Текст книги "Интервью для Мэри Сью. Раздразнить дракона"

Кобелек лишь беспомощно засучил лапами, наверняка мечтая схорониться в ближайших кустах. Мне стало любопытно, что Йон задумал: впереди уже показались караульные. Один с энтузиазмом кладоискателя потрошил дорожный сундук тучной дамы в возрасте, второй гнусавым голосом вопрошал, размахивая перед своим носом странной висюлькой:

– Имя, возраст, цель визита?

– Ларелия из рода Уртов, – пыхтела дама, гневно пылая взглядом на развратника, извлекшего из недр сундука ее панталоны. Причем страж не сразу сообразил, что батистовый кусок ткани – это вовсе не скатерть, а дамское неглиже, и расправил его, вздернув за края, как мокрую простыню, которую собираются повесить сушиться. – А возраст… мой возраст уже позволяет мне самой решать, сколько мне лет и какое белье я хочу носить: теплое или красивое!

С этими словами дама вырвала из рук стражника, залюбовавшегося на необъятные «паруса» мадам, эти самые «паруса».

Я же машинально отметила, как опечалился охранник, у которого изъяли батистовый срам. Видимо, этот тощий мужик был из тех, кто определяет женскую красоту по принципу: «Чем больше и мягче, тем лучше».

Вот только Йону было не до фетишистских страданий стража. Он опустил отловленную псину на землю, а потом придал ей ускорение сапогом.

Местный бобик помчался к воротам, как болт, выпущенный из пращи. Йон подналег за ним, и тут висюлька в руках у стражника вспыхнула и взорвалась.

Контрольно-пропускная система типа «Тузик обыкновенный, укомплектованный оборотнем» сработала на отлично. А судя по тому, что Брок остался невозмутимым, он не впервой созерцал подобный фокус в исполнении побратима. Зато амулет, призванный оповестить о приближении перевертыша, выгорел.

Первым опомнился любитель дамских форм, богатых жирами и углеводами. Он-то и погнался за припустившим во всю прыть кобельком. Пес же, не будь дурак, припустил во все четыре лапы, а крик: «Лови оборотня!» – подстегнул его почище стаи голодных блох.

Зато второй мытник ошарашенно крутил головой сразу за двоих. Дама габаритов смелых мужских фантазий, хлопая ресницами, беззвучно открывала и закрывала рот.

– Пропускать-то будешь? – с напором произнес Йон, пользуясь тем, что страж пока не отошел от случившегося.

Но местный таможенник оказался настоящим профессионалом своего дела: даже в ошалевшем состоянии стребовал на три медьки больше положенного, да еще одну недодал на сдачу. А на вопрос проявившего небывалую рачительность и талантливую актерскую игру Йона уличенный в обмане сборщик даже обосновал размеры мзды:

– Раз ничего с собой нет, надо заплатить за то, что будете ввозить в Ошлу в следующий раз, а вира – за издевательство над пошлинниками! А то, ишь, привычку взяли, ходить с пустыми руками…

За дележом сдачи и торгами охранник как-то подзабыл про «оборотня», что с оглушительным лаем успел проникнуть в город, лишь когда глянул на свою левую руку, в которой так и болталась выгоревшая висюлька, спохватился. Но мы уже успели просочиться через ворота. А вот дама, наконец пришедшая в себя, возопила:

– Почему это их без очереди? Я тут стояла!

Мы же лишь ускорили шаг. При этом мне как добропорядочной горожанке пришлось нести метелку. Я прихрамывала, кривилась от боли в ноге, но терпела. Видимо, терпела недостаточно безмолвно, поскольку Брок не выдержал и со словами: «Держи и тащи!» – отнял метелку и всучил ее Йону.

Оборотень уставился на так полюбившееся мне летное средство с недоумением, словно в первый раз его увидел. Но дракону, казалось, было на это наплевать. Он подхватил меня на руки и понес. Я попыталась возразить, но вместо того, чтобы опустить меня обратно за землю, этот упрямец только цыкнул:

– Не ерзай.

