Текст книги "Человек: Фрагменты забытой истории"

В-третьих, он строил и всегда держал полными огромные зернохранилища, расположенные с частым интервалом по всей империи. Ведь иногда случалось, что дождливый сезон вообще не приходил и несчастным крестьянам мог угрожать голод, – потому существовало правило, что всегда должен поддерживаться двухлетний запас продуктов для всей нации – запас, который, вероятно, никакая другая нация не пыталась держать. И каким бы колоссальным ни было это предприятие, это правило всегда выполнялось, несмотря на все затруднения. Возможно, даже великая власть перуанского императора не смогла бы добиться этого, но у него имелся способ создания концентрированной пищи, который был одним из открытий его химиков, – этот метод будет упомянут позже.

В-четвертых, на эти средства он содержал армию – ибо у него была армия, и очень хорошо подготовленная, хотя он использовал ее для многих других целей, кроме военных, поскольку для нее нечасто находилась такая работа – менее цивилизованные племена, окружавшие империю, знали и научились уважать ее силу.

Здесь лучше не останавливаться для описания особой работы армии, дабы докончить наш грубый набросок устройства этого древнего государства, показав место, занимаемое в нем великим сословием жрецов Солнца, – насколько это касается светской стороны их работы. Как же использовали они свои огромные доходы, в общей сумме равные доходам царя, когда последние достигали своего максимума, да еще и лучше застрахованные от снижения в годы неурожая?

Царь на свою долю доходов действительно совершал чудеса для благосостояния страны, но его достижения меркнут в сравнении с достижениями жрецов.

Во-первых, они содержали великолепные храмы Солнца по всей стране, причем в таком масштабе, что маленькая деревенская часовня имела золотые украшения, вес которых можно было бы считать на тонны, а уж храмы больших городов сияли таким великолепием, к которому с тех пор никогда не приближались нигде на Земле.

Во-вторых, они давали бесплатное образование всей молодежи империи – как юношам, так и девушкам. Это было не просто начальное образование, но тщательное техническое обучение, которое длилось до двадцатилетнего возраста, а иногда и заметно дольше. Подробности о нем мы приведем позже.

В-третьих (и это, возможно, покажется нашим читателем самой необычайной из их функций), они полностью заботились обо всех больных. Это не значит, что они были просто врачами (хотя и ими они тоже были), но с того момента, как мужчина, женщина или ребенок заболевали, они сразу же переходили под опеку жрецов, или, по тогдашнему изящному выражению, становились «гостями Солнца». Больной незамедлительно освобождался от всех своих обязанностей по отношению к государству, и до его выздоровления не только необходимые лекарства, но и продукты питания поставлялись ему бесплатно из ближайшего храма Солнца, тогда как в серьезных случаях его обычно забирали туда как в больницу, чтобы обеспечить ему более тщательный уход. Если заболевший был кормильцем семьи, его жена и дети тоже становились «гостями Солнца» до его выздоровления. В наши дни любая система, хотя бы отдаленно напоминающая эту, непременно привела бы к мошенничеству и симуляции, но это из-за отсутствия у современных наций того просвещенного и повсеместно распространенного общественного мнения, которое в древнем Перу делало такие вещи невозможными.

В-четвертых, – и, возможно, это заявление сочтут даже более поразительным, чем предыдущее, – все люди старше сорокапятилетнего возраста (за исключением чиновников) тоже становились «гостями Солнца». Считалось, что человек, проработавший 25 лет после двадцатилетнего возраста, когда на него впервые возлагались обязанности по внесению своего вклада в государство, заслужил отдых и комфорт до конца своей жизни, сколько бы она ни продлилась. Поэтому всякий человек, достигнув возраста 45 лет, мог, если желал, прикрепиться к одному из храмов и жить жизнью изучающего, подобной монашеской, или, если он предпочитал остаться со своими родственниками, он мог жить и с ними, распоряжаясь своим досугом, как ему угодно. Но в любом случае он освобождался от всякой работы на государство, а его пропитание обеспечивалось жрецами Солнца. Конечно, ему вовсе не возбранялось продолжать любой вид работы, какую он пожелает, и фактически большинство людей предпочитало найти себе какое-нибудь занятие, даже если это было всего лишь хобби. В действительности большинство самых ценных открытий и изобретений были сделаны теми, кто, будучи свободен от постоянных трудов, был волен следовать своим идеям и экспериментировать на досуге так, как не мог никто из занятых людей.

