Текст книги "Душеловы"

– Ирина ждет меня. Мне нужно сказать ей правду.

– Валяй! Только разве ей станет легче от правды?

– Ты поможешь мне?

– Нет, уж! Сам разбирайся в отношениях. Я не мастак, сам понимаешь.

– Но я должен ее предупредить, чтобы не ждала меня.

– Разумное решение. Наконец мы сдвинулись с мертвой точки. Пошли?

– Нож! – хором вдруг восклицают и в четыре руки тянут нож из горла.

– Я слабею! – Стажер испуганно смотрит на Игоря. – Почему я слабею?

– Я тоже!

– Мы усыхаем!

– Если ты усохнешь, я лежачим бревном стану?

– Нам нельзя мешкать. Поднажми!

Две размалеванные ведьмы аппетитной наружности – с размером груди далеко за пятьдесят – хихикают, глядя на долговязого худыша, которого бьют конвульсии, будто ток по нему пропускают.

– Репетирует, – констатируют обе и, пару раз оглянувшись, проходят дальше.

Нож гулко падает на асфальт.

– Бежим!

Двое недотеп бегут по набережной в разные стороны.

– Стажер, к Ире!

Жнец как спортсмен на прогулке, совершив круговой поворот, догоняет товарища. Вдруг Игорь резко останавливается.

– Кровь… Нужно смыть кровь… – спохватывается кавалер в панике. Еще не хватало любимую до смерти напугать своим видом!

Асфальт плывет под ногами. «Неужели все пропало?» – ужасается жених с того света. Он в кои-то веки отважился на поступок! И уже улетает?..

– Так нечестно! – кричит Игорь в небеса.

***

Стажер повисает на ногах непокорной добычи, которая все время норовит улизнуть. Он сипит как паровоз под парами, поднимающийся в гору. Вернув ее на землю, сам оседает на дорожку, вытянув ноги. По ним тут же прошлись юноша в костюме Дракулы с сестрой, одетой под летучую мышь. Они жарко обсуждают предстоящее выступление кумиров на рок-концерте. Жених замечает бутылку минералки в руке у парнишки и пинает своего охранника.

– Ну, же!..

– Что?

– Догони и отними.

– Что?! – не верит своим ушам уставший от этого мира гость. – А сам не можешь?

– Я не вор и не грабитель! – задет за живое гордый художник. – У меня есть принципы.

– Лучше б у тебя были мозги, – сетует вертухай и, кряхтя, поднимается на ноги, с тоской глядя в спины удаляющихся детей.

– Чего мешкаешь? – недоволен наводчик. – Уйдут!

Недоволен и жнец, сердито бурчит на обидчика:

– Не грабитель он! Ты не грабитель, ты – дебил! Давно прошел бы формальности и отдыхал!

И не понятно, себя он имел в виду или непослушную душу, которую никак не удается переправить по назначению. «Небеса не оставляют!» – ликует незадачливый доставщик, когда видит, что ребятишки останавливаются, потому что у сестры развязался шнурок на ботинке.

Видимый только покойнику услужливый Стажер ковыляет к парнишке, хватается за бутылку и тянет ее к себе. Дракуленок удивленно наблюдает за своей поднимающейся вверх рукой с минералкой.

– Я и без инквизиции скоро ветром стану или туманом, – стонет себя непомнящий и со второй попытки отбирает бутылку у мальца. Подростки, разинув рты, наблюдают за полетом бутылки, когда небесный сопровождающий несет ее к земному дундуку, решившему, что вправе помыкать эскортом.

– Я… ты… тоже это видишь? – одновременно задаются вопросом дети.

Конвоир протягивает подконвойному бутылку и медленно оседает, не в силах совладать с дрожью в ногах. Школяры наблюдают, как странного вида дылда откупоривает бутылку и льет себе на лицо. Затем наклоняется и свободной рукой кого-то невидимого поднимает с земли.

Льющаяся вода течет на Стажера. Он мокреет поэтапно: часть лица и плечо, затем котелок, голова полностью, грудь. Наконец он становится видимым. Юноша с сестрой в панике убегают, только пятки мелькают в сгущающейся дымке серой хмари.

