Текст книги "Цацики и любовь"

КУЧКА НА БОРТИКЕ

Парень из бассейна очень удивился, когда Цацики пришел с Никосом вместо Элены. Увидев огромный, манящий бассейн, Никос пришел в безудержный восторг.

Элена предупредила Цацики, что Никос, хоть и не умеет плавать, всегда сразу очертя голову бросается в воду. Поэтому Цацики крепко зажал извивающегося кузена под мышкой.

Не так-то легко глухонемому присматривать за трехлетним малышом. Цацики пришлось одновременно держать Никоса и надувать ему круг. Цацики очень хотелось прикрикнуть на Никоса, чтобы тот успокоился, но вот круг наконец был надут, а Никос переодет в ярко-зеленые плавки. Видно, Цацики заразился от бабушки, потому что, увидев милые пухленькие ножки Никоса, он не удержался и ущипнул его.

Никосу это не понравилось – он заорал как резаный. Цацики натянул на него круг и усадил на край бассейна.

Тут наконец одна тетенька не выдержала и пришла Цацики на помощь. Цацики одарил ее благодарным взглядом. Это была его любимая тетенька. Она всегда угощала их мороженым и вообще была очень добра.

Цацики уже привык, что женщины в бассейне не надевали бюстгальтер, а ходили просто в плавках, но Никос, похоже, был к этому не готов. Он восхищенно уставился на пышную грудь тетеньки, а когда она присела рядом с ним на корточки, потянулся и укусил ее за сосок.

Тетенька вскрикнула и выпустила Никоса, который тут же бросился к воде. Весело хохоча, он плюхнулся в воду в глубоком конце бассейна. Тетенька явно обиделась, но Никос светился от счастья. Его ничуть не смущало, что он не умеет плавать.

Хорошо хоть, благодаря своей упитанности он не выскочил из круга и вертелся на месте, как непотопляемая пробка. Цацики послал укушенной тетеньке один из своих самых виноватых взглядов и нырнул вслед за Никосом.

Потом они играли в пароход. Цацики возил Никоса по бассейну, а Никос гудел, как пароход в тумане. Они плавали взад и вперед, вперед и назад, а Элена всё не приходила. Сколько, интересно, может продолжаться тайное любовное свидание?

Цацики замерз, у него устали ноги. Он проплыл, должно быть, не одну тысячу метров, но всякий раз, когда ему удавалось заманить Никоса на бортик, тот снова прыгал в воду, и если Цацики не катал его, он брызгал всех, кто плавал в бассейне, или же набирал в рот воды и поливал окружающих.

Парень на бортике начал терять терпение. Цацики чувствовал: еще немного, и он вышвырнет их. Что ему тогда делать? Не ходить же по городу с этим неугомонным ребенком.

– Хочешь мороженого? – прошептал Цацики Никосу на ухо.

Гудки сразу стихли, и Никос наметил курс к трапу.

Наконец-то Цацики мог расслабиться. Никос спокойненько сидел и лизал свое мороженое, глядя на мальчишек – ровесников Цацики, прыгавших с трамплина.

Прыгали они так себе, Цацики нырял гораздо лучше. Ему ужасно захотелось продемонстрировать им свои умения. Показать, что он – профессиональный ныряльщик, который может даже зарабатывать своим искусством.

Он взглянул на Никоса. Тот был еще вовсю занят своим мороженым, и Цацики решил, что вполне успеет разок прыгнуть.

С видом, выражающим полное безразличие, он подошел к краю доски и, убедившись, что мальчики смотрят на него, исполнил изящный лебединый прыжок. Мальчишки одобрительно заулыбались, потом была их очередь прыгать, а потом – снова очередь Цацики.

Он так увлекся, что на минуту забыл, что пришел с Никосом, и опомнился, только услышав его крик.

– Всё! – ни капельки не стесняясь, кричал Никос на весь бассейн. – Я всё!

Никос уже давно доел мороженое. Он стоял со спущенными плавками и довольно рассматривал свою кучку на сверкающем бортике бассейна.

