Текст книги "Король сыщиков (сборник)"

Злодей Гризам

Глава 1. Страшная находка

Для Чарлза Фредерика сегодня был настоящий праздник. Лицо его сияло с самого утра, когда он выходил из конторы адвоката, у которого служил.

Он ушам своим не поверил, когда патрон сказал, что освобождает его на сегодня от занятий. До сих пор для него оставалось загадкой, каким образом адвокат, обыкновенно не даривший своим подчиненным ни одного лишнего часа, вдруг сделался столь любезным и щедрым.

Маленький конторский писец не подозревал, что его строгий хозяин только что получил известие о счастливом выигрыше на бирже, обещавшем солидный куш. Это радостное утреннее известие и привело к тому, что он в порыве великодушия подарил Чарлзу Фредерику двадцать долларов и на весь день освободил от занятий.

Впрочем, Чарлз не ломал себе голову над тем, как и отчего все это произошло, а просто радовался неожиданному свободному дню и задумался, как бы лучше его использовать. Ему хотелось провести день как можно приятнее, не жалея денег. Хозяин дал ему двадцать долларов именно с тем, чтобы он позволил себе какое-нибудь удовольствие.

Исправный и послушный служащий, Чарлз чувствовал себя обязанным буквально исполнить это предписание начальника.

Вдруг ему явилась мысль, от которой лицо так и засияло, он даже присвистнул от радости.

– Кони-Айленд! – воскликнул он с восторгом.

Кони-Айленд – это особое увеселительное место недалеко от Нью-Йорка, служащее специально для развлечения публики и открытое в течение всего лета. Можно с уверенностью сказать, что другого подобного учреждения на свете не существует. Это своего рода огромный сказочный балаган, и то, что изобретательные янки предлагают здесь удивленным глазам публики, нередко доходит до пределов возможного. Все новейшие усовершенствования техники применяются здесь, чтобы создать людям всякого рода удивительные, щекочущие нервы увеселения. Чего только тут нет! Построенные с отчаянной гениальностью американские горки, карусели, водяные колеса приглашают посетителей в отважные, головокружительные поездки. На открытых сценах и в театрах даются всевозможные представления, а буфеты, чайные и рестораны предлагают публике, стекающейся сюда тысячами, всякого рода угощения.

Сюда-то Чарлз Фредерик и решил направить свои стопы. Прежде он был здесь один раз, да и то вынужденный считать каждую копейку, выбирая, чем бы насладиться. Теперь он решил кутнуть вовсю и провести в Кони-Айленде весь день до самого вечера.

Когда он приехал в Кони-Айленд, было уже около полудня. Прежде всего он пошел в один из ресторанов подкрепиться, а пообедав вкусно и плотно, решил присмотреться к тому, что предлагалось публике.

Народу было еще мало, так как главная масса стекалась сюда только вечером.

Чарлз Фредерик отправился осматривать достопримечательности. Он проходил мимо деревянных павильонов, в которых находились выставки всякого рода уродов – как людей, так и животных; видел всевозможные карусели и даже предпринял головокружительную поездку в коляске, устроенной наподобие лодки и спускавшейся с высокой башни прямо в расположенный под ней пруд.

Он пошел дальше и очутился перед каменным строением, служившим зверинцем, в котором показывали всякого рода диких зверей. Над входной дверью, к которой вела невысокая лестница, крупными буквами было написано: «Львы Гризама».

Чарлз поднялся по лестнице и подошел к небольшому окошечку, за которым сидела кассирша, маленькая толстая женщина с вульгарным красным лицом.

– Пожалуйста, дайте мне билет, – сказал он.

– Представления нет, – ответила она пискливым голосом. – Зайдите позже, сэр.

– Я пришел посмотреть на львов, а не представление, – заметил Чарлз.

Она испытующе посмотрела на него, повернулась в сторону внутренних помещений и крикнула:

– Эдвард, ты готов?

– Сейчас, – раздался оттуда мужской голос. – Чего тебе?

– Один джентльмен желает посмотреть на львов.

– Впусти его.