– Хорошо, что сегодня Хэллоуин. Иначе местная психлечебница переполнилась бы, – комментирует гость из другого измерения, словно знаток реалий этого мира. Он осматривает жениха со всех сторон. – Своей бестолковой прогулкой ты переполошил полгорода.

Стажер ладонью вытирает лицо Игоря, удовлетворительно кивает головой.

– Сойдет и так. Надеюсь, у твоей зазнобы нервы крепкие.

Заложив руки за спину, охранник первым направляется к Ире, но останавливается, оглядываясь на неподвижно застывшего мертвеца.

***

Жнец чувствует, как звереет. Рявкает на остолопа, замершего на месте:

– Мне самому уже нужен психиатр! Что на этот раз не так?

– Не пойду к ней. Не могу!

– Ладно. К ней не можешь, тогда пошли со мной.

– Нет, я должен! Мне надо через «не могу».

– Хорошо. Идем к невесте.

Игорь хватается руками за голову, мечется по набережной.

– Как может мертвец клясться девушке в любви и верности?!

– Дошло наконец? Айда со мной, – приглашает соучастник променада, качаясь и переступая с пятки на носок. Он ощущает себя совсем невесомым. Будто он перышко, которое вот-вот полетит за ветром. Это его напрягает. Но еще больше напрягает зануда-клиент. – Забудь про человеческие страсти. Ты уже не человек.

Художник ложится на скамейку лицом вниз, рыдает:

– Мне не будет покоя на том свете, если я не смогу…

– Ну, так вперед! Решись уже на поступок. Она будет в восторге… я полагаю.

– Дни, когда я не видел ее хотя бы мельком, наполняли мою жизнь такой тоской и безысходностью, что в пору было в петлю залезть.

– Отчего не залез? Сейчас у меня не болела б голова.

– Ты не понимаешь! Ты же никогда не любил.

Стажер присаживается рядом с горемыкой, задумывается.

– Я не уверен…

Игорь поднимает голову, пристально смотрит на него.

– Это как?..

– Наставник… Ну, тот, что убежал жаловаться, – делится мыслями провожатый, – говорил мне, что самоубийцы застревают между мирами до тех пор, пока их воспоминания не стираются. Только после этого их, то есть нас, призывают на службу жнецами смерти. Так они, то есть мы, отрабатываем свое преступление перед Создателем.

Он замолкает, вздыхая, и смотрит в небо. Намолчавшись, продолжает.

– Только Создатель дает и отбирает жизнь. Человеку нельзя себя убивать. А я плюнул в лицо Бога! Я проклят! И даже не помню за что… Но знаешь, я сомневаюсь. Вот честно! Не верю, что убил себя. Не таким я был человеком. Старший мне соврал или о себе говорил? Ну, не мог я быть размазней как ты! Ну, тем, кто мечтает о веревке на шее. И не ври мне! Я все знаю! Я сидел в твоем теле!

– Да это была… м… минута отчаяния, – оправдывается молодой человек как нашкодившее дитя, – я же потом передумал! Это было всего один раз. Ну, когда Ира выходила замуж.

– Да знаю я, – соглашается собеседник, кивая головой, – однако что-то смутно знакомое вызывают во мне твои сопли. Не пойму, что за состояние такое?

Стажер резко вскакивает и его, словно флаг на ветру, относит в сторону. Игорь едва успевает ухватить охрану за штанину и притянуть к себе. А жнец вопит, не переставая:

– Я комплексую?! Отчего мне так муторно на душе? Ты заразный как бацилла! Ковид несчастный! Что со мной сделал?! Теперь до скончания веков мне предстоит таскаться за такими уродами, как ты? И… сопереживать?! О-о-о!..

Глава III

Покойник не сводит глаз с конвойного: совсем не ожидал от того такого припадка. Истерит как всамделишный. В смысле как человек. Не хватает только заламывания рук. И можно будет кричать: «Брависсимо!»

