Текст книги "Гобелен с пастушкой Катей. Книга 5. Бледный силуэт Луны"

Письмо четвертое

Январь 1999

Вот и все, Верунь!

Больше писать не надо, а жди нас с крохой в Москве!

Опять мы пакуем сумки и ящики, вновь расстаемся с местом обитания, с родными и близкими, в частности с Мишей-большим. Он прижился в художественном городке, ему там хорошо, а нас ему пока не надо. Увы, это даже не грустно.

Скучать и плакать будет тетечка Марта, она привязалась к Мике, даже просила оставить его с нею до весны. Потому что в России, как она помнит, зимой страшно холодно, а вдруг будет и голодно? Правда, осенью она опять ждет нас к себе, я дала слово, к тому же появилось дело, но об этом я доложу в Москве.

Да, если вдруг заявится мой кузен Сережа из Екатеринбурга, то скажи, что нас еще нету, но будем в конце месяца. Я дала твой адрес и телефон для связи. Потому что мы, как приедем, так включимся в обмены-перепродажи жилых площадей. Все договорено, спасибо тебе, Верочка, что связала меня с Валькой. С его и Божьей помощью мы проработали вариант-конфетку, но скорее всего, его супруга Марина уже доложила.

Слушай, Верунь, я так и не поняла, где мой бывший компаньон теперь живет, если не дома? И почему надо ему звонить надо на факс по какому-то хитрому номеру? Он сам темнит, даже юродствует, заявляет, что я-де наведу на него киллеров и налоговую инспекцию. Ну, ты его, голубчика, знаешь, вот приеду и все досконально выясню. Да, насчет кузена Сергея, ты Верунь, не обессудь: он личность очень странная, но вполне безобидная, если объявится, то не обижай его особенно.

Еще, слушай внимательно, подруга Вера и ответь мне устно, когда я приеду и приду в разум. Ты-то уже знаешь, что такое быть взрослой? Я поняла такую жуткую штучку, не перестаю печалиться. Такое грустное оказалось открытие. Быть взрослой – это когда о тебе никто не думает, хоть тресни, а самой надо думать о других.

У тебя уже проклюнулось? Если да, то мне тебя жаль, почти как себя лично. Однако, не будем о грустном, лучше жди меня вскорости, и дома все обсудим.

Катя Малышева из Цюриха

В последний раз…

Р.С. Тетушки и остальное семейство: сын тети Марты Вальтер, дочки Эстер и Флора с множественными детьми – коллективно шлют тебе приветы, ибо очень хорошо воспитаны, нам бы так.

Часть I
Ларец с чужими тайнами

Глава нулевая (№ 0)

(Увы, состоящая из одних объяснений, но иначе вообще ничего не ясно и спокойно можно рехнуться, что вообще не исключено и при наличии их, то бишь объяснений. Итак. Конец лета, конец века, от души надеюсь, что не конец света… Это я о конкретном времени исполнения записок и мемуаров, приуроченных к «фин де сьеклю».)

Лето завершилось, круговорот замкнулся к всеобщему недоумению, теперь остается смотреть на дождь за стеклами и писать объяснения к летнему светопреставлению. Или это была всего лишь репетиция? Итак, как в приличном семейном романе, век которого давно уж минул, я вынуждена объяснить диспозицию, из которой все развернулось.

Друг мой вечный, Валя, не возражаешь против моего упоминания тебя в третьем лице вместо второго? Объяснений, разумеется, ты запросил своею личной персоной, но взывать к Отче Валентину письменно я почитаю делом непродуктивным, поскольку несомненно собьюсь на ненужные подробности о своем душевном состоянии и на выяснение отношений. Ведь есть о чем вспомнить! Что не интересно никому, даже нам с тобой.

