Текст книги "Чеченцы: быт, культура, нравы, обычаи, религия. Кавказская война. XIX век"

За Гехинским лесом открывается вновь довольно обширная поляна, обрезываемая с противоположной стороны рекою Валерик и растущим по ней редким лесом. За Валериком начинается опять чистое поле, простирающееся до речки Шалаш. Не доходя до этой речки находились мирная и покорная нам деревня Пхан-Кичу, жители которой вышли на встречу отряду и вынесли хлеба, курей и меду. Это была первая дружеская нам встреча от чеченцев.

Между тем жители Гехи и других непокорных деревень собрались в значительном числе и забегая вперед перелескам заводили перестрелку; но сильный огонь нашей пехоты удерживал их в таком отдалении, что выстрелы их не наносили большого вреда. В два часа по полудни войска дошли до речки Карабулакского Мартана. Лед на ней был так тонок, что не мог выдержать густых масс пехоты и артиллерии, и потому надобно было устраивать переправу. Она была кончена менее нежели в час. На льду намостили в два ряда плетьни, взятые из деревни Дауд-Мартана, у переправы находившейся, на них наслали толстый слой соломы, и пехота наша перешла два затруднения поэтому на скоро сделанному мосту. Пушки и зарядные ящики перевезли на людях; для конницы, обозов и артиллерийских лошадей прорубили лед, но они переправлены не без затруднения. Речка Карабулакский Мартан в этом месте была так глубока, что лошадям вода доставала выше брюха. Часть деревни Дауд-Мартан на правом берегу находившаяся, сожжена; другая, на левой стороне, занята для ночлега. В весь этот день, при беспрерывной почти перестрелке ранены у нас 1 унтер офицер и 1 рядовой.

19 февраля, зажегши остальную часть Дауд Мартана, войска выступили до рассвета и до восхода солнца казаки успели уже обхватить с трех сторон деревень Малые Шельчихи, на правом берегу реки Ассы находящуюся. 4 орудия открыли по ней огонь, 2 роты пехоты заняли деревню и истребили ее до основания. Жители едва успели спастись бегством, оставив все свое имущество и запасы в добычу нашим войскам. Чеченцы в деревне не сопротивлялись, а только изредка стреляли по нашим из находящегося шагах в 300 кустарника. В этой пустой перестрелке мы однако же потеряли офицера, который был ранен в ногу и скоро умер. Один солдат был то же ранен в колонне, но не опасно.

Протекающую близ Малых Шельчуков речку Ассу войска перешли без затруднение в брод, и после не большого отдыха отправились к Казак-Кичу, минуя деревню Большие Шельчуги, находящуюся на левом берегу Ассы, которая изъявила покорность. От этого места и до возвращение отряда в Грозную, не было уже слышно ни одного выстрела.

Между Ассою и Карабулакским Мартаном находится одна из прелестнейших долин, какие только встречаются в кавказских предгориях. Несколько небольших рощиц по ней рассыпанных, так красивы и так подчищены самою природою, как будто бы они принадлежали к какому-нибудь английскому парку. Вдали видны горы, по сторонам два утесистые ущелья, из которых вытекают Осса и Мартан. По середине долины вьется небольшая речка Ашлов. Всякий, кому удалось видеть этот уединенный уголок, конечно долго будет его помнить.

Не доходя до Казак-Кичу версты за две, авангард наш был встречен старшинами, которые просили помилования. Генерал простил их с тем, чтобы для ночлега войск счищены были сакли и дан был войскам хлеб и фураж. От Оссы до Казак-Кичу дорога идет по ровной и открытой равнине. В одном только месте, на небольшом пространстве, с правой стороны она приближается к лесу на ружейный выстрел. Но в лесу не видна было ни одного человека. – Деревня Казак-Кичу населена по большой части Карабулаками, и имеется до 150 домов. При ней удобный брод через Сунжу, и самое название ее по-татарски значит: казачий брод.

