Текст книги "Михаил Христофорович Чайлахян. Ученый и человек"

Антон Георгиевич Ланг, любимый друг, коллега и оппонент по научным воззрениям, как-то сказал М.Х.: «Михаил Христофорович, если не дай Бог вернутся лысенковские времена и Вас выгонят со всех мест, Вы вполне можете зарабатывать как тамада». Мы засмеялись и дружно поддержали это предложение. М.Х. был действительно блестящим оратором и мастерски вел и торжественные юбилеи, и дружеские застолья.

Первым фильмом тогда для нас нового и небывалого жанра, который мы смотрели по нашему «видику», была картина «Эммануэль». Детей выгнали, звук не могли наладить, и вот так с помехами, но, наверное, из-за этого с особым очарованием напряжения его и посмотрели. Я даже не помню, понравилось ли нам; помню только, что мы очень нервничали, что папа сел в первый ряд стульев, перед нами, молодыми, и никак не хотел уходить. Наверное, каждый думал: вот всыплет нам по-первое. Фильм кончился, папа с неопределенным выражением лица ушел к себе в кабинет. Мы переглядывались. За ужином Араик осмелел и сказал: «М.Х., а мы думали, что Вы нам всыплете за это». Папа ответил кратко и выразительно: «Ханжой никогда не был». Потом, подумав, добавил: «Но вообще-то она, наверное, немного больная».

Высказывания М.Х. по ходу дела. «В любой трудной ситуации главное – это поддерживать политико-моральное состояние». «В шахматной игре главное не думать, а соображать».

«Когда Вы закроете вашу гостиницу?» – спрашивала маму и папу седенькая дама, Марья Павловна, которая жила напротив. Меня она поражала тем, что могла читать сразу два романа: один – на французском, потом, когда надоест, начинала читать другой – на русском. Чтение сразу в двух измерениях, это было нечто. А ее поражала та легкость, с которой Чайлахяны принимали гостей из Еревана, Харькова, Ленинграда и т. д.

«Вот, смотри, ты улыбаешься, и оно улыбается, ты хмуришься, и оно хмурится, – вот так же и мир будет отвечать на твои улыбки или злость». Так говорил мне дед. Мы сидели вдвоем перед зеркалом и смотрели в его отражающую глубину. Эти слова я запомнила на всю жизнь.

Очень явственно помнятся прочувствованные речи, веселые пожелания, дружественный гул голосов празднования 1982 года.

«Даже завидно, что нам не 80», – сказал кто-то из молодых. «Бедные ваши стены, как они выдержат такое количество подаренных картин», – сказал другой. А уж горячительных напитков было на всякий вкус: и горилка от украинских друзей, и отборные коньяки из Армении, и отменные вина из Грузии, заморские напитки, в их число входили, конечно, всякие джины и шотландские виски. И что же. Речи замолкли – «одних уж нет, а те – далече». На стенах, благодаря усилиям Анечки и ее друзей, висит еще больше картин. Напитки выпиты, и стол убран. Остались эти милые фотографии, такие теплые и щемящие: вот М.Х. дарят таджикский халат, а вот – туркменский, узбекскую тюбетейку, а вот… Только что коня не подарили, а жаль…

В прошлые годы к нам часто приходил молодой друг папы – Гиви Александрович Санадзе. Они часто вели долгие шахматные баталии, играя и просто так, и на время – блиц-турниры. В дни юбилея Гиви подарил папе кинжал ручной выделки в память о рыцарских турнирах и в знак дружбы: так как твердо знал, что этот кинжал никогда не обратится против Грузии.

М.Х. называл А.И. Меркиса – литовским князем. Мы как-то спросили: «Альфонсас Ионасович, а Вы в Бога верите?» «На всякий случай, да», – ответил он, улыбаясь в усы. Замечательный охотник, он однажды прислал М.Х. заячью шкуру, выделанную им самим, как лучшее средство от радикулита. Что остается после вещи? Память о ней; и она неистребима.