Договоримся так: я буду объяснять сложные обстоятельства неведомо кому, вставляя в повесть близкого друга Валю. Он в свою очередь изложит обстоятельства и соображения кому следует, если надобно. Используя при этом любые лица и любые выражения, какие посчитает возможным. Признаюсь сразу, в объяснениях имеются детали, да еще какие, но обойтись без них не получится. Правда, до самых удручающих еще далеко, можно читать спокойно, а я сделаю предупреждение, как начнется неудобсказуемое.

Пока первым по счету идет знаменитый квартирный вопрос, который испортил поколения россиян на многие века вперед. Друг мой Валя в то трудное время возник ниоткуда и с легкостью подсобил, с того момента я числю реальное начало событий, что-то вроде завязки. В начале года, собираясь вернуться из Лиссабона через Цюрих, я поручила заняться своим недвижимым имуществом бывшему компаньону Вале, а вовсе не своим личным родителям. Тогда я ничего Вале не объясняла, а он меня дразнил, утверждая, что прелестное дитя просто погрязло в тайнах. Теперь – ради Бога, но отнюдь ничего интересного.

Все просто как огурец, но гораздо менее приятно. За два с лишним года нашего с Микой отсутствия место дочери и внука оказалось занятым. Подсуетилась некая кузина Фаинка, сыграла роль почтительной дочери, влезла в жизнь моих предков, лихо совершила жилищный обмен в свою пользу и стала тихой сапой подкапываться к моим жилым площадям.

Когда я приехала, то в единый миг и не освоившись, оказалась в роли плохой дочери, а в роли хорошей и, главное, послушной утвердилась Фаинка. При ней завелся муж Толя, а также маленькая дочка Милочка, ребенок невыразимой прелести. Не успела я распаковать ящиков, как мама Мария Феликсовна представила план размена моей недвижимости, даже не к рассмотрению, а непосредственно к исполнению. Они с кузиной Фаинкой успели связаться с дешевой фирмой и дали мелкий задаток за мой счет. План размена заключал в себе кладезь житейской, а также риэлторской мудрости. Две мои небольшие квартиры в разных местах города в планах предков спешно продавались, затем обменивались самым невероятным образом.

Нам с Микой назначалась одна квартирка из двух комнат в кирпичной «хрущобе» с перспективой на улучшение в третьем тысячелетии, но с колоссальным преимуществом. Эти хоромы стояли в близости к месту проживания мамы и Фаинки. Они чуть раньше сменялись в соседние друг с дружкой дома, что числили крупным достижением. Остаток моей недвижимости уходил по плану на небольшой, но недешевый дачный домик в не самом ближнем Подмосковье. Дачка мыслилась, как общая собственность с Фаинкой, так вроде выходило меньше налога, этот момент мама многословно и не очень убедительно разъяснила мама, ужас просто. Как я отбивалась от планового варианта и как отбилась, это отдельная история. Главное, что взамен друг Валя выторговал отличную квартиру с видом на сад, который я обнаружила много позже.

Пункт первый мы, наконец, миновали, и можно приступать к рассказу, отчего в моем доме над садом появился кузен Сережа, а также почему общая с ним деятельность пребывала в глубокой тайне. Кузен Сережа появился еще в Швейцарии, впервые показался на глаза в скромной квартирке изменницы Родины тети Эрики. Что не удивительно, поскольку Сергей приходится ей родным племянником. А оба они потомки дяди Макса, родного брата моего деда. Уф-ф! Думается, что не стоит углубляться в дебри семейной истории, поскольку она запутана и не всегда достоверна. Единственно следует знать, что в Швейцарии, в сельской глуши неподалеку от города семи банковских гномов – а именно Цюриха, у меня нашлись родственники, поведали подробности семейной истории и приобщили к тайне, которая давно отбрасывала странную тень на их существование. Кузен Сергей возник вместе с секретным заданием и заранее предназначался мне в напарники. Что касается самого кузена Сергея, то, видит Бог, я бы не взяла такого компаньона даже для сбора маргариток на лугу, но выбирать не приходилось, а судьба в лице тетушек подкинула Сергея.

