Текст книги "Фарфоровый детектив"

IV

Да, рот у её двойника во сне был точно такой-же. Горячий чёрный провал с острыми зубами. Но вторая часть сна пугала больше, белёсые глаза утопленника не отпускали её. Маруся быстро приняла душ и спустилась на завтрак. Есть совсем не хотелось, она взяла только кофе и села у окна. И в этот момент поняла причину своего беспокойства.

Прямо перед ней, через два столика, сидел утопленник из её сна. Рядом с ним хмуро поглощала овсяную кашу его жена. Пара эта с самого начала поездки привлекала внимание Маруси. Они явились к месту сбора с двумя огромными чемоданами. Что можно было взять с собой в недельную поездку и запихнуть в бездонное чемоданное чрево, Маруся не знала, наряды муж с женой особо не меняли. Зато ругались с редким постоянством и громко. Он вспоминал ей какого-то Илюшу, а она в ответ принюхивалась и подозревала его в пьянстве.

Аппетит совсем пропал, Маруся сделала ещё пару глотков кофе и пошла на улицу. Сегодня группу должны были повести в этнографический музей, и Маруся надеялась расспросить там о местных русалках.

«Утопленник» с женой тоже пошли на экскурсию, но по пути он свернул в переулок. Маруся чуть задержалась и увидела, что тот исчез за дверью гастронома. Возможно, подозрения жены имели под собой основания. Жена же его неожиданно зашла в те самые «Небеса», где Маруся вчера видела ревущих русалок. Подумалось, что надо будет за ужином расспросить её, Маруся ускорила шаг и догнала группу уже на входе в музей.

V

Комната, посвящённая русалкам, была небольшой, и группа быстро её проскочила, а Маруся задержалась. Она внимательно рассмотрела несколько грубо вырезанных из дерева коренастых фигур, расписную прялку и пару вышитых рушников. И даже начала читать надписи к экспонатам, хотя и страшно это дело не любила, слова убивали то живое, что теплилось в красках.

– Почему всё-таки фараонки, откуда такое название?

– А вас не устраивает научное объяснение?

Маруся оглянулась. Как она старушку-то не заметила? Та сидела на стуле у выхода из комнаты.

– Вот это объяснение? – Маруся подошла поближе и вчиталась в текст. – Нет, не устраивает.

– И правильно, искать нужно не в википедиях.

Смотри ты, какие слова знает! Маруся улыбнулась:

– А где тогда?

– В былинах да легендах. Только их правильно рассказывать надо, – старушка наклонила голову вперёд, очки съехали на кончик носа и чудом там замерли. На Марусю смотрели ясные голубые глаза. Да нет – никакая она не старушка, просто седины в волосах много. «Соль с перцем», кажется так британцы называют сильную проседь.

– Русалки возникли не из воды речной и озёрной. И не вышли к нам с тропинок лесных. Да вы присаживайтесь, у нас на экспонатах сидеть можно.

Тембр голоса смотрительницы неуловимо начал меняться. Маруся тихо осела на предложенную скамью и дальше уже слушала не шевелясь, совершенно околдованная этим голосом. Это был поток звуков, запахов, ветра. В нём было всё – и шум летнего густого ливня, и кружение россыпи звёзд над луговыми травами, и тёплая июльская пыль, что так ласково щекочет ноги в полдень.

– Случилось это в те далёкие времена, когда Небо нежно обнимало Землю, звери и птицы не боялись людей, а сосны были такими высокими, что можно было залезть по стволу на самый верх и рукой дотянуться до звёзд.

