Текст книги "Система «Спаси-Себя-Сам» для Главного Злодея. Том 2"

Шэнь Цинцю уселся на прежнее место, всё ещё теряясь в догадках: нынче он пленник в безраздельной власти Ло Бинхэ, так чего ж тому ещё надо?

В промозглой пещере завывал ледяной ветер, промокшая одежда липла к телу, заставляя Шэнь Цинцю отчаянно трястись от холода.

Рядом с ним по-прежнему лежало сброшенное наземь одеяние Ло Бинхэ.

Оставшегося в одиночестве Шэнь Цинцю поневоле захлестнули воспоминания. Хотя во времена ученичества на пике Цинцзин Ло Бинхэ никогда не был подвержен таким резким перепадам настроения, не говоря уже о подобных истериках, то, с каким видом он только что убежал, чем-то напомнило того невинного барашка, которым когда-то был его ученик.

Тут на замёрзшего до чёртиков Шэнь Цинцю накатило необоримое желание чихнуть, и он мигом вернулся к реальности. Пришлось ему, подцепив пальцами чёрное одеяние, кое-как накинуть его себе на плечи.

А что ему оставалось? И вовсе тут ни при чём этот пошлый троп «…но твоё тело говорит иное» – просто он был не в силах сделать этого перед учеником, и всё тут!

Ведь в оригинальном романе Ло Бинхэ всякий раз набрасывал это самое одеяние на девушку после очередного па-па-па!

Как мог Шэнь Цинцю позволить себе столь низко пасть в глазах главного героя?!

* * *

Вновь собравшись предаться медитации, Шэнь Цинцю обнаружил, что, похоже, само провидение вознамерилось помешать этому мирному занятию: сперва это произошло в пещерах Линси, теперь то же самое повторялось в Водной тюрьме.

Шум водного занавеса стих, и из воды вновь показалась ведущая к платформе тропа, по которой на сей раз торопливо проследовал Гунъи Сяо. Подняв глаза на Шэнь Цинцю, он чуть не поскользнулся.

– С… с… старейшина Шэнь, вы… – запинаясь, выдавил он.

– Что – я? – недоумевающе переспросил Шэнь Цинцю.

У Гунъи Сяо было весьма странное выражение лица, словно он до сих пор сомневался, остаться ему или дёрнуть отсюда со всех ног. Он так и продолжал стоять на краю платформы, не осмеливаясь сделать ни шага дальше. Проследив за его взглядом, Шэнь Цинцю опустил глаза.

– Эти одежды, разве они не… – нерешительно начал Гунъи Сяо.

Шэнь Цинцю вздохнул. Так и есть, с барского плеча.

Наконец Гунъи Сяо вышел из ступора. Смущённо кашлянув, он поспешно поинтересовался:

– Как старейшина Шэнь провёл эти два дня?

– Вполне удовлетворительно, – отозвался Шэнь Цинцю, про себя же он посетовал: «Не будь я столь популярен, моё пребывание здесь выдалось бы куда более приятным. За эти два дня у меня уже третий по счёту посетитель. Должно быть, эта люксовая одиночная камера, где я имею счастье временно располагаться, бьёт рекорды по посещаемости с самого дня основания Водной тюрьмы дворца Хуаньхуа».

– Я слышал, что вчера шисюн Ло… – осторожно начал Гунъи Сяо, – удалился от вас в жутком гневе, так что этот юнец был обеспокоен, не сделал ли он что-нибудь со старейшиной Шэнем… – При этом он то и дело невольно посматривал на чёрные одежды.

Под влиянием этого взгляда Шэнь Цинцю, не выдержав, поплотнее запахнул полы.

«И что он, по-твоему, мог со мной сделать? – мысленно возмутился он. – Учинил мне первостатейный скандал да разнёс половину пещеры! И что это за полный ужаса взгляд, скажи на милость?!

– Как я посмотрю, Ло Бинхэ чувствует себя во дворце Хуаньхуа как рыба в воде, – со вздохом заметил Шэнь Цинцю.

Гунъи Сяо издал невесёлый смешок.

– Это ещё мягко сказано. Воистину, духовные силы шисюна Ло непревзойдённы, он смел и решителен, разит словно гром и проносится подобно ветру, оставляя прочих глотать пыль, – ничего удивительного, что учитель ценит его столь высоко. Если бы шисюн Ло так не противился тому, чтобы официально стать его учеником, боюсь, не быть бы мне сейчас старшим учеником школы.

Шэнь Цинцю бросил на него сочувственный взгляд.