В маленькой уютной келье изменницы Эрики возник на бледном закате человек среднего возраста, напрочь лишенный признаков жизни, бесплотный, почти как тень отца Гамлета. Казалось, что эта бумажная фигура колеблется от ветра и в любой момент может сложиться вдвое. К нелепой фигуре свободно крепились слишком длинные руки и ноги, венчало ее вытянутое лицо с белесыми бровями и бесцветными глазами. Бедняга кузен выглядел, как злая пародия на печального Пьеро, только без балахона. Если говорить просто, то кузен Сергей разительно напоминал мороженного судака, милль пардон.

Неудивительно, что в свои сорок с чем-то лет Сергей был абсолютно одинок и сильно предубежден против женского пола в целом. Ну, и кроме внешности все остальное успешно складывалось в единый образ у бедного кузена. Ко всем прочим прелестям добавлялся тусклый голос, медлительная манера речи и общая неуверенность во всем на свете, начиная с себя. Но кровь не вода, пришлось брать на частное задание того компаньона, какого дали тетушки. Кузен поначалу меня панически боялся, но постепенно привык и тогда стал фамильярен, прозвал «кузинкой-корзинкой» и смеялся над тетушкам за их спинами. А мне приходилось улыбаться.

Теперь я исчерпала пункт второй «кузен Сережа», теперь приступаю к главному, в достоверность чего ни единый нормальный человек поверить не может, но никто и не заставляет. Потому что обе тетушки предложили нам с Сергеем поискать клад, а мы подумали и приняли к исполнению. Тут замороженный и оттаявший кузен проявил завидное здравомыслие и сказал примерно такую речь, раскуривая «Золотую яву». (Ко всему прочему он привез в Цюрих изрядный запас, не надеясь найти излюбленный продукт в заштатной Швейцарии.)

– Скорее всего, у наших старух взыграло детство, точнее маразм, но… Кто ж мешает-то проверить? Если в конце туннеля засветятся кой-какие деньжата, они никому не помешают, – заявил кузен Сережа, а я с ним согласилась, невзирая…

Предполагаемый клад хранился у гномов Цюриха за семью замками в подземных сокровищницах. Если, разумеется, он существовал на самом деле, а не в воображении престарелых тетушек. Что отнюдь не исключалось, как не исключается до сих пор. Окончательная проверка назначена на октябрь-ноябрь 1999, тогда и узнаем. Кстати, самое забавное получилось как бы нечаянно. Ключи от мифического клада раскопала и преподнесла обществу лично я, собственной персоной. Хотя у тети Эрики всегда были отдельные соображения на сей счет, однако она ими почти не делилась, поскольку ей никто бы не поверил.

Это и будет пункт третий, самый главный. Он ненавязчиво объясняет, чем мы с кузеном занимались остаток зимы и целую весну. Иначе может сложиться впечатление, что оба на пару лишились рассудка, либо нас сразила редкостная форма фамильного безумия. Отчасти поэтому наша деятельность окутывалась глубокой тайной. Также тетушки мягко просили придержать информацию в секрете от мамы, поскольку ее странности произвели на них не самое лучшее впечатление. Будучи в гостях у тетушек, мамочка роняла намеки на духовное удочерение Фаинки и порицала мое злостное нежелание признать ту сестрой. В список недоверенных лиц попала и тетя Рита, она могла нечаянно проговориться просто от доброго сердца. Кузина Ирочка находилась в курсе событий, но чертова девка всегда занималась только собой, вечно курсировала между Москвой и Женевой, и толку от нее не выходило почти никакого.

СЕМЕЙНЫЙ КЛАД У СЕМИ ГНОМОВ

(отдельная история)

У моего деда Феликса было пятеро братьев и сестер, он сам был шестой, все они были дружные, веселые и очень предприимчивые. Это была добротная англо-немецкая семья, общие разветвленные предки жили и процветали в первопрестольной со времен Алексея Михайловича Тишайшего в Немецкой Слободе. Такая благодать длилась несколько веков вплоть до момента, когда в России произошла пролетарская революция и последующая диктатура упомянутого класса с террором и конфискацией частного имущества граждан.

