Текст книги "Европа, тюрки, Великая Степь"

Не случайно русское колокол, немецкое Glock и французское cloche — явно одного корня. Однако объяснение, будто в их основе лежит латинское сlocca, не удовлетворительно. Здесь явная латинская адаптация иноязычного слова, которое вытеснило прежнее campana.

Название выведено из выражения qalïk qol-, составленного из двух древнетюркских слов: qalïk (небо, небеса) и qol- (просить, молить). Перевод «моли небеса» прямо указывает на назначение колокола (qalïk qol- ~ калыккол ~ калыкол ~ колокол).

Воистину верны слова: «Колокол таинственно связан со святыми силами и людскими душами; он будит землю и небо».

Впрочем, не исключено и другое толкование этого слова, тоже тюркское: qol (в значении «рука») и oqï- (звать, призывать), то есть «призывать рукою».

Иначе выглядит и история слова «кампана» – к итальянской провинции оно не имеет отношения. Название составлено из двух древнетюркских слов: cam (священнослужитель) и pan (доска), что значит «доска священнослужителя». Это абсолютно точно передает назначение била (сатрапа ~ кампана ~ кампан ~ cam pan).

Более того, объясняет, почему с появлением настоящих колоколов на смену слову сатрапа пришло сlосса.

И это не все. В церковном уставе помимо «кампаны» используется термин «тяжкая», якобы перевод греческого слова «барайа» («тяжкие»). Считается, что так назвали большие колокола за их сильный звук.

Здесь явное сочетание двух древнетюркских слов: bar- (исчезни) и аjаγ (грех) (bar– ajaγ ~ барайаг ~ барайа). Перевод «исчезни грех» передает символическую суть благовеста, когда колокола («во вся тяжкая») звучат в дни торжественных событий в церкви. Например, на Пасху.

Кондакарь – старинная запись пения, которое было известно кипчакам в алтайскую пору, когда складывались обряды тенгриан. К сожалению, символы кондакаря так и не расшифрованы

В северной ветви буддизма есть специальный обряд уничтожения грехов. Эта церемония проводится перед входом в монастырь.

К слову, колокольчик – атрибут буддийского алтаря, он символизирует высшую мудрость.

Кондак – жанр византийской церковной поэзии. Отсюда якобы и название, восходящее к греческому kontбkion — «краткий».

Творцом кондаков в христианской Церкви был Роман Сладкопевец, он родом из Сирии, жил в V–VI веках. Однако самые ранние образцы («Пир дев») приписывают Мефодию, епископу из Ликии, умершему в 311 году.

Кондак как жанр церковного творчества расцветает в западном мире благодаря тюркам. О чем в VI веке сообщали сирийские источники. Это позволяет полагать, что термин «кондак», как и «ирмос», тюркского происхождения. Он от древнетюркского слова köndgär- (направлять на истинный путь). Сочетание köndgar– + аффикс – k дословно – «направление на истинный путь». Вот почему кондаки излагают содержание праздника или жизни святого!

По поверьям древних тюрков, в знаменах жили духи – покровители рода. Отсюда драконы, волки, кресты и другие символы на их знаменах. В раннем средневековье эта традиция прижилась в Европе: знамя крестоносцев (XI век); знамя Священной Римской империи (с XV века); знамена Тевтонского ордена. Как и лабарум императора Константина Великого, их украшали тенгрианские кресты

Такая трактовка куда уместнее, нежели греческое «краткий» (köndgärk ~ кондгарк ~ кондарк ~ кондак ~ kontákion).

На Руси певческие рукописи XI–XIV веков включали в себя собрание кондаков и назывались «кондакарь». Эта фонетическая адаптация еще ближе к тюркскому первоисточнику, нежели греческая (köndgärk ~ кондгарк ~ кондагарк ~ кондакарь).

Кондакарное письмо, к сожалению, так и не расшифровано. А причина неудачи в игнорировании тюркских традиций. Европа не желает замечать, что кондакарное письмо имеет тюркские истоки.

