Текст книги "Слова в дни памяти особо чтимых святых. Книга третья. Июль"

Так прошло еще три года. В 1534 году скончался великий князь Василий Иоаннович, и преподобный Максим надеялся, что с кончиной прогневавшегося на него государя кончится и опала. Он написал московским боярам, правившим за малолетнего наследника, письмо, в котором просил снять с него клеветнические обвинения и отпустить его на свободу. Но бояре, занятые интригами и борьбой за власть, оставили без всякого внимания просьбу невинного страдальца.

В 1539 году один из главных гонителей преподобного Максима, митрополит Даниил, был отправлен на покой в монастырь. На митрополичий престол взошел благочестивый игумен Свято-Троицкой Сергиевой Лавры Иоасаф. Узнав об этом, преподобный направил новому митрополиту просьбу о помиловании и освобождении. Иоасаф и до восшествия на митрополичий престол был уверен в невиновности Максима, но не мог единолично оправдать его: для этого нужно было согласие светских властей, а правившие в ту пору боярские группы по-прежнему не желали замечать прошений невинно осужденного просветителя. Однако митрополит своей духовной властью снял с Максима все прещения, допустив его к Причастию и службам. Невозможно описать словами великую радость, которую испытал преподобный, впервые за долгие тринадцать лет приступая к Божественным Телу и Крови!

Удивительно, но за годы несправедливого заточения любовь преподобного Максима к столь неблагодарно обошедшемуся с ним народу нисколько не уменьшилась. Он по-прежнему искренне болел душой за Русь и русский народ. Слыша о том, какие нестроения начались в землях Москвы из-за алчности и властолюбия правителей-бояр, преподобный немало скорбел сердцем и, рискуя навлечь на себя новую опалу, составил аллегорическое сочинение-увещевание, в котором Русская земля изображалась в виде прекрасной благородной женщины, дочери Царя, окруженной дикими зверьми – дурными правителями. Когда же в 1541 году, благодаря заступничеству Божией Матери, русским войскам удалось обратить в бегство полчища крымского хана, преподобный Максим вознес Богу благодарственную молитвенную песнь за спасение Русской земли.

Время шло, и наследник Василия III – Иоанн Васильевич, в 1545 году обрел, наконец, самодержавную власть, избавившись от опеки «коллективного регента» в лице соперничавших между собой боярских клик. Надеясь, что политические перемены благоприятно скажутся на судьбе преподобного Максима, восточные православные Патриархи – Константинопольский Дионисий и Александрийский Иоаким – обратились к будущему грозному царю с ходатайством за невинного узника. Однако это ходатайство по неизвестным причинам осталось без ответа. Даже ставший в 1542 году митрополитом Московским святитель Макарий (1542–1563) не смог тогда помочь опальному страдальцу и вынужден был написать святому исполненные скорби слова: «Узы твоя целуем, яко единаго от святых, пособити же тобе не можем». Преподобного Максима освободили лишь через шесть лет, в 1551 году, после двадцати пяти лет заключения, когда за него вступились перед царем игумен Свято-Троицкой Сергиевой Лавры Артемий и несколько благочестивых бояр.

Преподобного Максима с прежним почетом встретили в Москве и поселили в Лавре. Здесь преподобный, находившийся уже в преклонном возрасте и изможденный тяготами многолетнего заключения, мог бы доживать свой век в полном покое. Но не покоя жаждал этот неутомимый труженик нивы Христовой, главным желанием которого было служить Богу и людям: едва оправившись от прежних страданий, он принялся за перевод Псалтири с греческого на славянский язык.