Мои глубоко буржуазные предки всегда мирились с капризами российской власти и вслед за Гегелем почитали действительное разумным, правда, за одним существенным исключением. Когда дело касалось их собственности, то Гегелю они мигом указывали на дверь и начинали думать, затем действовать по своему разумению, без философии. Их коллективного разума хватило на то, чтобы освоить ситуацию и проработать планы на будущее с учетом множества возможных вариантов.

В результате семейных раздумий две сестры и один брат отъехали в западную Европу, прихватив с собой профиты от продажи части имущества. Двое другие братьев и сестра остались в советской России наблюдать за событиями, заодно покараулить несколько квартир в Москве. Мой дед Феликс оказался среди оставшихся. Как делилось между родственниками проданное имущество, сказать сложно. На этом месте семейная история набирает в рот воды или начинает запинаться и мямлить. Потом опустился железный занавес и прикрыл не только имущественные проблемы, но практически все общение разделенного семейства. К тому времени, как занавес поднялся, старшее поколение вымерло, среднее состарилось, а прошлое стало всемирной историей.

Хватит с читателя присказки, а сказочка вышла вот такая. После смерти брата Жоржа тете Марте достался целый архив разноязычной переписки. Письма лежали мертвым грузом более полувека, но к моему визиту тетушки Марта и Эрика приготовили приятный сюрприз. Они отыскали и выдали мне на разборку переписку деда Феликса с сестрами и братом. Одной сестре дед Феликс упорно писал по-английски, они либо упражнялись в языке, либо соблюдали строжайшую конфиденциальность.

Освоивши эпистолярные манеры предков, я начала получать удовольствие от их стиля общения. Кстати, они оба: дед Феликс и тетя Кристина (по-домашнему Крисси) – относились к нелегкой жизни весело, рассматривали пору военного коммунизма и начавшегося НЭПа, как забавный театр абсурда. В котором, раз оказавшись, надо не сетовать, а принимать правила игры. Если повезет, то можно даже получить удовольствие от спектакля. Но среди потоков семейной информации я вдруг выудила подробности, о которых не упоминалось нигде и никогда. Выяснилось, что дед Феликс в 192… году ездил в Эстонию встречаться в братом Жоржем, отцом Марты и ныне покойного Жоржа-младшего. Чуть-чуть собравшись с мыслями, и уловив часть намеков я сообразила, что дед Феликс с братом Жоржем съехались в Эстонию отнюдь не ради семейного общения.

В независимой республике остались основные фамильные богатства, конкретно Кексгольмские мануфактруры. И в 20-тых годах пришло время их реализовать, возникли трудности международного характера. Как и в новейшие времена, в те далекие годы в независимой Эстонии косо смотрели на собственность нерезидентов, она могла спокойно пропасть. Поэтому оба брата преодолели преграды и съехались, чтобы вместе реализовать семейную недвижимость какому-нибудь резиденту, чтобы она не пропала совсем. И удачно продали тогдашнему послу Эстонии во Париже, сделку завершали через филиал банка в Стокгольме. Из филиала деньги пошли в Цюрих, где успел осесть Жорж. На свою долю, он, надо понимать, прилично прибарахлился и помог устроиться незамужним сестрам в Стокгольме.

Но никто из швейцарских родных не знал, что сталось с долей Феликса и Макса. До самого последнего момента длилось впечатление, что все пропало в вихре войн и революций, пропало и забылось. Оказалось, что не совсем. Тетя Эрика помнила разговоры о деньгах, отложенных в Швеции или Швейцарии; бабушка Глаша (на моей личной памяти) иногда сетовала, что бескорыстием деда Феликса попользовались заграничные родственники. Дед обещал, что когда они уедут за границу, то будут жить вполне безбедно, «потерпи, милая Глаша». Но дед Феликс скоропостижно скончался в процессе оформления документов на выезд, никого из родных, кроме бабушки и мелких детей, рядом не случилось. Деда Феликса поразил внезапный удар, и он скончался в три дня, ему было 54 года.

