Текст книги "Цацики и любовь"

4 «Б»

Средняя школа оказалась совсем не похожа на начальную. Теперь у них стало больше учителей. Самая хорошая, хотя и самая строгая, была Гунилла. Ее назначили их классной руководительницей. На ее уроках было довольно спокойно. Еще занятия у них теперь вели Нина и Андерс, и появились учитель труда и преподавательница музыки.

А еще – новый учитель физкультуры. Его Цацики терпеть не мог. Он всегда проводил занятия на улице, даже под дождем.

Преподавательница музыки тоже была неприятная.

– Она вечно сюсюкает со мной, а всё потому, что ты моя мама, – жаловался Цацики. – Иногда мне хочется, чтобы ты не была такой знаменитой.

– Но это моя работа, – отвечала Мамаша. – Радуйся, что у меня есть дело, которое я люблю. А еще подумай, сколько времени мы проводим вместе.

– Да, когда ты не на гастролях.

– Теперь я не скоро смогу отправиться в путешествие. Не раньше, чем Рецине исполнится год.

– Вот и хорошо, а потом присматривать за ней будем мы с Йораном.

– Повезло ей со старшим братом!

Сейчас Мамаша с Шиповником писали новые песни. Шиповник последнее время все возмущался, мол, какие они с Мамашей мятежники: у обоих семья и дети, да и зарплаты у них слишком высокие. Им бы теперь куда больше подошло название «Пошлости заложники».

Шиповник и фокусница Элин переехали за город. Элин перестала глотать огонь и вытащила из пупка алмаз. А зря, считал Цацики.

Последний раз, когда они были у них в гостях, Мамаша спросила, не хочет ли Цацики тоже так жить?

– Ни за что! – ответил Цацики. – Только на Кунгсхольмене!

В классе их было тридцать. Слишком много, учитывая, что во время уроков всем приходилось сидеть в одной классной комнате и что они не очень хорошо знали друг друга.

Цацики на уроках почти не отвечал и почти ничего не успевал. Кристиан и Стоффе, сидевшие напротив Цацики и Пера Хаммара, всё время ссорились, болтали и травили пошлые анекдоты. Трудно было не слушать, хотя Цацики старался затыкать уши.

На замечания учителей Стоффе не обращал никакого внимания. Вчера, когда Гунилла на него рассердилась, он даже сказал ей fuck you[8]8
  Пошла ты (англ., груб.)


[Закрыть]. За что Гунилла выставила его за дверь.

– Да мне плевать, – хамски заржал он, хлопнув дверью.

Зато Кристиан немного утихомирился, и Цацики успел решить две страницы с примерами. Цацики считал, что лучше бы Стоффе целый день сидел в коридоре, но боялся сказать это вслух.

Среди девочек и среди мальчиков Стоффе считался самым крутым в классе. Он отлично играл в футбол и баскетбол, смотрел все взрослые фильмы и модно одевался.

– Чтобы считаться крутым, надо заниматься спортом, – вздохнул Цацики. – Тогда все захотят с тобой дружить.

– Ерунда, – фыркнула Мамаша. – Ты не прав, к тому же друзей у тебя полным-полно.

– Это да, но когда мы делимся на команды – на физкультуре, футболе или брэнболе, меня никогда не выбирают. Думаешь, приятно всегда оставаться последним?

– Да ладно, – удивилась Мамаша. – Неужели в школе до сих пор так делятся на команды?

– Ну конечно. Все же хотят, чтобы в их команде играли лучшие игроки.

– Бедный, – пожалела Цацики Мамаша и грустно посмотрела на него. – Ты сильно переживаешь?

– Да нет, у Цзе и Калле дела еще хуже, – ответил Цацики и перевел разговор на Рецину.

Ведь мало ли что Мамаше взбредет в голову – еще заставит его заниматься футболом или баскетболом или пойдет в школу и отругает учителя физкультуры. Она ведь могла выкинуть что угодно, и это немного напрягало Цацики. Она не понимала, что Цацики, возможно, не хочет выделяться, что его вполне устраивает такое положение – быть не сильным и не слабым, а в меру незаметным.