Жили в наших местах две сестры. Домик их стоял на окраине, у самого леса. Обе мастерицы были знатные, старшая полотно ткала, тонкое и ласковое, как вода в летний день. А младшая травы знала и так умела сказки рассказывать, что слушать их можно было часами, забыв обо всём на свете. При старшей сестре жил кот серый, в лёгкую светлую полоску, а младшая из леса щенка притащила. То ли собака, а то ли вовсе – лиса, хвост пушистый и рыжий, и не кренделем к небу завитком торчал, а больше к земле стелился. Остаётся старшая сестра дома на хозяйстве, тесто для пирогов замешивает, за прялкой сидит, а кот рядом кругами ходит, мурлычет свою песню. А в это время младшая свистом собаку за собой зовёт, и уходят они вместе в лес. У нас тут раньше знатные дубравы были, полные грибов и спелых ягод. Ну и травы, само собой, ходила собирать, она же травницей была. Если в доме правильно сухие травы разложить, то запахи хороводят так, что голова легко кружится, и сны по ночам снятся спелые и летние, даже в зимнюю метель.

Так и жили сёстры в радости и достатке, пока не случилась в их жизни любовь. Да, с неё всё в мире начинается и ею же заканчивается. Влюбились наши сёстры – да в одного парня. И стала старшая замечать, что начал тот всё чаще к ним захаживать и историями младшей сестры заслушиваться. И ткань, что в её руках рождалась, словно мыслями тёмными наливалась и тяжелела. А от мрачных мыслей до несчастья – рукой подать. Сшила она для сестры рубашку, по вороту рисунок раскинула нежный и тонкий, что та паутинка. Только когда иголкой ткань протыкала, представляла, словно жалят сто ос быстрыми жалами белую кожу. И шептала слова страшные, которые только в тишине кромешной сказать и позволено. Да и то – не всякому. Слова эти вплетались в нити, скручивались и замирали, подзывали беду.

И случилась та беда в канун праздника, когда девушки на суженых гадают. Сплела младшая сестра венок, надела вытканную новую рубаху и пошла к реке. Только вошла она в воду и отпустила венок, как стала её рубаха на глубину тянуть. Оплела путами руки и ноги, сковала тяжестью грудь – не вздохнуть. Оглянулась младшая сестра, а на берегу старшая стоит и смотрит на неё. И странно так, вроде только первые сумерки на землю опустились, а тень вокруг сестры густая, почти чёрная, и глаза ярко блестят, словно весь лунный свет в себя вобрали. Закричала младшая, запросила о помощи. Да словно не слышала старшая сестра ни хриплого лая верного пса, ни жалобных криков с реки – рассмеялась громко, а тень вокруг неё веретеном закрутилась, взбила тонкий приречный песок. Поняла всё младшая и затихла. Бросилась к ней собака на помощь, да поздно – обе так на дно и пошли.

– А как звали сестёр? – собственный голос показался Марусе плоским и неживым, она откашлялась.

– Никто уже и не помнит. Говорят, где-то доска есть, на ней имена охранительниц вырезаны.

– Охранительниц? – логике это не поддавалось, столько смертей вокруг.

– Так раскаялись же. Вот только с ними осторожнее нужно, человеку их знаки понять сложно. А если рыжую собаку кто увидит, на лису похожую, так и вовсе – поберечься, к реке близко не подходить. Русалки не поют, они нашёптывают. Да так, что ты и понять не можешь, где ты и что с тобой.

– А вы сами такую собаку… – но спросить Маруся не успела, где-то громко хлопнула дверь и простонали половицы.

– Ангелинушкааа! Степановнааа! Ушлиии! – пропел кто-то из глубины комнат, – пора чай пить!

Им бы хор организовать, с такими голосами.

– И правда, раз ваши уже ушли, пойдёмте с нами чай пить, – щёки Ангелины Степановны по-девичьи зарделись, – он у нас с травками и вкусными пряниками.

За чаем Маруся узнала, что если ей нужно посмотреть красивую резьбу, то идти надо к дому Павла. Нет, сам дом Павлу не принадлежит, он архитектор и этот дом только реставрирует. Бояться его не стоит, человек он простой, хоть и столичный. Она может передать Павлу привет от Ангелины Степановны, и тот ей всё покажет и расскажет. С этим напутствием Маруся и двинулась к реке.