И вот пожалуйста, читая английские письма, я выудила секретный отчет деда Феликса сестричке Крисси, выполнен он был в полунамеках, полусмешках. Выяснилось, что ровно половина суммы, наследство Феликса и Макса, пошла на счет одного из гномов Цюриха, лежит там без имени, но под девизом и номером. Дед Феликс, правда, намекал, что денег вышло меньше, чем хотелось, посол Эстонии в Париже попользовался их статусом неграждан и заплатил скуповато.

Насчет девиза меня охотно просветила тетя Эрика. Когда я поделилась с ней догадками, старушка ничуть не удивилась, а вспомнила, что одну длинную стихотворную строчку папа Макс заставлял их с братом твердить наизусть каждый Божий день, вроде бы как для просвещения. Какой из семи банковских гномов имелся в виду, тоже было известно. Тетя Марта имела сведения по своим каналам, у нее хранились бумаги о покупке цюрихского дома, в них фигурировало имя банка. О номере счета заботился мой личный дед Феликс. В письме сестре Крисси он туманно намекнул, что записал ряд цифр на виду у всех, не иначе, как воспользовался советом Эдгара Алана По, то есть положил секрет на самое видное место. Надо думать, сестре Крисси стало ясно, где искать номер счета, но все остальные, включая меня, остались в неведении. Номер счета так и завяз в России незнамо где, нам остались одни лишь подсказки, как в телеиграх.

Тетушка Эрика, правда, заявила что с гномами можно затеять торг и обойтись одним девизом. Однако, в таком случае дело растянется во времени и потребует денег, гномы далеко не так наивны, их голыми руками не возьмешь. Вот так мы с кузеном Сергеем получили от старых тетушек замечательное задание, пойти и поискать на просторах Родины номер счета, который дедушка Феликс очень удачно спрятал на виду у всех Бог весть сколько лет тому назад.

Глава первая (№ 1)

(вновь получилась ознакомительная, но прошу немного терпения, это не надолго…)

Никогда не приходилось мне обитать постоянно в густом зеленом саду. Куда ни кинешь взор – видно небо и под ним зеленое море ветвей. Как будто и не в Москве и ни в городе вовсе. «За этот чад, за этот бред пошли мне сад на старость лет» – бедная Марина Ивановна мечтала и просила, а мне сад достался даром, две квартиры очень удачно слились в одну стараниями усердной фирмы, а сад явился в виде бесплатного приложения. Зимой, когда я ездила смотреть квартиру, в поисках окончательного ответа, то сада не приметила вовсе, все было голо и неприглядно кругом. Кирпич, дворы и помойки и злачная Горбушка поблизости. Я было покрутила носом, но квартира оказалась хороша, хотя два окна в ней выходили на магистраль. Но зато три большие комнаты, много воздуха, обширная кухня. По коридору Мика мог ездить на велосипеде, это меня подкупило. Еще детский садик прямо под окнами, все в один голос твердили, что он очень хороший. И впрямь, детки там бегали веселенькие и отчаянно кричали. Я представила Мику в их кругу, и ничего во мне не запротестовало. Это решило дело, квартиру я купила и тут же переехала со всем скарбом.

(Милль пардон, это называется: «кто о чем, а вшивый о бане!» Переехали мы поздней зимой, а нити мыслительных процессов еще тянутся к квартирам, обменам и переездам. Помню я, как тетя Рита ремонтировала дачу, ну просто тихий ужас имел место. Два следующих года бедная тетя ни о чем не помышляла, кроме как о стройматериалах, грузовом транспорте и запойно пьющей рабочей силе.)