Правда, в прошлый раз Цацики действительно расстроился, когда его выбрали последним. Стоять и ждать, что тебя выберут, было мучительно. Поэтому Цацики перестал играть в футбол на переменах. Калле и Цзе тоже.

Хуже всех играл Цзе. Он был из Китая и учился лучше всех в классе. Он все время занимался, потому что его родители решили, что он станет нейрохирургом. А тут уж хочешь не хочешь надо быть лучшим. Он никогда не задерживался после уроков и всегда сразу ехал домой и по многу часов делал уроки, даже если ничего не задавали. А по выходным он ходил в китайскую школу.

Цацики было жаль его. Хорошо еще Мамаша не считала, что Цацики должен быть лучшим в классе. Да он бы и не смог. Ведь кроме уроков в его жизни было столько всего увлекательного. Кататься на скейте и играть или просто ходить в парк.

В хорошую погоду в парк приходило полкласса. Иногда они шли к рампе и смотрели на настоящих скейтбордистов. Там Цацики стеснялся кататься. Зато Пер Хаммар не стеснялся, хотя всё время падал. Он был весь в синяках. Но большие мальчики были добрые и учили его всяким трюкам.

Классно было пойти гулять после обеда, пообещав вернуться в определенное время. Маленьким детям никогда не говорили, в котором часу приходить домой, потому что они не выходили по вечерам одни. В прошлом году Цацики это тоже не разрешали. Но ему и не хотелось. В этом году он должен был приходить домой в половине восьмого. В это время на улице было уже темно. Расставшись с Пером Хаммаром, Цацики со всех ног мчался домой.

В темноте он чувствовал себя маленьким, хотя ходил в четвертый класс и считал себя взрослым.

АЛЫЙ ПОЦЕЛУЙ РАЗЛУКИ

– Тебе кто-нибудь нравится? – как-то спросила Юлия, когда они вместе возвращались из школы.

– Да, – ответил Цацики. – А тебе?

– Да, – ответила Юлия и густо покраснела.

Она хотела, чтобы их группа, «Фрак-рок», снова начала выступать. А Цацики не хотел, потому что Пер Хаммар забросил гитару. Кроме песни про хот-доги, которую Цацики уже слышать не мог, Пер Хаммар так ничего и не выучил.

– Но мы ведь можем играть и без него, – предложила Юлия. – Я вот написала песню. Если хочешь, я могу как-нибудь зайти к тебе показать.

Юлия снова покраснела. Цацики тоже вдруг взял и покраснел. В ушах неприятно зашумело, когда до него дошло, кто нравится Юлии.

Юлия была милая и красиво пела, но ой-ой-ой! Ведь он влюблен в Сару, только в Сару!

– Слушай, я ужасно спешу, – вдруг сказал Цацики и бросился на красный свет. Какой-то водитель раздраженно ему засигналил, зато ему удалось убежать от Юлии. На следующий день он даже смотреть на нее боялся. Зато с Сары он глаз не сводил.

Пер Хаммар и Цацики сидели впереди, поэтому Цацики приходилось часто оглядываться во время урока, чтобы проверить, как там Сара.

Стоило ему обернуться, как Элин начинала истерично хихикать и щипать за руку Сару, которая тоже начинала хихикать.

Цацики не понимал, чего они смеются. Он вообще перестал понимать Сару. Вместе они или нет? Может, ему лучше начать встречаться с Юлией? Потому что ему определенно хотелось, чтобы у него была девушка. Очень хотелось.

В четвертом «Б» всё кипело от любви. Стоффе встречался с Марией Грюнваль, Хесус – с Сандрой, Кристиан – с Ким. После школы они часто ходили домой к Стоффе смотреть кино, а на уроках девочки писали мальчикам записки. Цацики им завидовал. Ему тоже хотелось получать тайные записки.