Члены класса чиновников, однако, не удалялись от активной жизни в возрасте 45 лет, кроме как в случае болезни; не делали этого и жрецы. В этих двух классах считалось, что мудрость и опыт, накопленные с годами, были слишком ценными, чтобы их не использовать, так что в большинстве случаев жрецы и чиновники умирали, будучи еще на службе.

Теперь станет очевидно, почему работа жрецов считалась самой важной и почему вклад в богатства Солнца не должен был снижаться, даже если другие доходы страдали – ведь от них зависели не только религиозные дела, но и образование молодежи и забота о больных и стариках.

Этой странной системой еще в те отдаленные времена было достигнуто следующее: каждому человеку было обеспечено полное образование со всеми возможностями развития любых его особых талантов, затем следовали 25 лет работы – довольно упорной, но никогда не чрезмерной по количеству или неподходящей по характеру, после чего был обеспечен комфорт и свободное время, и человек был совершенно свободен от всяческих забот или беспокойств. Конечно же некоторые были беднее других, но то, что мы называем бедностью, было неизвестно, и нужда была невозможна; а в дополнение к этому почти не было преступности. Неудивительно, что изгнание из этого государства считалось самым страшным земным наказанием и что варварские племена на границах сразу же включались в эту систему, как только им удавалось ее понять.

Интересно будет исследовать религиозные представления этих людей древних времен. Если бы нам нужно было классифицировать их веру, поместив ее среди уже нам известных, нам пришлось бы назвать ее культом Солнца, хотя конечно же они и не думали поклоняться физическому Солнцу. Все же они считали его чем-то бóльшим, чем просто символ. Если мы постараемся выразить их чувства в теософической терминологии, пожалуй, ближе всего мы подойдем к их идее, если скажем, что они смотрели на Солнце как на физическое тело Логоса, хотя этим мы припишем им такое представление, которое они сами, вероятно, сочли бы непочтительным. Они сказали бы вопрошающему, что поклоняются Духу Солнца, от которого все пришло и к которому все вернется, и это вовсе не неудовлетворительное представление великой истины.

Похоже, у них не было ясного представления о доктрине перевоплощения. Они были совершенно уверены, что человек бессмертен, и придерживались мнения, что в конечном счете ему было предназначено вернуться к Духу Солнца, возможно, став единым с ним, хотя это в их учениях не было ясно определено. Они знали, что до этого конечного свершения должно было пройти множество других длительных периодов существования, но мы не находим, что они с уверенностью сознавали, что какая-та часть этой будущей жизни будет вновь проведена на этой Земле.

Самой выдающейся чертой их религии был ее радостный характер. Всякая грусть или печаль считалась злом и полной неблагодарностью, поскольку эта религия учила, что Божество желает видеть своих детей счастливыми и само бы опечалилось, увидев их печаль. Смерть не считалась поводом для скорби, но скорее для чего-то вроде торжественной и почтительной радости, поскольку Великий Дух счел еще одного из своих детей достойным приблизиться ближе к нему. Напротив, самоубийство, ввиду этой идеи, считалось самым отвратительным поступком и актом грубейшей самонадеянности – человек, совершивший самоубийство, пытался без приглашения войти в высшие царства, годным для которых он еще не был сочтен единственным авторитетом, обладавшим знаниями, требуемыми для решения этого вопроса. Но в действительности во времена, о которых мы пишем, самоубийства были практически неизвестны, потому что народ в целом был очень довольным.

