Текст книги "Слова в дни памяти особо чтимых святых. Книга первая. Март, апрель, май"

Раны, которые нанесены латинством Православной Церкви, свежи и продолжают кровоточить. Веками римские хищники стремились поработить Православие, не останавливаясь ни перед какими преступлениями. Четыре столетия продолжаются непрерывные посягательства папистского униатства на Украинскую и Белорусскую митрополии. Когда эти края в XVII веке были захвачены Польшей, латиняне уподобились древнеримским гонителям. Кровь многих тысяч мучеников, отказавшихся перейти в унию, была пролита здесь. Палачи, дерзавшие называть себя христианами, пытали, четвертовали, жгли на кострах, забивали в бочки с гвоздями православных священников и мирян. Тогда же была сделана попытка уничтожить древнюю культуру украинского и белорусского народов, памятники их письменности, иконописи, зодчества. Немногие уцелевшие среди общего разрушения православные храмы поляки подвергли изощренному надругательству – отдали на откуп иудеям.

В прошлом веке на Украине немало «потрудились» иезуиты, разжигавшие ненависть к «москалям» – родному по крови и вере русскому народу. Именно в латинских кознях кроются истоки нынешнего недоброжелательства между славянскими народами-братьями.

Трагедию России XX века – постигший наше Отечество большевистский кошмар – папизм не постыдился приветствовать и пытался использовать в своих целях. Еще в 1868 году папский нунций Меглия писал: «Только революция способна помочь Римской Церкви в России». А после переворота 1917 года папский экзарх заявил: «Все латинские католики почувствовали себя счастливыми, когда произошла Октябрьская революция. Только под советским правительством, когда Церковь и государство были отделены, мы смогли вздохнуть свободно». По всей стране палачи-богоборцы истязали христиан – и в те же годы Москву дважды навещал папский легат д’Эрбиньи с льстивыми словами и заманчивыми посулами. Посланец Папы пытался наладить унию с еретиками-обновленцами, а безбожным правителям обещал широкую поддержку Римом их режима на международной арене в обмен на разрешение пропаганды католицизма в России. Стараниями д’Эрбиньи за рубежом без комментариев перепечатывались статьи главы Союза воинствующих безбожников Ярославского-Губельмана, где грязной площадной бранью осыпались святой Патриарх Тихон и Русская Церковь-Мученица. Живший в эмиграции философ Иван Ильин вспоминает, как часто латинские прелаты твердили по поводу большевистской власти: «Господь выметает железною метлою Православный Восток для того, чтобы воцарилась единая Католическая Церковь» – и каким ожесточением сверкали их глаза. (Видимо, не случайно в наши дни именно бывшие коммунисты быстро обращаются в униатство и так усердно поддерживают унию на Украине.)

В те годы не одни большевики гнали православных верующих и взрывали храмы. Тем же гнусным делом занимались латиняне на русских и украинских землях, отошедших к Польше по Рижскому договору 1921 года. Там повсюду шли аресты священников и верных прихожан, поругание святынь, более тысячи домов Божиих было уничтожено гонителями. В Пасхальном послании 1937 года католический примас Польши призвал свою паству к расправам над православными, объявив это святым делом.

Ради своих выгод папство союзничало с фашизмом и нацизмом. Ватикан наградил Муссолини орденом Христа. В одной из своих энцилик Папа Пий XI откровенно писал о власти итальянских фашистов: «Это партия и режим, которые благодаря дружественным связям со Святым Престолом укрепили внутри и вне страны свой авторитет и влияние». Сразу после прихода немецких нацистов к власти Ватикан заключил с ними конкордат – это был первый международный договор, подписанный Гитлером. В те недалекие от нас времена латинское духовенство запятнало себя кровью невинных жертв. В Словакии вершил массовые убийства режим, возглавлявшийся католическим прелатом Тисо. Еще страшнее были расправы, которые учиняли хорватские католики-усташи над православными сербами: там бросали в огонь младенцев, вспарывали животы беременным женщинам, людей заживо резали на куски. А латинское духовенство за каждого убитого серба выдавало извергам индульгенцию, сулившую отпущение грехов. Во многих случаях хорватские прелаты лично участвовали в зверствах. Все это творилось с молчаливого согласия Папы Пия XII, которого Рим затем объявил святым.