Я смутилась. За мои двадцать четыре года меня на руках носили считаные разы, да и то в основном на занятиях по гражданской обороне в качестве пострадавшего. Манекен наш приказал долго жить – развалился от усердного отрабатывания навыка «вынос пострадавшего из зоны поражения» еще на первой паре. Как итог – я оказалась на месте пластикового Йоси, и когда меня тащили из этой самой «условной зоны поражения», молилась лишь об одном: чтобы добрые одногруппники не раскололи мне голову так же, как и манекену.

А вот сейчас, посмотрите-ка, уже не первый раз тащат на руках. И при этом даже косяки моей головой не считают. Приятно, черт возьми!

Йон, ухмыляясь чему-то, шел чуть позади. Метелка в его руках изображала обычный рабочий инвентарь дворника и даже не порывалась лететь. Уже смеркалось, народу на улицах все прибывало. Зажигались огни. Готовились к уличным выступлениям артисты, собирались толпы зевак.

В животе заурчало, напоминая, что пища духовная лучше всего переваривается с помощью желудочных соков, изрядно разбавленных горячей едой из печи.

На вывеске, раскачивающейся и скрипящей под порывами ветра, изображались куриные окорочка, воздетые к небу. Не сказать чтобы художник был дюже талантлив, но все же его умения хватило на то, чтобы есть захотелось не просто сильно, а отчаянно.

– Может, здесь остановимся? – словно вторя моим мыслям, заметил Йон.

Дракон возражать не стал, а меня, лишенную права самостоятельного выбора направления, и не спросили.

Таверна встретила нас гвалтом, запахом прокисшего пива и чесночным духом. Последний был особенно ядреным и, со слов Йона, должен был отпугивать нечисть, то бишь оборотней. Шкура, увы, пугаться и не думал, первым занял один из пустующих столов.

Брок ссадил меня на лавку, и я смогла осмотреться. Кто попроще – прихлебывал пиво и заедал пену сушеными окуньками, кто побогаче – за отдельным столиком дегустировал бараньи ребрышки с гречневой кашей и вино.

Подавальщица с весьма интригующими формами стиральной доски подскочила к нам буквально через минуту. Она стреляла глазками то в Йона, то в Брока, то с прищуром глядела на меня. А я озиралась украдкой: нет ли в зале новых посетителей?

В вопросе «что заказать?» мы сошлись на каше со шкварками и сбитне. Йон, придержав у себя несколько серебрушек, щедрой рукой высыпал на столешницу погнутые медяки – сдачу пошлинника.

Увидев монеты, которые наверняка были ровесницами прадедушки подавальщицы, местная официантка погрустнела. Впрочем, поубавившийся энтузиазм девицы ничуть не сказался на скорости, с которой она принесла еду.

Комнаты располагались на втором этаже. Скрипучая лестница, неструганые дубовые перила, основным достоинствам которых являлась надежность, запахи пота, браги и мокрых половиц – эта таверна на одну ночь должна была стать нашим домом. Впервые я поймала себя на мысли, что спать в лесу мне нравилось гораздо больше.

Я всегда не любила резкие запахи. Порой кривилась от слащавых духов или синтетической лимонной отдушки, которую производители порошков выдавали за «истинную свежесть цитрусов». Даже ароматы дорогого парфюма и изысканных сигар заставляли меня морщиться. Но я терпела. Когда за душой ни гроша, тебе приходится часто улыбаться и мириться с обстоятельствами.

Но сейчас я могла позволить себе то выражение лица, которое хотела, и скривилась. Брок недоуменно посмотрел на меня. Пришлось пояснить:

– Запах…

– Да, здесь тот еще душок, но ночью будет гроза. Распахни окно, как только она закончится, станет легче.

– Откуда ты знаешь? – обернулась уже у двери комнаты, которую мы сняли на ночь. Одну на троих. Дело не в жадности. Просто мест больше не оказалось. Нам и так досталась последняя каморка: накануне-то ярмарки. Завтра даже на улице под забором за места в тени будут гнутую медьку брать.

Когда все же перешагнула порог, лишь хмыкнула. Даже я понимала, что два серебра за этот клоповник – многовато. Хотя хозяева на свой манер позаботились о комфорте. Ножки обеих кроватей стояли в тазиках с водой, чтобы блохи с пола не запрыгнули на ложе. Пол был подметен. От одной из постелей даже по́том почти не разило.