VI

– Мишаня, осади! – Павел подошёл к окну, что-то было не так.

Уже второй день они выкладывали печь. Занятие это требовало точности и неторопливости. Печника Павел привёз из такой глубинки, которую не на всякой карте и найти можно. Мишаня был мастером, в его огромных ручищах кирпичи казались детскими кубиками. Брал он их ласково и даже слегка поглаживал перед тем, как положить в кладку. Пришёптывал что-то, то ли самому себе, а то ли печному дымоходу.

– Я сейчас вернусь, а ты перекури пока.

Защиту Павел поставил прочную, даже домовому угощение поднёс. Мишаня обозвал его ворожкой, но кивнул одобрительно – дом есть дом, от напасти всё сгодится. Теперь ближе чем на два метра ворам и пакостникам подойти было сложно. Девушка оказалась совсем близко, почти у стены. Она что-то быстро зарисовывала в блокнот. За её спиной, как раз на границе защиты, стояла группа парней, исходящую от них агрессию Павел почувствовал остро.

Подоспел он вовремя. Один из парней выхватил у девушки блокнот, другой пьяно пытался её обнять. Она отталкивала назойливые руки, но на помощь не звала.

– Надо бы вернуть, – Павел перехватил руку и рванул парня на себя. Запах перегара на миг оглушил его.

– Ты кто та… – парень осёкся, он в ужасе смотрел на что-то за спиной Павла. Оборачиваться тот не стал, судя по всему Мишаня вышел на перекур следом за ним. Впечатление печник производил сильное, с этим не поспоришь.

– Шли бы вы, ребята. Э, нет! Художница здесь останется, и альбом её тоже. Кстати, тут у нас орнамент по другому идёт, – Павел провёл пальцем по завитку на рисунке. Отвлёк он её верно, страха в глазах поубавилось.

– Да, но мне кажется, так правильнее будет, – девушка вытащила карандаш из пучка и на ощупь попыталась перезаколоть волосы. Пучок совершенно съехал вбок, и под пальцами запрыгали петельки выбившихся кудряшек.

– А угрозы эти не слушайте, они больше ни к вам, ни к дому нашему не сунутся. Я эту породу знаю, собака лает – ветер носит.

Парни ещё что-то повыкрикивали издали, больше для шума, особой злости в голосах не было.

– Спасибо вам за помощь! Меня Марусей зовут.

– Павел! А человека-гору именуют Михаилом Терентьевичем.

Печник что-то одобрительно пророкотал.

– Он спрашивает, чай с нами пить будете? – Павел вернул девушке блокнот, – опять же, про орнамент надо как-то объяснить.

Видимо, это послужило основным доводом. Маруся согласно кивнула.

– Михаил Терень… – она поглубже вдохнула воздух, – Терень…

– Да, не мучьтесь вы, Николаевич я.

Павел не выдержал и рассмеялся.

– Фактура у него старорежимная, вот я и ляпнул. А вы теперь – канарейка. Уж не обижайтесь, Маруся. С этим вашим «Терень» – сами напросились.

Потом они пили чай и даже не заметили, как перешли на «ты». Маруся объяснила, почему её орнамент более правильный, а Павел обещал завтра научить её «разговаривать» с домами.

VII

– Ты что там замерла? – Павел оглянулся, в его глазах Маруся увидела насмешку. Это разозлило.

– Я боюсь! – крикнула она с вызовом и тут же расстроилась. Правда, ведёт себя как ребёнок, ещё бы ножкой топнула. Павел вернулся и приобнял её за плечи.

– И правильно делаешь, канарейка! Прежде чем заходить, нужно снаружи оглядеться. Дома – они как люди. Среди них и больные, и сумасшедшие есть. – Павел легонько повернул её к себе. – Обещаешь слушаться во всём большого волка и идти за ним шаг в шаг, как на болоте?