Цацики думал было сбежать, но понял, что оставлять Никоса одного нельзя. Ведь тот может прыгнуть в воду и утонуть, его могут украсть или отправить в детский дом для бедных сирот.

На негнущихся ногах Цацики подошел к нему, судорожно думая, что делать дальше. Что вообще можно сделать с вонючей детской кучкой?

С другой стороны к ним шел работник бассейна. Казалось, что сейчас он прибьет их обоих.

Цацики прибавил шагу, но парень подоспел первым. Он схватил Никоса и шлепнул его. На голой попке осталось красное пятно.

Никос заверещал как поросенок. И тут Цацики не на шутку разозлился. Как же ему надоели эти взрослые, которые считают, что могут поднимать руку на маленьких! Совершенно забыв о своей немоте, он закричал:

– Don’t touch him[7]7
  Не трогайте его! (англ.)


[Закрыть]!

Парень выпустил Никоса и уставился на ругающегося Цацики. Наконец-то ему пригодились все английские и греческие слова, которым его научила Элена.

У парня челюсть отвисла от удивления.

– Ставрос, да ты говоришь! – придя в себя, вымолвил он. – Ты можешь говорить!

Цацики замолк.

– О, я говорю! – воскликнул он, пытаясь изобразить такое же изумление. – Свершилось чудо! Я говорю! Я говорю! И даже по-английски!

Цацики затанцевал на бортике с Никосом в руках. Он постепенно утанцовывал от работника бассейна и маленькой вонючей кучки, над которой уже вились мухи.

– Я говорю! Я говорю!

Туристы смеялись, а какая-то американка встала и прокричала:

– Аллилуйя! Аллилуйя!

Кто-то захлопал.

Сам Цацики готов был разрыдаться. Он не представлял, как ему выпутаться из этого положения. Понятия не имел. Никос был тяжелый, но Цацики боялся выпустить его. Всё, что он мог, – это продолжать танцевать.

Уголком глаза он заметил, что работник бассейна приближается к нему.

– Свершилось чудо! – в тысячный раз провозгласил Цацики и споткнулся о шезлонг.

Его поймал мужчина в соломенной шляпе и черных очках.

– Цацики! Что с тобой? Что ты вытворяешь?

Мужчина приподнял очки и смерил его строгим взглядом.

– Господин директор! – промолвил Цацики и кинулся в его объятья. – Спасите меня!

НАКОНЕЦ, ЗА КАРАКАТИЦАМИ

В школе в ведении директора было пятьсот детей, и чувствовалось, что он привык, чтобы его слушались. Быстро разобравшись, что к чему, он велел работнику бассейна помочь Цацики убрать кучку. Сам он взял Никоса и, когда Цацики закончил с уборкой, пригласил его в бар выпить лимонаду с тостом.

Это было божественно вкусно. Когда работаешь няней, страшно хочется есть.

Слушая рассказ Цацики о том, как они с Эленой изображали из себя бедняков, директор смеялся так, что его живот подпрыгивал.

– Какая изобретательная девочка! – хохотал директор. – Хотел бы я с ней познакомиться.

– Скоро познакомитесь, – сказал Цацики. – Только она много ругается, – предупредил он.

Дело в том, что в школе запрещалось сквернословить. Так решил директор с учителями.

Элена, мягко говоря, удивилась, обнаружив Цацики и своего младшего брата в баре с незнакомым туристом.

– Это Элена, а это директор моей школы, – познакомил их Цацики.

– Рад знакомству, – сказал директор. – Очень рад.

Целую неделю директор разъезжал по острову, осматривая старые руины. Он обожал руины больше всего на свете, кроме, разве что, школьной еды – директор говорил, что ничего вкуснее не знает. Никто в школьной столовой не брал себе такие большие порции, как он.

Чтобы успеть осмотреть как можно больше руин, директор взял напрокат небольшой автомобиль, на котором он подвез Цацики, Элену и Никоса до дома.

К счастью, директор пообещал ничего не рассказывать об их проделках Янису и маме Элены. Хотя Цацики всё убрал за Никосом, вернуться в «Гранд-отель» они уже не смогут. Парень из бассейна никогда не простит Элене и Цацики, что они так провели его.