– Чур, эта моя. – Я бесцеремонно кинула метелку на кровать. Шедший от нее запах немытого тела хотя бы не щипал глаза.

Йон, моментом сориентировавшийся в ситуации, заявил, что ему уже хватило одного обвинения в мужеложстве, поэтому повторно он на те же грабли не наступит и проведет эту ночь со мной. Я же в свою очередь ответила интернациональной фигурой из трех пальцев – кукишем, добавив:

– Кровать узкая. На ней можем поместиться только мы с метелкой. А пола много. Тем более что ты, Йон, можешь и в волка обернуться. А коврик я тебе найду…

Отчего-то перевертыш обиделся. Но мне было не до душевных терзаний шкуры. Меня, не выспавшуюся прошлой ночью, клонило в сон. Сил хватило, только чтобы умыться в тазу, который стоял на табурете рядом с одной из кроватей.

Упала на постель, не раздеваясь. Только кроссовки, которые уже радовали мир дырами и доживали последние дни, стянула с ног. Но, несмотря на предсмертное состояние обувки, я за нее все же опасалась. Кто их знает, этих голодных блох. Вдруг они распробуют полиуретановую подошву и нейлоновые шнурки? Но потом решила, что ломать голову по поводу неприкосновенности труда китайских обувщиков я уже не в силах, и оставила кроссовки на полу.

Йон сначала уничижительно фыркал, рассматривая вторую постель, а потом… вопреки своим же словам развалился на кровати, которую так не хотел делить с Броком. Это было последнее, что я запомнила, прежде чем заснуть.

Разбудили меня раскаты грома и рев. Оконные ставни дергались и бесновались на привязи хлипкого крючка, а за окном бушевала гроза. Стекол в таверне не имелось, поэтому от уличной непогоды спасали только закрывавшие окно деревянные створки.

Я огляделась. Темнота была не кромешная, но и я совиным зрением не обладала. Нащупала рукой на груди диктофон, что все так же был со мной – напоминание о родном мире, якорь. Стало чуточку спокойнее, и тут рев повторился.

Ветер не может быть столь яростным и отчаянным. Так может раздирать слух, пробирая до мозга костей, лишь крик первобытной злости, издаваемый живым существом. Я села, осмотрелась насколько позволяла темень.

Йон обнаружился на соседней кровати. Раскинув руки, он посапывал, причмокивая губами. А вот Брока нигде не было.

Крик повторился, а потом резко оборвался.

Я зябко обхватила себя за плечи. Дождь стучал о дерево не хуже настойчивого коллектора, не прося, а требуя впустить внутрь. Мне стало неспокойно: где же этот несносный дракон? В такую-то погоду.

Умом я понимала, что дракон, скорее всего – внизу, в харчевне, лечится. В смысле усиленно ест и регенерирует. Но волнение не отступало. Я осторожно спустила ноги, нащупав кроссовки, обулась. Подошла к окну и, сама не зная почему, осторожно откинула крючок.

Глава 9, она же вопрос девятый:
– Сколько стоит правда?

В лицо сразу же ударили струи дождя, и я промокла. Глупо. Холодно. Отрезвляюще. Небо росчерком света располосовала молния. А потом, словно в отместку, с земли ввысь плюнул столб огня. Знакомый такой.

Подобный я уже видела у Брока, когда дракон от души поливал из глотки пламенем своих конвоиров. Неужели…

Додумать я не успела, скрипнула дверь, впуская того, о ком я только что вспоминала.

Брок был мокрый до нитки, с него буквально стекала вода, оставляя на полу лужи.

– Я волновалась, – вырвалось раньше, чем успела подумать.

Уставший, хмурый, со сжатыми кулаками – воин, что в каждый миг своей жизни готов к бою. Но отчего-то он, услышав мое простое признание, изменился. Разгладилась вертикальная складка на переносице, отпустило сковывавшее тело напряжение.

– Закрой, а то простудишься, – прозвучало тихо и чуть хрипловато.

– И это говорит вымокший до нитки?

– Я сын неба, – как само собой разумеющуюся истину выдал ящер.

– Я переживаю. А если женщина волнуется, то…

– Даже дракону стоит затаиться? – полувопросительно закончил за меня Брок.