Так далеко, кажется уже безвозвратно, ушло папство по дороге отступничества. В римских святцах сохраняются имена древних подвижников Православного Востока и Запада, но разве возгордившимся отступникам, поправшим их заветы, принадлежит священное наследие? Могут ли разрушители единения Церкви Христовой истинно чтить блаженного Августина, сказавшего: «Ключи Царствия Небесного получил не один человек, а единство Церкви»? Разве самозваные «заместители Божии», Папы нового Рима, действительно почитают великого первосвященника Рима Старого – святителя Григория Двоеслова, предостерегавшего от пагубного стремления «быть судьей над всеми»?

Память о святых отцах древности – и восточных и западных – есть бесценное сокровище Вселенской Православной Церкви, верной их заветам.

Слава Старого Рима издревле хранится и на Святой Руси. В киевской Десятинной церкви Пресвятой Богородицы (а ныне в Киево-Печерской Лавре) почила честная глава священномученика Климента Римского, соделавшегося всея Руси чудотворцем и покровителем. Виктор и Валентин, Лукиан и Матрона, Клавдия и Валерия – в честь италийских святых называют своих детей русские люди. Символом духовного преемства явился приход на Русскую землю преподобного Антония Римлянина, яркого светоча Русской Церкви. Третьим Римом назвала себя Российская держава, вслед за Старым Римом и державным Новым Римом – Царьградом ставшая оплотом Вселенского Православия. Преподобный Амвросий Оптинский говорит: «Когда Римская Церковь отпала от Вселенской, Господь пополнил это лишение основанием на севере Церкви Русской, сохранив ее от вреда папистов».

Возлюбленные о Господе братья и сестры! Ныне празднуем мы память святого Римского Папы Григория Двоеслова – и каким близким, каким родным по духу является он православному русскому народу! Благотворить нищим, милосердствовать страждущим, привечать странников – эти добродетели Римского святителя были исконно присущи благочестивым людям Святой Руси. Бережность к древней святыне, любование церковным обрядом, истовость в создании монашеских обителей – это насаждал святой Григорий на своей родине, и этим же издревле славилась земля Российская. Не холодной властностью, а смиренным боголюбием и братолюбием отличался святитель Григорий Великий, равно как и святые наши архипастыри, митрополиты святители Алексий, Петр, Иона Московские, Святейший Патриарх Тихон.

Светоч Русской Церкви XX века, священномученик Иларион (Троицкий) пишет: «Латинство с его земными счетами добрых дел, с его наемническим отношением к Богу, с его подделкой спасения помрачило в сознании своих членов христианскую идею Церкви». Бесконечно чуждым латинству, всем этим индульгенциям и фальшивой бухгалтерии заслуг перед Господом, всем этим интригам, лжи и гордыне предстает древнеримский подвижник святитель Григорий Двоеслов, обладавший живою верою и любовью, истинный смиренный раб рабов Божиих.

Понимаем ли мы с вами то счастье, которое даровал нам Господь, сделав духовными гражданами Третьего Рима – Православной России? Как трудно людям Запада, чье сознание помрачено латинским отступничеством и протестантскими ересями, обрести чистоту святой веры Христовой! И как прост путь спасения для нас с вами: ведь Мать-Церковь Православная предлагает нам сокровищницу духовных даров, освященную заповедями Сына Божия и Его святых апостолов, заветами святых отцов всех времен и народов. Здесь нет ничего лишнего, суетного, темного, ничего от тлетворного духа века сего и человеческого своеволия, но все спасительно, благодатно, Божественно. Такова наша Святая Православная Церковь, ибо Глава ее – не грешный человек в папских одеждах, а Сам Богочеловек Господь наш Иисус Христос. По слову Священного Писания, Бог все покорил под ноги Его, и поставил Его выше всего, главою Церкви, которая есть тело Его (Еф. 1, 22–23).

