Текст книги "Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма"

В дополнение к ранее описанным шагам он в ту последнюю неделю отправил Глассману еще два письма – оба 5 августа – и на следующее утро также устроил у двери несчастного помощника шерифа пожар. В тот период Берковиц развил бешеную активность, и один лишь этот факт свидетельствует о том, что что-то пошло не так.

В частности, последние две записки Глассману зашли в своем содержании намного дальше, чем отправленные в июне и июле. Одна из них даже утверждала: «Верно, я убийца». На конверте стояли полное имя Сэма Карра и обратный адрес. Берковиц понимал, что теперь сказал все предельно откровенно и одновременно связал себя с прочими безумными письмами и инцидентами, что должно было стать прочной основой аферы с невменяемостью. (Однако и этого оказалось мало для того, чтобы полиция Йонкерса или местный департамент шерифа его арестовали.)

Почему Берковиц не пустился в бега? Отдав предпочтение полицейскому аресту, он ощущал себя в большей безопасности, чем если бы ему пришлось потом скрываться от своих приятелей-заговорщиков, которые, как сообщают источники, заранее предупредили его, что убьют его семью, если он решит их кинуть или как-то изменить план.

Завершая приготовления, Берковиц должен был положить вещмешок и письмо о Саутгемптоне в свою машину – утром десятого числа, после того, как он, по словам источников, получил сообщение, что полиция Нью-Йорка уже близко.

Но оставался еще один шаг. Втайне от своих наставников он уже спрятал дома сообщение о «по меньшей мере 100» убийствах, запланированных культом, которое написал еще до нападения на Московиц, замаскировав главную мысль кучей бессмысленных бредней. Теперь он также оставил в квартире список весьма интересных телефонных номеров. Только цифры – никаких имен. Берковиц пытался прикрыться со всех сторон. Да, он прикинется сумасшедшим и возьмет на себя ответственность за все преступления. Но если ему повезет, полиция займется этим делом, и он окажется сумасшедшим, который виновен не во всех случаях стрельбы. Это стало бы лучшим решением сразу нескольких проблем.

Берковиц был уверен, что Департамент полиции Нью-Йорка соотнесет письмо и номера телефонов и обнаружит след, ведущий к верхушке преступной иерархии. Но он ошибался. Никто не станет изучать эти цифры до тех пор, пока они не попадут ко мне руки в 1983 году – и действительно приведут к верхушке. Однако 10 августа 1977 года Берковиц сделал все, что мог.

Близился момент его ареста. Как и предсказывал всего за пять дней до этого сам Берковиц – имея на то все основания – в своем последнем анонимном письме с угрозами Глассману: «Я верю, что конец царству террора близок».

Эд Зиго и Джон Лонго, марионетки в этой игре, поспешно отступили с Пайн-стрит. Бросившись к телефону, Зиго, высокий детектив средних лет, позвонил своему начальству в Бруклине.

– Мы нашли его, – сообщил он.

Сержанта Ши сказанное не впечатлило:

– Что, черт возьми, ты имеешь в виду под «мы его нашли»?

Зиго, опытный детектив второго класса, быстро изложил результаты поездки в Йонкерс. Когда он упомянул, что вскрыл машину Берковица, Ши почувствовал, как перспективы дела в суде растворяются у него на глазах.

Детективам приказали держаться подальше от автомобиля Берковица и действовать только в том случае, если он попытается уехать. И даже тогда им посоветовали не арестовывать его, а всего лишь задержать для допроса – такая процедура не требовала получения ордера. После того как руководство Департамента полиции проинформируют о неожиданном повороте событий, в Йонкерс отправятся подкрепление и начальство. Полиция по-прежнему не понимала, как не имеющий «фольксвагена» Берковиц вписывается в ранее сформированную версию произошедшего, но решила подумать об этом позже.

Пока Зиго и Лонго ждали приезда коллег, полицейские телефонные линии гудели от напряжения. Дюйм за дюймом, уровень за уровнем новости с отдаленных холмов Йонкерса передавались по цепочке иерархии, пока наконец не достигли главы детективов Джона Кинана в штаб-квартире Департамента полиции Нью-Йорка в Нижнем Манхэттене.