Кукуль – головной покров монахов-великосхимников. В отличие от клобука покрывает голову и спускается на оба плеча, грудь и спину и везде покрыт изображениями святого равностороннего креста. Кукуль – знак беззлобия, напоминающий монаху о незлобии и младенческой простоте.

Кукуль, как и клобук, имеет бесспорно тюркское происхождение, название состоит из двух слов: kü-(охранять) и qul (раб Божий). Перевод «охраняй раба Божьего» говорит о прямом назначении кукуля и передает его символическую суть.

Лабарум – название знамени с крестом, которое утвердил император Константин. Происхождение слова «лабарум» (labarum) считается неизвестным.

Культ креста пришел в Европу вместе с тюрками-кипчаками. Равносторонний крест – символ Тенгри.

Византия, заимствуя у тенгриан обряды почитания Бога Небесного и приспосабливая к ним христианство, переняла и культ креста. Вот почему в IV веке равносторонний крест украсил знамена Константина.

Саккос Московского митрополита сшит в 1364 году. Он позволяет судить об одежде тенгрианских священнослужителей: голубого (небесного) цвета, с равносторонними крестами. Самое главное – сшит до официального учреждения христианской Церкви в Московском княжестве

«Лабарум» есть явная адаптация тюркского выражения ala barïm (ala barïm ~ алабарым ~ алабарум ~ лабарум ~ labarum). В его основе: ala (в значении «недобрые помыслы», «козни») и barпm (погибель), образованное сочетанием глагола bar- (исчезать, умирать) + аффикс – пm.

Перевод этого выражения – «погибель недобрых помыслов» – очень точно отражает ситуацию, после которой малоизвестный грек Константин стал Великим государем. Имея за плечами тюркское войско, сделать это было не трудно.

Монастырь – общины монахов или монахинь.

Первые западные монастыри возникли через тысячу лет после буддийских, в III–IV веках. Это были поселения отшельников в Египте, которые имели облик крепостей. Но только в середине V века по правилам IV Вселенского собора (451) монахи были причислены к христианам и подчинены ведению епархиальных архиереев.

Уже одно это показывает, что идея монашества не могла возникнуть в христианской среде.

Но официальная версия слово «монастырь» выводит из греческого «монос» (один), отсюда – monastérion (келья отшельника). Однако это совершенно не согласуется с историей монастырей.

Налицо очередная неудачная греческая «адаптация»! У древних тюрков была молитва manastar χïrz-a («прости мне мои прегрешения»). Эта формула пришла из санскрита. Особого внимания заслуживает в ней первое слово manastar. Оно состоит из manasá (душа) и tar (спасать), что переводится как «спаси душу».

Золотые дробницы с саккоса Московского митрополита. Их сделали на сто с лишним лет раньше самого саккоса. Видимо, они сняты с другой одежды. Судя по орнаменту и технике изготовления, это типично тюркское украшение: подобные изделия не раз находили в древних курганах Великой Степи

Видимо, эту короткую молитву тюрки читали при входе в монастыри или около святых мест. Она абсолютно точно передает чувства тех, кто искал в монастырях спасения от мирской скверны.

Нимб – изображение сияния вокруг головы (символ святости). Происхождение его не установлено.

В Европе слово «нимб» обычно выводят из латыни, от nimbus (туча, облако). Между тем нимб – один из древнейших символов восточной культуры, означающий истечение жизненной силы, мудрости, сияние святости. Нимбы были разной формы и разного цвета.

Этот термин – явная адаптация древнетюркского выражения jaη im ba (jaη im ba ~ янимба ~ нимба ~нимб ~ nimbus), состоящего из трех слов: jaη (сияние), im (знак) и ba- (обвязывать).

Перевод понятен – «окружи знаком света», «высвети». Он – наставление иконописцам.

Орарь – длинная лента, которую носит на плечах христианский священник.

Историки Церкви не установили, когда орарь стал облачением священнослужителей. Расходятся их взгляды и на происхождение самого слова «орарь».

По дурной традиции слово «орарь» считается греческим. Одни настаивают на греческом «видеть», «наблюдать». Другие производят его от «хранение», «попечение», подразумевая, что лица, имеющие орарь, пекутся о душах верующих. Есть и латинский вариант – orarium, от orare (молиться).