Кассирша снова повернулась к посетителю.

– Можете посмотреть зверей, плата двадцать центов.

Чарлз Фредерик заплатил и вошел в зверинец. В первом помещении находились клетки с обезьянами, попугаями и всякими мелкими зверьками. Чарлз бросал им кусочки хлеба, которые захватил с собой, и смеялся, когда животные пускались в драку, желая завладеть добычей.

Он и не заметил, как в дверях второго помещения появился человек, под серой курткой которого виднелось пестрое трико. Человек этот недобрыми глазами разглядывал раннего посетителя, но, заметив невинные шутки, которыми тот забавлялся, видимо, успокоился, и выражение недоверия исчезло с его лица.

Чарлз заметил его только тогда, когда направился в следующее помещение.

Странно, но лицо этого мужчины производило крайне негативное впечатление. В грубых чертах было что-то отталкивающее, однако особенно неприятны были недобрые глаза.

Судя по одежде, это был сам знаменитый укротитель львов, и Чарлз вежливо ему поклонился.

– Вы пришли в неурочный час, – заявил укротитель. – Публика обыкновенно собирается только к началу представлений.

– Я очень люблю зверей, – возразил Фредерик. – Но поскольку у меня на сегодня есть еще другие планы и я едва ли снова попаду в ваш зверинец, мне хотелось бы посмотреть на зверей сейчас.

Гризам кивнул и пропустил Чарлза.

– Только берегитесь! – предупредил он. – Львов нельзя кормить, как обезьян, это опасно!

– Да им едва ли понравится хлеб! – со смешком возразил Чарлз.

Он вошел в следующее помещение и не сдержал невольный крик изумления. По сторонам обширной залы стояло множество клеток, но восторг Чарлза вызвала одна из них, посредине, в которой находились два огромных льва.

Чарлз, не спуская глаз с львиной пары, с трепетом в душе думал о том, как ужасно было бы попасть в лапы этих хищников.

Даже теперь такие, по-видимому, мирные и кроткие, львы, тем не менее, вызывали чувство робкого почтения к себе.

Налюбовавшись этими животными, он решил посмотреть других зверей, но тут заметил, что развязался шнурок на башмаке, и нагнулся, чтобы завязать его.

Вдруг он почувствовал, как сердце болезненно сжалось, по коже пробежал мороз.

Вокруг большой львиной клетки, на расстоянии приблизительно двух метров от нее был устроен барьер, чтобы посетители не могли подходить к клетке вплотную или трогать ее руками. Между клеткой и барьером на земле валялись остатки мяса, очевидно, выпавшие из клетки во время обеда животных.

Когда Чарлз нагнулся, чтобы завязать башмаки, то взгляд его невольно упал туда, и среди мясных отбросов он увидел окровавленный человеческий палец.

Молодой человек с трудом сдержался, чтобы не вскрикнуть, но сразу сообразил, что этим навлечет на себя неминуемую гибель. С минуту он оставался в той же позе, машинально продолжал завязывать шнурки, но глаза его не отрывались от пальца, который лежал на песке немым свидетелем страшного злодеяния.

Мысли в голове Чарлза сменялись с быстротой молнии. Одно только ему было ясно: нужно во что бы то ни стало притвориться, что он не заметил этого пальца, о присутствии которого, вероятно, не подозревал и сам владелец зверинца.

Следовало оставаться спокойным и продолжать осматривать зверинец. Молодой человек геройски преодолел невыразимое чувство ужаса и поднялся. Он подошел к следующей клетке и заметил, что Гризам, укротитель львов, все еще стоит в дверях и наблюдает за ним.

Ему хотелось броситься на улицу, подальше от того ужасного места, где из всех углов, казалось, жадными глазами смотрела на него смерть, но Чарлз знал, что при столь неожиданном бегстве Гризам задержал бы посетителя, и тогда гибель его была неизбежна.

При этом его ни на минуту не покидало осознание ужасного открытия, что львы в большой клетке получают в пищу человеческое мясо.

Что у укротителя совесть нечиста, было видно из всего его поведения, которое для Чарлза сделалось теперь понятным.

