Текст книги "Чеченцы: быт, культура, нравы, обычаи, религия. Кавказская война. XIX век"

Россияне, пользуясь впечатлением, которое произвели на осажденных через срыв башни, начали сильный огонь со ступ: несколько-пудовые бомбы, гранаты и пушечные пули затемняли блеск солнца над крепостью, наполняя ее ужасным хрустом и дымом, который душит; тот день для меня представился днем Барского суда. Но в гарнизоне немного жертв упало от этого грохота. Привыкли к этой музыке в крепости, почти ничто себе с того не robili, насмехаясь из бешеной беспомощности ужасных бомб, падающих на щебни разваливаемых домов. Недостаток воды и корма далеко был более страшных для осажденных, чем мученическая смерть, по которой каждый из них имел святую веру osięgnąć рай. В крепости находился источник воды, кроме того однако малое, чтобы могло хватить потребностям garnizonu, вода же в реке перед крепостью, заваленная удобрением и rozmaitemi nieczystościami через россиян, стала непохожей к использованию. Подвоз продуктов был весьма трудным, чтобы мог хватить осажденным. Осажденные следовательно выдерживая ужасный огонь облегающих, воевали вместе с тем голодом и стремлением, их дворцом внутренностей среди ужасной жары и zepsutego воздуха. Хвала вам, мужественные защитнику Салты! История не будет воспевать ваших доблестных поступков и память о вас pogrzebioną останется навсегда под щебнями крепости, которой такими верными вы были защитниками!

Следующей ночи мы вышли из крепости та же дорогой через яр: ночь была достаточно ясна, хотя месяц не светил. Гарнизон, стоячий над дорогой, тщательным образом исполнял свои обязанности. Везде нас встречали гранаты, где только можно было нас dostrzedz. Одни наши кадры стали крепко ранятся, вести ее несуществующий можно, следовательно ее dorźnięto, а мясо, порезаное на искусства, сложные на вьюках, было лакомствами в этих наших трудах. Мы вернулись к лагерю успешно, встреченные у выхода яра новым наблюдательным отделом. Осада Сальто длилась до поздней осени и увереннее всего неуспешно закончилось бы для россиян, если бы гарнизон по одному большому их штурме, не был опустил крепости, спасаясь из нее ночью общим побегом. Этот поступок splamił их непреклонное męztwo и лишил Шамиля выгоды, jakieby мог отнести над россиянами, если бы тебе по таким тяжелым попыткам заставленными были к отступлению от Салты. После того, чтобы взять Салты обе стороны отступили спокойно, не делая относительно себя дальнейших процедур.. Возвращение Шамиля разбудило в жителях ласковые чувства. Перед аулами народ выбегал многолюдно на его приветствие: давлено себя к рукам его, к платью, целуя даже коня, на котором ехал; словом, никогда самая чувствительная семья не встречала tkliwiej, который возвращался, из длинного путешествия отца, как эти жители каменистых гор приветствовали храброго Ymana. К Веденю мы прибыли прекрасного осеннего дня.

Пользуясь общей радостью возвращения Шамиля и другими воинами, исподтишка по крайней мере я стремился посетить места, где я получил признание Езенды. Я поспешил на памятный горб перед krynicą, и которое же мое было удивление, когда я увидел Езенду как когда-то о скале, которая опиралась. Я чувствовал непроизносимую радость и чувство благодарности за представленной мне этим способом память и такая привязка. Poskoczyłem со скоростью стрелы с взгорья до krynicy и omdlałą почти Езенду я обнял в охватывании, не может к ней слова сказать, наш рот сомкнулся длинным поцелуем и слезы радости сообща нам лица облили. В этот сам момент на горбу, перед krynicą, блеснул огонь между деревьями в темноте, прозвучал выстрел и пуля со свистом пробила мне верх у подмышки. Напуганная Езенд, словно силой электрической отброшенной odemnie, занемела и стала в положении, помечающем готовность на все. Быстрее, чем мысль выпал выстрел из моего оружия в сторону, где еще бледный овальный чек дыма из первого выстреладрожа при wstrząśnieniu воздуха, вверх носился. Поспешно взяв Ezend за руку, быстро ее я провел к krynicy по тропе в скале к ведущей Wedeni. Выйдя на плоскость из темного яра, я встретил Мустафа, торопливо в эту сторону бегающего; я отдал ему сестру на руке, еще бесчувственную, а сам, набивая