И вот весной я сначала заметила, что живу в густом оазисе цветущей зелени, в начале мая под моими окнами зацвел каштан, потом настала очередь дикой вишни и одичавшей яблони. А когда возвращаюсь домой от метро, то иду сквозь аллею, вечерами получаются темные аллеи, луна в разрывах облаков и обильные ветви, полные цветов и листьев, вся отечественная литература спешит навстречу. Ко всем прочим прелестям бытия рядом нашелся почти бездействующий стадион. По утрам, забросив Мику в сад, я гуляла кругами по тартановым дорожкам под перестук колес, идущих мимо электричек, а долгими весенними вечерами мы с мелким Микой бродили там вдвоем и заводили знакомства среди многочисленных собак. Мика млел от счастья, когда ему давали подержать в объятиях щенка таксы или разрешали пройти неспешним шагом рядом с огромным бобтейлом Арчибальдом. Владелица нашего белого друга гордилась тем, что я доверяю Арчику безопасность Мики, а малец льнул к огромному псу, как к родному. Смотрелись они просто умилительно, громадный белый Арчик возвышался снежной горой, а у подножья бегал Мика, мой черненький зайчик.

Днями, между посещениями стадиона (понятно, когда погода позволяла его посещать), я занималась привычным делом. В одном издательстве мне дали в работу перевод ученой дамской монографии, и ее хватило на все лето. Одна видная американка французского происхождения наконец-то осмыслила роль женщины в обществе от неолита до наших дней и поспешила ознакомить читающую публику со своими выводами. Мои я пока придерживаю при себе, могу поделиться лишь одним наблюдением. Мне кажется, что к ученой даме Сцинтии Белькро удачно пристроился переводчик под псевдонимом Саша Кобальт. Правда, может статься, что это еще одна дама, Александра. Во всяком случае уже на десятой странице текста я озадачилась, полезла в оригинал, и не зря. Саша Кобальт невыясненного пола не только изящно перекладывал ученые мысли Сцинтии, но элегантно подбрасывал к ним свои интересные наблюдения и примеры. Иногда получался просто блестяще, автор и переводчик составили забавный дуэт.

Еще одно развлечение предоставили заморские тетушки, милейшая добропорядочная Марта и изменниица Эрика. По их наводке мы с кузеном Сережей активно клад, вернее, ключи от него. В нашем случае дуэт кладоискателей выходил не менее увлекательным, чем у Сцинтии с Сашей Кобальт(ом?). Кузен Сережа наведался в Москву ранней весной, затем в начале лета перебрался на постоянное жительство в первопрестольную.

С кузеном Сережей мы прошли несколько стадий поисков клада, довольно смешных.

Стадия первая. Выйдя из под влияния престарелых тетушек, мы оба сообразили, что совместная поисковая деятельность сильно смахивает на бред двух безумцев. Факт осознался во всей полноте во время первого визита Сергея на мою старую квартиру. Я паковала вещи, а Сергей слонялся по разоренной местности и нудил, что ни черта не получится, а уж двоим взрослым людям просто стыдно. Хотя тетушки… А что тетушки? Выжили из ума, а мы им потакаем, неужели непонятно?

В подобных неприглядных мыслях мы дружно согласились отмести прочь безумную идею поиска кладов, а бедным тетушкам со временем что-нибудь наврать. Стыд и малодушие царили в тот вечер в моей разобранной квартире, Сергей от смущения взялся паковать оставшиеся мелочи и между делом посматривал за Микой. Ребенок активно участвовал в процессе переезда и тщательно следил, чтобы не забыли взять семейку трех райских птичек из проволоки и пуха – прощальный подарок тетушки Марты. Мика, мелкий бес, выцарапал их под стеклянного колпака, где пернатые монстрики провели Бог знает сколько времени. Доброе тетушкино сердце не вынесло разлуки с мальчонкой, и она рассталась с украшением своей гостиной. Однако к ярким птицам Мика питал серьезные чувства, играл в разные игры, кормил крошками и вел с пернатыми друзьями назидательные беседы. Они же, то есть троица райских птиц антикварного возраста, незаметно навели нас с кузеном на компромисс в решении больной проблемы совместного кладоискания.

