Текст книги "Человек: Фрагменты забытой истории"

Тема «падения», естественно, ставит проблему свободной воли. У нас нет желания входить в подробную дискуссию об этом спорном и много обсуждавшемся вопросе. Достаточно будет указать, что человеческая воля свободна настолько, в коей мере каждый индивидуум действует ради достижения счастья. Но то, что удовлетворило бы его, зависит от ранее существующей необходимости, диктуемой его собственной природой. И даже тогда воля свободна, поскольку потребности его природы не навязываются каким-то внешним фактором, а задаются вечным законом, воплощенным в его «я». Однако если же под свободой воли понимать способность прекратить существование своего «я», уничтожить собственную природу, то такую свободу следует без колебаний отрицать. Такому своеволию нет места в Космосе. В каждый момент времени воля человека свободна, и он делает то, что доставляет ему удовольствие, но все же есть порядок, управляющий ее проявлением. Как математики на основании нескольких прошлых положений небесного тела могут предсказать его будущее движение, так возможна и более высокая математика, позволяющая на основании достоверных данных вычислить прошлое и будущее человеческого существа. Но будущий путь человека зависит от такого вычисления не более, чем движение планет от вычислений астрономов.

Пока мы не перешли к другой теме, можно сказать несколько слов о необходимости зла и обвинении в пессимизме, которое постоянно выдвигается против восточной школы мысли. Несомненно, существует циклическая необходимость, заставляющая поток человеческого прогресса достигать своих крайних пределов, а затем возвращаться к породившему его источнику обогатившимся и очистившимся в своем долгом путешествии. Философ не станет сожалеть об этом, когда вспомнит, что при каждом удалении от счастливого духовного состояния человечество продвигается к конечному свершению и славному воскресению. Негодовать на необходимость достижения более высоких и совершенных состояний, путь к которым не усыпан удовольствиями, – лишь проявлять невежество и эгоизм. Это – неведение о великолепной перспективе, ожидающей нас по возвращении, и сетование на индивидуальные страдания, которые обогащают великое целое – вселенский разум – путем осуществления потенциально заключенных в нем идей. Философская мысль всегда оптимистична, и лишь искаженный взгляд на вещи порождает пессимизм. Живая духовность, образующая основание восточных систем, конечно же предупреждает нас от погружения в стагнацию материальных удовольствий и грубого физического существования, но она вовсе не смотрит на саму жизнь как на зло. Напротив, восточные учителя всегда настаивали на той важной роли, какую играет наша земная жизнь в великом плане, который состоит в развитии все более высоких состояний совершенства на каждом витке. Две системы, против которых чаще всего выдвигается такой критицизм, – это буддизм и веданта. Но должное уяснение закона причинности, как он понимается в этих системах, устранит это неверное представление; все, что происходит, – хорошее, плохое, или безразличное нам, – приводится в действие вечным законом, воплощенным в вечной субстанции, которая есть также абсолютное блаженство. Единственный подлинный пессимизм – это нигилизм современной Европы. То неверное представление, что делает из нирваны и мокши уничтожение, собственно, и приводит к выдвижению обвинения в пессимизме в адрес восточных религий.

Эту часть нашего предмета нельзя оставить, не отметив одной очень важной идеи, которая развилась под действием личной воли. Повышенная концентрация энергии «я», которой потребовало применение воли, ее воздействие на тот объект, на который воля была направлена, и соответствующее сопротивление этого объекта «я» заставило человека остро осознать какое-то существование вне его самого и составить представление о нем. Это акцентирование воли очень быстро скрыло от его сознания менее разделенное, или духовное, состояние, в котором он жил раньше. Рост собственных интересов уничтожил то бесстрашие, которое происходило от безличности и любящей гармонии со всем окружающим. Пока со всех сторон человека не стали осаждать странные опасности, он не чувствовал ни потребности в защитнике, ни необходимости в посреднике между ним и его создателем – Непреложным Законом. Представление о силе возникло у него одновременно с представлением об опасности, а страх стал вполне естественным спутником последней. Это побудило его создать себе веру в некую внешнюю силу, которой он боялся и от которой зависел, и это заложило основу всех искусственных культов, которые до наших дней полнят мир своими многочисленными выводками заблуждений. Оглядываясь вокруг себя, первобытный человек видел источник силы в Солнце – источнике света и жизнедающей энергии. Он боялся его и потому пытался его умилостивить.

