Текст книги "Гобелен с пастушкой Катей. Книга 7. Катя & 2/3"

Бурные потоки дня слились воедино, когда я добралась до почти бывшего «Факела» и Ванды, затем выложила на директорский стол нарядный пакет, похожий на небольшой дирижабль.

– Что ты приволокла, Малышева? – с деланным подозрением спросила Ванда. – Теперь дали даром воздушный шар? И куда полетим?

– К едрене-фене, разумеется, – я к месту вспомнила советский анекдот про аэроплан из фанеры. – Только не даром, выложила сотню, сейчас разверну, сядь и держись за кресло.

– Тысяч, сотню-то, я понимаю? – с размахом предположила Ванда, но послушно уселась, чтобы взирать на мои дальнейшие манипуляции.

– Двадцать восьмое чудо света с приветом от Софочки, – докладывала я между делом. – Бритый ягнёнок с кружевами, замша в цветовой гамме раннего рассвета, рисунок – камуфляж, зрелище не для слабонервных.

– Тогда зачем принесла? – спросила Ванда, делая вид, что лишается чувств. – Я не спрашиваю, зачем купила, это было бы жестоко. Синий цыплёнок – дело житейское, хоть и прошлое, но синий ягнёнок – это, прости меня, слишком. Мрачный сюр какой-то.

– Неужели не нравится? – я спросила неискренне. – Софочка сказала, что сидит, как картинка.

– Софочка тебе не такого наскажет, у неё план продаж, – без милости объяснила Ванда. – Хотя, если присмотреться, то, может, и ничего, замша классная, сидит вправду неплохо, только расцветка дикая и сезон неправильный для шубки с муфточкой. Как это тебя угораздило?

– Сама не знаю, – я стала лгать по программе, но с вовремя пришедшим вдохновением. – Пошла за летним полотняным пиджаком, мы едем в Крым к мелкому ночным поездом сегодня, вернее завтра, но очень рано. Решила скромно отовариться в «Сказке» и видишь, с каким результатом. Ума не приложу, как оно вышло.

– Это Софочка тебя охмурила, – утешила Ванда. – С торговым людом только свяжись, для них ничего заветного нет. Однако вы в близких отношениях, взад не вернёшь, придётся носить, но желательно ближе к зиме. К тому времени привыкнешь и перестанешь шарахаться.

– Тебе просто говорить про «то время», – пожаловалась я входя в роль окончательно. – А что я сейчас скажу? Миша, он хороший человек, но может не понять сложностей женской души, будет домогаться ответа. Зачем, мол, глядя на Крым летом, ты купила бритую шубку с муфточкой? Почему не валенки с галошами заодно?

– Да, это проблема, – согласилась Ванда. – С ними иногда бывает тяжко, хоть кол на голове теши, я знаю. Ты пока не носи домой, а ближе к осени скажи, что купила вещь по сезону. Ну и что, если синий и бритый, зато модно!

– Хорошо говорить – пока не носи! – притворно возмутилась я. – А где оставить? Офис я закрыла и запечатала, подруга Верочка загорает на даче и топит печь, к ней не доедешь, мама с мелким в Крыму, тётя Рита тоже на даче, кузина Ирочка в Женеве. И кто остаётся?

Через час с лишним, уладив главный пункт программы в соответствии с планом, я простилась с довольной Вандой (на её долю выпали тайна с приключением) и поехала на трамвае через центр, чтобы по пути уложить содеянное в сознании, перевозка по рельсам должна была способствовать плавному продвижению мыслительного процесса.

Первоначальная часть пути прошла под знаком бритого ягнёнка, трамвай катился, а мне по фразам приходил прощальный диалог с Вандой, когда обе спохватились, каждая о своём. Мне стало стыдно, что я затмила всё на свете своей покупкой, а Ванда испугалась материальной ответственности.

– Вот если ты нечаянно утонешь в волнах, – без радости предположила Ванда. – Я вовсе не сулю, я волнуюсь. Что мне делать с твоей хламидой в случае чего?

– Возьми себе и носи, – ответила я, машинально, думая о своём. – Зимой.

– Нет уж, извините-подвиньтесь, – круто заявила Ванда. – Чтобы я стала пользоваться чужим несчастьем, тем более, не чужим, а твоим? Ни за что на свете!

– Подумаешь, тогда мне будет не жалко, – объяснила я, потом задумалась и сделала завещательное распоряжение. – Если я сгину без возврата, то, знаешь что? Отнеси шубу Вальке в «Аргус», адрес и телефон те же, я ему малость должна, будем квиты.

– То-то он обрадуется, – съязвила Ванда. – Вместо тебя овечья шкура с тонким намёком, что теперь он будет исполнять роль волка.

– Видишь, как хорошо выйдет, – обрадовалась я. – А ты расскажешь, как Малышева, уходя в роковой поход, подумала о друге Вале и сбросила шубу с плеча. Кстати, тебе я тоже должна. Зачем я приходила? Сказать новое имя для «Факела». Задуман был «Светоч», но теперь я передумала. Назовитесь лучше «Синим ягнёнком», будет необычно и броско. «Бродячая собака» была, «Розовый попугай» тоже где-то встречался, а вот такого…

– Тогда Изю точно хватит кондрашка, – сообщила Ванда. – Или он меня уволит не отходя от кассы. Он человек богатый, но простой, может принять на свой счёт и оскорбиться. Ты бы ещё бритого предложила…

– Бритый был бы вообще роскошно, – восхитилась я. – Однако, не хотите, как хотите, назовитесь «Параграф» или «Миллениум», просто и банально.

Ладно, так и быть – пусть будет «Артефакт», «Парфенон» или вообще «Пандемониум».

– Скажи честно, подруга Малышева, – вкрадчиво осведомилась Ванда. – Что из твоего списка издевательство над незаумной публикой, потому что остальное очень даже пойдёт, целый букет. Просто задарила.

– Пандемониум, – честно ответила я. – Это место обитания бесов в поэме Мильтона «Потерянный рай». Остальное вполне кошерно, незаумный Изя останется доволен.

– Сейчас запишу, повтори и езжай себе на море, – попросила Ванда, затем посоветовала. – Береги себя для нас с синим ягнёночком, мы будем ждать.

Ванда, милая девочка, она не заметила, что ягнёнка приняла с начинкой. Пока она хлопотала о месте в шкафу в бывшем отделе прозы, теперь архивном помещении, я уложила ценную карточку в гнездо – в один из кармашков, которые составляли муфту. Чтобы никто не нашёл, если конечно, не утащат ягнёнка целиком. Насчёт последнего Ванда не сомневалась, заверила, что постояльцы особняка знают досконально, что красть в головной организации нечего, хоть шаром покати, потому искать не возьмутся.

Понятно, думала я дальше, отрабатывая сценарий задним числом, что если бы не попался ягнёнок, то я купила бы нечто иное и оставила карточку по выбору в кармане пиджака либо в обновке под молнией, сочинив по дороге иную легенду. Шкура ягнёнка подошла просто идеально, придумывать ничего не пришлось, спасибо Софочке и Джульетте!

Главная признательность, понятно, приходилась на долю нынешнего директора бывшего «Факела», Ванды Глазовой. Она, мало того, что предложила взять клад на хранение, но в дальнейшем позаботится о его сохранности, а в печальном случае передаст адресату меховой жакет при кармане с карточкой и расскажет грустные обстоятельства. Тогда даже директор «Аргуса», мой старый друг Валя догадается, что загробный презент предложен не просто так. Но вот в каких целях я взяла на себя сложный труд и возложила на Ванду ответственность – этого я толком объяснить не могла даже самой себе. Тем не менее утешалась мыслью, что если играть, то по правилам, даже если играешь в детектив личного сочинения.

Трамвайный путь пройдя до половины, уютно устроившись в вагоне на переднем сидении и наблюдая знакомые виды в летнем исполнении, я для порядка задала себе последний вопрос: для чего я еду кружным путём в офис, что я там, собственно, забыла? Поискав разумный ответ и не найдя его, я решила, что раз пообещала Элле (зачем, опять не знаю!), то надо держать слово. В каких целях я задумала возвращение, не припоминалось абсолютно, но…

«Слишком много вопросов!» – строго попеняла я себе, пока вагон забирался в горку к бульварам. – «И не одного пристойного ответа, так жить нельзя! Следовательно, надо перестать. Не жить, понятно, а задавать глупые вопросы. Что сделано, то сделано, а если толком не знаю зачем, то это моя проблема на отдалённое будущее. В ближайшем следует ехать ночным поездом на море, оздоровлять мелкого и отдыхать по мере возможности. О тайнах и кладах надлежит забыть на условленное время, как не было их совсем, просто примерещилось от неформальной погоды!»

Таков оказался единственный разумный итог более чем получасовых рассуждений, однако на нет и суда нет. Если полезные мысли не явились, объяснения не оформились и озарения не осенили – то и черт с ними! Значит ничего подобного не требуется, нечего мучить неповинный трамвай и вопрошать окрестности втуне.

С нулевым итогом я закончила рельсовый путь, вышла на кольце у «Чистых прудов» и двинулась машинальным ходом в офис. Там, как оказалось, меня ждал ответ на один из заданных вопросов, чему я возрадовалась почти бесконечно. Значит, я пошла, вернее, поехала правильным путём, значит, на собственное подсознание можно полагаться, как на добросовестность директора Ванды.

– Интересно будет знать, как можно ехать из Огородной слободы в Кривоколенный переулок три с половиною часа или более того? – послышался запрос из кресла в углу, не успела я закрыть за собою входную дверь.

– На трамвае, если сесть на маршрут А, далее по кругу, – пояснила я, не приходя в сознание, затем сделала должную добавку. – Добрый день, Валя, как я рада тебя видеть! Элла, теперь вы свободны до конца месяца, желаю удачи.

– Лиза зачем приходила? – друг Валя сбросил вторую бомбу без промедления, наверное, позаботился об Элле, чтобы разоблачение прошло честно, в её ротозейском присутствии. – Опять насчёт шубы?

– Именно. Боюсь, придётся купить, иначе не отстанет, – в русле прочего сочинила я. – Не хочешь приобрести? Отдаст дёшево.

– Мы подумаем, – вальяжно согласился Валентин. – Но сначала надо обсудить наши литературные проекты, или как?

– Ага, только не долго, – согласилась я по пути в свой кабинет. – Мы уезжаем ночной лошадью, давно пора собираться.

– Отлично, только сначала скажи, что ты делала три часа, как вышла из конторы худсовета? – не успокоился Валька. – Нам с Эллой интересно, мы два часа стоили догадки.

– Очень зря себя утруждали, – заметила я корректно, держась за створку дверей. – Если вам интересно, то я потеряла три часа даром, в бутике в Охотном ряду, называется «Дольче вита», то бишь «сладкая жизнь», это по-итальянски. Они сообщили, что имеют летние пиджаки фирмы «Надин Н», в разную полоску, я полетела прямо с худсовета, как ты изволил выразиться, в сладких надеждах, но испытала горькое разочарование. Эти полосатые Надин, сидели, как на корове седло, по всей видимости, шились на каких-то трансгендеров или на девиц, страдающих анорексией. Я заплакала горькими слезами и пошла несолоно хлебавши через все три этажа. Если бы знала, что тут дорогие гости, то… Но Элла не уведомила.

– Простите, я не сообразила, – вступила в беседу дважды потрясённая Элла. – Надо было уведомить сразу, но я.

Второе потрясение девушка получила, когда вслед за осознанием своей роковой ошибки по части утечки информации она выслушала, как я, не моргнув глазом, лгала старому другу и нынешнему клиенту. История с пиджаками от «Надин Н» произошла примерно две недели назад и была рассказана в офисе буквально тем же текстом. С упоминанием сладкой жизни, горького разочарования, коровы под седлом, трансгендеров и жертв анорексии, пришлось к слову идеально.

– Нет проблем, теперь порядок, – в телеграфном стиле простил девушку Валентин, не дожидаясь меня, но отметил её интонации и позу. – Элла, вас прощают и шлют в отпуск, чао бамбино!

– Да, Элла, уже поздно, я сама закроюсь, – пообещала я и проследовала в кабинет с прощальными словами. – Отдохните на совесть. Да, Балдино Балдини с собой заберите, если оно дожарилось.

– Ой, спасибо, что напомнили, – спохватилась Элла и скрылась с глаз с прощальными словами не менее загадочными. – Солнце уже ушло!

Я пропустила друга Валю, теперь клиента, мимо себя в кабинет, вошла вслед за ним и на пути к креслу заметила, как он вынимает из наплечной сумы и выкладывает на стол стопку с узнаваемой рукописью, полученной совсем недавно и читанной, надеюсь, пока я прятала клад в муфточку к синему агнцу. Очередное заседание худсовета стартовало, не отходя от кассы, однако, нашлись предварительные претензии и не у меня одной.

– Знаешь, дитя моё, – заявил Валентин, усаживаясь в кресло напротив и играя страницами титанического труда. – Мне твоя нынешняя причёска активно не нравится. Знать не ведаю, чего ты добивалась, сделав на голове одуванчик, но выглядишь, как самый глупый пудель. Это раз. А кто этот Балдини, который у вас жарится? Или таков офисный жаргон? Тогда тоже донельзя глупый, у вас в женской компании размягчаются мозги.

– Причёска имеет глубокий смысл, хотя куда тебе оценить, – ответила я с обидой. – При ней я похожа на кузину Ирочку, как на паспорте. Бог с тобой, далее никому не нужно. Насчёт жареного Балдини – будешь мучиться любопытством до гроба, но не догадаешься. Это всё?

– Пожалуй, но я подумаю, – со всем возможным хамством ответил Валька. – И поделюсь ценными мыслями. Теперь давай к делу, я принёс рукопись одного знакомого автора, прошу любить и жаловать.

– Что же это вы, батенька Валентин Михайлович, в Тулу да со своим самоваром? – я начала деловую беседу в эпическом ключе, указывая на упомянутую рукопись. – У нас такого добра, просто как грязи, автор нам тоже отчасти знаком. А во-вторых, не стыдно ли искушать чужой персонал до полной потери конфиденциальности?

– Насчёт первого – просто не мог расстаться, ехал в метро и читал взахлёб, – солгал Валька в целях прельщения. – Насчёт персонала, каюсь, был такой грех, выпотрошил девицу начисто. Не брани, куда ей против лома. Однако ведь не скажешь, зачем Лиза приходила, или как?

– Теперь точно не скажу, – с деланной обидой посулила я. – Если ты имеешь наглость не верить мне на слово. Может быть, в Охотный ряд сгоняешь проверить, есть ли там пиджаки в полоску и как сидят?

– Это идея, хорошо, что напомнила, – похвалил Валентин. – У меня тут, пока я тебя очень долго ждал, тоже сварилась мыслишка. Что Лиза, того не зная, навела тебя на след, оставаясь в рамках постылой шубы. Отчитавшись у Петровича ты стремглав бросилась проверять свежую наводку. Я знаю, в момент увлечения ты способна всем пренебречь, поэтому делаю предупреждение – не стоит, со старшим Петровичем шутки плохи. Но мне можешь сознаться, где сейчас была: у Соломенной сторожки или в Физкультурном проезде?

– Кого ты имеешь в виду у Соломенной сторожки? – не удержалась я, потому что стало донельзя любопытно, какие выводы сделал Валька из моих праведных трудов.

– Глубоководного ихтиолога, вестимо, – доложил Валентин, он тоже не смог себя сдержать и перешёл к обсуждению ненужной проблемы. – Точнее – всё семейство, исключая разве что малолетнюю дочь. Хотя по некотором размышлении, она могла заметить нехорошую тётю, когда та валялась в машине, и донести информацию старшим.

– И куда бы эта дорожка нас привела? – глумливо отозвалась я. – Даже если они скопом угробили Ларису, чтобы поиметь площадь, нам что с того? Про карточку они слыхом не слыхивали, им Лариса не поручила бы ни в жизнь.

– Да, это верно, но они реально наследуют квартиру, будут во всех углах копаться, в отличие от прямых родичей, – веско заметил Валентин, затем продолжил ненужные объяснения. – поэтому ты могла предупредить, отчасти запугать, чтобы, если найдут нечто, закопанное в хризантемах или в бачке, чтобы несли тебе, а не приватизировали вместе с остальным. Хотя я ставлю на Физкультурный проезд. Там реальное гнездо, с деньгами, доверием и прочими атрибутами.

– Мне лестно, друг Валя, – я решила похвалить себя, поскольку от Вальки дождёшься, как же… – Видно, что ты читал произведение со всем вниманием и даже согласен с выводами и методами. Но, увы, я знаю, что пришёл ты не за этим, иначе бы не пришёл.

– «Уж сколько раз твердили миру, что лесть гнусна, вредна, но только всё не в прок», – процитировал коварный друг. – Поработала ты на совесть, Петрович остался почти доволен, но вот инспектора с глупой фамилией изобрела зря. Точнее, на мою голову, паши теперь за него! Кстати, так называемое «Сердце красавицы» – вообще верх дурного вкуса!

– Сделал операцию на этом самом сердце? – затаив дыхание, спросила я, обещая себе, что если Валька откопает и докажет, кто виновен, то так и быть, отдам карточку, вернее, пошлю к Ванде с ягнёнком. – И что?

– Ничего, жёлтые ботинки, – Валька грубо оборвал мечтания-обещания в свою пользу. – Расковырял мобилу, прочитал крайние записи последним числом и обнаружил, что жертва звонила им всем, кроме Лизы, поэтому последнюю можно исключить.

– Незавидно и небогато, – подначила я. – Это я поняла даже до того, как она пристала с шубой. Виновная бы ни в жизнь…

– Ежу это понятно, – прервал недовольный Валентин. – Но вот выбор у меня сделался слишком большой, хотя. Есть там абонент, кому Лара звонила практически до последней минуты, с перерывом в каждые пять, потом чаще, не отрываясь, а трубку не брали. Кстати, телефон остался включенным, завис на этом номере, просто валялся в сумке и оброс ненужными наборами.

– И кто это? – спросила я в нетерпении, не дослушав страшных деталей.

– Вот скажешь, куда поехала прямиком от Петровича, тогда доложу, – хамски пообещал гадкий шантажист. – Но не иначе. Ты мне – я тебе.

– Тогда отчитывайся перед Петровичем сам, инспектор Тверской тут нашёлся хренов! – ответила я в сердцах. – Какой хитрый выискался и донельзя неблагодарный к тому же! Надо было прямо из цитадели, от брата Петровича бежать к тебе и утешать на всю катушку. Нет бы сказать спасибо, что вас с конторой прикрыли. Вместо того кусаешь руку, протянутую для спасения, разумеется, когда уже спасли!

– С тобой иначе нельзя, – Валька начал торговаться, но был прерван на полуслове, о чём я впоследствии почти пожалела. – Тебе дай палец…

Тема кусания рук, локтей и пальцев не успела получить развития, потому что на столе проверещал зуммер, вслед за чем раздался голос Эллы, никак девушка не хотела уходить.

– Екатерина Дмитриевна, – тщательно выговорила ассистентка. – Вас тут просила женщина, назвалась Галина Троянская, узнала, что вы заняты с клиентом и оставила сообщение. Заносить или зачитать?

– Заносите, Элла, – выбрала я. – По чашке кофе тоже будет недурно, это когда я прочту сообщение и вас позову.

– Что за Троянская? – совершенно забылся Валька. – Елена, что ли?

– Почти что, – не чинясь ответила я. – А ты кем будешь в этой античной драме: Парисом, Менелаем или, хуже того, Агамемноном? Тогда нам срочно нужна ванная комната для основного действия.

– Да, читали вам историю театра, не ленились, – отозвался Валентин. – Нет, я лучше побуду хором за сценой, так вольготней.

Во время приведённых выше мрачно-пророческих пожеланий дверь неслышно открылась и на сцену взошла Элла, неся перед собой листок бумаги с такой сосредоточенностью, словно он был хрустальным. Не сказав ни слова, девушка выложила бумагу передо мной и беззвучно удалилась.

Я окинула взором содержание, умышленно мешая Вальке прочесть текст вверх ногами. Написанное состояло из двух частей, обе были исполнены бисерным почерком Эллы, похожим на сложную вышивку. Текст гласил следующее.

«Ек. Дм.! Простите меня за утечку, сама не знаю, как вышло. Если надо уволиться, то я готова, понимаю, что непростительно. Но не знала, что так серьёзно, пока не услышала про Надин. Если не сложно, напишите, пожалуйста, работаю я здесь или уже нет, для меня очень важно. Элла.

Галина Троянская продиктовала «Желательно, если будет возможно, то: папаша-мерзавец (так я поняла), голубая луна и ночь во храме или в ашраме (я не уверена). Посмотреть самой, в каталогах смазано. Будет очень признательна, доставка имеется. Пожалуйста, напишите мне резолюцию».

Освоив текст и отделив в малое время зёрна от плевел, я с трудом отыскала в ящике пишущую ручку и исполнила резолюцию, не переставая загораживать послание от любопытного клиента, который просто уставился и усваивал доступные фрагменты, переводя их, как я поняла, в обратную плоскость.

«1. Слово серебро – молчание золото» – я написала в первых строках резолюции, хотя не так красиво, как Элла. – «Это слоган для следующего гобелена, материалы не обязательно оригинальные. На данный момент ваш штраф – реституция вышивкой. Далее забыто. 2. Насчёт папаши, я полагаю, что-то напутано, остальное понятно, спасибо, до свидания. Е.М.»

После чего я позвала Эллу, и она послушно явилась, держа на подносе две чашки с кофе и блюдечко конфет. Там же лежал белый конверт малого размера. – Пришло сообщение по почте, лично, срочно, – рассказала девушка, ставя поднос на стол, далее вручила конверт и забрала резолюцию на прочтение. – Я сочла нужным распечатать и запечатать, это правильно?

– Отлично, – одобрила я. – Располагайте резолюцией и счастливого вам отдыха.

– А кто её убил, вернее, кто допустил, так и не выяснилось? – вне субординации осведомилась Элла, упорно не отходя от стола, вот что, оказалось, её мучило. – Я изведусь в догадках, честное слово.

– Вот у Валентина Михайловича спросите, – ответила я радостно. – Он, пожалуй, знает, но не говорит, может быть, вас он пожалеет.

– Какая ты политически некорректная, прелестное дитя! – с той же степенью удовольствия прокомментировал Валентин. – Сказано было, давно и весомо: «кто соблазнит одного из малых сих»!

– От кого бы такое слышать? – риторически, но довольно безграмотно вопросила я, наверное, от возмущения. – Чья бы корова мычала!

– Теперь меня приравняли к бессловесному скоту, – отметил Валька в стиле размышления. – Видите ли, Элла, ваша руководительница очень трудна в обращении, хотя вы, наверное, уже заметили. Но вот папаша-мерзавец и голубая луна в ашраме ставят меня в тупик, хотя с папашей вы, конечно, что-то напутали, я тоже так думаю.

– Ой, я больше не буду, – правильно отреагировала Элла. – Извините, если помешала, но вот почта. Ответ будет?

– Ответа не будет, – сообщила я, когда прочитала послание. – Но если так хотите, то оставайтесь, Элла. Я вас не держу и не гоню, полная свобода выбора.

– Ну-тес, и что вам пишут? – глумливо спросил Валька. – Главное, кто? Не «Надин Н» и не папаша-мерзавец?

– Балдино сам Балдини, персоной собственной, он снизошел до форм эпистолярных, – загадочно ответила я, далее, заметив, что вещаю верлибром, добавила для стиля. – Электронно, лично, срочно.

– Я с вами тронусь, это точно, – Валька браво подхватил версификацию, как в лучшие, давно прошедшие времена, разве что Пушкина не тронул, но я рано понадеялась. – Досель судьба меня хранила, пока мадам за мной ходила, но как месьё её сменил, то я от страха завопил!

– Что это? Катерина Дмитриевна! – воззвала Элла, будучи не в силах отойти от стола, за которым двое взрослых людей одновременно спятили. – Если насчёт Балданини, то я давно унесла, вернее, спрятала в сумку.

– Эллочка, если рассудок и жизнь вам дороги, то держитесь подальше, – я обратилась к бедной девушке. – Но не от торфяных болот, о них сообщал Артур Конан-Дойль в произведении о мистической собаке, каковое в «Аргусе» очень любят упоминать. А от нас с Валентином Михайловичем, если мы заговорили стихами. Это вещий признак, что-то назревает.

– И шрамы чешутся на темени, – вставил Валентин. – Ваша добрая Катерина Дмитриевна как-то раз огрела меня тупым предметом по черепу, знаете ли. Она не говорила, на что способна во гневе? Чуть позже она метала мне в лицо ножи и вилки. Как остался цел – не знаю, но судьбу благодаря, я бежал с родного края за далёкие моря…

– Тогда я, пожалуй, пойду с концами, ладно? – резонно предложила Элла. – Если пока вам не нужна.

– Всего хорошего, Элла, – простилась я корректно. – И про гобелен не забывайте, нет, нет да и подумайте.

Элла наконец-то скрылась с резолюцией о золоте и серебре, а я вторично перечла принесённое послание, для того, чтобы лишний раз убедиться, что ничего не напутала и донесла до бывшего компаньона, ныне клиента, верную информацию.

«Катрин! Напрасно!» – вот что вещал текст поначалу, далее пошло веселей. – «Однако, имею надежду, что продолжение последует в свойственном ошеломительном стиле. Надеюсь свидеться в должное время. Талантов Ваших верный друг и почитатель».

Получив разрешение, хотя без одобрения от младшего брата Петровича, от бывшего супруга Паши непосредственно из Страсбурга (надо думать, что старший братик срочно уведомил), я оставила сомнения и поделилась с другом Валей, глядя прямо ему в глаза.

– А теперь вали отсюда в трубу, инспектор Тверской недоделанный – со вкусом сказала я, затем процитировала непристойность из старинного анекдота. – «Ищи, должон быть». Если не сыщешь, я приеду и покажу. Пока ты мне не нужен. Чава-какава!

– Однако «я слышу речь не мальчика, но мужа», – друг Валя к месту процитировал Марину Мнишек, срочно собрал рукопись в сумку и отметил, как бы про себя. – «Его пример другим наука»?

– Но Боже мой, какая скука», – вольно продолжила я из «Евгения Онегина». – С тобой «сидеть и день и ночь», и шёл бы, Валечка, ты прочь!

– Значит, что Паша, что бы он там ни начертал, думает в точности то же самое, что и я. Значит, сама нашла и мигом выхватила, – заявил Валька в дверях. – Это я делюсь печалью, просто рассуждаю вслух.

– Ага, – сказала я. – Делёжка прошла с успехом, чего и вам желаю.

– Во всяком случае не хуже, – не смог друг Валя оставить оппоненту последнее слово, после чего закрыл дверь с другой стороны.

И я осталась наедине с собой, что было сложнее всего. Хотя на самом донышке взбаламученных дум отрадно уложилось знание, что сомнительный Папаша-мерзавец, Голубая луна и Ночь в ашраме – это названия роз, которые Галя Трояновская присмотрела в каталоге, далее сделала заявку с последующей доставкой. Голубая луна была понятно, какого цвета, Ночь в ашраме, надо думать, отливала желтым и оранжевым в буддистских традициях, но спутанный Эллой мерзавец-папаша не дался в колористическое определение, его надлежало опознать по сложной звуковой ассоциации.

Ко всему прочему на французском языке, которым народ пользовался в тех краях, куда я собиралась после крымской передышки. По просьбе и поручению Петровича-старшего, однако на сей раз, можно было надеяться, что без особого риска для жизни, если клиент без имени не спятил окончательно. Что вполне могло состояться, дело к тому двигалось.

На указанный случай я решила принять меры, убедилась, что Элла всё-таки отчалила, и составила краткое сообщение для давно виртуального напарника, который, надо понимать ни в розах, ни в ожерельях замешан не был, но мог сгодиться, как дупло для последнего сообщения.

(При том у меня как-то очень удобно вылетело из головы, что безумный клиент ждёт отнюдь не в Крыму, а на иных берегах и гораздо позже, а в перерыве я намеревалась отдать ценный материал если не другу Вале, то одному из братьев Петровичей. Однако идея посетила, и я ринулась исполнять, не особо задумываясь.)

«Сударь мой, давно не виделись и не слышались!» – написала я бодро, затем призадумалась и донесла мысль. – «Если не вернусь с задания, то прошу выйти на издательство «Факел» с любым изменённым именем. Там директор покажет синего ягненка. Очаруешь и можешь располагать по усмотрению. Далее в печальном случае, причитающиеся капиталы прошу передать в пользу мелкого с опекой супруга до 21 года».

Ниже я поставила число и исполнила подпись, без особой надобности, зная, что давно невидимый адресат догадается о личности составителя с первого слова и исполнит указания с полным почтением. Мне было более чем безразлично, как партнер поступит с синим ягнёнком в случае моей пропажи и обгонит ли «Аргус», однако общение, заочное и завещательное, неожиданно доставило странное удовольствие, ради чего и было предпринято. С тем я зашифровала текст по испытанной схеме, послала депешу с другого адреса по волнам Интернета, заперла контору накрепко и направилась на отдых в Крым.

Понятное дело, что памятуя о недремлющей Броне, я воспользовалась запасным каналом связи, а именно вышла в сеть с другой машины, подключённой от соседей по полуэтажу и площадке, из журнала «Аудит и статистика», и зафиксированной на их имя. Провода и прочие причиндалы незаметно тянулись из дырочки в углу, соседские машины вливались в ту же сеть, я платила за общие услуги. Остальные были довольны и думали, что с виртуальным партнёром под псевдонимом Штурман я имею привычку связываться из «Интернет-кафе». Но мне было лень.)

На данном моменте времени и повествования кончается простая история с условным именем «детектив по-домашнему» о глупостях разных лиц и разного свойства, зато начинается совсем иное.