– Однако этот юнец явился к старейшине с важным поручением, – приняв серьёзный вид, поведал Гунъи Сяо. – Этим утром глава пика Шан обратился к моему наставнику за пропуском. Поскольку дело затянулось, он не знал, когда сможет навестить старейшину Шэня, и, имея к нему безотлагательное дело, попросил этого юнца передать послание. – Он запустил руку за пазуху и извлёк письмо.

Фигасе, и правда обычное письмо!

Впопыхах сложенный листок не был запечатан ни заклятием, ни хотя бы сургучной печатью.

Браво, Шан Цинхуа, ничего не скажешь!

– Прошу, не волнуйтесь, старейшина, я уже просмотрел это письмо…

«И как мне после этого не волноваться?!» – возопил про себя Шэнь Цинцю.

– …но ничего в нём не понял, – закончил Гунъи Сяо.

Шэнь Цинцю про себя выдохнул с облегчением: «Вот и славно». Он и впрямь недооценил Шан Цинхуа – тот всё же не дошёл до подобного уровня пофигизма. Видимо, он использовал какой-то тайный код, предвидя, что послание может попасть не в те руки.

Двумя пальцами встряхнув листок, Шэнь Цинцю развернул его. Едва взглянув на содержимое, он позеленел, а прочтя первые же строчки, побелел. По мере чтения, должно быть, его лицо являло собой занимательное цветовое шоу.

Письмо было на английском.

Вернее, на жутчайшем варианте чинглиша[25]25
  Чинглиш – в оригинале Chinglish – вариант английского языка, созданный под влиянием китайского языка. Термин «чинглиш» используется для обозначения изменений в грамматическом строе языка, не встречающихся в английском, а также бессмысленных с точки зрения английского языка фраз, используемых на английском в контексте китайского языка.


[Закрыть], состоящем из сплошных ошибок.

Английской грамматикой Шан Цинхуа не заморачивался, ограничившись китайской, а слова, которые он не знал, он просто написал на пиньине[26]26
  Пиньинь 拼音 (pīnyīn) – система романизации Китайского языка, принята в 1958 г. (на Тайване – в 2009 г.), один из авторов – Чжоу Югуан (наст. имя – Чжоу Яопин) (1906–2017). В системе используются все буквы латинского алфавита, кроме V, и одна с диакритическим знаком – Ü.


[Закрыть].

О, великий Самолёт, Стреляющий В Небеса, тебе не приходило в твою писательскую голову, что я тоже ни бельмеса не пойму в твоём мусорном английском?

Однако, немного пораскинув мозгами, Шэнь Цинцю смог продраться через эти дебри, уловив общий смысл написанного. Он сконцентрировал в ладони всю имеющуюся внутреннюю силу, и бумага распалась на клочки, которые опали на платформу, подобно снегу в шестом лунном месяце[27]27
  Снег в шестом лунном месяце 六月飞雪 (liù yuè fēi xuě) – чэнъюй времён эпохи Сражающихся царств, отсылающий к несправедливому обвинению. Правитель государства Янь, Цзи Пин (335–279 гг. до н. э.), пригласил Цзоу Яня (336–280 гг. до н. э.) и других мудрецов из государства Ци, дабы они помогли ему в управлении государством. Однако недовольные Цзоу Янем сановники возвели на него поклёп, в результате чего его бросили в тюрьму, и тогда в шестом лунном месяце внезапно пошёл сильный снег. Осознав, что был несправедлив, Цзи Пин освободил Цзоу Яня.


[Закрыть] – или его собственному душевному равновесию после бурных событий последних дней.

По всему выходило, он таки недооценил творческий подход эксперта Сян Тянь Да Фэйцзи.

Предназначено только для глаз Непревзойдённого Огурца.

Вопрос решён, все приготовления завершены. Место не изменилось, вышло лишь небольшое отклонение от плана по времени: в попытке ускорить созревание гриба солнечной и лунной росы я немного переборщил – теперь он настолько созрел, что через неделю уже сгниёт, так что я очень надеюсь, что ты сможешь выбраться из Водной тюрьмы дворца Хуаньхуа до этого срока. Не волнуйся, я использовал самую чуточку чего-то вроде минерального удобрения, так что на свойствах гриба это не отразилось. Во всяком случае, я на это надеюсь.

