Рыльский († 1938), Антоний (Панкеев), епископ Белгородский, Митрофан (Вильгельмский), Александр (Ерошов), Михаил (Дейнека), Матфей (Вознесенский), Ипполит (Красновский), Николай (Садовский), Василий (Иванов), Николай (Кулаков), Максим (Богданов), Александр (Саульский), Павел (Брянцев), Павел (Попов), Михаил (Вознесенский), Георгий (Григорий Богоявленский) († 1938), Онуфрий (Гагалюк), архиепископ Курский († 1938), Лука (Войно-Ясенецкий), архиепископ Симферопольский († 1961). Все они, независимо от времени и обстоятельств жизни, дают нам замечательные примеры подлинного пребывания со Христом и во Христе – а также и верности избранному ими пути, несмотря ни на какие, даже самые страшные трудности и испытания, ни на какое противодействие со стороны окружавшего их общества и подчас даже собственной семьи.

С подобным противодействием пришлось столкнуться, например, преподобному Феодосию Печерскому (1029–1074), одному из родоначальников русского монашества. Услышав имя преподобного Феодосия, все обычно вспоминают о нем как о великом православном подвижнике и одном из основателей знаменитой Киево-Печерской обители; но мало кто помнит, что свой выбор монашеского пути этому праведнику, чье детство и юность прошли в Курске, пришлось отстаивать долго и упорно.

Будущий подвижник был старшим сыном княжеского тиуна (судьи), человека знатного и обеспеченного. Отца он лишился в совсем юном возрасте (Феодосию не было еще и тринадцати), и оставшаяся одинокой мать, как это часто бывает в подобных случаях, всю свою привязанность перенесла на детей. Родительская любовь – вещь сама по себе естественная и прекрасная; но, увы, как и все в этом падшем мире, она также бывает подвержена человеческим страстям и нередко впадает в крайности. Все мы знаем примеры, когда родители, злоупотребляя родительской властью и требованием почтения к себе со стороны детей, пытаются полностью контролировать своих чад, даже совсем взрослых, диктовать им собственные решения относительно их жизни, не считаясь с их стремлениями, наклонностями и желаниями и забывая о том, что дети – не роботы и не марионетки, а такие же, как и сами родители, люди со свободной волей, дарованной им Самим Господом…

Так и мать Феодосия яростно воспротивилась решению сына принять монашество – хотя юноша стремился к этому пути с детских лет и все его склонности явно указывали на то, что ему уготована Господом монашеская стезя. Но мать была уверена, что лучше знает, что именно нужно ее ребенку, – и, чтобы заставить сына отказаться от своей мечты, не останавливалась ни перед чем, даже перед жестокими побоями… Удивительно, но Феодосий при этом вовсе не озлобился на мать – ведь в его душе жила та искренняя христианская любовь, которая и подобает желающему стать монахом: любовь прощающая и жертвенная, но в то же время не переходящая в человекоугодие. Несмотря на все усилия матери, Феодосий не отказался от своего намерения; дождавшись, пока вырастет младший брат, и препоручив ему заботу о матери, юноша тайком покинул родительский дом и отправился в Киев, где и принял постриг, став учеником преподобного Антония Печерского (983–1073). Так любовь и кротость, соединенные с христианским мужеством, дали миру великого подвижника; а что было бы, если бы матери удалось сломить волю сына или если бы сын позволил злобе на несправедливые действия матери возобладать в собственной душе? И то, и другое – прекрасный урок для нас всех, как детей, так и родителей.

Непонимание родных на пути к монашеству пришлось испытать на себе и другому праведнику, святителю Иоасафу (Горленко), епископу Белгородскому (1705–1754). Отец его был военным, дослужился до чина полковника и, как многие отцы, мечтал о том, что сын пойдет по его стопам. Однако юношу влекла монашеская стезя; он долго не решался открыться родителям, а когда, наконец, поделился с ними своим намерением – получил отказ в родительском благословении. Долго и упорно уговаривали родители своего сына вернуться к военной карьере; как и преподобному Феодосию, будущему святителю пришлось принимать постриг втайне от своей семьи… В конце концов монаху Иоасафу удалось примириться с родными, а его верность избранному пути и желание служить Господу и людям принесли поистине благие плоды. Православным людям Белгорода святитель запомнился как мудрый пастырь, строгий к себе и другим, но в то же время искренне, по-отечески любивший свою паству и заботившийся о ней. Любой страждущий, нуждающийся или несправедливо притесняемый мог рассчитывать на его помощь; после кончины этого милостивого и нестяжательного пастыря в его келье не нашли никакого имущества, кроме рясы да нескольких медных монет…