Публичные службы были самого простого характера. Ежедневно воздавались хвалы Духу Солнца, но они никогда не были молитвами. Религия учила, что Божество лучше знает, что нужно людям для их блага, – хотелось бы, чтобы эту доктрину полнее понимали и в наши дни. В храмах жертвовались плоды и цветы – не потому, что Бог Солнца желал таких приношений, но просто в знак того, что всем этим люди были обязаны ему, ибо одной из самых заметных теорий в их вероисповедании была та, что весь свет, жизнь и сила приходят от Солнца, – теория, вполне подтверждаемая открытиями современной науки. На их великих праздниках устраивались великолепные процессии, и жрецы обращались к народу с увещеваниями и наставлениями, но даже в этих проповедях самой заметной чертой была их простота, и учения давались в основном в образах и притчах.

Однажды, в ходе исследований жизни конкретного человека, мы проследовали за ним на одно из этих собраний и слушали с ним проповедь, прочитанную по этому случаю старым седобородым жрецом. Несколько простых слов, сказанных им тогда, возможно, дадут лучшее представление об этой религии древнего мира, чем любое описание, которое можем предложить мы сами. Жрец, одетый в нечто вроде золотой ризы, которая была знаком его сана, встал на вершине ступеней храма и оглядел аудиторию. Затем он обратился к людям мягким, но звучным голосом, скорее как отец, рассказывающий детям историю, чем как оратор, выступающий с речью.

Он говорил им об их Господе, Солнце, призывая их помнить о том, что все, что им нужно для их физического благосостояния, вызывается к существованию Солнцем, что без его великолепного света и тепла мир был бы холоден и мертв и жизнь была бы невозможна и что именно благодаря ему растут плоды и зерно, составляющие основу их питания, и даже берется свежая пресная вода, самая драгоценная и необходимая для всех. Затем он объяснил им, что мудрецы древности учили, что за этим действием, которое могут видеть все, всегда есть другое, более великое действие, которое невидимо, но все же ощущаемо теми, кто живет в гармонии со своим Господом, и что подобно тому, что делает Солнце для их тел, в другом, и более удивительном аспекте, оно делает то же и для жизни их душ. Он указал на то, что оба этих действия совершенно непрерывны – и хотя Солнце иногда бывает скрыто от взора своих детей, причина этого временного затемнения обнаруживается в Земле, а не в Солнце, поскольку достаточно лишь забраться высоко в горы и подняться выше облаков, чтобы убедиться, что Господь всегда сияет во всей своей славе, совершенно не завися от той завесы, которая казалась нам столь плотной, будучи наблюдаема снизу.

Отсюда было легко перейти к теме подавленности духа или сомнений, которые, похоже, иногда отсекают высшие влияния, идущие от души, и проповедник самым решительным образом утверждал, что, несмотря на видимость противного, эта аналогия хорошо соблюдается и здесь – облака всегда являются собственным порождением людей, и им нужно лишь достаточно высоко подняться, чтобы осознать, что Господь неизменен и духовная сила и святость изливаются вниз все время так же ровно, как и всегда. Потому депрессию и сомнение нужно отбросить как порождение неразумия и невежества; более того, их нужно осудить как неблагодарность к Даятелю всего благого.

Вторая часть проповеди была столь же практичной. Пользу от деятельности Солнца, продолжал жрец, могут в полной мере испытать лишь те, кто и сам в совершенном здравии. Знаком совершенного здравия на всех уровнях будет подобие человека своему Господу, Солнцу. Человек, наслаждающийся полным физическим здоровьем, – сам, как маленькое солнце, излучает силу и жизнь на все окружающее, так что даже от самого его присутствия слабые становятся сильнее, а больные и страдающие получают помощь. Точно так же, указывал жрец, и человек, совершенно здоровый нравственно, является духовным солнцем, излучающим любовь, чистоту и святость на тех, кому посчастливилось встретиться с ним. Таким образом, сказал он, долг человека – выразить благодарность за благие дары Господа, во-первых, приготовив себя, чтобы принять их во всей полноте, а во-вторых – передавая их без уменьшения своим собратьям. И обе эти цели могут быть достигнуты одним, и только одним путем – постоянным следованием примеру доброй воли Духа Солнца, что является единственным путем, по которому его дети могут приблизиться к нему.