«В жизни этого человека существует такое понятие, как “ответственность”? – возмутился про себя Шэнь Цинцю. – Как ты вообще додумался использовать минеральные удобрения на флоре, которой сроду не касалось ничто ненатуральное? Минеральное удобрение, вы подумайте! “На свойствах гриба это не отразилось” – да твоим утверждениям веры не больше, чем крупным производителям сухого молока, от которого у детей головы раздувает![28]28
  Отсылка к «молочным скандалам», в том числе к скандалу 2008 года, когда от сухого молока и детских смесей бренда Саньлу 三鹿 (Sān lù, «Три оленя») пострадали 300 тысяч детей, было и шесть смертельных случаев. В числе последствий для здоровья детей были гидроцефалия, камни в почках и другие заболевания.


[Закрыть]»

Оглянувшись, Гунъи Сяо поторопил его:

– Старейшина, вы дочитали? Если да, то прошу, бросьте остатки письма в озеро, чтобы они растворились окончательно. Дело в том, что вчера шисюн Ло настрого запретил всем, кроме него самого, заходить в вашу камеру. Во избежание неприятностей этому юнцу лучше удалиться, пока никто не застал его здесь.

Схватив Гунъи Сяо за плечи, Шэнь Цинцю выдохнул:

– Окажи мне услугу.

– Прошу, говорите, старейшина, если это… – начал было Гунъи Сяо, но Шэнь Цинцю не дал ему закончить «…в моих силах», взмолившись:

– Выпусти меня.

Казалось, молодой человек утратил дар речи. Наконец он с трудом произнёс:

– Старейшина… это и вправду невозможно.

– У меня есть основания для подобной просьбы, – со всей серьёзностью заверил его Шэнь Цинцю. – У этого Шэня и в мыслях нет уклоняться от суда четырёх школ. Как только я покончу с одним важным делом, я по доброй воле вернусь в Водную тюрьму, чтобы ожидать решения суда. Если не веришь мне, я могу поклясться на крови.

Хотя подобную клятву нельзя было нарушить, после завершения задуманного это уже не будет иметь ни малейшего значения – так что да, он собирался совершенно бесчестным образом обвести доверчивого молодого человека вокруг пальца.

– Разумеется, я верю старейшине, – смутился Гунъи Сяо. – Но разве вы сами не согласились на заточение в Водной тюрьме по доброй воле? Что за дело требует вашего срочного участия? Если бы старейшина Шэнь выразился яснее, я бы, безусловно, довёл это до сведения глав школ и старейшин, участвующих в расследовании…

Разумеется, Шэнь Цинцю и сам питал изрядные сомнения на этот счёт. Быть замешанным в побеге заключённого – это вам не какой-то мелкий проступок для адепта дворца Хуаньхуа. Не очень-то порядочно с его стороны ломать жизнь этого многообещающего молодого человека подобным образом. Наверняка за эти семь дней ему представится какая-нибудь иная возможность.

Отказываясь от собственных слов, он пробормотал:

– Пожалуй, и впрямь не стоит. В конце концов, от этого мир не рухнет.

С этими словами Шэнь Цинцю подобрал клочки письма, чтобы бросить их в озеро.

Но из-за того, что он был весь обмотан вервием бессмертных, даже это простейшее действие далось ему с трудом – стоило ему шевельнуться, как платье Ло Бинхэ соскользнуло с плеч.

Гунъи Сяо, который поспешил прийти ему на помощь, при виде упавшего наземь одеяния невольно поднял взгляд – и застыл, будто руки и ноги внезапно ему отказали.

Шэнь Цинцю вопросительно воззрился на него в ответ.

Его плечо полностью оголилось – со стороны казалось, что рукав белого одеяния разорвали голыми руками. Ткань висела клочьями, словно кто-то основательно отходил владельца плетью. На обнажившейся коже виднелось множество ссадин, а если присмотреться, то можно было заметить проступившие на шее синяки.

Моральным ценностям Гунъи Сяо только что был нанесён сокрушительный удар.

– Старейшина… Ваше дело… это в самом деле неважно? – дрожащим голосом спросил он.

Неудивительно, что Ло Бинхэ запретил кому бы то ни было – даже из числа имеющих пропуск – посещать Водную тюрьму, дав от ворот поворот самому главе пика Шану!

Так вот оно как!

Что за непочтительный ученик!

Совершенно утратил совесть!

Хуже животного!

В душе Гунъи Сяо лил потоки кровавых слёз за старейшину Шэня.

– В самом деле неважно… – словно в трансе повторил Шэнь Цинцю.

Гунъи Сяо был потрясён до глубины души – как… как старейшина Шэнь умудряется сохранять такое самообладание в подобном положении?

