Текст книги "Мой муж – Александр II. Жизнь в тени императора (сборник)"

Среди обломков он обнаружил и мизинец правой ноги Александра II, которому, единственному из всех раненых, раздробило ноги. Этот офицер благоговейно сохранил мизинец Императора в небольшой фляжке с вином; кроме того, догадавшись, что драгоценная реликвия принадлежит по праву вдове мученика, на следующий же день после смерти жертвы он отправился в Зимний дворец, чтобы передать этот печальный и скорбный памятный знак несчастной вдове Александра II.

Император Александр II на смертном одре. Фотограф С. Левицкий. 1881 г.

3 марта тело монарха перенесли под своды Большой дворцовой церкви, где прощались с императором. Его вторая супруга Екатерина Долгорукая, обезумев от горя, отрезала свои пышные косы и сложила на груди императора под мундиром. Потом его тело унесли в Петропавловскую крепость

Покуда бренные останки Александра II покоились на его смертном ложе, погребальные молитвы читались возле них в час дня и в девять вечера, каждый день, вплоть до похорон. При этих молитвах присутствовали лишь члены Императорской фамилии и некоторые близкие усопшего.

В течение ночи, последовавшей за смертью, его врачи произвели аутопсию тела. Они единодушно констатировали, что Император, чей внутренний организм был здоров и в исправном состоянии, мог прожить еще десяток лет.

В своем фанатическом ослеплении несчастные цареубийцы, которые покушались на жизнь великого князя, забыли в своей ожесточенной ярости, что, если Александр II правил бы еще несколько лет, он, чьи либеральные тенденции и реформаторский пыл был очевиден каждому, он, кто окружил себя новыми министрами, чьи таланты оценил и которых выбрал для совместного продвижения по пути к либерализму; без которого Россия, достигшая вершины своего административного развития, несомненно, уже не стала бы завидовать государствам открыто конституционного строя; и эта трансформация произошла бы без сильных волнений, без кровопролития, но полностью мирно, как великий акт освобождения крепостных и другие важнейшие события славного царствования Александра II, хотя бы в других странах Европы эта реформа государственного строя и обернулась бы кровью.

Дожив уже до того возраста, в котором каждый человек стремится к покою, желая мирно наслаждаться семейными радостями, Император с радостью бы передал бразды правления своему наследнику, но он понимал, что дело прогрессивных реформ еще не окончено, и хотел завершить его полностью.

Александр II не хотел отрекаться от верховной власти в пользу сына до того дня, пока Россия не достигнет вершины цивилизации и прогресса, уже не нуждаясь в новых реформах. Он желал, чтобы Российская империя процветала и мирно продолжала движение к порядку, прогрессу и всеобщему благоденствию нации.

Княгиня горячо ждала того времени, когда супруг ее отречется от престола; ее целью являлось счастье и здоровье того, кого столь нежно любила. В глубине души она лелеяла мечту о том, чтобы на зимнее время перебираться с супругом в Каир, ибо знала, насколько Император любил теплый климат; но эта прекрасная мечта могла осуществиться лишь после отречения государя от верховной власти, а он полагал, что для такого поступка время еще не настало.

Все, кто был свидетелем глубокой печали княгини, слышали, как она с отчаянием вскричала: «Ах! Если бы всеблагой Бог сохранил его для меня, даже без обеих ног, он бы жил… это был бы по-прежнему он!.. В таком состоянии он принадлежал бы мне еще более, ибо ему пришлось бы отречься от Императорской власти! Разве дорожила я его Императорской короной, которая доставляла мне лишь беспокойства и нарушала мое счастье? Я любила в нем его самого, любила его личность, и на протяжении пятнадцати лет любила его с одинаковой силой и в первый, и в последний день! Теперь, когда его больше нет, моя любовь переживет его утрату, я буду лелеять ее до самой могилы, куда Бог, из жалости к моему несчастью и в своем великом милосердии, вскоре призовет меня, согласно моему самому пылкому и сокровенному желанию!».