20 февраля переправляясь еще с 20 февраля сделалась оттепель и дорога начала портиться. По приходе войск в Грозную, оттепель усилилась и начались дожди. Почему Ермолов отложил дальнейшие предприятия против чеченцев до наступления весны. 22 февраля отпустил в домы всех казаков, лошади которых от зимнего похода сильно изнурились; сам же, с пехотою и артиллериею, остался еще на несколько дней в Грозной. В продолжении этого времени, беспрестанно являлись от разных чеченских селений старшины, с покорностью и аманатами. Всем им объявлено прощение и они отпущены в домы с кротким увещанием, а некоторые даже с небольшими подарками. По окончании этих дел Ермолов, с остававшимися при нем войсками, 28 февраля выступил за Терек, и прибыл в тот же день в станицу Червленную. Пехота и артиллерия размещена по квартирам этой станице и других к ней ближайших.

Таким образом зимний поход в Чечню был кончен. В продолжение его не было особенно важных случаев, не было кровопролитных сражений, не исключая даже дела под Чахтырями, которое должно считать случайным; но последствия этого похода были важны. Более двух третей всего населения чеченцев, против нас бунтовавших, покорились и дали аманатов, остальные оставались в страх и невозможности вредить нам. Поражение под Чахтырями, и потери понесенные в других стычках, навели на них уныние и прекратило их единодушие. Ни одно нападение их на наши войска, ни одна попытка удержаться где-либо в укрепленных завалах и лесах, почитаемых ими неприступными, не была удачна. 20 дневное пребывание наших войск в самой середине Чечни, и истребление их селений в жестокий зимний холод, нанесли им еще больший удар. Во все это время принуждены они были бросив домы скрываться в лесах; жены и дети их гибнут от холоду и недостатка теплой одежды; скот пропадал от недостатка корму, который был или взят, или потреблен нашими войсками. Словом, этот зимний поход до того укротил и ослабил чеченцев, что в самое смутное время, во все продолжение персидской и турецкой войн, они не только оставались покорными, но и неделали больших шалостей, и только в 1830 году, с появлением нового пророка, возбуждаемые может быть слабостью или и несправедливостями местных начальников, они начали новый бунт, опять стоивший нам много крови и нескольких бесславных поражений.

Тягостен был этот поход и для наших войск, но они переносили его с удивительною бодростью духа и терпением. Видя что главный их начальник разделяет с ними труды и опасности, также как и они терпят холод, и удовлетворяясь многими опытами что все предприятия его оканчивается успешно, они без ропота, и даже малейшего знака неудовольствия, переносили стужу, тягостные переходы и лишения всякого рода, не зная для своего мужества ни опасностей, ни препоны: все были веселы и довольны. В Альде, в самый жестокий мороз, в собравшемся близ разложенных огней кружке солдат, являлся какой-нибудь забавник, брал в руки лопату вместо бандуры, и передразнивая украинского слепца запевал песню; кружок делался с каждою минутою многочисленнейшим и все помирали со смеха, забывая холод и все трудности зимних бивуаков.

Дождавшись желанного покоя, войска пробыли в Червленной и окрестных около полутора месяца. Погода во все это время была дождливая и сырая, дороги от грязи и разлития рек сделались непроходимыми, переезд через кавказские поры, по причине снежных обвалов, обыкновенно в марте месяце случающихся, сделался если не совсем невозможным, по крайней мере затруднительным и опасным, и потому Ермолов решился остаться при отряде до открытия весны, и потом вновь, сообразно с предположением его начать действия против чеченцев.

В начале апреля наступила теплая и сухая погода: деревья распустились, персики и абрикосы начали цвести, поля покрылись свежно зеленью и отряд, снабженный всеми потребностями и провиантом, приготовился к новому походу.

6 апреля генерал Ермолов с 6 ротами пехоты выступил в Грозную, 7 пошли туда же и остальные войска и 8 все уже были на месте.

10 апреля весь отряд, состоящий из трех же войск, которые были в зимнем походе, кроме казаков, не возвратившихся еще из домов их, под начальством генерала Ермолова двинулся вверх по левому берегу Сунжи, и дойдя до Алхан-Юрта, покорной нам чеченской деревни, в 15 верстах от Грозной находящейся, так остановился.