Для бабушки и Яниса было большой честью, что директор приехал к ним в гости и ради этого проделал такой путь. Бабушка накормила его обедом, а Янис показал свою гостиницу. Они не отпускали директора, пока тот не пообещал, что приедет завтра, чтобы выйти на их лодке в море. Элену тоже отпустили с ними.

– Вот это я понимаю – настоящие каникулы, – держась за румпель, довольно вздохнул Цацики. Они выходили в море вот уже второй день подряд.

На горизонте виднелась Турция, вода отливала бирюзой – турецким камнем, как ее еще называли. Через неделю директор уедет. Цацики решил, что полетит с ним. Янис проверил, есть ли билеты на тот же рейс. Места были – к большой радости Цацики, который не любил летать один.

– У тебя ведь есть Диана, – сказал Цацики, заметив, как погрустнели глаза Яниса. – И гостиница…

– Да, – согласился Янис. – А что ты думаешь про Диану?

– Она хорошая, – сказал Цацики.

– Мы, может быть, поженимся и заведем детей. Благодаря тебе мне захотелось, чтобы у меня еще были дети.

– Здорово, давайте, – ответил Цацики. – Ты отличный папа!

Мамаша была права. Хорошо, что Янис теперь не одинок. Иначе как бы Цацики оставил его? Ну почему Греция находится не в Швеции, чтобы они могли чаще видеться!

Как бы то ни было, сейчас они проведут целую неделю вместе. Он и папа, Ловец Каракатиц.

Элена, если хотела, могла к ним присоединиться. Но все решения на этой неделе принимал Цацики. Они будут ловить каракатиц и высматривать дельфинов, а как-нибудь ночью отправятся в горы срывать с неба звезды. В этот поход они Элену не возьмут. Иногда не стоит ни с кем делить своего папу.

– Мой сын, – сказал Янис и потрепал Цацики по голове. – Иисус-Мария, как же я тебя люблю!

– Я знаю, – сказал Цацики. – Я знаю!

КРОВНЫЕ БРАТЬЯ

К тому времени, как Цацики вернулся из Греции, Пер Хаммар стал настоящим скейтером. Они с Виктором и Хесусом всё лето провели на рампе в парке «Ролис».

– Самый большой скейтпарк в Северной Европе, – гордо заявил Пер Хаммар. Словно видел свою личную заслугу в том, что рампу построили именно на Кунгсхольмене.

Цацики стало завидно. Пер Хаммар научился кататься на скейтборде без него. К тому же они отлично провели время с Виктором и Хесусом. А вдруг они стали теперь лучшими друзьями?

Однако тут он ошибался. Пер Хаммар по-прежнему считал Цацики своим лучшим другом. Более того, они стали кровными братьями. Кровный брат – это куда круче, чем просто друг, и даже круче, чем просто брат. Кровные братья никогда не расстаются, даже если очень сильно поссорятся.

Идея стать кровными братьями принадлежала Перу Хаммару. Он стащил у своего папы бритву. Она была довольно древняя, такие уже не рекламировали по телевидению, зато до сих пор использовали в работе художники.

– Папе она больше не понадобится, он же безработный, – сказал Пер Хаммар и показал Цацики бритву.

На лезвии было немного засохшей краски, и Цацики совершенно не хотелось резать такой бритвой свой палец. От одной мысли об этом ему делалось больно.

– Она такая острая, что ты ничего не почувствуешь, – заверил его будущий кровный брат. – Давай, режь, пока твои не вернулись.

Мамаша с Йораном ушли в магазин.

– Ну ладно, – ответил Цацики и сделал крошечный надрез.

Он почувствовал боль, но крови не выступило. Цацики пришлось сильно сдавить палец, чтобы выжать малюсенькую каплю.

– Трус, – заявил Пер Хаммар, схватил бритву и резанул себе большой палец.

От боли он завизжал как поросенок и замахал рукой в воздухе.