Нелегок был путь к подвижничеству и у преподобного Иоанна, затворника Святогорского (1795–1867). Как и святые Феодосий и Иоасаф, Иван Крюков (таково было имя преподобного в миру) с ранних лет мечтал о монашеском пути, но властная мать вынудила его жениться. Иоанну не хватило решимости преподобного Феодосия, чтобы отказаться от навязанного жизненного пути; зато ему хватило стойкости и постоянства, чтобы продолжать бережно хранить свою мечту о монашестве в течение многих лет. В возрасте около сорока лет, уже будучи вдовцом, Иоанн все же выполнил эту мечту: принял постриг в Глинской пустыни Курской епархии. Известная поговорка «лучше поздно, чем никогда» оправдалась в его жизни в полной мере: преподобный достиг на этом пути таких духовных высот, что смог понести даже один из труднейших монашеских подвигов – затворничество. Вот как описывает жизнь старца Иоанна в затворе один из его современников:

«Представьте себе тесную и низкую келию, своды которой не выше роста человеческого, иссеченную в мелу, свет в которую проникает через узкую скважину, пробуравленную наружу скалы на довольно большом расстоянии. Атмосфера келии резко холодная и сырая, напоминает собою ледник: она как бы колет вас и возбуждает в теле озноб лихорадочный. Все убранство келии составляет деревянный открытый гроб с большим надмогильным деревянным крестом у изголовья, на котором написан распятый Господь; в гробе немного соломы и возглавие, и в таком виде служил он ложем успокоения затворнику, претружденному подвигом бдения молитвенного. Вот все успокоение, которое дозволял себе подвижник: затем небольшой аналой у святых икон, деревянный обрубок, служивший вместо стула, кувшин для воды, горнец для пищи, нагольный тулуп, ветхая мантия с епитрахилью и неугасаемая лампада – удовлетворяли все жизненные потребности затворника, да еще неизменные его тяжелые железные вериги и жесткая власяница, которые носил он на своем теле и которые сами составляли немалое испытание своей тяжестью и остротой. Правило молитвенное по заповеди отца Арсения совершал он следующее: в сутки полагал 700 поклонов земных, 100 поясных, произносил молитв Иисусовых 5000, Богородичных 1000, читал акафисты Сладчайшему Иисусу, Богоматери и Страстям Христовым, помянник… приобщался Святых Христовых Таин… в соседней пещерной церкви Иоанна Предтечи, где служилась еженедельно Литургия по вторникам…

Крепость духа подвижника Божия была поистине изумительна: все терпел он мужественно ради Господа и спасения своей души; страдания Господа всегда представлял он взором души своей и, противопоставляя им свой подвиг, считал его ничтожным от искреннего сердца».

За свою добродетельную подвижническую жизнь преподобный Иоанн сподобился дара прозорливости и чудотворения. В затворе он провел целых семнадцать лет, непрерывно творя молитву Иисусову.

Неправда ли, дорогие мои, житие преподобного Иоанна – замечательный пример того, что никогда не стоит отчаиваться и ставить крест на своих благих намерениях и мечтах? Конечно, бывает и так, что мечты наши не исполняются потому, что Господь уготовал нам нечто лучшее: ведь только Он один действительно знает, к чему именно каждый из нас готов и что принесет нам подлинное духовное благо. Но если намерения наши совпадают с Господней волей о нас, то рано или поздно нам удастся воплотить их в жизнь. Если, конечно, мы сами не махнем на них рукой и не предпочтем просто плыть по течению…

И это справедливо отнюдь не для одних только монахов, но и для каждого христианина – монаха, женатого или безбрачного мирянина, священника, епископа… Ведь все эти пути отличаются друг от друга лишь внешними обстоятельствами, а суть и цель у них одна – стяжание Духа Святого, что возможно для всех христиан без исключения, вне зависимости от их «гражданского состояния». Об этом часто говорил один из величайших подвижников Курской земли и всего Православия в целом – преподобный Серафим Саровский (1754–1833), в день обретения мощей которого Церковь и повелела праздновать память Собора Курских святых. Так, например, когда один из духовных чад преподобного, Николай Мотовилов, выразил сомнение в том, что он, женатый мирянин, помещик, может так же стяжать Божественную благодать, как и строгий монах-подвижник, каким был батюшка Серафим, святой ответил ему так: «Что же касается до того, что я – монах, а вы – мирской человек, то об этом думать нечего: у Бога взыскует правая вера в Него и Сына Его Единородного. За это подается обильно свыше благодать Духа Святого. Господь ищет сердца, преисполненного любви к Богу и ближнему, – вот престол, на котором Он любит восседать и на котором Он является в полноте Своей пренебесной славы. Сыне, даждь Ми сердце твое (Притч. 23, 26), – говорит Он, а все прочее Я Сам приложу тебе, ибо в сердце человеческом может вмещаться Царствие Божие (см. Мф. 6, 33). Господь равно слушает и монаха, и мирянина, простого христианина, лишь бы оба были православные, и оба любили Бога из глубины душ своих, и оба имели веру в Него, хотя бы яко “зерно горушно”, и оба двинут горы (см. Мк. 11, 23)».