10-й убойный сектор не хотел делить лавры возможного ареста с опергруппой «Омега», и Кинан поддержал их решение. Боррелли, Коффи, Пауэра и прочих оставят не у дел. Как и Джозефа Страно с Джеймсом Джастасом – детективов, благодаря которым дело Берковица продвинулось до этой точки.

В Йонкерс отправят тридцатичетырехлетнего сержанта Уильяма Гарделлу, начальника с мальчишеской внешностью и заметным талантом к полицейской работе, вместе с двумя другими сотрудниками 10-го убойного сектора – Джоном Фалотико и Чарли Хиггинсом. Ши прикажут оставаться на своем рабочем месте в Бруклине, чтобы координировать действия команды по телефону.

Около шести вечера старая полицейская машина без опознавательных знаков, в которой сидели Хиггинс, Гарделла и Фалотико, свернула на Гленвуд-авеню. Протянувшаяся с севера на юг односторонняя Пайн-стрит находилась примерно в семидесяти пяти ярдах вниз по склону.

На углу Гленвуд и Пайн засел нью-йоркский отряд полиции в составе Зиго, Лонго, помощника инспектора Бернарда Макранна и капитана Гарольда Коулмана, также из Бруклина. Двое полицейских начальников прибыли в Йонкерс незадолго до приезда подкрепления из 10-го убойного сектора.

Взявший на себя командование Макранн оценил ситуацию и заговорил о необходимости ордера на обыск. Он приказал Гарделле наблюдать за Пайн-стрит вместе с Лонго, Фалотико и Хиггинсом. Зиго поручили сопровождать Макранна и Коулмана в Департамент полиции Йонкерса, где следовало оформить документы для получения судебного ордера. Сам Департамент полиции Йонкерса в тот момент даже не подозревал, какие дела начинают твориться в их городе.

Пока детективы совещались на углу Гленвуд и Пайн, жители близлежащего района заметили очевидное – в их квартале наблюдается повышенная полицейская активность. Какой интересный способ скоротать летний вечер, подумали они. На улицах быстро появились шезлонги и складные стулья, лимонад и пиво, и добропорядочные граждане Гленвуд-авеню и Пайн-стрит устроились поудобнее, чтобы насладиться разыгрывающейся перед ними драмой. Впрочем, происходящее напоминало скорее фарс.

* * *

Наблюдение за большим зданием, которое, считая гаражи, боковые двери, подъезды и тому подобное, имело по меньшей мере четыре выхода, будут вести всего четверо детективов. Позади дома располагалась лесная зона, под резким уклоном уходившая вниз к Уикер-стрит (той самой улице, чье название напоминает «Злого короля плетеного» в адресованном Бреслину письме [72]72
   В оригинале письма упомянут Wicked King Wicker. Последнее слово может быть переведено по смыслу как «плетеный», но может и сохраниться именем нарицательным – как в названии улицы.


[Закрыть]). Возможностей для побега, таким образом, оставалось немало.

Более того, устроенное копами у всех на виду обсуждение ситуации насторожило весь район. Полиция не знала, на какую сторону – на реку или на улицу – выходят окна квартиры подозреваемого, а потому не могла быть уверена, что Берковиц их не видел.

Не забудем и про то, что в письме Бреслину убийца предположил яркий финал собственной истории, написав: «…быть может, меня в клочья разнесут копы с дымящимися пистолетами 38-го калибра». Они уже нашли в его машине полуавтоматическую винтовку. Кто знает, что могло храниться у него в квартире? С учетом этих обстоятельств и всей предыстории, силы, оставленные для наблюдения за домом № 35 на Пайн-стрит, выглядели слабыми и плохо подготовленными.

Гарделла, понимая всю сложность ситуации, велел Хиггинсу с Фалотико затаиться в машине, припаркованной в двух автомобилях позади «гэлакси» Берковица, на западной стороне Пайн-стрит. Присутствие машины навело полицейских на мысль, что Берковиц дома, хотя такой довод вряд ли можно счесть убедительным. Никому не пришло в голову позвонить в квартиру по телефону и разыграть шутку «извините, ошибся номером», чтобы проверить, действительно ли он там.

* * *

Примерно в 18:30 сине-белый автомобиль полиции Йонкерса свернул на Пайн-стрит и остановился прямо перед домом Берковица. Двое полицейских в форме с бумажными пакетами в руках вылезли из машины и вошли в вестибюль многоквартирного дома из красного кирпича. Гарделла подумал, что появление патрульного автомобиля может насторожить Берковица.