Испытания не сломили духа преподобного Максима, его верность Христу была все так же неколебима, и он по-прежнему был готов говорить сильным мира сего правду в глаза, если это было необходимо для их собственного вечного спасения и для блага подвластного им народа. Кроме того, Господь удостоил Своего верного раба дара прозорливости. Так, в 1553 году, через год после взятия Казани, Максима в его келье посетил сам царь Иоанн. Царь направлялся в паломничество в Кириллов монастырь, в благодарность за свое недавнее исцеление от болезни. Услышав об этом, преподобный Максим со свойственной ему прямотой посоветовал монарху вместо паломничества призреть вдов и сирот воинов, погибших в Казани, потратив предназначенные для монастыря деньги на их обеспечение. «Если не послушаешь меня, советующаго тебе по Боге, – прибавил старец, – и презришь крови избиенных от поганых, ведай, что умрет сын твой новорожденный Димитрий». Иоанн, однако, как это и впоследствии часто бывало в его жизни, не послушался «словес преподобных». Вскоре печальное пророчество преподобного Максима исполнилось, заняв свое место в чреде предвестий грядущих бедствий, ожидавших Россию под властью Иоанна Грозного.

Святой Максим мирно отошел ко Господу 21 января 1556 года в Лавре преподобного Сергия, после тридцати восьми лет тяжких трудов и страданий на благо Русской Православной Церкви и русского народа. Ко гробу его начало стекаться множество людей, желая почтить память своего святого просветителя и наставника. В месте погребения преподобного на протяжении столетий совершались многие чудеса.

В 1833 году над гробом преподобного Максима была построена часовня, где чтившие память подвижника православные христиане совершали по нем панихиды. В конце 1930-х годов, во время большевистских гонений на веру, часовня была разрушена, и следы гробницы преподобного совершенно затерялись.

В 1988 году на Поместном Соборе Русской Православной Церкви состоялось общеправославное прославление преподобного Максима в лике святых. А 26 июня 1996 года, после совершения молебна преподобному Максиму, были начаты археологические раскопки у северо-западной стены Лаврского Свято-Духовского храма, где должна была находиться гробница подвижника. Поиски эти увенчались успехом: честные мощи преподобного Максима были обретены 3 июля 1996 года и ныне почивают в Троице-Сергиевой Лавре.

Будем же, отцы, братья и сестры, учиться у преподобного Максима искренней и деятельной христианской любви ко всем людям, без различия национальности, будем учиться его смирению, незлобивости и вместе с тем – христианскому мужеству и непреклонности в вопросах веры, взывая вместе со всей Святой Православной Церковью:

«Богодухновенным Писанием и богословия проповеданием неверствующих суемудрие обличил еси, всебогате, паче же, в Православии исправляя, на стезю истиннаго познания наставил еси, якоже свирель Богогласная, услаждая слышащих разумы, непрестанно веселиши, Максиме досточудне, сего ради молим тя: моли Христа Бога грехов оставление низпослати верою поющим всесвятое твое успение, Максиме, отче наш», ибо Ему подобает слава вместе с Его Отцом и Всесвятым Духом во веки веков.

Аминь.

Слово на Собор Владимирских святых
(23 июня / 6 июля)

Днесь светло красуется Пресвятыя Богородицы избранный град и с ним еси концы земли Владимирския торжествуют, память совершающе богопрославленнаго великаго лика святых, в подвизех Православныя веры издревле во уделе сем Богу угодивших.

Тропарь Собора Владимирских святых

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Дорогие во Христе отцы, братья и сестры!