– Да, – согласилась с такой трактовкой моей незаконченной мысли.

Зато этот мокрый, как мочалка после душа, ящер больше разговаривать не стал. Я вообще заметила, что последнее слово в диалогах с драконом чаще всего – его поступок. Вот так и сейчас: он просто молча подошел и закрыл створки.

Когда Брок развернулся, я не успела отойти, и мы почти столкнулись. Застыли, глядя в глаза друг другу и ловя в них свои отражения и вспышки молний, пробивавшиеся через неплотно сомкнутые ставни. Рядом с драконом казалось, что среди тьмы засиял яркий свет, которому неведом страх. Я настолько осмелела, что готова была идти по этому миру с закрытыми глазами, если меня поведет сильная рука.

Сейчас и здесь, стоя перед Броком, я чувствовала себя беззащитной и… И мне это нравилось.

Он не говорил ни слова, лишь всматривался в мои черты, будто пытаясь запомнить их навсегда, а потом чуть подался вперед и провел ладонью по моей скуле.

– Знаешь, – его голос стал хриплым, он сглотнул, – впервые за долгое время я, кажется, начал жить. Рядом с тобой – тепло. Ты человек, но в тебе нет ненависти к моим собратьям…

Он замолчал, оборвав себя, и я невольно спросила:

– А что тогда есть?

– Понимание. Ты понимаешь и принимаешь меня таким, какой я есть. Не дракон, враг людей, не энг, который должен спасти своих любой ценой. Для тебя я просто Брок.

– А как же то, что ты нужен мне, чтобы добраться до Верхнего предела? – Я чуть изогнула бровь и тут же удостоилась беззвучного смешка.

– За эти дни я убедился, что ты прекрасно смогла бы добраться туда и без моей помощи.

Он говорил уверенно, а я поежилась от воспоминаний о едва не убившем меня огненном шаре. А ведь Йон говорил, что на изготовление подобного нужно трое суток. Судя по всему, завтра к вечеру стоит опасаться появления второго огненного «привета из бездны»…

– Если ты так тактично пытаешься увильнуть, то знай: нет. Ты мне нужен. – Я попыталась говорить шутливо, но дракон был серьезен.

– Ну-жен… – Он покатал слово по небу, словно смакуя его, дразня языком. – Лекса, знаешь, что делает любого мужчину счастливым? Ощущение того, что ты нужен, что тебя ждут, согревают теплом своего сердца и не требуют ничего взамен. Я хочу запомнить эти минуты и часы, потому что знаю, что скоро ты меня возненавидишь.

Слова Брока звучали спокойно, будто он говорил о неизбежном, о том, с чем уже смирился сам и от чего предостерегал меня.

Я, все так же глядя ему в глаза, накрыла его замершую ладонь своей, прижала к щеке.

– А еще я хочу запомнить вот это…

Он наклонился и поцеловал. Его губы – со вкусом корицы и имбиря, сухие, чуть шершавые, сначала невесомо прикоснулись к моим. Будто пробуя, но еще не дразня и не искушая.

Я ответила. Первый раз. Без подоплеки готовящихся провокаций, без дурманного зелья и кошмаров сна. Такое уже не спишешь на случайность. Мы оба это осознавали и делили одно дыхание на двоих. От первого касания до последнего вздоха мы были честны друг перед другом.

Голова кружилась, тело стало словно невесомым. Мне на миг показалось: еще немного – и улечу. Я схватилась за Брока, за его рубашку, под которой в бешеном ритме стучало сердце.

Мы оба были безумны, как та гроза, что бушевала за окном. Я – без прошлого. Он – без будущего.

– Не отдам. – Брок выдохнул мне в губы два простых слова, и я, чуть отстранившись, замерла.

О чем он?

Губы дракона изогнулись в усмешке, когда я запрокинула голову, пытаясь найти в его глазах ответ на так и не заданный вопрос: кому он меня не отдаст?

Я не заметила, как моя одежда намокла. А виной всему Брок, который буквально выкупался в ливне, все молотившем и молотившем по ставням. Взгляд дракона блуждал по вороту моей рубахи и ниже, по ткани, что сейчас четко обрисовывала фигуру.