Занервничав, молодой сержант по рации связался с детективным отделом Департамента полиции Нью-Йорка и попросил, чтобы законников Йонкерса уведомили об операции и велели убрать машину. Через несколько минут сбитые с толку копы, которые всего лишь хотели во время положенного им перерыва поужинать со своим приятелем, вышли из здания, с опаской огляделись по сторонам и уехали. Благодаря этому инциденту полиция Йонкерса узнала о засаде на Пайн-стрит. Нью-йоркские коллеги не стали предупреждать их о своих планах заранее.

На улице вскоре начало темнеть, а в доме № 35 на Пайн-стрит внезапно загрохотал медленно двигавшийся вниз лифт. Одиноким пассажиром внутри был Крэйг Глассман. Теперь, зная, что Берковица подозревают в организации пожара под его дверью, Глассман решил поиграть в детектива. Добровольный помощник шерифа неторопливо вышел из здания, небрежно прошелся по кварталу и с интересом уставился на пассажирское окно «форда» Берковица. После случившегося в субботу поджога служащий полиции Йонкерса Том Чемберлен сообщил ему описание и номерной знак этого автомобиля.

Увидев Глассмана рядом с машиной, Хиггинс и Фалотико, которые даже не знали, как выглядит их подозреваемый – очередной пример плачевного состояния готовности полиции к операции, – выскочили из автомобиля, достали оружие и помчались по улице. Из другой машины за происходящим внимательно наблюдали Гарделла, Зиго, Лонго, Коулман и Макранн, пока не успевшие покинуть квартал. Любопытствующие зеваки глазели на все прямо со своих веранд.

Глассман, который даже отдаленно не напоминал ни один из полицейских портретов убийцы, закончил свой осмотр, отвернулся от «гэлакси» и направился обратно к дому. Но лучшие силы Нью-Йорка плохо представляли, кого они должны схватить как самого известного в истории города убийцу.

– Привет, Дейв! Дейв! Подожди-ка минутку! – крикнул Фалотико.

Это была старая полицейская уловка. Если он тот парень, что тебе нужен, он обернется. Конечно, Глассман обернулся.

Но, увидев револьверы, моментально передумал.

– Я не Дэвид! Я не Дэвид! – зачастил он.

Растерянные детективы потребовали доказательств, поэтому Глассман осторожно потянулся за бумажником.

Страшно подумать, что могло бы произойти, если бы Берковиц выбрал этот момент, чтобы выйти из дома. Пожалуй, не обошлось бы без жертв.

* * *

После того как Глассман подтвердил свою личность, копы с отвращением отправили его восвояси. Жители окрестных домов с разочарованным вздохом откинулись на спинки стульев. Ложная тревога.

Глассман решил, что Фалотико, Хиггинс и прочие служат в полиции Йонкерса и готовятся арестовать Берковица за устроенный под его дверью пожар. Ему и в голову не пришло спросить, откуда они взялись, а они не удосужились сообщить ему, что там делают. В итоге Глассман просто вернулся домой и стал стирать белье.

Однако к 9 часам вечера грузный доброволец вновь вышел на улицу, на этот раз спрятав под рубашкой заткнутый за пояс обрезанных джинсов пистолет. Макранн и Коулман к тому моменту уехали из района, а Зиго отправился получать ордер на обыск. Лонго и Хиггинс передислоцировались на крышу дома № 35 на Пайн-стрит, а Гарделла нес вахту в машине вместе с Фалотико.

Заметив неуклюже топающего к ним Глассмана, Гарделла и Фалотико вздрогнули. Глассман наклонился к машине без опознавательных знаков и спросил, не может ли он чем-нибудь помочь, а заодно напомнил Гарделле, что из дома № 35 есть несколько выходов – крайне полезное замечание. Гарделла, в обычное время проявлявший себя как весьма профессиональный руководитель, еще больше расстроился, поскольку давно осознавал, что в сложившейся ситуации ему явно требуется помощь.