И сегодня, празднуя память святителя Григория Двоеслова и чествуя его имя за великопостными Преждеосвященными Литургиями, воспримем же урок его жития, урок смиренного служения Богу и ближним. И так, подражая Его милосердию и сострадательности, усердию в совершении дел благочестия, сподобимся быть причисленными к ученикам святого Григория, воспевая к нему: «Научил еси стадо Христово заповедем Его: ныне же с ними радуешися и ликуешь в Небесных кровех» Небесного Царства Бога и Отца, Которому вместе с Его Единородным Сыном и Всесвятым, Благим и Животворящим Духом подобает всякая слава, честь и поклонение всегда, ныне и присно и во веки веков.

Аминь.

Слово в день памяти преподобного Симеона Нового Богослова
(12/25 марта)

Дай мне видеть Лицо Твое, Слове,

И неизреченной красотой наслаждаться,

И радоваться от Твоего видения,

Видения неизреченного и невидимого,

Видения страшного.

Преподобный Симеон Новый Богослов

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Дорогие во Христе братья и сестры!

Богослов – как высоко и как страшно это звание! Непостижимо высоко, потому что истинное богословие – это голос Самого Всевышнего, вещающего человеческими устами. Неимоверно страшно, потому что малейшая ошибка в этом священном деле становится хулой на Духа Святого – грехом, не прощаемым во веки веков. Со смирением и трепетом, в чистоте сердца и разума должно приступать к слову о Божественных истинах.

В мире было множество верных, путем подвига достигших святости и рассказавших людям об открывшихся им тайнах Божиих. Но только трем из всех святых отцов Церковь Христова присвоила высокое имя – Богослов.

Первый – апостол Иоанн Зеведеев, любимый ученик Спасителя, во время Тайной вечери возлежавший на груди Господней. Он выходил невредимым со дна моря и из котла с кипящим маслом, по его велению рушились идольские храмы и воскресали мертвецы; он, по некоторому преданию, даже был живым восхищен в Царство Небесное. Таков апостол Иоанн Богослов.

Второй – святитель Григорий Назианзин (330–389), величайший мудрец и философ. Могучим разумом он объял науки духовные и мирские, стал сокрушителем ересей и вселенским учителем Церкви, постиг сокровенные тайны Пресвятой Троицы. Таков святитель Григорий Богослов.

А кто третий? Ссыльный игумен, окончивший свои дни в отдаленном небольшом монастыре. Он был простец, не изучивший глубоко ни философии, ни литературы, ни ораторского искусства. Он не совершал особых подвигов – не скитался в знойных пустынях, не стоял на столпе, не отдавал свое тело на жестокие пытки. Он не двигал горами и не повелевал бурями; чудеса его как бы будничные – несколько сбывшихся предсказаний и чудесных исцелений. Среди великих угодников Божиих, подвижников и чудотворцев, он кажется рядовым, малейшим. Он просто плакал – лил слезы покаяния и умиления перед Всесовершенным Господом. Таков преподобный Симеон Новый Богослов (949-1022).

Но в том, что изречено тремя духоносными Богословами, есть нечто общее и главное. Апостол Иоанн Богослов первым принес людям сладчайшую весть: Мы познали любовь, которую имеет к нам Бог, и уверовали в нее. Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем (1 Ин. 4,16).