Тенгрианский крест – фрагмент украшения седельных ремней. Типичная деталь торжественной упряжи

Такая разноголосица объяснима. Слово это тюркское, в его основе лежит ör– arï-, состоящее из ör- (вязать, плести) и arï- (очищаться) (ör– arï- ~ орары ~ орари ~ орарь).

Особого внимания в выражении ör– arï- заслуживает слово arï-. В древнетюркских религиозных текстах слово arï- означает «очищаться от грехов». Вот цитата: «jazuquη arïγa mujan bulγa sen» («очистятся твои грехи, и ты добьешься справедливости»).

Таким образом, перевод слова «орарь» с древнетюркского – «завяжи и очистись» – совершенно точно передает символическую суть носимого облачения. Здесь нет ни малейшей натяжки.

Надевая орарь, священнослужитель опускает его концы вниз, а прочитав молитву, он перевязывается орарем, показывая тем самым свою духовную чистоту. Это – тенгрианская традиция.

Язычник – сторонник многобожия, идолопоклонник.

Слово «язычник» имеет явную древнетюркскую основу jaz- (грешить). Сочетание jaz– + аффикс – ïgčï переводится как «грешник» (jaz– + – ïgčï ~ языгчи ~ язычиг ~ язычник).

Не исключен и другой вариант этимологии этого слова: тюркская основа jazïnč (грех) + русский суффикс – ник (jazпnи + – ник ~ язынчник ~ язычник). Однако это менее вероятно.

Таким образом, можно полагать, что русское слово «язычник» есть заимствование тюркского слова «грешник»…

Как видим, криминалистам открываются неплохие перспективы в исторических исследованиях. Их методики здесь кстати. А мы взяли лишь одну область «преступлений» – религиозную… Так, куда исчезли тюркские духовные ценности? Этот вопрос уже, кажется, не зависает в воздухе, как прежде.

Но религиозная история не закончилась «потерянными» словами, она имела продолжение.

Расколы и раскольники

К концу первого тысячелетия пространство Европы раскололось на две враждующие стихии – Рим и Константинополь возненавидели друг друга. Причины для тайной и явной вражды между ними были давние.

Во-первых, экономические. Византия долго и успешно общалась с тюрками: знаменитый Шелковый путь заканчивался в Византии, проходя по Дешт-и-Кипчаку. Путь «из варяг в греки» тоже вел в Византию и тоже через Дешт-и-Кипчак. Успешная торговля с восточными соседями усиливала позицию греков в их противостоянии Риму. Вот Рим и желал выгодных ему перемен.

Вторая причина противоборства Рима и Константинополя была не менее весомой – религиозные разногласия. Они выткали канву всей политической жизни Европы: «Чья власть, того и вера». Эти слова служили девизом. Речь шла о владении миром, о претензиях двух держав, которые лишь маскировали свои желания теологическими спорами: не Бог, а золотой телец вдохновлял правителей.

Приняв в IV веке христианство, и Рим, и Константинополь быстро из рабов превратились в господ, и они не жалели сил, чтобы после смерти Аттилы отмыть, обелить свое рабское прошлое. Греческие императоры первыми поняли, как это сделать – с помощью религии, которую обе страны приняли все-таки насильственно и которую теперь важно было сделать себе подвластной.

Лишь религия несмываемой печатью указывала им на былое.

В Центральной и Западной Европе преуспевали римляне, переманившие много кипчаков. Восточная Европа осталась за греками, которые умело балансировали между Римом и степняками. А поскольку политическое давление в Европе велось через Церковь, то правители двух враждующих стран обратили взоры именно на Церковь, через нее надеясь влиять и на противника, и на соседей, через нее возвышаться и творить себе будущее и прошлое. Христианство все больше и больше становилось инструментом политики. И только политики.

В Риме вплоть до IX века светская власть очень активно вела дела папства – церковные нововведения, догматы и правила исходили, как правило, от светских политиков, которым прислуживала Церковь.

