Текст книги "Золотой треугольник"

Симон продолжал:

– Туда, где она находится, едва проникает воздух. Она слабеет, жадно ловя малейшую струйку воздуха, пока ты здесь раздумываешь! Что тебе стоит запереть этого человека на десять минут? Всего только десять минут, подумай! Ты все еще не решился? Ну, значит, ты будешь ее убийцей…

Патриций выпрямился.

– Чего ты хочешь? Говори! – обратился он к старику.

– Ты сам знаешь что, – тихо сказал Симон. – Пойди запри его и возвращайся скорее.

Решительным шагом Бельваль отправился к дому. Подойдя к двери комнаты, он с силой захлопнул ее, успев заметить мелькавший там огонек фонаря дона Луиса. Он повернул ключ в замке и одним толчком запер обе задвижки.

– Все в порядке, – сказал Бельваль, вернувшись к Симону. Он теперь испытывал даже некоторое облегчение. – Теперь идем.

– Помоги мне, я не могу подняться, – попросил старик.

Патриций приподнял его и поставил на ноги.

– Проклятый негр! – просипел Симон. – Мне трудно дышать, и я не могу ходить.

Капитану пришлось почти нести его.

– Сюда! Теперь все прямо…

Они обогнули дом и направились в сторону часовни.

– Ты закрыл его? – спросил. – Да, да, я сам слышал, как захлопнулась дверь. Он очень опасен, этот разбойник. Помни, ты поклялся ничего ему не говорить. Поклянись еще памятью твоей матери! Нет, лучше поклянись Коралией. Пусть она умрет тотчас же, если ты нарушишь клятву!

Он остановился, чтобы передохнуть.

– Я могу быть спокойным, не правда ли? Да, и кроме того, ты-то ведь равнодушен к золоту? Но все-таки клянись, что будешь молчать! Поклянись честью, это будет самое лучшее.

Бельваль поддерживал его за талию. «Какая страшная пытка, – думал он, – обнимать существо, которое с наслаждением придушил бы, как душат ядовитого гада!» И вместе с тем его терзала мысль: «Я его сын, я его сын!».

– Здесь, – сказал наконец Симон, останавливаясь у надгробия.

– Здесь? – в ужасе переспросил капитан.

– Да, тут место Коралии и мое, и сюда мы шли.

Он в испуге обернулся.

– А наши следы? По ним тот разбойник отыщет нас…

– Скорее! Значит, Коралия здесь? Внутри? Похороненная заживо? Но ведь это чудовищно!

Патрицию казалось, что минуты растягиваются в часы.

Он дал все клятвы, которые от него требовали, поклялся Коралией и своей честью, и не было вещи, на которую он не согласился бы теперь для ее спасения.

Сев на корточки, Симон показал:

– Вот здесь! Внизу!

– Под надгробной плитой?

– Да.

– Она, значит, поднимается? – с беспокойством спросил Бельваль. – Но мне не поднять ее одному, тут, по крайней мере нужны трое.

– Нет, камень поворачивается по оси. Нужно только нажать вот сюда и потом повернуть вправо.

Капитан наклонился над плитой, на которой была надпись: «Здесь покоятся Патриций и Коралия», и сделал, как велел Симон.

Плита действительно сдвинулась очень легко.

– Подожди. Теперь нужно сделать так, чтобы она не упала. На второй ступеньке ты найдешь железный брус.

Три ступени вели в узкий склеп, где едва мог поместиться человек, и то согнувшись. Железным брусом Патриций зафиксировал плиту.

– Вот так, – одобрил Симон, – теперь она будет держаться. Тебе остается только спуститься вниз. Здесь должен был стоять мой гроб, и сюда я частенько приходил к моей Коралии… Я проводил здесь, под землей, целые часы и мы вели с Коралией долгие беседы…

Бельваль спустился в склеп.

– Что теперь нужно делать? – спросил он оттуда.

– Разве ты не слышишь ее, твою Коралию! Вас разделяет теперь только тонкая стенка! Несколько кирпичей маскируют вход. Там ведь, за ней в другой могиле Коралия, а потом еще одна, где мешки с золотом.

Симон, стоя на коленях следил, точно ли Патриций следует его указаниям.

– Дверь налево, дальше… Ты не нашел? Странно! Поторапливайся. Нашел, наконец? Нет? Ах, я не могу спуститься!