Стадия вторая возникла исподволь. Насмотревшись на возню ребенка с птицами и наслушавшись щебета, мы с кузеном слово за слово перешли от постыдного уныния к половинчатому решению. Конечно же, не всерьез и ненадолго, только, чтобы сделать приятное милым старушкам, можно поиграть в розыски фамильного клада. Вот как Мика играет со своим птичником в переезд.

Для начала следовало составить план поисков и письменно отчитаться тетушкам. Старушки будут довольны, а нас это ни к чему нас не обяжет. Мы можем отнестись к их вере в запрятанный клад так же снисходительно, как к Микиной возне с яркими птицами. Вон Сергей только что посадил одну из птичек за руль грузовика и лихо прокатил по коридору, и никто не сказал ему, что это неразумно. Ну и вот, птицы-птицами, а мы с Сергеем в первое посещение кое-чего достигли.

Подхлестнули воображение и представили, каким образом дед Феликс мог запечатлеть номер секретного счета, если кладоискательская феерия и впрямь происходила в Москве в начале двадцатых годов. Объектами внимания и поисков могли стать три квартиры и множественный антикварный хлам. И еще письма, Сергей пообещал вскрыть свой семейный архив, вдруг найдется сообщение в любой, самой завуалированной форме. А если нет, то остаются квартиры в Москве и разрозненное движимое наследство, щедро разбросанное по трем домам. Один из них непосредственно мой, он в полной доступности, а к моим предкам и к квартире тети Риты следовало осторожно подступиться.

Кузен Сережа уехал к себе на Урал с твердым заданием, а мне было поручено выяснить адреса трех вымороченных квартир и составить список наличных предметов искусства и обихода, состоявших во владении деда в двадцатых годах. Эта экстравагантная мысль пришла нам с Сергеем в головы почти одновременно, когда мы узрели, как Мика усаживает птичье семейство в старинную, сложно склеенную конфетницу. Вещицу следовало тщательно запаковать, она принадлежала прабабушке Эмме и прошла сквозь войны, разорения и революции. Уходя из отчего дома, я захватила ее в качестве части приданного. Мама, Мария Феликсовна, никогда не понимала дочкиной приверженности к старью и охотно рассталась с семейными реликвиями. Я набрала себе антикварное приданное, оно следовало за мной сквозь последующие браки.

На обратной стороне конфетницы мы с Сергеем обнаружили вереницу цифр рядом с замысловатым узором. Правда, вскоре стало ясно, что то всего лишь фабричное клеймо, но идея уже проклюнулась. Вот если бы мы были на месте деда… Все-таки мы оба произошли из единого фамильного корня и почти воочию увидели, как дед Феликс прикидывает варианты. Ему надо было сохранить в памяти и передать потомству заветный код, но так, чтобы никто не догадался. Дедуля вполне мог додуматьсяоставить заветные цифры рядом, чтобы они были под рукой, но не бросались в глаза посторонним.

Тогда любое имущество, оставшееся от деда Феликса, заслуживало нашего внимания. Нам надлежало составить полный перечень имеющихся предметов, далее предполагалось их заиметь хотя бы на время для изучения и сравнения. А по второму приезду кузен Сережа пообещал заняться тремя бывшими кавртирами. Адреса я достала без труда, просто прошлась по местам и списала то, чего не знала. Причем в одной из указанных квартир я провела часть своего незабвенного детства под эгидой бабули Глаши. Почти до самой своей смерти бабушка прожила в комнате той квартиры, куда привез ее дед Феликс.