Вдруг губы Брока сжались, он на мгновение прикрыл глаза, словно боролся с собой…

Того, что произошло в следующую минуту, я не ожидала. Дыхание, которое вырвалось изо рта дракона, было теплым. Даже чуть обжигающим, но одежда на мне высохла вмиг.

– Ложись спать, – излишне сухо бросил несносный ящер, а потом, словно извиняясь за резкость, добавил: – Я и так позволил себе сегодня много лишнего…

А я разозлилась. Позволил он… Себе… Не спросив меня. Ну, крылатый! Сама поразилась, как резко схватила его за рубаху. Мокрая ткань затрещала, заставила дракона чуть наклониться, и я прижалась к Броку, впилась в его губы. Сделала то, чего мне сейчас хотелось больше всего. Тронула языком, чуть прикусила нижнюю губу.

В этом нашем поцелуе не было нежности первого. Зато были ярость, жадность, нагота чувств. Легкие горели огнем. Хотелось забыть обо всем.

Я отпрянула, совершив над собой неимоверное усилие. Брок стоял ошалевший, обескураженный, задыхающийся.

Я ничего не сказала, лишь развернулась к своей кровати. Позволил он себе, как же.

За спиной послышались добродушное фырканье и звуки стаскиваемой одежды. Потом хлюпанье и звон капель. Судя по всему, дракон отжимал свою рубаху и штаны.

Я долго не могла уснуть. Кровать, где квартировал Йон, уже давно скрипнула под телом ящера, завалившегося спать. Оборотень на это ущемление его территориальных прав даже что-то сонно проворчал. А я все думала. О Броке, о кнессе, о войне и шатком мире, о вспышках драконьего пламени и… о том, как дракон виртуозно смог избежать всех вопросов самым древним мужским способом: просто поцеловав и тем самым заткнув мне рот.

Заснула уже ближе к утру, когда ливень стал затихать и сменился дождем. А пробуждение оказалось весьма неожиданным.

Мой нос кто-то щекотал: не перышком, но очень похоже. Приятный запах дразнил обоняние, а солнечный зайчик нет-нет да и плясал на щеке. Я сонно приоткрыла один глаз.

Букет ромашек лежал на моей подушке. Рядом с букетом обнаружился Брок. Улыбающийся, свежий, выспавшийся, вызывающий жгучую зависть своим бодрым видом.

– Просыпайся, соня, одевайся и спускайся вниз.

С этими словами дракон вышел из комнаты, оставив меня наедине с букетом и… платьем. На соседней кровати лежало именно оно. Насыщенного синего цвета, длинное, с белой вышивкой по воротнику-стойке и подолу. А еще комплектом к этой красоте шла белая нательная рубашка. На полу же, под кроватью, я увидела не замеченные мною до этого женские сапожки на шнуровке.

Оставалось лишь гадать: где и когда Брок все это нашел? Примерила, убедилась, что глазомер у дракона может посоперничать в точности с лазерной рулеткой: все было впору. Даже рукава – и те не длинны, ровно до запястья. Разве что подол… Никогда не носила юбки ниже колена, а эта оказалась по щиколотку.

Умылась и заплела косу, не переставая улыбаться.

Спустилась в зал, который уже был битком набит народом. Кто-то из посетителей мазнул по мне взглядом, кто-то задержался, рассматривая. Но я их не замечала. Для меня был важен один Брок.

Дракон смотрел внимательно, неотрывно. Йон, до этого толкнувший его в бок и мотнувший головой в мою сторону – вон, мол, смотри, идет наша попутчица – сейчас, кажется, перестал дышать.

Мне тут же захотелось что-то на себе поправить, одернуть. Почему дракон даже не мигает? Что-то не так? Но извечную женскую панику я постаралась загнать как можно глубже и продолжала приближаться к столу все с той же внешне невозмутимой миной.

Йон отмер, гулко сглотнул, а потом опрокинул в себя остатки пива, что плескалось в кружке, которую он держал.

– Рад, что все подошло. – Брок чуть прищурился.