Швырнув в воды озера последние клочки письма, Шэнь Цинцю заверил его:

– Прошу, не принимай мои слова близко к сердцу. Ты…

Тут Гунъи Сяо внезапно разогнулся, развернулся на сто восемьдесят градусов и ушёл, так и не вымолвив ни единого слова!

Лицо Шэнь Цинцю потемнело: «Стоило мне сказать, чтобы ты не принимал мои слова близко к сердцу, и ты тут же свалил? Мне одному кажется, что ты понял меня чересчур буквально?»

Откуда ему было знать, что менее половины большого часа спустя Гунъи Сяо вернётся, сжимая в руках какой-то продолговатый свёрток. Приблизившись к Шэнь Цинцю, он размотал покрывающую предмет ткань, снял печати и взмахнул им вниз по диагонали.

Луч белого света тотчас ослабил узы на теле Шэнь Цинцю – чувство сродни внезапно замкнувшемуся электрическому контуру. Согнув и разогнув пальцы, он ощутил возобновившийся поток духовной энергии, мощный и непрерывный. В последний день перед заточением циркуляция его ци была заблокирована необъяснимой вспышкой активности Неисцелимого яда, но после двух дней в узах вервия бессмертных отравление вновь не давало о себе знать. Может, это тот самый случай, когда применяют яд против яда или клин клином вышибают?

Вервие бессмертных осыпалось на платформу, распавшись на куски. Гунъи Сяо бросил ему принесённый предмет, и Шэнь Цинцю протянул руку, чтобы поймать его на лету.

Меч Сюя!

Шэнь Цинцю испытал ошеломительный восторг, вновь держа в руках свой меч. Бросив взгляд на Гунъи Сяо, он заметил:

– Я думал, он хранится в покоях старого главы Дворца.

– Даже рискуя навлечь на себя гнев наставника, этот юнец не мог оставаться в стороне, безучастно наблюдая, как старейшина подвергается подобному обращению, – твёрдо ответил Гунъи Сяо. – Я верю старейшине Шэню. Прошу, следуйте за мной!

Шэнь Цинцю внезапно охватило чувство полной беспомощности.

«Это что ещё за?.. Отчего у меня такое чувство… что он неверно понял что-то важное?.. – пронеслось у него в голове. – Впрочем… да и ладно… какая разница…»

– Хорошо! – решительно изрёк он вслух.

Хоть кровь небесного демона в его жилах покамест пребывала в спячке, Ло Бинхэ всегда будет знать, где он, куда бы он ни убежал.

Однако это не имело значения, пока Ло Бинхэ его не поймает!

– Старейшина, вы… вы сможете идти? – встревоженно поинтересовался Гунъи Сяо. – Если что, я могу понести вас на спине…

Помрачнев, Шэнь Цинцю сделал стремительный шаг вперёд, чтобы доказать, что он может перемещаться самостоятельно, притом весьма резво!

Растерявшийся Гунъи Сяо поспешил за ним. Однако стоило им заступить за пределы каменной платформы, как водный занавес с грохотом обрушился, отсекая путь.

Если бы спешивший покинуть платформу первым Шэнь Цинцю не успел вовремя затормозить, то быть бы ему с головы до ног окаченным этой кислотной водичкой. Как только они отступили, поток воды постепенно прекратился.

Выходит, этот занавес не даст им покинуть платформу. Не слишком ли интеллектуальна эта система безопасности?!

– Я совсем забыл, – тут же сообразил Гунъи Сяо. – Когда в Водной тюрьме содержится узник, кто-то непременно должен находиться на платформе; если же вес на ней окажется недостаточным, водный занавес запускается даже при отключённом механизме.

Само собой, прежде Гунъи Сяо и помыслить не мог о том, чтобы помогать узнику бежать, – так зачем ему было держать это в памяти?

– Иными словами, кто-то должен остаться на платформе, чтобы другие могли уйти? – предположил Шэнь Цинцю.

Гунъи Сяо кивнул.

– Значит, тебе придётся остаться.

Не оглядываясь на оторопевшего молодого человека, он взмахнул рукавами чужого одеяния и шагнул на тропу.

За спиной Шэнь Цинцю Гунъи Сяо слабым жестом поднял руку, пытаясь остановить его:

– Старейшина Шэнь, хоть этот юнец желает служить вам всем, что только в его силах, но, если я не смогу показать вам дорогу, боюсь, вам одному не выбраться отсюда!..

– Подожди, я скоро вернусь, – оглянувшись, пообещал Шэнь Цинцю.