О том же говорил преподобный и другому духовному сыну-мирянину незадолго до своей кончины: «Царство Божие – не брашно и питие, но праведность и радость во Духе Святом (Рим. 14, 17). Только не надобно ничего суетного желать, а все Божие – хорошо, и девство славно, и брак благословен Богом: И благослови я Бог, глаголя: раститеся и множитеся (Быт. 1, 22). Только враг смущает все».

Вообще, если человек искренне стремится всей своей жизнью исполнять волю Господа, служить Ему и ближним – Господь обязательно поможет ему в этом, укажет наилучший путь и поддержит на этом пути, даже если внешние обстоятельства будут против.

Так, например, будущий подвижник Оптинский Макарий (1788–1860) в юности служил по финансовому ведомству и, казалось, не собирался становиться монахом. Однако духовная жизнь всегда привлекала его больше всех прочих сторон бытия; и после кончины родителей, в возрасте двадцати двух лет, молодой человек оставил службу и поступил послушником в Площанскую пустынь. Первым наставником его был один из учеников преподобного Паисия Величковского (1722–1794) – старец Афанасий. Следуя примеру своего духовного отца, Афанасий занимался изучением и переводами святоотеческой литературы – в те времена очень многое из обширнейшего святоотеческого наследия оставалось еще не переведенным на русский язык, что немало затрудняло развитие духовной жизни в Русской Церкви. Афанасий приобщил к этому благодатному труду и своего ученика. Преподобный Макарий продолжил труды своего старца по изучению и переводам святоотеческого наследия; под его мудрым руководством, как чисто практическим, так и духовным, в обители возникла целая школа переводчиков духовных книг, было собрано воедино и издано множество трудов святых, в том числе самого преподобного Паисия. Вклад преподобного Макария и его соработников в дело духовного просвещения России был поистине неоценим; кроме того, благодаря этим трудам к Церкви потянулись представители интеллигенции – в частности, на исповедь к старцу Макарию приезжали такие известные литераторы и мыслители, как Николай Гоголь и Алексей Хомяков.

Недаром другой подвижник, святитель Игнатий (Брянчанинов; 1807–1867), так отзывался о преподобном Макарии: «Отец Макарий в наше время был лучшим наставником монашества, действовал со своим понятием, с целию угождения Богу и пользы ближним, при значительном самоотвержении».

Старец Макарий постоянно подчеркивал, как важно для христианина непрестанно взращивать в себе любовь к Богу и ближнему. «Вы имеете желание приблизить себя к Богу и получить спасение, – писал он одному из духовных чад. – В этом состоит весь долг каждого христианина, но сие совершается чрез исполнение заповедей Божиих, которые состоят все в любви к Богу и ближнему и простираются до влюбления врагов. Читайте Евангелие, там найдете путь, истину и жизнь, сохраняйте Православную веру и уставы Святой Церкви, поучайтесь в писаниях церковных пастырей и учителей и соображайте жизнь свою по их учениям. Но одни правила молитвенные не могут нам принести пользы… советую стараться сколько можно обращать внимание ваше на дела любви к ближним: в отношении к матушке вашей, супруге и детям, пещись о воспитании их в Православной вере и доброй нравственности к подчиненным вам людям и ко всем ближним. Святой апостол Павел, исчисляя разные виды добродетелей и подвигов самоотвержения, говорит: если я сделаю то или это, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы (1 Кор. 13, 3)».

Неустанно боролся старец с обрядоверием, с тем прискорбным явлением, когда христианская жизнь сводится лишь к выполнению неких внешних правил, тогда как собственно духовная работа над своей душой оказывается забыта. А ведь искреннее стремление послужить Господу состоит вовсе не в стремлении «вычитать» как можно больше молитв и «отстоять» как можно больше церковных служб!

«Не в том только состоит дело спасения, что сходить в церковь да сесть за пяльцы, а надобно смотреть за сердцем своим и истреблять страсти: гордость, самолюбие, тщеславие, гнев, ярость, злобу, обжорство, похоть плоти и прочее; в том-то и состоит наша духовная брань – противиться страстям, истреблять их помощию Божиею».