Такой была эта проповедь, прочитанная четырнадцать тысячелетий назад, и при всей ее простоте мы не можем не признать, что это учение является по сути теософическим и демонстрирует большее знание фактов жизни, чем многие более красноречивые проповеди, которые читаются в наши дни. Повсюду в этой проповеди мы замечаем малые моменты особой значимости – например, точное знание об излучении излишней жизненности здоровым человеком указывает на владение способностью ясновидения теми предшественниками, от которых происходила эта традиция.

Следует помнить, что, помимо того, что можно назвать чисто религиозной деятельностью, в ведении жрецов полностью находилось образование всей страны. Все образование было совершенно бесплатным, и его начальные стадии были совершенно одинаковыми для обоих полов. Дети шли в подготовительные классы с раннего возраста, и мальчики и девочки обучались совместно. Там давалось нечто соответствующее нынешнему начальному образованию, хотя охватываемые им предметы значительно отличались. Конечно же там учили чтению, письму и некоему подобию арифметики, и всякий ребенок должен был легко писать, читать и считать, но в эту систему входило и многое другое, что несколько трудно классифицировать, – набор базовых знаний об общих правилах и интересах жизни, так что дети обоих полов к десяти-одиннадцатилетнему возрасту уже не пребывали в невежестве относительно того, как обеспечиваются обычные потребности жизни и как выполняются любые обычные работы. В отношениях между учителями и детьми преобладали доброта и любовь, и не было ничего хотя бы отдаленно соответствующего безумной системе принуждения и наказаний, которая занимает столь заметное и губительное место в современной школе.

Учебное время было длительным, но занятия были столь разнообразными и включали в себя так много всего того, что мы и не подумали бы отнести к школьным занятиям, что дети никогда не утомлялись зря. Например, каждого ребенка учили, как приготовить некоторые простые блюда, как отличать ядовитые плоды от съедобных, как находить еду и укрытие, заблудившись в лесу, как пользоваться простейшими инструментами, применяемыми в столярном деле, строительстве и сельском хозяйстве, как находить путь по солнцу и звездам, как управлять лодкой, плавать, взбираться в горы и прыгать с удивительной ловкостью. Их учили также методам оказания первой помощи при травмах и прочих несчастных случаях и разъясняли назначение разных растительных лекарств. Весь этот замечательный и разнообразный курс вовсе не был чисто теоретическим – от детей постоянно требовали применять все это на практике, так что, прежде чем они заканчивали эту начальную школу, они должны были стать весьма умелыми молодыми людьми, способными в какой-то мере самостоятельно действовать почти в любой ситуации, в которой они могли оказаться.

Они также получали тщательные наставления касательно государственного устройства своей страны, и им объяснялся смысл разных обычаев и правил. С другой стороны, они оставались в полном неведении относительно многих вещей, которым учатся европейские дети, – они не знали ни одного языка, кроме своего собственного, и хотя большой упор делался на чистоту речи и умение точно выражаться, это достигалось скорее постоянной практикой, чем соблюдением грамматических правил. Они совсем не знали алгебры, геометрии и истории, а из географии не знали ничего, кроме своей собственной страны. По окончании этой начальной школы они могли бы построить удобный дом, но не могли бы нарисовать вам его чертеж; они ничего не знали из химии, но были основательно обучены принципам практической гигиены.

Прежде чем дети могли считаться окончившими эту начальную школу, они должны были достичь во всех этих предметах определенного стандарта, требуемого от добропорядочного гражданина. Большинство из них легко достигали этого уровня к двенадцатилетнему возрасту, некоторым менее способным требовалось еще несколько лет. На главных учителях этих подготовительных школ лежала серьезная ответственность за определение будущей карьеры учеников, а точнее – за совет по выбору ее, поскольку никого из детей не заставляли посвятить себя той работе, которая ему не нравилась. Однако какой-то определенный путь ребенок должен был избрать, и, сделав это, он определялся в нечто вроде техникума, который должен был подготовить его к выбранному им образу жизни. Здесь он проводил оставшиеся девять или десять лет своего ученичества в основном в практической работе, которой он решил посвятить свою энергию. Эта черта являлась самой заметной во всей системе обучения – там было сравнительно мало теоретического образования, но мальчики и девочки, после того как им что-нибудь несколько раз покажут, должны были сделать это сами, повторяя снова и снова, пока не достигали в этом легкости.