– Я все бы отдал за возможность уже попасть куда-нибудь, так скитания надоели, – стенал жнец, раскачиваясь, как плакальщица на траурной церемонии. – Тебе предлагают возможность отправиться в лучший мир по назначению, а ты здесь копытом бьешь: туда не хочу, сюда не хочу! Нюня! Слюнтяй! Такому как ты разве нужна жизнь? Если бы даровали тебе возможность до старости жить, чтобы ты сделал?!

Игорь отшатывается от разбушевавшегося обвинителя, тихонько отодвигается по лавочке от него подальше. На всякий случай. Не знаешь, ведь, чего ожидать от зазеркального шизоида? Однако тот останавливает его, положив руку на плечо и требуя ответа:

– Чтобы сделал?..

– Чего сделал? – недоумевает недоросль вполне искренне.

– Да, чего бы сделал?.. Со своей жизнью? Во что ты превратил бы свою жизнь? В качели: хочу – не хочу? В раздрай между «хочу» и «могу»?

Стажер бьет себя по лбу.

– Ах, пардон! В твоей башке… – щелкает того по голове, – нет слова «могу»! Ты понятия не имеешь, как «хочу» превратить в «могу». За что тебя можно любить, вообще?

Изливший из себя раздражение и опустошенный жнец садится, наконец, на скамейку. Он стал уже как плоский лист бумаги. Наглядным становится, что время его истекает. Жених тоскливо смотрит на собеседника.

– Тебя прислали, чтобы Иру от меня спасти? Чтобы жизнь со мной ей адом не показалась? Такой ваш план?

После паузы приглушенным голосом Игорь с трудом выдавливает слова из себя:

– Скажи ей.

– Что… сказать?

– Правду.

– Почему я?

– Потому, что я не смогу.

Стажер пристально смотрит на парня.

– Знаю. Можешь не напрягаться. Знаю, кто я… – Игорь уклоняется от взгляда. – Я здесь посижу. Иди.

После паузы ровным голосом продолжает, не поднимая головы.

– Я упертый, сам знаешь. С места не сдвинусь. Считай это последним… совсем последним моим желанием.

Потусторонний провожатый разводит руками.

– Но я не могу. Кроме тебя меня никто не видит.

– Да? Я конь для тебя – носить на себе?..

***

Снова видится Стажеру степь и узкая лента дороги, огибающая холмы. Далеко в горизонт упирается взгляд. Он что ли орел, зависший в полете, – как стоп-кадр в кинофильме? Ан, нет. Он стоит на земле, рядом бьет копытом конь. Стажер держит его за узду. На душе и тоскливо, и тревожно. Он хочет остаться, но и дорога манит. Сердце в раздрае, как у придурка рядышком на скамейке.

Определенно в этом мире, куда привел его старший наряда, не все в порядке со стерильностью. Очень быстро заражаешься негативом и сомнениями. По возвращении надо будет внести рацпредложение в конторе, чтобы выдавали скафандры командировочным. Так недолго всю команду потерять в этой неупорядоченной реальности.

Мысль возвращает его к видениям, будто угрожает Стажеру: «Врешь! От меня не уйдешь!» (Не так ли давеча он упрекал за трусость жениха?) Снова стоит Атаяс на пыльной дороге и конь в нетерпении бьет копытом и дергает узду. (Теперь он уверен, что Атаяс это он.) Все тот же приятный мелодичный голос говорит ему: «Дай руку!» Он видит, как женские пальчики обнажают его запястье и повязывают ленту.

– Не снимай ее, понял? Она – это я! Я всегда держу тебя за руку, всегда я с тобой. Сама повязала, сама и сниму, когда ты вернешься.

Слеза капает на синюю ленту, оставляя темное пятно на ней. Будто током ударило: это Килура, жена его! Он рывком привлекает ее к себе, сжимает в объятиях.

– Тише ты, пустоголовый, – шепчет женщина ласково, – сына придавишь.

Она отстраняется, и он видит упругий круглый живот. Тут же со смехом его целует. А Килура умоляет:

– Атаяс, останься! У меня плохое предчувствие.

Он прижимает голову возлюбленной к груди, убеждает:

– Я скифский воин, Килура. Я в предчувствия не верю. Мы просто доведем обоз до караван-сарая и вернемся обратно. Не в первый раз.