М.Х. рассказывал, что когда их везли по дорогам Великобритании, в Абериствиз, автобус ехал очень медленно и делал частые и долгие остановки. «Я решил поразмяться, сделать маршевую гимнастику. (Маршевая гимнастика – это когда М.Х. бодрым и энергичным шагом, раз 20 проходил расстояние в 10–15 метров, от стенки к стенке или от дерева к дереву). За мной долго наблюдал водитель автобуса, затем подошел и спросил: “Знаете, с нами едет ученый, которому 80 лет. И нам поручили ехать медленно и часто останавливаться, чтобы не переутомлять его. Вы можете мне его показать?” – “Это я”, – ответил М.Х. “Да! – удивился водитель, – ну, тогда поехали”». После этого они доехали до места назначения очень быстро, без дальнейших остановок.

Дедушка с бабушкой часто ездили за границу и привозили оттуда множество слайдов и фотографий. Каждый раз, после очередной поездки, собирались друзья и родственники, и происходил торжественный рассказ и показ слайдов. И вот однажды, после поездки во Францию, рассказывал дед о Париже. На экране сменялись красивейшие виды, все сидели и внимательно слушали. И вот, дед вставил очередной слайд. Группа людей с восточными лицами смотрела в объектив. «Вот! – воскликнул вдруг один из дедушкиных племянников и моих дядей, – Вот! А говорят, что только у армян носы большие!» Он вошел в ажиотаж и начал горячо убеждать всех, как несправедливо считают, что армяне большеносые, когда вот, у французов, носы не меньше. Мама попыталась вставить слово, но ничего не выходило. И когда все замолчали, и наступила небольшая пауза, дед сказал: «А это армянская община во Франции». Представляете, какой поднялся хохот!

Дед очень любил рассказывать истории из своей жизни, но была одна, которую он рассказывал почти всегда, когда собирались гости. Это история про то, как трижды писали деда.

Портрет первый. Его сделал Сарьян. Чем-то он напоминает автопортреты самого Сарьяна. Так же честен и суров. Деду поначалу не понравилось, как варпет (мастер) изобразил его. Ему показалось, что правый глаз плохо виден, что нос излишне красный. А это было художественное видение натуры: красно-синяя гамма передавала и национальный колорит и энергетику, а суровое выражение – ту стойкость, при наличии которой только и можно было выстоять в лысенковско-сталинские времена, и ученому – не склониться и отстоять свою теорию, а художнику – сохранить свой стиль и не написать ни одного портрета вождя.

Но у каждой картины своя судьба. И этот портрет пролежал несколько лет на шкафу, бережно завернутый в газету.

Портрет второй. За это время дедушку выбрали академиком, и пришел некий художник-график, делающий портреты знаменитостей. Дед удивился, но согласился позировать. «А вас кто-нибудь писал до меня?» – спросил он во время сеанса. «Да, – ответил дед, – Сарьян». «Как! – не поверил своим ушам художник, – А где же картина?» Дед достал со шкафа портрет, развернул его и показал. Художник пришел в восторг. Он оценил по достоинству творение мастера, сделал для него рамку и собственноручно повесил на стену в гостиной, где он и висит до сих пор. А его собственная работа была повешена в кабинет. Каждый, кто приходил к деду по делу или просто в гости, заходил в его кабинет и нос к носу сталкивался с этим карандашным портретом.

«Кто это?» – спрашивали люди. Дед долго терпел и вежливо отвечал каждый раз: «Это я». Но однажды к нему пришел друг юности. Он внимательно посмотрел на портрет и задумчиво протянул: «А-а-а, Сталин!» Я думаю, никто не удивится, если я скажу, что после этого портрет навсегда исчез из кабинета.

Портрет третий. Его сделали по заказу одного из младших друзей деда. Друг хотел сделать сюрприз и поэтому художник писал по фотографии. Это был парадный портрет, дед изображен на нем в костюме и при галстуке, ни дать ни взять – член политбюро. А на заднем фоне красуются многочисленные книжные полки, заставленные книгами. Портрет повесили в спальне напротив дедушкиной кровати. На следующий день дед встал в несколько мрачном настроении. «Араик, – сказал он моему папе, – он на меня смотрит». Пришлось портрет завесить газетой.

В общем, в нашей, отдельно взятой семье победило настоящее искусство.