В этом плане была значительная доля гибкости – например, если ребенок после особого теста оказывался негоден к избранной им работе, ему позволяли, посоветовавшись с учителями, избрать себе другое призвание и перейти в соответствующую школу. Однако такие переходы, похоже, были редки, поскольку в большинстве случаев после окончания начальной школы ребенок выказывал явную годность к тому или иному направлению деятельности, открывавшемуся перед ним.

Каждый ребенок, независимо от происхождения, обладал возможностью пройти соответствующую подготовку, чтобы стать членом правящего класса страны, если сам он того желал и его учителя не возражали. Но подготовка, позволяющая удостоиться этой чести, была столь суровой, а необходимые требования – столь высокими, что количество желающих никогда не было чрезмерно большим. В действительности наставники всегда присматривались к детям с необычайными способностями, чтобы попробовать подготовить их к этому почетному, но нелегкому делу, если сами они выражали желание взяться за него.

Помимо чиновников и жрецов было множество профессий, которые мог выбрать себе ученик. Было много видов мастеров, и это давало большие возможности для разнообразного развития художественных способностей. Были разные направления работы по металлу, созданию и совершенствованию машин и всех видов архитектуры. Но, пожалуй, главным направлением в этой стране было научное земледелие.

От него в большой мере зависело благосостояние страны, и потому ему всегда уделялось много внимания. Путем долгого ряда кропотливых экспериментов, продолжавшихся много поколений, были точно выяснены плодородные свойства разных видов почв, так что к тому времени, которое мы описываем, уже сложилась обширная традиция по этому вопросу. Подробные отчеты обо всех опытах хранились в месте, которое мы теперь назвали бы архивом министерства сельского хозяйства, но общие их результаты для всеобщего пользования были сведены в набор кратких принципов, изложенных так, чтобы они легко запоминались студентами.

Однако те, кто избрал своей профессией сельское хозяйство, вовсе не должны были обязательно полагаться на мнения своих праотцов. Напротив, всячески поощрялись новые эксперименты, и всякий, кому удавалось изобрести новое и полезное удобрение или экономящую труд машину, высоко почитался и награждался правительством. По всей стране было рассеяно множество государственных ферм, на которых тщательно обучалась молодежь, и опять же, как и в начальных школах, обучение было менее теоретическим и более практическим – каждый студент основательно обучался, как самостоятельно выполнить каждую деталь работы, которой ему в будущем придется руководить.

На этих учебных фермах и проводились все новые эксперименты, причем за счет правительства. Изобретатель был свободен от хлопот по поиску спонсора, который финансировал бы испытания его изобретения, что в наши дни так часто бывает фатальным препятствием для успеха. Он просто представлял свою идею начальнику своей области, который при необходимости советовался с экспертами, и если они не могли указать на какое-то очевидное упущение в его рассуждениях, новый метод испробовался или конструировалась его машина, что делалось под его надзором, но совершенно без всяких издержек и беспокойств с его стороны. Если опыт показывал, что в изобретении что-то есть, оно сразу же принималось правительством и применялось повсюду, где могло быть полезным.

Фермеры были вооружены тщательно разработанными теориями применения разных видов удобрений к разным почвам. Они не только пользовались материалом, который мы для этих же целей и сейчас импортируем из этой самой страны, но и пробовали все виды химических соединений, из коих некоторые давали примечательный успех. У них была искусная, хотя и громоздкая, система утилизации сточных вод, которая, впрочем, была не менее эффективной, чем любая канализация, которой мы располагаем в наши дни.

