Электронная библиотека » Наталия Чернышова-Мельник » » онлайн чтение - страница 3

Текст книги "К. Р. Баловень судьбы"


  • Текст добавлен: 17 января 2016, 18:20


Автор книги: Наталия Чернышова-Мельник


Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Вообще это свойство натуры – не на шутку влюбляться в молодых пригожих военных – впервые проявилось у великого князя лет в двенадцать. Именно тогда он впервые с удивлением почувствовал, что мечтает о новых и новых встречах с понравившимся ему молодым человеком, хочет беседовать с ним, коснуться руки… Потом, если не было возможности продолжить близкое знакомство, все это как-то забывалось, и вдруг – новая влюбленность, непонятное томление.

Летом 1876 года Константин делает в дневнике несколько записей, в которых пытается проанализировать собственный характер, наклонности, которые, чувствуется, удивляют его самого: «У меня странный характер, я обожаю красоту, но вовсе не женскую – красоту мужественную». Дальше – еще более откровенное признание: «Мужская красота меня соблазняет». Словно подчеркивает его такая вот запись: «Скучна мне и мысль о любви к женщине».

Именно в эту пору, за несколько месяцев до нового плавания, великий князь потерял голову из-за молодого гусара Дмитрия Голицына. Познакомиться лично с объектом своей страсти так и не удалось, но это Константина не очень-то и печалит. Гораздо важнее для него – собственное душевное волнение, переживания об обожаемом Димке.

Но длится эта страсть недолго. Стоит молодому человеку оказаться на борту фрегата, и в сердце его вспыхивает новая любовь. Это офицер Меньшиков, за которым он готов буквально следовать по пятам, выполнить любое его желание. 3 сентября Константин делает в дневнике запись, в которой пытается объяснить свое увлечение мужчинами: «До сих пор мысль о любви к женщине мне скучна и противна, я хочу силу, свободу, лихое молодечество, удаль».

Но вскоре он понимает, что это самообман. Ведь офицеры, собираясь по вечерам в кают-компании, нередко, выпив рюмку-другую вина, с гордостью рассказывают товарищам о своих победах над хорошенькими женщинами, а в портах, куда заходит фрегат, спешат вовсе не в музеи, а в публичный дом. Видя все это, слушая рассказы сослуживцев, великий князь невольно приходит к мысли, что «любовь к мужчине в восемнадцать лет так неестественна».

Но он тем не менее продолжает частенько прохаживаться возле каюты своего обожаемого Меньшикова. Вздыхает украдкой, с трудом сдерживает порывы, «чтоб не дать волю рукам и не погладить его». Не обратить внимания на странное поведение великого князя просто невозможно! Меньшиков давно уже догадался о чувствах, которые испытывает к нему Константин, и как-то даже попытался вразумить его – негоже так себя вести, ведь его императорское высочество, того и гляди, может стать посмешищем команды. Не дай бог довести до этого!..

Разговор этот, хоть и был тягостным, сыграл все же положительную роль. Ведь до сих пор Константин не мог самостоятельно разобраться в порывах своей неокрепшей души. Он жил в кругу семьи, и интимные взаимоотношения, прежде всего между мужчиной и женщиной, были для него загадкой. Он пытается подавить свои чувства к Меньшикову, но дается это нелегко.

И вот, когда фрегат стоял в гавани Нью-Йорка, компания нескольких подвыпивших морских офицеров затащила как-то великого князя в публичный дом. Едва переступив порог заведения, каждый из моряков выбрал себе подругу по вкусу. Зазвенели бокалы, запенилось в них шампанское. Повсюду слышны были шутки, смех… Кто-то уже и в номера поднялся, а оробевший от всего увиденного и услышанного Константин так и стоял в общей зале, прижавшись спиной к стене. Стоило ему опуститься на стул, как женщины окружили его. «Они мне говорили, что я красив, хорош; трогали меня, жались. Одна совсем села на меня, положила руки на мои плечи, мое колено находилось между ее ног». Но «я не чувствовал никакой похоти или страсти» – пишет он в дневнике 17 марта 1877 года.