И это было объяснимо. После блестящих побед Аттилы Западная империя долго не могла восстановиться – ее терзали «варвары» и многочисленные «варварские королевства», которые появились в Европе.

Лишь в 591 году, заключив мир с варварами-лангобардами, римские власти получили передышку. И за дело взялась Церковь, центр которой был тогда в Византии, – папа римский обязан был согласовывать свои действия с Вселенским патриархом, но он не всегда делал это.

В VII–VIII веках Римская церковь с благословения папы Григория Великого тайно начала блестящую идеологическую агрессию на север, к тюркам, где господствовало тенгрианство (или «арианство», по христианской терминологии). Тысячи и тысячи людей через десятилетия оказались в плену Рима. И они даже не узнали об этом!

Папа умело повел диалог с королем Испании, нашел общие слова с воинственной Брунгильдой – королевой Австразии, стал едва ли не своим человеком на южных землях Британских островов. Вся Западная Европа почувствовала на себе миротворческую активность Рима – войны надоели всем.

Одно из ранних изображений Христа. Налицо попытка изменения формы равностороннего креста. Художник пытается уместить человека на тенгрианском кресте, умышленно искажая пропорции тела Распятого

Умело маневрируя связями, не афишируя их, папа тихо собирал силу, превращая папство в активный институт власти… Тайное войско, суд, финансы… А главное – слово (идеология), оно было главным оружием.

Папа Григорий Великий задумал государство над государствами… Триста лет энергично и незаметно Западная церковь вела его строительство. Лишь когда все было готово, папа Николай I (858–867) заявил о самостоятельности римской церкви. Это был очень серьезный удар по престижу Византии. Завоеванная самостоятельность! С ней нельзя было не считаться, ее нельзя было не уважать.

В Византии же, начиная от императора Константина, Церковь стояла за спиной императора, полагаясь на его силу и власть. Она почила на лаврах. Зависимость ее проявлялась во всем, активной политики она избегала. Тихо властвовала.

В споре за лидерство церковный Рим выбрал, конечно, самый трудный, но и самый плодотворный путь: он полагался только на себя. Последовательно укрепляя свою власть, свои финансы и одновременно упрощая тенгрианский канон, формировал свой обряд, свою службу. Иначе говоря, искал свое лицо, свою индивидуальность. Только так он мог вырвать церковное лидерство у Византии и вновь занять трон повелителя Европы.

В Западной церкви смело отбрасывали старые, придумывали новые обряды, которые по духу были ближе европейцам. И хотя образ тюркского Бога Небесного по-прежнему присутствовал в ее пантеоне, но… уже не на переднем плане был он. Скорее ютился фоном для Христа, Девы Марии, различных святых. Религия все дальше отходила от своей божественной сути. Внешняя, обрядовая ее сторона явно преобладала в нововведениях Рима.

Впрочем, так и должно было быть: иначе папство не получило бы свое лицо и право на собственную церковную политику, к которой обязаны были прислушиваться. В средневековье обрядовой стороне придавалось особое значение. Парадокс заключался в том, что внешняя помпезность уводила людей от Бога. Рим, добившийся власти, нищал духовно: богатство, роскошь губили его, вызывали несогласие паствы.

Константинополь уступал римлянам одну позицию за другой – политика греков была даже не консервативной, скорее закостенелой. Греческие правители тихо паразитировали на религии, напоминая медведя в берлоге, который живет зимой за счет накопленного летом жира. Однако в идеологии так продолжаться долго не могло – и идеи стареют. Жизнь при всей ее лености, консервативности не терпит застоя, иначе она превращается в болото.

Византия была обречена. Рано или поздно страна должна была рухнуть в это бесславное болото: ее благополучие целиком и полностью зависело от Дешт-и-Кипчака. Не считаться с тюрками она не могла. Вот почему греки держались чуть восточнее для Запада и чуть западнее для Востока.

Конечно, нововведения были и в Греческой церкви, но непоследовательные, непродуманные (например, иконоборчество). Константинополь вынужденно проявлял сдержанность, похвальный консерватизм, который в конце концов и привел Европу к разделению христианской единой Церкви на византийскую и римскую. Случилось это 16 июля 1054 года, тогда был подписан акт взаимного отлучения.

