Текст книги "Как читать книги"

Глава 11

Харриет

– Погоди-ка, – сказала Софи, – одну секунду.

Она бросила сумку на стул, но промахнулась и подошла к Харриет, которая стояла у плиты и помешивала ризотто.

– Ты что, пригласила на ужин заключенную?

– Да, пригласила.

Ризотто пах восхитительно, розмарин и грибы, любимое блюдо Лу. Почти двадцать лет ушло у нее на то, чтобы расширить вкусовые горизонты мужа, любившего мясо с картошкой. Теперь она жалела обо всем том, что ему никогда уже не доведется открыть для себя, – он умер, не успев попробовать ни козьего сыра, ни вяленых помидоров, ни тапенада. Его поздняя зрелость была бы полна удивительных открытий.

– Ты же обещала быть осторожной, тетя Харриет.

– Ничего подобного я не обещала. – Харриет отодвинула племянницу в сторону, чтобы достать соль. – Кстати, она не заключенная.

– Ну бывшая. – Софи все крутилась возле Харриет, распространяя запах духов и мусса для волос, но тут звякнул мобильник, она взглянула на экран и отошла.

– Не говори кузинам, – предупредила Харриет.

– Это Луис, – ответила девушка. – Мы идем в кино.

На ней был один из ее легкомысленных «мятых» топов с цветными всполохами, а к нему – оранжевые сапоги, в которых она щеголяла месяцами.

– Хорошо вам провести время, – сказала Харриет. Племянница снова к ней придвинулась. – Рукав подпалишь, – предупредила Харриет.

Софи отступила, принялась тыкать в экран телефона.

– Я думала, что есть правила.

– Я думала, что мы с этим разобрались.

– Я отозвала кузин. Ты должна сказать мне спасибо.

Харриет поняла, что ни в какой сговор девчонки не вступали. Это Софи забила тревогу и растравила ее дочерей, заставив волноваться по поводу «доверчивого» материнского характера. Раз в неделю они звонили, чтобы сказать, что любят, спросить совета в отношении детей и мужей, посетовать на работу, друг на друга и на английскую погоду. Энни и Эллен считали, что мать должна волноваться за них, почти в пяти тысячах километров они упрямо оставались ее маленькими девочками. Им еще предстоит научиться любить мать по-взрослому.

Мыслью о том, что дочери и племянница сговорились, она просто-напросто льстила себе.

– А можно мне остаться на ужин? – спросила Софи.

– У тебя же планы.

– Уже отменила. – Софи помахала мобильником.

– Я тебя не приглашала.

– Но я здесь живу.

Харриет рассмеялась.

– Оставайся, если обещаешь хорошо себя вести.

– Почему ты думаешь, что не буду?

– Потому что ты дочь своей матери. – Она наставила деревянную ложку на Софи. – Меня не нужно защищать от приглашенной на ужин гостьи. Это она нуждается в защите. От всего мира. – Харриет постучала ложкой по краю кастрюли, протянула Софи: – На, мешай.

Софи отложила телефон и, задумчиво сощурившись, принялась помешивать.

– Знаешь, что я думаю?

– Ой, лучше не начинай.

– Что не начинать?

– Проявлять свое назойливое упорство. Ни один атом в твоем характере не претерпел изменений с тех пор, как тебе было три года.

Софи фыркнула.

– Если уж говорить о постоянстве характера, думаю, что твоя гостья – это запасной вариант, чтобы заполнить опустевшее гнездо.

– Ты мешай, мешай, – сказала Харриет.

– Я была первый вариант.

– Ладно, возьму твою идею на заметку, Софи. – Харриет с шумом рылась в ящике с серебром. – Только она нелепая.

– Сколько ей лет?

– Еще ребенок. Моложе тебя. Мешай.

– Ты знаешь, за что она сидела?

Харриет протянула ей полную руку столовых приборов.

– Если не можешь справиться с помешиванием, тогда накрой, пожалуйста, на стол.

– Ага, ты знаешь. – Софи удалилась в столовую. – Если она младше меня, то долго просидеть не могла. Наркота? – крикнула она.