винтовке, я отпустился полетом стрелы полем в сторону krynicy, zkąd выстрел был ко мне направлен. Я obiegłem все деревья к колу, все камни и кусты, но следа существа -znaleźć, которое живет, я не мог. Уставший próźnem поиском я отпустился опять в сторону Малых Wedeni и здесь повторно я встретил брата Езенды. Был бледен с zaciętemi од злит ртом, зрением меня только спросил о следствии моих поисков и на немую мою также ответ, кивнул рукой в сторону krynicy, а сам отростком побежал через яр в противоположную сторону. Я понял его намерения, на приблизительно krynicy поиска делать нужно было, я бежал поскольку сил мне хватило, но напрасно. Обогнув сообща krynicę мы сошли с Мустафа в том магазине самообслуживания месту, где минуту тома сестру его я встретил. Здесь я рассказал как случилось, не тая своего и ее забвение в первый момент встречи, не думая совсем в какой способ он это мог принять. Его бледность лица и nieporuszoność черт, рисовали gwałtowność душе и тяжелую боль, которая его жестоко мучала. После минуты молчания сдавленным голосом, сделав сначала обычное чеченцам wykrzyknienie, единственный свист только выдающее, вымолвил: «Бедная девушка! oddawna не знает мира в душе, ни отца, ни мои perswazye не имеют к ее сердцу доступа, непрерывное грустная, ничто что не говорит словно ее речь отняло, с днем каждым больше бледная и исхудавшая, гаснет очевидно на глазах наших, другие девушки наше видя ее глубокая печаль, с сожалением смотрят на нее; уходят в молчании от krynicy, оставляя ее что там опирается о скале, которая отдается собственным мнениям и думанию. Часто слишком долго она ztąd не возвращалась 5 тогда я бежал по нее и силой я отрывал ее от скалы, на какой bezwładnie опиралась, niewiedząc что бы ее здесь привязывало. Следящий Махмуд за ней, также открыл ей здесь сокрытие и как неотступная тень, хоть через нее не виденный, был здесь при ней, скольких раз здесь находилась. Сегодняшний случай объяснил мне все, но скажи мне искренне, почему именно это место а не другое выбрала на самопожертвование мысли о тебе»? Я повторил ему что здесь зашло между нами, а мое уверение, żem не случился порочным относительно невинности Езенды, на минуту провело понурые тучи из его чела. Дальше он вымолвил словно к себе: «А теперь я понял поведение Махмуда, он не для Езенды, но для тебя приходил над krynicę и ты имеешь счастье, что не является добрым стрелком». Среди разговоров мы приблизились к кладбищу Малого Веденя, на котором в темноте грустно повевали флажки, а nadgrobki из белых камней, представляющее человеческие фигуры, как призраки предпочитали выходить с под земли. Наконец вымолвил Мустафа подавая мне руку: – я Иду успокоить мою Езенду. А ты что дальше начнешь?

– я Пойду к Кази, еще не поздно и я буду просить его помощи, а завтра по этому делу я появлюсь в Szarjacie перед Шамилем. – Хорошо, odrzekł, но приготовься на все плохое – Мустафа завтра и отца и тебя обвинит в Szarjacie, и кажется мне, бедная же Езенда здесь мир и счастье из-за вас obydwóch, найденышу. То говоря зрением указал мне на кладбище, и сжав меня за руку, торопливо отдалился тропой до ведущую Ведени. Измученный я возвращался к своей хате. Подошедши под солдатской Słobodkę, я услышал веселые песни солдат, hucznie, обходящих свое возвращение с Сатинской экспедиции. Не желая упасть между них в моемсмутном положении, я удался откровенно к Мюридскому Аулу. Кази судья, человек прекрасных свойств головы, души и сердца, принял меня вежливо и сначала им спросил о цели моего прибытия в необычной поре, подал мне сначала чашку калмыцкого чая со свежим пшеничным чуреком, прося я питался. Приняв от него эту еду, я рассказал намерениямое относительно Ezend, согласия на это ее отца и брата, также препятствия, которые были в доступе к этой цели. Слушал меня срочно серьезный судья, nieprzerywając ни разу, а когда я выявил ему, что в нем наибольшую я возлагаю надежду, źe лучше в Боге чем в людях доверчивость возлагать. Осудил мою запальчивость, но, чтобы вместе с тем меня успокоить пообещал свою помощь. Что-либо утоляемый обещанием Kazego, я вернулся к своей сакли, но зная хорошо природу татаров, я не мог полностью заключаться в слове данного мне