Святитель Григорий Богослов, «окрыленный душой, исхищенной из мира и преданной Богу», прозрел тайну Всесовершенной Троической любви Отца и Сына и Святого Духа. Преподобный Симеон Новый Богослов сподобился беседовать с Господом лицом к лицу – и засвидетельствовал: «Люди любят подобных себе людей, когда они кажутся им несколько лучшими других; Творца же всех, Единого Бессмертного и Всемогущего, – кто, увидев Его, не возлюбит? Когда Ты, Боже, всего меня обнимешь, тогда я освобождаюсь от зол, исполняюсь благости и наполняюсь радостью. О, как безмерно благоутробие Твое, Спасителю! Как Ты облек меня в светлейшую одежду, блистающую сиянием бессмертия и соделывающую светом все мое тело».

Мудрость трех Богословов, прославленных Церковью Христовой, – это богословие любви.

Однако что есть Божественная любовь? Достаточно ли для человека просто растекаться в душевной или даже духовной сладости, в нежных чувствах и мечтаниях, чтобы достичь этого высочайшего дара и чуда Божия? Нет, так достигается не любовь, а подобие ее. В душе христианина сочетаются величайшее счастье и тягчайший труд; в его сердце любовь обручена с подвигом. Преподобный Симеон Новый Богослов с презрением отзывается «о всяких люблениях и пристрастиях». Он говорит:

«Слыша “любовь”, да не подумает кто-нибудь, что есть дело легко совершаемое. Заповедь о любви – самая великая и важная. Сам Бог вложил в естество человеческое некую любительную силу: эта естественная сила любви дана Богом в помощь разумному человеческому естеству, чтобы оно, пользуясь ею, востекало к всеобщей любви, самоотверженной и свободной. Богом данная заповедь изречена о любви совершенной.

Всякой богобоязненной душе два великие предлежат подвига. Первый – чтобы получить благодать Святого Духа, потому что и возможности нет вступить кому-либо на путь спасения и тем более шествовать по нему, если не получит он наперед таинственной благодати Духа Божия. Второй, более тяжкий, – чтобы не лишиться этой благодати, получаемой со многими потами и трудами.

Не говори: “Как могу я находиться в таком напряжении до смерти?” И не обленись, о душа, искать Владыку! Но как посвятившая себя однажды Богу, не отведывай послабления и покоя, не ищи ни славы, ни телесного утешения, ни расположения человеческого. Совершенно не озирайся ни направо, ни налево; но как начала, лучше же – теча еще усерднее, старайся всегда устремляться к Владыке, взяться за Него. Доколе ты вообще дышишь, еще усерднее ищи Его и беги к Нему».

Таким «бегом к Всевышнему», непрестанным и неустанным, была внутренняя жизнь самого преподобного Симеона Нового Богослова со времени его духовной зрелости. Душа накапливала сверкающие богатства вечности, а внешняя жизнь была бедна событиями. Но и в этой скудной канве его жития немало поучительного, как во всяких вехах пути, ведущего к небесным высотам.

Духовный отец

К Небесному Отцу преподобный Симеон был как бы за руку приведен отцом земным. Нет, речь не о его родителе по крови: отношения между отцом-мирянином и неотмирным сыном были прохладные. Речь о том отце, который родил преподобного Симеона для Вечной жизни, – об отце духовном. Бог ниспослал благочестивому отроку драгоценный дар – мудрого духоносного наставника.

Духовным отцом преподобного Симеона Нового стал подвижник, носивший то же имя, – преподобный старец Симеон Благоговейный, подвизавшийся в крупном столичном Студийском монастыре. Память его совершается Святой Церковью 12 марта. Он вел жизнь истинно благочестивую, обладал многими благодатными дарованиями, был прозорлив, умел мудро и осторожно обращаться с «молодыми растениями» – со своими духовными детьми. Каждый живущий жизнью духа понимает, какое великое счастье – иметь такого старца-руководите-ля. Это счастье было дано юному Симеону Новому, дано не случайно, а как бы в ответ на прорыв в Горняя его души.