Глава III

Вернемся к истории событий. Усопший Император покоился на своем смертном ложе в библиотеке, примыкающей к его кабинету. В этом самом помещении Александр II имел обыкновение собирать под своим председательством чрезвычайный совет, на котором обсуждались ключевые вопросы правительства. Большой стол, покрытый зеленым сукном, был теперь вынесен оттуда, чтобы освободить место траурному ложу, помещенному в центре зала. На упомянутом столе размещался звонок из потемневшей бронзы, изображающий колокол готической церкви. Этот предмет преподнесла в подарок государю княгиня Лович, морганатическая супруга его дяди, великого князя Константина. Это было напоминание о пребывании Александра II в Варшаве, городе, который очень ему понравился благодаря княгине Лович и ее супругу, которые весьма постарались развлечь молодого великого князя, ставшего позднее Императором. Он бережно хранил этот подарок и с удовольствием рассказывал о его происхождении тем, кто впервые приходил к нему. Вот и еще одно свидетельство, говорящее о том, с каким почтением Александр II относился к усопшим.

У тела покойного был выставлен почетный караул, состоявший исключительно из генерал-адъютантов и других адъютантов Императорской свиты. Члены клира беспрерывно читали святые Евангелия возле бренных останков монарха, непрерывно сменяя друг друга.

Хотя генерал Рылеев не состоял в почетном карауле, тем не менее на протяжении ночей, последовавших за кончиной Александра II, он бодрствовал возле тела усопшего, давая выход своей скорби. Этот генерал питал безграничную привязанность к Императору; посему эта смерть погрузила его в отчаяние, в которое он погрузился без ограничений; он проливал горькие слезы, как ребенок; испускал стоны, забывая об окружавших его людях; он выдыхал даже проклятия, отрицал Бога, не совершал молитв и не осенял себя крестом.

Несомненно, что катастрофа, которая свела в могилу Александра II, посеяла смятение во многих душах; они посмели осуждать провидение и, трепеща, вопрошали себя, как, если Бог существует, он мог допустить такое преступление. Каждый с дрожью думал об ужасающих последствиях, которые должны были стать результатом столь трагического конца. Триумф адских сил над идеальным проявлением доброты, торжество зла над добром отвращало человеческий ум с пути покорности непостижимым указаниям Господним; сомнение леденило души, и они терялись в лабиринте тревожных предположений о том, какое будущее уготовано их родине. Они со страхом задавались вопросом, каковы будут последствия убийства лучшего из государей для всей России, основы которой казались поколебленными. Повсюду возможные пагубные последствия сего бедствия всецело занимали умы, расшатывали убеждения, поражали мужество! Стране, возмущенной и искалеченной смертью государя, не предстояло ли вступить в эпоху непрерывных несчастий, которые грозились навалиться на нее и сломать? Несказанная боль! Неразрешимая и ужасающая загадка, омрачившая души и заставлявшая сомневаться в существовании справедливого и благого Бога, допустившего такую мерзость на земле!

Но прервем наши сожаления и вернемся к траурному ложу.

Доступ в смертный покой был предоставлен лишь представителям дворянства, наиболее близко знавшим Александра II, а также некоторым гвардейским офицерам. Несмотря на трудность доступа, комната была всегда заполнена, пока в ней покоилось тело государя.

Когда княгиня, вдова Александра II, спускалась вниз, двери для посетителей закрывались. Эти скорбные посещения происходили в те же часы, когда несчастная женщина имела прежде обыкновение видеться с своим супругом, и имели ту же продолжительность. Вечером, очень поздно, перед тем как отправиться спать, она приходила к покойному еще раз, будто для того, чтобы пожелать ему доброй ночи, так же как делала это при его жизни.

В первый день, в течение долгих часов, проведенных рядом с покойным, она не заметила присутствия почетного караула, отступившего на несколько шагов при ее появлении, но позднее она пожелала избежать его присутствия и просила входивших в него лиц удаляться в соседнюю комнату, оставляя библиотеку в исключительное пользование княгини, хотя, согласно официальному церемониалу, бренные остатки государя должны всегда быть окружены почетным караулом.