Сегодня мы восхваляем Собор Владимирских святых, то есть празднуем память всех святых, просиявших своими подвигами во имя Христово в древнем русском городе Владимире и во всей Владимиро-Суздальской епархии. Праздник этот был установлен Церковью сравнительно недавно – в 1982 году, но включенные в собор святые угодники уже давно почитаются всеми православными христианами мира. Это праведники из всех сословий и званий: благоверные князья Борис и Глеб († 1015), Константин и Ирина Муромские († 1129), Михаил и Феодор Муромские (XII), Борис Туровский († ок. 1160), Изяслав († 1165), Мстислав Киевский († 1172), Андрей Боголюбский († 1174), Глеб Владимирский († 1174), Михаил Владимирский († 1176), Мария (в иночестве Марфа † 1206), Петр и Феврония Муромские († 1228), Георгий (Юрий) Владимирский († 1238), Василько Ростовский († 1238), Всеволод, Мстислав, Владимир, Димитрий, Агафия, Феодора, Мария и Христина Владимирские († 1238), Феодор Владимирский († 1246), Евфросиния Суздальская († 1250), Святослав Владимирский († 1253), Александр Невский († 1263), Димитрий Владимирский († 1269), Димитрий Александрович Владимирский († 1294), Евдокия Владимирская (XIV), Феодор Стародубский († 1330), Васса (в иночестве Феодора) Нижегородская († 1378), София Суздальская († 1542); святители Феодор Ростовский († 1023), Иоанн Ростовский († 1214), Симон Печерский († 1226), Серапион Владимирский († 1275), Феодор Ростовский († 1286), Василий Рязанский († 1295), Максим Киевский († 1305), Алексий Московский († 1378), Кирилл Ростовский († 1384), Дионисий Суздальский († 1385), Иона Московский († 1461), Арсений Элассонский († 1627), Софроний Суздальский († 1654), Митрофан Воронежский († 1703), Иларион Суздальский († 1707); преподобные Никита Переяславский († 1186), Илия Муромец Печерский († ок. 1188), Пахомий и Феодосий († 1237), Даниил Успенский († 1238), Феодосия (в иночестве Евфросиния † 1244), Михаил-верижник Вязниковский († 1333), Сергий Радонежский († 1392), Роман Киржачский († 1392), Пахомий Нерехтский († 1384), Евфимий Суздальский († 1404), Стефан Махрищский († 1406), Никон Радонежский († 1426), Косма Яхромский († 1492), Иов Владимирский (XV), Аркадий Вязниковский († 1592), Прохор и Вассиан Ястребские († 1592), Феодосия Муромская (XVII), Дионисий Переяславский († 1645), Лукиан Александровский († 1654), Корнилий Александровский († 1681), Зосима Александровский († ок. 1713); мученик Авраамий Болгарский († 1229), священномученик Митрофан († 1238), священномученик Патрикий († 1411), праведные Савва Мошокский († 1592), Георгий и Иулиания Муромские († 1604), Карп Медушский, Ковровский (XVII), блаженные Парфений († 2-я пол. XVI в.), Киприан († 1622), Евдокия († 1776). И все они – мужчины и женщины, священнослужители и миряне, монахи и люди семейные – независимо от времени и обстоятельств жизни дают нам замечательные примеры подлинной жизни во Христе.

Первые по времени из числа святых угодников Собора Владимирских святых – благоверные князья-страстотерпцы Борис и Глеб – в то же время и одни из первых православных святых, прославленных в Русской земле. Эти молодые князья на первый взгляд не успели совершить ничего великого, значимого для своей страны; однако их житие и особенно страдальческая кончина являют нам удивительный пример любви к ближнему и поставление этой любви выше любых политических соображений и даже собственной жизни.

Борис и Глеб были сыновьями первого христианского князя Руси – святого равноапостольного Владимира (960-1015). Креститель Руси, по-видимому, желал видеть Бориса, юношу умного, талантливого и весьма благочестивого, своим преемником на великокняжеском престоле. Но, внезапно скончавшись, Владимир так и не успел объявить свою волю, и власть в Киеве захватил его приемный сын, жестокий и властолюбивый Святополк. Борис, княживший тогда в Ростове, не желая становиться причиной братоубийственной войны и связанных с ней народных бедствий и людских смертей, признал власть брата, даже несмотря на то, что войско готово было поддержать самого Бориса в борьбе за престол. Примеру его последовал и его младший единоутробный брат Глеб, князь Муромский. Однако подозрительный Святополк не удовлетворился этим и, желая обезопасить себя, решил уничтожить всех своих братьев как возможных претендентов на Киевский стол. Подосланные им убийцы предали злой смерти братьев Бориса и Глеба. Нашлись, правда, люди, успевшие в последний момент предупредить молодых князей о коварстве Святополка; но даже и тогда, уже зная о своей грядущей гибели, эти благочестивые христиане не согласились начать междоусобную брань. Святополк же недолго радовался столь неправедным путем приобретенной власти – вскоре он был изгнан из Киева, и на престол взошел другой сын Владимира, святой Ярослав, впоследствии получивший прозвище Мудрый за свое поистине мудрое многолетнее правление Русской землей. А святые страстотерпцы на долгие годы стали примером для многих поколений русских князей. Неслучайно в Ростовской, Владимирской, Суздальской и Муромской земле просияло такое множество святых благоверных князей и княгинь.