Тут, очевидно, произошло какое-то неслыханное преступление, и, чтобы предать злодея заслуженному наказанию, надо было действовать умно и осторожно.

Точно во сне продолжал молодой человек переходить от одной клетки к другой, время от времени поглядывая на дверь, где стоял Гризам.

Чарлз осмотрел всех животных и одновременно пришел к решению забрать окровавленный палец, чтобы иметь улику против злодея укротителя.

Но как? Дело нелегкое. Чарлз заметил, что Гризам зорко наблюдает за каждым его шагом.

Чарлз снова подошел к большой клетке, достал из кармана сигару и, как бы играя, принялся вертеть ее между пальцами.

И вот наконец он остановился в том месте за барьером, где лежал окровавленный палец.

Разглядывая львов, он все быстрее вертел сигару и, словно нечаянно, уронил ее так, что она упала рядом с пальцем. Чарлз тут же нагнулся, просунул руку под барьер, схватил сигару вместе со своей ужасной находкой и отправил их в карман.

Еще несколько минут простоял он, разглядывая львов, наконец повернулся и направился к выходу. Он преспокойно прошел мимо Гризама и даже поклонился ему, причем на этот раз укротитель ответил несколько любезнее. Чарлз вздохнул с облегчением, когда наконец вышел из зверинца и очутился на улице.

Женщина, сидевшая у кассы, смотрела ему вслед, и пока она могла видеть его, Чарлз шагал ровно и медленно, как человек, которому незачем торопиться. Но, завернув за угол, он бросился бежать, точно за ним гналась сама смерть. Ему хотелось окликнуть первого попавшегося полисмена и сообщить о своей страшной находке.

Но затем Чарлзу в голову пришла другая мысль. Он вспомнил знаменитого Ната Пинкертона, об успехах которого ему не раз приходилось слышать.

И он не медля ни минуты отправился в Нью-Йорк. Ему страшно было запустить руку в карман, где лежал окровавленный палец, и он только тогда несколько пришел в себя, когда очутился перед домом, в котором находилась контора Ната Пинкертона.

Глава 2. Чей палец?

Чарлз попросил доложить о себе, и его приняли.

Войдя в кабинет Пинкертона, он достал из кармана окровавленный палец и молча положил его перед сыщиком.

– Признаюсь, – сказал Пинкертон, – такое поведение вполне способно вызвать во мне живейший интерес к вашему делу! Расскажите же, что означает этот окровавленный палец.

Чарлз Фредерик подробно рассказал обо всем, что видел и пережил в зверинце. Пинкертон слушал с живейшим вниманием и не перерывал его, а только делал какие-то заметки в записной книжке. Когда Чарлз закончил, он протянул ему руку и сказал:

– Вы отлично сделали, что пришли ко мне. Дело настолько своеобразное, что полиция едва ли может быть тут полезна. Она, разумеется, сейчас же арестует владельца зверинца и этим только испортит все, так как, очевидно, преступник скрыл следы своего преступления, а по поводу найденного пальца сумеет как-нибудь вывернуться. Нужно действовать очень продуманно, чтобы доказать его вину. А значит, пока не стоит делать никакого заявления. И позвольте высказать вам свое полное одобрение: в истории с пальцем вы вели себя прекрасно! Итак, вы сообщили мне все необходимые детали, поэтому я могу воздержаться от дальнейших вопросов и не стану вас больше задерживать.

На лице молодого человека показалось выражение некоторого разочарования. Он думал, что будет принимать участие в раскрытии преступления! Пинкертон угадал его мысли и ласково сказал:

– Понимаете, мистер Фредерик, преследование преступника я должен проводить со своими помощниками, непосвященный будет только помехой. Но обещаю, что после раскрытия преступления я немедленно лично сообщу вам об этом. Кроме того, вы получите право на известную награду, если таковая будет назначена!

Чарлз поблагодарил. Его радовала не столько мысль о награде, сколько то, что Пинкертон обещал лично известить его о результатах своей работы.