Преподобный Симеон Новый Богослов говорит: «Если Бог на смерть предал Сына Своего Единородного, да мы спасены будем через Него, – то возможно ли, чтобы, когда мы просим Его явить нам какого-либо истинного раба Своего, который поруководил бы нас в деле спасения и научил знать волю Его, – возможно ли, чтобы Бог скрыл от нас такого человека и лишил нас чрез то неложного руководства? Нет, нет! Это никак не возможно!» И горячей просьбой, мольбой о духовном наставлении была сама жизнь преподобного Симеона начиная с раннего детства.

Он рос в провинциальной знатной и богатой семье и мог не отказывать себе ни в чем, но не развлечения и лакомства привлекали благочестивого ребенка, а уединение и молитва. Как юный росток к солнцу, он тянулся к Божественному Свету и пугался всякой тени. Из родного села его отослали в столичный Константинополь учиться. Он окончил только грамматический класс, а на философский переходить не стал – не из нелюбви к наукам, а из неприятия буйных нравов соучеников. Что ж, знатного подростка не приневоливали к учебе, ему выхлопотали должность при императорском дворе. Однако душа его стремилась не в царский дворец, а в монашеские обители. Там юный Симеон встретил старца Симеона Благоговейного.

Мудрый старец обратил внимание на благочестивого мальчика и полюбил его. Он дал своему питомцу молитвенную заповедь и книгу. Книга была – «О духовном законе» преподобного Марка Подвижника, египетского святого отца V века, указывающая путь восхождения к духовному совершенству, молитвенная заповедь – так называемое умное делание – непрестанная память о Боге, утверждаемая постоянным к Нему воззванием: Боже, милостив буди мне, грешному!

Однажды, умом и сердцем повторяя эту молитву, юный Симеон сподобился чудесного озарения ярчайшим Божественным Светом. Он был въяве окутан облаком Божественной славы, а затем восхищен на Небеса. Так впервые он вкусил сладость Божественной любви, неописуемо и несравненно прекраснейшую всего земного. Среди этого созерцания юноша увидел и своего старца, облеченного в ангельское сияние, и понял, что видение послано ему по молитвам духовного отца.

То была призывающая благодать – зов Божий, в той или иной степени знакомый каждой христианской душе. Так Господь дает человеку без его заслуг и трудов вкусить сладость вечности, привлекая на путь спасения. Для юного Симеона призывающая благодать явилась столь мощной, потому что высоко было стремление его и высоко его призвание. Однако зов – это только зов: в дальнейшем человек должен собственным подвигом достичь душевной чистоты, ибо только чистая душа способна удержать дар Всесвятого Духа Божия.

Естественным следствием небесного блаженства, на миг дарованного юному Симеону, было его стремление немедленно отречься от мира и всецело посвятить себя Богу. Однако старец отложил пострижение его в монашество, считая: рано, пусть юный питомец еще испытает себя в миру. И юноша Симеон, продолжая исполнять свои обязанности придворного, в то же время пылко предался ночным молитвенным бдениям и строгому посту.

Прошло несколько лет, и родители стали звать юношу домой – помочь им управлять хозяйством. Старец Симеон Благоговейный сказал своему духовному сыну, что уже можно было бы ему принять иночество, но не стал стеснять его свободы, благословил в путь. Так молодой Симеон вернулся в родной дом, к родным по крови. Поначалу он и там не оставлял своих благочестивых занятий. Юноша придумал для себя упражнение в одной из высоких добродетелей – памяти смертной: он устроил себе келью при кладбище, где молился и думал об участи погребенных – о разложении их тел и о Страшном Суде, ожидающем души умерших. Так он боролся с мирскими соблазнами.

Но постепенно пыль житейских забот и впечатлений осела на его сознании, так что юноша стал забывать и прекрасное видение Божественного Света, и наставления старца, и упражнения в благочестии. Перед отъездом из Константинополя он дал духовному отцу слово как можно скорее вернуться, чтобы вступить в ряды монашествующих; он забыл и об этом, да и сам Симеон Благоговейный стал казаться ему одним из обычных людей.