Он немного помолчал.

– Ищи же! Ты ведь можешь двигаться?

– Да.

– Ну и продолжай работать! – с хохотом воскликнул негодяй и, ловким движением выхватив брус из-под плиты, ударил им капитана по голове. В тот же миг плита опустилась.

Симон не стал терять времени даром. Зная, что Бельвалю будет не под силу поднять могильную плиту, он решил разделаться со своим главным противником и поспешил к дому.

В вестибюле Симон остановился и прислушался. Дон Луис попрежнему простукивал стены.

– Великолепно! – с кривой усмешкой прошептал Симон. – Теперь его черед…

В кухне он открыл газовый счетчик и повернул рукоятку, выпуская таким образом газ. Затем Симон отыскал свои темные очки, спустился в сад и, заперев за собой калитку, вышел на набережную.

Неподалеку от хижины Берту он остановился в нерешительности. В этот час на набережной уже были прохожие, что, видимо, нарушало планы Симона. Подозвав автомобиль, он приказал шоферу ехать на улицу Гимар.

Своего друга Вашеро Симон застал на пороге швейцарской.

– Ах, это вы, господин Симон? – воскликнул Амедей. – Но, Боже, в каком виде!

– Молчи! Не называй меня по имени! – прошептал Симон. – Никто меня не должен видеть!

– Но еще только половина восьмого, в доме почти никто не встает так рано. А что с вами случилось? У вас такой вид, точно вас душили.

– Да, это проклятый негр…

– А другие?

– Какие другие?

– Да те, которые приходили… Патриций…

– Патриций приходил? – живо спросил Симон.

– Да, сегодня ночью, после вас.

– И что ты ему сказал?

– Что он ваш сын.

– Так вот почему он не казался удивленным, – пробормотал Симон.

– Где они теперь? – допытывался Вашеро.

– С Коралией. Мне удалось ее спасти. Но теперь дело не в ней. Живей доктора!

– В доме нет врача…

– Возьми телефонную книжку и найди телефон доктора Жерардека.

– Но это немыслимо!

– Почему же? Его клиника рядом на бульваре Монморанси.

– Я не о том. Разве вы не слышали, что про него рассказывают? Ходят слухи, что он выдает подложные свидетельства и фальшивые паспорта.

– Глупости! Отыскал, наконец?

Вашеро позвонил, но телефон был занят. Машинально записав номер на полях газеты, он звонил до тех пор, пока ему не ответили. Но оказалось, что доктора нет дома и что он вернется не раньше десяти часов.

– Тем лучше, – сказал Симон. – Теперь у меня не хватило бы сил… Скажи, что я приду к десяти.

– Как про вас сказать?

– Скажи настоящее имя: Арман Бельваль. Скажи также, что, вероятно, потребуется хирургическая помощь.

Вашеро повиновался и, повесив трубку, участливо произнес:

– Ах, бедный мой господин! Как вас отделали!

– Оставь, пожалуйста, – прервал его Симон. – Мое убежище готово?

– Конечно.

– Пойдем туда, но только так, чтобы нас никто не видел.

– Как всегда…

– Торопись. Возьми пистолет. Ты можешь оставить швейцарскую?

– Да, на пять минут.

Швейцарская выходила во двор, в конце которого был длинный проход. Он в свою очередь сообщался еще с одним двором, посредине которого стоял небольшой одноэтажный дом.

В доме была передняя и три комнаты, одна за другой. Только вторая из них была меблирована. Войдя в нее, Симон остановился у окна.

– Ты запер дверь на улицу? – спросил он Вашеро.

– Да.

– Никто не видел, что мы сюда вошли?

– Никто.

– Никто не подозревает, что ты здесь?

– Ни одна душа.

– Дай мне пистолет. Если я выстрелю, услышит кто-нибудь?

– Нет, конечно. Кому же слышать. Но…

– Что еще? – нетерпеливо спросил Симон.

– Вы не будете стрелять?

– Буду.

– Но в кого же? В себя, господин Симон? Вы хотите себя убить? – в смятении спросил Вашеро.

– Не себя, а тебя, идиот! – расхохотался Симон, спуская курок.

Амедей Вашеро с раздробленной головой рухнул на ковер.