– Не пущу! Пусть купцы без конвоя идут. Зачем нам их неведомая страна Хань? Атаяс, не ходи! Дождись хотя бы рождения сына.

Жена поднимает заплаканное лицо, неотрывно с мольбой глядит на него. На краю переносицы сбоку над ноздрей рдеет маленькая ровная родинка. Атаяс целует родинку. С первого взгляда он выбрал Килуру из-за этого пятнышка. Как изящно пометила мать-природа свое дитя! Ни у кого в племени больше не было такого украшения на лице. Его избранница самая необыкновенная красавица степи, хоть всю землю обойди!

– Конь застоялся. Мне пора отряд догонять…

***

– Чего ты застыл? Я ведь не против. Влезай, давай!

Это Игорь поторапливает Атаяса-Стажера, возвращая того из прошлого. Как заторможенный скифский воин поворачивается к парню, замирает деревянным истуканом на капище. Взгляд прикован к переносице Игоря. Там рдеет знакомая родинка! Близняшка Килуриной!

– Потомок?! – орет прозревший Стажер и взмахивает руками. Тут же взлетает под порывом ветра. Жениху, чтобы его поймать, пришлось даже подпрыгнуть.

– Рехнулся? У нас в роду никогда жнецов не было. Городские мы! – говорит ошалевший художник, отбиваясь от ополоумевшего конвоира, который радостно повис на нем и не отпускает.

– Теперь понятно, почему меня сюда загнали. Сын сыновей моих! Потомок мой!

Стажер лезет с поцелуями к Игорю, но тот прытко отбегает и обнюхивает себя, чуть ли не носом утыкаясь в подмышки.

– Моего трупного яда нанюхался?

Счастливый Атаяс любуется парнем и… плачет. Молодой человек, наконец, понимает, что жнец не шутит, и его тут же повело в сторону: едва не упал! Стажер хватает внука в каком-то там поколении и умиляется:

– Вымахал, верзила мой! Какие могучие потомки у меня!

– Кончились потомки. С моей смертью кончились…

***

Продрогшая девушка поднимается со скамейки, поворачивается уходить и натыкается на Игоря. Он долго и пристально смотрит ей в глаза.

– Любимая!

– Что с тобою?!

– Помнишь тот день, когда ты облила меня водой из шланга?

– Ты вспомнил лето. Ты замерз?

– Я согрет твоей нежностью. Я заберу ее с собою в вечность.

– Ты пугаешь меня. Что-то случилось?

Художник протягивает возлюбленной коробочку с кольцом. Она недоуменно смотрит на нее. Подними она сейчас глаза, увидела бы в лице кавалера чужие черты. Ну, не мог Атаяс не высунуться!

– Он обошел все ювелирные магазины, чтобы отыскать особенное кольцо для самой особенной девушки на свете!

Ирина принимает коробочку, удерживая свою ладонь на ладони мужчины. Он, словно ужаленный, отдергивает руку и растерянно отводит взгляд.

– Ты говоришь о себе в третьем лице. Я начинаю волноваться, когда ты такой.

– Ты знаешь, что была для меня воздухом? Я дышать не мог без тебя. Без тебя нет вселенной, нет жизни, нет смерти. Одна пустота.

Опустив голову и рисуя носком ботинка круги, тихо и сдавленно откровенничает дачный сосед. Женщина крепко сжимает в ладонях коробочку, зачем-то следит за движением его ботинка.

– Сегодня он узнал бы, что такое счастье, – улыбается высунувшийся Стажер и натыкается на пристальный взгляд невесты.

– Ты кто? – сурово вопрошает она.

– Я – Атаяс, я его предок, – радуется жнец возможности поболтать, – а он напрасно боялся, не так ли? Недооценивал себя. Глупец!

Основатель рода, спохватившись, быстро прячется, выталкивая вперед смущенное лицо потомка. Атаяс, прилагая усилия, выпихивает свои руки позади рук Игоря, поднимает его длиннющие хваталки и кладет девушке на талию. Замечая, что парень норовит отвернуться, тут же своей рукой исправляет положение. Выскочившая резиновая нога деда подстегивает упрямца шлепком по заду. Страдалец продолжает свои долго вынашиваемые признания:

– Ты есть жизнь. И моя вселенная. Береги себя. Прости, что не смогу с тобою состариться. Мой путь сегодня окончен.