Сердце молодого богача начало каменеть, мертветь. Таково – увы! – частое следствие погружения в земную суету, губящую лучшие порывы души человеческой. О тех десяти годах рассеянной жизни преподобный Симеон Новый впоследствии вспоминал с ужасом. На страницах «Божественных гимнов» он с беспощадной к себе искренностью кается в страшных и мерзких своих грехах той поры. Правда, однажды он проговаривается, из чего можно понять, что большинство этих грехопадений случалось с молодым Симеоном не на деле, а в помыслах. Во всяком случае, юность дала ему пищу для покаяния – противоядие от смертоноснейшего греха гордыни.

А что касается падений на деле или в помысле, то преподобный Симеон не признает между ними существенной разницы. Ведь грязная мысль, так же как и непотребный поступок, отлучает человека от Божественной благодати, которую преподобный называет «Душою души нашей». Без благодати Духа

Божия человек становится ходячим мертвецом: «Как тело умирает, когда отделяется от него душа, так и душа умирает, когда от нее отделяется Дух Святой. Жало смерти сей есть грех, потому что смерть и тление суть порождения греха. Как в мертвом теле распложаются черви, так в душе, лишившейся Божественной благодати, будто черви расплодились – зависть, лукавство, ненависть, спесь, похоть, бесстыдство и всякое другое зло, Богу противное».

Действительно, в большинстве случаев мы навеки губим свои души даже не внешними грехами, а именно помыслами: тщеславными и сладострастными мечтаниями, злопамятством и жаждой мести, осуждением и тому подобным. Оскверненная этим душа становится «злохудожной», чуждой Богу Жизнодавцу. Из состояния духовной смерти молодого Симеона, по собственному его признанию, едва отмолил помнящий и любящий его старец Симеон Благоговейный. Преподобный пишет: «Неведомым образом любовь и вера ко святому старцу остались в моем несчастном сердце. И из-за нее, мне кажется, Человеколюбивый Бог, по прошествии стольких лет, наконец помиловал меня по его молитвам».

Промысл Божий вел юного Симеона даже через его духовное омертвение, как бы разрывая все нити, которые могли привязать его к миру. В родной семье он сталкивался с непониманием и неприязнью: «Родители не питали ко мне естественной любви, братья мои насмехались надо мною». Люди, которые казались ему хорошими и умными, не принимали его в свою среду: «Никто из благомыслящих не терпел меня по причине моего внешнего вида». В то же время в юноше оставалось достаточно добрых качеств, чтобы не присоединиться к грубым гулякам, звавшим его в свою компанию: «Я убегал от них, как от делателей зла». Прозрев в этом милость Всевышнего, преподобный Симеон впоследствии взывал:

 
Все это, Владыко, и иное большее того
Ты, промышляя, соделал на мне блудном,
Дабы извлечь меня из пропасти и мирской тьмы.
 

Среди родных и друзей, среди мирской суеты избранник Божий чувствовал себя все более и более одиноким. Вот тогда начало оживать в нем воспоминание об истинном счастье, явленном ему в озарении Божественным Светом:

«Та радость, которая бывает от мирских слов и помыслов, мало-помалу оставит тебя, и придет к тебе печаль. И так снова ты горько восплачешь и возрыдаешь и взыщешь Его – Виновника веселия, Подателя радости, Который есть прочное и поистине всегда пребывающее богатство.

Имеющий Христа живущим в себе как может быть одиноким? Ведь со Христом моим сопребывают Отец и Дух. Как же одинок тот, кто с Троицей соединен, как с Одним? Соединившийся с Богом – не один, хотя бы он и одинок был, хотя бы сидел в пустыне или в пещере.