Харриет прислушивалась к беспорядочному звону ножей и вилок. Софи накрывала на стол, как плохой жонглер, и тем не менее этого хаотичного звяканья ей тоже будет не хватать.

– Может, открыть вино? – опять появившись на кухне, предложила Софи. Умница.

– Вина не будет, – сказала Харриет.

– Понятно… Управление транспортным средством в нетрезвом виде? – Софи резко выдвинула ящик с салфетками. – Что-то такое без особых жертв? – Она достала салфетки и пошла в столовую. – Ну скажи же, тетя Харриет! Осуждать не буду. Это не в моих привычках.

На самом деле оценочными суждениями Софи можно было заполнить нефтяной танкер, и по характеру она подходила не для социальной сферы, а для налогового права, контроля качества выполненных работ или для Департамента транспортных средств. Но у нее было доброе сердце, и Харриет надеялась, что расположение к слабым благополучно проведет ее по неверно выбранному пути. Люди часто выбирают не те дороги, но для многих все заканчивается хорошо.

– Обещаю хорошо себя вести, – вернувшись в кухню, сказала Софи.

– Рада слышать. – Передав ложку Софи, Харриет взяла ключи от машины.

– Ты куда?

– За нашей гостьей, которую зовут Вайолет Пауэлл. – Харриет указала на мобильник племянницы, лежавший на столе среди приправ: – А ты пока наведи справки у своей игрушки, тебе ведь невтерпеж. – По дороге к двери она мимоходом погладила Тэбси. – И ради бога, следи за ризотто. Мы будем минут через пятнадцать.

– Не стану я ее гуглить, тетя Харриет! – крикнула Софи, когда Харриет уже закрывала дверь.

Подъехав к дому Вайолет, Харриет увидела, что та ждет на улице. Аккуратная блузка с юбкой и балетки, в руках прежняя потертая джинсовка и баночка джема дорогой марки.

– Я не знала, что принести, – садясь в машину, сказала девушка. – Надеюсь, вы любите чернику.

– Это прекрасно, Вайолет, – сказала Харриет, – но совершенно не обязательно.

– Я даже хотела связать вам птицу.

Харриет засмеялась, и всю дорогу до дома они болтали. Когда машина затормозила, Вайолет подалась вперед, рот у нее приоткрылся.

– Ух ты, Буки, – сказала она, когда они ступили на подъездную дорожку. – Точно как вы описывали.

– Правда? – Харриет провела Вайолет в прихожую дома, который вдруг показался ей несуразным.

Слишком высокие потолки, слишком просторные комнаты, слишком толстые ковры, слишком живые воспоминания. На приземистых буфетах и комодах – тяжелые рамки с фотографиями, громоздкие реликвии ее прошлой жизни.

– А вот и напольные часы, – с благоговейным трепетом сказала Вайолет. – С фазами Луны. Ой, и дверная ручка в виде львиной головы.

Она с жадным интересом осматривалась, глаза ее обегали комнату от пола до потолка, пока не остановились на фотографии Лу в рыбацкой лодке.

– А это Лу?

– Ты угадала, – сказала Харриет, хотя и помнила, что когда в Книжном клубе читали «Великий Гэтсби», то обсуждали его прическу «помпадур».

– Привет. – Из кухни вышла Софи, цокая своими оранжевыми сапогами. Глаза настороженно прищурены.

– Привет, Софи, – сказала Вайолет. – Поздравляю с поступлением в магистратуру, – добавила она через паузу, за которую успела уловить недоверие Софи и сделать вид, что ей все равно.

– Вот это да, – сказала Софи. – Ты им рассказала абсолютно все?

– Я не они, – возразила Вайолет. – Я – это я.

Их пикировка напоминала подготовку к дуэли. С этой минуты ужин развивался скачками: Софи то и дело затевала светскую болтовню, чтобы тут же умолкнуть, Харриет то и дело подливала воду в стаканы. Харриет и Вайолет поговорили о Книжном клубе – о чем еще им было говорить? – и в их беседе то и дело мелькали тюремные словечки. Софи вопросов не задавала и, хотя с ястребиным вниманием прислушивалась к разговору, атаковать не спешила.

– Софи, не желаешь присоединиться? – спросила Харриет. Прозвучало раздраженно. И да, она была раздражена.