обещания. Татары привыкли обещать просящим их на что-либо, но в осуществлении обещания не желающие: нужно либо очень долго их просить, либо teź обязывать чем innem, эффективнее szem. Меня осталась лишь только просьба и бесплодная надежда в них для меня доброжелательность. На другой день Szajat не был открыт, по поводу не wywczasowania себя Шамиля. Я имел следовательно время быть в моем деле у Efendi и у самого Dźamałdyna; везде я получал solenne обещания помощи с их стороны. Подкрепленный Czem я отправился в отца Ezend, уже крепко обеспокоенного этим свежим случаем, которого я был причиной через мою nierozwagę, уже то состоянием здоровья самой Езенды. Махмуд того же дня резко делался замечание у отца о руке дочки odgrażając в противном случае отпугать ее в szarjacie о тайных взаимоотношениях со мной, а отца о несоблюдении пообещанных браков и о поблажкедочке в ее gorszącem поведению. Сокрушался бедный старик известием о поступках дочки, в грязных цветах ему через представленных Махмуда, и хоть целую эту вещь представил ему сын как она была реально, однако его это не много утешило. Мое прибытие, новые тучи на чело его возвело. Я умел читать в душе его и odrazu я отгадал которое его думает печалили. Чувствуя себя в полном невинным укололо меня это незаслуженное принятие, я отозвался следовательно в эти слова: «Напрасно ojcze ты покрываешь чело тенью гнева в момент моего здесь прибытие; большое твои страдания, но любовь твоя для любимого дитяти большая; чиж гнев твой должен ее превзойти тогда, когда измученная Езенда своим несчастьем больше всего милостей твоих нуждаются? Spojrzyj на нее глазом любящего отца и скажи или ты заметишь сегодня в ее лице хоть каплю крови, которая когда-то так щедро ее украшала; чиж но martwość в ее царапинах, ничто эти uie предъявляет, что она уже теперь даже к существам, которые живут, совсем не относится? На Осман! успокой несвоевременную печаль душе твоей, а pospiesz подслащивать эти грустные минуты для твоей Езенды, потому что наоборот недолго иметь ее ты будешь перед swemi глазами; она всегда является такой невинной как в момент, когда ее на мир выдала ее мать несчастья, которой ты за ней когда-то должен будет сдать счет». Трогательные слезы бедному старику текли по длинной седой бороде, повысился со своего местапошел chwiejącym себя шагом до Ezend и скрыл ее в своих объятиях. Рыдания бедной девушки на груди старика облегчили ее страданиям. – Подавая старику подушку перед разожженным дымоходом, достаточно сильным, хоть дрожащим голосом вымолвила: «Подари ojcze, что моем страданием я отравляю тебе мир дней твоих, я бедная девушка, осужденная приговором Неба, перед приходом mem на мир разделить судьбу ненавистного мне теперь человека; я не могу затаить моего страдания перед твоим зрением в решительный момент, я обещаю однако в wszystkiem тебе быть послушную, но вместе с тем я заверяю, что хоть связанную я буду заново супружеским браком с Махмудом, женой себя его я не стану и быстрее смерть из его рук чем ненавистные мне милости от него я приму. Моей рукой rozrządzać ты можешь мой ojcze согласно данным бракам родителям Махмуда, но сердце и моя душа принадлежат к тебе! То говоря подала мне свою холодную и дрожащую руку а в глядит ей рисовалась заново сильная сила души и ничем не сломанное постановление. Здесь я рассказал им мои процедуры и обещания которое мне сделано; но начинит мое не попали к их убеждению. Отец по крайней мере делал вид, что верит в возможность изменения вещи к лучшему, но Езенда откровенно odrzekła, что предчувствует душой свою мое неблагополучие. На четвертый день после возвращения Шамиля с под Салты, Шариат был открыт. Перед дверями Шариат огромное количество себя лиц давило что влекутся собственным делом или также только любопытством. Махмуд в их числе находился. Когда дано знак входа посетителям к Шариату, все кинулись торопливо, чтобы в pierw представить свое дело на суд Шамиля. Двух стоячих мюридов при дверях, отбирало оружие входящим к Шариату и незнакомцам сжато обыскивали, или немая кто из них потайного оружия. Махмуд сжатой podległ rewizyi, что как чеченцу, как я заметил, не очень нравилось. Odemnie отобран кинжал и пистолеты и ни без каких