Как не хватает в наше время таких же правителей и государственных мужей, какими были страстотерпцы Борис и Глеб, – думающих прежде всего не о собственных власти и славе, но о благе родной земли, родного народа! Да и в нашей с вами жизни, отцы, братья и сестры, разве не бывает случаев, когда необходимо пожертвовать собственным благом ради блага ближних? И ведь очень редко это бывает нечто по-настоящему великое – жизнь, свобода, здоровье, все наше состояние… Чаще всего от нас требуется совсем небольшая жертва – может быть, даже просто несколько минут нашего времени, которое мы в других ситуациях с готовностью «убиваем» без пользы в пустых разговорах и занятиях… Но как часто мы оказываемся готовы пожертвовать даже такой малостью? Увы, гораздо чаще мы видим только себя и собственные интересы и находим тысячи оправданий, чтобы не делать этого…

Но не устоять благочестивым правителям без Церкви и благочестивых пастырей и наставников. И такими пастырями, такими наставниками тоже всегда богата была Владимирская и Суздальская земля. Замечательный пример тому подал, например, святитель и священномученик Митрофан, епископ Владимирский и Суздальский, – истинный пастырь Христов, положивший жизнь свою за овец (Ин. 10, 11).

Игумен Рождественского Владимирского монастыря Митрофан взошел на епископскую кафедру Владимира в страшное для Руси время. Шел 1227 год; на Русскую землю, раздробленную, обескровленную постоянными междоусобицами, надвигались полчища доселе неведомого русичам народа – кочевников-монголов.

В 1236 году начался так называемый Западный, или Кипчакский, поход монголов, и уже в 1237 году, разгромив булгар, монгольское войско под предводительством хана Батыя вторглось на Русь и в феврале 1238 года осадило Владимир, не пожелавший добровольно сдаться захватчикам.

Архиепископ Митрофан, как и подобает пастырю, все это время был рядом со своей паствой, молясь за нее, ободряя ее, поддерживая в людях решимость оборонять родную землю и не пятнать душу предательством. Когда же в неделю мясопустную, 7 февраля, вскоре после заутрени, началось наступление татар, святитель вместе с великокняжеской семьей и горожанами заперлись в Успенском соборе. Собравшиеся приняли от архиепископа Митрофана иноческое пострижение, исповедались, причастились Святых Таин и приготовились к смерти. Татары завладели городом и, придя ко храму, в котором находился святитель с князьями и народом, взломали двери, разложили костры вокруг храма и в самом храме и разожгли огонь. Тогда святитель Митрофан, воскликнув: «Господи, простри невидимую руку Свою и приими в мире души рабов Твоих!», благословил всех на неизбежную смерть. Все бывшие в соборе умерли от дыма и неприятельских мечей. В том числе погибли, не сдавшись врагу, все домочадцы великого князя Владимирского Юрия Всеволодовича: его супруга Агафия и дети Всеволод, Мстислав, Владимир, Димитрий, Феодора, Мария и Христина.