– Ага, теперь ты хотя бы на приличную горожанку стала похожа. – «А не на пугало черной ведьмы», – так и повисло в воздухе несказанное. Впрочем, оборотню, похоже, чувство деликатности купировали в детстве вместо хвоста. Перевертыш ничтоже сумняшеся продолжил: – Зато теперь не будут оборачиваться и смотреть нам вслед.

На последних словах он все же замялся и прибавил с сомнением:

– Наверное… – и, обращаясь исключительно к Броку, предложил: – Может, хотя бы голову ей платком укроем? Вон те в углу уже таращиться на Лексу начали. А нам лишнее внимание ни к чему.

Но тут входная дверь хлопнула, и я увидела, как в харчевню между ног нового посетителя просочилась рыжая. Кажется, ни дракон, ни оборотень, сидевшие вполоборота к входу, не заметили ее появления. Зато я, расположившаяся лицом к двери – оценила в полной мере.

– Знаешь, с покрывалом на голове или без, но на нас все равно будут оборачиваться.

– Отчего это? – не понял Йон.

Я указала на лису, уже пробиравшуюся к нам. Оборотень застонал, словно в разгар лихого корпоратива увидел жинку, которая пришла убедиться: так ли все скучно, как расписывал муженек?

Но это был только первый сюрприз за самый долгий день в моей жизни.

Рыжая, словно взявшая след гончая, шла напрямик к своей цели. Дошла. Плюхнулась на зад рядом с сапогом Йона и обняла хвостом его ногу.

Оборотень опустил взгляд на хитрую морду. Лиса задрала лобастую голову и уставилась на шкуру взглядом, полным обожания. Облизнулась, коротко тявкнула и в нетерпении начала переминаться передними лапами.

– Да чтоб тебя. – Йон, который перед появлением Патрикеевны нацелился на рульку, но так и не донес еду до рта, с остервенением ткнул мясо в лисью морду. – На и отстань.

Рыжая вонзила в подачку зубы, но уходить и не подумала, только еще крепче обвила хвостом ногу оборотня. Передними лапами она прижала рульку к полу и начала с упоением грызть.

– Это любовь… – не удержалась я.

– Это в перспективе воротник… если она от меня не отстанет… – недовольно буркнул Йон, у которого мигом пропал аппетит.

Перспективная горжетка на выпад своего возлюбленного никак не отреагировала, все так же уминала мясо. Зато Брок не смолчал:

– А зачем ты ее тогда подкармливаешь?

Оборотень передернул плечами, словно его уличили в непростительной для воина слабости, и уколол ящера в ответ:

– В отличие от тебя я кормлю ее лишь объедками со стола, а не словами и ожиданиями… – Он не договорил, но его мимолетный взгляд в мою сторону заставил поежиться.

Над столом повисла гнетущая тишина. Стали отчетливо слышны и гогот, и стук ложек, и звон посуды, и разухабистые песенки, доносящиеся с улицы.

Казалось бы, Йон не сказал обо мне никакой гадости, но отчего-то возникло ощущение, что под ноги вылили ушат грязной воды: вроде и подола не замарала, а все равно… Зачем он так? Хотя, как говорится, если вас в чем-то незаслуженно упрекают, не будьте жмотом на гадости и оправдайте ожидания обвинителя.

– Он тебе изменил. Трижды. Я сама видела. Один раз с кошкой. – Все это я сказала с самым серьезным видом, глядя в глаза удивленно поднявшей морду лисы.

Последствия фразы не заставили себя долго ждать. Рулька была отброшена, а ляжка Йона – продегустирована. Правда, целилась лиса, как я успела заметить, чуть выше и центральнее…

Оборотень вскочил, стал отдирать от себя рыжую, а я, глядя на эту полную страсти картину, с философским видом заметила:

– Всегда считала, что выражение «живут, как кошка с собакой» – фигуральное… А сейчас вот думаю, что не совсем.

Брок, впервые не ринувшийся помогать побратиму, подхватил:

– Хм… Интересно, а до этого ты думала, оно означает, что жена, как кошка, гуляет сама по себе, пока муж тявкает, сидя на лавке? – шутливый тон дракона подсказал, что он прекрасно все понял. Но пусть лучше прозвучит неуклюжая шутка, и я забуду, с чего все началось, чем начну раз за разом прокручивать в голове слова Йона о «кормлении словами, надеждами и объедками».