Случалось, что в часы, когда княгиня находилась возле тела супруга, ей объявляли о прибытии известных лиц, которые испрашивали у дверей чести преклонить колена у ног покойного, чтобы проститься с ним и вознести к небу молитвы за упокой его души. Тогда все могли видеть, что глаза посетителей были омыты искренними слезами. В этих обстоятельствах княгиня удалялась в кабинет Императора. Среди лиц, допущенных таким образом к бренным останкам государя, следует назвать графа Милютина, который при входе казался совершенно спокойным, а на его чертах читалось, что он вооружился стоическим мужеством, желая скрыть свои эмоции; однако, когда он приблизился к ложу, чтобы запечатлеть почтительный поцелуй на руке усопшего, мужество оставило его, и он отошел к окну, где дал волю слезам и рыданиям. Он был бессилен скрыть свою боль от свидетелей этой сцены.

Граф Милютин входил в тот небольшой круг замечательных людей, которые под верховным руководством Александра II трудились вместе с ним над великими административными реформами последних двадцати лет его славного царствования. Граф искренне любил государя, которому с преданностью служил; таким образом, можно сказать, что его имя тесно связано с царствованием Александра II, он займет, несомненно, блестящее место среди государственных деятелей России.

Покойный Император оставался на смертном одре в этой комнате с воскресенья до вечера среды, после чего состоялось перенесение его останков в большую церковь Зимнего дворца.

В среду, в девять часов вечера, залы дворца заполнились людьми, имеющими привилегию или право присутствовать на этой скорбной церемонии. Залы были полны настолько, что и яблоку негде было упасть. Пришло время, когда тело его величества Императора Александра II надлежало перенести в большую церковь Зимнего дворца. В библиотеке собрались все августейшие члены Императорской фамилии, а также вдовствующая княгиня и двое ее детей. Были произнесены погребальные молитвы, затем тело Его Величества было снято со смертного одра, где оно покоилось на протяжении четырех дней, и перемещено в гроб, поставленный на том же месте.

В тот ужасный и торжественный момент, когда бренные останки Александра II упокоились на его последнем ложе, его вдова, стоявшая рядом с этими обожаемыми останками, оказалась бессильна сдержать сильнейшее волнение, охватившее ее при виде возлюбленного супруга, лежащего в гробу, которому предстояло навсегда покинуть эти покои, столь исполненные его присутствия. Внезапно раздался звук падения тела, сопровождающийся ужасным криком: несчастная княгиня упала в обморок, подвергшись жесточайшему нервному кризису.

Великие князья подняли несчастную вдову, чтобы перенести ее в покои, смежные с кабинетом усопшего, где уложили ее на диване, после чего их Императорские Высочества вернулись к гробу и заняли свое место в процессии, которой предстояло начаться немедленно.

Предоставленная заботам врачей, княгиня пыталась побороть свою слабость и прогнать темное облако, помрачавшее ее взор; она старалась овладеть собой и преодолеть изнеможение, что ей удалось благодаря мужеству и решимости; поддерживаемая под руки двумя врачами, одним из которых был Круглевский, она пожелала присоединиться к процессии в тот самый момент. Несмотря на уверения врачей, что она не сможет проделать столь долгий путь в том немощном состоянии, в каком она пребывала, доблестная женщина, дрожа, шатаясь и едва удерживаясь на ногах, добрела до библиотеки, откуда процессия начинала свое шествие. Она встала рядом с усопшим, впереди гроба, между великим князем, наследником престола, и его братом, великим князем Владимиром. Поскольку ей не хватало сил для ходьбы, ее поддерживали двое врачей, и таким образом опечаленная вдова Александра II сумела в тот день отдать последний долг своему августейшему супругу.

Гроб Императора был пронесен через залы дворца членами Императорской фамилии; старшие его сыновья шествовали во главе процессии, младшие шли за гробом, в соответствии с порядком старшинства и ранга.