М.Х как-то сказал одному другу-писателю: «Интересно было бы написать роман “Вторая жизнь”, про жизнь, которая идет в другом измерении». Писатель перепугался, что М.Х. оставит науку и займется писательством. «Писать, Миша, очень трудно», – сказал он и вскорости написал повесть, которую назвал «Вторая жизнь». Свой же роман М.Х. так и не написал, но жизнь он прожил действительно в двух измерениях. Одну – когда его притесняли, не пускали и ущемляли, и вторую – когда пришли награды, поездки, признание. Только вот неясно, когда он был более счастлив.

В день 10-й годовщины со дня смерти Михаила Христофоровича мы поехали в армянскую церковь и на кладбище. Впереди шли два человека, легко одетых для зимней погоды, один совсем молодой, другой чуть постарше. И один громко объяснял другому, что у растений существуют два вида гормонов – гиббереллины и антезины, которые влияют на зацветание растений. А их соотношение меняется в зависимости от длины дня. Это была точь-в-точь теория Михаила Христофоровича. Говорили с таким азартом, будто обсуждали очень модный сейчас роман про Гарри Поттера или фильм, вроде «Властелина колец».

На мой взгляд, они выглядели, как обычные, далекие от науки люди. Думаю, фамилия Чайлахян им бы ничего не сказала. Но дело его они знали. По-моему, это и есть настоящее бессмертие.

Город, наполненный родственными кровотоками, таким был Нахичевань-на-Дону в начале прошлого века. Сейчас он слился с Ростовом-на-Дону и именуется Пролетарским районом города. Но неужели не осталось никакого следа от тех детских лет, что провел Миша Чайлахов в этом краю? Это было у нас в подсознании. На сознательном уровне мы в этом сказочном сентябре просто гуляли, восхищались бережным отношением к старинной архитектуре у ростовчан. Стоят, стоят дома, принадлежавшие роду Чайлаховых, Келле-Шагиновых, будто на века построены. На развале в университетском корпусе купили книги из жизни Донских армян и, небрежно перелистывая, наткнулись на дневник двоюродного деда, брата бабушки Вари (Варвары Матвеевны), мамы М.Х. Дневник Ивана Матвеевича Келле-Шагинова включал несколько фотографий, на одной из них был изображен мальчик лет пяти, в казачьей бурке. Он сидел, насупившись, но глаза знакомо сверкали из-под лохматой шапки. Подпись гласила – Миша Чайлахов, без комментариев. У нас дома в бабушкином альбоме была точно такая же фотография. Круг замкнулся.

Автор книги «Нахичевань-на-Дону. Этюды старой истории: Время и люди» – русский историк Владислав Вячеславович Смирнов. Он – профессор Южного федерального университета, автор многих книг о Донском крае и его людях. Мы думаем, ему было бы приятно узнать подробности судьбы мальчика, фотографию которого он, повинуясь своей интуиции историка и писателя, поместил в своей книге.

Глава 6
Путевые заметки. Фрагменты из дневника Тамары Карповны Чайлахян, Америка, 1969 год

11. VIII

На Ил-62 вылетели из Москвы. Летели в первом классе в великолепных условиях. В Нью-Йорке нас встречает доктор Брюс Веллер на своей машине с открытым верхом и везет в отель Рокфеллерского университета. После нашего часового отдыха Веллер везет нас к себе в гости в Нью-Джерси, в свой собственный дом. Семья Веллера состоит из его жены Кэт и трех детей. Их дом – трехэтажный особнячок, окруженный небольшим садом. Тут же вигвам из фанеры, обложенный кирпичиками, для детей. Угощают нас на веранде: напитками из джема с водой и лимонным соком, обилием сырых овощей, блюдом из утки и черным кофе с мороженым домашнего изготовления. С наступлением темноты на стол были поставлены свечи под стеклянными колпаками. В неосвещенном саду время от времени вспыхивали крошечные огоньки и тут же гасли – это летали неизвестные нам насекомые. После ужина хозяин на своем «лимузине» везет нас домой, по пути обращая наше внимание на сверкающий световыми рекламами Бродвей.