Оставив сыщику адрес конторы, в которой он служил, Чарлз раскланялся и вышел. Охота к каким бы то ни было зрелищам и увеселениям Кони-Айленда у него пропала. Он отправился к себе в квартиру и провел остаток дня в размышлениях над тем, что пришлось пережить.

Нат Пинкертон после ухода Чарлза Фредерика вызвал к себе любимого помощника Боба и сообщил ему о страшной находке со всеми уже известными нам подробностями…

– Прежде всего надо установить самое важное: кому принадлежал этот палец?

Пинкертон принес небольшую чашку с водой и полотенце и обмыл палец. Затем взял лупу и начал внимательно разглядывать ужасную находку. После, передавая Бобу лупу и палец, он сказал:

– Очевидно, что палец этот мужской и принадлежит богатому человеку. На нижнем конце пальца ты увидишь ясные следы того, что несчастный носил широкое и, надо полагать, дорогое кольцо. Кожа белая и без следов какой бы то ни было работы. Палец сморщился, первоначально же он был очень толстым, из чего я заключаю, что он принадлежал человеку довольно тучного телосложения. Ноготь гладко отполирован и выхолен – похоже, человек этот заботливо относился к своей внешности и поручал уход за ногтями парикмахеру. При этом он, очевидно, любил нюхать табак, так как под ногтем можно найти едва заметные следы нюхательного табака. Наконец, я вижу, что этот палец – средний с правой руки. Это доказывает как его строение вообще, так и тонкая кожа. Наверху, на кончике пальца, ты найдешь крошечные синие пятнышки – следы чернил. Мне думается, что этот человек был биржевиком. Это предположение прямо напрашивается ввиду всех примет. Чернильные пятна остались от карманного пера, которым он делал пометки на бирже.

– Совершенно верно, – согласился Боб. – Как, однако, много можно увидеть по одному только пальцу!

– Итак, человек, которому принадлежал этот палец, был богат, тучен, любил нюхать табак, полировал ногти у парикмахера и, по всей вероятности, был финансистом. Учитывая эти данные, необходимо разузнать, не исчезал ли такой человек и когда именно. Кстати, еще один вопрос: как ты думаешь, каким образом палец был отделен от руки?

Боб задумчиво покачал головой и наконец ответил:

– Трудно предположить, что палец был откушен зубами льва. Его отрезали острым, как бритва, ножом.

– Ты прав! – заявил Пинкертон. – Палец, несомненно, отрезан ножом, из чего я вывожу логическое заключение, что несчастный пал жертвой грабежа. Вот как я представляю себе ход всего дела. Богача заманили в зверинец и там оглушили или убили. Затем его ограбили и раздели. Кольца, которые он носил, сняли, но так как широкое кольцо на среднем пальце правой руки сидело очень крепко и не снималось, убийца просто отрезал палец, а уже затем снял кольцо. После тело убитого было брошено на съедение животным, причем туда же швырнули и отрезанный палец. Убийца думал, что он будет съеден, но во время грызни между львами из-за человеческой плоти палец был, вероятно, отброшен и остался лежать перед клеткой, где его и нашел Чарлз Фредерик.

– Но почему же Гризам не уничтожил все следы своего преступления, а вместе с ними и палец? – спросил Боб.

– Да он как раз и был занят этим сегодня утром, когда молодой человек явился в зверинец. Гризам действовал заодно с женщиной, которая сидела в кассе и которая либо его жена, либо преданная особа! Помнишь, я рассказывал, что женщина эта сначала не хотела пускать Фредерика, говоря, что представления начинаются только вечером. Когда же Чарлз заявил, что хочет только посмотреть на зверей, она повернулась в сторону внутреннего помещения и спросила: «Эдвард, ты готов?» Эдвард был занят очисткой клетки от остатков страшного обеда, но уже заканчивал свою работу, поэтому ответил, что молодой человек может войти. О том, что что-то может оказаться перед клеткой, он не подумал, и это было одной из тех грубых, фатальных ошибок, которые подчас допускают самые ловкие преступники.