Прекрасный пример того, что никакие обстоятельства не могут помешать христианину служить Богу, находим мы и в житии преподобного Исаакия Оптинского (1810–1894), бывшего в течение тридцати двух лет настоятелем Оптиной пустыни. Как и многие Оптинские старцы, преподобный Исаакий пришел в обитель уже человеком зрелым – в тридцать семь лет, да к тому же был поставлен на одно из самых «суетных» послушаний – хозяйственное. И все это не только не помешало ему достичь духовного совершенства, но, напротив, опыт, приобретенный за годы благочестивой христианской жизни в миру, весьма пригодился ему в монастыре, а непрестанные труды на благо монастыря стали для него прекрасным упражнением в деятельной любви к ближнему.

Поучений старца Исаакия до нас дошло не много, но те, что дошли, дышат подлинной духовной мудростью. «Живите по совести и просите помощи у Царицы Небесной, и все будет хорошо», – говорил он.

Последними же словами старца перед кончиной были: «Любите Бога и ближних, любите Церковь Божию, в службе церковной, в молитве ищите благ не земных, а небесных!» Трудно придумать более краткое и одновременно более полное описание сути христианской жизни.

Пожалуй, одним из самых тяжких испытаний для всякого человека является то, когда на него по причине его убеждений ополчаются не просто родственники или друзья, а вся его родная страна. Это страшное испытание выпало и на долю курских православных христиан в годы безбожной власти. Курская епархия дала миру немало новомучеников и исповедников; мученическую кончину за Христа претерпели два Курских архиепископа подряд…

Первым из Курских святителей-священномучеников стал архиепископ Дамиан (Воскресенский; 1873–1937). Поставленный на Курскую кафедру в 1928 году – уже после нескольких лет преследований, тюремного заключения и ссылки за отказ присоединиться к раскольникам-«обновленцам» и во всем подчиняться безбожным властям, – владыка Дамиан и здесь проявил себя как мужественный христианский пастырь, главным для которого было не угождение сильным мира сего и не личное благополучие, а духовное благо своей паствы и служение Богу и Церкви. Несмотря на открытые угрозы властей, владыка бесстрашно проповедовал пастве Христа, хранил верность канонической Церкви и всячески помогал ссыльным и преследуемым безбожниками священнослужителям.

Осужденный в 1932 году на заключение в Соловецком лагере за подобную «контрреволюционную», а по сути – просто пастырскую деятельность, а также и за то, что даже под следствием в НКВД открыто исповедовал Христа и не отказался от своих убеждений, владыка Дамиан вместе со многими другими узниками совести был расстрелян в 1937 году. Но дело его на земле не погибло: его непосредственный преемник, архиепископ Курский Онуфрий (Гагалюк; 1889–1938), ничем не уступал священномученику ни в ревности по Богу, ни в пастырском мужестве и христианской любви.

Владыка Онуфрий был поставлен на вдовствующую Курскую кафедру сразу же после окончательного приговора священномученику Дамиану, в 1933 году. Казалось бы, трагическая судьба его предшественника должна была побудить нового архиепископа быть более «сдержанным» в своей деятельности, опасаться за свою жизнь. Но не таков был владыка Онуфрий. Человек мягкий, спокойный и кроткий, полный безграничной любви к Богу и ко всем людям без исключения, он в то же время умел быть решительным и твердым во всем, что касалось веры и пастырского служения. Так, например, в 1932 году один из его друзей-священнослужителей написал владыке, что решил прекратить дело проповеди и ограничиться одним только совершением церковных служб и треб, потому что времена непростые, а «иной недобрый человек извратит мои слова, и я могу пострадать! Когда увижу хоть некоторое успокоение, тогда продолжу дело благовествования».

Владыка Онуфрий так ответил другу на эти слова: «Никак не могу согласиться с твоими доводами.

Долг святителя и пастыря Церкви – благовествовать день от дня спасение Бога нашего (Пс. 95, 2): и в дни мира, и в дни бурь церковных, в храме, в доме, в темнице. Послушай, как объясняет святитель Иоанн Златоуст слово святого апостола Павла: проповедуй слово, настой во время и не во время, обличай, запрещай, увещевай со всяким долготерпением и назиданием (2 Тим. 4, 2). Что значит настой во время и не во время? То есть не назначай определенного времени, пусть будет у тебя всегда время для этого, а не только во время мира, спокойствия или сидения в Церкви; хотя бы ты был в опасности, хотя бы в темнице, хотя бы в узах, хотя бы готовился идти на смерть – и в это время не переставай обличать, вразумлять. Тогда и благовременно делать обличение, когда оно может иметь успех. Тогда наша проповедь дает плод, когда люди ее жаждут. В дни скорби, смущений самое простое искреннее слово пастыря приносит сторичный плод. На днях исполнилось три года моего святительского служения в Старооскольской епархии. С первого вступительного слова… и поныне всякий воскресный праздничный день за Божественной литургией и в воскресные вечерни я говорил поучения своей пастве. Делал это я не без смущения, волнений и страхов. Но Господь Милосердный хранил меня, и верю: сохранит и впредь. А если угодно будет Господу – приму и скорби за слово истины.