Жнец обнимает руками праправнука его драгоценное сокровище, шепчет на ухо Ирине:

– Прости его, если есть за что.

– С ним все хорошо? – тихим эхом звучит в ответ.

– Теперь будет. Я за ним присмотрю.

Игорь разворачивается, чтобы уйти. Останавливается. Оборачивается. Улыбается лицом Стажера.

– Он будет тебя ждать. Сколько потребуется. Это будет самое счастливое ожидание. Только ты не торопись. Дай ему время насладиться ожиданием.

– Для всего-то ему нужно время, – с грустью соглашается невеста, открывая коробочку. Слеза сползает по ее щеке и капает на кольцо.

Зажмурившись, она рисует себе свадебный танец, который никогда им с Игорем не станцевать. Открыв глаза, смотрит в спину удаляющегося жениха. Колышущаяся тень рядом с ним похлопывает его по спине…

Стелющийся по набережной белёсый туман вскоре поглотил их обоих. А девушка все стояла и смотрела вдаль.

Часть III

Заспанный Дарий вышел в торговый зал из двери подсобки за бархатной портьерой, зевая и потягиваясь. Он в ночном колпаке и длинной ночной сорочке. «Прямо картина маслом «Утро Вольтера», – прыснула со смеху чертовка в шкафу, приоткрыв дверцу и наблюдая за начальством. Он не забыл прихватить и любимое свое орудие труда – пипидастр, которым с наслаждением почесывал спину. Метелка им отремонтирована: в месте слома бережливый торговец замотал скотчем обе половинки длинной ручки. Каким бы смешным не казался босс бывшей графине, однако она не без гордости оценила его труд: «Блюдет, чистоплюй, мое родовое гнездо». Сама она в силу воспитания уборкой отродясь не занималась.

Смотритель ломбарда кинул взгляд на старинные часы-ходики на стене, стилизованные под кошачью мордочку с бегающими глазами. Они показывали 8 часов. Словно караульный на посту под суровым взглядом командира часы тут же отрапортовали время мяуканьем. Дарий вяло отмахнулся:

– Уже открываю! Размяукался тут.

И заковылял к входной двери, разминая ноги. Попутно остановился у большого зеркала в центре торгового зала. Снял колпак, пригладил волосы метелкой, заодно смахнул предполагаемую пыль и с рамы тоже. Надел назад колпак и продолжил движение к двери. Над его головой подхалимажем загорался свет в люстрах.

Довольный до безобразия (у Леры в шкафу аж скулы свело с досады) Дарий перевернул табличку с «закрыто» на «открыто» на стеклянной наполовину двери, ударил метелкой по входному колокольчику. Фигурка черта заплясала, и раздался приятный мелодичный звон. Бес умильно заулыбался, бодро зашагал к полкам с проклятым для людей товаром, и все бубнил себе под нос что-то нечленораздельное. Девица, чтобы не выдать себя, не отваживалась открыть дверцу шире. Прислушивалась, как могла, но до нее долетали только отдельные слова. А человечий душелов меж тем сам себе жаловался:

– Мегера еще спит? Лентяйка, совсем работать не хочет. Барыня, так сказать. Все на мне одном держится! И чистота, и доходы…

Он обмахнул от паутины оконный проем, засмотрелся за окно.

***

Хорошо-то как на улице! Погода вернулась к спокойствию и теплу, о чем сообщало миру солнечным ликом. Самое время гулять, дышать, радоваться жизни.

– Разворчался, старая калоша, – прошипела полутора вековая вдова.

Патрон до дрожи в коленях испугался голоса помощницы, глянул на шкаф. Он был открыт и пуст.

– У тебя мозги в этом подвале уже мхом обросли. На фига дуст везде разбросал? Спать невозможно, – заругалась на руководство стажерка в излюбленном образе куклы, разворачиваясь к залу передом в его кресле.