Оборотень сумел-таки отцепить от себя лису. Правда, рыжая выдрала лоскут из штанов блохастого, и теперь чуть ниже того места, где обреталось мужское достояние, зияла дыра. Зато лисица, кажется, спустила пар и успокоилась.

– Ну ты и за… – Йон не успел договорить.

Я перебила, подсказывая:

– Замечательная?

– Зараза, – выдохнул шкура. – Где я теперь порты новые возьму?

– Там же, где и лошадей. На ярмарке. У меня осталось полтора золотых, – пришел на выручку побратиму Брок.

Йон ничего не сказал, лишь сплюнул.

Расплатившись за еду, мы в слегка вражественной обстановке (оборотень злился – на меня, лиса – на своего благоневерного) двинулись на эту самую ярмарку. Хотя сначала пришлось решить вопрос с метлой: в людской толчее на ней особо не поездишь. Да и хромала я уже вполне сносно. Поэтому-то и решено было оставить мою летунью в специальном загоне около нашего трактира. «Вольер» для чародейского помела обнаружился прямо над коновязью. Лошади стояли пофыркивая и нет-нет, да били копытами, а над ними вторым ярусом парили метелки. Причем некоторые из них норовили поддеть товарок прутьями или ударить черенком. Правда, вытворяли они все это в специально созданной сфере, напоминавшей гигантский мыльный пузырь. Его стенки были почти полностью прозрачными, и преграда четко обрисовывалась лишь тогда, когда по поверхности сферы пробегали разряды.

«Лучший загон для чародейских метелок в Ошле», – рекомендовал хозяин, гордо демонстрируя свой «вольер». Хотя я подозревала, что этот загон не только лучший, но и единственный. Отдав три медьки, оставила свою метелочку в «вольере».

Хозяин, осчастливленный на три монеты, утверждал, что мое помело, если я его призову, сможет спокойно пролететь через ограждающий барьер, но я все же решила для себя: надежнее дойти и забрать метелочку лично. С напутствием: «Не дерись там!» – я направила черен своей летуньи вверх и подкинула. Метла занырнула в сферу и тут же забыла об увещеваниях хозяйки.

Мужик схватился за голову, увидев, как моя хулиганка стала наводить в сфере режим тотальной диктатуры: норовила распушить прутья соседок-метел, мутузила черенки и даже не погнушалась распотрошить веник, каким-то чудом затесавшийся в сферу. Хозяин предложил мне вернуть три медьки и от себя добавить еще две, только бы я забрала метелку.

Я подумала и… не согласилась. За что была трижды проклята и упомянута как «безднова ведьма»!

Брок, наблюдавший картину пристраивания метлы, посмеялся и спросил, отчего я не согласилась взять деньги. На что услышал закономерный ответ:

– Мало давал.

– А сколько было бы достаточно? – встрял Йон, до этого хранивший обиженное молчание.

– Измерять деньгами хорошее настроение и яркие впечатления? Увольте. Ведь положительные эмоции – бесценны… Их не уместишь в жалкий серебряный, – шутя ответила я.

– Значит, ему нужно было дать тебе два серебряных, – серьезно возразил шкура.

«А он быстро постигает женскую натуру», – отметила про себя с сожалением.

Вот только познание глубин психологии не помогло Йону пристроить лису. Она так и тягалась за ним, преданно заглядывая в глаза своему «благодетелю». Оборотень плюнул и через какое-то время стал делать вид, что не обращает на рыжую внимания.

В городке и вправду было не протолкнуться. Зазывалы орали, не жалея глоток. Перекричать их могли только рьяно торгующиеся продавцы и покупатели.

На башнях алели стяги, а магически усиленный голос периодически вещал о том, что в полдень начнется «величайшее магическое состязание, коего еще не видел свет».

Когда Йон с упоением выбирал себе новые штаны в одной из платяных лавок, над площадью пронесся оглушительный рык.

Я заозиралась, чуть отступила и прижалась спиной к груди стоявшего рядом Брока. Его сердце билось гулко и часто.

– Что это? – задрала голову, заглядывая ящеру в глаза.

– «Кто это» – будет точнее. Драконы.

– Ага, – поддакнул услышавший наш диалог торгаш.

