Текст книги "Инстинкт мести"

Глава 7

Ася больше не боялась грозного и неприступного Ростоцкого, поэтому шла к нему уверенно и без опасений быть превращенной в мишень для злобных нападок или обидных насмешек. А когда увидела его воспаленные от бессонной ночи глаза, усталое лицо со впалыми щеками, так и вовсе прониклась к нему жалостью и сочувствием. Уже второй выходной день, а для него, похоже, еще трудовые будни не закончились.

Она поздоровалась, Ростоцкий только кивнул и махнул рукой, приглашая сесть.

– Борис Иванович, если я не вовремя, могу и в другой раз прийти, вы только назначьте час.

Он даже не взглянул на Асю, продолжая что-то выстукивать на клавиатуре компьютера.

– Мне все равно тебе сказать нечего. Только то, что ведется следствие.

– Ну почему же, а каковы результаты судебно-медицинской экспертизы обследования тела Берлицкого? Подтвердилась версия самоубийства?

– Экспертиза подтвердила только то, что его смерть наступила в результате несовместимого с жизнью ранения в голову из огнестрельного оружия.

– А отпечатки пальцев на пистолете?

– Только его.

Ростоцкому явно не хотелось общаться. Если бы не приказ сверху, он с удовольствием выпроводил бы эту любопытную представительницу ненавистной ему прессы, которая сует свой длинный… гм, симпатичный носик куда не следует и только мешает расследованию, создавая дополнительные проблемы.

– А что с банком «Солли»?

– Как стоял, так и стоит.

– Там же, насколько мне известно, был обыск?

Ростоцкий откинулся на спинку стула и скрестил на груди руки, всем своим видом давал понять Асе, что на этот раз она ничего от него не добьется. Он совсем от нее закрылся. «Или сдерживает себя, – заключила Ася, – чтобы чего-нибудь лишнего не ляпнуть. А так, наверное, хочется».

– Я к вам, между прочим, не с пустыми руками пришла. На прошлой неделе в четверг тринадцатого августа на своей даче в садово-огородном товариществе «Дачное», что по Киевскому шоссе, была найдена мертвой Евсеева Мария Ивановна. Дочь Катя считает, что ее убили, поэтому настояла на расследовании и судебно-медицинской экспертизе. Непосредственной причиной смерти Марии Ивановны была признана тяжелая общая интоксикация. Как Катя ни настаивала, полиция держалась единственной версии – смерть естественная и наступившая по неосторожности. Хотя на самой даче продуктов, которыми она могла бы отравиться, не обнаружено.

– Ну и что? – Ростоцкий даже зевнул, и Ася изо всех сил заставила себя поверить, что этот зевок был случайным, а не преднамеренным – по причине усталости и бессонной ночи, но никак не вследствии пренебрежения, вызванного ее многословием. – Я склонен доверять своим коллегам.

– А то, что у меня есть версия: Марию Ивановну убили. И никак иначе. В понедельник десятого августа ее с почетом коллектив газеты «Следопыт» проводил на заслуженную пенсию, а тринадцатого она уже была мертва. Разве это не странно?

– Ну и что? – повторил Ростоцкий, сверля Асю недобрым взглядом.

И она поняла, что терпению его пришел конец. Но она же только начала изъяснять свою версию и уходить ни с чем не собирается. Можно, конечно, обидеться, встать и уйти. И пусть сами тогда разбираются со своими жмуриками. А как же тогда убийца отца, который до сих пор разгуливает на свободе?

– А то, что именно она проводила журналистское расследование хищений в банке «Солли», – выпалила вдруг Ася и даже сама испугалась такого откровенного с ее стороны блефа. – Да-да, именно Мария Ивановна Евсеева и является Антоном Правдиным!

Это она, конечно, хватила лишку. Но надо же как-то заставить Следственный комитет заинтересоваться убийством бедной Марии Ивановны, в котором Ася не сомневалась ни секунды. И даже если ее отравил кто-нибудь из обозлившихся на нее соседей, все равно она заслуживала к себе более уважительного отношения. Хотя если уж смерть банкира не хотят толком расследовать, то станет ли кто думать о какой-то пенсионерке?