Окончательно сбитый с толку Гунъи Сяо остался стоять на месте. Он хотел было последовать за Шэнь Цинцю, однако вовремя сообразил, что всё равно не сможет сойти с платформы, так что ему оставалось лишь терпеливо дожидаться возвращения старейшины. Прошло совсем немного времени, когда извне раздался приглушённый звук, и из-за поворота показался Шэнь Цинцю, который волок за шиворот чьё-то бесчувственное тело.

Затащив рябого ученика на платформу, он похлопал Гунъи Сяо по плечу:

– Этот славный юноша весьма кстати патрулировал тюрьму, и я взял на себя смелость позаимствовать его на время. Идём!

На самом-то деле это не было обычной случайностью: в дозоре было четыре человека, но Шэнь Цинцю, укрывшись в тени, терпеливо выследил именно этого невоздержанного на язык парня!

Самого Гунъи Сяо только что посетила мысль о том, чтобы схватить первого подвернувшегося под руку ученика и использовать его в качестве противовеса, однако он не признался бы в этом намерении даже самому себе. Увидев, что Шэнь Цинцю сам проделал это, молодой человек вздохнул с облегчением, что теперь он избавлен от необходимости оглушать товарища по школе. После этого они наконец смогли покинуть платформу вместе. Глядя на то, как Шэнь Цинцю запахивает потуже полы чёрного одеяния, Гунъи Сяо ощутил ком в горле.

У него болело сердце за Шэнь Цинцю, которого положение главы пика не спасло от заточения и унижений, и их венцом стало то, что ему даже нечем было прикрыться, кроме одежды своего же мучителя. Воистину, это зрелище переполнило бы состраданием любое сердце!

Глаза Гунъи Сяо сверкали не только от сочувствия, но и от праведного гнева, и Шэнь Цинцю оставалось лишь противопоставить этой буре эмоций бесстрастное выражение лица.

– Старейшина, прошу, снимите это! – внезапно выпалил Гунъи Сяо.

Шэнь Цинцю воззрился на него в немом изумлении: «Чего?!»

Не дожидаясь его реакции, Гунъи Сяо принялся стягивать собственное верхнее платье. Прежде чем Шэнь Цинцю успел решить, не стоит ли послать критический заряд духовной энергии, чтобы привести его в чувство, Гунъи Сяо уже почтительно протянул ему своё одеяние обеими руками.

– Прошу, наденьте это!

В мозгу Шэнь Цинцю наконец-то забрезжила догадка.

Так вот что он имел в виду! Чёрные одежды Ло Бинхэ прекрасно соответствовали его характеру: как и сам главный герой, они на первый взгляд были неброски и скромны, однако же при этом роскошны и исполнены глубокого смысла. К сожалению, эти одежды также неминуемо притягивали внимание, так что Шэнь Цинцю и впрямь лучше было переодеться в гораздо менее заметный здесь белый – Гунъи Сяо на поверку оказался весьма предусмотрительным юношей.

Шэнь Цинцю решительно скинул чёрное одеяние, переодевшись в белое с плеча Гунъи Сяо. Прежде чем уйти, он, на мгновение задумавшись, всё же аккуратно сложил верхнее платье Ло Бинхэ и лишь после этого опустил его на пол.

Стоило Шэнь Цинцю покинуть Водную тюрьму, как ноги сами понесли его вперёд, однако по мере продвижения к выходу он воочию убеждался в том, что лабиринт дворца Хуаньхуа – поистине ужасающее место. Пещеры и переходы соединялись друг с другом так, что на каждые три шага приходилось по девять поворотов – от этого у кого угодно зарябило бы в глазах и пошла бы кругом голова. Шэнь Цинцю шёл, чуть не наступая на пятки своего провожатого, но при этом не раз умудрился почти потерять его. Если бы Гунъи Сяо не знал распорядок охраны тюрьмы как свои пять пальцев, то, пожалуй, они уже наткнулись бы на несколько патрульных команд.

Половину большого часа спустя они наконец выбрались из подземелий на белый свет. Безостановочно прошагав немало ли, они вошли под сень леса Байлу и вскоре достигли границ владений дворца Хуаньхуа. Поскольку по пути они так и не услышали отзвуков сигнального колокола Водной тюрьмы, пропажу пленника, по-видимому, ещё не обнаружили. Шэнь Цинцю не мог не признать, что отчасти успеху побега способствовал сам Ло Бинхэ, запретив остальным посещать Водную тюрьму.