12. VIII

Утром приезжает за нами Брюс Веллер и везет на аэродром, уже другой. Он вручает нам два билета, заготовленные для нас А.Г. Лангом. Опять летим над правильными прямоугольниками возделанной земли. Через час приземляемся на Мичиганском аэродроме, нас встречают Ланги и везут в гостиницу Мичиганского университета для гостей. Поселяемся в уютном номере со всеми американскими удобствами и с кондиционированным воздухом.

Небольшой отдых, а затем за нами заезжает А.Г. и везет в свой особняк. В зеленом дворике на высоких металлических подставках горят два факела, на накрытом столе горит светильник в виде цветной лампады. На высоком мангале А.Г. при нас на раскаленных углях жарит куриные ножки, а в стороне сложены дрова для костра (уютно и разгоняет комаров). Сидим у костра, а затем в доме, слушаем пластинки Окуджавы. В доме очень уютно, чисто и красиво. У каждого члена семьи своя комната, на полах везде современные ковры, и потому не слышно шагов. Поздно вечером А.Г. и Л.Ф. везут нас домой. Здесь в Ист-Лансинге, как и в Нью-Йорке, ни днем, ни ночью на улицах нет пешеходов: вся Америка на колесах.

13. VIII

Миша в сопровождении А.Г. знакомится с лабораториями и некоторыми учеными, идет подготовка к Мишиному докладу на английском языке. Тем временем на машине «Форд» за мной заезжает Л.Ф. с собачкой Пучи и везет меня по Ист-Лансингу… После пятичасового перерыва Ланги везут нас в ресторан-пещеру. Крайне воспитанные, великолепные официантки в изящных униформах, приветливо улыбаясь, подают нам заказанные блюда: овощи, соки, креветки и огромную порцию форели. Из ресторана едем в уютный особняк Лангов, где собираются гости, примерно, 25 человек. Это молодые ученые с такими же учеными женами (или просто женами). Никакого общего стола нет, нет и отдельных столов, все сидят в креслах (а одна дама – на полу, на ковре) и пьют, кто виски, кто соки, кто просто воду со льдом, закусывая подсоленными жареными гренками и крохотными кусочками сыра и печенья из теста и кукурузных хлопьев. Перед разъездом каждый берет по стакану чая или кофе. Стаканы и ложки с блюдцами бумажные, так что их мыть не надо. После разъезда гостей Ланги везут нас в гостиницу. В 3 часа 20 минут мы покидаем наш уютный номер в Ист-Лансинге и на вместительной машине Лангов, вместе с А.Г., Л.Ф. и Иришкой выезжаем в направлении Сиэтла. Едем по великолепным дорогам одноэтажной Америки. А.Г. заправский шофер. Останавливаемся на ужин в местечке «Св. Джозеф» и заходим в ресторан «Вин-Шуллер». Обстановка и отделка ресторана вводит нас в Голландию XVIII века. На потолках и стенах расписаны балы того времени; люстры-фонари с горящими «свечами», копии старинных портретов важных персон в белых париках, семейные портреты. После ужина мы едем дальше, приближается полночь, и мы не можем найти места в придорожных мотелях. Проезжаем через небольшие города с ярко освещенными магазинами, заваленными товарами. Наконец, из одного мотеля, где тоже не оказалось места, звонят в следующий мотель на расстоянии 45 минут езды, и бронируют для нас два свободных номера. Осчастливленные, мы едем дальше. (Мы в пути уже 5 часов). В двухэтажном помещении мы получаем по номеру. Спокойной ночи!

16. VIII

В девять часов утра (без десяти минут) в номере на электроплитке, подвешенной к стене, закипает кофе в стеклянном графинчике; всё, что нужно для двух чашек кофе, здесь же под рукой. Едем дальше по штату Небраска.

Опять безбрежные кукурузные поля. Они сменяются ландшафтом полупустыни, которая тянется довольно далеко, но это уже в штате Колорадо. Внезапно наш Форд начинает барахлить, подоспевший полисмен (исключительно редкое явление здесь) предупреждает об этом А.Г. Мы останавливаемся, и А.Г. меняет колесо: лопнула покрышка правого переднего колеса. Едем дальше. К общему удовольствию панорама начинает радовать глаз: снова рощицы и зеленые поля, а вдали на горизонте синеет гряда гор. (Следует отметить, что, когда мы проезжали по засушливым местам, видели, как великолепно здесь поставлено дело искусственного орошения полей).