Самые сильные из воспринимаемых им лучей были красного цвета, и потому он искал соответствующие предметы для использования при поклонении, и чем труднее было достать предмет, тем бóльшую ценность он имел в глазах поклоняющегося как то, что может умилостивить светило. Это привело к применению крови в качестве самого подходящего жертвоприношения, и она обильно потекла на алтарь Солнца. Насилие стало самым губительным проявлением духовного упадка человека и навлекло на него соответствующую отдачу со стороны элементальных существ, развивать которых было его долгом.

Когда человек стал пренебрегать этим долгом и разделение интересов акцентировалось, он был вынужден осознать, что находится в антагонизме с элементальными духами. И по мере того как в нем росло насилие, эти духи усиливались посвоему и, будучи верны своей природе, оскорбленной небрежением со стороны тех, кто, в некотором смысле, были их попечителями, автоматически ответили негодованием. И человек больше уже не мог полагаться на силу любви или гармонии, ведя других, потому что сам уже перестал побуждаться исключительно ее влиянием. Недоверие нарушило симметрию его внутреннего «я», и существа, которые не могли воспринимать, а лишь принимали направленные к ним впечатления, быстро приспособились к изменившимся условиям. Сама природа, где раньше все было приятно и свежо и не указывало на печаль и разложение, сразу же приняла иное выражение. Атмосферные влияния, до сих пор незаметные, стали замечаться: по утрам чувствовалась прохлада, днем – жара, а при наступлении ночи – повсеместная тьма, которая стала восприниматься с опаской. Ибо изменение в объекте должно сопровождать всякое изменение в субъекте. А пока эта точка не была достигнута, человеку нечего было бояться в себе и своем окружении.

И по мере того, как человек все глубже и глубже погружался в материю, он терял сознание более тонких форм существования и приписывал ощущаемый им антагонизм неизвестным причинам. Конфликт продолжал усиливаться, и вследствие своего невежества человек пал легкой жертвой. Среди той расы были исключения, как они есть и сейчас, чьи тонкие способности восприятия опережали продвигающуюся материализацию, и со временем лишь они одни могли чувствовать и распознавать влияние этих самых ранних порождений Земли.

Наступило время, когда на изредка появлявшихся в поле зрения элементалов стали смотреть с тревогой и считать это злым предзнаменованием. Распознавая этот ошибочный страх, проявляемый человеком, элементалы в конце концов стали осуществлять для него те опасности, которые он предчувствовал, и собираться вместе, чтобы запугивать его. Они нашли сильных союзников в том разряде существ, который был порожден, когда появилась физическая смерть, как мы скоро увидим, и их совместные силы стали проявляться ночью, которой человек страшился как врага своего защитника – Солнца.

Смерть отмечает начало той кривой, которую в настоящее время описывает человеческая эволюция. Во времена двух первых рас она была неизвестна. Подобно чувству, которое успокаивается по завершении своей активности, так и человек, постепенно затухая, переходил в субъектное состояние, когда его предметная жизнь проходила свой полный период. Первые люди не ощущали возраста физически, они не были обречены на дряхлость, не было такого, что «человекам положено однажды умереть», как утверждал древний автор псалмов. Это вовсе не было неизбежностью – человек располагал привилегией жить или умереть по своему выбору, подобно тому как сегодня у него есть привилегия ясно смотреть на вещи или пестовать в себе темноту и слепоту. Люди не умирали. Даже древние евреи своим каббалистическим языком намекали на то, что первобытная раса не умирала. Енох «ходил с Богом» и не видел смерти. В каждую эпоху то здесь, то там некоторые избегали смерти путем восстановления своих духовных сил и преодоления элементов своей природы, которые тянут их к точке смерти. (Енох олицетворяет здесь человечество, вечное как в духе, так во плоти, хотя последняя в своей форме и умирает. Но он также олицетворяет и расу – на одном конце седьмую. В генеалогической таблице Енох стоит вторым от Адама, и это образует другой конец, исходную точку.)