Они достигли заметного прогресса в конструировании и применении машин, хотя бóльшая часть их техники была проще и грубее нашей и в ней не было ничего подобного той величайшей точности подгонки мельчайших деталей, которая столь характерна для современной механики. С другой стороны, хотя их машины были часто большими и громоздкими, они были эффективными и, по всей видимости, вовсе не склонными к выходу из строя. Одним из примеров их техники, на который мы обратили внимание, была любопытная сеялка, основная часть которой была сделана по образцу яйцеклада какого-то насекомого. Она была устроена в виде очень широкой и низкой телеги, и, когда ее тянули по полю, она автоматически делала десять линий лунок на равных расстояниях, бросала в каждую зерно, поливала его и опять засыпала грунтом, заравнивая почву.

Они, очевидно, располагали и некоторым знанием гидравлики, поскольку многие их машины работали на гидравлическом принципе – особенно те, которые использовались в их тщательной системе орошения, которая была необычайно совершенной и эффективной. Значительная часть страны была холмистой и не могла с пользой обрабатываться в своем естественном состоянии, но ее древние обитатели ввели террасное земледелие, во многом такое же, как применяется сейчас в гористой части Шри-Ланки. Всякий, кому приходилось путешествовать по железной дороге из Рамбукканы в Перадению, не мог не заметить многочисленных примеров такой работы. В древнем Перу каждый клочок земли вблизи больших населенных центров использовался самым тщательным образом.

Они обладали множеством научных знаний, но вся их наука имела сугубо практический характер. У них не было никакого представления об абстрактном изучении науки, подобном нашему. Они тщательно изучали, например, ботанику, но вовсе не с нашей точки зрения. Их совершенно не заботила классификация растений на эндогенные и экзогенные, количество тычинок в цветке или расположение листьев на стебле. Что они хотели знать о растении – так это его свойства и какое ему можно найти применение в медицине или для изготовления продуктов или красок. Это они знали, и очень основательно.

Такой же была и их химия: они не располагали знаниями о количестве и расположении атомов в молекуле углерода; на самом деле у них вообще не было представления об атомах и молекулах, насколько мы могли видеть. То, что их интересовало, – это те химикаты, которым можно найти применение – составить из них ценные удобрения, использовать на различных производствах, получая красивые краски или полезные кислоты. Все научные исследования проводились с какой-нибудь практической точки зрения; они все время старались открыть что-нибудь, но всегда с определенной целью, связанной с жизнью человека, а не просто ради абстрактных знаний.

Возможно, ближе всего к абстрактной науке было их изучение астрономии, но ее они считали скорее религиозным, чем просто светским знанием. От остальных наук она отличалась тем, что была чисто традиционной, и не делалось никаких попыток пополнить запас знаний в этом направлении. Запас этот был невелик, но достаточно точен в том, что он охватывал. Они понимали, что планеты отличаются от звезд, и называли их «сестрами Земли» – ибо знали, что Земля является одной из них, – иногда они называли планеты «старшими детьми Солнца». Они знали, что Земля круглая и что день и ночь происходят от ее вращения вокруг своей оси, а времена года – от ее обращения вокруг Солнца. Также им было известно, что звезды находятся вне Солнечной системы, а кометы они считали посланцами от этих других великих существ к их Господу Солнцу, но вряд ли они имели какое-то адекватное представление о действительном размере любого из этих небесных тел.

Они могли предсказывать и солнечные, и лунные затмения с большой точностью, но это делалось не на основании наблюдений, а с помощью традиционной формулы; они понимали их природу и не придавали им большой важности. Имеются обильные свидетельства, показывающие, что те, от кого они унаследовали свои традиции, должны были либо вести непосредственные научные наблюдения, либо обладать способностями ясновидения, делающими эти наблюдения излишними; но перуанцы той эпохи, которую мы исследуем, не располагали ни одним из этих преимуществ. Единственной замеченной нами попыткой с их стороны сделать что-то вроде личных наблюдений было точное определение момента полудня путем тщательного измерения длины тени высокой колонны во дворе храма; чтобы точно ее отметить, применялся набор маленьких колышков, передвигаемых по канавкам, вырезанным в камне. Этот же примитивный аппарат применялся для определения летнего и зимнего солнцестояний, поскольку с этими датами были связаны особые религиозные службы.