– Молодой господин Гунъи, тебе не стоит провожать меня дальше, – немного передохнув, заявил Шэнь Цинцю. – Тебе следует вернуться, пока никто не заметил твоего отсутствия. – Помедлив, он добавил: – Если в течение этих семи дней тебе случится проезжать через город Хуаюэ, ты непременно найдёшь меня там.

– Раз старейшине больше не требуется помощь, то я вас оставлю, – отозвался Гунъи Сяо. – Хотя мне неведомо, как старейшина собирается разрешать грядущие трудности, я всё же попрошу его проявлять предельную осторожность. Что до совместного суда четырёх школ, который должен состояться через месяц, то старейшине не следует тревожиться по этому поводу: как он верно заметил, правда будет говорить сама за себя. Господа главы школ обязательно очистят ваше имя от всякой клеветы.

При этих обнадёживающих словах Шэнь Цинцю не смог сдержать усмешки. Прежде всего, его тёмное прошлое никуда не денется. А во-вторых, на предстоящее судилище ему было начхать с высокой горки, ха-ха-ха… Подумав об этом, он беззаботно сложил руки в вежливом поклоне:

– До скорой встречи.

* * *

Дорога, ведущая от владений дворца Хуаньхуа к городу Хуаюэ, проходила прямиком по Центральной равнине – многолюдному процветающему региону, а это значило, что здесь не было недостатка в поместьях знатных семей и школах совершенствования для мирян.

Совершенствующиеся этих мест делали особый упор на защиту от вторжений с воздуха. Как и город Цзиньлань, их поселения окружали гигантские барьеры; если меч совершенствующегося или иной ритуальный артефакт пролетал над таким барьером со скоростью, превышающей установленную, его сразу замечали, и стражи тут же доносили о нём в вышестоящие инстанции.

Иными словами, воспользоваться этим видом транспорта было всё равно что объявить о своём маршруте бегства из рупора. Потому-то Шэнь Цинцю то и дело приходилось приземляться и обходить эти поселения пешком – так, то летя на мече, то шагая без остановки, он к исходу следующего дня наконец достиг города Хуаюэ.

Уже подходя к городу, Шэнь Цинцю понял, что выбрал крайне неудачное время для визита: он прибыл в разгар празднования дня основания Хуаюэ, так что гирлянды разноцветных фонариков заливали улицы ярким светом ночь напролёт. Всюду, куда ни глянь, парили драконы и танцевали львы, музыка и грохот барабанов оглушали. Лоточники теснились друг к другу, празднующие и разносчики вперемешку толклись на улице, не давая пройти, – похоже, в эту ночь всё население города повысыпало из домов.

Но ещё более неудачным было то, что аккурат к его прибытию плотные облака затянули светлый лик луны.

Без содействия лунного или солнечного света вероятность неудачи многократно возрастала. Не находя себе места от беспокойства, Шэнь Цинцю решил немного выждать – день, не более того, но если облака так и не разойдутся, придётся действовать на свой страх и риск: дольше медлить он не мог. Всяко лучше рискнуть, чем потом рыдать над перезревшим грибом солнечной и лунной росы. Шэнь Цинцю подозревал, что к этому времени, даже если результат аграрных усилий Шан Цинхуа хорошенько поджарить и подать с вином, это всё равно не отобьёт стойкого химического привкуса получившегося блюда.

Хоть Шэнь Цинцю шёл не торопясь, он то и дело натыкался на расшалившихся детей. Глядя на стайки смеющихся девушек, он невольно пожалел о том, что, подстёгиваемый смертельной опасностью, не может насладиться прогулкой по праздничному городу.

Внезапно на него вышли несколько мужчин в одеяниях сходного цвета и покроя с длинными мечами за спиной – по надменным позам и самоуверенно выпяченной груди в них можно было без труда признать гордых адептов школы совершенствующихся.

Как это ни парадоксально, чем мельче была школа, тем старательнее её адепты подчёркивали принадлежность к ней; дай им волю – и они бы вышили её название гигантскими иероглифами на одежде. Шэнь Цинцю как ни в чем не бывало развернулся, подхватил удачно лежащую поблизости маску демона и прикрыл лицо. Поскольку добрая половина празднующих также носила маски, он мог не бояться привлечь к себе внимание. Проходя мимо, он услышал, как один адепт говорит другому:

– Шисюн, а это правда, что меч Сюя сейчас в Хуаюэ, где завладеть им может любой?

– Как может постановление об аресте, выпущенное четырьмя великими школами, оказаться фальшивкой? – упрекнул его старший. – Разве ты не видел своими глазами, сколько людей прислали, чтобы окружить город? Или ты не слышал, что за вознаграждение посулил дворец Хуаньхуа за его поимку? Можно подумать, оно тебе не нужно!