– Большой волк! – нет, что-то звериное в его повадках было, конечно. Но не волчье. – Я никогда не ходила по болоту.

– Ничего, я научу. – Павел обернулся на дом. Он прикрыл глаза и глубоко втянул воздух. – Сначала запахи, канарейка. Что чувствуешь?

– Пахнет старостью, – Маруся тоже закрыла глаза, красные всполохи проплывали и клубились под веками.

– Нет, не то! Раскладывай, объясняй мне. Что такое старость для тебя? Ну, же!

– Гнилое дерево, земля… Нет, сырая земля. Мочой пахнет и ещё… прохладой.

– Вот, наконец-то! Как пахнет прохлада?

Маруся открыла глаза, голова у неё слегка кружилась. Павел стоял перед ней и улыбался.

– Ладно, не всё сразу. Пойдём! И ты помнишь, да? Шаг в шаг.

– А сам какие запахи почувствовал?

– Вот, смотри – гнилое дерево, это слишком невнятно. Гниль до трухи или лёгкие червоточины? Или ты доски после дождя гнилью обозвала? Они, если старые, то мощно пахнут. Моча? Тут сплошные кошачьи метки. А вот, если людей в заброшку по нужде потянуло, то это дурной знак. Опаньки! Осади, – Павел предупреждающе поднял руку. Маруся выглянула из-за его плеча, на скособоченном крыльце сидела рыжая собака и пристально смотрела на них.

VIII

Собака увязалась за ними. Она бежала чуть в стороне и настороженно останавливалась, если они пытались подозвать её поближе. Справился с ней «Терентьич», вынес на крыльцо кусок варёного мяса и протяжно позвал:

– Тюжа! – собака подошла к нему и обнюхала протянутую руку, а потом начала жадно есть.

– Что такое Тюжа?

– Это Рыжая, канарейка. На мордовском, – Павел потрепал собаку по лохматому загривку, та дружелюбно махнула хвостом. – Маруся, ты точно с нами ужинать не будешь? Тогда давай я тебя провожу, поздно одной бродить.

Отказываться Маруся не стала, после того случая с хулиганами рядом с Павлом она чувствовала себе спокойнее.

Во дворе гостиницы было непривычно шумно. Почти вся их группа собралась около полицейской машины. Молоденький полицейский что-то хрипло выкрикивал в толпу.

– Что случилось? – Маруся потянула старшую группы Соню за рукав куртки.

– Утопленника нашли, говорят из нашей группы. Что же теперь будет?! У нас же программа!

Маруся даже спрашивать не стала, кто утонул.

IX

Допрашивали их до позднего вечера и больше для проформы. Вывод следствия был коротким – несчастный случай. Парапет у моста был шатким, а будущий утопленник излишне пьяным. Жена погибшего сидела в холле со странным и отрешённым выражением лица, чуть улыбаясь. Это списали на лёгкий шок, её напоили валокордином и увели спать.

На утро Маруся и Павел встретились около дома, где размещались таинственные «Небеса»

– Паш, я должна зайти и проверить. Понимаешь, он не просто так утонул, свалившись пьяным в воду. Я это чувствую. Ты подожди меня здесь, я сама к ним зайду.

Сегодня надпись «Небеса» выглядела совсем по-другому. Сероватые буквы буднично просели на чёрном фоне. Маруся толкнула дверь, та натужно и со скрипом поддалась. Да что такое?! За одну ночь петли не могли настолько проржаветь. Аквариума внутри не было, как и фараонок над ним. Казённые столы робко жались по углам комнаты.

– Похоронить? Помочь с памятником? Организовать поминки? – донеслось от одного из столов. Невысокая девушка с густо подведёнными глазами привстала со стула и помахала ей рукой. – Проходите ко мне!

– Я вчера была у вас, тут стоял аквариум и висела резная доска.