А ведь если подумать, княжеская семья – так же как и священномученик Митрофан – могла бы еще спастись, если бы согласилась добровольно сдаться в плен монголам. Самого Юрия Всеволодовича в это время не было в городе; он вместе со своим племянником и союзником Васильком Ростовским собирал за Волгой полки, чтобы ударить с ними по монголам (чуть позже эти полки действительно дали монголам бой на реке Сити и, хотя потерпели поражение, все же нанесли немалый урон ордынскому войску). Конечно, монголы не могли не знать или, по крайней мере, не догадываться о намерениях великого князя Владимирского; он представлял для них немалую опасность, а потому его семья и епископ его города, захваченные живыми, стали бы для ордынцев настоящей находкой – ведь, держа их в плену, в своей власти, монголы получили бы возможность влиять на князя, склоняя его если не к подчинению, то хотя бы к отказу от военных действий. Не раз уже так случалось в прошлом, что, захватив княжескую семью, враги добивались немалых выгод для себя.

Обо всем этом не могли не знать княжеские домочадцы и священномученик Митрофан. И именно потому, что знали, они и предпочли мучительную, безвременную смерть, не желая становиться препятствием на пути своего князя, мужа и отца в его борьбе против жестоких врагов родной земли. Потому-то Православная Церковь и чтит их память как святых страстотерпцев.

Имена убиенных домочадцев князя Юрия, так же как и имя священномученика Митрофана Владимирского, на долгие годы стали для русских людей символом, вдохновлявшим их на борьбу с захватчиками и на готовность ради этой борьбы, ради ближних пожертвовать собственной временной жизнью.

В житиях Владимирских святых мы находим и еще один удивительный пример верности, приведшей к святости, – хотя и верности несколько другого рода, чем в случае священномученика Митрофана и скончавшихся с ним страстотерпцев. Это житие преподобной Евфросинии Суздальской, княжны Черниговской.

Преподобная Евфросиния (в миру Феодулия; 1212–1250) была дочерью святого благоверного Михаила, великого князя Черниговского, впоследствии (в 1246 году) принявшего мученическую кончину за отказ поклониться языческим монгольским божествам. Конечно, у подобного отца и дочь выросла натурой чистой, сильной и цельной, способной хранить верность даже до смерти (Флп. 2, 8). И хотя обстоятельства ее жизни и подвиг были совсем другими, чем у святого князя Михаила, характер в них виден отцовский.

Княжна Феодулия была сосватана за юного князя Феодора Новгородского, старшего брата будущего святого Александра Невского. В 1233 году в Новгороде состоялось торжественное обручение, гости уже сидели за свадебным столом, начинался свадебный пир… Как вдруг молодой муж, вскрикнув, упал бездыханным. Что случилось с князем, почему он, юный и сильный, скончался так внезапно – мы вряд ли когда-нибудь узнаем. Но человеческое тело вообще очень хрупко, и внезапные смерти совсем еще юных людей случаются даже в наш век, оснащенной самыми современными технологиями медицины… «Не уповай, душе моя, на телесное здравие и на скоромимоходящую красоту, видиши бо, яко сильнии и младии умирают…» – эти древние слова покаянного канона полностью справедливы и в наше время.

Оглушенная внезапным горем, хоронила мужа Феодулия, не успевшая пробыть женой и часа.

А окружающим горе юной княгини казалось напрасным: ведь она была так молода и прекрасна, так умна и благородна – несомненно, ей будет очень легко по истечении срока траура выйти замуж вторично. Женихов у нее будет не меньше, чем до свадьбы с покойным Феодором; она сможет выбрать из них любого – молодого, красивого, знатного, украшенного всевозможными талантами и ратными подвигами… Тем более что окончившийся такой трагедией первый брак Феодулии с точки зрения народных русских обычаев и взглядов не мог считаться настоящим браком. В глазах народа – и простолюдинов, и князей – жена-девственница Феодулия, по сути, оставалась незамужней девицей и не менее завидной, чем до свадьбы, невестой.