Восток и Запад объявили миру, что они отличаются мировоззрением. Это крупнейшее событие и увенчало политику, которой так или иначе придерживались обе стороны, начиная с IV века – с момента заселения Европы тюрками и принятия христианства в колониях Римской империи, а также в самом Риме[44]44
  По сути же христианство, в нынешнем (!) его понимании, Европа приняла только к XIII веку. Тогда исчезли последние языческие страны, был в целом сформирован и принят в общем виде канон, действующий поныне без каких-либо принципиальных изменений. Хотя различия (большие и малые) в действующих Церквах сохранились до сих пор.


[Закрыть].

Вспыхнул первый крупный конфликт внутри Церкви. К сожалению, для Европы он был не единственным: церковно-политические разногласия всегда слагали некий дипломатический фон, насыщенный взаимными упреками в ереси. Складывалось ощущение, что каждая европейская Церковь владела некой божественной истиной, устанавливая, что есть правильно, а что – нет. Папа Геласий I, например, на Соборе в Риме 13 мая 495 года торжественно объявил себя «наместником Христа на Земле». Ни больше ни меньше. Церковники утверждали за собой право называть ересью все, что им угодно. Борьбой с ересью оправдывались войны, тайные убийства, публичные казни… Политика велась грязная и отнюдь не церковная! Смрад стоял над Европой.

Что, например, представлял собой церковный розыск, позже названный «инквизицией»? Или – к чему всегда призывали церковные Соборы и церковные суды?.. О них написано много, но крайне однобоко. В угоду только Риму или Византии. Нигде не подчеркивалось, что именно называлось ересью.

Ужасы инквизиции (рисунок из книги Самюэля Кларка (1675–1729) “Мартиролог”). Позорный способ казни, принятый только в Великой Степи, свидетельствует о том, что кипчаков-тенгриан уничтожали кипчаки-христиане

Церковные идеологи умело закладывали в сознание миллионов людей мнение, что существует враг Христа, с которым борется благочестивая Церковь. Враг, якобы выступающий против Церкви, а значит, и против «наместника Христа на Земле», то есть живого Бога… Все скрутили, запутали в клубок и называли непонятным (тюркским же!) словом «ересь».

Костры инквизиции явно начинались не с хвороста…

Это кипчаки, воспитанные на иных духовных традициях, горели на кострах, по-прежнему уверенные в том, что Христос не бог; это их пытали и мучили, заставляя отречься от веры в Бога Небесного – Тенгри; это тюркскую божественную литературу, сперва переведя на свои языки, уничтожали церковники, опять же прикрываясь абстрактным словом «ересь»… Так веками отучали европейских тюрков от своей культуры, от своей истории. И, кажется, отучили.

Образно говоря, Варфоломеевскую ночь Рим готовил за много веков до 1572 года, убивая всех несогласных с его духовной политикой. Руки иных римских и византийских святош – по локоть в крови.

Только во Франции за ту одну «ночь» (к слову, она продолжалась несколько дней) убили более 30 тысяч человек, которые были противниками римского христианства; конечно, кальвинисты своих тенгрианских корней, видимо, не сознавали – века сделали свое дело, но ненависти к Риму они не растеряли, передавая неприязнь к католичеству от поколения к поколению по сей день. Вряд ли кто из европейцев мог бы объяснить причины своей неприязни к католикам – их всегда просто ненавидела половина Европы. Без объяснений.

Репрессии, фальсификации, шантаж, угрозы были политикой Церкви. И до Варфоломеевской ночи, и после нее… В открытом диалоге со своими противниками она проигрывала, поэтому и укрепилось в христианстве нелепейшее правило – «верить, не задумываясь» Обсуждать догматы веры христианам запрещалось.

…Более шестидесяти (!) изменений в тенгрианский канон в угоду своей политике внесли католики. «Новизна» порой бралась ими из митраизма – религии, соперничавшей с христианством и имевшей когда-то распространение в Римской империи.