– Ты хочешь сказать, что она и была тем самым Антоном Правдиным, о котором в народе говорят?

– Да, – вынужденно согласилась Ася. – Мария Ивановна – это он. Вернее, она… В общем, причин для того, чтобы с ней расправиться, было достаточно.

Ася, конечно, так не думала. Но теперь деваться уже некуда и придется развивать эту нелепую версию.

– В ее-то возрасте? Не верю!

– А что возраст? – взвилась Ася, словно ее саму обвинили в недееспособности. – Чуть что – сразу возраст виноват. То, понимаешь, мы слишком молодые, то – не успеешь оглянуться – уже слишком старые. Это в любой другой профессии возраст играет значимую роль. Например, в вашей. В том смысле, что к моменту наступления пенсионного возраста у человека, каким бы талантливым он ни был в своем деле, уже не остается физических сил на выполнение должностных обязанностей. Но совсем по-другому дело обстоит в творческих профессиях. Таких, например, как журналистика. Даже учеными доказано, что люди творческих профессий имеют более продолжительный срок жизни. А еще… женатые мужчины живут дольше холостяков.

– Очень познавательно. Но ты же и сама не уверена, что Мария Ивановна – это Антон Правдин.

– Наоборот, нисколько в этом не сомневаюсь, – не сдавалась Ася.

Она твердо верила в то, что человеку, который уверенно и убедительно несет чушь, поверят гораздо быстрее, чем сомневающемуся в своих умных словах.

– Я как раз твердо уверена, что именно она со своим колоссальным опытом журналистской работы и могла проводить такие сложные расследования. Но в данном конкретном случае кому-то стало невыгодно, чтобы правда вышла наружу. Вот от неугодного, отказавшегося подтасовывать факты журналиста и избавились.

– Ты сама-то хоть веришь в эту чушь?

– А как же! Я же вам… – Ася вскочила, словно ее кольнули булавкой в зад.

– Сядь! – рявкнул Ростоцкий, и она села, притихшая и разуверившаяся в своих способностях убеждать.

Да, сама она не верила ни единому своему слову. А вот Ростоцкий поверить был обязан!.. Или нет? И теперь ей придется разыгрывать из себя представителя прессы, обиженного несправедливым недоверием работника правоохранительных органов? Хотя, если уж совсем честно, нужно быть очень наивным человеком, чтобы доверять честному слову журналиста. Она и сама-то себе не верит. Что уж тогда говорить о Ростоцком?..

Но он же не знает об этом! Он думает, вернее, обязан думать, что Ася уверена в своей правоте и у нее имеется достаточно для этого доказательств, потому она и не намерена сдаваться. И если он такой в себе уверенный и не видит, что перед его носом творится, то вот пусть сам и…

– Допустим, что ты права. Но только допустим, – повторил Ростоцкий, наблюдая, как Ася после его слов расправляет плечи. – Тогда получается, что в редакции вашей газеты есть человек, который знает, кто скрывается под псевдонимом Антона Правдина. Или этот человек выдал предполагаемому убийце информацию о журналисте и проводимом им журналистском расследовании, или он сам является убийцей.

Ася даже дышать перестала, ошарашенная такой вольной трактовкой ее блефа, придуманного впопыхах. Она смотрела на следователя и не знала, что ответить.

– Что ты так испугалась? Боишься кого-то подставить?

Выходило так, что Ася и в самом деле подставляла. И совсем не кого-то, а самого Следопыта!

– Нет, конечно! Просто вы как-то уж очень быстро нашли убийцу Марии Ивановны. Осталось только фамилию назвать.

– Но ты же добивалась именно этого, не так ли? И фамилию со временем назовем.

– Не так! Я добивалась, чтобы вы возобновили расследование убийства Марии Ивановны.

– С чего бы это? На основании твоих предположений, построенных исключительно на догадках и фантазиях? У тебя даже нет доказательств, что именно она занималась журналистским расследованием хищений из банка. Это я здесь, в этом кабинете, могу себе позволить выслушивать подобный бред. А какие доводы я представлю своему начальству?.. Слушай, Фомушкина, а не шла бы ты отсюда со своими глупостями…

– Это куда же?! – спросила Ася с вызовом и покраснела до корней волос.