Алхан-Юрт лежит на левом высоком берегу реки Сунжи, которая имеет в этом мест около 30 саженей ширины, у нижней оконечности деревни делает крутой поворот вправо и образует небольшой полуостров. Противоположный берег низменный и был покрыт лесом, расчищенным было Грековым, но потом опять заросшим. Вправо от прежней просеки, шагах во ста, находится поросшее кустарником болото, протягивающееся вдоль речки Гехи, которая впадает в Сунжу несколько выше Алхан-Юрта; за просекою открывается в виде полукруга поляна, имеющая в поперечнике до 3-х ворот и примыкающая правою стороною к вышеозначенному болоту, а слева опущенная густым вековым лесом, соединяющимся с гойтинским. На крайнем конце этой поляны, к юго-востоку, находится деревня Курчали, которая занимает весь не большой перешеек, между лесом и болотом находящимся.

Заняв лагерь немного выше Алхан-Юрта, войска наши приступили тотчас к переправе через Сунжу, на правом берегу которой из-за кустарников показывались изредка враждебные чеченцы. 2 роты егерей на шести лодках (каюках) немедленно были перевезены на ту сторону, и заняли берег без сопротивления. За ними посланы еще две роты егерей и батальон ширванского полка. На каюках же перевезены и два горные единорога. Засевшие шагах в 300 от берега, за поваленными деревьями, чеченцы сделали несколько выстрелов, но тотчас же прогнаны нашими егерями, без всякой потери.

Алхан-Юрт признается удобнейшим пунктом для поисков против чеченских селений, находящимся между Сунжею и Аргуном, на юго-западной стороне гойтинского леса. Оттуда, в продолжении одной ночи, можно дойти безопасно до самых дальних деревень, на этой полосе расположенных, истребить их и с рассветом возвратиться назад. Опасный гойтинский лес остается влеве. Несколько узких перелесков, находящихся по дороге к Урус-Мартану и Гехи, не трудна было расчистить, и генерал Ермолов приказал немедленно заняться этим делом.

11 апреля егеря, находившиеся на правом берегу Сунжи, подвинулись вперед, заняли поляну, за просекою влево от переправы находящуюся, и выслав стрелков к деревне Курчали, засели в кладбище, близ деревни лежащем. Батальон же ширванского полка принялся расчищать растущий на берегу Сунжи кустарник и лес. Чеченцы, забегая с разных сторон, целый день перестреливались с нашими егерями и ранили тяжело 1 рядового. К вечеру переправлен за Сунжу и другой батальон ширванского полка.

12 апреля расчищена на ружейный выстрел леса у Сунжи кончена, в половине же первого часа по полудни и остальные войска у Алхан-Юрта, на левом берегу Сунжи находившиеся, кроме 2 рот пехоты, оставленных для охранения вагенбурга, также и артиллерия переправлены через реку, на устроенном на каюках пароме, и соединяясь с отрядом, находившимся близ Курчали, заняли, после нескольких пушечных выстрелов, эту деревню. Между тем число чеченцев возрастало приметным образом и по опушке густого леса, обрезывающего с левой стороны курчалинскую долину, они растянулись почти на версту беспрерывною цепью; но артиллерия наша скоро заставила их спрятаться в лес. Осталось несколько человек храбрейших, которые продолжали безвредную перестрелку с нашими стрелками.