В мозгу Шэнь Цинцю взбурлил целый водоворот из миллионов противоречивых мыслей. Выходит, он, сам того не ведая, уже обратился в беглого преступника, за голову которого назначена цена.

– Неудивительно, что дворец Хуаньхуа столь расщедрился. Ведь их постигло такое несчастье…

«И какое же, хотел бы я знать? – возмутился про себя Шэнь Цинцю. – Я всего-то вырубил одного жалкого ученика, так с какой стати они строят из себя жертву?»

Он собирался было выведать побольше, но адепты уже уходили, их отделил от него поток людей, так что в конце концов он сдался. Шэнь Цинцю принялся оглядываться в поисках временного пристанища, где он мог бы передохнуть, но тут его нога внезапно налилась тяжестью. Опустив взгляд, он обнаружил, что на ней повис ребёнок.

Малыш медленно поднял голову. Его бледное личико казалось истощённым от голода, но большие, сияющие ясным светом глаза смотрели прямо на Шэнь Цинцю.

Он ласково потрепал ребёнка по голове:

– Из какой ты семьи? Ты потерялся?

Тот кивнул, ответив нежным тонким голоском:

– Потерялся.

Этот ребёнок показался Шэнь Цинцю необычайно милым и к тому же смутно знакомым, так что он, не задумываясь, наклонился и, подняв его на руки, усадил на сгиб локтя.

– С кем ты сюда пришёл?

Тотчас обхватив мужчину за шею, мальчик поджал губы:

– С наставником.

Неужто он тоже маленький ученик какой-то школы? Если кто-то из взрослых его ищет, это может быть чревато нешуточными проблемами. Однако что-то в том, как он произносил слово «наставник», затронуло потаённую струну в сердце Шэнь Цинцю, к тому же просто так оставить этого потерявшегося ребёнка и дальше с несчастным видом сидеть на корточках у обочины дороги было бы чересчур жестоко. Похлопав его по спинке, мужчина посетовал:

– Твой наставник плохо за тобой присматривает, стало быть, у него нет ни стыда, ни совести. Ты помнишь, где вы с ним разлучились?

– Помню, – хихикнул мальчик ему прямо в ухо. – Наставник столкнул меня одним ударом – как можно такое забыть?

Внутри Шэнь Цинцю всё похолодело.

Его охватило чувство, что он держит на руках не ребёнка, а ядовитую змею, которая кольцами обвилась вокруг его шеи, обнажив сверкающие клыки!

С силой отшвырнув ребёнка, он обернулся, чувствуя, как по спине бегут мурашки, а волоски на теле встают дыбом.

Все прохожие замерли, глядя на него.

И те, что в масках, и те, что без них, в один миг словно остолбенели.

Личины злобных призраков были поистине пугающими, но ещё больше страху нагоняли те, что без масок: у них вовсе не было лиц!

* * *

Первым побуждением Шэнь Цинцю было опустить ладонь на рукоять Сюя, но он тотчас одёрнул себя: нельзя их атаковать!

Именно этому он некогда учил Ло Бинхэ: нападая на «людей» в Царстве снов в пределах барьера Мэнмо, он на самом деле ранит свой изначальный дух.

Лоб Шэнь Цинцю покрылся холодным потом. Он не понимал, каким образом угодил в этот барьер, но ведь люди обычно не замечают, когда и как соскальзывают в сон. Разве он не бежал?! Не мог же он быть настолько толстокожим, чтобы просто заснуть на обочине дороги во время бегства?

– Учитель! – окликнул его из-за спины нежный детский голос.

Только что он и впрямь казался усладой для ушей Шэнь Цинцю, теперь же внушал неизъяснимый ужас.

За его спиной стоял маленький Ло Бинхэ.

– Почему ты меня бросил? – еле слышно произнёс он.

Однако Шэнь Цинцю решительно двинулся вперёд, не оглядываясь.

Безликие горожане продолжали таращиться на него – вернее, учитывая, что у них не было глаз, их лица просто поворачивались в его направлении, и всё же спиной Шэнь Цинцю безошибочно ощущал их бесчисленные взгляды.

Делая вид, что не обращает на них внимания, Шэнь Цинцю ускорил шаг. Когда ему на пути попадались прохожие, он попросту отбрасывал их в сторону. Внезапно его замах блокировала чья-то рука; она была тонкой, будто тростинка, но при этом её сила наполняла душу невольным страхом: Шэнь Цинцю словно натолкнулся на железный прут.