Соединившись с Богом и Царем, ты не одиноким сделался – но сопричастен ко всем святым, стал сожителем Ангелов, совесельником праведников. Каким образом ты одинок, когда имеешь жительство там, где собор мучеников и преподобных, где лик Пророков и Апостолов, где бесчисленное множество святых?»

Пресытившись обманами мирской суеты, двадцатисемилетний Симеон вернулся в Константинополь – и с радостью и любовью был принят старцем

Симеоном Благоговейным. Душа юноши, истомившаяся в разлуке со Всевышним, с новою силой возгорелась ревностью по Богу. Вскоре старец совершил над ним иноческий постриг.

Премудро воспитывал Симеон Благоговейный своего молодого послушника. Порой он посылал юношу на тяжелые черные работы, налагал на него суровый пост и ночное молитвенное правило. Все это молодой ревнитель исполнял с радостью, но вдруг старец повелевал ему есть вкусно и досыта, спать вдоволь, а послушания давал легкие и почетные. Так новоначальный подвижник приучался не тщеславиться внешним благочестием, не величаться своими трудами. В послушании духовному отцу Симеон Новый смирился, достиг полного отречения от собственной воли, а это и есть высочайший иноческий подвиг. Пребывающий в послушании духовному наставнику закаляется для всецелого предания себя святой воле Божией.

Для молодого Симеона Нового подвиг повиновения духовному отцу оказался легок, потому что это было послушание любви. Он так благоговел перед своим старцем, что целовал землю там, где тот молился, и считал себя недостойным коснуться даже края его одежд. Почитание духовного отца – это образ угождения Отцу Небесному, о чем преподобный Симеон Новый Богослов говорит: «Надлежит нам принимать отцов духовных, как Самого Христа, ибо то, что бывает оказываемо им, возносится к Самому Владыке Христу и Богу нашему; и Он Себе то присвояет, как бы Он Сам принимал все то».

Предание себя в руки мудрого духовника есть прямая дорога к Небу. Разумеется, такой образ жизни молодого инока Симеона не мог не вызвать зависть диавола; и враг начал строить козни против новоначального подвижника. Господь попустил вражии искушения избраннику Своему, чтобы испытать его верность и утвердить его крепость.

На молодого инока напали какие-то странные омрачение и расслабление. Ему стало тяжело стоять в храме, трудно молиться, невозможно предаваться богомыслию. Симеон понял, что это состояние не может быть естественным, и прибег к своему старцу с жалобой на диавольское насилие. По молитвам духовного отца искушение прошло, и молодой инок снова обрел бодрость для подвигов.

Затем лукавый возбудил в братиях монастыря неприязнь к молодому подвижнику. Он приучался терпеливо сносить попреки и обиды, внимая только старцу-руководителю. Однако соблазн в обители разрастался и принял такие размеры, что Симеон Благоговейный счел необходимым удалить от зла своего питомца, – перевел его в другой столичный монастырь неподалеку, святого Маманта, но и там не оставлял духовного сына своими посещениями и советами.

Симеон Новый все более и более возрастал духовно; благодатным светом наполнялась его душа. Со всеми он был кроток и смиренен; труды его в молитве, посте и рукоделии стали так велики, что вызывали уже не зависть, а удивление и уважение братии. Внутреннее сияние достигшей святости души стало озарять и окружающих его. Когда скончался настоятель обители, где он подвизался, иноки единодушно избрали своим игуменом преподобного Симеона Нового. Он не хотел принимать на себя тяжкое бремя начальствования и ответственности за других, понимая, насколько затруднит это для него счастливое богообщение.

Но из послушания старцу со страхом и слезами принял преподобный Симеон игуменство и священство.

Вскоре святой игумен претерпел обычные для монастырей искушения, воздвигаемые завистником-сатаной: неудовольствия и мятеж своих иноков. Но, укрепляемый благодатью Божией, преподобный Симеон превозмог это искушение – явился в обители миротворцем, смирив непокорных не наказанием, а милостью.