– Д-дезинфицирую я. Мыши, кажись, завелись. Дом старый. Вам ли не знать, сударыня?

– Тогда б хоть противогаз мне выдал. Полночи проветривала помещение.

Дарий прикрыл лицо метелкой, чтобы скрыть счастливую улыбку.

– Прошу пардону. Может, перестарался малость с нафталином в вашем спальном койко-месте. Но чисто из лучших побуждений.

И довольный собой ушел в подсобку за тяжелую драпировку боковой двери. Кассирша злобно заскрежетала зубами ему в спину:

– Ага, счас… Так я тебе и поверила!

Вернулся начальник в обычном своем наряде средневекового подмастерья. Прошел к прилавку, саркастически посматривая на купчиху в девичестве.

– Ну-с, глянем-ка на Игорешу не мальчика, но мужа…

Вытащил из-под прилавка толстую амбарную книгу, раскрыл. С пожелтевшей от времени страницы с именем «Игорь» поднялся дымок, язычки пламени облизали буквы, и имя страдальца сгорело в огне. Страница стала чистой, будто никогда не видела ни пера, ни пожара. Волосы у беса с треском выпрямились и встали дыбом. Он истошно завопил и одним прыжком достиг кресла.

– «Дай парню чуток погулять», «Он такой молоденький, такой несчастный»! – орал с пеной у рта в лицо чертовки, которая так часто хлопала наклеенными ресницами, что одна из них отвалилась от века и упала ей на грудь. – Пожил твой парень? В тот же день окочурился! А я повелся на твои уговоры и не трогал его!

Лера, оттолкнув продавца, вприпрыжку помчалась к прилавку. Увидев чистую страницу, перевела недоуменный взгляд на беснующегося ломбардинца. Он яростно рычал и топал копытами, искры летели в разные стороны, подпаливая половицы. Дарий настигал их, затаптывал, продолжал кричать:

– Кто тронул мою добычу?! Кто слямзил моего контрактника?

Он наконец-то перевел дух и, злобно прищурившись, уставился на отставную графиню.

– Уживемся, говоришь?! Закрывать глаза на твои делишки?

Но барышня-мещанка была не робкого десятка. Оскорбленная подозрением, гордо прошествовала к своему стулу за кассой и уже оттуда отнекалась:

– Не смотри на меня так! Я не при делах.

– Еще как при делах! С первого дня как появилась, все пошло наперекосяк!

– Не покидала я ломбард! Всю ночь в кресле просидела из-за твоих генеральных уборок. А, может, это ты такой хитрый план придумал, чтобы от меня избавиться? И спихнуть меня назад в преисподнюю?

Перевела стрелки на него и не без удовольствия наблюдала за его терзаниями. Одним словом, мегера! Самая жестокая из богинь мести. Та, что доводит жертв до безумия.

Босс отмахнулся от персонала и обессиленный плюхнулся в кресло. Глаза рукой прикрыл, всем видом показывая безутешность. Фурия устала смотреть на страдания черта. Повращавшись на стуле, вслух поделилась мыслями:

– У кого еще может быть лицензия на отлов обреченных?

Дарий раздвинул пальцы, зыркнул глазом в прореху на вертихвостку.

– Что ты сказала? Лицензия на охоту обреченных? А разве есть такая?

– А почему такой не должно быть? Разве мы одни в этом мире сверхъестественные силы?

– Сверхъестественное, как пандемия что ли – по воздуху передается? Ты перенюхала нафталина в своем шкафу.

– Твоя командировка в этом подвале затянулась. Ты оторвался от жизни.

– Не обольщайся. Я все знаю про интернет. Это он, собака, перемешал миры и пространства. Всех запутал.

Начальник устало поднялся и побрел к стене с автопортретом, продолжая говорить на ходу:

– Теперь чужие к нам ходят?! Значит, мы обречены. Конкуренты, мать их!.. Только их не хватало для полного счастья…

Бесовка тревожно наблюдала за компаньоном.

– …Твою-то бабушку! Кто украл душу покойного из сейфа?!

Сразу за ором послышался звук падения тела на пол. Лера поджала губы, скукожилась и зажмурилась.