– Вы что-то путаете, у нас похоронное агентство, а аквариумы – это вам в зоомагазин нужно. Может быть где-то и хоронят среди аквариумов, а у нас городок маленький, всё по старинке.

Слушать дальше Маруся не стала. И поймав уже на выходе брошенное в спину словечко «сумасшедшая», она выскочила на улицу.

Ну, к этому ей не привыкать, Сергей, помнится, её ещё и «блаженная моя» называл. Увидев растерянное выражение на её лице, Павел усмехнулся:

– А теперь ты постой здесь, канарейка, – дальше я сам.

Когда через десять минут Маруся заглянула в агентство, она увидела странную картину. Несколько девушек крутились вокруг Павла, он сидел на стуле и улыбался во весь рот. Перед ним стояла чашка кофе и тарелочка с печеньем. Маруся, стараясь не шуметь, прикрыла дверь.

– Учись, канарейка, пока я жив. Только лаской и вниманием можно добиться того, что тебе нужно. И даже больше! – Павел держал в руках распечатку документов, – смотри, тут все заказанные за последнее время похороны.

Х

– Паш, держи! – Маруся сунула Павлу листы и даже толкнула его при этом. Тот неумело подхватил бумажный ворох, порыв ветра довершил разгром. И последнее, что увидела Маруся, оглянувшись на бегу – был растерянный Павел, который пытался поймать по-птичьи улетавшую бумагу. Маруся прижала руки к груди, послав молчаливое извинение, на большее времени не было. Она рванула к перекрёстку, только бы успеть, не потерять синюю куртку из виду.

Мужичка она так и не догнала. Зато узнала о себе две интересные вещи. Во-первых, она умеет быстро бегать. Во-вторых, у неё очень громкий голос. Когда она крикнула вслед сутулой спине, стая голубей взлетела практически вертикально и разом. Хлопанье крыльев прозвучало в ушах овацией, и Маруся, чуть не задев бампер, подрезала нос машине. Теперь к птичьему переполоху добавился ещё и мат водителя.

– Куда он пошёл? – после простора площади двор показался особенно тесным. Маруся даже дыхание задержала, синий лоскут неба над головой ни света, ни воздуха не давал. Справа от входа в сумрачный колодец сидела на скамейке толстая тётка и лузгала семечки.

– Ктой? – шелуха чёрной лодочкой задержалась на губе, а потом упала на грудь. Там уже толпилось несколько таких корабликов.

– Мужчина бородатый, в синей куртке, – в том, что это был тот самый мужичок из Павлово, Маруся не сомневалась, – вот в эту подворотню вошёл пару минут назад.

Тётка расширила глаза, грудь её заколыхалась. Нет, точно – регата на море! Шелуху заштормило.

– Покиньте территорию! Тута нельзя посторонним! Шастают, а тута магазин!

Вот кто действительно умел кричать, так это обладательница непомерного бюста. Слово «терьторья» оглушило Марусю напрочь. Она попятилась назад и наткнулась на Павла.

– А я ищу её повсюду. Хорошо, что вы, сударыня, визжали громко – иначе и не нашёл бы. Не покалечила она вас, нет? А то такая может.

Из-за обитой фанерой двери высунулась взъерошенная голова:

– Нюра, чего голосишь? Машина подъехала, разгружаем?

– Пойдём! – Павел крепко ухватил Марусю за плечо.

– Вы извините девушку, она у нас немного того, – он прицокнул языком и крутанул пальцем у виска, – с большим приветом!

– Кудояровых на вас нет! – в спину им крикнула тётка и шумно вздохнула.

– Больно! – Маруся попыталась освободить руку, но Павел хватку не ослабил, к вечеру будут синяки.

– Это хорошо, что больно, значит – живая. Объяснишь? – он сунул ей пачку мятых листов и что-то достал из кармана. На ладони Павла лежал смятый цилиндрик металла.