В этот самый момент руководство полиции Нью-Йорка съезжалось в Департамент полиции Йонкерса. Между тем аванпост на Пайн-стрит был предоставлен самому себе – четыре детектива и добровольный помощник шерифа продолжали сидеть в засаде на свирепого Сына Сэма, не имея на руках даже ордера на его арест или обыск.

Помимо отсутствия поддержки, у Гарделлы, Фалотико и их коллег на крыше имелась еще одна крохотная проблемка – они не знали, как выглядит Берковиц. Опытный Фалотико спросил Глассмана, сможет ли тот опознать нужного человека. Глассман заявил коренастому седовласому детективу, что мельком видел подозреваемого за рулем его «форда» сегодня утром, а потому полагает, что сможет узнать его.

Затем Гарделла попросил Глассмана сесть в полицейскую машину. Но Глассман, по-прежнему стоявший на улице у всех на виду, сказал, что до того, как принять хоть какое-то участие в операции, ему нужно получить разрешение своего начальства в Уайт-Плейнс. Все еще не зная, что он имеет дело с полицией Нью-Йорка и поимкой Сына Сэма, Глассман вернулся к себе домой, позвонил в Уайт-Плейнс и получил добро на участие в слежке за кем угодно и чем угодно.

Жители Пайн-стрит к тому времени уже устали от шоу Крэйга Глассмана и по большей части разошлись по домам, не застав момент, когда он вновь вышел на улицу примерно в 21:45. Стоило ему сесть в машину, как по рации передали сообщение о нью-йоркской детективной группе. Только тогда Глассман понял, что полицейские на переднем сиденье не имеют отношения к Йонкерсу. Внезапно его осенило: высказанные офицерами Чемберленом и Интервалло подозрения оказались верны.

Берковиц и правда был Сыном Сэма.

* * *

Тот, кого считали Сыном Сэма, готовился принять свою участь. Он надел голубые джинсы, светлую рубашку в тонкую полоску с короткими рукавами и коричневые рабочие ботинки. После этого он положил в бумажный пакет «бульдог» 44-го калибра – свой собственный «бульдог» 44-го калибра – и неторопливо спустился по лестнице в вестибюль дома № 35 по Пайн-стрит. Пройдя через стеклянные двери, он взбежал по ступенькам вверх до уровня улицы и зашагал на север по направлению к своей машине. Он не знал, что «гэлакси» к тому моменту взяли в плотное кольцо. Гарделла попросил владельца стоявшего рядом фургона подкатить его вплотную к заднему бамперу машины Берковица. С учетом того, что автомобиль впереди стоял всего в трех футах от «форда», Берковиц бы никуда не делся. Однако все это не имело никакого значения: позднее Берковиц скажет, что машина непременно заглохла бы, попробуй он смыться на ней в спешке. Двигатель давно нуждался в серьезном ремонте.

Даже не глядя по сторонам, Берковиц вышел на улицу, подошел к водительской двери «гэлакси», открыл ее и втиснул свое мясистое тело за руль.

– Это он? – спросил Фалотико Глассмана, когда Берковиц приблизился к машине.

– Я не уверен. Не могу сказать наверняка, – как сообщается, ответил Глассман.

На этом терпение Гарделлы и Фалотико иссякло. В сопровождении Глассмана они выскочили из машины и побежали по тротуару – со слепой стороны Берковица, – пока не добрались до задней части «форда». Затем Фалотико свернул на проезжую часть, а Гарделла подкрался к пассажирскому окну. Возившийся с ключами Берковиц наконец включил зажигание и попытался завести плохо работающий двигатель. В этот момент он поднял глаза и увидел револьвер Фалотико 38-го калибра, направленный ему в голову.

С пассажирской стороны машины Гарделла целился в него из пистолета через стекло.

Берковиц посмотрел на Фалотико и улыбнулся. Это была широкая, неторопливая, дружелюбная и все понимающая улыбка. В его голубых глазах светилась радость.

Увиденное потрясло Фалотико. Он всерьез задумался, что же здесь, черт возьми, происходит.

* * *

К моменту ареста Берковица около десяти вечера утренний выпуск «Дейли ньюс» уже отправился в типографию. К счастью для нее, Сесилия Дэвис, трясшаяся от страха в своей квартире на 17-й Бей с момента нападения на Московиц и Виоланте, не видела, что там пишут. А увидев, скорее всего улетела бы из Нью-Йорка первым же рейсом. Слив информацию репортеру из «Ньюс», полиция подвергла ее жизнь серьезной опасности.