– Не-а, – ответила Софи. – Ризотто удалось.

– Лучшее из тех, что я ела, – сказала Вайолет, – хотя не то чтобы я когда-нибудь вообще его ела.

Ее исполинские усилия радоваться были одновременно проявлением доброго отношения к Харриет и вызовом Софи, настороженность которой казалась ей колкой, будто за столом присутствовал надзиратель.

Харриет предложила с десертом переместиться в гостиную, отметив про себя, какой прозрачной выглядит Вайолет рядом с Софи. Женщины выходили из тюрьмы физически ослабленными, но у Вайолет эта ослабленность была словно бы иного порядка – точно Бог, который, как говорят, обитает в каждом из нас, покинул ее и теперь сидит где-то невдалеке, ожидая возможности вернуться.

– Как у вас с вопросами для Книжного клуба? – спросила Вайолет. – Помощь нужна?

– Обычно это моя обязанность, – заметила Софи из кресла Лу.

Она поторопилась занять его и теперь сидела, скрестив ноги в оранжевых сапогах.

– Я решила, что завтра мы просто почитаем вслух, – сказала Харриет. – Хочу попробовать поэзию. Так что вопросы не понадобятся.

Она раздала нарядные вазочки с мороженым «Гиффорд» – мятное с шоколадной крошкой, которое Вайолет однажды с тоской упомянула в очередном раунде «Когда выйду, я первым делом…».

– Вам так понравилась «Спун-Ривер», что все другое сейчас показалось бы блеклым. – Харриет покачала головой. – Я так и не поняла, почему эта книга имела такой успех.

– Может, потому что мы сами чувствуем себя говорящими мертвецами, – сказала Вайолет. – Дезире взялась писать себе эпитафию.

Софи заерзала, кожаное кресло скрипнуло.

– Смертной казни ожидает, что ли?

– В Мэне никто не ожидает смертной казни, – сказала Харриет чуть резче, чем хотела.

Вайолет ждала, когда Харриет отправит в рот ложку с мороженым, и только тогда проделала то же самое – это кольнуло сердце Харриет.

– Так вот, – продолжала девушка, – Дезире сказала, что ей придется написать целую книгу, а Дона-Лин ответила, что ее эпитафия займет две книги, а Рене добавила, что у нее книг будет три.

– И какой у вас завтра поэт? – спросила Софи.

Из-под стопки книг Харриет вытащила скрепленные листки.

– Я купила несколько книг и выбрала из каждой. Что-нибудь обязательно сработает. – Она надеялась, что так и будет. – Распечатала и для тебя копию, Вайолет.

– Правда? – Вайолет с восторгом смотрела на листки. – Вам придется вытащить скобки.

– А, верно подметила, – согласилась Харриет.

– А для меня распечатала? – спросила Софи и самую малость вздернула подбородок.

– Софи, ради бога, с каких это пор ты интересуешься поэзией?

– С этих самых.

– Можешь взять мою, – предложила Вайолет.

– Нет, не надо, – сказала Софи. – Возьму тетину копию, когда она ей уже не будет нужна.

– Точно?

– Точно-точно, – произнесла Софи, будто это она одаривала Вайолет. Вот же несносная девчонка.

– Сара Тисдейл, – прочла Вайолет. – Ванда Коулман, Уильям Батлер Йейтс, Элизабет Бишоп…

– Ни об одном не слышала, – заметила Софи.

– Я слышала о Йейтсе. – Вайолет застенчиво посмотрела на Харриет.

Софи поставила на стол пустую вазочку из-под мороженого.

– Я изучала психологию. У нас не было времени на стишки.

– У человека всегда должно быть время на поэзию, – сказала Харриет.

Возникла гнетущая пауза.

– Как там все? – спросила наконец Вайолет.

– Мариэль уволокли за тяжкий преступный сон, – сказала Харриет. – У дочери Дороти родились близнецы.

– Передайте им привет от меня.

– А можно? – устраиваясь поглубже в кресле Лу, спросила Софи, и это был настолько шитый белыми нитками сигнал «кто тут главный», что Харриет едва не рассмеялась.