Если мы умолкнем, то кто будет говорить? На проповедь Царства Божия послал нас Сам Господь. И горе нам, если мы не благовествуем! Мы становимся в таком случае в ряды противников Божиих».

В другом письме владыки Онуфрия находим мы схожие рассуждения о пастырском долге; он считал, что долг пастыря – проповедовать Христа всеми возможными способами, включая и письменную проповедь, которая дойдет и до тех, у кого нет возможности выслушать устную:

«На епископах преимущественно лежит долг проповедовать слово Божие. Почти все мы исполняем это и усердно возвещаем Царство Христово на земле – но устно. Подвиг духовного писательства несут из нас лишь немногие. Конечно, устная проповедь имеет главное значение: произносимая с воодушевлением и убеждением перед большой аудиторией до тысячи молящихся, иногда она оказывает большое влияние на слушателей, направляя их к Богу и доброй христианской жизни. Но и самое красноречивое слово скоро забывается. Притом часто является сильное желание у верующего почитать у себя на дому что-либо из области веры. В этом отношении необходимо письменное наставление.

Если устное слово возбуждает веру у молящихся, то письменное усугубляет ее, утверждает. О важности письменной проповеди апостол славянских христиан Кирилл говорил: “Проповедовать только устно – все равно что писать на песке”».

Впрочем, дело проповеди владыка Онуфрий считал задачей не одних только священнослужителей, но и всех христиан, ведь вовремя сказанное слово может подчас преобразить всю человеческую жизнь. «Разве только в храме мы должны говорить о Боге, о Божественном учении? – писал владыка Онуфрий одному из своих многочисленных друзей. – Не только в храме, а и на всяком месте, где придется, где есть души неверующих, не знающих Бога или сомневающихся. Даже если не может верующий доказать своей истинности и опровергнуть речи неверующих, пусть он скажет ясно и определенно христианское учение. И это уже будет победа… Всякое необличенное слово лжи приносит свой плод, а разоблаченное, оно теряет свою силу».

Разумеется, владыка Онуфрий понимал всю опасность подобной проповеди в условиях безбожных гонений. Однако за себя он не боялся: главным для него всегда было служение Богу и ближним, собственным же благополучием и даже жизнью он всегда готов был пожертвовать ради этого служения. Владыка действительно сам жил так, как учил других, открыто и безбоязненно проповедуя людям Христа Распятого и Воскресшего.

В том же письме к другу он так писал о гонениях и мученичестве:

«Ты, дорогой друг, с тревогой спрашиваешь меня: что будет с нашей Церковью Православной лет через тридцать, когда те верующие, коих теперь немало, умрут, а их сменит нынешнее поколение злых и злобных врагов Церкви Божией? Ведь тогда они пойдут открытым походом на Церковь Божию. А что же мы им противопоставим? – Нужно сказать тебе, дорогой друг, что наряду с врагами Церкви Божией растут, несомненно, и друзья ее; пусть будет их немного, но они сильны своей истиной. Под градом насмешек и притеснений они закаляют свою веру в Бога и преданность Церкви Божией, они встанут на защиту веры и Церкви Православной…

Может пролиться кровь верующих. Пусть она будет семенем, как в первые века христианства, – семенем, из которого вырастет еще крепкая дружина христианская. Для Церкви Христовой не новость гонения и кровь. Все это было. И все это вело не к уничтожению Церкви Православной, а к ее прославлению и распространению. Притом не забывай, дорогой друг, что святые примеры всегда зовут к подражанию. Когда неверующие гонители увидят непоколебимую стойкость православных христиан, запечатленную кровию, тогда некоторые из них, способные к восприятию истины Божией, несомненно, станут в ряды исповедников Христовых, как то было с древними язычниками, которые, видя веру христиан, сами становились из мучителей последователями Христовыми. И много, много может стать новых друзей Христовых из разных стран и народов, которые заменят изменников веры, по слову Самого Спасителя: Говорю же вам, что многие придут с востока и запада и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом в Царстве Небесном, а сыны царства извержены будут во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов (Мф. 8, 11–12).