Радуясь преуспеянию духовного сына, отошел ко Господу старец Симеон Благоговейный. Преподобный Симеон Новый к тому времени уже «встал на крыло» – осененный Духом Святым, он мог уже не только обходиться без человеческого наставничества, но и быть наставником для других. По его слову: «Когда душа убегает от диавола, ей необходимо прибегнуть к какому-нибудь эконому благодати, то есть к духовному отцу, чтобы лукавый диавол не нашел ее неохраняемой и не похитил. Этим отцом духовным она будет обучаема и уравняема в том, что ей потребно делать, пока наконец она сделается способной носить всеоружие Божие, то есть Божественную благодать, и с нею противостоять всем козням диавола, всем духам злобы». Так преподобный Симеон с помощью мудрого старца облекся во всеоружие Божественной благодати. Но он не забыл долга великой благодарности, любви и почитания того, кто родил его для вечности.

Преподобный Симеон Новый каждый год торжественно праздновал память своего почившего духовного отца. Он написал канон в его честь и икону, составил слова, прославляющие его добродетельное житие. К тому времени у преподобного Симеона Нового было множество уже собственных духовных детей, и они присоединялись к празднованию памяти благочестивого старца-наставника. Почитание Симеона Благоговейного стало широко распространяться в Константинополе. Этим заинтересовался Патриарх – и нашел, что старец действительно отличался благочестием, праздник в его честь служит поучению народа.

В этот период преподобный Симеон Новый подвергся тонкому соблазну тщеславия. Как не может укрыться город, стоящий на верху горы и светильник под спудом (ср. Мф. 5, 14–15), так и сияющий святостью игумен привлекал к себе многих ищущих спасения. Среди почитателей преподобного Симеона появились вельможи и богачи, люди знатные и знаменитые. Едкий дым мирской славы грозил затемнить его светлую душу: в «Божественных гимнах» он горько кается в том, что начинал считать себя чем-то. Чтобы избавить избранника Своего от этой опасности, Господь попустил ему еще одно испытание.

В Константинополе жил митрополит Стефан Никомидийский – человек начитанный, изучивший богословие, философию и правила красноречия. Слава преподобного Симеона казалась ему незаслуженной: о проповедях простеца ученый митрополит отзывался с презрением. А праздник в честь старца Симеона Благоговейного вызывал в нем прямо-таки негодование: как можно чествовать того, кого Церковь не канонизировала официально? У митрополита Стефана нашлось немало приверженцев, и они воздвигли гонение на преподобного Симеона и на торжество памяти его старца.

В возникшем споре был формально прав митрополит Стефан. Однако то был редчайший случай, когда законность, даже церковная, оказывается неправомочной. Преподобный Симеон достиг тех духовных высот, на которые, по слову святого апостола, нет закона (Гал. 5,23). Он был духоносец, обитавший душою на Небесах, и не просто предполагал, а точно знал, что его старец свят. Симеон Благоговейный был спутником преподобного Симеона Нового в Божественных озарениях. Почитать духовного отца повелевал преподобному Симеону долг благодарной любви, отказаться от этого он не мог. За митрополитом Стефаном была правда буквы, за преподобным Симеоном – высшая правда любящего сердца, которая и есть правда Божия.

Разгоревшаяся, длившаяся два года смута заставляла преподобного Симеона глубоко страдать. Кто, как не он, мог понять все значение церковной иерархии, всю пагубность раздоров для Тела Христова – Церкви? С великим почтением относившийся к священноначалию, преподобный Симеон писал: тот, кто не уважает епископат, – на деле презирает апостолов Петра и Павла, не чтит Самого Христа! В своих творениях святой Симеон говорит: «Архиереи – те же апостолы, которые посланы соделать нас сынами Божиими по благодати. Этот чин преемственно соблюдается; и Бог не хочет, чтобы мы преступали и попирали Его установление».