Симон отбросил пистолет и опустился в кресло. Некоторое время он сидел неподвижно с закрытыми глазами. Потом лицо его оживилось, он принялся что-то считать, загибая пальцы. Кого он считал? Людей, от которых он уже избавился: Грегуара, Коралию, Я-Бона, Патриция, дона Луиса, Вашеро! Симон самодовольно усмехнулся. Еще одно усилие, и все будет кончено.

Ровно в десять он подъехал к роскошной белой вилле доктора Жерардека на улице Монморанси.

Глава 18
Еще одна жертва Симона

Симона проводили в кабинет доктора. Там его осмотрел один из помощников, а потом провел в большую залу в глубине отдельного здания.

Доктор Жерардек оказался человеком лет шестидесяти, с быстрыми движениями и моложавым, чисто выбритым лицом, которое немного портил монокль в правом глазу, так как из-за него он постоянно гримасничал.

Симон с большим трудом, так как он едва мог говорить, рассказал, что ночью он подвергся нападению каких-то негодяев, едва не задушивших его. Полумертвого они оставили его лежать на мостовой.

– Но ведь вы имели возможность раньше показаться врачу? – заметил доктор, пристально разглядывая лицо Симона. И так как тот не отвечал, прибавил:

– Впрочем, это ничего не значит.

Он отдал приказ помощнику, и в горло больного тотчас была вставлена тонкая алюминиевая трубка. Когда через полчаса трубку вынули, оказалось, что больному стало гораздо легче дышать.

– Теперь все, – сказал доктор. – Случай оказался даже легче, чем я предполагал. Очевидно, горло сжимала нервная судорога. Возвращайтесь домой и отдохните.

Симон спросил, сколько он должен, заплатил и направился к выходу, но у самой двери он остановился и сказал:

– Я друг госпожи Альбони…

И так как доктор, по-видимому, не совсем его понял, настойчиво повторил:

– Я друг госпожи Альбони. Но если это имя вам ничего не говорит, то я напомню вам, что под ним скрывается госпожа Мозгранем. Этого имени, я думаю, будет достаточно, чтобы мы поняли друг друга?

– Поняли? – все еще недоумевал доктор, гримасничая больше обыкновенного.

– Значит, вы не доверяете мне, доктор! Очень жаль… Мы вдвоем, нам никто не помешает и даже слышать нас никто не может… Сядем и поговорим!

Доктор, не переставая удивляться, сел в кресло напротив Симона.

– Я грек, – продолжал Симон, – а Греция – страна нейтральная, и мне было бы нетрудно достать заграничный паспорт и выехать из Франции. Но по личным соображениям, исключительно меня касающимся, я желал бы приобрести паспорт на чужое имя. Надеюсь, что это мне удастся с вашей помощью. Сколько стоит такая услуга?

Доктор с оскорбленным видом встал.

Симон продолжал настаивать:

– Назовите сумму, прошу вас! Сколько?

Доктор молча указал ему на дверь.

Симон надел шляпу, но прежде чем выйти, предложил:

– Двадцать тысяч! Этого достаточно?

– Позвать людей, чтобы вас вывели? – спокойно спросил доктор.

Симон продолжал торговаться:

– Тридцать тысяч! Сорок? Пятьдесят? Ого! Однако игра тут, как я вижу, крупная… Но помните, что вы не только гарантируете мне, что меня не задержат на границе, но и, кроме того, поможете выехать из Франции. Вы то же самое сделали для госпожи Мозгранем… Ну, хорошо, я больше не торгуюсь! Сто тысяч! Идет?

Доктор запер дверь на ключ, сел у письменного стола и сказал:

– Поговорим.

– Мне нужно только, чтобы вы ответили на мой вопрос, достаточна ли для вас названная сумма?

– Да, но она, собственно говоря, послужит только основанием, все зависит от того, что вы желаете скрыть! – сказал доктор.

– Я вас не совсем понимаю…

– Ну, например, я желал бы знать ваше настоящее имя…

– Я уже сказал вам, что это невозможно, доктор! – стоял на своем Симон.

– Тогда это будет стоить двести тысяч!

– Что!? Однако вы не стесняетесь, доктор… Такая сумма…

– Но ведь вас никто не принуждает ее платить, – спокойно сказал Жерардек.

– Ну, хорошо! Но дайте слово, что сделаете паспорт, не пытаясь узнать мое имя. Для вас ведь, собственно говоря, оно не играет роли.