Но некоторые нововведения не сразу принимала даже Римская церковь. Например, филиокве – исхождение святого духа, догмат, появившийся в VII веке как дополнение к принятым в IV веке. Сперва филиокве внесли в символ веры испанцы, а в 1009 году с ним согласились и в Риме.

Этот и другие примеры (а их много!) показывают, что история Великой Степи забылась в Италии, во Франции, в Испании, в Англии – ее вытравили инквизиторы. Но она не умерла! Она все эти века жила с потомками Аттилы, передаваясь из поколения в поколение. Забылась, но не забыта.

Разделение Церкви – это разделение сфер господства. Иного здесь нет. И оно, это разделение, оформилось к XI–XII векам, потому что не сразу кипчаки позволили ему свершиться: они отчаянно сопротивлялись Судьбе и сами ускоряли свой неминуемый конец – бесконечные их потасовки должны были истощить великий народ. Они, как дети, всегда стремились кому-то что-то доказать. А великодушие в мире взрослых губительно, слишком большую цену требует оно.

В VI веке, например, кипчаки бросили вызов остальной Европе. Тогда религиозные фанатики Рима устроили избиение евреев и изгнание иудеев из Палестины: Рим утверждался и через очищение христианства от иудаизма, на котором настаивали греки. Ему это отчасти удавалось.

Христианство, надо заметить, сослужило не лучшую службу еврейскому народу. Оно грубо вторглось в духовную жизнь евреев, придумав им того, кого у тех не было, – Христа!.. Якобы сына Бога.

Но в иудаизме нет Бога-Отца. Следовательно, не мог объявиться и сын. И об этом известно из оригинала текста Ветхого завета. Иудеи об этой истории (вернее, о подробностях жизни еврея, названного во II веке Иисусом Христом) узнали много позже[45]45
  Желание связать то событие с Иосифом Флавием (37—100), древнееврейским историком, перешедшим на сторону Рима в Иудейской войне, не вполне согласуется, например, с Апокалипсисом. Даже с его редактированным (!) позже текстом. Вмешательства в тексты древних авторов были традиционны для христианского духовенства – исправляли всех и вся. Так, с XI века практикуется «редактирование» переводов Ветхого завета и других книг, названных священными. Что же говорить об Иосифе Флавии.


[Закрыть]. Не раньше II Вселенского собора 381 года, на котором утвердили Евангелия – Новый завет. До этого ходило более ста противоречащих друг другу вариантов его жития, так называемые апокрифические Евангелия.

Выходит, история с Христом – греческое «изобретение». Но никак не еврейское.

Первые христианские общины появились, как известно, именно на территории Малой Азии (Византии!), а не в Палестине. И они, эти общины, с иудаизмом не порывали. В этом и состояла особенность раннего христианства, которое было сектой иудаизма. Разве не показательно – едва ли не всё «священное» у первых христиан было написано греческим языком и греческими буквами?..

В VI веке Рим пошел на Палестину, чтобы провести там отнюдь не теологические споры, а в пику Византии избивать евреев.

Но в политике, как и в шахматах, на ход противника полагается отвечать. Греки трусливо промолчали, за них ответили кипчаки: они себе в ущерб, но в пику Риму дали приют пострадавшему без вины еврейскому народу. Дешт-и-Кипчак протянул руку слабому, показывая, что заповедь Господа «Блаженны милостивые» тюрки соблюдают не на словах. В степных станицах с VI века появились еврейские кварталы с синагогами – джугут-аулы. Евреям на правах граждан – а не рабов! – разрешалось участие в жизни Дешт-и-Кипчака, исключая службу в армии, которой они физически не выдерживали и, кроме того, не могли там соблюдать свои Моисеевы законы.

Находки из тюркских курганов

Ни один народ не имел столько свобод у тюрков, как еврейский. В Хазарии, например, евреи вели торговлю. Они общались со своими собратьями, укрывшимися от римских легионеров в Испании. Словом, тюрки полностью доверяли им, за что и поплатились.

Их покровительство дало повод недругам говорить об «иудаизации» Хазарского каганата, а следовательно, и об изоляции самого Дешт-и-Кипчака как разносчика «еврейской» заразы. Хотя никаких следов «иудаизации» археологам найти не удалось. Но мнение о ней живуче.