У нее не было ни малейшего сомнения, что о гостье Софи уже узнала достаточно. В течение всего неловкого ужина, а затем и десерта Вайолет находилась под ледяным водопадом оценок Софи. Телефон племянница держала при себе и, наверное, уже гуглила «тяжкий преступный сон».

– Вайолет, как человеку, любящему животных, тебе, вероятно, будет интересно знать, что Софи работает с попугаем, освоившим словарный запас в сто тридцать пять слов.

– Я работаю не с попугаем, – поправила Софи, – а с русским сумасшедшим.

– Доктор Петров – зоопсихолог, – продолжала Харриет. – Если верить гуглу, он родом из Москвы. Имеет степень магистра химии МТИ[13]13
  Массачусетский технологический институт, одно из самых престижных технических учебных заведений США и мира.


[Закрыть], докторскую степень по биологии Принстонского университета и вторую докторскую степень по поведенческой психологии Гарвардского университета. Довольно образованный персонаж со множеством букв после имени. – Она с изяществом облизала ложку. – Софи считает, что я живу в девятнадцатом веке.

– Но ведь это так и есть, – слегка сбавляя тон, сказала Софи, понимая, что ее перегуглили.

Вайолет поставила вазочку на стол.

– В Книжном клубе мы из-за этого над ней иногда подтрунивали.

И тут – о чудо – обе девушки улыбнулись. Бывает, и сговоры срабатывают как надо.

– У тебя интересная работа, – сказала Вайолет.

У Харриет в голове тренькнула мысль, внезапная, как колокольчик над дверью книжного.

– Эта работа скоро освободится, – сказала она.

– Самая ужасная работа на свете, – не согласилась Софи. – По мне, так куда лучше подрабатывать в баре «Даная».

– Заведение первый сорт, да? – спросила Вайолет.

– Чаевые и вправду первосортные.

– Софи работает ассистентом доктора Петрова уже два года, – сказала Харриет. – Достаточно, чтобы иметь на него влияние, не правда ли?

– Тетя Харри, я у него просто продвинутая горничная.

Но Вайолет явно заинтересовалась:

– Попугай знает сто тридцать пять слов?

– Ключевое слово «знает», – сказала Харриет. – Многие птицы умеют имитировать человеческую речь, а вот Шарлотта понимает значение слов.

Вайолет настороженно посмотрела на тетушку и племянницу, будто опасалась, что над ней насмехаются.

– Нет, это правда, – продолжала Харриет. – Шарлотту иногда даже в новостях показывают.

– Я обожаю животных, – сказала Вайолет. – Но не знала, что можно заниматься исследованием попугаев.

– Можно, если тебе дали грант и университет готов предоставить тебе пристанище, – ответила Софи.

– Вообще-то это большая удача для нашего университета, – добавила Харриет, – а он, Вайолет, не из последних…

– И от дома всего полтора километра, – продолжила Софи, трубя победу сговора.

– Я откладывала деньги на учебу, – сказала Вайолет.

Воздух опять наполнился тяжестью, и Харриет поспешила нанести еще один удар:

– Доктор Петров без тебя пропадет, Софи.

– Ха! – Софи выпрямила спину, волосы сверкнули в свете лампы. – Не пропадет.

– Уверена, что пропадет, – кивнула Вайолет. Как будто одно дитя старается угодить другому.

– Ну, – сказала Софи, – ты его не знаешь, а я знаю, так что…

– Ты себя недооцениваешь, София Джейн, – сказала Харриет. Следовало усадить обеих на диван, бок о бок, а так ей приходится переключаться с одной на другую. – Софи собирается стать социальным работником. Поэтому и увольняется.

Разумеется, Вайолет это уже знала, как и весь Книжный клуб.

Софи и Вайолет обменялись взглядами, в которых читался спор, старый как мир.

«У тебя такая чудесная тетя».

«Руки прочь, она моя».

Харриет заерзала на стуле – это был вращающийся стул, обитый бархатом с причудливым рисунком, и купила она его в надежде устроить как раз такой непринужденный званый ужин. Но ей представлялось, что разговор должен литься свободней. А гостей должно быть больше. И они будут постарше. И смеха будет побольше. Да хоть чуточку смеха.