Влево от Курчали, саженях в 200, в дремучем лесу находится другая деревня, называемая лесной Курчали. Это был всегдашний приют злейших мошенников и генерал приказал истребить его. Егеря наши бросились в лес и пробежавши сажень100 засели за поваленными деревьями, на ружейный выстрел от крайних сакель, из-за которых чеченцы открыли самый сильный огонь. Взять эту деревню приступом, стоило бы нам много людей, и потому пробовали зажечь ее гранатами, из подвезенных в лес на людях двух единорогов; но густота леса и огромные деревья мешали орудиям действовать с успехом. Должно было прибегнуть к конгревовым ракетам, и после нескольких попыток наконец удалось зажечь ими в двух или трех местах. Это разбойничье гнездо. Скоро пламя обхватило его со всех сторон и через несколько часов осталось из него только куча золы и угля. После сего егеря наши вышли из лесу и вывезли орудия, не будучи уже тревожимы неприятелем, и все войска расположились лагерем близ находящейся на чистой поляне деревни, огородясь в некоторых ближайших к лесу местах завалами из бревен. В этот день ранены 2 канонера, из которых один скоро умер, и один цирюльник.

13 апреля лагерь перенесен в самую деревню Курчали, откуда часть войск, в этот день и два следующих, посылана была для расчистки лесу около этой деревни и перелеска далее за него шириною сажень в 200, через который пролегает дорога на большую гихинскую поляну. Все эти места были уже прорублены генералом Грековым, но потом опять заросли густым кустарником. В продолжении всех трех дней чеченцы по временам выказывались из леса и стреляли по цепи стрелков, ограждавшей солдат, находившихся в работе; но выстрелы их даже не ранили у нас ни одного человека, и стрелки наши не удостаивали их ответом. 13 же числа прибыл к отряду генерал майор Лаптев, назначенный начальником левого фланга на место Грекова.

16, в 4 часа утра, весь отряд выступил к деревне Гехи, и в 7 часов остановился при выходе из перелеска на гехинскую поляну, недалеко от деревни Гихин-Коши. Перелесок этот был также расчищен.

На гехинской поляне, вправо от деревни Гихин-Коши, есть болото, растягивающиеся версты на полторы. За ним находится деревня Дауд-юрт, которую предположено было истребить, но жители ее успели выслать старшин с изъявлением покорности и обещанием дать аманата. Генерал даровал им пощаду и войска взяли направление на Гехи, куда пришли в 1 часу по полудни. После небольшого отдыха, часть отряда послана расчищать лес, примыкающий к левой стороне деревни. В продолжении всего дня слышно было несколько ружейных выстрелов, без всякого для нас вреда.

17 апреля. День этот был страстная суббота, и генерал желал, чтобы войска встретили предстоявший праздник радостно и безопасно. Приказал отряду возвратиться в вагенбург при Алхан-Юрте. До деревни Курчали не было видно ни одного неприятеля. Деревня эта занята без сопротивления и в ней оставлен в арьергарде 1 батальон ширванского полка; же войска не останавливаясь пошли к Алхан-Юрту и переправились через Сунжу, не будучи тревожны чеченцами. Но когда арьергарде наш то ж двинулся к переправе, чеченцы принялись за обыкновенную свою тактику, и собравшись довольно в значительные толпы зачали забегать по перелескам вперед и завели сильную перестрелку. Когда же арьергард наш дошел до просеки, примыкающей к Сунже, и остановился для прикрытия переправы остававшихся еще на правом берегу нескольких повозок, около 300 человек неприятельной пехоты бросилось стремительно вперед и залегши за поваленными в этом месте огромными деревьями, не далее пистолетного выстрела от цепи наших стрелков, прикрытых таким же валежником, открыли сильный огонь. Потом, через несколько минут, с громким криком бросились с киналами и шашками в рукопашный бой. Стрелки наши однако же не смешались: резерв встретил чеченцев батальным огнем, и с противоположного берега Сунжи загремели пушки; ядра ломая с треском деревья, прорезывали чеченцев с боку, солдаты наши закричав в один голос: ай да старик (так они называли Ермолова), не кинул нас без помощи, бросились в штыки – и неприятель опрокинут мгновенно. После чего перестрелка час от часу ослабевала к вечеру совсем прекратилась и арьергард уже в сумерки переправился через Сунжу. В этот день ранено у нее смертельно 1 и легко 7 рядовых; контужено офицер 1, рядовых 2. У чеченцев, по дошедшим впоследствии времени сведением, убито 5 и ранено, по большей части тяжело, 15 человек. Переправляясь через Сунжу, войска наши заняли лагерь между Алхан-Юртом и находящимся выше этой деревни кладбищем.