Но сама Феодулия мыслила совсем иначе. Воспитанная благочестивым отцом в обычаях христианских, она смотрела на брак не только как на временный земной союз плоти, прекращающийся со смертью. Она соединилась с Феодором перед Богом, и повторный брак стал бы изменой ему. Феодулия решила хранить верность своему покойному супругу, с которым она, как истинная христианка, верующая во Всеобщее Воскресение, надеялась встретиться в будущей жизни, – и потому вместо временного траура и затем новой свадьбы удалилась в монастырь, чтобы, подвизаясь там в молитве и трудах, готовить свою душу к переходу в вечность.

Монашеский постриг с именем Евфросиния молодая княгиня приняла в Суздальском женском монастыре в честь Положения ризы Божией Матери. Вероятно, Суздаль – удаленный как от ее родного Чернигова, так и от владений ее покойного супруга – был выбран Евфросинией для того, чтобы многочисленные родственники не могли слишком часто наведываться туда, уговаривая подвижницу оставить свои намерения, не «хоронить свою молодость и красоту» и жить, как все живут. Увы, сколько подобного непонимания со стороны, казалось бы, самых близких людей встречают и в наше время чистые христианские души – как монахи, так и миряне, – всего лишь стремящиеся проводить свою жизнь так, как подсказывает им на данном этапе жизненного пути их христианская совесть…

Молодая монахиня с удивительной ревностью и в то же время трезвением и рассудительностью исполняла все правила монашеской жизни, заметно превосходя остальных насельниц обители твердостью разума, духовной зрелостью и воздержанием. Она не требовала особого отношения к себе как к княжеской дочери – но вскоре насельницы монастыря прониклись таким уважением к ее добродетелям, в том числе и к ее удивительной верности покойному супругу, что стали, с благословения игуменьи, приходить к Евфросинии за советом. Посещало обитель и множество благочестивых мирян, стремившихся услышать поучения преподобной Евфросинии о любви, молитве, послушании и смирении. А когда в 1238 года полчища монголов, вторгшихся на Русь, разорили и сожгли Суздаль, нетронутой во всей округе осталась только Ризоположенская обитель… Несомненно, Господь хранил ее по молитвам преподобной Евфросинии; возможно также, что монголы, успев услышать от местных жителей о великой подвижнице – слава о ней к тому времени уже распространилась далеко, – не решились тронуть ее обитель из суеверного страха. Ведь истинная святость нередко вызывает почтение даже у язычников.

Интересно, что Собор Владимирских святых дает нам и пример того, как вроде бы чужой по крови и языку человек может стать в неродном ему краю своим и близким из-за родства духовного. Это житие святого мученика Авраамия Болгарского, Владимирского чудотворца († 1229). Хотя жизнь мученика прошла вовсе не во Владимирском княжестве, православные владимирцы вот уже много веков считают его одним из своих святых и глубоко чтят.

Мученик Авраамий был родом булгарин, то есть принадлежал к тюркскому народу булгар – предков современных татар, – проживавших на берегах Волги, в окрестностях современной Казани. По вероисповеданию булгары были мусульманами; исповедовал ислам и Авраамий (имя его до крещения неизвестно). Он был богатым купцом и, посещая по торговым делам различные города Поволжья, общался с самыми разными людьми. Много торговал он и с русскими купцами из Владимирской земли, от которых и услышал о христианской вере.

Рассказы эти взволновали душу Авраамия – человека богобоязненного, доброго, справедливого и милостивого, всем сердцем стремившегося к Богу. Все больше узнавая о Христе, Авраамий, наконец, принял решение креститься.

Но и после Крещения Авраамий не успокоился. Сердце его болело о соплеменниках, все еще не знавших Христа. И он решил отправиться в столицу Волжской Булгарин – город Булгар, – чтобы там проповедовать местным жителям Христову веру…

Однако соплеменники Авраамия схватили и начали сначала ласково, а потом с угрозами уговаривать вернуться в ислам. Но на все угрозы мученик отвечал, что ради Спасителя своего Христа готов лишиться не только всего своего имущества, но не пожалеет и собственной жизни.