– У нас в тюрьме была одна женщина, соцработник, – сказала Вайолет. – Она в общем-то никакая, ну и ладно. Приходила раз в месяц.

– Почему?

– Что почему?

– Почему никакая?

Боже, посетовала Харриет, ну почему я тайком не налила себе немного вина?

– Она не верила ни одному слову, – тихо ответила Вайолет. – Считала нас лгуньями, потому что ей так сказали.

Софи склонила голову набок – невинное дитя, да и только.

– А что, в тюрьме лгунов нет?

– Ох, Софи, – вздохнула Харриет.

– В тюрьме полно лгунов, – кивнула Вайолет. – Их везде полно.

Софи и Вайолет в упор смотрели друг на друга, и Харриет поняла, что на некоторое время она исчезла.

– Считается, что соцработник должен помогать. Но если тебя считают лгуньей, ты едва ли можешь претендовать на помощь.

Ах, как Харриет сейчас не хватало Лу, шумливого, любившего всех людей на свете, обожавшего разглагольствовать о причудах имущественного права. Уж у него эта парочка точно запела бы одну песню, причем в самом прямом смысле.

– Если бы я была соцработником, – продолжала Вайолет, – я бы не стала относиться к своим подопечным как к законченным лгуньям. – Глаза на худеньком личике казались огромными.

– Я такой не буду. – Софи теперь сидела совершенно прямо, подбородок у нее был испачкан мороженым.

Харриет вдруг захотелось заплакать.

– А вот Буки нам всегда верила, – сказала Вайолет. – То есть Харриет.

Что-то неуловимо переменилось в атмосфере комнаты, опустились сумерки, и комнату затопил полумрак, от двери скользнула тень – это кот перескочил через пуфик и приземлился точно на колени Вайолет.

– Привет, Тэбси. – Вайолет рассмеялась, кот заурчал в ответ. – Вот мы и встретились. – Она была явно очарована, кот, похоже, тоже.

Спинка второго кресла резко приняла вертикальное положение.

– Я считаю, что нужно уважать клиентов, независимо от их обстоятельств, – сказала Софи.

– Правильно, – ответила Вайолет. – Это правильно. – Она решилась на быструю, ускользающую улыбку.

– Возвращаясь к моей предыдущей мысли, – вступила Харриет, – должность Софи скоро станет вакантной.

– Я не искала твоего одобрения, – сказала Софи, – а просто довела до твоего сведения, что не все соцработники такие, как та, что попалась тебе.

– Вообще-то она попалась не мне, – почесывая за ушами кота, сказала Вайолет. – Она была общая. Одна на восемьдесят восемь человек.

– Вот в этом суть проблемы и состоит, – заметила Софи.

– Думаю, суть проблемы в том, что она ненавидела свою работу. – Вайолет сказала это обыденно, но в комнату словно швырнули гранату с выдернутой чекой.

Четкой линией вздернутого подбородка племянница напоминала ту малышку Софи, что припрятывала игрушки. Вероломство кота, урчавшего все громче, тоже сказывалось. Харриет не знала, плакать ей или смеяться.

Вайолет осторожно сняла Тэбси с колен.

– Ну, наверное, мне пора.

Харриет встала.

– Не надо, Харриет. Я пройдусь.

Харриет не успела возразить, а Вайолет была уже у двери. Когда Харриет протянула ей куртку – джинсовую тряпку, годную разве что для церковной благотворительной корзины, – в прихожей возникла Софи.

– Приятно было с тобой познакомиться, – сказала она. К слову, о лгуньях.

– И мне с тобой.

Как они не похожи, эти две девушки. Вернее, женщины, – вынуждена была поправить себя Харриет. Одна в аккуратной юбочке и с безжизненными волосами, другая – взрыв красок и кудрей.

Вайолет застегнула куртку до самого верха.

– Это лучший ужин в моей жизни, Харриет. Правда, всей моей жизни.

Харриет хотелось обнять Вайолет, но она этого не сделала. Несколько дней назад это дитя заливало слезами ее блузку, рыдая у нее на плече, но сейчас все было иначе – напряженно, тревожно, словно под приглядом надзирателей, не спускающих с них глаз. Вот только глаз с них не спускала ее племянница, и Харриет вдруг ощутила себя стиснутой правилами для волонтеров.