Ужас, сколько крови в одном-единственном пальце! Белые кухонные шкафчики, Цацики и сам Пер Хаммар были забрызганы кровью. Чем сильнее он махал рукой, тем пятнистее становились шкафчики.

– Я умираю! – кричал Пер Хаммар. – Я умираю!

Цацики не выдержал и рассмеялся, такое уморительное это было зрелище: Пер Хаммар как безумный скакал по кухне, задрав вверх кровоточащий большой палец.

– Держи, – Цацики протянул ему кусок бумажного полотенца. Он начал немного беспокоиться: вдруг Пер Хаммар умрет от потери крови?

– Сперва надо смешать кровь, – устало сказал Пер Хаммар и протянул свой несчастный палец.

Жалкая капелька Цацики уже засохла, но у Пера Хаммара крови было столько, что с лихвой хватило на двоих.

Они соединили свои пальцы и поклялись: что бы ни случилось, никогда, никогда не бросать друг друга.

Войдя в кухню, Мамаша побледнела. Даже Йоран, никогда не теряющий самообладания, бросил пакеты с продуктами на пол и в два прыжка подскочил к мальчикам.

– Что случилось?

– Мы стали кровными братьями, – поведал Цацики.

– Думаете, я умру? – спросил Пер Хаммар, показав им свой обмотанный палец. На повязку ушел целый рулон бумажных полотенец.

– Нет, – засмеялся Йоран, осмотрев порез и заклеив его пластырем.

– Но я потерял очень много крови, – пожаловался Пер Хаммар. – И мне до сих пор адски больно. Ты только подумай, я только что чуть не пожертвовал жизнью ради тебя. Кровного братства крепче и быть не может.

В этом Цацики не сомневался.

ДЕТСКАЯ ТАЙНА КРОВНЫХ БРАТЬЕВ

После этого Пер Хаммар переехал к Цацики.

– Кровных братьев разлучать нельзя, – серьезно заявил он, стоя у них на пороге с сумкой, – к тому же у вас мне намного лучше.

– Да, но, когда начнется школа, ты должен вернуться домой, – сказала Мамаша.

– Я, может, вовсе не буду ходить в школу. Дома у меня все ругаются. Мама говорит, что папа мог бы убирать и готовить, а не валяться целыми днями перед телевизором.

– Твоя мама права, – ответила Мамаша. – Ведь она ходит на работу.

– Да, только папа говорит, что это не мужское занятие. Он считает, что помогать должна Карин. А Карин отказывается, потому что хочет все время тусоваться с друзьями. Тогда папа начинает орать на Карин, а Карин орет на него, а потом начинает реветь и запирается в туалете. А туалет у нас один. Вчера мне пришлось идти на улицу и писать на клумбу. Не очень-то это приятно.

– Вот это да! – восхитился Цацики. – У нас тоже так будет, когда мы станем настоящей семьей?

– Вряд ли, – усомнилась Мамаша. – У нас два туалета, к тому же Йоран всегда всё убирает.

– Да… – проговорил Пер Хаммар. – Но Йоран не считается, он ведь еще у вас и булочки печет.

Они спали в домике под потолком. К счастью, Пер Хаммар перестал писаться по ночам. И Мамаша, и сам Пер Хаммар были очень этому рады. Мамаше не нужно было лишний раз стирать простыни, а Пер Хаммар мог, наконец, расслабиться. Раньше он боялся у кого-либо ночевать, кроме как у Цацики.

– Ура! – радовался Пер Хаммар. – Теперь-то мы точно взрослые! Долой мокрые простыни! Да здравствуют скейт и девчонки!

Девчонки ладно, но со скейтбордом у Цацики дело обстояло плохо. Несколько дней Пер Хаммар учил его кататься. Они тренировались там, где не было других скейтеров. Цацики не хотел, чтобы кто-то видел, что у него не получается. Лучше уж он вовсе не будет заниматься тем, что ему не дается.

Пер Хаммар, наоборот, тренировался как заведенный, пока не добивался своего. Когда на физкультуре или на переменах они делились на команды, одноклассники всегда выбирали его первым.