Глава 3. Опасность надвигается

У подъезда одного из роскошных домов Нью-Йорка вблизи Центрального парка остановилась пролетка. Из нее вышел Нат Пинкертон и позвонил.

Через несколько секунд дверь отворилась, и лакей вежливо поклонился незнакомому посетителю.

– Можно видеть мистера Робертсона? – спросил Пинкертон.

– Хозяина нет дома.

– А его жена дома?

– Они сегодня не принимают.

Сыщик подал свою карточку и решительно заявил:

– Скажите, что я прибыл по очень важному делу.

Слуга прочел имя посетителя на карточке и с почтением посмотрел на него.

– Сейчас доложу, мистер Пинкертон.

Знаменитого сыщика пригласили в гостиную.

Через несколько минут туда же вышла миссис Робертсон.

Это была довольно полная, красивая дама. Она с улыбкой протянула сыщику руку.

– Я не могла поверить своим глазам, когда прочла на карточке ваше уважаемое имя, мистер Пинкертон! – сказала она, приглашая его присесть. – В сущности, мне следовало бы переполошиться и перепугаться, так как ваше появление доказывает: что-то случилось. Поэтому чрезвычайно любопытно узнать причину вашего прихода.

– Прежде всего я хотел задать вам один вопрос, миссис Робертсон, – начал Пинкертон. – Вы знаете, где находится в данную минуту ваш супруг?

По лицу прекрасной женщины скользнула грустная улыбка. Она покачала головой.

– Не знаю, – ответила она.

– Когда ваш супруг ушел из дому?

Она на минуту задумалась.

– Кажется, он не возвращался с позавчерашнего дня, – ответила она.

Пинкертон сделал крайне удивленное лицо.

– Не правда ли, мистер Пинкертон, вам это кажется странным? – сказала миссис Робертсон. – Прежде я грустила, чувствовала себя несчастной, когда муж покидал меня и пропадал целыми днями, предаваясь удовольствиям и оставляя меня дома одну. Но я привыкла. Дружбы и согласия между нами нет уже давно; мы живем под одной кровлей как чужие, и я не мешаю мужу делать все, что он хочет, и проводить время так, как ему нравится. Поэтому я не слишком-то волнуюсь, если муж не возвращается домой пару дней, это случается часто. Так что для меня подобное не новость.

– Это другое дело! – возразил Пинкертон. – Тем не менее на этот раз, возможно, что супруг ваш исчез против собственной воли, может быть, он даже сделался жертвой страшного преступления.

Миссис Робертсон побледнела как смерть.

– Не может быть! – воскликнула она. – Вильям убит?!

– Пока я этого еще не знаю точно. Прошу вас сначала ответить на некоторые вопросы. Ваш супруг был невысокого роста и довольно полным?

– Да, он был очень полным.

– Он любил нюхать табак?

– Да. Я всегда находила это ужасным.

– На среднем пальце правой руки он носил широкое золотое кольцо?

– Совершенно верно!

– А теперь скажите, какой костюм был на вашем супруге третьего дня, когда он вышел из дому?

– Это мне неизвестно. Но мы можем узнать у камердинера. – Миссис Робертсон позвонила. – Позови Жана! – приказала она горничной.

Лакей вошел и, почтительно поклонившись, остановился у двери.

– Скажите, Жан, какой костюм был на хозяине, когда он вышел из дому третьего дня?

– Темно-синий в светлую полоску.

– А какую обувь он надел? – спросил Пинкертон.

– Темно-коричневые башмаки.

– Хорошо, можете идти.

Лакей вышел, и Пинкертон снова обратился к хозяйке дома, волнение и беспокойство которой росло с каждой минутой.

– Вам известно, сударыня, любил ли мистер Робертсон проводить время в Кони-Айленде?

– Как же, он охотно бывал там! Он сам мне об этом говорил, да и от других я слышала, что его там можно видеть очень часто!

Сыщик встал.

– Я прошу разрешения удалиться, миссис Робертсон. Но, боюсь, мне не удастся принести вам утешительных вестей. Я немедленно приступлю к раскрытию преступления, которое – я в этом более не сомневаюсь! – совершено против вашего супруга, и постараюсь привлечь злодея к ответственности!