Вообщем и прямо скажем, ко вторичному наезду кузена Сережи в Москву наши игры обрели некую реальность и почти не смущали. Так, разве что самую малость. Иногда мы прерывали деловые собеседования и ритуально посмеивались над ситуацией и над собой. Но антикварную лавочку активно собирали и пополняли, бывшие квартиры частично освоили, а к остальным усиленно искали ключи. С тем Сергей перебрался в столицу, когда тетя Эрика поспособствовала с покупкой нестандартной жилплощади, полностью одобрив нашу деятельность. А мы оба даже привыкли.

И вот жизнь в родном городе вошла в колею: у меня обозначилась деятельность, она же сходила за развлечение, установился и дом, только теперь мы жили вдвоем с Микой, исполняя нехитрые дела по хозяйству. Финансовое обеспечение оставляло желать много лучшего, но не удручало, никакая личная жизнь даже не грезилась, соблазны напрочь отсутствовали. От мнимого ныне Миши-старшего, правда, досталось реальное наследство, его друг Юра, тоже художник и замечательный человек. Мы с Микой ходили в гости к Юре Громову пить чай и смотреть картины, Мике они очень нравились, в особенности те, где он не понимал, что нарисовано на холстах. Кроме того Юра иногда разрешал постоять с ним на Крымской набережной, когда он выставлял картины на продажу и включал в вернисаж Мишины этюды и наброски. Их осталось много, неподписанных и незавершенных. Юра ставил закорючку вместо подписи, и этюд шел в продажу. Сам Миша-старший постоянно обещал вернуться, но без особой уверенности, и ее становилось меньше с каждым уходящим месяцем.

Мой старинный друг Валентин, владелец агентства «Аргус», как-то очень таинственно отошел от дел. Вроде бы и не полностью, «Аргус» как бы находился под его патронажем и процветал, но друг Валя существовал от него отдельно, как дверь в комедии Фонвизина. Причем даже не в Москве, а в пригороде, как в период предшествующего существования – в домике на овальном озере, заросшим кувшинками. В столицу Валентин наезжал с деловыми и инспекционными целями, весьма таинственно и нечасто. После переезда я видела друга Валю всего два раза, однако информации о его жизни и деятельности не получила от бывшего компаньона практически никакой.

Кроме самой печальной. Валюша намекнул, что «Аргус» в моем содействии не нуждается, о деловом сотрудничестве лучше забыть, рассчитывать следовало лишь на дружеское внимание и семейное покровительство. Кого из них, Вали или «Аргуса» – я так толком и не уразумела. В довершение неприятных известий Валентин сообщил официально, хотя и неохотно, что вместо меня в его конторе утвердилась другая женщина на непонятных, но веских правах. По очень солидной рекомендации общего высокопоставленного друга и бывшего покровителя «Аргуса», Павла Петровича Криворучко. А он-то процветал при всех поворотах истории и становился все влиятельнее.

Кстати, очень давно и недолгое время Павел Петрович включался в мою личную жизнь, но строго формально. Волею обстоятельств, отчасти рукотворных, его занесло на роль моего очередного мужа, но то была чистая фикция для сиюминутной пользы дела. Хотя дружеские чувства между нами остались и упрочились, после того, как судьба подбросила нам в реальные супруги, Мишу и Аллу, тесно связанных с детства дружескими узами. Сложная донельзя получмлась история, но от нее ответвились добротные связи по типу дружбы домами.

Правда, следует сказать, что по приезде я получила привет от друга Паши лишь бесплотный и незримый, мы кратко пообщались по телефону, на том дружба домами иссякла. Наверное, оттого, что не хватало главного ингридиента. Миша-старший отсутствовал, а я интереса не представляла ни для Паши, ни, тем более для его супруги Аллы. Мы вращались в разных кругах, и у меня не было желания напоминать о себе богатым друзьям. Дружба смежила веки и задремала, пока в ней не было реальной необходимости, на то она и дружба. Как то повествуют все пословицы мира, друзья познаются в беде, во всяком случае тогда о них тут же вспоминают.