Цацики всегда выбирали последним. Ему было стыдно. Мамаша могла сколько угодно уверять его, что это не главное и что он умеет много чего другого. Но танцы были не в счет. Даже наоборот.

– Зато с девчонками у тебя всё в порядке, – утешал его Пер Хаммар. – А скоро ты и на доске научишься.

Пер Хаммар уже умел делать олли и разные флипы. Олли, прыжок на доске, – это основа всего, говорил он. Цацики попробовал прыгнуть, но разбил локоть и коленки. Доска укатилась на дорогу и врезалась в припаркованную машину, так что заорала сигнализация. На всю Паркгатан.

На улицу вышел Стиг, консьерж из соседнего дома, и пригрозил, что заберет у Пера Хаммара доску.

– Еще чего, – хихикнул Пер Хаммар. – Не имеете права!

Пер Хаммар всегда хихикал, когда нервничал, но Стиг об этом не знал и потому рассердился еще сильнее.

– Хулиганье! – заорал он. – Проклятое хулиганье! Из-за таких, как вы, люди на улицу выходить боятся!

Вот это да. Неужели они уже такие большие, что люди их боятся? Слышать это было даже немного приятно.

Цацики не удержался и взглянул на свое отражение в окне, но выглядел он точно так же, как прежде. Ничего устрашающего в нем не было.

– Она стоит тыщу крон! – в отчаянии закричал Пер Хаммар, когда Стиг взял его доску под мышку и скрылся в подъезде. – Родители меня убьют.

– Не волнуйся, Йоран заберет ее, когда вернется с работы, – успокоил его Цацики. – Пошли лучше поиграем.

– А как по-твоему, в четвертом классе еще можно играть в лего? – спросил Пер Хаммар позже, когда они сидели у Цацики в комнате. – Потому что бросать я точно не собираюсь, – добавил он, пристрелив одного из человечков Цацики. – «Плеймобиля» это тоже касается.

– Мы можем об этом никому не говорить, – предложил Цацики.

– Точно, – обрадовался Пер Хаммар. – Пусть это будет детской тайной кровных братьев.

НОВЫЕ ПРАВИЛА

Был первый школьный день, и они спешили на перекличку. Когда они шли через парк Крунуберг, Мамаша взяла Цацики за руку. Цацики высвободил руку и спрятал ее в карман.

– Ого, – сказала Мамаша. – Тебя уже и за руку нельзя взять?

– Нет, нельзя, – ответил Цацики и пнул ногой камешек, да с такой силой, что голуби испуганно взлетели в воздух. – Я уже большой.

– Ясно, – проговорила Мамаша, и в ее голосе зазвучали обида и разочарование. – Значит, теперь у нас новые правила, да?

– Yes, – сказал Цацики. – Я же теперь в четвертом классе, сама понимаешь…

– Понимаю, но, боюсь, иногда я буду об этом забывать.

Вдруг она накинулась на Цацики – крепко обняла его и поцеловала влажными губами в нос.

– Отстань, – взмолился Цацики и пугливо посмотрел по сторонам, нет ли кого рядом.

Но, к счастью, на дорожке они были одни, их никто не видел. Даже пьяниц на пьяной лавочке не было.

– Ой, прости, забыла, – рассмеялась Мамаша. – Мне просто так захотелось тебя обнять.

Беременные, видимо, очень любят обниматься. С тех пор как Цацики вернулся домой, Мамаша проходу ему не давала. Она целовала и обнимала его и все время хотела быть с ним. Но у Цацики были свои дела. Такие, в которые мамаш не допускают. Мамаше это не нравилось.

– Может, лучше полежишь? – предлагал Цацики, когда они с Пером Хаммаром собирались в парк или на школьный двор проверить, нет ли там Элин и Сары, и Мамаша порывалась пойти с ними. Элин и Сару они так ни разу и не встретили, хотя летом Пер Хаммар не раз видел, как они катаются на роликах.

– Нет, – отвечала Мамаша. – Я уже належалась.

– Все равно с нами нельзя, – говорил Цацики, стараясь подавить в себе угрызения совести.