Миссис Робертсон заплакала. Хотя в последние годы вследствие постоянного пренебрежения бедная женщина перестала испытывать к мужу глубокую и горячую любовь, тем не менее сохранила к нему известную привязанность и втайне не переставала надеяться, что когда-нибудь он все-таки вернется. И теперь она искренними, горячими слезами оплакивала человека, с которым когда-то была так счастлива.

Между тем Нат Пинкертон уже сидел в пролетке, возвращаясь к себе в контору.

Сыщик был доволен: он знал теперь, кто стал жертвой злодея Гризама.

На бирже, где каждый день собираются тысячи людей, ни он, ни Боб ничего не могли узнать о человеке, который подошел бы под предложенное ими описание. Таким образом, оставалось только навести справки в тех парикмахерских, где мастера, кроме причесок, занимались еще и уходом за ногтями. Искусство это появилось недавно, и в городе существовало сравнительно небольшое количество таких мастерских, а те, в свою очередь, в данной области имели очень незначительную клиентуру.

Большинство этих парикмахерских находилось, конечно, вблизи богатого квартала – Пятой авеню и Центрального парка. Пинкертон и Боб отправились наводить справки в этих парикмахерских. Каждый наметил себе известное их количество, и Пинкертону после нескольких неудачных попыток удалось наконец напасть на верный след.

В парикмахерской, расположенной возле Центрального парка, ему сказали, что невысокого роста ученый господин, большой любитель нюхать табак, действительно аккуратно заходил два раза в неделю, чтобы стричь и полировать ногти. Один из мастеров знал даже, что господина этого звали мистер Вильям Робертсон и что квартира его находилась неподалеку.

Таким-то образом сыщик и попал в дом Робертсонов, а разговор с супругой богача только укрепил в нем уверенность, что жертву укротителя зверей удалось найти.

У себя в конторе Пинкертон нашел Боба.

Тот только что вернулся и сидел с угрюмым, чрезвычайно недовольным видом.

– Черт побери! – воскликнул молодой человек. – Я ничего не добился! Надеюсь, вы сделали больше?

– Да, – сказал Пинкертон. – Я знаю, кто был несчастный, которого Гризам бросил на съедение львам. Это Вильям Робертсон, очень богатый человек и финансист. Я говорил с его женой, и нет сомнения, что мы напали на верный след.

– Но что вы решили делать дальше? Поехать в Кони-Айленд и арестовать этого негодяя Гризама с его помощницей?

– Поедем в любом случае, – ответил сыщик. – Но я не хотел бы прямо сейчас арестовывать их!

– Почему же нет?

– Потому что негодяй, пожалуй, сможет ухитриться и отвертеться от правосудия. Пока у нас нет никакого другого вещественного доказательства, кроме пальца. А Гризам постарается объяснить его присутствие в зверинце каким-нибудь самым невинным образом. Допустим, например, он скажет, что один из посетителей зверинца слишком близко подошел к клетке и хотел погладить льва, а зверь огрызнулся и откусил смельчаку палец. И кто сможет уличить его во лжи, если не будет других веских доказательств? Вот их-то нам и нужно добыть. Поэтому мы постараемся спровоцировать злодея на второе такое же дело. Тогда мы сможем накрыть его и схватить. А в этом случае уже никакие отговорки не помогут! Я думаю, Вильям Робертсон – не первая и не единственная жертва злодея. Убийство совершено, очевидно, с целью завладеть драгоценностями и крупными деньгами, которые Робертсон имел при себе. Весьма вероятно, что Гризам уже не раз пополнял кассу столь «милым» способом и впредь, очевидно, не откажется от выгодного дела… План действий поэтому таков: ты оденешься возможно элегантнее и при случае пощеголяешь туго набитым кошельком. Если ты выкажешь, кроме того, живой интерес к зверям, Гризам, без сомнения, начнет увиваться вокруг тебя и, быть может, постарается заманить в зверинец вечером, после представления. Ты, разумеется, соглашайся на все – в тот момент, когда он вообразит, что ты в его власти, мы его и прихлопнем.

– А как вы проникнете ночью в зверинец?

– Это уж мое дело. Во всяком случае, Нат Пинкертон позаботится о том, чтобы его верного Боба не разорвали дикие звери.

Сам Пинкертон решил ехать не переодеваясь, так как был уверен, что Гризам не знает его в лицо.

Приехав в Кони-Айленд, Пинкертон и его помощник отправились туда, где находился зверинец Гризама. Они шли, не соблюдая никакой осторожности, и негромко обсуждали план действий.

Около ресторана, в котором за столиками сидело множество народу, они на минуту остановились, и сыщик еще раз оглядел Боба.

В этот момент из ресторана вышел рыжеволосый человек, одетый в простое, но достаточно чистое платье, с отвратительной разбойничьей физиономией.

Увидав сыщиков, не обративших на него никакого внимания, и, видимо, сразу узнав знаменитого Пинкертона, человек приостановился. Злая улыбка появилась на его лице, и он спрятался за углом соседнего дома, откуда легко было незаметно следить за Пинкертоном и его помощником. Это был рыжий Билл, тот самый негодяй, который когда-то активно участвовал в составлении заговора против Пинкертона, а в другой раз посредством прицепленной под столом бомбы пытался взорвать сыщика в его же квартире.

Оба сыщика, прокладывая себе дорогу сквозь всю толпу, медленно пошли по направлению к зверинцу Гризама, и рыжий Билл последовал за ними, стараясь ни на минуту не потерять их из виду.

– Сначала пойду я! – заявил Пинкертон помощнику, когда они достигли цели. – Мне хочется присмотреться к обстановке, собрать доказательства. Я дам тебе знак, когда войти.

– Хорошо, я буду прогуливаться неподалеку, – согласился Боб.

Пинкертон преспокойно поднялся на крыльцо, купил билет и скрылся во внутренних помещениях зверинца.

Во втором помещении, где содержались львы, как раз начиналось представление.

Сыщик протиснулся вперед, внимательно следя за фокусами укротителя. Тот держался очень уверенно: подставлял львам обручи, через которые они должны были скакать, заставлял их ложиться и снова вставать, ездил на них верхом и вообще демонстрировал чудеса дрессировки, вызывая громкое одобрение публики.

Пинкертон прошелся по зверинцу, не оставив без внимания ни одного закоулка. В заднем углу ему удалось заметить узенькую дверь, которая, очевидно, вела в закулисные помещения.

Сыщик осторожно оглянулся. Никто из присутствующих не обращал на него внимания. Все не спускали глаз с Гризама, проделывавшего фокусы со своими львами.

Пинкертон нажал на ручку двери и, быстро скользнув в лежащее за ней помещение, снова закрыл ее за собою. Он очутился в коротком коридоре, который вел в квартиру укротителя.

Она состояла из трех комнат. Гостиная была убрана не без некоторой претензии на элегантность, но Пинкертона интересовало не это. Он направился к камину и принялся рыться в золе, но не нашел никаких признаков сжигания человеческих костей или одежды.

Сыщик перешел в спальню, но и здесь не нашел ничего подозрительного.

Наконец он попал в кухню. Зола в плите также не представляла собой ничего подозрительного. Зато Пинкертон сделал открытие, которое показалось ему не лишенным известной важности: в углу стояла пара дорогих темно-коричневых башмаков, довольно новых.

Пинкертон знал, что Вильям Робертсон, оставляя свою квартиру третьего дня вечером, был обут в темно-коричневые ботинки, – сыщик был практически уверен, что именно эти башмаки стояли перед ним.

Он поднял один из них и осмотрел. «Тук и сын. Нью-Йорк, Бродвей 245» стояло на внутренней обшивке. Это был один из лучших и вместе с тем самых дорогих магазинов. Пинкертон сомневался, чтобы Гризам покупал там обувь.

Поставив башмак на место, он вскочил на подоконник низкого открытого окна и выбрался на улицу.

Пока он находился в зверинце, рыжий Билл, медленно поднявшись по ступеням крыльца, подошел к окошечку кассы. По-видимому, он хорошо знал кассиршу, потому что она кивнула ему, как старому знакомому.

Он притворился, что покупает билет, а сам, нагнувшись, шепнул ей:

– Я зайду к тебе в кассу и сообщу нечто очень важное.

Она подмигнула в знак согласия, и рыжий Билл вошел в первое помещение зверинца, а оттуда проскользнул в небольшой чуланчик, служивший кассой, и сел так, чтобы с улицы через окошечко его нельзя было увидеть.

– Не смотри на меня, когда будешь говорить, чтобы никто не заметил, что ты здесь не одна!

Она сделала удивленное лицо.

– Почему это? – спросила она – Что у тебя за новости?

– Не особенно приятные, – ответил он.

Она покачала головой и едва заметно улыбнулась.

– Не думаю. Кроме того, ты знаешь, Билл, об известных вещах не говорят даже с лучшими друзьями.

Он одобрительно кивнул.

– Но на этот раз, пожалуй, будет правильно, если вы посвятите меня в свои секреты. Иначе худо придется! Знаешь, кто сейчас находится в числе зрителей в зверинце?

– Кто? – спросила она со страхом.

– Нат Пинкертон!

Кассирша побледнела как смерть. Дыхание ее сделалось частым и неровным, из груди вырвался стон.

– Не может быть!

– Да! А на улице в толпе можно увидеть его помощника. На нем коричневый костюм, и выглядит он франтом.

Кассирша посмотрела на улицу и вздрогнула.

– Да-да, я вижу его! Он уже один раз бросился мне в глаза, потому что посмотрел сюда как-то особенно пристально.

– Ну вот! Надо будет принять меры. Итак, что вы натворили?

– Прошлой ночью укокошили одного и бросили на съедение львам, – прошептала она.

– Все следы уничтожены?

– Гризам уверяет, что все.

– Ну, значит, эта проклятая собака Пинкертон пришел за чем-то другим. Во всяком случае, что-то он явно пронюхал, – заметил Билл. – Не беда, мы его проучим! Эта история сломает ему шею! Хорошо было бы заманить сыщика сюда после представления и угостить им львов, как думаешь?

Глаза женщины вспыхнули.

– Ах, если бы это удалось!

– Удастся! – заверил Билл. – Надо устроить так, чтобы Пинкертон вообразил, будто на сегодня что-то готовится. Тогда он непременно явится!

– Но как его сюда заманить?

– Это я устрою. Есть у вас лакейская ливрея?

– Конечно, есть. Но на что она тебе?

– Давай скорее ключи! Я пойду в квартиру с черного хода. Не удивляйся, если через некоторое время явится лакей и передаст тебе поручение от своего хозяина!

Кассирша – это была жена Гризама – дала рыжему Биллу ключи, и преступник моментально скрылся.

Выскочив из зверинца через окно и выйдя снова к фасаду, Пинкертон заметил Боба, который сделал ему знак следовать за ним.

Дойдя до уединенного места в парке, Боб остановился. По лицу его было видно, что он может сообщить нечто очень важное.

– Начальник, мне, по-видимому, не придется разыгрывать роль богача! Негодяи уже присмотрели на сегодня другую жертву!

Пинкертон с удивлением взглянул на него.

– Да, представьте себе! Хожу я взад-вперед около зверинца, как вдруг появляется лакей в ливрее, поднимается к окошечку кассирши и начинает с ней говорить. На лице кассирши я заметил при этом такое наглое, торжествующее выражение, что невольно поднялся по ступеням и вот что услышал: «Отлично, миссис Гризам, я так и передам. Хозяин очень хочет посмотреть, как ваш муж дрессирует животных. Он придет сегодня вечером после представления, и можете быть уверены, что лорд хорошо заплатит за доставленное удовольствие».

Нат Пинкертон молча выслушал своего помощника – брови его нахмурились, лицо приняло задумчивое выражение.