Выйдя за порог библиотеки, процессия двинулась меж двух рядов многочисленных присутствовавших, имевших самый скорбный и горестный вид. Вид этих траурных одежд, длинных креповых накидок, искаженных ужасным волнением лиц и глаз, опухших от столь большого количества пролитых в эти дни слез, – все это общее опустошение леденило и заставляло дрожать сердца самых мужественных людей. Как описать всеобщий траур! Какие душераздирающие вздохи и какая скорбь! Сколько подавляемых и разрывающих сердце рыданий! Сколько потоков слез, заливающих потрясенные лица! Ах, конечно, никогда еще ни один государь не становился предметом столь единодушного оплакивания со стороны своего народа. Никогда еще ни один государь не заслуживал подобных справедливых и обильных слез.

Едва эта скорбная толпа завидела гроб, заключавший в себе возлюбленного Императора, как инстинктивно и спонтанно бросилась на колени. Послышались скорбные стенания, некоторым едва не сделалось дурно, настолько сильное волнение ощущалось всеми присутствующими.

При виде несчастной вдовы государя, нетвердыми шагами бредущей за гробом, с пугающе неподвижным взглядом, прикованным к лицу ее умершего супруга, при том что весь облик несчастной княгини обнаруживал ее глубочайшее и ужаснейшее отчаяние, многие присутствующие восклицали: «Бедная женщина!.. Это ужасно!.. Боже мой!», другие голоса говорили: «Что станет с Россией?».

В то мгновение всякий этикет и обязанности были отброшены, чтобы освободить место для самой подлинной, искренней и глубочайшей скорби. Слышались лишь рвущие душу сдавленные рыдания; каждый ощущал в душе отзвук ужасного и безымянного несчастья, которое только что обрушилось на потрясенную страну. Только великая христианская вера могла внушить покорность высшей воле Господа, но было необходимо, чтобы вера эта была непоколебимой, как скала, чтобы при столь ужасном катаклизме религиозные принципы не исказились сомнением.

Войдя в церковь, члены Императорской фамилии установили гроб на катафалк и приблизились к нему, чтобы поцеловать руку и лоб покойного. Вдовствующая княгиня, вслед за великими княгинями, также совершила последнее целование, но, когда она поднималась и спускалась по ступеням катафалка, ее поддерживал один из великих князей.

Как только эта скорбная церемония была окончена, их Императорские Высочества снова подошли к гробу: в святой ограде прозвучало пение заупокойных молитв, после чего Императорская процессия покинула церковь в том же порядке, что и прибыла; однако вдова государя, желая избежать внимания присутствующих, вернулась в свои покои по коридорам.

Когда бренные останки Императора были перенесены в большую церковь Зимнего дворца, почетный караул у гроба стал официальным, и с этого момента все великие и малые должностные лица двора были допущены к заупокойным службам с утра до вечера.

В центре священного помещения был воздвигнут богатый и пышный катафалк, к которому вели многие ступени. Гроб, помещенный на катафалке посреди церкви, утопал в венках из живых цветов, отправленных в Санкт-Петербург со всех уголков империи. Надписи на некоторых венках были также выложены цветами; все они выражали огромную скорбь, воцарившуюся в провинциях вследствие непоправимой потери, по которой носила траур вся Россия. Вот некоторые из этих надписей: «Царю-освободителю…», «Ты бессмертен в наших сердцах!..» – и многие другие, вдохновленные теми же сожалениями.

Первые венки вскоре заменялись новыми, на которых также были начертаны выражения общественной скорби.

Во время заупокойных служб молящиеся не видели вдовствующую княгиню, ибо она, не желая показывать свое горе общественности и опасаясь, как бы мужество не оставило ее, присутствовала на богослужении, скрывшись от глаз собравшихся в комнате, примыкающей к алтарю.

Всякий раз, когда члены императорской фамилии отдавали честь покойному целованием руки, княгиня вместе со своими детьми приближалась к гробу, и только в эти моменты ее можно было увидеть.