Хотя четко доказать происхождение материала не удалось, с уверенностью можно сказать следующее: одним из авторов статьи, опубликованной 11 августа, был Уильям Федеричи. По слухам, он водил близкую дружбу с детективом Джозефом Страно, сотрудником 10-го убойного сектора, занимавшимся историей миссис Дэвис. Конфиденциальная информация появилась у «Ньюс», по всей видимости, 10 августа, после того как Страно решили не отправлять на место событий в Йонкерсе. Ни о чем не подозревающий детектив остался в Бруклине и продолжил настаивать на ценности своего свидетеля – а значит, и собственной работы – для расследования.

Принадлежавший миссис Дэвис белый шпиц был единственной подобной собакой в ее районе. И свидетельница, и полиция думали, что она видела предполагаемого убийцу. А тот определенно видел ее. Обратилась ли она в полицию? Сумеет ли его опознать? Подозреваемый мог ничего не знать об этом – пока полиция не сообщила «Ньюс» следующее:

Полиция выделила охрану женщине средних лет, столкнувшейся лицом к лицу с мужчиной, которого считают Убийцей с 44-м калибром <…> прямо перед тем, как он совершил нападение <…> 31 июля. Женщина выгуливала свою собаку, <…> и сообщила полиции, что видела мужчину с вьющимися волосами, одетого в светло-голубые джинсы, синюю джинсовую куртку, синюю рубашку и парусиновые туфли на толстой каучуковой подошве. Этот человек вел себя странно, и женщина в страхе поспешила укрыться дома<…>

Смысл написанного предельно ясен: миссис Дэвис была важнейшим свидетелем. Как и в случае с Томми Зейно девятью днями ранее, полиция поставила под угрозу ее безопасность. Несколько часов спустя, 11 августа, в саге о миссис Дэвис будет написана еще одна глава.

Но прежде повод для новостей даст подозреваемый в деяниях Сына Сэма.

* * *

Дэвида Берковица под охраной Фалотико и детектива Чарли Хиггинса, в сопровождении Крэйга Глассмана, который, сидя на переднем сиденье, показывал, куда ехать, отвезли в Главное полицейское управление Йонкерса на Сент-Казимир-стрит, где их уже ждали Тимоти Дауд из опергруппы «Омега» и глава детективов Джон Кинан. Сержант Билл Гарделла остался на Пайн-стрит рядом с «фордом» Берковица, а Джон Лонго поднялся наверх, чтобы обеспечить охрану квартиры 7Е. Жители окрестных домов высыпали на улицу, и Пайн-стрит довольно быстро стала напоминать шумную дворовую вечеринку. На место событий начали стекаться и другие полицейские, как из Йонкерса, так и из Нью-Йорка.

Берковица арестовали без ордера. Эд Зиго, которому поручили раздобыть этот важнейший документ, по-прежнему бродил где-то в недрах судебной системы Йонкерса, ожидая, пока судья Роберт Какас подпишет наспех составленный запрос.

Берковиц не оказал ни малейшего сопротивления, когда поднял глаза и увидел револьверы, направленные ему в лицо. Он вел себя очень мирно. «Вы поймали меня, – безмятежно заметил он. А затем отпустил любопытный комментарий: – Но почему это заняло столько времени?»

На стоянке у здания Департамента полиции Йонкерса Дауд подошел к Берковицу и спросил, знает ли тот, с кем разговаривает. Спокойный и дружелюбный ответ поверг Дауда в шок: «Конечно. Вы – инспектор Дауд. Я знаю, кто вы». Как и Фалотико, Дауд был ошеломлен невозмутимостью Берковица.

Пребывая в легко объяснимой растерянности и проведя лишь краткий опрос без протокола, полиция предъявила Берковицу обвинение в незаконном хранении огнестрельного оружия – не запрещенной полуавтоматической винтовки 45-го калибра – и стала собирать конвой, чтобы двинуться в победоносный путь обратно на Манхэттен, в штаб-квартиру Департамента полиции Нью-Йорка. Однако для начала Берковиц должен был сообщить, где находится самая важная улика – «бульдог» 44-го калибра. В образовавшейся суматохе пистолет забыли в «гэлакси», но поспешно привезли его оттуда.