Однако неудачный первый опыт, когда Константин, казалось бы, оплошал перед товарищами, не прошел для него впустую. Мысленно он вновь и вновь возвращался к событиям того дня: неужели он хуже других, не такой, как все? И вот, спустя месяц, как-то утром, когда он, по обыкновению, занимался морскими науками, в душе вспыхнула, как яркое пламя, страсть. Он должен… сегодня… сей же час побывать у женщины, узнать на личном опыте, что же это такое – плотская любовь. Константин быстро спустился по трапу на пристань, и ноги его сами привели на 27-ю улицу, к знакомому уже зданию публичного дома.

Покинул этот вертеп он поспешно. Юношу мучила совесть, ему было стыдно за содеянное. И, лишь вернувшись на фрегат, он вспомнил, что забыл в номере нательный крест, подаренный матерью. Как ни тяжело было это сделать, пришлось все же вернуться. К счастью, крест не пропал, он так и лежал на стуле, возле измятой постели – как немой укор о свершившемся падении.


…Думы о Родине в эти дни нечасто посещали моряков. Ведь русские газеты в иностранных портах не продаются, а в иностранных о России упоминается лишь вскользь. Даже о новых императорских указах на фрегате не всегда известно. Помыслы членов команды «Светланы» совсем о другом: какой будет погода в ближайшие дни, сколько миль осталось до берега, в срок ли выплатят жалованье… И только 25 апреля, когда командование объявило о войне с Турцией, моряков захлестнула волна патриотизма. После торжественного богослужения во славу русского оружия эскадра покинула берега Америки.

Всеобщее настроение – бить турок! – разделял и великий князь Константин. Его волнует сейчас лишь одно: отец может не отпустить его из-за молодости защищать братьев-славян. А ему так хочется отправиться с экипажем к театру военных действий на Дунай! 28 мая юный моряк записывает в дневнике: «Я решился тогда с револьвером прийти к папа и застрелить себя в случае отказа». Но все же он надеется на родительское понимание и уступчивость и отправляет отцу телеграмму с просьбой разрешить ему ехать в армию под командование адмирала Ф. Дубасова. Великий князь Константин Николаевич уже получил извещение от командира «Светланы» о страстном желании сына, и пишет Костюхе ответ:

…Я отсюда, из Петербурга, ни разрешать, ни запрещать не могу. Храни тебя Господь. Посылаем тебе наше родительское благословение и молимся за тебя. Помни, какая кровь у тебя течет в жилах.

19 июня фрегат «Светлана» вошел в порт Кронштадта. Моряки воочию увидели ликование соотечественников. Представители буквально всех слоев населения были уверены: не пройдет и месяца, и магометане будут разгромлены! Древняя Византия возродится, как птица Феникс, из пепла, и на прекрасном куполе Святой Софии засверкает, как прежде, святой крест. Это общее мнение усиливалось многократно благодаря тому, что сам император, покинув в начале войны Санкт-Петербург, приказал обустроить свою Ставку в прифронтовой полосе.

Во всех крупных городах России возникали Славянские комитеты, члены которых делом чести считали собирать пожертвования для коренного населения Балкан. В их задачу входило также отправление русских добровольцев на фронт. Идти в бой против неверных призывали лучшие люди земли русской. Вот что писал в те дни замечательный русский писатель Иван Аксаков:

Настоящая война – дело не только чести, но, что всего важнее, и совести народной… эта война праведная, эта война – подвиг святой, великий, которого сподобляет Господь Святую Русь.

Что уж говорить о молодых моряках фрегата «Светлана» – они рвались в бой, чтобы освободить от турецкого ига братьев-славян! И император Александр II пошел им навстречу. Мог ли юный Константин остаться в стороне, не отправиться громить турок?