Праздник Светлого Христово Воскресения проведен весело и без всякой тревоги. Чеченцы не показывались. Но на другой день, 19 апреля, часть отряда опять принялась за работу. Опыт показал, что чеченцы, при проходе войск чрез просеку за Сунжею, скрываясь за валежником все еще не могли все еще могли вредить просеку от болота влево на пушечный выстрел, порубленный кустарник стащить в кучи и сжечь, под старый валежник то подложить огня. К вечеру вся эта работа была уже кончена.

В этот же день явились в лагерь Кизлярский предводитель дворянства и депутаты тамошнего городского общества, с просьбою о позволении им угостить весь отряд, в знак благодарности за охранение Кизляра от нападений горцев и за безопасность, которою они теперь пользуются. Действительно жители Кизляра сохранением своим были обязаны только личному присутствию генерала Ермолова, с значительным числом войск. Известно было, что чеченцы давно уже замышляли напасть на этот богатый город, и если бы они не были принуждены защищать самих себя и свои семейства, весьма вероятно, что кизлярцы не избежали бы той участи, а может быть еще и худшей, какая постигла их через пять лет после.

Генерал Ермолов с благосклонностью принял просьбу кизлярцев, и 20 апреля дан был ими для всего отряда пир, столько роскошный, сколько местность и обстоятельства позволяли. Генерал, отдельные начальника и все офицеры без исключений в числе более 100 человек, были угощаемы под огромным насестом. Кизлярцы не жалели своего лучшего вина и прибавили к нему несколько дюжин шампанского. Солдаты, для которых кизлярцы навезли кучи булок, мяса и несколько бочек водки, расположились на свежей зелени. После обеда затеяны конские скачки, в которых наши линейные казаки и несколько мирных чеченцев показывали свою удаль. Солдаты завели игры: в горелки, шихарду и свайку; песенники и музыка сменяли друг друга; пир и веселье продолжались до темной ночи. Вдруг заблистали огни и загорелся фейерверк, приготовленный на скорую руку нашими артиллеристами, в заключение которого пущен огромный сноп ракет, к изумлению и ужасу немирных чеченцев, которые из своих лесных трущоб, видя кучу поднявшихся на неизмеримую высоту огненных змей, рассыпавшихся потом с треском звездами, все это приписывали чародействиям страшного для них Ермолова. Но через полчаса все замолкло, и только круговой оклик часовых нарушал спокойствие ночи.

21 апреля генерал поблагодарив и обласкав кизлярского предводителя и депутатов, отпустил их домой. В этот же день прибыли к отряду подполковники Петров и Ефимович, с 450 линейных казаков и 280 конных мирных чеченцев; так, что с прежде находившимися при отряде казаками, составилось у нас конницы 830 человек.

Проливной дождь, начавшегося около полудня и продолжавшийся целые сутки, увеличил в Сунже массу воды до того, что она поднялась на несколько аршин выше обыкновенного ее уровня, и сообщение с правым берегом, на который с утра переправлена была часть войск, прекращено по приказанию генерала Ермолова. Но 22 апреля один артиллерийский офицер, на том берегу находившийся, захотев повидаться со своими товарищами, несмотря на это запрещение, взял с собою десятка два солдат и покусился переправиться на левый берег, на небольшом устроенном на каюках пароме: на самой середине реки набежал сильный шквал, волна залила паром и ослушный офицер с 12 человеками солдат погибли.

Нельзя описать прискорбия и печали, в которую ввергнут был Ермолов этим происшествием. Жалея до крайней степени солдат, и потерю каждого из них, даже в бою с неприятелем, принимая так близко к сердцу, как бы потерю родного, он доходил до отчаяния от этого несчастного случая, при котором убыло у нас людей более нежели во всех делах с чеченцами. Для спасения утопающих были приняты все возможные меры, но река так была быстра, что не могли даже отыскать тел их * (до этого только дня доведены ежедневные записки. Найденные много между старыми бумагами. Журнал же об остальной части чеченского похода не знаю как и где мною затерян. Почему, следующий рассказ составлен много уже на память и по спискам с оставшихся у меня некоторых официальных бумаг).