18. VIII

Ехали по холмистым, полупустынным местам, но вскоре убедились, что в штате Вайоминг на редкость живописная природа. Недаром сами жители этого штата называют его «страной чудес» (wonderland). И, в самом деле, как чудо природы вдоль дороги по горизонту тянутся причудливые скалы – красные скалы. По-видимому, мягкие породы податливее влиянию ветров и ливней, волей природных сил превращающих их в средневековые замки и крепости, с неприступными стенами и бастионами. Далее красные «замки» сменяются серыми, еще более величественными по размерам и форме. Промчавшись мимо скал, въезжаем в полу-заповедник (колоссальный лесной массив преимущественно хвойный), изобилующий озерами и горными реками, с глубокими ущельями… Особенно величественная картина раскрывается с появлением на горизонте снежных, иногда клинообразных вершин… Трудно передать словами красоту озер, растянувшихся у подножия горы. Едем дальше и вскоре оказываемся в «Йеллоустоун нейшенал парк». Здесь мы должны жить три дня в забронированных по телефону номерах отеля под названием «Старый надежный». Гостиница построена на территории многочисленных гейзеров, недалеко от большого гейзера «Старый надежный», именем которого и названа гостиница. Разместившись в предоставленных нам номерах, ужинаем и спешим к «Старому надежному» гейзеру, который бьет регулярно через час вот уже много столетий. Вокруг собираются приехавшие сюда целыми семьями туристы, все они приехали сюда на своих машинах, а некоторые привезли сюда и свои домики на колесах. Полюбовавшись на чудо природы, идем ужинать, а затем и на боковую.

19. VIII

Позавтракав в том же кафе, идем бродить по территории парка, где сконцентрировано много гейзеров. Во все концы территории тянутся деревянные настилы-дорожки, по которым только и разрешается ходить туристам, так как почва очень ненадежная и легко можно провалиться. Буквально вокруг почва дышит, вздыхает, клокочет. В воздухе стоит запах сероводорода. Вот «прудик» с изумрудной водой, вот совершенно синяя вода в «пруду», кипение тут тихое, чуть заметное, а вот клокочущий котел; здесь только отверстие, откуда доносится сильный шум “мотора”. Гейзер «Бриллиант» брызжет тонкой струей, разбивающейся на мельчайшие капельки, сверкающие на солнце как драгоценный алмаз. Плоскогорье, по которому разбросаны гейзеры, «пруды» и «ключи», окаймлено высокими холмами, заросшими сосняком. С более высоких точек, окинув взглядом всю картину, вы видите, как во многих местах клубится белый «дым», это пар, пар, пар. Вдоволь насладившись чудесами природы и изрядно устав, мы возвращаемся в свой «Старый надежный» отель.

20. VIII

В 8 часов утра, позавтракав в ресторане нашего «Старого надежного», мы отправляемся досматривать чудеса Иеллоустонского парка. Удивительное явление: прохладная, черная, шумливая речка и на самом берегу кипящий гейзер «Приречный». Вот гейзер «Гигант», он, как говорят, бьет очень редко, и сейчас мы видим только клубы пара, охватывающие большое пространство, ощущаем горячее дыхание «Гиганта». Гейзер «Гигант» на далеком расстоянии от нас: садимся в машину и едем к нему. Он оправдывает свое название спазматическим выбрасыванием довольно толстой струи кипящей воды. Отсюда едем к «Пасти дракона»: густые клубы пара заслоняют клокочущее отверстие в скале. Наконец, едем еще к одному чуду природы – к гейзеру «Минерва» и видим нечто вроде беломраморного мавзолея со светло-коричневой отделкой, по-видимому, образованному вулканическим извержением. По самой вершине «Минервы» стелется прозрачная пелена пара, источник его нам не виден – это довольно высоко. На самое сладкое А.Г. приберег «Большой каньон» и мы едем туда. Зрелище потрясающее: с огромной высоты в пропасть низвергается снежно-белый водопад. Падая, он разбивается на мельчайшие брызги, подымая водяную пыль. Крутые склоны каньона окрашены природой в тончайшие оттенки красок с переходом от розового к бледно-розовому, от оранжевого к желтому, от зеленого к салатному; они переливаются на солнце, а на самом дне чернеет полоса речки. На склонах каньона местами растут сосны и ели. Поражаешься живучести растений: на голой скале, как часовой, вытянулась стройная ёлочка, сильная и одинокая. Словом, красота неописуемая, оторваться трудно. Однако мы проголодались, надо ехать «ланчевать». Отобедав, едем дальше по аллее елей и сосен. А.Г. обещает показать нам медведей. Так и есть: на опушке леса косолапый позирует перед фотоаппаратом. Насмотревшись, едем дальше мимо горной речки и озер. По дороге встречаем еще пять медведей, они совсем не смущаются и спокойно подходят к машинам. Рекомендуется окна держать закрытыми, что мы и делаем. День клонится к концу, и мы возвращаемся в наш «Старый надежный».