Его запястье крепко обхватил четырнадцатилетний Ло Бинхэ, и на его измождённом лице, с которого не сходили синяки, читалась вселенская тоска. Оказавшиеся совсем близко угольно-чёрные глаза неотрывно смотрели на Шэнь Цинцю.

Снова ты?!

Мужчине пришлось трижды тряхнуть рукой со всей силы, прежде чем он сумел высвободиться, чтобы тут же сорваться на бег, расталкивая толпу. Сперва ребёнок, теперь подросток – если подтянется ещё и взрослая версия, его хрупкой психике этого точно не выдержать!

Однако улица всё не кончалась. Пробегая второй раз мимо лотков по обе стороны дороги, возле которых резвились безликие дети и смеялись сбившиеся в кучки девушки в масках призраков, Шэнь Цинцю понял, что эта улица закольцована – он не сможет покинуть её, двигаясь вперёд!

Поскольку идти назад было так же бесполезно, оставалось поискать другой путь. Внимательно осмотревшись, Шэнь Цинцю поспешил к винной лавке.

Высоко висящие над входом фонари источали манящий приглушённый свет. Деревянные двери были плотно закрыты, но Шэнь Цинцю распахнул их и вошёл. Стоило ему переступить порог, как их створки сами собой захлопнулись за ним.

Внутри его встретила непроглядная тьма с гуляющими по помещению промозглыми сквозняками, будто он очутился не в зале лавки, а в какой-то пещере.

Подобная метаморфоза ничуть не удивила Шэнь Цинцю: в конце концов, законы здравого смысла ко сну неприменимы, а значит, любая дверь может открываться куда угодно.

Стоило ему подумать об этом, как его ушей достигли странные звуки.

Более всего они походили на тяжкие хрипы человека с пробитыми лёгкими, который заходился в мучительной агонии.

Кроме того, казалось, он был там не один!

Шэнь Цинцю щёлкнул пальцами, и с них сорвалось пламя, устремившись к источнику звуков.

Едва огонь осветил происходящее в малейших деталях, зрачки мужчины резко сузились от шока.

Стоящий перед ним Лю Цингэ приставил к груди меч Чэнлуань, готовясь вонзить его в себя.

Кровь из бесчисленных ран окрасила белые одежды Лю Цингэ в ужасающий тёмно-красный цвет и ручейком стекала изо рта. Похоже, он уже потерял счёт нанесённым самому себе ударам. Перекошенное безумной яростью лицо красноречиво свидетельствовало о том, что рассудок покинул его, пав под натиском искажения ци.

В желтоватых отсветах огня эта сцена представала запредельно жуткой. Шэнь Цинцю вмиг позабыл, что пребывает в Царстве снов, и бросился к Лю Цингэ, чтобы отобрать у него Чэнлуань. Но меч уже пронзил сердце его шиди. Стоило Шэнь Цинцю легонько коснуться его, как из раны хлынул поток алой крови, застя взгляд красной пеленой. Невзирая на весь ужас происходящего, ему удалось взять себя в руки. Отступив на пару шагов назад, он на кого-то налетел и резко развернулся.

Перед ним с опущенной головой стоял Юэ Цинъюань.

Хоть глаза его были уставлены прямо на Шэнь Цинцю, в них не было ни малейшего проблеска света. Всё его тело сплошь ощетинилось чёрными как смоль стрелами.

Пронзён десятью тысячами стрел.

Тут-то Шэнь Цинцю понял, что предстало его глазам: изначальные смерти его братьев по школе!

Те, что оригинальный Шэнь Цинцю подстроил собственными руками!

Шэнь Цинцю почувствовал, что более не в силах на это смотреть. Уж лучше насмехающаяся над ним безликая толпа, чем подобные зрелища!

Он двинулся в том направлении, откуда пришёл, и, как ни странно, действительно сумел нащупать дверь на том же месте. Распахнув её пинком, Шэнь Цинцю бросился прочь, словно человек, которому только что даровали помилование. В голове творился сущий кавардак. Не в силах взять себя в руки, он, спотыкаясь, брёл по улице – должно быть, он представлял собой на редкость жалкое зрелище. Душевного спокойствия не добавляло и то, что «горожане» в гробовом молчании продолжали на него глазеть.

Окончательно утратив способность ориентироваться, Шэнь Цинцю на всех парах врезался в кого-то.

Этот мужчина машинально заключил его в крепкие объятия.