Великие учителя всех эпох, которые расцвели избранными цветами на древе человечества, в некотором смысле избежали смерти. Верно, что их телесная форма исчезла, но внутренний человек, состоящий из духовного Я и принципов разума и воли, сохранил свою целостность, а смерть лишь удалила шлак, скрывавший истинное золото, высшие принципы человеческой природы.[35]35
  Этот момент может вызвать непонимание, поскольку в теософической литературе неоднократно утверждалось, что человек бессмертен и, несмотря на разрушение тела и прочих личностных элементов, высшие принципы всех людей сохраняются. В связи с этим может быть не очень понятно, в чем же состоит отличие адептов. Е. П. Блаватская в «Ключе к теософии» поясняет, что «бессмертие – это не что иное, как непрерывное сознание». Иными словами, обычные люди в отличие от адептов в момент смерти теряют непрерывность сознания, хотя их высшие принципы и продолжают существовать. То же происходит с ними и в момент рождения, и каждой ночью при погружении в сон. – Примеч. пер.


[Закрыть] Будучи движимы силой своей любви к человечеству, эти возвышенные существа как его спасители продолжали наставлять его и вести к еще бóльшим высотам. Мир не видит их, ибо его взгляд закрывает плотный занавес грубой материальности, отсекая его от их великолепного присутствия. Но время от времени появляются люди, способные, даже будучи во плоти, общаться с ними и передавать их мудрость миру. Есть и другие, которые по причине своего несовершенного развития не могут поддерживать сознательного диалога с этими духовными учителями, но, действуя под их влиянием, проносятся по нашей планете подобно ярким метеорам интеллекта и человеколюбия, своей бескорыстной любовью и жертвенностью вливая в человечество заряд духовной жизни, не сознавая при этом, что же за сила их ведет.

Все высшие адепты, в некотором смысле, избегают смерти. Процесс, приводящий к этой точке развития, в мистическом языке Средних веков был известен под названием эликсира жизни. Тело человека всегда настроено в соответствии с его внутренними желаниями и устремлениями. Если земные желания одно за другим устраняются, тело человека, постоянно заменяющее составляющие его атомы, перестает притягивать материалы, необходимые для обеспечения должного проводника для низших наклонностей. Когда они покорены, тело становится все более и более бесплотным, пока наконец человек не оставляет за собой последний след физической оболочки и не восстает как прославленный дух. Интересно отметить, как описал Милтон этот процесс в «Комусе»:

«Частый разговор с небесными обитателями начнет отражаться своим сиянием на внешнем облике, незагрязненном храме души, преображая его постепенно в саму суть души, пока все не сделается бессмертным».

В одном смысле это избежание смерти, но в другом – лишь растягивание ее на очень длительный период. Как же это делается? Хорошо известно, что одним из основных составляющих долгожительства является сильное желание жить. Каждый день можно встретить примеры того, как люди успешно переживали кризисы болезней просто из сильного желания жить и завершить какое-нибудь дело, которое было их неисполненным долгом. Желание жить, основанное просто на мотиве эгоистичного получения удовольствия от жизни, никогда не бывает достаточно сильным, чтобы продлить ее очень долго; фактически сильная воля, открывающая секрет жизненного эликсира, полностью лишена эгоизма. Человек жертвует своим прогрессом в других сферах бытия, чтобы иметь возможность работать на благо человечества. Могут удивиться, почему мы заявляем о благотворной деятельности людей, с которыми человечество в большинстве своем не имеет сознательных отношений, но причина здесь в том, что труды этих богоподобных людей нельзя увидеть простым глазом, поскольку они действуют через высшие принципы человека. Продуктивная сила наших энергий зависит от плана, на котором они действуют. Человек, который трудится от рассвета до заката, укладывая кирпичи, производит работу, которая в денежном выражении составит лишь малую часть часового труда ученого. Разница в эффекте, создаваемом тем же количеством энергии, примененной на физическом и интеллектуальном планах, становится, таким образом, очевидной. А тем, кто знаком с законами психической динамики, известно, что работа, произведенная тем же количеством энергии на интеллектуальном плане, в свою очередь, несравнимо меньше, чем производимая на плане духа, высшего принципа человека. Потому ожидать от мастеров божественной науки, что они будут работать с нами на земном плане, еще более неразумно, чем посоветовать сэру Вильяму Томсону[36]36
  Томсон (лорд Кельвин) – английский физик, в конце XIX века – президент Королевского Общества. – Примеч. пер.