– В редакцию! И без тебя тошно, а тут ты со своим журналистским бредом.

Ася чувствовала, как полыхают щеки, и глаза предательски увлажнились, но в душе уже рождалась непоколебимая уверенность в своей правоте.

– Никуда я не пойду! Пока не выполню то, за чем пришла, – заявила она дрожащим голосом. – Я, между прочим, не посудачить забежала к вам на минутку, а пришла поделиться своими идеями по поводу убийства моего коллеги.

По мере того, как она говорила, голос ее крепчал и наливался силой.

– И считаю, что вы просто обязаны ко мне прислушаться. Вы же не хотите, чтобы эти – согласна, пока еще сырые – доводы попали на страницы нашей уважаемой и весьма популярной газеты?

– Фомушкина, это ты сейчас пытаешься меня запугать?

– Извините, Борис Иванович, но мне почему-то кажется, что мы перестали понимать друг друга.

– Да неужели?! – Ростоцкий саркастически взглянул на Асю.

– Да! Раньше прекрасно понимали. И мне очень жаль, что вы как старший товарищ…

– Я тебе не товарищ.

– …как коллега по работе…

– И не коллега.

– Значит, как следователь Следственного комитета, который упорно отмахивается от фактов, способных помочь в розыске убийцы Берлицкого…

– Я тебе не говорил, что его убили.

– Но вы же сами не верите, что он самоубился. Ну, признайтесь же! Человек, у которого куча денег, припрятанных за границей, – и станет себя убивать? Люди от безденежья могут попытаться покончить с собой, но никак не от изобилия. Или вам удобнее списать все преступления на мертвеца? Тогда и искать никого не нужно. И обманутым вкладчикам можно по ушам пройтись. Дескать, вот, сограждане дорогие, виновник вашего разорения-то помер, а деньги бесследно исчезли. А вы, граждане, в следующий раз, когда решитесь в банк свои кровные нести на сохранение и преумножение, подумайте сначала, не лучше ли денежки под матрасом держать, чтобы целее были. Так, что ли? Кстати, вы мне так ничего и не сказали про обыск в банке. И знаете почему? Потому что ничегошеньки там не нашли такого, что могло бы помочь в расследовании ограбления вкладчиков и убийства Берлицкого. Или я что-то путаю?

– Пока никаких следов «черной бухгалтерии» не обнаружено. К тому же сервер с реестром вкладчиков успели уничтожить. Косвенными признаками могут быть данные о том, что банк некогда приобрел у некоего поставщика два одинаковых экземпляра программного обеспечения для учета вкладов. Другим признаком может служить предписание Центробанка о запрете или ограничении приема вкладов населения, при котором банк продолжал бы принимать вклады. Но такого предписания им не выдавалось.

– А я что говорила! – восторжествовала было Ася, но спохватилась: – Постойте, а как же наличие банковских документов на руках у вкладчиков? Они что, разве не являются доказательством того, что их вклады реально существуют?

– Даже если вкладчики с ними обращаются в суд, это не всегда помогает доказать, что деньги в наличии и в самом деле присутствовали. Я знаю случаи, когда вкладчикам отказывали в исковых требованиях. Лицензию у банка «Солли» отобрали. Но руководство банка – из тех, кто ныне в добром здравии, – не передало временно назначенной Центробанком администрации ни оригиналы кредитных договоров, ни договоры залога, ни поручительства по ссудной задолженности юридических и физических лиц. Поэтому это расценено как попытка сокрытия вывода активов, а обращение направлено в Генпрокуратуру и МВД.

– И после этого вы упорно отказываетесь потянуть за ниточку, которую я, как заправская ищейка, в зубах вам принесла?!

Ростоцкий в задумчивости уставился на Асю и, видимо, воочию представив себе ее с этой самой ниточкой в зубах, не сдержался и улыбнулся, обнажив полоску ровных белых зубов. Лицо его мгновенно преобразилось, и Ася с удивлением обнаружила, что он молод и довольно симпатичен. Льдинки во взгляде растаяли, глаза залучились мягким добрым светом и тоже заулыбались, даже морщинки на лбу разгладились.