Сара за лето выросла – вчера, стоя за ней в очереди на завтрак, Цацики заметил, что она его обогнала. Может, поэтому она его разлюбила? Может, она не хочет встречаться с коротышкой?

Так близко он не стоял с ней рядом с тех пор, как они танцевали медленный танец в уборной. Тогда они были одного роста. Ее длинные светлые волосы красиво переливались. Цацики не удержался и потрогал их.

– Отстань! – сердито огрызнулась Сара и обернулась. – А, это ты?

Сара улыбнулась, и сердце Цацики заколотилось. Он глуповато улыбнулся в ответ и посмотрел на Пера Хаммара, который стоял рядом со Стоффе и болтал о футболе.

Ну почему, почему ему только десять? Почему Сара бросила буги? Почему любовь – это так сложно?

Цацики так ждал буги, что бегом бежал на первое занятие. Но ни Сары, ни Расмуса-Элвиса там не было. Новый учитель проверил список учеников, но их фамилий там не оказалось.

– Тогда я тоже не буду ходить, – расстроенно заявил Цацики и пошел домой.

На следующий день он спросил Сару, почему она бросила.

– Потому что мы с Элин решили ходить на сальсу, – ответила она. – Это гораздо интереснее.

А может, Сара бросила буги, потому что не хочет с ним больше встречаться, но боится об этом сказать? От этой мысли любовь Цацики стала еще сильней. Никто никого не любил так, как он Сару.

– Так всегда, – сказала Мамаша. – Невозможное манит больше всего.

Цацики взял самую красную Мамашину помаду и ярко накрасил губы. Потом он поцеловал зеркало в ванной алым поцелуем разлуки. Получился красивый ровный отпечаток.

– Ой! – испугался Йоран, распахнув дверь в ванную. Он в ужасе уставился на кроваво-красный рот Цацики.

– Что, уже и уединиться нельзя в этом доме? – недовольно пробурчал Цацики.

– Почему же… – смутился Йоран. – Я просто хотел позвать тебя на карате. Но если не хочешь, не надо…

Йоран не мог оторвать взгляд от накрашенных губ Цацики.

– Можно сходить, – ответил Цацики. – Все равно делать нечего.

КАРАТЕ

Внезапно любовь перестала приносить Цацики одни огорчения. Наоборот, она стала чем-то веселым, увлекательным и волнующим.

В классе сидела самая симпатичная девочка на свете, и он ей нравился. Тому были доказательства – письма Сары, которые Цацики хранил запертыми в шкатулке, чтобы никто не мог их прочесть.

Мамаша сгорала от любопытства. Всякий раз, когда очередное письмо падало на пол в прихожей, она умоляла Цацики дать ей почитать. Цацики не соглашался. Любовные письма – личные, их не дают читать маме. Цацики показывал их только Перу Хаммару, потому что тот разрешал ему читать письма Элин. Все-таки они были кровными братьями.

Если человека любят, ему хорошо. Если кто-то считает, что ты симпатичный, ты каким-то странным образом действительно становишься красивее. Мамаша была права, любовь делает человека сильным. Не сильным физически – как он ошибочно думал в первом классе, а сильным внутри. Цацики казалось, что ему по плечу любые трудности.

А сильным физически можно стать, если ходить на карате. Цацики как раз начал тренироваться, но не во взрослой группе, где занимался Йоран, – там было слишком трудно, а в детской.

Карате ему ужасно нравилось, почти так же сильно, как буги. Но это было нелегко, особенно когда руками надо было делать что-то одно, а ногами – что-то совсем другое. Тогда в мозгу у Цацики случалось короткое замыкание, и он уже не знал, где право, а где лево.

– Ничего, со временем всё получится, – успокоил его Йоран. – Если хочешь, я могу тренировать тебя дома.