НИЧЕГО НЕ ПРИНИМАТЬ ОТ ЗАКЛЮЧЕННЫХ; НИЧЕГО НЕ ДАВАТЬ ЗАКЛЮЧЕННЫМ.

НЕ ДЕЛИТЬСЯ С ЗАКЛЮЧЕННЫМИ ЛИЧНОЙ ИНФОРМАЦИЕЙ.

НЕ УСТАНАВЛИВАТЬ И НЕ СОГЛАШАТЬСЯ НА ФИЗИЧЕСКИЙ КОНТАКТ С ЗАКЛЮЧЕННЫМИ.

НЕ ПЕРЕДАВАТЬ ИНФОРМАЦИЮ ОТ ЗАКЛЮЧЕННЫХ ЛЮДЯМ ИЗВНЕ.

НЕ ПЕРЕДАВАТЬ ИНФОРМАЦИЮ ЗАКЛЮЧЕННЫМ ОТ ЛЮДЕЙ ИЗВНЕ.

– Не пропадай, – пожимая руку Вайолет, попросила Харриет. – Телефон мой у тебя есть.

Вайолет повернулась к Софи:

– Можно записать и твой номер?

– Мой?

– Это… необязательно.

– Да нет… думаю, можно.

Софи взяла у Вайолет мобильник и какое-то время подержала его на раскрытой ладони, давая понять, что делает большое одолжение. Харриет узнавала в племяннице Корин – самый прекрасный человек на земле, демонстрирующий, до чего он прекрасен. Возможно, Софи и выбрала-то Беркли, только чтобы дать всем понять: ее социальная ответственность измеряется расстоянием почти в десять тысяч километров туда и обратно. Но Харриет лишь больше любила ее за это – ведь Софи всю жизнь борется с собственной натурой. И если уж тебя любит ершистая Софи, значит, тебя любят по-настоящему.

– Вот, пожалуйста, – отдавая телефон, сказала Софи.

– Я не позвоню, – заверила Вайолет. – Просто хочу хоть кого-нибудь вписать.

– Ага, ладно. – Голос Софи вдруг лишился всей своей резкости. – Но можешь кинуть сообщение, если захочешь.

– Нет, не буду, – сказала Вайолет. – Ну, спасибо, Буки. – Она вышла на крыльцо.

– Подожди, Вайолет, – всполошилась Харриет, – возьми с собой еду.

Она кинулась в дом и принялась торопливо упаковывать остатки от ужина. Когда Харриет вернулась в прихожую, там была лишь Софи. Вайолет уже стояла на улице – как собачка, не уверенная, что ей можно в дом.

– Господи, – простонала Софи, – не знаю, почему я вела себя как последняя стерва.

– Софи, я в тебе разочарована, – сказала Харриет. – Ты все многократно усложнила.

– Знаю. – В глазах племянницы блеснули слезы. – Прости меня.

– Ты копия своей мамы, – поплотнее закрывая крышку пластикового контейнера, сказала Харриет. – Вечно она охраняла все вокруг, как сторожевой пес. – Она засунула контейнер в бумажный пакет, куда уже сложила остальную еду. – И все же ей удавалось оставаться моим самым любимым человеком.

– Знаешь что? – Софи схватила пакет. – Я отвезу ее домой.

Минуту Харриет наблюдала, как девушки садятся в машину Софи. Вайолет на пассажирском сиденье прилипла к окну, точно мокрая тряпица. Невозмутимая – все под контролем – Софи за рулем, выезжает задом, включив аварийку. Дважды бойко посигналила, отъезжая. Это что, извинение?

«Ах, Корин, – думала Харриет. – Я сделала все, что могла». Вот для чего нужна школа социальных работников – учить тому, что племянница довольно скоро узнает: люди поджигают своих мужей; ухаживают за умирающими матерями; грабят сумасшедших стариков; поют песни, так что слушатели рыдают навзрыд; убивают женщину, будучи пьяны от любви и алкоголя крепостью за пятьдесят градусов. Граница между этим и тем, тобой и ею, нами и ими – эта граница так тонка.