Упоминания в исторических сочинениях того времени об интересе хазар к иудейской вере есть, однако они читаются только в контексте с принятием тюрками изгнанных евреев – одно без другого нечитаемо. Кроме того, надо помнить, слова «христианин» и «иудеянин» у тюрков были синонимами.

Хазарский каган по примеру правителя Кавказской Албании заинтересовался христианством, что вполне допустимо: в Дербенте же был патриарший престол Кавказа… Во всяком случае, хроники не упоминают о иудаизме тюрков, а об их христианстве – да[46]46
  Пример караимов вполне убедителен. Они – жидовствующие, но не иудеи.


[Закрыть].

Рассказ о выборе каганом веры – очередная фальшивка. Не случайно легенда такого же содержания, но с «положительным» исходом написана той же рукой для русского Киева.

…Конечно, соседство двух свободных народов – кипчаков и евреев – давало обоюдную выгоду. Евреи показали себя неплохими ремесленниками, торговцами. Кипчаки в ответ охраняли джугут-аулы, как свои. Важно отметить, тюрки мирно уживались с соседями, не стремились подавить их культуру или присвоить ее себе. Но чужих женщин они любили.

Без преувеличения, только великодушие кипчаков спасло тогда евреев от неминуемой гибели, на которую их обрекли европейцы. К сожалению, и это забылось, хотя теперь немало евреев с явно тюркской внешностью – голубоглазые, скуластые. «Следы» содружества двух народов… И даже эти синеглазые евреи рисуют своих спасителей злодеями.

Историкам (и обязательно еврейским в том числе) рано или поздно придется вырвать из цепких лап забвения Великую степную страну – нашу общую Родину, распутывать хитросплетения интриг и домыслов, которыми задавлена ее история.

Византийские, римские, русские историографы вообще стерли Дешт-и-Кипчак с исторической карты. Будто и не было кипчаков, принесших Европе веру в Бога Небесного.

Впрочем, грешили тем же и китайцы, которых тюрки покорили раньше, чем европейцев. Пришло время, и китайцы подняли голову. Они повели свою политику, тонко играя на честности и доверчивости тюрков. Их девиз был прост: «Тот, кто хочет добиться владычества в Поднебесной, должен искоренить наказание (т. е. оружие); а тот, кто стремится подчинить врагов силой, отдаляет добродетель».

Эта китайская мудрость сродни христианской «любви к ближнему»… Подобной словесной шелухой вносили разброд в тюркское общество, лишали народ физической силы, противостоять которой раньше не мог никто. Китайцы мастерски стравливали тюркских правителей, они первыми додумались воевать с врагом руками самого же врага. Микроб раздора, как ржа, с тех пор проник в тюркское общество, он передавался с молоком матери. И все потому, что поверили чужим словам.

Немало восточных земель Дешт-и-Кипчака без боя вошло в Китайскую империю. Там, на этих землях, жили тюрки, пожелавшие иметь власть китайского императора… Они «возлюбили ближнего своего», отложили оружие, чтобы «не отдалять добродетель». А граница Китая от Великой стены ушла далеко на север. Китайцы говорили и действовали, тюрки сидели и слушали.

Вольные люди Степи забыли, что Тенгри-хан сделал тюркский народ свободным, дал ему лицо и огромную Степь… Все растеряли поверившие чужим словам, чужому, а не своему Богу.

Правда, каган восточных тюрков Кутлуг позже отбил у китайцев нагло присвоенные ими земли. Было счастливое время, когда воинов Кутлуга признали и другие каганы. На несколько лет порядок воцарился в Дешт-и-Кипчаке. Однако после Кутлуга, прозванного Эльтериш (каган-собиратель), братоубийство вновь вернулось в Степь… И все началось сначала.

Надо ли удивляться, что с VIII века и Византия попыталась отойти от слабеющего союзника. Но византийский император без тюркской поддержки был ничто: стоило ему сделать самостоятельное движение, как он рухнул – провинциальная знать тут же свергла его, и к власти в Царьграде в 717 году пришла Исаврийская (Сирийская) династия.