Цацики не хотел. Дома у него было полно других дел. Например, он писал письма. Но он всегда очень ждал тренировок в секции, которые проходили по вторникам и четвергам. Он уже познакомился с другими детьми в группе. Классно было найти новых приятелей, которые ничего о тебе не знают. Не знают, например, какой ты в школе. С ними можно быть таким, каким хочешь. На карате Цацики чувствовал себя гораздо увереннее, чем в школе.

Учителя звали Конни, но его полагалось называть «сихан», что означает «мастер». Он был очень сильный, очень добрый и когда-то выиграл кучу соревнований. Сейчас он был уже старый, лет сорок, наверное, но по-прежнему очень крутой. Даже круче, чем Йоран.

Цацики тоже собирался стать сиханом, когда вырастет и выиграет чемпионат мира по карате.

– Отлично, – радовался Йоран. – Теперь у нас с тобой есть общее дело, у нас вдвоем, без Мамаши. Правда же это лучше, чем краситься?

Йоран, похоже, никак не мог забыть эту помаду. Он все время о ней говорил.

– Да хватит тебе уже, – смеялся Цацики. – Я не красился. Мне просто нужно было изобразить поцелуй. Неужели непонятно?

Первое письмо Сары лежало на коврике в прихожей, когда Цацики с Йораном вернулись с тренировки во вторник. Что если Сара сама принесла его? Шла ради этого пешком от своего дома? Это совсем не то же самое, что записки на уроках. У Сары был красивый почерк. А вместо точек над «i» были нарисованы маленькие сердечки. На такое усердие, конечно, способны только девочки.

Привет, Цацики!

Ты очень симпатичный. Я все время о тебе думаю. Ты самый симпатичный мальчик в классе, это точно. А еще ты хорошо танцуешь! I love you very much[9]9
  Я тебя очень люблю (англ.)


[Закрыть]. Можешь мне подарить свою фотографию? Мне очень нужна твоя фотография, чтобы я могла смотреть на тебя дома, и вообще. Потому что ты такой симпатичный. Что тебе больше нравится, танцевать буги или медленные танцы?

Кто твой кумир или кумиры? Пожалуйста, напиши мне ответ.

Твоя Сара!

Я тебя люблю!

Цацики писал кривыми печатными буквами, но с каждым письмом его почерк становился всё красивее и красивее. Писать любовные письма было очень здорово, куда веселее, чем переписывать в тетрадь названия шведских провинций.

ПИСЬМА, ЛЮБОВЬ И ФРАНЦУЗСКИЕ ПОЦЕЛУИ

Сара и Элин пригласили Цацики и Пера Хаммара на романтический ужин. Они ели маленькие шашлычки, а на десерт – романтическое мороженое с мармеладными сердечками. Фантазии девочкам было не занимать. Во время игры в покер на раздевание Пер Хаммар проигрался до трусов. Но тут ему стало очень холодно, и он решил выйти из игры. Потом они играли в «Темную минутку» и «Поцелуйчики».

Пер Хаммар впервые поцеловал девочку. После этого вечера Элин хихикала на уроках, как сумасшедшая. И Пер Хаммар тоже.

Любовным хихиканьем заразилось примерно полкласса. Учителя уже устали от них. Больше всего устала Гунилла от Стоффе. Когда они писали сочинения, он писал только о сексе. Гунилле это не нравилось. Марии Грюнваль тоже не понравилось, когда Стоффе заявил, что это всё про нее. Она рассталась с ним и стала встречаться с Хесусом. Тот писал очень короткие сочинения о футболе и о лучшем игроке по имени Хесус. Так куда спокойнее, считала Мария Грюнваль.

Но лучше всех, по мнению Цацики, писала Сара.

Привет, Цацики!

Я всё время о тебе думаю. Ты очень милый. Я тебя люблю. Здорово мы сходили в парк. Ты отлично катаешься на скейте. Я бы хотела как-нибудь встретиться с тобой вдвоем. Ты не против?

I love you very much.