Укладывать Цацики вечером – это пожалуйста. Полежать с ним рядом и почитать. Почесать спинку и поболтать в темноте. Это мамы умеют лучше всех.

– Только никому не рассказывай, – просил Цацики. – А то меня будут дразнить.

– Ерунда какая, – говорила Мамаша. – Поверь мне, большинство детей в твоем возрасте любят, чтобы им почесали спинку перед сном. Думаешь, в десять лет человек уже взрослый?

– Почти взрослый, – отвечал Цацики. Чтобы устроиться поудобней, ему приходилось подвинуться почти к самой стене.

Мамашин живот очень вырос, и ей все время было жарко. В Стокгольме было почти так же тепло, как в Греции, поэтому она часто ходила по дому в одном белье, поглаживая свой потрясающий, огромный живот.

– Как удобно, если надо вдруг почесать пупок, – смеялась Мамаша. – Скоро он будет торчать, как кнопка.

У Цацики в голове не укладывалось, как в этом животе может сидеть настоящий живой ребенок! Этот ребенок – брат или сестра Цацики – был длиной примерно с линейку. Только если это мальчик, ему сильно не повезло, потому что они всё время называли его Рециной. Во всяком случае, Мамаша с Цацики. Йоран предпочитал звать ребенка Карин.

Цацики говорил с Рециной каждый день, потому что Мамаша сказала, что она всё слышит. И хорошо – ведь, родившись, она сразу узнает своего старшего брата.

Последнее время она стала шевелиться и бить ножками. По крайней мере, Мамаша это чувствовала. Она клала руки на живот, и на ее лице появлялось особое, глуповатое выражение.

– Потрогай, – говорила она. – Скорей!

Но Рецина была вредная девочка. Как только Цацики или Йоран клали руку на Мамашин живот, она сразу замирала.

Цацики беспокоился, как бы она не оказалась жуткой врединой, – ведь она начала вредничать, еще не появившись на свет!

Вообще-то Цацики подозревал, что он уже слишком взрослый, чтобы идти в школу с мамой, но сказать ей этого не смел.

Вдруг все остальные придут без родителей? Вот будет позорище. Его старые одноклассники Мамашу хорошо знали, но что скажут новенькие?

У Цацики немного свело живот, сердце забилось сильнее.

Сегодня у него не только появится новый классный руководитель и новые одноклассники. Сегодня он встретит Сару. Они будут учиться в одном классе. Цацики не видел ее с того дня, когда они танцевали в сортире. Интересно, не хочется ли ей так же, как ему, еще потанцевать?

Пер Хаммар тоже мечтал о танцах. Он влюбился в Элин, Сарину хихикающую подружку. Они виделись несколько раз летом, но Пер Хаммар не знал, как люди начинают встречаться.

Цацики обещал ему помочь. Он ведь считался опытным в любовных делах. У него в жизни было уже две девушки, почти три, если считать, что с Марией Грюнваль они встречались два раза.

Ой-ой, интересно, что их ждет в этом году! Цацики совсем забыл о своих новых правилах и взял Мамашу за руку. Только дойдя до пешеходного перехода у школы, он опомнился и выпустил ее ладонь. У перехода стояли несколько человек и ждали, когда загорится зеленый. Малыши и ровесники Цацики. Большие мальчики и девочки, которые не в первый раз слышали первый звонок после летних каникул.

– Цацики! Цацики! Подожди!

Цацики обернулся и увидел Пера Хаммара, который галопом мчался к нему по тротуару. Один, без мамы.

– Привет толстякам! – крикнул он и похлопал Мамашу по животу.

– И тебе привет, красавчик, – ответила Мамаша и прямо посреди улицы обняла Пера Хаммара.

– Да перестань ты, – сказал Цацики Мамаше, почувствовав неловкость перед другом.

Пера Хаммара объятия Мамаши нисколько не смутили, он выглядел очень довольным и еще немного приспустил свои скейтерские шорты.

– У тебя попа торчит, – захихикал Цацики.

– Так надо, – сказал Пер Хаммар. – Это круто.