Наконец ему удалось получить напутствие отца – чтобы он «держался товарищей, не отставая от них, и жил с ними». Значит, он все-таки отправится на войну! 22 июня 1877 года в дневнике юного великого князя появляется ликующая запись:

Боже мой, как я недостоин всего счастья, что так обильно сегодня на меня сыпалось… Скажу прямо, я отправляюсь со всеми светлановцами на Дунай.

Экипаж покинул российский берег 4 июля.

…В ночь со 2 на 3 октября 1877 года мичман Константин Романов отличился в бою под Силистрией. Турки, используя деревянные суда, готовили переправу на румынский берег. Перед русскими моряками была поставлена цель – сорвать замысел противника, поджечь суда турок.

Великий князь детально описывает, как создавалось поджигающее устройство – брандер. Кстати, понятие это в ту пору было широко известно и частенько употреблялось в переносном смысле – «пустить брандера». Имелось в виду «наделать шума». Для выполнения же задачи, данной морякам командованием, нужен был небольшой деревянный ящик, который следовало набить стружкой вперемешку с бумагой, пропитать все это керосином, смолой или каким-то другим легковоспламеняющимся материалом. Далее наступала очередь длинного фитиля, один конец которого следовало прикрепить к ящику, а другой, обернутый стружкой, воткнуть в коробочку с двойным ружейным зарядом. При выстреле фитиль загорится, и брандер будет подожжен.

Но под Силистрией обычных ящиков в нужном количестве не оказалось. Вместо них находчивые моряки использовали старые лодки разных размеров, которые были осмолены внутри и снаружи. Их на совесть пропитали керосином. Будут же турки знать наших!

Великий князь Константин не отставал от товарищей. Сам удивлялся – откуда сноровка такая взялась? Словно век пускал брандеры. Руки сами делали все, что нужно. Он ловко спустил брандер, взятый на буксир катером «Птичка». И вот турецкий пароход, стоявший для наблюдения у острова Гоппо, загорелся! Ликованию мичмана и его друзей не было предела…

Вскоре на стол начальника морских команд на Дунае лег рапорт адмирала Федора Дубасова, в котором было написано:

Считаю долгом прежде всего упомянуть о его императорском высочестве великом князе Константине Константиновиче, хладнокровие и распорядительность которого несомненно выше его лет и опытности; выполненное им поручение лучше всего, впрочем, говорит за себя.

15 октября юному герою был вручен орден Св. Георгия 4-й степени. Адмирал Ф. Дубасов, вручая великому князю высокую награду, сделал ему замечание, что он недостаточно далеко отошел от места взрыва и рисковал попасть в бурун тонувшего вражеского судна. Что мог ответить многоопытному военачальнику юный Константин? Правда состояла в том, что он – поэтическая натура, залюбовался в тот момент красотой взрыва…

Вскоре молодой моряк читал телеграмму, пришедшую от отца: «Радуюсь, что ты удостоился Георгия не по милости, а по статусу».

После падения в конце ноября 1877 года Плевны исход войны стал очевиден для всех. 4 декабря в столицу возвращается из действующей армии император, а вместе с ним и великие князья Сергей Александрович и Константин Константинович.

В дневнике нашего героя появляется запись: «Петербург. Мраморный дворец. Дома, у себя, в милом Мраморном, под одним кровом с мама́ и папа́». Какая же это для него радость – вновь обрести отчий дом, иметь возможность ежедневно видеться с родными, вернуться к любимым с детства занятиям! Об этом красноречиво говорит следующая запись: «Я наслаждался музыкой после пяти месяцев жизни без фортепиано».

И все же Константин заметно повзрослел, возмужал. Это замечают не только самые близкие люди, но и старые знакомые, которые встречают его на многочисленных светских раутах. Ощущает это и сам великий князь. У него теперь появляется потребность обустроить собственное жилье, иметь возможность иногда побыть в одиночестве, заняться в тишине творчеством. И хотя пока еще спальню он делит с братом Митей, собственный кабинет устраивает «в зале на углу Миллионной и переулка».