трудностей впущено к Шариату. Шамиль сидел важно на высокой простой otomance с podwiniętemi под себя ногами, покрытый атласным прекрасным, длинным tułubem. После правой его стороне находился Dywir-Chodźjo Kady главный судья Шариата Шамиля, а с левой стороны Езенд-Мулла ученый и приятель Шамиля. В półkole перед Шамилем стояла охрана из четырех miurydów, сложная с obnażonemi саблями. Уже начались дела сторон stawających, когда к szarjatu вошел Осман с дочкой и с сыном, на их лицах удивительные чувства неуверенности, тревоги и надежды рисовались; мы поздоровались только глядит. В свою очередь Mahmud выступил со своим делом – всегда понурый не милое должен был сделать впечатление на окружающих его судьях, но с сознанием и определенностью выигрывания дела, заговорил наиперед о причиненной услуге через его отца Осману, позже о браках, взаимно сделанных между него и Ezend родителями, потом обвинил отца Ezendy об уклонениисебя от этих браков; меня о тайных взаимоотношениях с дочкой Османа, как следствие чего не хочет выйти при нем замуж, в ее czem брат и отец потакают. Последняя жалоба упала ciężkiem на мне и на Ezend обвинением, нравственность здесь между лицами разного пола чрезвычайно остерегается. «Всевозможная ненравственность смертью бывает наказуемой. Девушка, заподозренная об аморальном ведении и незаконных взаимоотношениях, бывает арестованной и удерживаемой в яме, до пока не выкормит своего дитяти, почему бывает смертью наказуемая. Чаще всего такие жертвы побивают камнями; но они пока есть под арестом, могут выйти замуж и этим способом избежать заслуженного наказания; что ведь же редко им удается. Уже при мне был жестокий пример смерти жены Efendi, через подозрение мужа о ее адюльтере. Бедная женщина, обвиненная через мужа о взаимоотношениях с русским являющимся солдатом в плену у ее мужа, на смерть осужденную осталась. Приведена она к солдатской команде и говорят ее солдатам затоптать. Те через жалость наиперед ее убили, а потом затоптали ногами. Под такой то наказание Mahmud хотел подизвестие меня и свою новобрачное, немедленно которой не хотел устраниться и здесь при podobnem уже обвинению требовал у Шамиля, чтобы Ezend если не будет осужденной на смерть, была ему отданная в его правый супруг. То обвинение ужасное впечатление сделало на Шамиля, судьях и всех нынешних; через минуту загробного молчания вызван отец обвиненной. Бедный старик трясся из испуга как осиновый лист, но его sędziwość возраста и авторитет с достоинством удержанный, разбудили повсеместное уважение. Выступил в качестве медленного шага перед Шамиелем на средство зала, а поздравив его я привык словом Ассаламу Алейкум, присел на полу на пятах в скромном положении, что обычно здесь делают все и дрожащим но серьезным голосом сказал: что Махмуд имеет в wszystkiem правильность кроме последней касающейся жалобы меня и Езенду о тайных между нами взаимоотношениях. Повторил слово в слово оказанную ему услугу через отца Махмуда, как следствие чего наступило между ними соглашение соединения домов своих фамильными взаимоотношениями; вспомнил о смерти родителей Махмуда, о присмотре которую имел над этим человеком в него małoletności, описал его жестокий характер и неспособность к всевозможным поступкам мужества и воспитанности через что больше всего Езенда возненавидела его себе; выбрасывал добросовестно свою слабость в поблажке Ezendzie с точки зрения ненависти ее к Махмуда; но вместе с тем объявил, что он через привязку к своему ребенку то делал, в надежде, что Езенда придя к совершеннолетию, может изменится в чувствах относительно ее новобрачного; наконец прибавил, что видя в ней отвращение, неразломленное к Махмуда, самопожертвованием своего достоинства хотел обеспечить счастье своего ребенка, выдавая его при мне, повсеместно что славится здесь за najgodniejszego из людей чужака в их земле народа, если бы Шамиль развязал первые через него браки от имени ребенка его сделанное. Относительно благосклонности Езенды относительно меня вспомнил, что он сам, находя меня достойным входа в фамильные взаимоотношения с его домом, старался видеть меня чаще у себя, чтобы том лучше узнать и оценить и что я всегда находился у него в доме и везде