Через сутки вода в Сунже упала, и все войска, бывшие на левом берегу этой реки, стали переправляться на правый. 25 апреля весь отряд к Урус-Мартану. Истребив эту деревню до основания, без потери с нашей стороны, Ермолов повел войска за Аргун, и перейди его в брод у большого Чеченя, в первых числая мая, дошел до Гребенчука, который, как выше сказано, покорился и дал аманатов еще зимою.

Остановясь на бивуаках вблизи этой деревни, генерал вызвал к себе ее старшин, чтобы увериться в истинной их покорности, сказать им несколько ласковых слов и убедить в том, что собственная их польза заставляет их быть преданными России. Старшины были собраны на небольшой поляне, окруженной высокими вековыми дубами, и Ермолов в кругу их едва успел сказать несколько слов, как вдруг из лесу раздались выстрелы и несколько пуль просвистали в самом близком расстоянии от Ермолова. Гребенчукские старшины помертвели от страха; но генерал, не показывая ни малейшего знака смущения, тотчас ободрил их, сказав, что он весьма понимает, что изменнические эти выстрелы сделаны с умыслом, чтобы раздражить его против покорных жителей Гребенчука, и потом спокойно окончил начатую им речь. Солдаты наши, услышав выстрелы, в ту же минуту бросились к тому месту, откуда они были сделаны, но не нашли никого. Пустота леса все поиски делала бесполезными.

Отпустив довольно благосклонно Гребенчукских старшин, Ермолов с отрядом оставался еще около чуток на прежних бивуаках. В продолжении этого времени осмотрен лес по дороге к селению Чертого, через который предположено было сделать просеку.

4 мая рано утром войска двинулись к деревне Шали, до которой предположено довести просеку, и не в дальнем расстоянии от Гребенчука встретили чеченцев, засевших в завалах из толстых бревен, в опушке небольшого перелеска. Авангард наш ударил в штыки и тотчас опрокинул чеченцев, которые перебежали в другой кустарник, саженях во ста далее по дороге к Шали находящийся. Между тем и сам генерал, со всею свитою, выехал из первого перелеска; но лишь только показался на чистое место, чеченцы вдруг сделали по нем залп, более нежели из 20 ружей. Пули засвистали около нас – одна попала мне в седло * (пуля, попавшая в седло, после найдена и оказалась каменною. Так велик у чеченцев недостаток в свинце!), другая оцарапала легко плечо моему казаку, прочие пролетели мимо. И так Ермолов, в продолжении трех суток, два раза отделался счастливо от направленных против него выстрелов.

Не доходя до Шали, чеченцы высыпались опять, уже в большем числе, из находящегося впереди деревни кустарника. И завели перестрелку с нашими казаками. Один из них, отдалясь от прочих шагов на сто вперед, с бранью и угрозами стрелял по нашим. Молодой 17-летний урядник кизлярского войска, Алпатов захотел отличиться и бросился верхом во всю скачь на отважного неприятеля, но тот то же не струсил, и подпустив к себе урядника шагов на 15, сделал по нем выстрел. Лошадь урядника, сделав крутой поворот назад, упала мертвая, сам всадник был тяжело ранен и не мог приподняться с места. Чеченцы бросились к нему с шашками, казаки поспешили на помощь своему товарищу и на несколько минут завязалось жаркое дело. Казаки успели однако же спасти урядника, и из них легко ранены два человека. Чеченцев тоже ранено несколько человек.