[Закрыть] стать сапожником.

И здесь мы должны констатировать один факт: воля к жизни должна быть достаточно сильна, чтобы преодолеть склонность тела повторять физиологические процессы своих предков. Из этого второго условия ясно, что проблема не в физической силе тела и его обильном питании, а в теле здоровом, в котором в то же время нет сильно выраженных физических склонностей; и мускульная сила тут вовсе не является необходимостью, главное – это воля, которая сильнее физических инстинктов. Ясно, что всякое увеличение способностей в теле требует соответствующего увеличения силы воли, чтобы их регулировать. Подчинение физического тела воле отмечается уничтожением одной животной наклонности за другой. От всех искусственных пристрастий надлежит избавиться в первую очередь – от таких, как алкогольные стимуляторы, затем от мясоедения и вообще от всякого обжорства и удовлетворения нездоровых влечений тела. Следующим по порядку идет половое желание. От прочих таких наклонностей избавляются в порядке их материальности: «Сначала скупость, затем страх, зависть, мирская гордость, немилосердие, ненависть, амбициозность и, наконец, любопытство – интеллектуальная жадность».

Этот процесс, длящийся годы, представляет собой медленное умирание, и когда человек с помощью этого эликсира бессмертия делается бессмертным, ничего от него на нашей земле уже не остается, и потому практически он уже «мертв».

Смерть, хотя она так же естественна для нас, как рождение или старость, всегда была окутана темным облаком страха. Оно омрачает самый яркий пейзаж и отбрасывает тень уныния на самые счастливые события жизни. Это тот яд, который скрывается в самой сладкой чаше наслаждения, – необъяснимая тайна бытия, которая застит самый острый глаз и приводит в замешательство самые смелые умы. Но темные волны этого непреодолимого океана, даже у самого берега которого сильнейший интеллект физического человека тонет в безнадежном отчаянии, не является препятствием для пробужденных сил человеческого духа. Представление о смерти, как и все другие концепции человека, подвержено периодическому росту и упадку. Но одно несомненно: чем более материальна наша жизнь, чем больше упорство, с которым мы цепляемся за удовольствия плоти, тем ужаснее кажется смерть. Даже полный нигилист, когда его жизнь неосознанно для него самого озарилась высшим светом, сможет искренне написать на своем могильном камне: «Меня не было, и я возник, у меня был свой небольшой день, и я доволен снова стать ничем». Но разные символы смерти, принятые в разные времена, могут дать ценные наставления, если будут правильно поняты.

С того времени как тощий скелет Смерти зашагал по миру, сея ужас на своем пути и кося людей своей безжалостной косой, и до времени, когда смерть стала считаться добрым ангелом, набрасывающим свое покрывало покоя на печали и страдания человечества, шли постоянная эволюция и рост мысли. Смерть – такая же беда, как пьянство или безнравственность, она – порождение самого человека, искусственный способ саморазрушения и настолько же предмет его собственного волеизъявления, как еда, питье, ходьба или сон. Следует понять, что мы вовсе не имеем в виду, что человек при любых обстоятельствах может продолжать свою жизнь вечно. Но он мог бы отбрасывать свою внешнюю оболочку сознательно и разумно, и с такой же легкостью, как шелкопряд выходит из своей куколки или цыпленок – из яйца. Он должен освобождаться от своего изношенного тела, как сменяют старую одежду, причем не с бóльшим неудобством. Смерть у ранних рас имела одну черту, которую потом потеряла. Прежде чем возникла личная ответственность, смерть просто отмечала переход из предметной жизни (насколько вещественной она тогда была) к следующей, причем между ними был лишь краткий период отдыха. Человек, у которого не было личных желаний, повиновался общему закону и не переживал того периода, в который в наши дни созданные им во время земной жизни духовные силы, действию которых препятствуют условия материальной жизни, находят свое выражение. Иными словами, вначале для человека не было ни рая, ни ада. С тех пор условия полностью изменились. Рост личной воли наделяет каждого человека массой собственных желаний, и с этого момента его прогресс на материальном плане зависит от его личных усилий. Возьмем случай человека, у которого тяга к материальной жизни велика. Легко представить, что когда маятник его существования, достигнув дальней точки кривой, отмечаемой смертью, качается назад, к субъектному состоянию, его материальные наклонности будут тянуть его к земле, таким образом мешая свободному переходу «я» с одного плана на другой. Этот конфликт создает «мир желания», иногда называемый на Востоке кама-лока, и энергия, созданная в этом состоянии, действуя из центра, который и есть личность человека, образует то, что называется элементарием. Элементарий не является независимым существом, поскольку ему недостает принципа роста, и он должен уйти, когда существо достаточно утвердится на более высоком плане, в состоянии субъективной жизни, называемой дэвачаном. Подробное обсуждение природы элементариев было бы здесь неуместно, но нужно заметить, что когда элементариев описывают как отброшенные принципы человека, то не следует думать, что разные принципы отделяются друг от друга процессом, подобным химическому распаду или механическому разрушению. Отбросить эти фрагменты, которые являются остаточными эффектами пребывания монады в том конкретном состоянии, которое она сейчас быстро покидает, заставляет перемена человеческим существом плана существования.