относительно его дочки с наибольшим уважением. Здесь Махмуд gwałtownością, который влечется, отзывается неспрошенным, что видел меня и Езенду у krynicy, один на один, в день возвращения Шамиля с под Салты. Вызван я на средство, смело я выступил утоляя горячность в грудь относительно Махмуда, которому уже здесь в этот момент я присягнул месть, если usprawiedliwię себя из его обвинений. Сев согласно обычаю перед Шамилем, сдалека вещь свою я вел, чтобы этим способом убедить слушающих достаточно о правоте моего характера. Я описал поскольку мне позволяла то знакомство речи тавлинской, удаваясь для более подробного объяснения вещи к толмачу; в какой способ, стремясь стать достойным сыном своей отчизны, я попал в нынешнее мои несчастья. Много я говорил о моем пребывании здесь в плену между ними, обращаясь к судьям и нынешних мюридов, или могут мне сделать какой-либо или обвинение? Я прибавил, что полюбив ту страну, его жителей и религию, я принял мысль, когда такая будет воля пророка, соединиться здесь связями фамилий, а что в этом намерении, испытав настоящегопривязки в доме Османа, я стремился быть его сыном, потому что то мне обеспечило бы благоприятное будущее через представиться мне имеющую зажиточность от отца и сына. Я вспомнил, что стремясь быть мужем Езенды, именно в том магазине самообслуживания я стремился получить ее такую, которую ее Аллах здесь на мир заслал и всевозможная клевета Махмуда сказана через злость, чтобы наказать Езенду за то, что его терпеть не может, что уже доказывает, что он, обвинив ее так жестоко, еще не хочет отречься относительно нее прав своих. Я прибавил в конечном итоге, что желая удостовериться или Езенда chętnieby при мне пошла, я спросил ее о том у колодца перед молитвой, к которой мне подала воду, чтобы и в этом разе была далекую odemnie всевозможная земная мысль. Повторная встреча у колодца за возвращением с под Салты я объяснил в способ как оно случилось, не делая упоминания о том, чтобы покуситься на мою жизнь Махмуда, потому что за то лично с ним я чувствовал себя быть в праве квитанции. СпрошеннаяЕзенда, или она случайно, или преднамеренно встретилась со мной у колодца. Выступила достаточно смело на средство зала, с лицевой бледную, с полным зрением дикого энтузиазма в белой рубашке, охваченной черным бешметом] что скрепляется на груди серебрянными пряжками; с под отброшенной белой шторы черные ее локоны волос на висок, падая поразительным способом увеличивали сверхъестественный ее эффект фигуры, согнулась перед Шамилем и тем сдвигом укрыв лицо своей шторой, дрожащим серебристым голосомвымолвила: «Махмуда клеветника моей невинности пусть не встретит обещанный рай, если в той жизни не затрет пятна, которые себя здесь перед тобой Имам осквернил свою совесть. Я не терпела его от первых минут моей жизни, я не терплю и терпеть я не буду пока он право свое ко мне проращивать будет. Уважая браки отца, его волю я наполню когда ты прикажешь Имам, но не он введет меня к раю обещанного. Отдавая ему руку, я не отдам жизни, потому что но принадлежит к другому. У колодца Абубакар спросил меня чем готовая, перейдя с ним пасмо нашей жизни войти с ним в обещанный рай. Ему я поручила на нынешние и будущие века мою жизнь. В его отсутствии в той же поре ежедневно я становилась у колодца, глядя на место, на котором он молился при мне. Здесь он меня нашел и я в нем поздравила мою душу, которая из тех пор при нем неразлучно я нахожусь. Карайте меня, ям готовая на смерть, потому что то меня развяжет с Махмудом». Безумная! тихим голосом вымолвили судьи и Шамиль, поднимая вверх ладони вымолвил таким выражением по которому наступает молитва Бисмиллахи на благодарность Богу за окончание какого дела или какого дела, или даже молитвы, poczem о вещи, упоминавшейся уже, больше не говорится, а следует ее считать как полностью законченную. Так закончилось обвинение, брошенное на мне и на Езенде через Махмуда. Признано невиновным все через безумие Езенды, которое в нейwidocznem быть предпочитало. Всевозможные человеческие несчастья, как телесный порок и безумие есть здесь у горных народов в большом уважении, для того также и Езенда, признанная безумной, отвернула от себя и odemnie