Мэра Эйба Бима, к тому времени спокойно спавшего в особняке Грейси [73]73
   Официальная резиденция мэра Нью-Йорка, названная по имени предпринимателя Арчибальда Грейси, построившего здание в 1799 году в качестве загородного дома, но вынужденного впоследствии продать его, чтобы расплатиться с долгами.


[Закрыть], разбудили, чтобы сообщить об аресте. Бим выступил с заявлением: «Сегодня утром жители Нью-Йорка могут вздохнуть с облегчением, потому что полиция поймала человека, известного как Сын Сэма».

Берковица еще даже не допросили официально, а первые кирпичи предвзято выстроенного дела уже были заложены. Полиция и средства массовой информации сделают еще немало подобных заявлений. По сути, Берковица осудят до того, как он откроет рот. Дальше все покатится, как по рельсам. Его наставники окажутся правы: власти Нью-Йорка так отчаянно нуждались в закрытии дела, что согласились бы ухватиться за что и кого угодно.

Прибывшего в штаб-квартиру Департамента полиции Нью-Йорка подозреваемого встречала толпа фотографов, репортеров, съемочных групп, а также любопытствующих копов и граждан. Гарделле и Фалотико вместе с присоединившимся к ним камероненавистником Эдом Зиго пришлось тащить улыбавшегося Дэвида Берковица через море мерцающих вспышек и летящих вопросов, мимо сотен людей, преграждавших им путь. Сам Берковиц, как он заявит позже, улыбался фотографам просто от удивления, с изумлением наблюдая их борьбу за лучшие ракурсы, с которых можно было запечатлеть для первых полос и телевизионных экранов по всему миру отныне идентифицированный ужас. Неуловимый призрак, нападавший на людей в ночи, внезапно обрел лицо, имя и предысторию.

После того как Берковица доставили в штаб-квартиру Департамента полиции, экстренные выпуски новостей вклинились в телепрограммы даже в таких отдаленных от Нью-Йорка городах, как Лос-Анджелес, Лондон, Токио и немецкий Франкфурт. Для примера: на следующий день телеканал «Эй-би-си» посвятит аресту более половины своего вечернего общенационального выпуска новостей. Жесткие форматы телевизионных сетей даже самым значимым сюжетам отводят обычно одну-две минуты эфирного времени.

Берковиц стал главной новостью множества не только американских, но и зарубежных газет. Он появился на обложке «Ньюсуик» и стал героем больших репортажей в «Тайм», «Вашингтон пост», «Лос-Анджелес таймс», двух крупных чикагских ежедневниках и сотнях других газет и журналов.

В Нью-Йорке, где история Сына Сэма оккупирует первые полосы на несколько лет вперед, «Пост» и «Дейли ньюс», освещая арест, побьют все рекорды тиражей. «Ньюс» поспешно выпустит «специальный» номер, а «Пост» напечатает красными буквами поперек первой страницы слово «ПОЙМАН!» поверх большой фотографии внезапно обретшего печальную славу почтового клерка. В «Нью-Йорк таймс» история ареста займет всю первую полосу и продолжится на двух страницах внутри номера.

В конце года информационные агентства признают историю Сына Сэма девятой по широте освещения в мире в этом году, сумевшей затмить бесчисленное множество других политических, военных, социальных и экономических событий.

Крупнейшее дело получило широчайшую огласку.

* * *

Однако даже фотографы, сражавшиеся за лучшие точки съемки Дэвида Берковица в момент, когда он дрейфовал в толпе, испытали некоторое недоумение. Многие из тех, кто был там в ту ночь, уже тогда поняли: что-то не сходится. Представители СМИ, знакомые с полицейскими эскизами и посвященные в ключевые аспекты расследования, были поражены ощущением неправильности происходящего. Берковиц, казалось, совсем никуда не вписывался.

Полиция, впрочем, приложит все усилия, чтобы как можно скорее развеять такого рода сомнения. Отныне происходящее станет главным полицейским представлением в самом широком смысле этого слова. Триумфальное прибытие к зданию Департамента полиции Нью-Йорка на Полис-плаза уже само по себе намекало на подобный исход. Никто из присутствовавших не позаботился о безопасности. Берковица мог запросто застрелить любой, у кого возникло бы такое намерение. Его не проводили в здание тайком. Его выставили напоказ перед журналистами – и всеми остальными, кто там оказался.