Твоя Сара

P.S. Спасибо за розу. Я буду хранить ее всегда.

На ужине Пер Хаммар и Цацики подарили девочкам по розе.

– О, как трогательно! – всплеснув руками, воскликнула мама Сары.

Все смутились. Мамам лучше в такое не вмешиваться. Если мамы хотят присутствовать на романтическом ужине, им лучше сделаться невидимыми. Мама Сары невидимой сделаться не могла. К тому же она заявилась в Сарину комнату, когда они играли в «Темную минутку».

– Ой, как у вас темно! – удивилась она и зажгла верхний свет. – И как жарко! Давайте я открою окошко ненадолго?

– Уйди! – закричала Сара.

– Ну прости, – извинилась мама. – Я просто хотела узнать, не хотите ли вы пить.

Пить они очень хотели. Они ужасно вспотели. От любви становится очень жарко. Жарко и радостно.

Надо же – Сара считала, что Цацики хорошо катается на скейте. Катался он не так уж хорошо, но с каждым днем у него получалось все лучше и лучше. Вчера он даже смог сделать олли. Не очень высоко, но все же.

С тех пор как Цацики стал встречаться с Сарой, происходили чудеса. Особенно когда они оставались одни…

Привет, Цацики!

Здорово было у тебя дома, когда мы играли в палатку под пледом и целовались по-французски. Давай сделаем это еще раз. Надеюсь, ты тоже этого хочешь. Надеюсь, тебе понравится мой подарок. Одно сердце – мое, а другое – твое. Ты всегда был и останешься самым симпатичным мальчиком во всем классе. Я никогда не была так влюблена.

Отвечай скорее.

I love you

– Да не может быть! – сказал Пер Хаммар. – Не может быть!

Щеки его покраснели.

– Вы целовались по-французски? По-настоящему?

– Мы же почти помолвлены, – ответил Цацики и засунул половинку серебряного сердечка, которую ему подарила Сара, в рот.

Поначалу остаться наедине было немного неловко. Они ведь привыкли, что где-то рядом всё время хихикают Элин и Пер Хаммар. Но как только они придумали играть в палатку, все разрешилось само собой. Теперь наоборот, трудно было остановиться.

У Цацики болел язык и онемела рука, на которую он опирался. Он не смел подвинуть ее.

– Ну расскажи же! Как это? Разве это не противно?

Пер Хаммар чуть не описался от хихиканья.

– Нет, – сказал Цацики. – Ни капельки.

– И как это делают? Просто крутят языком, быстро-быстро, вот так?

Пер Хаммар высунул язык и закрутил им, как сумасшедший. Язык был совершенно красный, потому что после школы они купили конфет.

– Ну это кому как нравится, – ответил Цацики, пожав плечами.

– Ух ты, – восхищенно проговорил Пер Хаммар. – Я тоже хочу попробовать.

– Ну так давай, – с видом знатока ответил Цацики. – В субботу, например.

В субботу была их очередь приглашать девочек на ужин. Мамаша и Йоран обещали приготовить еду, а потом уйти в кино, оставив детей одних.

– А ты будешь целоваться по-французски, если я это сделаю? – спросил Пер Хаммар.

– Конечно, – заверил его Цацики. – Попробуешь один раз – потом остановиться невозможно.

– А вдруг у меня не получится? – забеспокоился Пер Хаммар. – Может, надо сперва потренироваться? Может, ты меня научишь?

– Да ты спятил, – содрогнулся Цацики от одной мысли о красном языке Пера Хаммара.

– Ну пожалуйста, прошу тебя! Давай, а? Ну немножко, просто чтобы я научился.

– Ни за что! В субботу сам научишься.

УЖИН

– Идут! – закричал Пер Хаммар, завидев девочек в окно. – О ужас! Они идут! Я умру! Я умру!

– Успокойся, – сказал Йоран.

– Не могу, – застонал Пер Хаммар. – У меня болит живот. Мне срочно надо в уборную.