Глянула на торговца. С его выражением лица можно было смело идти и на свадьбу, и на поминки: уж больно хорошо в нем сочетались и приветливая улыбка, и вселенская скорбь из-за того, что приходится сбавлять цену за товар. Лавочник, заприметив мой интерес, воодушевившись, продолжил:

– О драконах уже три седмицы талдычат все глашатаи. В этом году маги будут состязаться в умениях, не только летая на метлах. Специально для укрощения привезли крылатых ящеров. Если чародей совладает с огнедышащей махиной, то вместо метелки у него будет ездовой дракон, а нет, так упокоят…

– Мага? – озадаченно ляпнула я, вспомнив, как легко один ящер может раскидать дюжину людей.

– Дура, дракона! Кто же мага-то позволит упокоить! – возмущенно выдохнул торговец, потрясая крючковатым пальцем. – Чародея-то кто даст… Я вот и сам думаю на время турнира прикрыть лавку. Гляну. Уж очень любопытно.

Я же чувствовала не любопытство, а напряжение Брока: он был словно натянутая струна. Йон, все это время державший ухо востро, но не проронивший ни слова, быстро выбрал новые штаны и расплатился.

Едва отошли от торговца, как шкура зашипел:

– Даже не думай! И сам попадешься, и спасти никого не сумеешь.

– А я и не думаю, – обманчиво-спокойно заверил дракон.

Так спокойно, что мы со шкурой в один голос, вопросительно – я, и негодующе – Йон, протянули:

– Бро-о-ок?

Крылатый недовольно зыркнул глазами и, прижав нас к стене, так, чтобы ненароком не услышали чужие уши, признался:

– Там семь драконов. Я вчера ночью сумел пробраться и ослабить привязки. Как только дети оплота окажутся в небе, они смогут скинуть с себя седоков и станут свободными.

У меня тут же случились многоплодные роды: рождались преимущественно вопросы, но иногда и сквернословия. Ругалась, правда, пока про себя, а не вслух. Йон же страстью к обдумыванию не страдал и рубанул сразу:

– Ты чего мне не сказал? А если бы тебя поймали? Да как ты вообще узнал?

Брок не стал оправдываться, лишь ответил, что услышал зов родичей. Ими оказались семеро молодых драконов, попавшихся уже после подписания мирного договора. Все они, кто когда, нарушили уговор, спустившись на землю. Шестерых поймали маги, одного – обычные люди, просто взяли числом.

– А тебя так же словили? – решила уточнить я, пользуясь удобным моментом.

– Нет, я сам попался, специально, – походя бросил Брок, и по тому, что дракон сразу же замолчал, я поняла: он пожалел о сказанном.

– Но как ты вчера ночью сумел… один… – Я сделала вид, что ничего не заметила.

– Драконы отвлекли стражей, вот я и смог, – ответил Брок неохотно.

Осуждающий взгляд Йона был красноречивее всяких слов. Зато мне стала предельно ясна и причина возникновения огненных столбов, и где всю ночь шатался дракон, прежде чем явиться в совершенно промокшем виде.

– Значит, сейчас мы с чистой совестью можем валить из города? – решил уточнить шкура.

– Нет, – отрезал ящер. – Я хочу убедиться, что все семеро свободны.

Что может примирить оборотня и ведьму? Правильно, упрямство дракона. Под нашими с Йоном осуждающими взглядами Брок направился к ристалищу, где вовсю гремели трубы, а глашатаи вещали: «Скоро начнется первый тур магических состязаний!»

Если на торговой площади было не протолкнуться, то на подходе к ристалищу имелся даже шанс похудеть и методом сплющивания-сдавливания приобрести плоскую, стремящуюся к блинообразной, форму. Толпа так уплотнилась, что пришлось усиленно работать локтями, а иногда и ногами, в буквальном смысле протаптывая себе дорогу. На пару минут я даже почувствовала себя как дома: родное метро, час пик, куча народу, давка – одним словом, ностальгия. Моя журналистская натура слегка умилилась. А уж когда Йон и Брок своими широкими спинами расчистили дорогу маленькой мне, я размечталась: как удобно было бы с такими напарниками добывать эксклюзив в гуще событий…