– В тебя стреляли. Это пуля.

XI

– А кто такие Кудояровы? – Маруся зачерпнула ложкой душистую похлёбку, Павел не обманул – готовил печник вкусно. Покушение на её жизнь только разогрело аппетит. Выйдя из подворотни, они вернулись и осмотрели след от пули. Небольшой скол на старой стене выглядел обыкновенной трещиной. Несомненно, стрелял тот самый мужичок из Павлово, но убить не хотел, а только пугал. Уж больно напоказ был сделан этот выстрел, да и целился он куда-то в ноги.

– Как, ты не знаешь? Кудояровы – это Ангелина Степановна и её муж. У неё там страшная история приключилась. Она сама из Москвы, но после того, как в аварии погибли муж с маленькой дочкой, она приехала сюда. И через какое-то время вышла замуж за этого самого Кудоярова, он тут был начальником местной полиции. Сейчас, правда, уже на пенсии. А почему спрашиваешь?

– Да так, ничего особенного. Паш, я пойду, пожалуй.

Маруся поблагодарила «Терентьича» за ужин, потрепала Тюжу по загривку и, пообещав, что пойдёт прямо в гостиницу, быстро выбежала за дверь. Было над чем подумать, для этого ей был нужен блокнот и тишина вокруг.

Придя в номер, Маруся разложила на столе бумаги и нашла бланк с надписью, что бросилась ей в глаза ещё около «Небес».

Алла Евгеньевна Костромина заказала похороны Марии Андреевны Яраловой и назначила их на сегодняшний день. Маруся взяла телефон и набрала знакомый номер.

– Это я!

На том конце трубки на секунду замешкались.

– Как отдыхается?

– Послушай – почему?! Ты же мне всегда как сестра была.

Маруся слушала монолог Аллы не перебивая и никак не могла поверить в то, что это её Алка, родная и заботливая. Та, которая так горячо волновалась за Марусю, переживала её ссору с женихом и купила ей путёвку в эту самую поездку. Алла хрипло выкрикивала что-то о зажравшихся москвичах, которые знать не знают, что такое пробиваться с низов. О том, что ей нужно было учиться годами тому, как карандаш в руках держать, а какой-то Марусе бог отсыпал талант просто так, явно от нечего делать. Да, не только талант, ещё и жениха красивого и богатого дал. И в конце припечатала:

– Кстати, вчера я с ним переспала. Вначале всё о тебе расспрашивал, а потом ничего – покладисто так в кроватку улёгся.

Слушать дальше Маруся не стала, отключила телефон и бросила его на диван. Она сходила в ванную, открыла кран и сделала пару быстрых глотков. От холодной воды заломило зубы. Она посмотрела на себя в зеркало. Странно, но известие об измене никак не откликнулось в ней.

Маруся вернулась к столу и разложила рисунки из блокнота. Вот хулиганы у дома Павла, вот Тюжа на крыльце, а вот раззявленный рупором рот тётки у магазина.

Обычно к комиксам Маруся относилась прохладно, редкий художник мог добиться в этом жанре высот. Но тут, в водовороте картинок, она вдруг заметила странность. На некоторых зарисовках появлялись фигуры, которых там просто не могло быть. Вот вдали за хулиганами она зачем-то нарисовала абрис лица Ангелины Степановны. А вот в окне заброшенного дома, справа от Тюжи, сквозь штриховку теней проступает хвост фараонки из «Небес». Подчиняясь необычному ритму, Маруся разложила рисунки на столе. Она схватила карандаш и начала добавлять быстрые короткие надписи. Когда на зарисовке с тёткой в квадрате сжатого неба появилась надпись «Кудояровы», Маруся бросилась к телефону. Павел был вне зоны доступа. Не в силах ждать, пока он перезвонит ей, Маруся отправила сообщение: «Паш, это Ангелина Степановна, она хозяйка Небес».