самое определенное наказание смерти. Вступили к roztrząśnienia главного пункта, а именно первых браков через родителей Махмуда и Езенды сделанных. Кази, тот сам что мне обещал свою помощь, открыв книгу Шариата, отыскал соответствующее в ней пункт и такой приговор прочитал: «Если стороны которые заключили какой союз или религиозные браки, когда-то исполниться имеющее, есть и согласное на решение похожих браков, Аллах пусть им тем благословляет, согласно их пожеланиям и воле и отсутствие хоть одного лица к таким бракам или обещаниям принадлежащей, или неразрешение чье на их решение, влечет за собой их необходимость заполнения». После этих слов Szamil вымолвил: «Езенда должна стать завтра женой Махмуда» и опять поднимая руку, вымолвило выражение fakycha среди общей молитвы в уме через каждого из нынешних здесь повторенной. Бедная Езенда! последний раз здесь ее я видел, поддерживаемая на плече брата, вышла в cichości из Шариату. Отец, попрощавшись Шамиля и судей, chwiejąc себя» на ногах от старости и от трогательности, пошел за ними. Я не śmiałem сказать слова, ни даже приблизиться к ним; тяжелая печаль их печалил, а я чувствовалсебя в некоторой степени виноватым втом. – С Шариата я удался откровенно к колодцу и там потайному в лесу дню целый я побывал, что мечется rozmaitemi чувствами; все, что я мог наилучшего сделать, то посвятить себя для освобождения Езенды от Махмуда, хоть бы за счет собственной жизни. С этой мыслью в темноте ночи я удался домой Махмуда. Я обошел сакли его вокруг и я застукал в двери, но ответа не было. Потайной в тени землянки, долго напрасно я просидел, а раздосадованный наконец я перешел осторожно под саклю Османа, здесь через двери, неплотно закрытые, я услышал голоса тех, которые говорят, а между иными и голоса Махмуда. Прислушиваясь лучше, я узнал, źe в этот момент именно происходил брачный обряд. Кровь мне в венах застывшая, но опомнившись, я отдалился потихоньку, ни через кого не виденный, так же как здесь я прибыл, относя между собой эту утешительную мысль, что может Езенда поддавшись необходимости, освоится с положением и со временем будет счастливой, потому что ее судьба przedewszystkiem меня беспокоил. С этой мыслью я вернулся к своей сакли, а на другой день я был выставлен на тысячный смех и толстые шутки моих natenczas -współtowarzyszy, но слова их не сделали мне ни одной досады, отражаясь от моих ушей как сырой горох от стены. Мои protektorowie Мюриду старались мне утешать новыми обещаниями подыскивания мне другой жены, которая красотой имелаво всех отношениях превосходить красоту Езенды. Я принимал это будучи полностью морально мертвым и моя spokojność казалась моих zadawalniać словесных приятелей. Я был им благодарный уже за само их желание утешения меня. Брачный обряд у горцев происходит при простых церемониях, женщина при этом обряде не является нынешней, местный мулла спрашивает молодого господина кого понимает за жену и на каких условиях, а получив его ответ, посылает двух свидетелей к молодой девушке, которые uwiadamiają ее о брачных условиях и спрашивают, или она соглашается на него и или на таких условиях хочет выйти при таком за мазь. По получении ротового разрешения на все молодой девушки, свидетели возвращаются к мулле из резолюции и наступает соответствующий брачный обряд не в мечети, а прямо в сакли. Mułła с молодым господином, сидя на земле, на пятах напротив себя, держатся сообща за руки и молодой господин повторяет выражение за выражением громко молитву, которая говорится через муллу, по окончанию которой, мулла произносит fatychmę и все свидетели мужского пола; женщины при этом обряде здесь не находятся, сидят подобно как мулла, кладут указательный палец обеих рук отдельно на своих коленях и отказывают молитву Бисмиллахи, и та церемония заканчивается. Подают вареную баранину» и впервую очередь курлдюк с хинкалями и скромным брачным пиром, на том заканчивается. Есть здесь обычай как и везде у сторонников Магомета платить родителям за жену, что зовется Калым. В других местах калым бывает произвольным в соответствии с зажиточностью и запросами родителей молодой девушки, доходит он до несколько десятков, до нескольких сет, луб и нескольких тысяч