Хотя и не всем сословиям общества дозволено было прийти в эту церковь, чтобы воздать погибшему монарху последние почести, тем не менее туда было допущено большое количество людей низших классов, в приличествующей одежде.

Покоящийся в гробу Александр II был облачен в форму 1-го Преображенского гвардейского полка, того самого армейского корпуса, к которому он питал особую склонность.

Незадолго до своей смерти государь подарил своему младшему сыну, князю Георгию, унтер-офицерский мундир упомянутого полка и испытывал подлинное удовольствие, когда тот надевал ее. Рассказывают, будто Его Величество собирался пожаловать сыну офицерский чин в этом полку, однако безжалостная смерть не позволила ему исполнить это желание. Если однажды в будущем мы увидим повзрослевшего сына Александра II в рядах Преображенского полка, начинающим воинскую карьеру в качестве простого солдата, то его товарищи по оружию несомненно испытают большое удовлетворение при виде князя Георгия, который физически является живым портретом отца, государя-мученика. Князь смешается с их рядами как равный, оставаясь при этом сыном величайшего государя их страны.

Южный фасад Спаса-на-крови. Открытка 1917 г.

Собор Воскресения Христова на Крови, или храм Спаса на Крови в Санкт-Петербурге – православный храм во имя Воскресения Христова; сооружен в память того, что на этом месте 1 (13) марта 1881 г. в результате покушения был смертельно ранен император Александр II. Храм был сооружен как памятник царю-мученику на средства, собранные по всей России; возведен по указу императора Александра III в 1883–1907 гг.

Накануне перенесения тела в церковь стало известно, что княгиня собственноручно обвила золотую цепочку государя прядями своих длинных чудесных каштановых локонов, столь любимых ее супругом и обрезанных в утро того самого дня; эту цепочку, которая была ее подарком супругу, Император носил на груди, и к ней были подвешены несколько изображений святых и медальоны с миниатюрными портретами самых дорогих ему людей. Таким образом Император уносил на сердце в могилу локоны любимой жены. «Я хочу, – сказала несчастная вдова, – чтобы супруг мой взял с собой в могилу эти пряди, которые он так любил и которые с этого момента стали для меня бесполезны».

Генерал Рылеев, несмотря на свое отчаяние, не забыл оказать вдове своего государя все услуги настоящего друга.

Александр II не имел на себе ни знаков отличия, ни короны, и лишь одна Императорская мантия выдавала высокое достоинство усопшего; без этой мантии его можно было бы принять за простого генерала его собственной армии.

Было известно, что это было желание Императора – покоиться в могиле без всяких знаков Императорской власти, он высказывал это желание при жизни некоторым лицам.

По своей природе будучи врагом всякой роскоши, пышности и великолепия, он мирился с ней, как государь, по обязанности, но с удовольствием избегал и совершенно избавлялся от нее среди своего близкого круга. Вот почему его простота последовала за ним и в могилу. Также и место, которое он выбрал для своей могилы в Петропавловском соборе, где покоятся в Боге останки русских государей, не является тем местом, где погребены остальные венценосные особы, чей прах покоится у подножия святых алтарей. Александр II хотел быть похороненным рядом со своей дочерью, умершей в возрасте семи лет. Об этом ребенке он хранил особо нежную память; вот почему могила его величества Александра II находится в левой оконечности церкви: это место обычно отводилось для захоронения останков младших отпрысков государей.

Черты усопшего, лежащего в гробу, не носили следов страдания и разложения: его лицо было спокойно, казалось, что он спит; глаза были закрыты, а рот наполовину открыт. На лице его не осталось никаких следов взрыва, кроме маленьких синеватых и красных пятнышек, ставших заметными лишь после его смерти.

Все то время, пока бренное тело государя оставалось в Зимнем дворце, его вдова посещала его каждый день с четырех до пяти часов. На этот час, согласно высочайшему повелению, доступ посетителей в церковь прекращался, и двери ее закрывались для посторонних.