Архитектура этой древней расы во многих отношениях отличалась от любой нам известной, и ее изучение представило бы огромный интерес для любого ясновидящего, обладающего техническим знанием этого предмета. Недостаток такого знания у нас самих делает для нас трудным точное описание подробностей, но мы надеемся передать хотя бы общее впечатление, которое с первого взгляда производит эта архитектура на современного наблюдателя.

Она была колоссальна, но не помпезна, и здания строились определенно для пользы и удобства, а не напоказ, во многих случаях являя свидетельства многих лет кропотливой работы. Многие здания были огромны, но большинство из них показались бы на современный взгляд несколько непропорциональными – почти всегда потолки были слишком низкими в сравнении с площадью комнат. Например, вполне обычным делом было обнаружить в доме губернатора несколько комнат размером с Вестминстерский зал, и при этом высота потолков ни в одной из них не превышала 3 м 75 см. Колонны не были неизвестны вообще, но использовались редко, и там, где у нас применили бы изящную колоннаду, в древнем Перу обычно строили стену с частыми проемами. Те же колонны, которые использовались, были массивными и часто монолитными.

Настоящая арка с венечным камнем была им, по всей видимости, неизвестна, хотя окна и дверные проемы с полукруглым верхом вовсе не были редкостью. В самых больших из них иногда использовалась массивная металлическая дуга, упиравшаяся с двух сторон, но обычно они всецело полагались на мощный скрепляющий раствор, которым пользовались вместо цемента. Состав этого материала нам неизвестен, но он был, несомненно, эффективен. Они вырезали и подгоняли свои огромные каменные блоки с величайшей точностью, так что место соединения едва можно было заметить; затем они залепляли внешнюю поверхность каждого соединения глиной и заливали между камнями свой горячий и жидкий «цемент». Как бы ни были малы щели между камнями, жидкость находила в них путь и заполняла их, и когда она застывала, то становилась твердой, как кремень, который, впрочем, тогда и напоминала по внешнему виду. Тогда глину соскребали с поверхности, и стена была готова; и если через столетия в этой кладке появлялась трещина, она обязательно оказывалась в камне, а не в соединениях, поскольку они были крепче самого этого камня.

Большинство крестьянских домов были построены из того, что мы должны бы назвать кирпичами, поскольку делались они из глины, но «кирпичи» эти были большими кубами, достигавшими в размере почти метра. Глина не обжигалась, но смешивалась с особым химическим реагентом и оставлялась на открытом воздухе на несколько месяцев для затвердения, так что по виду и консистенции эти кубы скорее напоминали бетонные блоки, чем кирпичи, и построенный из них дом во всех отношениях почти не уступал каменному.

Все дома, даже самые маленькие, строились по классическому восточному плану с внутренним двориком, и у всех их стены были необычайной, по нынешним понятиям, толщины. Самый простой и бедный домик имел четыре комнаты, по одной с каждой из сторон дворика, на который они выходили, и поскольку у этих комнат обычно не было внешних окон, снаружи эти дома выглядели голо и угрюмо. В более бедных частях города или деревни делалось очень мало попыток внешнего украшения домов – однообразие глухих стен нарушалось лишь чем-то вроде фриза с очень простым узором.

Вход всегда был на углу квадрата, и в ранний период дверь была просто огромной каменной плитой, которая, подобно подъемным решеткам в древних замках или современным выдвижным оконным рамам, двигаясь по пазам, поднималась с помощью противовесов. Когда дверь была закрыта, противовесы могли быть помещены на полку или отсоединены, так что дверь становилась совершенно неподъемной массой, которая определенно бы обескуражила вора-домушника, если бы такой человек действительно существовал в столь хорошо устроенном государстве. В домах высших классов эта дверная плита была искусно украшена резьбой, а в более поздний период часто заменялась толстой пластиной из металла. Принцип действия, однако, менялся лишь незначительно, хотя в немногочисленных случаях наблюдались тяжелые металлические двери, поворачивавшиеся на осях.