После этой стычки, часть нашей пехоты была отправлена для истребления деревни Шали, а генерал, с одним батальоном, всей почти конницею и 2 пушками, пошел вверх по реке Джалке, для осмотра местоположения. Между тем получено известие, что в близком расстоянии, в лесу, находятся чеченские кутаны (хутора), с значительным количеством съестных припасов. Генерал приказал истребить их и взять припасы. В кутанах найдено действительно много муки, пшена, масла и в особенности меду, которым вдоволь пресытились наши казаки и солдаты. Но добыча эта обошлась нам не даром. В ничтожной перестрелке, при выходе войск из леса, ранен один солдат и убит на повал один из лучших офицеров нашего отряда, и самый красивый мужчина, на кого мне случалось видеть, поручил Борейта.

Это была последняя с нашей стороны потеря. Войска поворотив от Шали назад, не встречали уже нигде никакого сопротивления. С 12, по 17 мая, весь отряд был занят рубкой огромного просека от селения Чертои, мимо Гребенчука до шалинского поля, и по окончании этой трудной работы возвратились за Терек. В конце мая мы прибыли в Екатериноград, и выехав оттуда около 24 июня, 1 июля была уже в Тифлисе.

Весенний поход в Чечню, как из самого хода происшествий можно заметить, был предпринят с того токмо и цели, чтоб расчистить дороги в середину Чеченских земель и обезопасить проход наших войск при будущих предприятиях.

Осенью предположено было продолжить просеку до Майртупа и оттуда до герзелийского леса; потом осмотреть удобнейшие места, для продолжения безопасной же дороги через этот лес до земель кумыков, и таким образом соединить прямою дорогою крепость Грозную с Внезапною и с Таш-Кичу. Если бы это предположение выполнилось, то подвижные наши колонны, при возмущении чеченцев, или при непокорности какого либо общества. Или селения, имея свободные и безопасные к ним пути, мгновенно могли бы уничтожать всякое враждебное покушение, рассевать неприятельские сборища и толпы и истреблять непокорные деревни; и чеченцам не оставалось бы ничего другого, как сделаться всегдашними верными поданными России, или, бросив занимаемые ими теперь земли, рассеяться между другими горцами, или же, наконец, быть совершенно истребленными, так, что существования чеченского народа на Кавказе, осталось бы только преданием народным.

Многие упрекали Ермолова за то, что он, оставив управление огромного, вверенного ему, края, забился с отрядом войск в отдаленный угол, против ничтожного народа, и несколько месяцев ничего не делал.

Если бы обвинение это было справедливо, то оно должно бы относиться не до одного только чеченского похода, но быть распространено на все время начальствования генерала Ермолова на Кавказе. Из 10 лет, в продолжении которых он управлял этим краем, верно более половины времени проведено или в отлучках, по особенным Высочайше возложенным на него поручениям, как то: в 1816 году в Персии, и в 1820 и 1821 годах в Петербурге и заграницею, или же в походах против горских народов; но от этого в делах не было никакой медленности и остановки. Ермолов умел там хорошо распорядиться, и так удачно выбирал исполнителей его предположений, что и в отсутствие его из Тифлиса все шло своим порядком и одушевлялось его духом. Все помнящие это время, конечно подтвердят, что никогда на Кавказе дела, по управлениям как всякому, так и гражданскому, не были произведимы правильнее, успешнее и беспрестанное, как при генерале Ермолове.