Тогда Авраамия жестоко избили и бросили в темницу, где продолжали истязать в течение многих дней. Но мученик и тут оставался непреклонным. Тогда мучители, потеряв терпение, вывели его из города и убили.

Русские купцы, бывшие в это время в Булгаре, похоронили тело мученика, а спустя год великий князь Владимирский Юрий Всеволодович торжественно перенес честные мощи Авраамия во Владимир, где память святого угодника с тех пор благоговейно чтят. Святой мученик Авраамий – живое свидетельство истинности слов апостола Павла о том, что в Церкви нет ни эллина, ни иудея… но все и во всем Христос (Кол. 3, 11). Об Авраамии говорят и эти слова апостола: Итак вы уже не чужие и не пришельцы, но сограждане святым и свои Богу (Еф. 2, 19).

И что еще скажем? Достанет ли времени повествовать о множестве других святых Владимирской земли?

О святом благоверном князе Андрее БогоЛюбском (1111–1174), основателе Владимирского великого княжения, возродившего в XII веке на северо-востоке тогдашней Руси сильную русскую государственность? Он пал от рук взбунтовавшихся изменников, но оставил своим преемникам то, из чего позже выросло великое Российское государство.

О святителе Дионисии Суздальском (1300–1385), стараниями которого во второй половине XIV века во Владимиро-Суздальской земле расцвело «учение книжное и благолепие церковное»? Возведенный в митрополиты всей Русской земли, святитель скончался в плену, задержанный враждебно настроенным литовским князем. Его мощи почивают в Киево-Печерской Лавре, но его благословение и ныне пребывает на городах и весях Владимирской и Суздальской епархии.

О святой Иулиании Муромской, Лазаревской (1530–1604)? Многие православные знают о ее аскетических и молитвенных подвигах, но помним ли мы о ее великом подвиге любви к ближнему, выразившемся в том, что все запасы, накопленные в доме святой, были без остатка розданы для спасения от смерти тех, кто голодал в годы правления Бориса Годунова, во время печально известного «великого глада» 1600–1604 годов?

О святителе Арсении Элассонском (1550–1625), оставившем родную Грецию и перебравшемся в славянские земли ради того, чтобы поддержать в них колеблемую смутами Православную веру? По преданию, в годину Смутного времени именно ему прежде многих других явился преподобный Сергий Радонежский, предрекший скорое освобождение Москвы от иноземных захватчиков…

Можно ли исчислить всевозможные подвиги Владимирских святых? Думаю, не стоит и задаваться таким вопросом. Гораздо важнее вопрос о том, можем ли мы достойно почтить их…

Дорогие во Христе отцы, братья и сестры! Будем же стараться уподобиться святым угодникам земли Владимирской в их смирении, любви к родине, в их готовности пожертвовать всем ради служения Господу и ближним, в их верности Христу даже до смерти (Флп. 2, 8). Будем выполнять и их наказы, стараясь изучать собственную веру, жить по Христовым заповедям, учить основам христианского учения своих детей и внуков и не поступаться верностью Христу ради угождения духу века сего. В нелегком духовном делании будем просить помощи и укрепления Божия, а также и молитвенного предстательства за нас всего Собора Владимирских святых, взывая вместе со всей Церковью:

«Яко звезды пресветлыя Церкве Российския, исповеданием Православный веры в той возсиявшии, вси святии земли Владимирския: Богомудрии святителие и благовернии князи, преподобнии отцы и матери, страстотерпцы и праведницы, Христу Богу усердно молитеся, грехов оставление даровати любовию чтущим святую память вашу».

Богу же нашему слава, честь и поклонение всегда, ныне и присно и во веки веков.

Аминь.