21. VIII

Завтрак в отеле «Старый надежный» и в путь к Титонам. Едем по сплошной елово-сосновой аллее Иеллоустонского парка, мимо горных рек и озер и въезжаем в Титон-парк. Елово-сосновая аллея сменяется тополиной, что особенно оживляет пейзаж. Вырисовываются клинообразные вершины Титона, Большого, Среднего и Малого. Проезжаем мимо большого озера «Джексон» и вершины приближаются к нам всё больше и больше. Мы уже у подножья Большого Титона, но нас отделяет от него озеро Дженни. Предание говорит, что озеро названо именем жены индейца – проводника по тропам Титона. Само озеро образовано от глетчера, сползшего с Титона. С небольшой пристани садимся в бот и плывем к противоположному берегу озера, прямо к склонам Большого Титона. Поднимаемся по тропам, проложенным по склонам горы. Дойдя до горной речки мы с Л.Ф. и Ирой остаемся отдыхать, усевшись на бревне, а М.Х. и А.Г. взбираются дальше. Обратно переправляемся на другом боте, и на пристани Л.Ф. читает наши имена, записанные в книгу. Здесь ведется учет всех туристов, переплывающих озеро Дженни, с тем, чтобы знать, все ли вернулись обратно. Снова на колесах, едем на ланч. По дороге встречаем ресторан «Фургон», расположенный в двух вигвамах. Здесь самообслуживание. Берем миски и подходим к удлиненному очагу под навесом. А.Г., щурясь от дыма, большой ложкой кладет всем нам огромные куски жареного мяса, печеной картошки и тушеного чернослива. Еда чуть-чуть отдает дымом, и это очень вкусно! Поев, едем дальше и вскоре въезжаем в штат Айдахо, где в городе А. ужинаем в кафе и устраиваемся в ближайшем мотеле на ночлег.

23. VIII

Едем по штату Айдахо, кое-где появляется скудная растительность, но по мере приближения к штату Орегон, тут и там появляются хвойные леса. Дальше рельеф сильно меняется: по обеим сторонам дороги возвышаются лысые горы, причудливо переплетенные между собой. Подъезжаем к широкому мосту с металлической аркой – это мост через реку Колумбию, отделяющую штат Орегон от штата Вашингтон. Опять надо платить через переезд. А.Г. останавливает машину и расплачивается. На щите, на мосту приветливая надпись: «Пожалуйте в вечно зеленый штат Вашингтон». Проехав, примерно, пять-семь миль, попадаем в ущелье, сплошь заросшее хвойными лесами. Местами хвоя сменяется лиственными деревьями. Ехать очень приятно и интересно. Переночевав в роскошном мотеле отправляемся в путь, уже прямо к месту назначения – в город Сиэтл, где должен происходить конгресс. Переехав через реку, въезжаем в Сиэтл, растянувшийся по берегу Вашингтон Лейк (Washington lake). Университет занимает большую территорию. Опрятно, зелено, красиво. Останавливаемся в студенческом общежитии, ныне свободном от студентов (каникулы). Вечером торжественнейшее открытие конгресса. Заседание открывает академик Тиманн. С речами выступают разные ученые. Входит губернатор штата Вашингтон (президиум приветствует). Губернатор молодой, энергичный, умный, интересный человек. Приветствуя конгресс, говорит очень толково, речь его всем по душе, в конце долгие аплодисменты, все встают. М.Х. и я сидим в первом ряду. Я между проф. Мельхерсом (ФРГ) и Мотесом (ГДР). По этому поводу М.Х. острит. После заседания отправляемся по своим комнатам.