– Ты не успеешь, – сказал Цацики, в последний раз взглянув на себя в зеркало. Всё было в порядке. Он надел фрак, а Пер Хаммар – черный пиджак Йорана.

Сара и Элин тоже нарядились. На них были короткие юбки и короткие майки, открывавшие пупок. Обе накрасились, а у Сары на животе еще были блестки.

Цацики с трудом узнал их. Они казались такими взрослыми. Да еще на каблуках – теперь Цацики точно почувствовал себя коротышкой. Пер Хаммар ужасно нервничал и каждые пятнадцать минут бегал в туалет.

Есть никто особо не хотел, и хотя Йоран с Мамашей приготовили еду и красиво накрыли стол, ужин закончился быстро.

– А теперь давайте играть в палатку? – предложила Сара, как только они встали из-за стола.

– С удовольствием, – согласился Цацики.

– Да! – засмеялась Элин.

– Может, сперва посмотрим кино? – густо покраснев, спросил Пер Хаммар.

– Нет! – закричали девочки. – Будем играть в палатку!

Пер Хаммар снова исчез в уборной. Цацики положил плед на ковер перед телевизором, потому что так можно было одновременно целоваться и смотреть кино.

– Хаммар, выходи! – крикнул Цацики, колотя в дверь сортира.

– Я боюсь, – пискнул Пер Хаммар. – Я не хочу! Наверное, мне лучше пойти домой.

– Можешь обойтись без французских поцелуев, если хочешь, – прошипел Цацики. – Можешь просто смотреть кино. Кровные братья не бросают друг друга. Ты что, забыл?

– Ладно, – ответил Пер Хаммар и отпер дверь.

Он умылся, и лицо его до сих пор было мокрое. Пер Хаммар никогда не вытирался, даже приняв душ после физкультуры. Он считал, что это занимает слишком много времени.

Сара и Элин сидели на полу, накрывшись пледом.

Цацики включил видео. Это был девчачий фильм. Романтическая комедия, которую им посоветовала старшая сестра Пера Хаммара.

– Отличный фильм, я его уже смотрела, – сказала Элин и подвинулась, освобождая место Перу Хаммару.

Пер Хаммар сел на пол, прямой как кол, и застывшим взглядом уставился на экран.

Сара взяла Цацики за руку. Элин взяла Пера Хаммара за руку. Пер Хаммар продолжал неотрывно смотреть в телевизор. Цацики натянул одеяло на голову себе и Саре. Сара счастливо захихикала.

Элин натянула одеяло на себя и Пера Хаммара. Пер Хаммар не захихикал. Вообще. Он продолжал смотреть на экран. Если бы он не дышал так часто, можно было бы подумать, что он умер.

В фильме герой целовал героиню. Сара и Цацики смотрели друг другу в глаза. Долго-долго.

Если долго смотреть друг другу в глаза, невозможно не начать целоваться. Поцелуи живут собственной жизнью, неожиданно понял Цацики. Он слышал музыку из фильма, слышал хихиканье и странное мычанье. Цацики осторожно посмотрел через плечо Сары.

Одеяло Пера Хаммара и Элин упало на пол, а Пер Хаммар так и сидел, широко раскрыв глаза. Но он глядел не в телевизор, а на Элин. И вид у него уже не был такой испуганный – наоборот, очень даже довольный. Цацики чуть не расхохотался.

– М-м-м, – мычал Пер Хаммар. – М-м-м…

Цацики не мог больше целоваться – так смешно было наблюдать, как Пер Хаммар впервые целуется по-настоящему.

Скоро Пер Хаммар замахал руками, и поцелуй кончился.

– Ого-го, – выдохнул Пер Хаммар и в изнеможении рухнул на пол.

Элин, Сара и Цацики хохотали так, что тоже попадали навзничь. Всё это было так потрясающе здорово!

– Знаете что, – наконец сказал Пер Хаммар. – Не пора ли нам еще немного поиграть в палатку?