В марте следующего, 1878 года у Константина происходит знаменательная встреча с великим русским писателем Федором Михайловичем Достоевским, знакомство с которым во многом определит его дальнейшую судьбу. Впервые они увиделись 21 марта, на обеде у великого князя Сергея Александровича, с которым Константин дружил с раннего детства. В этот день в его дневнике появляется запись:

Я обедал у Сергея. У него были К. Н. Бестужев-Рюмин и Ф. М. Достоевский. Я очень интересовался последним и читал его произведения. Это худенький, болезненный на вид человек, с длинною редкой бородой и чрезвычайно грустным и задумчивым выражением бледного лица. Говорит он очень хорошо, как пишет.

Этой встрече предшествует знакомство Константина с романом «Бесы», который ему порекомендовал прочитать кузен. Недаром Константин пишет 3 марта Сергею: «Я читаю „Бесы“ Достоевского, очень интересно; вообще ты преданный кузен и славные книги прислал». К слову сказать, роман этот давно уже не был литературной новинкой: впервые его начали печатать еще в 1871 году в журнале «Русский вестник», а через год он был издан отдельной книгой. Но оба брата в ту пору были еще слишком юными, чтобы понять философскую глубину этого произведения. Скорее всего, Сергей познакомился с романом только в 1878 году, чуть раньше Константина, по рекомендации К. П. Победоносцева, который преподавал великому князю право.

9 марта в дневнике появляется еще одна запись, имеющая непосредственное отношение к Достоевскому:

Достал я «Идиота» Достоевского. Когда читаешь его сочинения, кажется, будто с ума сходишь. Я это еще и на «Светлане» испытал, читая «Преступление и наказание». Хорошо!

С тех пор интерес к творчеству писателя у Константина все возрастал. Личная же встреча с ним о многом заставила задуматься, перевернула сознание, дала толчок собственному творчеству.

…Летом Константин вместе с братом Дмитрием и двумя кузенами – Сергеем и Павлом – совершает в сопровождении свиты путешествие на пароходе по рекам и озерам северной России. Они посещают древние города Псков, Новгород, Волхов, остров Валаам… В течение двух недель юные великие князья любуются Ладожским и Онежским озерами, наблюдают за Мариинской системой, рекой Вытегрой[2]2
   Мариинская водная система (ныне Волго-Балтийский водный путь) соединяет бассейн Волги с Балтийским морем. – Примеч. ред.


[Закрыть]
. В дневнике Константина появляется запись: «…В деревнях народ встречал нас с восторгом, кидали в нас цветами, дарили ягоды, яйца, масло».

Конечно, прежде всего юные великие князья общались с губернаторами и богатыми купцами, которые устраивали для них пышные празднества, обходя молчанием трудности, с которыми ежедневно сталкивались простые люди. Но были и иные встречи – с жителями провинциальных городов. Пусть краткие, мимолетные, но они невольно оставляли в душе глубокий след: радость на лицах людей была искренней, они приветствовали высоких гостей радостными криками «Ура!», кланялись им в пояс, старались каждому поцеловать руку.

В душе рождалось ответное теплое чувство. Константин с волнением осознавал, что в нем зарождается любовь к русскому народу, родной природе, старинным русским городам с их удивительной историей и самобытной, ни с чем не сравнимой архитектурой. Особое впечатление на него, как и на братьев, произвел древний Новгород и его главная святыня – Софийский собор:

По мере приближения к собору, увидев многочисленные купола за кремлевской стеной и узнав, что это главы Св. Софии, я почувствовал не то что умиление, а какое-то особенное благоговение перед этой святынью великого древнего народа, который чтил ее более, чем какой-либо народ или государство когда-либо почитали свою родную святыню. Ни у одного народа, ни у единого государства не было воинским кликом воззвание к своему храму и народу, как у новгородцев: «За Новгород и Святую Софию».