25. VIII

Вечером прием у мэра города, организованный в помещении бывшей выставки. Вход великолепный: высокие арки, фонтаны, бассейны, окаймленные деревьями, усеянными множеством электрических лампочек. В помещении с высоченным потолком угощение а ля фуршет. У входа в помещение гостей встречает мэр с супругой, всем пожимают руки (не завидую, их несколько тысяч человек, правда, жена мэра в белых перчатках). В залах очень оживленно, многоязыкая речь, возгласы радости и неожиданности, встречаются старые знакомые и друзья. В 10 часов начинается разъезд.

27. VIII

Обычные брекфест и ланч в Макмагон холле. М.Х. на секциях и симпозиумах до 4-х часов. Я привожу в порядок свои вещи в номере. В 6 ч 30 минут мы приглашены на годичное общее собрание Американского Ботанического общества. Из всей Советской делегации приглашены только шесть человек, в том числе А.Л. Тахтаджян и академик Цицин. В большом актовом зале в одном из многочисленных зданий университетского кампуса было собрано, примерно, 500 человек. Все разместились за сервированными круглыми столами, по 5–6 человек за каждым. Президиум сидел отдельно за длинным столом на возвышении у стены. Собрание началось с обычного американского обеда (dinner). Обслуживали нас студентки в униформах. На столах были бокалы с ледяной водой и чашки для неизменного кофе. Был подан салат из капусты со сметаной, белая булочка и торт на третье. «Официантки» то и дело подходили к столам и подливали кофе желающим (молоко стояло на столах). Затем, в больших тарелках, разнесли тушеное мясо с подливкой, картофельным пюре и зеленой фасолью. Всё было вкусно. После обеда наступила деловая часть собрания. Я очень сожалела, что не понимала по-английски, но мне было интересно следить за реакцией слушателей. Речи были длинные и то и дело прерывались взрывами смеха (Американцы очень любят юмор). Затем некоторых членов Общества наградили какими-то дипломами за хорошую работу. Президиум объявляет, что Американское Ботаническое общество избрало 8 новых членов-корреспондентов из зарубежных стран: по одному члену из Франции, Японии, СССР, Финляндии и др. Президент по фамилии приглашает каждого к столу, поздравляет, пожимает ему руку, вице-президент прикалывает к его груди ленточку. Вдруг, неожиданно, мы слышим фамилию Чайлахян. М.Х. приглашается к столу и принимает поздравления, как иностранный член Общества. Каждое объявление о награжденном или избранном сопровождается аплодисментами. Наш академик тоже получает бурные аплодисменты. Профессор Мельхерс (ФРГ) встает со своего места, подходит к нашему столу и поздравляет нас с избранием М.Х. в члены-корреспонденты АБО. Приятный сюрприз!