Напряжение в разговоре исчезло, словно его и не было вовсе. Ася смотрела на Ростоцкого и поражалась: как может изменить человека обычная улыбка! Она тоже в ответ улыбнулась и позавидовала его друзьям и близким, с которыми он общался вне работы. Ничто так не открывает сути человека как его улыбка. Правду говорят: не ищи внешности – она обман, не ищи богатства – оно исчезнет, но ищи того, кто сможет заставить тебя улыбнуться. Потому что улыбка способна сделать ярким самый мрачный день.

– Ну хорошо, – сдался Ростоцкий. – Доставай блокнот.

Он снова был прежним – сосредоточенным, хмурым и угрюмым. Но Асю теперь не проведешь, потому что она узнала его тайну: он не тот, за кого себя выдает. И она это теперь очень хорошо запомнит.

– Давно бы так, – засуетилась Ася, пытаясь разыскать блокнот в сумке, которая ей иногда казалась чуть ли не бермудским треугольником, потому что в ней постоянно исчезали, а потом неожиданно появлялись различные вещи, уже считающиеся давно утерянными. – И стоило столько времени на никому не нужную перепалку тратить?

Ростоцкий не стал ждать, пока Ася разберется с непредсказуемыми глубинами той черной дыры, в которой могла копаться целую вечность, и положил перед ней чистые листы бумаги и ручку. Ася принялась быстро записывать факты, из которых должна родиться заметка. Ростоцкий снова строго-настрого предупредил, о чем писать не следует, а затем дал понять, что аудиенция окончена, так как пора и честь знать.

– Так как насчет Марии Ивановны?

– Я подумаю.

– У меня маленькая личная просьба: можно, вы будете называть меня не по фамилии, а по имени – Асей?

– Чтобы ты называла меня Борей?

– Нет, конечно! Вы для меня исключительно Борис Иванович. И никто иной, – заверила она. «А жаль. Я бы не отказалась называть тебя Борей. Или Боренькой. Или…»

– Там видно будет, как тебя называть.

Вот и хорошо, радовалась Ася. В следующую встречу она от Ростоцкого добьется гораздо большего. Так потихоньку и приучит его с собой считаться. Он Асю в дверь не будет пускать, так она через окно к нему проскочит. А если тот окна и двери законопатит, Ася в трубу влетит на своей журналистской метле. Что-что, а мусорить она никому не позволит. Так как теперь вошла в сплоченную семью журналистов, которые по праву называют себя «разгребателями грязи», как она вычитала в одной умной книжке. Главное при этом – не увеличить количество этой самой грязи.

А пока Ася уносила с собой трофей, который дорогого стоил, – улыбку Ростоцкого… Неужели она, дурочка, влюбилась? Этого только не хватало! А раз не хватало – получай.

Теперь Ася направилась к банку «Солли». Нельзя же писать о том, чего никогда в жизни не видела? Возле банка толпились обманутые и крайне возбужденные вкладчики с плакатами. Ася сделала несколько снимков.

Вернувшись в редакцию, она принялась сосредоточенно набирать текст. Заметка по объему уже могла претендовать на хорошую статью. Ася не заметила, как пролетели два часа. Перечитав написанное несколько раз, отправила статью Зацепину и принялась ждать его реакции, уставившись в окно.

Погода была просто замечательная: ни жарко, ни холодно, умеренно солнечно с легким ветерком, то есть комфортно. Именно так, как любила Ася. Зацепин позвонил через пятнадцать минут и попросил зайти.

– Неплохо. Только вот что это за измышления в конце статьи? Неужели ты и в самом деле думаешь, что обманутые вкладчики что-то получат?

– Если не получат, зачем нужны мы с тобой, «четвертая власть»? Затем, чтобы с подробностями муссировать чужое горе? Нет, конечно. Вот давай и раскачаем потихоньку три первые власти – законодательную, исполнительную и судебную. Напомним им, что не народ для них, а они для народа… Следопыт, скажи, а у тебя есть в банке «Солли» знакомые?

От Аси не скрылось, как Зацепин напрягся.

– Я бы хотела у кого-нибудь из сотрудников взять интервью. Без их взгляда на сложившуюся ситуацию моя статья кажется какой-то неполной. Словно в ней чего-то не хватает.