…А по возвращении домой, в Санкт-Петербург, Константина ожидал памятный подарок – от самого императора. Александр II не забыл о воинской доблести племянника и вручил ему фрак со своим вензелем, сказав при этом: «Вот тебе в память дней, когда ты был при мне под Плевной».

Кроме того, августейший дядя назначил Константина своим флигель-адъютантом. В этот же день, 9 августа, в дневнике великого князя появляется восторженная запись:

Я – флигель-адъютант, сегодня государь пожаловал меня этим званием. Чего мне больше, за двадцать лет я получил все, чего может добиваться самый честолюбивый человек, даже Георгиевский крест есть у меня. Не знаю, как отблагодарить Господа Бога. Я прошу у него только помощи и поддержки на честную и достойную жизнь.

А 26 ноября 1878 года молодой человек давал воинскую присягу на торжественном обеде в Зимнем дворце. Это была традиция, отмечавшая совершеннолетие каждого из великих князей. Теперь же настала очередь Константина. Взявшись за древко знамени гвардейского экипажа левой рукой, а правую подняв вверх, он громко прочел воинскую присягу, поцеловал Евангелие и подошел к императору для благословения. В тот же день был обнародован манифест Александра II, который начинался словами:

В 10-й день августа сего года любезнейший племянник наш, великий князь Константин Константинович, достиг возраста, определенного государственными законами для совершеннолетия членов нашего Императорского дома…

В этот день для великого князя навсегда закрылась дверь в волшебный мир детства. Впереди – взрослая жизнь. Какая же судьба ему уготована?

Глава третья
Начало террора

Великого князя Константина переполняет любовь к искусству. И в этом нет ничего удивительного: он повидал уже множество стран, познакомился с их многовековой культурой. Но главная его страсть – все же музыка. В год совершеннолетия он сочиняет несколько романсов на слова поэта Алексея Константиновича Толстого, которые тут же находят признание во многих столичных салонах. В это же время его рука уверенно выводит на бумаге ноты православного песнопения «Херувимская».

Первые опыты приносят удовлетворение. Но Константин чувствует, что может создать нечто более значительное. Только вот что? Понять он этого пока не может. Поэзия словно дремлет где-то на самом донышке души, к осознанию того, что истинное его призвание – сочинение поэтических произведений, молодой человек пока не пришел. Он лишь жадно набрасывается на книги, понимая, что без них жизнь его тускнеет, теряет смысл. Круг чтения его разнообразен, хоть и несколько беспорядочен. На его письменном столе лежат произведения современных зарубежных авторов, а рядом с ними – «Диалоги» Платона. Находится время и для знакомства с эпистолярным наследием А. С. Пушкина и Екатерины II. Ему так хочется все постичь, все узнать!

Здесь, дома, за надежными стенами Мраморного дворца, – его мир, духовная Родина. А за окном хоть и прекрасный в своей совершенной красоте, но такой холодный, бездушный чиновный Санкт-Петербург. Он давно уже вызывает у Константина душевное неприятие, желание отгородиться от него. Недаром еще в январе, почти год назад, молодой человек записывает в дневнике:

Тут нет места для ума, для души, для сердца, тут одна внешность и видимость! Все чувства здесь замерзают. Зимний дворец – совершенный ледник, и все его обитатели – ледяные сосульки.

Вот как – жестко, откровенно! До чего же надоели ему все эти торжественные пиршества, которые длятся по нескольку часов кряду, балы, молебны, парады, обязательные визиты!

Я устал от Петербурга, я хочу на дачу, в лес. Мне здесь душно.