Кроме того, Берковица арестовали бруклинские детективы за преступление, совершенное в Бруклине. Тогда что он делал на Манхэттене? Ни одно из нападений Сына Сэма не было совершено на Манхэттене. Скорее всего, он оказался там потому, что телевизионщикам, газетам и информагентствам – как и мэру – было проще подъехать к Полис-плаза, чем к зданию 10-го убойного сектора в районе Кони-Айленд в Бруклине.

Пока полиция ждала прибытия мэра, который должен был лично вести ночную пресс-конференцию, на которой собирались продемонстрировать оружие Берковица и прочие атрибуты дела, самого подозреваемого отвели наверх. Во время получасового допроса за право задать вопрос самому знаменитому преступнику в истории Нью-Йорка бились около десятка детективов. Берковицу якобы зачитали его права, а он, как сообщается, ответил на все заданные ему предварительные вопросы. Однако аудиозаписи или расшифровки этой тридцатиминутной беседы с полицией не сохранилось. По сути, это была беседа «не для протокола».

Произошло восемь нападений. Тринадцать человек пострадали от выстрелов, шестеро из них погибли. По любым профессиональным стандартам допрос Берковица должен был длиться много часов. На допрос самого обычного подозреваемого в ограблении детективы и то выделили бы больше времени. И, конечно, все сказанное обязательно внесли бы в протокол.

Однако полицию не волновали такие мелочи. Берковиц сидел там и говорил, что совершил все свои преступления по приказу старого Сэма Карра – человека, которому на самом деле шесть тысяч лет и который командовал Дэвидом через своего демонического пса Харви. Полиция моментально слила прессе море информации о безумии Берковица и том, что он совершал преступления в одиночку. Все сказанное основывалось лишь на тридцати минутах всеобщего гвалта, но сумело сыграть свою роль. Газеты, радио и телевидение заглотили наживку, и уже к следующему утру, пока полиция будет празднично хлопать пробками шампанского, судьба Берковица решится. Он виновен, он действовал один, и он сумасшедший. И он по-прежнему ни в чем официально не признался.

После встречи с детективами наконец настало время для официального заявления Берковица представителям окружных прокуратур Квинса, Бруклина и Бронкса. Предполагалось, что допрос проведут помощники окружных прокуроров, но в здании появился и один прокурор – Джон Сантуччи из Квинса, которому совсем не понравилось то, что там происходило. «Это дело показалось мне неприятным с той самой минуты, как Берковица привели, и я его увидел, – рассказал мне Сантуччи три года спустя. – У меня были вопросы, на которые я хотел получить ответы, и меня терзали кое-какие сомнения. Дело закончилось слишком гладко, слишком легко. Мне это не понравилось».

Должно быть, Сантуччи испытал еще бóльшие сомнения на следующий день, когда увидел в «Нью-Йорк пост» фотографию сияющего Тимоти Дауда, написавшего на полицейской доске слова: «Дело закрыто». Дело действительно было закрыто – прямо в ночь ареста.

Берковиц начнет давать признательные показания в 3:28 утра 11 августа. Прошедшая с аншлагом пресс-конференция внизу уже закончилась, Берковиц вот-вот обретет международную известность – в качестве убийцы-одиночки, – а помощники окружного прокурора только сейчас собрались, чтобы провести официальный допрос.

По словам моих источников, Берковиц заранее отрепетировал свои ответы и, будучи активным участником заговора, знал достаточно деталей, чтобы удовлетворить интерес любого, кто задает поверхностные вопросы. Он надеялся, что испытываемое властями давление побудит их быстрее довести дело до конца и облегчит допрос. Интерес к деталям мог бы разнести все в пух и прах.

Берковицу не стоило беспокоиться. Допрос проведут невдумчиво и воздержатся от хитрых вопросов, призванных поймать на вранье того, кто дает ложные признательные показания.

Ответы Берковица будут содержать множество фактических ошибок. Но никто не станет в этом разбираться. Напротив, официальные лица сообщат прессе, что Берковиц предоставил им подробное, «доскональное» описание собственных преступлений.