что погашаются, десятков рублей серебром, потому что здесь денежный расчет идет на szaki, что значит пять копеек серебром, монет -один рубль серебром и темень десяти рублей серебром; но у Шамиля, чтобы самый бедный, был в возможности бракосочетания, калым решенного Шариатом платит, ко-сом 3 рубля серебром, то есть по тавлински, chlebus монет, что на одно выходит. Если кто из родителей за дочку свою возьмет от зятя больше над 3 рубля серебром, а наиб, в каком наибстве это делалось, узнает о том, то калым от собственно таких родителей отберет и еще потянет их к больше в пользу свою ответственности. Есть здесь еще обычай, особенно в Таулии, который практикуется, заставленных браков, которые на том зависят: Шамиль, чтобы уменьшающееся население через непрерывную войну в стране, была wynagrodzoną nowonarodzonemi, запрещает Шариатом оставления долго без браков вдовам и полу совершеннолетних детей, с этой целью два раза до года по аулам делалась ревизия. Совершеннолетних незамужних сажают к ямам, отдельно женщины а отдельно мужчин. Wybadawszy обе стороны отдельно, почему бы и нет есть в браках, соединяют наперед тех, которые знают себя между собой и стремились соединить, но имели в том какие препятствия; а позже мужчины, введенные к женщинам с закрытыми лицами, должны выбирать себе жен которая кому выпадет и тогда Калыму за своих жен не платят. Поскольку здесь разводы разрешены, следовательно решены разнообразные права на случай, если жена будет через мужа отдаленную по правильным обстоятельствам, только нежелания к ней мужа; или когда жена сама отойдет от него по правильным обстоятельствам или через нежелание к ней мужа. В первом разе, если муж выбалтывает от себя жену, напр. бездетную, или по поводу каких-то ее порока, то не обязан вознаградить ее за отжившее время с ней. Если эти поводы окажутся неправильными, то обязан муж всевозможные przedślubne соглашения дополнить. То само касается жены, самовольно опускающей мужа. В обоих разах стремящаяся женщина выходов повторно замуж, должен просить у местного муллу о разводе в такой сам способ uskuteczniany, через прочтение определенной молитвы как при брачном обряде, с той только разницей, что мулла не держит женщину за руку и свидетели не нынешние. Мужчины не нуждаются развода, потому что здесь длится состояние многоженства; каждый мужчина может иметь жен по две, по три и по четыре, если есть в состоянии здоровья и их возможности содержания. Бедный татарин понимая жену, платит за ней родителям ее три рубля, а будущей жене в виде экспедиции дает платок на голову, рубашку и шаровары, что его другое три рубля серебром стоит. Отдаляя жену, если не имеет на то правильных истцов, должен подарить ей wspomnioną экспедицию и кроме того согласно przedślubnej соглашению заплатить ей еще несколько или нескольких рублей, за время который она при нем оставалась; если же сама жена уходит от мужа безе, правильных истцов, то кроме экспедиции, которую мужу оставить виновная, должен ему вернуться калым и еще согласно соглашению что-то больше заплатить. Хоть здесь свобода развода, большая, существует, однако редко случается, чтобы муж отдалял от себя жену, или бы жена опустила мужа, разве в важных случаях. Вообще супружество живет здесь przykładnie, муж не злоупотребляет излишне своего авторитета, а жена также не забывается почти перед мужем. Если муж имеет несколько жен, то каждая имея отдельное хозяйство и дом, может даже не сообщаться с иными. Всевозможные однако споры могут возникнуть между женами, или являются практической жизнью предусмотренного и устроенного быта, или также муж своим авторитетом поссоренных жен примиряет, употребляя иногда и больше убедительных средств. Если у молодоженов будет дитя, то мать матери этого дитяти до тех пор не спросит о своем внучка зятя, пока тот не даст ее рубля серебром за его воспитание жены. То только имеет место при первенце,» другие дети не подлежат этой оплате. Дети не очень чувствуют привязку к своим родителям. Мать не имеет права не наказать сына ни за что, чтобы не разбудить в нем презрительную здесь боязнь. Шамиль Шариатом обеспечил старость родителей, которые иногда бросаемые через своих детей из милостыни неоднократно