Милтон достаточно верно описал элементариев, следуя своему древнему учителю Платону:

«Когда похотью, нецеломудренными взглядами, развязными жестами, скверными разговорами, но более всего – обильными греховными деяниями допускают осквернение внутренних частей, душа охватывается заразой, становится все более плотской и скотской, пока совсем не теряет божественные свойства своего изначального бытия. Таковы густые и мрачные тени, часто видимые в склепах и на кладбищах, сидящие у новых могил, не желая оставить тело, которое они любили, и привязанные плотской чувственностью к состоянию вырождения и упадка».

Из вышесказанного достаточно ясно, что у ранних рас элементарии не образовывались; они появились, лишь когда человечество значительно спустилось в материю. Тесная связь тайны смерти и природы элементариев очевидна. Уже намекалось и на альянс между элементариями и элементальными духами. Он вырос из естественной зависимости последних от человека, который страдает от несчастливых последствий этого до наших дней – многими способами и со все возрастающей силой. Элементарии, приводимые в действие элементальными существами, стали являться человеку в таком разнообразии обликов, какое позволяли его страхи и надежды. И по мере того как его невежество относительно вещей духовных становилось все грубее, они стали причиной дополнительных его ошибок, которые ускорили его духовное вырождение. Таким образом, видно, что пренебрежение своим долгом по отношению к элементалам завело человека в целое море неприятностей, в котором потерпели крушение столь многие поколения его потомков. Голод, эпидемии, войны и прочие катастрофы происходят не без посредства природных духов, как бы ни казались эти вещи не связанными между собой скептическим умам. Одни лишь адепты в эти поздние века сохранили верность высшему долгу человека по отношению к этим неразвитым существам. Первый пробуждающий луч забытых знаний, проникающий к нам в начале более светлого цикла, который устанавливается сейчас, открывает нашему взгляду элементалов в аспекте их более непосредственной связи с человечеством. Но, погребенный под веками материальности, человек почти совсем не способен постичь передаваемое таким образом знание и в результате пребывает в растерянности относительно духовных вещей.

Адепты воспользовались этой возможностью, чтобы дать человеку наставления касательно его связей с элементариями и природными духами. Чтобы сделать это эффективно, эти великие души кратко пересказали историю человека на Земле, взяв его за отправную точку, и прочитали ему нестираемую запись его собственного пути, что им позволило их высшее знание. Это знание они поставили на службу человечеству, чтобы фатальное продвижение материальности было остановлено и можно было избежать некоторых ее зол, пока это возможно. С каждым днем история детства человека все больше и больше покрывается корой вымыслов и лжи, да и сам интерес к его происхождению и будущей судьбе быстро умирает. Здесь и там человеку внушается, что истина о нем и о его роде неизвестна и не может быть поведана. Благословение, которое адепты сейчас предлагают человеку, – это ключ к некоторым из тайн его бытия, но нынешний метод мышления настолько противоположен интуиции, что мир в большинстве своем отвергает это благословение и отказывает свидетельству тех, кто его предлагает, во всякой достоверности.