Собственно в отношении похода против чеченцев, надобно припомнить обстоятельства, которые заставили Ермолова действовать лично. Начальник кавказской области и лучший из генералов, командовавший на левом фланге, были предательски убиты. Бунт в Чечне загорелся с новой силой, и должно было опасаться восстания всего северного Дагестана. Генерала, которому бы можно было поручить укрощение этого мятежа, кроме одного начальника штаба А. А Вельяминова, решительно не было, но и на правом фланге. На Кубани и в Кабарде заметили было волнение и там надобно было иметь генерала опытного, бдительного и искусного, и один Вельяминов мог занять это место. И так Ермолов, по необходимости должен был принять сам команду над войсками, для действия против чеченцев. Ни личная опасность, равная в делах против горцев для главного начальника и простого офицера, ни сильный ревматизм, которым страдал он в это время. Ни лишения удобства и даже необходимых потребностей. Которые он переносил на равне с другими, не удержали его от того, что он считал своим долгом. В продолжении 18 дневного зимнего похода, он не раздевался и не скидывал с себя чеченского тулупа. Во все время бытности в Чечне, спал на соломе и укрывался шинелью. При нем не было никакого экипажа, даже дрожек. Во время похода, он ехал верхом, или шел пешком. Перенося стужу. Снег, дождь и все непостоянства погоды на равне с простым солдатом. Стал ли бы Ермолов подвергать себя таким испытаниям, если бы не был убежден в том, что они необходимы; и много ли найдете начальников, которые бы добровольно решились на такое самоотвержение? Но скажут, может быть, что цель всех предприятий Ермолова против чеченцев не достигнута, через пять лет они опять возмутились, нанесли нам много вреда и теперь еще остаются непокорными: а разве мало того, что чеченцы мало ускромлены были на целые 5 лет? И не доказывает ли это, что если бы Ермолов имел время окончить начатое, то чеченский народ или остался навсегда нам покорным, или был бы уничтожен?

17 лет прошло с того времени, как Ермолов оставил Кавказ, но имя его все еще раздается в горах, и как грозный призрак преследует враждебных горцев. И теперь еще чеченка, унимая расплакавшегося дитя, прижимает его к своей груди и шепчет: молчи, идет Ермолов!

Опись чеченским деревням, с показанием сколько в каждой находилось домов. Составлена в начале 1826 года.

По Сунже:

Казак-Кичу, с двумя аулами Албуру и Кош 100

Самаш-юрт 150

Галай-Юрт, или Малый Куллар 80

Закан-юрт 60

Куллар 250

Алхан-Юрт 30

Капо-юрт 10

Кахан-Юрт 12

Лулу-Юрт 17

Амархан-Кичу 70

Кули-Юрт 30

Сунжи-Юрт 120

Хачихи-Юрт 160

Чертухай-Юрт 60

Всего: 1149 домов.

По Оссе:

Галашки 100

Теле-Нага 16

Верге-Нага 50

Цовлета 10

Маши-Юрт 40

Джарга-Юрт 16

Тачу-Алай 30

Ики-Алай 60

Ерзи-Алай 20

Большой Чемухлой 60

Малый Чемухлой 10

Большие Чельчихи 60

Малые Чельчихи 30

Ах-Барзой 60

Всего: 562 домов

По речке Черной Ашлов:

Ашлов (Ашхой?) 70

По Арштуй-Мартан (Форганг):

Гази-Юрт 20

Баташ-Юрт 17

Даут-Мартан 40

Ала-Ерзов 50

Всего 127 домов.

По речке Унтех (Нитхи?)

Музи-Юрт 18

Галга-Юрт 20

Всего 38 домов.

По Валерику:

Шалажи 70

Валерик 30

Кашер-Юрт 40

Арсан-Гирей-Юрт 40

Дзулга-Юрт 18

Всего 198 домов.

По Гехи:

Нурков 100

Гехи 200

Бижи-Юрт 18

Дихин-Кашу 20

Курчали 60

Всего 398 домов.

По Рошне:

4 деревни Рошни 100

По Урус-Мартану:

Урус-Мартан 90

Джарга-Юрт 30

Всего 120 домов.

По Гойте:

Чиж-Нахей-Гойта 100

Гойта-Алхозур 80

Гелен-Юрт 90

Альды, с двумя аулами Беной и Гуной 200

Гуцырь-Юрт 30

Бугун-Юрт 18

Всего 518 домов.

По р. Енгелик.

Енгелик 70

По Аргуну.

Глачу-Барзой (Дачу-Барзой) 40

Узинин-Юрт 50

Чахкари 80

Большая Атага 250

Малая Атага 100

Ставно Коль 30

Белгатой 50

Большой Чечен 100

Тепли 40

Курдали 60

Всего 800 домов.

По р. Джалке.

Люмик-Юрт 40

Шали 200

Гребенчук 300

Чермой 70

Мискар 80

Алготов-Юрт 30