– Твоя задача была не статью написать, а заметку. Не успела начать работать, а уже игнорируешь мои конкретные задания и пытаешься вырваться из-под контроля и писать сочинения на вольную тему.

– А разве работа журналиста не подразумевает свободу выбора темы, источников, героев, наконец? К тому же от моей заметки обманутым вкладчикам легче не станет. Ну пожалуйста, Следопыт, ты же не для того меня в газету взял, чтобы я только описывала все эти страсти, не пытаясь даже как-то помочь?

– Заниматься этим расследованием становится слишком опасно. Я твой крестный и должен тебя беречь. К тому же твоя матушка боится, что ты со своим неугомонным характером ввяжешься в какую-нибудь авантюру.

– Тогда тебе придется искать другого Антона Правдина. Неужели ты сам не понимаешь, что не прав? Должна же я наконец хоть приблизиться к своей основной работе?

– Но у меня нет знакомых в банке «Солли». А статью я отдаю в набор. Добавлять здесь ничего не нужно.

– А у знакомых твоих знакомых? Москва – город маленький. Особенно для тех, кто живет здесь с рождения. Ты же сам обещал мне помогать. Я покопаюсь в этом деле совсем чуть-чуть. Может, найду материал для следующей статьи.

– Есть один человек, который там когда-то работал, – задумчиво произнес Зацепин, глядя на Асю: то ли говорить, то ли не стоит. Наконец решился: – Вряд ли ты захочешь с ним встретиться.

Ася даже замерла от дурного предчувствия, возникшего словно ниоткуда. Что это – неужели интуиция? Или просто барахлят нервы?

– Кто это?

– Трунов Константин Валентинович. Бывший подозреваемый в убийстве твоего отца. Бизнесмен.

Ася побледнела. Вот даже как! Значит, человек, который когда-то работал в банке «Солли», неожиданно сделался бизнесменом? А если попал в подозреваемые, значит, и отец мог быть как-то связан с этим банком? Что это – чудовищный клубок случайностей или постепенно выявляющаяся закономерность?

Даже если причастность Трунова к убийству отца не доказана, он все равно представляется Асе скопищем грехов и пороков. Она ненавидела его уже потому, что на него упала тень подозрения. А дыма без огня, как известно, не бывает. И если Ася поклялась найти истинного убийцу, ей никак не избежать встречи с предполагаемым виновником смерти отца.

– Очень надеюсь, что ты не станешь с ним встречаться. Потому что это небезопасно. Повторяю: я принимаю твою статью и считаю, что добавлять ничего не следует. Потому что и кашу маслом можно испортить.

– Из-за того, что масла слишком много?

– Из-за того, что оно прогорклое и с запашком. Есть риск отравиться.

– Я с ним встречусь. Уже ради другой статьи. Как мне его разыскать?

– Ты когда собираешься отдыхать? Забыла, что у тебя завтра честно заработанный отгул?

– Вот и хорошо. Завтра я с ним и встречусь. А во вторник утром расскажу о нашей встрече. Только не пытайся меня отговаривать, хорошо? Ты же не для того упомянул имя Трунова, чтобы я тут же о нем забыла?

– А что мне было делать, если я и в самом деле никого больше в этом банке не знаю? Да и о нем никогда бы не узнал, если бы он не попал под подозрение.

– Ты с Труновым когда-нибудь встречался, говорил об отце?

– Нет. Подозрения с него сняли, и он уже никому не был интересен.

– Тогда почему ты считаешь его опасным сейчас? Почему не хочешь, чтобы я с ним встретилась?

– Оса, хватит мне голову морочить. Я не советую тебе идти к нему, потому что он наверняка затаил злобу на правоохранительные органы за напрасные обвинения и за то, что ему пришлось какое-то время посидеть в СИЗО. А тут еще ты со своими расспросами.

– Но я, наоборот, ничего противоестественного в нашей встрече не вижу. Журналист пытается взять интервью у бывшего сотрудника банка, ныне лишенного лицензии. И что?