жизней были должны. Теперь дочка должна иметь при себе мать, а сын отца, если того возникнет потребность. Вообще молодежь есть с уважением для пожилого возраста. Юноша никогда не сядет в присутствии старика, пока тот его не покорит своей просьбой. Стыдливость девушек здесь есть привычка, как и у других кавказских народов но замужние женщины слишком не скромны. Нравственность женщин кроме прирожденной, происходит по большей части из боязни наказания. Женщина охотно упадет в своем тщедушии, если случится до того соответствующее обстоятельство, но тем пользуются здесь больше всего люди из чужого народа, как подчиненные по этому поводу большей опасности, а том самообслуживания обязанные сжато держаться в секрете. Опасно есть наговаривать у связи женщину к отношениям, разве будучи убежденным на ее согласие к себе при связывании иначе она не смущается обвинить искусителя перед всем миром, которого за то встретит безотказная смерть. Всевозможные забавы при обрядах и фамильных торжествах здесь запрещаются в том понимании, чтобы народ непрерывно имел лишь только Творца на памяти и его умолял о благополучии страны и о личном будущем спасении. Однако более сильный обычай сверх написано права и по этому поводу бывают и здесь забавы при некоторых обстоятельствах, хоть не слишком публичное. При браках обычно молодежь собирается и танцует лезгинку, а иногда девушки шеголяют в Таулии хорами в честь новозамужней песне поют, предрекая ее супружеское счастье и гордость будущих сыновей, доблестные поступки и грустная смерть которых на войне вперед воспевают, чтобы этим способом приручить новую мать защитников страны, из нее przyszlem положением счастья, гордости! без отчаяния. Чеченцы больше отдаются танцам, имея за музыку так называемый: пандур pandur, балалайку, dźurmę, Зурма или медные посуды и даже лохани для готовки еды, в которое под музыку ногами такт дьявольский выбивают. Есть здесь обычай, по браку сейчас молодой господин отдаляется из села, в котором должен проживать со своей женой, на три дня. В то время молодая девушка должна попрощаться с своими подругами, не принимая участия в общих забавах молодежи, – сидя в домах, покрытая шторой, принимает приветствия своих ровесниц и науки от старших; здесь каждый кто ее знал предварительно, имеет право быть с ней без свидетелей какое-то время, чтобы не была выставленной на стыдливость или несвоевременные шутки, которые здесь места иметь не должны. На третий день вечером, молодой господин возвращается к своему дому, застает свою готовую saklę до принятия новой хозяйка: постель, которая складывается, в соответствии с возможностью, из ковра, разостланного на земле, шерстяного матраса, подушек и одеяла; огонь на дымоходе разожженный, жбан воды и губка с тазами к необходимому обмыванию. Молодая девушка бывает осуществляемой пешком, если есть в этом самом ауле, или везущуюся волами с другого аула до сакли мужа, внедряется с песнями и насилием бывает что впихивается к ожидающему ее мужу. Двери за ней закрываются. Муж приветствует ее тем, чтобы поцеловать руку, чего каждая женщина первый и последний раз здесь удостаивается. Почему становится невольницей, снимает обувь с ног мужу. Молодежь, собранная в приблизительно сакли, вытворяет серенаду личными выстрелами ручного оружия, но то должен делаться не поздно ночью, иначе те выстрелы запрещены, потому что они тогда служат как знак тревоги и неблагополучия. Бедная Езенда, брачная ей забава подобная была к загробной чем супружеской; посещающий ее больше с ней сообща плакали нижись радовали ее благополучием. Я не должен был силу видеть ее лично, но я просил ее брата, чтобы попрощался наедине, обещая ей вечно иметь ее в памяти. Последний обряд введения нового супруга в ее дом мужа, был здесь больше похожим на загробный обряд. Никаких признаков радости слышно здесь не было. Подруги, которые делают ее в том услугу, грустное вернулись к своим домам и не нашлись здесь глаза, которые бы моглибез слез веселиться счастьем новых супругов. Три дня по введению Ezend домой ее мужа, я не имел о ней ни одного сообщения, я знал, что она для меня пропащая bezpowrotnie, но меня не могло быть спокойным, словно я ожидал чего-то неожиданного.