– Нет, играет и даже большую. Для меня небезразлично, кому я помогаю, шпиону или честному человеку.

– Я не шпион!

– Кто знает! Вы приходите просить моей помощи в крайне подозрительном деле, скрываете свое имя и свою настоящую личность и выражаете такое страстное желание покинуть Францию, что готовы заплатить за это сто тысяч! Что бы вы подумали о таком человеке на моем месте?

Вытирая выступающий на лбу пот, Симон подумал о том, что сделал большую ошибку, обратившись к доктору Жерардеку.

– Однако… – сказал он, делая неловкую попытку рассмеяться, – вы могли бы потактичнее обойтись с другом госпожи Мозгранем.

– Вы от нее знаете, как я обошелся с ней? – осведомился доктор.

– Да она мне сама сказала, что с нее вы ничего не взяли.

Доктор многозначительно улыбнулся.

– Я действительно с нее ничего не взял, но милость таких хорошеньких женщин, как госпожа Мозгранем, этого стоит.

Он помолчал немного и спросил:

– А вы знаете, что она вернулась во Францию?

– Во Францию? Госпожа Мозгранем?

– Да, и даже назначила мне свидание сегодня утром.

– Где именно? – с видимым волнением спросил Симон.

– На барке под названием «Ленивец», которая стоит у набережной рядом с хижиной Берту.

– Берту? – пробормотал Симон.

– Да. И знаете, как было подписано письмо? Грегуар!

– Грегуар? Мужское имя… Странно…

– Да, мужское… Она писала, что ведет жизнь, полную опасностей, что она не доверяет человеку, с которым ее связывают общие дела, и что хотела бы посоветоваться со мной.

– И вы были там? – глухо спросил Симон.

– Да, рано утром. Но, к несчастью…

– Что к несчастью?

– Я пришел слишком поздно. Господин Грегуар или, вернее, госпожа Мозгранем была уже мертва. Ее убили.

– Таким образом, вы больше ничего не знаете? – спросил Симон.

– О чем?

– О том человеке, про которого она писала.

– Нет, как же, знаю! Она назвала мне его имя в письме. Это грек по имени Симон Диодокис. Она даже описала его.

Он развернул письмо и, бросив взгляд на вторую страницу, вслух прочитал:

– «Человек пожилой, слывущий за сумасшедшего. Постоянно носит шарф и темные очки».

Жерардек поднял глаза на Симона. Несколько мгновений оба молчали.

– Вы Симон Диодокис? – спросил доктор.

Его собеседник не протестовал. Лгать не имело смысла.

– Это меняет очень многое, – сказал доктор. – Теперь уже дело идет не о пустяках… Я настаиваю на миллионе.

– Нет, нет! – воскликнул Симон. – Я не убивал госпожи Мозгранем! На меня самого напал тот, который потом задушил ее, негр по имени Я-Бон. Он меня настиг после и тоже едва не задушил.

– Я-Бон? Вы говорите, Я-Бон?

– Да, сенегалец с одной рукой.

– Между вами произошла борьба?

– Да.

– И вы его убили?

– Но…

Доктор рассмеялся и пожал плечами.

– Удивительное совпадение! – воскликнул он. – Покинув барку, я встретил шестерых солдат-инвалидов, искавших своего товарища Я-Бона. Они мне сказали, что, кроме него, они еще ищут своего начальника, капитана Бельваля, его друга и даму. Все четверо исчезли, и они подозревают, что к этому причастен один господин со странным именем, Симон Диодокис. Так это, стало быть, вы? Это еще больше осложняет дело, не так ли? Следовательно…

Доктор выдержал паузу и веско сказал:

– Два миллиона.

На этот раз Симон остался безмолвен. Он чувствовал себя всецело в руках этого человека, игравшего с ним, как кошка с мышью, выпуская на мгновение из цепких когтей и снова накладывая свою бархатную, но безжалостную лапу…

– Это шантаж, – сказал он.

Доктор утвердительно кивнул головой.

– Да, тут другого слова не подберешь, – согласился он. – Но я убежден, что вы на моем месте поступили бы точно так же. Посудите сами: случай помогает мне обеспечить себя, так почему же я должен им пренебрегать?

– А если я не соглашусь?

– Тогда я позвоню в полицейское управление, где сейчас я в чести, так как мне удалось оказать им несколько услуг…

Симон посмотрел на окно, потом на дверь. Доктор придвинул к себе телефон и снял трубку.