Новые императоры Византии объявили об иконоборчестве[47]47
  Иконоборчество – религиозное течение в Византии в VII–IX веках, которое отвергало почитание икон, основываясь на ветхозаветных заповедях. В ходе иконоборчества были уничтожены тысячи памятников духовного искусства – мозаики, фрески, расписные алтари и витражи, которые были созданы в первую очередь тюркскими мастерами или в тенгрианских традициях.


[Закрыть]. Так они утверждали себя, начав перемены в Церкви и отведя в ней тюркам дальнее место. Объявляя о выдворении тюркских икон, власти желали не разрыва, а постепенного подчинения Дешт-и-Кипчака: в IX веке греки впервые продиктовали условия.

И это у них получилось.

Тень Константинополя тучей легла на Восточную Европу. Присутствие евреев в Дешт-и-Кипчаке лишь усилило мрак – изоляция кипчаков продолжалась. Все было тогда на руку Риму, который вновь, как и тысячу лет назад, выходил на мировую арену, возрождая новую империю: полное подчинение ему Европы через христианскую Церковь было делом времени. Византийские церковники видели свое поражение и не могли противиться ему.

Тюрки же, вовлеченные китайцами и европейцами в междоусобицу, оказались в отчаянном положении: от их былого могущества ничего не осталось. Им бы защищаться от внешних врагов, а они смотрели только на внутренних – брат убивал брата. Вот почему, выждав момент, варяги легко отбили у больного Дешт-и-Кипчака каганат Украину. Вот почему неопытные в степных боях «русские» пошли на правителей обескровленной Хазарии.

«Нет уз святее братства». Микроб раздора – Божья кара: Всевышний лишил степной народ разума!

К сожалению, много страниц истории Дешт-и-Кипча-ка останутся пустыми – не восстановить тех событий. Документы уничтожены. Лишь в архивах сохранились крохи – сведения о греках, которые в VIII–IX веках вели геноцид против кипчаков каганата Великая Булгария. Они записывали «в греков» прислуживавших кипчаков, приписывали себе пограничные земли булгар.

Есть архивные свидетельства и о том, как кичливые потомки Гомера кроме икон, фресок, статуй сжигали духовную литературу тюрков. Хранилища «древнеболгарских» книг. Где теперь следы от богатых библиотек, по которым училась Европа?.. А в костры сваливали горы книг, написанных рунами! Факт, который не опровергает даже энциклопедия «Христианство»; там, например, сообщается, что уже в XIX веке греки сожгли одну из последних библиотек «древнеболгарских» книг… Вот куда исчезло тюркское наследие!

На наш взгляд, именно греки в годы очередного булгарского геноцида назвали кипчакский язык «древнеболгарским» и, включив в него десяток-другой славянских слов, провозгласили «церковнославянским». Это они, как и римляне, физически уничтожали чужое духовенство, которое стояло на тенгрианских традициях… Травля велась страшная, великие мастера в черных сутанах вершили ее.

Только в архивах и остались по счастливой случайности разрозненные сведения, свидетели былого произвола… Вот почему Великая Степь названа сборищем «диких кочевников» и «поганых татар». Ничего другого о ней якобы не сохранилось.

Чтили Бога древние тюрки торжественно, с чистой душой обращались к Нему. И с небесным пением. Поэтому-то и припали к тюркскому духовному роднику сперва армянские, албанские, иверийские, потом византийские, римские и другие епископы: они увидели новую, истинную веру. И приняли ее святость.

Святой Доминик сжигает книги (художник Бурругете, 1440–1504). Вот так Европа расставалась с духовным наследием тюрков. Инквизиция продолжалась не один век

В Великой Степи европейцы услышали молитвы во имя Бога Небесного. Из Великой Степи увозили они обряды Его почитания… Как же многое забылось!

Действительно, «забывалась» тюркская культура в разных странах по-разному, но везде одинаково подло, с обманом. В Западной Европе первым наловчился подрубать ее корни римский папа Григорий Великий (590–604 годы папства). Само воплощение коварства.