И действительно, вздохнуть полной грудью великий князь может, лишь отъехав немного от чопорной столицы – в Павловске или в Стрельне. В кругу близких и любимых людей он становится самим собой и благодарит Бога за «тихую, уютную жизнь». Лишь одна печаль точит его сердце – отдаление от семьи отца. Ни для кого уже из домашних не секрет, что Константин Николаевич имеет возлюбленную, и от связи с этой женщиной, в прошлом балериной, у него есть дети.

В обществе он с ней не показывается, соблюдает приличия, но дома появляется все реже. Великий князь Константин принимает сторону матери, ему «больно видеть, как с ней часто поступают», от отца же он все больше и больше отдаляется. Но причина охлаждения сына не только в любовной связи отца. Константин Николаевич весь в делах, он занимает ответственные посты – председателя Государственного совета и морского министра России. Видимо, слишком тяжел был груз этих забот, на детей не оставалось ни времени, ни сил. А повзрослевшему Костюхе так порой хотелось поговорить с отцом по душам! И не только о делах, а о чем-то возвышенном, волновавшем душу. Он искал свой путь в жизни и очень нуждался в отцовском совете. И никак не мог понять, что оба они, крепко связанные кровными узами, духовно очень разные люди. Одна из записей в дневнике Константина – словно крик израненной души:

Я смотрел на папа и сердился на самого себя: мне неловко, неприятно было быть у него, я чувствовал к нему полную отчужденность и никакой привязанности, и я с нетерпением ждал удобного случая уйти.

Как же было «тяжело и грустно» осознавать это!

Но порвать отношения с отцом он, конечно, не мог. Ведь великий князь Константин был воспитан в почитании родителей, повиновении их воле. Поэтому, как ни тяготила его мысль о карьере морского офицера, отцу решил не перечить. Ведь тот всегда видел в сыне достойную себе замену и не раз повторял наставление: «Помни, какая течет в тебе кровь».


Новый, 1879 год Константин встретил в кругу семьи. Ему казалось, что впереди тихая, мирная жизнь, хотелось надеяться, что он и дальше будет заниматься любимым делом, творчеством, достигнет новых высот. А пока он радуется, что рядом с ним братья:

Моя спальня освещалась одной лампадкой у образов. Мы, три брата, стояли на коленях и молились Богу, встречали Новый год. Пробила полночь.

Размеренное течение жизни нарушали лишь балы, которые следовали один за другим на протяжении всей Рождественской недели. Продолжались они и в дальнейшем, и присутствовать на них, как ни противься, обязывал этикет. 18 января Константин вместе со всей семьей едет на бал во дворец к великому князю Владимиру, а 31 января состоялся бал в Мариинском дворце.

Январь, как видим, прошел благополучно, ничто не омрачало настроения юного великого князя, лишь непрекращающаяся череда балов слегка его раздражала. Но все это не стоило волнений. Настоящие переживания, до краев заполненные трагизмом, начались 15 февраля: в этот день скончался от скоротечной чахотки младший брат Константина – Слава, семнадцатилетний великий князь Вячеслав. Его похороны в Петропавловском соборе стали поворотным моментом не только для членов августейшей семьи. Закончилась беззаботная жизнь тех, кого принято было относить к высшему свету. Так уж совпало: наступила эпоха террора.


Весной выступили на политическую арену народовольцы, совершив беспрецедентные террористические акты. Первым стало покушение на шефа жандармов А. Дрентельна, вторым – на императора Александра II. Как вскоре выяснилось, главной целью русские террористы ставили истребление всей императорской семьи. Неудача их не остановила, лишь раззадорила.

7 апреля великий князь Константин записал в дневнике:

Всю ночь ждали открытого нападения шайки социалистов на Зимний и Аничков дворцы… Но нападение не состоялось.