Симон вздохнул.

– Хорошо, я согласен, – сказал он. – А теперь расскажите мне ваш план.

– Нет, не стоит. Я сам знаю, как поступить, средства в моем распоряжении, об остальном же предпочитаю умолчать. Самое главное для вас – это выезд из Франции, а за это и, стало быть, за вашу безопасность я ручаюсь.

– Но все же…

– Для вашего спокойствия половину названной суммы вы заплатите вперед. Теперь о паспорте… На чье имя вы хотите его получить?

– Мне все равно.

Доктор взял лист бумаги и, изредка поглядывая на Симона, записал его приметы:

– Волосы седые, лицо выбритое, темные очки… Но кто поручится, что вы действительно мне заплатите? Мне нужны банковские ассигнации, и притом настоящие.

– Они будут у вас.

– А они у вас есть?

– Под охраной Грегуара на барке лежат четыре миллиона. Мы с вами отправимся туда, и я вам отсчитаю первый миллион…

– Вы говорите, что деньги были на барке?

– Да.

– Четыре миллиона?

– Да.

– Ну, тогда этот миллион я не принимаю за уплату.

– Но почему же? Вы что, с ума сошли?

– Совсем нет. Но он и так принадлежит мне.

– Что такое? Да объясните же мне, наконец! – разозлился Симон.

– Эти четыре миллиона уже принадлежат мне, и потому дать мне хотя бы один из них вы не можете.

Симон пожал плечами.

– Вы бредите!

– Повторяю: они принадлежат мне! Вашим тайником служили четыре тома старого путеводителя по Парижу. Но только вместо страниц там были банковские билеты на четыре миллиона.

– Вы лжете! Лжете!

– Нет, не лгу. Посмотрите, книга лежит вон там, на полке.

– Вор! – вне себя закричал Симон, грозя доктору кулаком. – Разбойник!

– Вовсе нет! И вы убедитесь сейчас, как несправедливы, – спокойно возразил доктор. – Я уже говорил вам, что госпожа Мозгранем одаривала меня изредка своими милостями и, вот в один из таких моментов она мне сказала: «Мой друг, на память обо мне, после моей смерти – а я чувствую, что проживу недолго – я дарю тебе все, что ты найдешь в моей комнате…».

– Согласитесь, – продолжал невозмутимо доктор, – что я имел все основания считать каюту на барке, где она жила перед смертью, комнатой, принадлежавшей ей.

Симон почти не слушал его. В его изобретательном мозгу зародился новый адский план.

– Мы только тратим драгоценное время, – обратился к нему доктор. – На чем же мы остановились?

– Дайте мне эту бумажку, я хочу посмотреть, – вместо ответа попросил Симон лист бумаги, на которой доктор записал его приметы, но, едва взглянув на него, в испуге вскочил.

– Что такое? Чье имя вы здесь написали? Почему? Почему?

– Вы сказали, что вам это безразлично.

– Да, но почему именно это? Почему?

Под пристальным взглядом доктора Симон сжался и пробормотал:

– Только один человек способен был это угадать!

Жерардек коротко рассмеялся.

– И только он мог угадать место тайника, – продолжал Симон. Доктор хохотал. Выпавший монокль звякнул о чернильницу.

– Арсен Люпен! Арсен Люпен! – в неописуемом ужасе воскликнул Симон.

– Ты угадал, – сквозь смех сказал доктор.

Он вытащил из кармана какую-то баночку и принялся с помощью ее содержимого снимать грим с лица. Потом вытерся полотенцем, и перед Симоном предстал улыбающийся дон Луис.

– Арсен Люпен… Арсен Люпен! – повторял тупо Симон. – Я пропал…

– Совершенно верно, мой старый, но недалекий друг! – воскликнул дон Луис. – Как же ты глуп! Неужели ты вообразил, что так легко будет запереть меня в той газовой ловушке… Я еще тогда мог бы попросту схватить тебя за шиворот, и мы тут же разыграли бы пятый акт нашей драмы. Но в таком случае он был бы чересчур коротким, а я слишком люблю сценические эффекты, чтобы на это согласиться. Гораздо интереснее было подвесить мой электрический фонарь и оставить его раскачиваться, а самому послушать, как трижды отрекался от меня бедняга Патриций, и видеть, как он запирал меня в комнате, вернее, мой фонарь… А когда ты запер дом, как заботливый хозяин, и ушел, я и не подумал торопиться за тобой, так как знал прекрасно, что ты отправишься к Вашеро. Там ты допустил промах, дружище! В швейцарской, на старой газете Вашеро записал номер телефона. Я воспользовался им, позвонил и спросил: «Я только что звонил вам, но забыл спросить адрес». Мне ответили: «Доктор Жерардек, бульвар Монморанси». Я мигом сообразил. Доктор Жерардек? Значит, лечение горла, а потом фальшивый паспорт! И я отправился сюда, не занявшись даже судьбой бедняги Вашеро, которого ты, наверно, где-нибудь придушил, чтобы избавиться от лишнего свидетеля. Здесь я нашел доктора Жерардека, прекрасного человека, и он уступил мне свой кабинет, на время, конечно… У меня было еще два часа времени. Их я употребил на то, чтобы отправиться на барку, завладеть миллионами, устроить еще кое-какие дела и потом явиться сюда.

Дон Луис остановился перед Симоном.

– Ты готов? – спросил он.

Тот вздрогнул.

– К чему?

– Как к чему? Ты забыл? К путешествию! Паспорт в порядке, прямое сообщение Париж – ад. Скорый поезд, отдельное купе-гроб. Разве ты не согласен? Все готово!

Симон попытался встать, но ноги не держали его.

– А Патриций? – прошептал он.

– Что Патриций?

– Я предлагаю его жизнь в обмен на свою.

Дон Луис скрестил на груди руки и в упор посмотрел на Симона.

– Неужели ты всех судишь по себе? – спросил он. – Как бы я мог бросить друга в несчастьи?

Он открыл дверь и крикнул:

– Вы здесь, капитан? Как вы себя чувствуете? Вы не особенно удивлены, что видите меня? Нет, пожалуйста, без благодарностей… Идите сюда, вас желает видеть Симон!

В комнату вошел Бельваль, очень бледный, с забинтованной головой. При виде Симона он сделал гневный жест и побледнел еще больше.

Все трое молчали. Потом дон Луис, потирая руки, сказал вполголоса:

– Какая превосходная сцена! Отец и сын! Преступник и его жертва! Внимание… Что они будут делать? Убьет ли сын отца или отец сына? Потрясающая минута… Какая тишина! Говорит только голос крови… Они бросятся сейчас один к другому, чтобы задушить!

Патриций сделал два шага и вытянул руки, готовясь схватить Симона за горло.

– Патриций! Патриций! – вскричал тот умоляюще.

Руки капитана опустились. Он взглянул на человека, с которым его связывали такие страшные узы, и сказал:

– Скажите мне, где Коралия, и я сохраню вам жизнь.

Симон вздрогнул. При упоминании имени Коралии к нему вернулась его всегдашняя энергия.

– Жизнь Коралии в обмен на мою? Нет, я предпочитаю умереть… Отказаться от золота? Нет, нет! Лучше смерть!

– Убейте его, капитан, раз он сам это предпочитает, – посоветовал дон Луис.

На лице Бельваля отразилась мучительная борьба.

– Нет, нет, я не могу, – наконец тихо сказал он.

– Почему же? – настаивал дон Луис. – Это так легко… Сверните ему шею, как цыпленку.

– Не могу…

– Что вас останавливает? Ведь если бы это был один из «бошей» на поле битвы…

– Да, но этот человек…

– Может быть, вам больше подойдет пистолет? Вот, возьмите мой…

Бельваль, все еще колеблясь, взял пистолет и прицелился в Симона. Тот сидел с закрытыми глазами. Напряжение выдавали выступившие на лбу капельки пота.

Рука Патриция опустилась.

– Нет, не могу, – повторил он.

– Вы все еще думаете, что он ваш отец, капитан? – спросил дон Луис.

– Да, – тихо ответил Бельваль. – Многое заставляет так думать…

– Но не все ли равно, раз это убийца?

– Нет, я не имею права. Пусть он умрет, но не от моей руки…

– Вы имеете право, капитан!

– Это было бы самым страшным преступлением…

Дон Луис подошел к нему, положил руку на плечо и спросил:

– Неужели вы думаете, что я бы советовал вам убить его, если бы это действительно был ваш отец?

Патриций посмотрел на него безумным взглядом.

– Вы что-нибудь знаете? О, умоляю вас…

Дон Луис продолжал:

– Неужели вы думаете, что я мог бы так поступить, если бы этот человек действительно был вашим отцом?

– Стало быть, он не отец мне? – с надеждой воскликнул Бельваль.

– Нет, нет! Разве вы до сих пор не поняли? Стоит только взглянуть на этого негодяя, чтобы понять, что в его голове могли зарождаться планы только самых низких преступлений! В этой подлой драме он единственное действующее лицо! Все думали, что преступников было двое, сначала Эссарец, потом Симон. Но на самом деле все зло творил этот тип. Прежде Я-Бона, Вашеро и Грегуара он убил еще одного человека – вашего отца, Патриций, и это его крики вы слышали тогда по телефону… Теперь вы понимаете?

– Мой отец! – тупо повторил он. – Это он звал меня? Его голос я слышал?

– Да, это был ваш отец.

Симон оставался недвижим. Глаза его горели злобой, как у загнанного зверя.

– Кто ты? – спросил его Бельваль. – Его имя, ради Бога? – обратился он к дону Луису.

– Его имя? Разве вы еще не догадались? Я предполагал это с первого же дня.

Дон Луис выдержал паузу.

– Эссарец-бей!

Патриций вздрогнул, точно от удара. Он уже не размышлял, правда ли это и насколько это могло быть правдой. Для него было ясно, что перед ним Эссарец-бей, убивший его отца. И убивший дважды – лишив Коралии, отняв счастье и смысл жизни, и потом в библиотеке, когда Арман Бельваль говорил по телефону с сыном.

На этот раз его участь была решена. Убийца отца и Коралии должен был умереть.

– Молись! – холодно обратился капитан к Эссарецу.

Его враг, понимая, что минуты его сочтены, вскочил с кресла и крикнул:

– Ну, что же, убей меня! Пусть все будет кончено! Я побежден и признаюсь в этом… И все же это победа, так как Коралия мертва, а золото спасено… Я умру, но тебе не достанется ни того, ни другого… Ни та, которую я любил, ни золото, которое было моей жизнью. Коралии больше не существует, ничто ее не спасет… Если она не моя, то и твоей никогда не будет! Месть моя удалась!

Он то кричал, то понижал голос до шепота.

– Да, да, она погибла! И ты даже трупа ее не найдешь! Ты думаешь она покоится там, в подземелье, вместе с золотом? Под той надгробной плитой? Как бы не так! Нет, Патриций, ты ее никогда не найдешь, и ее задушит золото… Она умерла, умерла… Как приятно бросать тебе эти слова прямо в лицо… Как ты должен страдать! Она мертва, мертва!

– Не кричи так громко, ты ее разбудишь, – сказал дон Луис.

Эссарец, пораженный спокойной уверенностью, с которой тот произнес эту фразу, упал в кресло.

Бельваль поднял на дона Луиса измученные глаза.

– Разбудит? – переспросил он. – Значит, она жива?

– Хотя и говорят, что мертвые пробуждаются, но я никогда этому не верил, – спокойно ответил дон Луис…

– Коралия жива, жива! – повторил капитан, пьянея от радости и забывая обо всем остальном. – Но нет, этого не может быть, вы вероятно, смеетесь надо мной!

– Я вам говорю то же, что недавно говорил этому господину… Разве слышал кто-нибудь, чтобы я хоть раз бросал начатое дело?

Он подошел к двери в глубине комнаты, прикрытой драпировкой.

– Смелее, капитан, – воскликнул он. – Вспомните, что вы – французский офицер! Да, она здесь, наша матушка Коралия. Не бледнейте же так… Она спит под тщательным надзором двух сиделок. Она не ранена, но ужасно слаба, и от перенесенных потрясений у нее лихорадка.

Бельваль сделал два шага вперед, качаясь, точно пьяный. Дон Луис остановил его.

– Не ходите туда, капитан. Я приказал принести ее сюда для того, чтобы переменить обстановку и чтобы ничто не напоминало ей об ужасах пережитого. Больше того, что она вынесла, она вынести не в состоянии. Малейшее волнение теперь будет для нее опасно.

– Да, да, вы правы, – повторил Патриций со вздохом облегчения. – Но вы совершенно уверены? – с опаской спросил он.

– В том, что она жива? – рассмеялся дон Луис. – Она так же жива, как вы и я, капитан, и готова вам дать то счастье, которое вы вполне заслужили… Только немного терпения… Кроме того, вы вероятно, забыли, что существует еще одно препятствие! Она замужем…

Он закрыл дверь и повернул Бельваля в сторону Эссареца.

– Вот это препятствие, – сказал он. – На этот раз, надеюсь, вы будете решительным, капитан? Между вами и матушкой Коралией стоит только он.

Эссарец даже не взглянул на дверь. Его била нервная дрожь.

– Ты, кажется, трусишь? – обратился к нему дон Луис. – Не бойся, ты не будешь казнен без суда. Трибунал состоит из трех лиц: Патриция Бельваля, вашего покорного слуги и Симона. Прения открыты… Слово принадлежит тому, кто пожелает выступить в защиту Эссареца. Никто? Итак, Эссарец-бей приговаривается к смерти. Смягчающих обстоятельств никаких… Повода к кассации нет… Просьба о помиловании не принята. Приговор должен быть приведен в исполнение немедленно. Как видишь, мы времени даром не теряем. Теперь остается только избрать род казни. Пистолет? Великолепно! И чисто, и скоро! Капитан Бельваль, вперед!

Но Бельваль не двигался с места. Он смотрел на человека, причинившего ему столько страданий, с чувством омерзения.

– Я не стану его убивать, – наконец произнес он.

– Вы правы, капитан. Ваше чувство вполне достойно вас… Вы не имеете нравственного права убить мужа женщины, которую любите. Не вам уничтожать это препятствие. И, кроме того, вам претит его убить, и мне также… Он слишком низок! Стало быть, ты должен вывести нас из этого затруднения, старик!

Дон Луис наклонился над Эссарецем. Слышал ли он? Был ли он в сознании? Он потряс его за плечо.

Эссарец простонал:

– Золото… Мешки с золотом…

– Ах, ты думаешь об этом, старый негодяй? Тебя это интересует? Но тогда я могу тебе сказать, что твои мешки у меня в кармане, если вообще найдется карман, который мог бы вместить восемьсот мешков с золотом.

– Тайник…

– Твой тайник? – переспросил дон Луис. – Я его нашел, можешь быть уверен. Коралия у меня, а где была она, там было и золото. Итак, ты должен признать себя побежденным по всем пунктам. Женщина, которую ты желал, свободна и скоро соединится с человеком, который ее обожает. С другой стороны, твои сокровища найдены. Стало быть, все кончено! Ты согласен с этим? У тебя остается единственный выход… – и с этими словами дон Луис протянул ему пистолет.

Эссарец машинально взял оружие и навел на него, но не смог сделать выстрела. Рука дрожала.

Дон Луис вновь вложил в его руку выпавший из нее пистолет.

– Этим последним актом ты искупишь все подлые поступки своей жизни, негодяй! Надежды тебе не остается никакой. Твое прибежище только в смерти. Побольше храбрости, приятель! Да и что тебе еще остается? Ни любимой женщины, ни золота, ничего, ради чего ты жил.

Эссарец, точно соглашаясь с ним, поднял револьвер к виску, но едва сталь коснулась кожи, он вздрогнул и прошептал:

– Прощения!

– Нет, ты не заслуживаешь прощения! – возразил дон Луис. – И подумай сам, к чему тебе жить? Та, которую ты любишь, в объятиях другого, любимого… Разве ты сможешь жить, зная это? Ну, полно, одно только усилие…

Под влиянием железной воли дона Луиса таяла сила Эссареца. Он точно погружался в бездонное, засасывающее болото. Его существо мало-помалу примирялось с сознанием, что смерть неизбежна.

– Как приятно будет перестать бороться, забыться, наконец! – продолжал дон Луис. – Подумай о золоте, которое ты потерял, миллионы золотом, и Коралию! Сперва мать, потом дочь! Жизнь – это беспрерывный обман, и потому жить не стоит… Одно только усилие.

И почти бессознательно Эссарец сделал это усилие. Грянул выстрел, и он упал коленями на ковер.

Дон Луис отпрыгнул в сторону, чтобы его не забрызгала кровь, хлынувшая из раздробленного черепа.

– Кровь подобного существа может принести только несчастье… Но какой негодяй! Право, я думал, что избавить землю от него доброе дело! Как вы думаете, капитан?