– А то, что журналист случайно оказывается дочерью того самого Фомушкина, в убийстве которого подозревали Трунова, тоже можно считать совпадением? И вообще, ты к нему решила прийти как журналист или как дочь, пытающаяся удостовериться, что Трунов и в самом деле невиновен в смерти твоего отца? Что ты собираешься узнать – имели ли место факты обворовывания вкладчиков банка в его бытность работы там, или не является ли Трунов убийцей твоего отца?

– Не знаю. Там будет видно.

– Так я тебе и без этой встречи могу ответить: он не только тебе ничего не скажет, но даже на пушечный выстрел не подпустит к своему дому. В котором, между прочим, засел, как в крепости, опасаясь попасть на глаза правоохранительным органам. Теперь он уже пуганая ворона, к которой близко подобраться у тебя вряд ли получится. А вдруг Трунов подумает, что ты хочешь с ним встретиться для того, чтобы расквитаться за своего отца? Ты же не веришь, что его отпустили на законных основаниях. И в своих мыслях уже представила, что Трунов кучу денег заплатил на свое освобождение.

– Тогда зачем ты о нем вспомнил?

– С языка сорвалось. Разве не знаешь: язык мой – враг мой? Я такой же человек, как все, и тоже могу ошибаться… Так что ты решила?

– Не знаю… Можешь отдавать статью в набор. Мне и в самом деле не стоит с ним встречаться.

– Давно бы так! И на будущее, умоляю тебя: если твое дикое желание вдруг начнет преобладать над разумом и ты снова надумаешь встретиться с Труновым, предупреди меня, по крайней мере. Чтобы я был в курсе твоих сумасшедших планов. И тогда мы вдвоем попытаемся его навестить. По крайней мере, я буду знать, что ты в безопасности. И тебе не так страшно, и мне спокойнее.

– Хорошо. От помощи не откажусь.

– А теперь поезжай домой и отдохни. И будет лучше, если ты вообще забудешь о Трунове. Поверь, у органов гораздо больше возможностей для раскрытия преступлений, чем даже у самого опытного журналиста, коим ты еще неизвестно когда станешь. Если, конечно, вообще не оставишь эту профессию. Не всякому журналисту суждено пройти свой путь до конца. Многие не добиваются успеха, потому что в ходе расследования пытаются обнаружить не факты, а истину. Когда же выясняется, что истину обнаружить нельзя – а если можно, то ее все равно не понять, – журналист из профессии уходит. Так как не может смириться с безобразно голыми фактами, ради которых совсем не стоило затевать опасного расследования.

– А что он должен искать и находить – факты или истину?

– Это для себя каждый журналист решает самостоятельно.

– Следопыт, ты специально тень на плетень наводишь, чтобы меня сбить с толку? Зря стараешься, у тебя все равно ничего не выйдет.

Ася ехала в непривычно полупустой электричке и гадала, кто же вычеркнул из статьи Антона Правдина имя Копцовой Марианны Матвеевны: Зацепин или Мастерков? В любом случае Зацепин видел ее имя в черновиках, но не сказал об этом Асе. Потому что Хозяин приказал своему редактору забыть о Копцовой?

Интересно, а что о Копцовой может рассказать Трунов?.. Ну, Арсения, ты и размечталась – «рассказать»! Хорошо, если на порог пустит. А как же тогда Зацепин?

Несомненно, он как редактор обязан знать, где и с какими фантастическими идеями носятся сломя голову его спущенные с поводка журналисты, вынюхивая и выспрашивая, высматривая и выискивая сенсации для газеты. Но в данном случае дело касается ее отца, поэтому Трунов – личное дело Аси. И она этого отпущенного на волю кота в мешке непременно найдет.

Сегодня Ася пришла с работы еще засветло. Матери дома не оказалось, но на столе Асю ждал еще не остывший ужин: котлеты, которые у матушки всегда получались сочными и необыкновенно вкусными, салат с кучей зелени и любимый компот из инжира.

Поев – первый раз толком за весь день, – Ася принялась разыскивать в Интернете любую информацию о возможном убийце отца. Почему она не делала этого раньше? Потому что время еще не пришло. Теперь же в самый раз начинать охоту на опасного зверя, который наверняка прикинется невинной овцой.