Читаешь эти скупые, лаконичные строки, и невольно удивляешься тому, что перед лицом грозной опасности обитатели роскошных дворцов, эти могущественные люди, со всеми их титулами и богатствами, оказались совершенно беззащитными. Жизнь еще не раз в дальнейшем докажет это…

Волнение – особенно за судьбу детей – в великокняжеском семействе все нарастало. В мае Константин Николаевич, взяв с собой Ольгу и Константина, отправился на Южный берег Крыма. Там, среди умиротворяющей душу природы, отец и сын несколько сблизились. По крайней мере, оба они приняли участие в морском походе на фрегате «Вице-адмирал Попов», посетив Ялту, Севастополь, Батум и некоторые другие черноморские порты. Новые впечатления, открывшиеся пытливому взору юноши красоты, дали новый толчок к творчеству. Именно в Крыму, в Ореанде, Константин напишет стихотворение, которое впоследствии положит на музыку замечательный русский композитор Сергей Рахманинов:

 
Задремали волны,
Ясен неба свод;
Светит месяц полный
Над лазурью вод.
Серебрится море,
Трепетно горит…
Так и радость горе
Ярко озарит.
 

К этому времени владения великокняжеской семьи в Павловске были значительно расширены. Для подраставших детей приобретены две дачи – Ушакова и Анненкова. В конце июня, вернувшись уже из Крыма с отцом и сестрой, великий князь Константин проявляет все больший интерес к этой загородной резиденции. И если в прошлые годы он чувствовал себя здесь неуютно, то сейчас с увлечением изучает историю как самого города, так и прекрасных интерьеров Павловского дворца.

Юный Константин чувствует себя здесь хозяином, он с удовольствием показывает дворец гостям. С особой радостью принимает венценосного дядю, с которым у него сложились не только по-родственному теплые, но и дружеские отношения. После одного из посещений Александром II Павловска Константин записал в дневнике:

Меня никогда не утомляет и не может утомить рассказывать то же самое. В сотый раз о разных комнатах, о фарфоре, о бронзах, о шпалерах и старинной мебели.

Иногда он ездит – на перекладной тележке – в загородное имение матери, в Стрельну. Но с особым пиететом относится к Гатчине, история которой его волнует по-настоящему. Читаешь строки его дневника, и понимаешь – они написаны человеком, несомненно одаренным поэтически:

На Гатчине, на ее парке, на дворце, лежит печать одиночества, исторической старины. Когда туда ни приедешь, тебя охватывает дух древности, не принадлежавший никаким загородным петербургским дворцам. В Гатчине невольно из каждого угла старых дворцовых покоев как будто слышатся затаенные вздохи, глухие слезы, и смех, и веселье старых добрых годов.

Эта дневниковая запись юного Константина перекликается с воспоминаниями его близкой родственницы – великой княгини Ольги, младшей дочери императора Александра III. Как известно, семья этого российского императора жила после гибели его отца, Александра II, в Гатчине. На склоне лет Ольга Александровна вспоминала, как в детстве ей рассказывали слуги, что не раз видели ночью призрак Павла I в той башне Гатчинского дворца, где находилась его опочивальня. И что же нужно было сделать при встрече с призраком? В общем-то ничего особенного. Просто отойти в сторонку и отвесить императору низкий поклон. Тень его, как уверяли старые слуги, с достоинством кивала в ответ и удалялась… Маленькая Ольга не раз мечтала встретить в дворцовой башне своего далекого предка. Как-то, будучи уже взрослой, она призналась брату Михаилу: «Знаешь, Миша, если бы я его встретила, непременно спросила бы – что нас всех ждет в будущем?»

Знать это никто из людей не может. Вот и юный Константин, не желая вмешиваться в политику, искал как в прошлом, так и в настоящем лишь поэзию и красоту. А это, к сожалению, далеко не всегда соотносится с реальной жизнью. Беда подступала все ближе – к столице, отчему дому, родной семье. 21 июня 1879 года на жизнь великого князя Константина Николаевича было совершено покушение. Лишь по счастливой случайности он остался жив – замешкался с бумагами и оказался в том месте, где его поджидал террорист, на несколько минут позже, чем тот рассчитывал.