28. VIII

Сегодня М.Х. должен делать доклад на английском языке. В 8 ч 30 мин мы идем в Макмагон Холл завтракать, затем возвращаемся домой. В лифте встречаем проф. Вайнтрауба, с которым М.Х. познакомился в Канаде. Приглашаем его к себе на короткую беседу. Он когда-то изучал русский язык и мы с ним, смеясь, говорим на русско-английском языке. Он, как и все здесь, удивительно приветливый человек. Завтра он летит обратно к себе в Ванкувер. На прощание я дарю ему сигареты «Тройка», а для его маленькой дочки коробку детского шоколада (Московского). К часу отправляемся на ланч, оттуда – в корпус имени Джонсона, где заседает секция «Ботаника развития». После двух докладчиков выступает с докладом М.Х. Аудитория переполнена, много молодежи. После доклада к М.Х. подходят незнакомые лица (специалисты) и благодарят за доклад. Завтра доклад Турецкой Р.Х. Идем к ней в Макмагон Холл. М.Х. должен прослушать доклад на английском языке. По дороге встречаем одну из ботаничек, сидевших вчера за нашим столом. Она радостно приветствует М.Х. и целует его в щеку, потом целуется и со мной. Прощаясь, треплет М.Х. по щеке. Таковы нравы свободной Америки. Прослушав Рахиль, мы отправляемся к себе в отель с тем, чтобы переодеться и поехать на прием к президенту Вашингтонского университета в Сиэтле. На университетском кампусе нас ждет автобус. Едем по городу, въезжаем в зеленую зону, где находятся виллы-особняки. Подъезжаем к роскошной двухэтажной вилле – резиденции президента Университета. По-видимому, в первом этаже помещаются комнаты для приемов, а во втором – жилые комнаты для семьи президента. В доме шла оживленная беседа среди уже собравшихся гостей. В приемной нас встретили президент и его супруга и любезно пожали нам руки, затем мы прошли в гостиную, где на столах стояли серебряные «самовары» со спиртовыми горелками. В двух концах стола сидели распорядители столов и подавали гостям, по желанию, либо чай с лимоном, либо кофе со сливками. На серебряных же подносах были разложены всевозможные пирожные, очень красиво оформленные. Хотя зал был освещен электричеством (не ярким), на обоих концах столов сверкали серебряные подсвечники с горящими свечами. Особенно красиво выглядели на столах великолепные букеты желтых роз. Весь дом чем-то походил на небольшой дворец с изысканной отделкой стен: не было ни вычурности, ни пестроты, всюду чувствовался художественный вкус оформителя. Покинув комнаты, мы вошли в роскошный сад с чудесным газоном и цветочными клумбами. Вилла стоит на берегу Вашингтон Лейк, на горизонте возвышается гора «Ренье», местами покрытая снегом, удивительно похожая на наш большой Арарат. А.Л. Тахтаджян находит сходство и с Фудзиямой. Вся панорама цветущего сада с террасами и аллеями из хвойных и лиственных деревьев, на берегу живописного озера, воистину производила волшебное впечатление. Великолепие неописуемое! Опять рукопожатия совершенно незнакомых людей, приветливые улыбки, предупредительность. Исключительно доброжелательное отношение; к гостям из СССР особое внимание. Много нарядных дам. Меха, модные прически и, вместе с тем, удивительная простота, никакой чопорности. Прием подходит к концу. Мы прощаемся с хозяином и на том же автобусе возвращаемся домой. Между прочим, когда М.Х. сделал доклад (его доклад был после доклада француза, проф. Шуара), а затем, после доклада проф. Хамнера, сделал доклад Азарьян, Шуар, зная, что Азарьян ученик М.Х. и его соотечественник, подошел к М.Х. и подал ему бумагу с надписью: “Vive L'Armenie” (Да здравствует Армения – фр.).

29. VIII

Утром обычный завтрак (breakfast). Встреча с Л.Ф. и Иришкой. Совместная поездка (вместе с М.Х.) на монорельсовую воздушную дорогу, подъем на башню Сиэтлской выставки 1962 года. С башни открывается вид на Сиэтл, расположенный серпообразно по побережью Тихоокеанского залива. Каким маленьким выглядит Вашингтон Лейк перед этим огромным заливом! С двухсотметровой высоты особенно наглядно, какое огромное место занимает легковая машина в жизни американца… Полюбовавшись дивным городом, едем прямо в Макмагон Холл на ланч. М.Х. идет на работу секции, я – домой. В шесть часов всей группой едем на Черный остров в индейскую деревню «Тилликэн Виллидж», вначале на автобусе, затем на пароходике (примерно, час) по заливу. Ресторан просторный, на столах светильники. Полумрак. Гвоздь ужина – жареная на вертеле осетрина. Салат из капусты, печеный картофель, на сладкое кофе с молоком и пирожные. В ресторане тут же сцена. На сцене индейские песни и пляски, очень дикие, удовольствия не доставляют. Поужинав, едем обратно через тот же залив. Довольно прохладно, но мы поднимаемся на открытую палубу и любуемся вечерним Сиэтлом, сверкающим тысячами огней. Картина великолепная, надо видеть, словами не передашь, будто рассыпаны по всей земле миллионы сверкающих разноцветными огнями елочных игрушек. Мы уже дома, пора ложиться спать, завтра надо вставать в 6 часов утра. Спокойной ночи!