Сын был потрясен происшедшим. Да, между ним и отцом не было уже прежней душевности, но кровные узы неразрывны. С тех пор в сердце юного великого князя поселилась тревога. Теперь он был просто не в состоянии отгораживаться от политики, тем более что в газетах постоянно появлялись волнующие сообщения о многочисленных преступлениях, в том числе и о политических. Не обратить на это внимания, не задуматься о причинах происходящего было невозможно!

А ведь покушение на его отца – вовсе не первый террористический акт, совершенный в столице за последнее время! Еще в прошлом году Санкт-Петербург потрясли сообщения о покушении на жизнь генерала Трепова и генерал-лейтенанта Мезенцева. А несколько месяцев назад какой-то злодей набросился на шефа жандармов генерал-адъютанта Дрентельна. В марте 1879 года в дневнике великого князя появляется запись об отношении к этому чудовищному событию высшего петербургского света:

Общество возмущено покушением на жизнь Дрентельна, проповедует необходимость строгих и насильственных мер, пророчит революцию. Бесят меня эти толки, особенно женщины кричат. Как будто не могут понять, что насильственные меры только ухудшат настоящее положение и народят множество новых неудовольствий. Сохрани бог стеснять теперь образование, учебные заведения и свободу мысли – тогда действительно может произойти мятеж.

Как же предотвратить катастрофу?

На пару месяцев тягостные думы отступают – в августе великий князь Константин отправляется в заграничное плавание на фрегате «Светлана». Но, вернувшись домой, он понимает, что в столице все осталось по-прежнему. Как и раньше, «нравственность у нас в Петербурге не на слишком высокой степени». Но от общего падения нравов до открытого кровопролития все-таки дистанция большая. Оказывается, преодолеть ее очень просто! Проходит совсем немного времени, и Константин записывает в дневнике:

Много говорят об открытии нового заговора. В одном переулке у Фонтанки нашли целое общество: у них был подробный план Зимнего дворца и взрывчатые составы.

Где же истоки этих волнений, которые – раз за разом – потрясали общество? Пожалуй, прежде всего – в итогах русско-турецкой войны, которая обошлась казне в баснословную по тем временам сумму – более миллиарда рублей, и не могла не сказаться на жизни простого народа. Правление царя-императора Александра II, которое начиналось с блестящих реформ, теперь не оправдывало ожиданий подавляющего большинства населения России. Его историческую миссию очень четко определил выдающийся русский историк Василий Ключевский:

Что побудило нового Александра, заведомого консерватора, вступить на путь коренных преобразований? Начинала ли в нем, питомце Жуковского, мерцать обидная мысль, что он повелитель невольничьей страны, в которой идея государства как народного блага извратилась в нечто совершенно противогосударственное и ему с таким знаменем трудно будет вращаться в кругу европейских государей?

Но это было в начале царствования. А теперь, после окончания кровопролитной войны, когда почти все начатые Александром II реформы, кроме, пожалуй, судебной и закона о всеобщей воинской повинности, буксовали, постепенно превращаясь в горькую насмешку над народными чаяниями, императору суждено было стать, по словам того же Ключевского, «самодержавным провокатором». Как утверждал сам государь, его травили «как дикого зверя», подвергая покушениям, как ни одного самодержца в России. Но добились желаемого результата террористы далеко не сразу – лишь на восьмой раз.

В какой-то степени Александр II сам усугубил ситуацию, нанеся сокрушительный удар по единству царской семьи: заключил морганатический (не династический) брак с княжной Екатериной Долгорукой. Еще в 1875 году, при жизни императрицы Марии Александровны, он вступил в любовную связь с юной Катенькой, которую знал с ее детских лет. У них родилось трое детей. И когда законная жена-императрица тихо угасала в одиночестве в Зимнем дворце, император подолгу жил со второй семьей в Царском Селе. Вот как об этом пишет в мае 1880 года великий князь Константин в дневнике:


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации