Текст книги "Проект «ПАРАДИЗ»"

– На самом деле всё в порядке, я тоже довольно долго адаптировалась, пока не поняла, что нахожусь в реальности, хотя достаточно странной, – пыталась она подбодрить автора фантастических саг. – Просто у них немножко другие мерки, и имеется большое желание облегчить для нас контакт, иногда они…

– Я понял, вы у них служите переводчиком и гидом, хорошо натаскались, – заключил Затонский, минуя подробности и любезности. – Что же, это неплохо, тогда давайте проводите свою пресс-конференцию, я в принципе готов. Наверное, меня отобрали не зря, только хотелось бы одеться поприличнее. Вы-то понимаете, милая дама, что в шутовском виде я не могу представлять род людской.

– Да нет, здесь без церемоний, не волнуйтесь, – ответила хозяйка, теряясь в сомнениях, стоит ли сочинять для Затонского костюм с галстуком, а также, удастся ли ей процедура – мужским портным ей бывать ни разу не доводилось. – Тихая, мирная, домашняя обстановка…

Пока она бессовестно мямлила, не зная толком, на что решиться, к ним подоспела помощь, причем сразу в двух видах.

– Иду к тебе, держи самца крепче! – просигналил открытым текстом профессор Лья.

Тем же мгновением ока он оказался рядом во плоти, правда, со сложенными крыльями, они облегали тело, как сверкающий плащ, и то неплохо. Тотчас рядом с их небольшой группой в цветных сумерках над дорожкой вспух и раздался информационный шар, там возник куратор на излюбленном балконе и обратился с речью, голосовой и мысленной.

– По-моему, наш гость в порядке, – деловито возвестил куратор Чёрный Пёс непонятно кому. – Он просился в люди, я не успел подготовить, это было сложно, информационные поля переплелись. У вас было весело, как я понимаю. И, Синенькая, опять у меня со временем накладка, никак не усвою ваши периоды. Я хотел подготовить тебе компаньона к возвращению, чтобы вас стало двое, подбирал на тех волнах, о которых…

– Короче, Склифософский! – блеснул неземной эрудицией профессор Лья на чистом земном языке. – Что сделано, то сделано, теперь твоя кличка – отвали! Экземпляр отменный, только ему чудится, что сбой произошел у него в мозгах, но мы его вылечим. Сначала, правда, студентам покажу, а то им Синенькая надоела до кошмара, она у нас напрочь потеряла экзотичность, от аборигена её не отличишь, извини подруга! И ладно, сам отправлю его домой.

– Только, пожалуйста, вовремя, – уточнил озадаченный куратор. – Я всё время опасаюсь опередить очередность, и…

– Сгинь, двоечник! – вновь не проявил милости профессор-мачо. – Я посмотрел у него в голове, что ты устроил с приглашением. То, видите ли, явился в виде пуделя с серебряной цепью, то пари держал, что он скажет: «мгновение остановись», и вообще те ещё штучки! Понятно, что основная специальность у дружка подходящая, ты знал, чем его обольстить, но помилуй, что за темпы? При таких и слон не выдержит, а тут личность с достаточным воображением, причем осложнённым, ладно проехали…

Пока профессор со вкусом устраивал выученику заслуженную выволочку, их сплоченная группа шла обратно к чайному домику, сопровождаемая шаром. По пути Синяя тихим голосом извинялась и приносила покаяние озадаченному беллетристу.

Нет, всё что угодно, но разыгрывать сцены из «Фауста» никому в Парадизе не пришло бы в голову, если бы ей самой одноименные пьеса и опера усиленно не толкались в сознании, особенно в начале пребывания. Вот и вышел фарс, а достаточно образованный беллетрист Затонский воспринял перфоманс извращенно, вот и вышли путаница с бестолковщиной. Однако из самых лучших побуждений… Но чужая душа всё равно потёмки, ведь додумался куратор обеспечить ей земного компаньона, затем изобрел блистательный способ.

И что главное – в самое подходящее время, вот в чём их ахиллесова пята, никак не могут постигнуть, что оно на Земле, вернее, у нас в сознании иначе структурировано. Остается надеяться, что двуполый профессор Лья управится со сложной задачей, когда будущий компаньон придёт в чувства и перестанет надеяться, что употребил не тот напиток у себя на балконе.

Поток подобных мыслей шёл в дополнение к откровениям Лья, выуженным из памяти Затонского, тот поведал с укором, как сидел на балконе с бутылкой, пытался забыть предыдущий момент, когда приблудный чёрный пес стал вещать немыслимое людским голосом. И тогда же упала на балкон другая темная бутылка, разбилась о перила, оттуда с дымом сконцентрировался смутный образ и стал его искушать и подначивать, что, мол, он, Затонский не выдержит новых впечатлений и попросит время приостановиться.

Раз за разом Синяя просила прощения за дешёвые шутки куратора, объясняла, что тот осваивается с земной культурой успешно, но не всегда точно в деталях, однако доверился известному автору, по всей видимости, уважая его обширные дарования. И прочее, прочее, прочее…

Так тянулись вперемежку обличительные и покаянные речи, пока они втроем не добрели до оставленного общества, а шар с образом куратора не удалился в небеса, причем Синяя отлично понимала, что винился Черный Пёс скорее для вида и проформы, а реально был очень доволен содеянным, несмотря ни на что. Но это отдельно, с академическими розыгрышами и капустниками разбираться было уже поздно, поскольку атмосфера была создана специально для облегчения контакта и уже необратимо, так что сердись не сердись, а приходится жить по стилю. Хотя и за писателя Затонского делалось обидно, круто досталось бедолаге из-за общей беспечности и легкомыслия!

И когда шар с провинившимся куратором унесся ввысь, а общество выстроилось для встречи нового гостя, Синяя мысленным шёпотом обратилась к Лья и попросила переодеть гостя, не надеясь на свои слабые возможности, ведь могло выйти и гораздо хуже, чем было!

Лья секретно проворчал о пустяках и глупостях, но внял, и не успел Затонский моргнуть глазом, как оказался одет в шорты, сандалии и легкую рубашку с весёлым рисунком. Примерно как Синяя и просила, потому что костюм-тройка, во-первых, был бы неудобен по теплому климату, а, во-вторых, сразу не сочинился бы, тем более для передачи профессору, а время поджимало.

– Это наш новый почетный гость из моего мира, – на всех регистрах информировала Синяя, хотя остальные уже вникли, понятие висело в воздухе довольно плотно со всеми сопровождающими эмоциями. – Он прибыл только что, прошу любить и жаловать, по специальности он грезит наяву о предметах, которые существуют лишь в его воображении, и делится грёзами с другими обитателями нашего мира.

– Какой у вас изумительный мир! – первым вступил в контакт долгожитель Сверхтюлень. – Сколько живу, такие редкие таланты встречал лишь единицами во всех мирах, сухих и натуральных! А у вас даже занятие есть такое – воплощать то, чего нету, я вас поздравляю и приветствую, мой юный друг! Наверное, по сравнению с продуктами воображения наши скромные миры кажутся тусклыми и сухими.

– Я тоже рад, но слегка озабочен, видите ли, мой вид нехарактерен – начал ответную речь беллетрист, но вдруг сообразил, что наряд на нём уже новый, и слегка замялся. – Хотя, впрочем… Нет, пожалуй, у вас тоже есть на что посмотреть. Я рад, что оказался здесь, хотя и весьма неожиданно. Ваш покорный слуга, дамы и господа.

«Однако он молодец, Всеволод Маркович!», – Синяя в мыслях отдала должное обретенной выдержке писателя. Затонский даже включил Химеру, напугавшую его до чёртиков, в круг дам с господами и довёл вежливый полупоклон почти до неё с велосипедом. – «Ну просто кавалергард у нас оказался военный доктор! Вот если бы он ей ручку поцеловал, однако это чересчур!»

– А мы тут осваивали ваши технические достижения, – светским образом вступил в беседу Тигр Снегов, не заботясь о переводе, он знал, что Лья и Синяя организовали канал связи, приемлемый для всех и каждого. – Занятная штучка, этот велосипед, нам его только что изобрели. Вы хотите покататься или уступите мне очередь?

– Я не настаиваю, ради Бога, – вот тут Затонский смешался вконец. – Поезжайте себе, я пока осмотрюсь.

– Потом расскажете насчёт вашего Бога, я бы сверил версии, – небрежно бросил Тигр Снегов и поманил к себе велосипед, с которого снялась Химера, хотя ей и не хотелось.

– Твой местный дружок дурно воспитан, – не замедлил отметить Лья. – Ему кажется, что всё на свете делается в его честь, ну да ладно, Бог простит. А ты, Синенькая, не зевай, знакомь с гостем девицу, а то они друг на дружку косятся, даже заметно!

– Знакомьтесь, Всеволод, эта «Девушка с зачарованными огнями», она очень интересуется поэзией, – поспешила представить гостей Синяя, наскоро переводя личное имя Химеры. – Ей очень лестно встретить живого иномирного сочинителя, хотя у них в лесах буквально все – поэты и мечтатели.

– У вас есть композиция, мне она понравилась, – бодро вступила в общение Химера. – Вот эта:

«Предчувствую Тебя, года проходят мимо

Всё в облике одном предчувствую Тебя.

Весь горизонт в огне и ясен нестерпимо

И молча жду, тоскуя и любя!»

Одновременно с цитатой Химера произвела в пространстве голограмму на мотив «Демона сидящего», слегка приспособленного для объёмного изображения, и, оставив композицию на обозрение, задала учтивый вопрос.

– Это вы сочинили и зримый образ представили, не правда ли? – нежно осведомилась она. – Можно мне немного доработать?

– Вообще это не я сочинял, а Блок и Врубель, текст и образ по отдельности, – нашёлся и признал Затонский. – Но если вам нравится, то, разумеется, вернее, пожалуйста. Только без велосипеда.

– Отчего же? – Химера настолько увлеклась любимым делом, что забыла обычное смущение. – Напротив, перспективная идея, очень обогащает замысел.

– Вот вам отличный пример хорошо сделанного контакта, – не прерывая беседы об искусстве, профессор Лья отдельно обратилась к студентам метаморфам и коллеге Свертюленю. – Обе стороны имели предубеждения, ко всему прочему возник фактор внезапности, однако Синяя их искусно столкнула на предмет, интересующий каждого, и вот полюбуйтесь! Оба мигом позабыли, что видят «чудовище» – ксеносапиенса с отрицательным обаянием, и пустились в деловые разговоры.

Студенты-метаморфы выразили понимание проблемы сложной переплетённой диаграммой на канале, плохо доступном для Синей, а Лья отозвался строгим геометрическим возгласом, в ответ на который Сверхтюлень чуть не выплеснулся из своей ванны, ответил кратким зигзагом, далее вывел соображение на доступный регистр.

– На самом деле этот юноша озадачен сверх своей меры, – обозначил ситуацию водный долгожитель. – Однако держится браво, однако не за счёт профессиональных ресурсов, хотя они помогают, не спорю. Но главным образом его тревожит целостность собственной ментальной структуры, которую этот занятный визит грозит подорвать. Не так ли, юная и прекрасная?

– Да, эта наша общая печаль, – согласилась Синяя. – Даже ему, хоть и специалист по вымыслу, легче допустить, что личная ментальная структура рушится, чем воспринять нас здесь как реальное событие. Особенно Химеру, с которой он так мило толкует о поэзии.

– Значит, убираем его отсюда на раз и даём задание проспаться, – деловито отметил профессор Лья, убеждённый, но не слишком довольный. – А ты, Синяя птичка моя, пообещаешь клятвенно, что у вас дома объяснишься. Только не забудь, как приедешь, так и свяжешься, канал я вам закрепляю. Хороший парень, только мнит о себе много. Впрочем, как все мы, мужики-мачо – существа амбициозные, с нами надобно горы терпения и возы понимания.

Далее, практически без предупреждения, Лья и четверка детишек-метаморфов произвели дивный канал отправки писателя восвояси, Синяя только успевала запечатлеть картинку и отмечать пульсацию-динамику.

Над головами Затонского и Химеры пространно колебалась вариация с «Демоном сидящим», на фоне небывалого заката там болтался велосипед, к которому намертво прицепилась Химера. Затем плавно, но неуклонно над спорным предметом искусства воздвиглась арка, наподобие радуги, только со строгими черно-белыми чередованиями.

(Это создался фирменный знак присутствия народа метаморфов, они так обозначали свои действия в виртуальном пространстве других существ, вроде позывных, для себя им ничего не требовалось, они общались на иных каналах, плохо доступных пониманию живых сапиенсов.)

…Узорная черно-белая рамка включила в себя картинку целиком, далее изображение сидящего Демона претерпело радикальное изменение, обратилось в подобие Затонского, лихо водрузилось на подоспевший велосипед и очень романтично поехало в сторону заката, сливаясь по дороге с золотом и киноварью. Сам писатель во плоти как бы незаметно растворился, а стоящая рядом Химера, не моргнув глазом, послала вослед уходящему собеседнику отдельную рамочку к изображению, светящуюся паутинку со звуком арф. Звуко-световые сигналы вкрадчиво обволокли картинку целиком, потом пропали вместе с нею. На лужайке остался лишь мерцающий свет трех местных лун и более ничего.

Синяя убедилась, что живая картинка уложилась правильно, проверила получившуюся небольшую открытку и заложила к себе в контейнер для домашних радостей, при том отметив, что это презент для писателя.

Когда она свяжется с Затонским у них дома, ему будет приятно и полезно убедиться, что никаких кошмаров под влиянием водочного фальсификата он отнюдь не видел, а эволюции и трансформации реально происходили в других мирах. Просто там жизнь иная, но вполне достоверная, в чём открытка должна убедить окончательно. И убеждая фантаста, что он не спятил, она сама будет чувствовать уверенней, в тайных закоулках души призналась себе Синяя, так что идея о напарнике оказалась не такой дикой, опять же пришлось ей признать. Как сказано в одной хорошей книге, вдвоем лучше, чем одному.

– Мгновение ребятишки включили точно, – вслух отрапортовал Лья. – Очнется под звук небесных струн и будет грезить о неземной принцессе небывалой красоты. В неё обратилась наша девушка, как только он с ней поговорил об искусстве.

Разумеется, в сообщении от профессора явно угадывалось неизбывное непонимание, с которым их культура относилась к предметам, реально не имеющим места, а производимым на уровне вольного брожения мысли. Да и откуда им взять мечты, в частности о принцах и принцессах, когда каждый на протяжении жизни неоднократно бывал и той, и другим? Никаким сладким иллюзиям просто не оставалось места у них в трезвых умах, думала Синяя в оправдание дружественного профессора.

Между тем, пока общество в рамках семинара активно занималось встречей и проводами дополнительного гостя, другой гость вернулся с велопрогулки и счёл себя незаслуженно забытым. Тигр Снегов, как только появилась пауза, возник в поле общего зрения и привел с собой дарёного коня, а именно Ящера. Зрелище оба представляли отличное, жаль, что беллетрист Затонский спешно отбыл и не смог оценить тонких аллюзий происходящего.

Тигр Снегов въехал на центральную аллею верхом на велосипеде, при том он бешено крутил педали (догадался, для чего они приделаны) и вёл за собою Ящера почти в поводу, животина скакала с ним вровень, слегка прядая от железного коня-велосипеда.

– Отлично придумано, – комментировал всадник на доступном канале прямо на ходу. – Никогда не знал, что энергия, добываемая мускульными усилиями, так стимулирует, в том есть резон. Кто хочет попробовать? Можно сделать больше и попробовать, кто быстрей.

Никто, однако, не вызвался ездить в одиночку или соревноваться в скорости. Что и говорить, отменно скучная публика, как Тигр Снегов неоднократно отмечал ранее. Вместо того разношерстное общество на лужайке посчитало, по всей видимости, программу вечера исчерпанной и стало собираться из Парадиза восвояси, при том выразив хозяйке приличное случаю восхищение. Мол, редко когда случается сочетать научную пользу дела с изысканными удовольствиями.

В особенности её хвалили за массу новых и неожиданных впечатлений, так отлично сопоставленных между собой и искусно распределенных. Но самое приятное для хозяйки гости припасли напоследок. Перед тем, как исчезнуть из поля её видимости, каждый сказал примерно одно и то же, возвращайся скорей, мы будем скучать, у тебя бывает так приятно.

Исключение составил профессор Лья, он не стал смешиваться с толпой отбывающих гостей, лишь взмахнул крыльями, когда они растворились в пространстве, мол туда им и дорога, хорошенького понемножку.

– Ну, вообщем, ты там не тяни особенно, – предложил учёный муж вместо прощанья. – Я в ваши дела с куратором не мешаюсь, его проект, но ты сама мне нужна. Как видишь, работы – вагон и малая тележка, короче, зову к себе научным ассистентом, жить можешь хоть здесь, хоть где – я не возражаю. Играй в свои и чужие игрушки, сколько влезет. Со Стогом Сена согласовано, делайте, что хотите, ты можешь свободно двигаться повсюду, когда, конечно, обучишься.

Обронив каплю дёгтя в ложку мёда, профессор вежливо отмахнул крылом Тигру Снегов и для скорости не стал исчезать картинно, просто провалился сквозь землю.

Так ему было удобнее, каналы движений по материи оказывались всегда вернее и проще пространственных. Синей этому всему предстояло учиться, как язвительно отметил профессор, и нельзя сказать, чтобы перспектива особо радовала. Честно говоря, Синяя ленилась и предпочитала, чтобы её передвигали с места на место с комфортом и без ошибок, поэтому пользовалась своим карантинным статусом без зазрения совести. Раз не стоит обитателям закрытых миров по своей инициативе посещать иные, то ей особо и не надо. А если её приглашали куда-то, делая исключение, то перемещали сами, у неё о том голова не болела. И вышедшему послаблению, то бишь разрешению на свободное передвижение в иных мирах, Синяя не слишком радовалась, ей и так было неплохо. От смешанных чувств и прочей ненужной дребедени её очень вовремя отвлек оставшийся от сборища гостей Тигр Снегов, он так и не слез с полюбившегося ему велосипеда, вещал не сходя с седла.

– Ну, что, кончил дело, гуляй смело, как у вас там положено? – спросил он для проформы. – Садись на Ящера, и тронулись! Я ему сказал парочку слов, не волнуйся, сам поеду рядом на механизме – будет отлично!

Никогда, если честно признаться, не доводилось Синей сидеть сверху Ящера самостоятельно, и потребности она не ощущала, зная спортивный нрав коняги. Однако препираться с другом по тайной кличке Соловей-Разбойник обходилось себе дороже, это она тоже знала отлично, в особенности когда его сознанием овладевали новые идеи. Поэтому, а также зная, что в здешних местах даже Ящер бессилен привести их к травматическому инциденту, в крайнем случае просто сбросит повисеть в воздухе – пришлось соглашаться и наскоро делать себе седло с приставной лестницей, как для верблюда, затем карабкаться на спину животного без всякой грации.

Судя по сигналам, пошедшим от коня, животное осталось недовольным, но пренебрегло обидой, заодно и всадницей, просто сделало вид, что на спине у него никого нету, а следует Ящер в форватере друга-всадника, впавшего в ненужный каприз и водрузившего на гордого коня мешок с неодушевленной поклажей. Если не падает, то и ладно.

Таким образом и пока неспешно, они пересекли травяные и кустистые участки суши и вырулили на пейзаж с освещённым лунами заливом, стлавшимся впереди, как шёлковое вышитое покрывало. Дух захватывало от красоты зрелища, хоть виденного не впервые. Синяя радостно впитывала впечатления, однако её механизированный спутник оставался непоколебимым и всю дорогу активно мечтал вслух, создавая импровизированную картину широкими мысленными мазками. Примерно вот что у него получалось.

– Конечно, мы у себя вконец избаловались, полное подчинение энергии привычно и полезно, однако у вас, судя по твоему последнему гостю, совсем иной способ существования, даёт нечто иное, нам недоступное. Вы определенно в выигрыше, вот твой гость, который у себя мечтает о недоступном, даже здесь полагался только на себя, совершенно и безусловно. Я понял, что это в нём главное, и никуда не денется, такие условия жизни почище, чем твой крутящийся стол, хотя игра неплохая. У нас тут игры возможны только в умах, наши приключения и состязания, они в сфере информации, разве что цирк со зверями – хотя он без риска, одно умение. И мне пришло в голову, вот представь себе… Я выбираю свободный, незаселённый, доступный для жизни мир, и систем обеспечения в нем не делаю никаких. Собственные максимально отключаю. Ну ладно, оставляю жизнеобеспечение на минимальном уровне и начинаю жить, как вы – всё в моей власти, но только то, что я могу сделать сам, мускулами и информацией, никакой поддержки извне. Пища, дыхание, передвижение, запоминание – будет моё, ни одной подсказки извне, только страховка жизни. И смотрим, как я преуспею. Понимаю, что твой сочинитель грёз поначалу даст мне фору, да и ты тоже, но подождите. Не исключено, что я приглашу вас посмотреть, и вы увидите. Далее найдутся другие желающие, попробовать себя захочет каждый.

– Ну, я бы сказала, что ты изобрёл велосипед, – выслушав, возразила Синяя, на минуту отвлекаясь от дивного пейзажа и от способа передвижения на недовольном Ящере. – Разве ваши пастушеские инициации не то же самое? Дети вылетают в мир, хотя бы в Парадизе, проводят время, как предки, пастухи и собиратели, между делом учатся, вспоминают и вновь учатся. Даже я прошла небольшой курс.

– Это совсем не то, все мы вспоминали и встраивались, но системы нас опекали на каждом шагу, – отмахнулся Тигр Снегов. – Я предлагаю пробовать без них, тренировать то, что есть у вас. Полагаться на себя, без внешней поддержки. Может статься, именно поэтому вы как заведённые, твердите о каком-то туманном божестве, которое должно помочь и проконтролировать, но никогда этого не делает, всё равно приходится справляться самим. Но вы к нему обращаетесь по излюбленному ритуалу, для личной страховки, так вам сподручнее.

– Однако, ты вырос в теологическом направлении, просто завидно! – поддразнила друга Синяя. – Идея твоя понятна, но… Но мы почти на месте, и по лестнице я на Ящере не поеду, пусть Бог меня простит!

На кромке берега неширокого морского залива, пока они к нему ехали, возникло тем временем (может и раньше было, только невольная всадница не замечала) более чем странное сооружение, которое Синяя для доступности звала лестницей. На самом деле через блистающие лунными лучами спокойные воды перекинулся невесомый мерцающий покров, толщиной в паутину. Казалось, что малейшее дуновение унесет эту изморось, как пар. Но…

Но, если смотреть не прямо насквозь, а вниз и под ноги, то перед ними стлался травянистый склон холма, сначала пологий, затем круто уходящий ввысь и перемежаемый скальными отрогами с узкими проходами. Вершина невесомого холма целиком состояла из кварцевых скал с вкраплениями искрящихся кристаллов и выглядела как натуральная изгородь-решетка. Одновременно с реальностью почвы и камней, казалось, что над заливом плывет в лунных переливах невесомая скатерть из паутины, остановленная в небрежном броске.

Опять же как всегда, как любой живой конь, Ящер встал столбом, видя перед собой земную твердь, но ощущая животным нутром, что никакой тверди и травы в помине нету, что ему предлагают ступить на облако.

– Давай, сивка-бурка, одним махом! – невзирая на недоумение коня, послал его Соловей-Разбойник. – Ну! Трогайся, зверь!

– Мы не поедем, – кратко заявила Синяя, включая коня в совместное заявление. – Во всяком случае в этом составе, даже не надейся. Мы с Ящером пока в своих умах, а на велосипеде ты не поднимешься, не воображай себе! Или это будет трюк, педалями ты не выкрутишь!

– Нету в вас божественной искры, ни в людях, ни в скотах! Один скучный разум, – с явственным разочарованием отозвался Тигр Снегов. – Тогда получай свой механизм и ступай на трибуну.

Легче, разумеется, было получить сердитый импульс, чем ему следовать. Синяя в обнимку с велосипедом нелепо кувыркалась в воздухе подле холма-лестницы, когда краем глаза увидала, как Ящер с переменой всадника стал громадными прыжками подниматься вверх по неверному холму, а к нему со всех сторон подъезжали другие ездоки на таких же звероподобных конях. Конный цирк-балет набирал скорость и собирал участников к решетчатой вершине.

Слава неведомому Богу, конное состязание, парад-алле на лестнице-паутине началось без неё, с облегчением сознавала Синяя, но ещё бы чуть-чуть… Пока она располагалась в пространстве над холмом, выбирая место для лучшего обзора, точнее рассчитывая траекторию, куда её должно нести синхронно с конной кавалькадой, которая вознеслась почти к скальной вершине. Для комфорта она подстелила себе клочок плотного облака и кинула туда же велосипед. Не плыть же по воздуху с ним в руках, и пристроить в качестве сиденья так же стало бы дурным тоном. Рядом с нею планировали другие зрители, и это называлось трибуной, поток созерцателей плавно обтекал холм по воздуху, стремясь получить обзор другой стороны импровизированного стадиона-арены.

Там располагалось основное зрелище, а подобие холма служило для привычки почти разумных коней к иллюзии твердой поверхности, животные должны были построиться и разогнаться, потому что за острыми гранями вершины их ждала совсем иная почва.

Зрители, а их набиралось всё больше и гуще, плыли на разных высотах в общем течении, оно установилось само, сообразуясь с личными расчетами каждого и слилось в одно приятное и легко-порывистое. Синяя тем временем сидела на воздухе в общем потоке, смотрела одним глазом на зрительскую трибуну, что всегда было занятно, другим (глазом) изучала главную сцену, всё более объемно выраставшую для зрителей с их поступательным движением вокруг иллюзорного холма.

Арена или сцена на сей раз представляла собой широкую ленту водопада, прихотливо ниспадавшего от скальной вершины. Сначала сплошная масса вод текла быстро и плавно, элегантно обтекая островки зелени и причудливо разбросанные камни, затем завихрялась крутыми водоворотами сквозь арки и гроты, чтобы затем ринуться вниз затейливыми водными прядями.

По ходу течений, вдоль сплошного водяного потока прерывистым зигзагом обозначались едва видимые вкрапления твердой почвы, еле заметное русло водного потока. Оно состояло из отдельных и рассыпных камней, песчаных островков, качающихся крупных листьев на стеблях и небольших заводей с медленным течением. Зрителям предлагалась для обозрения условная река, крутыми извивами текущая вниз по стене почти отвесного водопада. Массы воды с падением вниз теряли цельность и обращались во всё более мелкие капли, брызги и искры.

Ничего не скажешь, зрелище представлялось богатое по всем меркам, в особенности, если учесть, что в любую секунду со скальных иззубренных вершин могли показаться всадники на обезумевших конях, и целью их стремлений станет следование вниз с потоками бешеной воды вдоль почти необозначенного русла!

А чёртов сын, Соловей-Разбойник очень чётко спланировал – с почти отпустившим ужасом мыслила Синяя – как она невольно окажется на Ящере посреди безумного представления, а он, поганец, будет руководить низвержением с обретенного велосипеда, который он намеревался кинуть в поток и управлять машиной отдельно!

Ну и праздничек мог бы состояться на прощанье! Зрители получили бы максимум удовольствия. И совершенно неважно, что реальные опасности никому не грозили, во всяком случае не более, чем пристегнутым клиентам американских горок, однако впечатления могли стать совершенно незабываемыми.

«Спасибо, лучше не надо!» – мысленно сформулировала и даже послала сообщение Синяя, тем временем как Ящер первым перевалил зазубрины и показался во всей красе над водопадом, а зрители разразились волной радостных приветствий.

«Очень жаль, что не захотела», – на миг отвлёкся Тигр Снегов, тем моментом всячески приветствуя публику от себя и Ящера. – «Это был мой подарок, но твой Бог с тобой!»

«Гладиатор нашёлся мне тоже, с велосипедом к тому же», – не сообщая никому, заключила про себя Синяя. – «И с дарёным конем. Пардон, с выигранным. А вообще надо было устроить пари на скачках, вот что…»

Однако бубнить себе под нос стало некогда, вслед за Ящером на вершине показались другие кони с всадниками, и вся команда изощренным парадом скользила по преддверию водопада, выстраиваясь импровизированными фигурами.

Синяя вместе с массой парящей публики следила за действием почти без дыхания, поскольку вместе со зрелищем доставались сведённые воедино почти реальные чувства участников и коней, едва ступающих по краю пропасти. Зрители могли регулировать прием впечатлений и усилий от участников или выбрать себе в виртуальные напарники кого-то отдельно, а если хотели, то нескольких вперехлёст. Разумеется и бесспорно, что самые сильные впечатления получали участники, но зрителям тоже доставались неплохие дивиденды.

Синяя изучила полную гамму ощущений, когда Тигр Снегов, он же Соловей-Разбойник однажды улестил её попробовать маленькую учебную горку на послушной рыжей Зорьке (с другим именем…). К тому же Зорька была натуральным единорогом, а не упрямой спортивной животиной, поэтому сотрудничала с робеющей Синей от всей конской души. Тем не менее…

Потом, отслеживая принятые и записанные свои ощущения, Синяя не знала, что ей следует: смеяться до слез, плакать от стыда или гордиться незабываемым достижением. Смесь эмоций и своих сенсорных всплесков оказалась донельзя крутой, а ровно половина пропала незамеченной, пока она взлетала вместе с Зорькой, затем вслух умоляла милую крошку не промахнуться, приземляясь, и всё такое прочее. Включая отечественные проклятия в адрес друга Тигра, завлекшего её на эти горки.

Понятно, что впечатления от нынешних участников получались иные, по водопаду рвались конники-профессионалы, их слаженная группа образовывала вниз не только изысканные балетные фигуры, но почти слившиеся импульсы, причём впечатления получались с маху, без репетиций, в чем состояла прелесть действа.

Главное, что требовалось от участника подобных феерий – это полная уверенность в управлении конем, потому что любая животина, даже самая опытная, знала досконально, что гарцует практически в пустоте, и находит опору ногам только в момент приземления, да и то не всегда, следовательно должна полагаться на всадника, который знает, что делает и куда её влечет. Бывало и не раз, что бешеный ужас коня пересиливал волю всадника, тогда оба они, кувыркаясь вместе либо порознь, летели в пустоту сквозь опоры, хотя никаких физических травм не случалось. Однако моральные усилия по восстановлению взаимного доверия потом прилагались колоссальные, это было куда круче, чем месяц в гипсе.

Однако в этот вечер состязания пока шли гладко. Проделав несколько сложных эволюций на подходе к водопаду, конный балет приблизился к краю низвержения, и тут выявилась первая стремительная и напряженная пауза, участники на миг застыли, тотчас по их изогнутой спирали почти ощутимо пробежала искра. По традиции кто-то из них первым ступал на дорожку в пропасть, остальные следовали далее в прихотливом порядке, выявлялся лидер гонки, он задавал темп и меру сложности спуска, своего рода дирижёр-участник представления. Правда, в любой момент лидера можно было сменить, но если только переиграть по заданному сценарию. Скажем, спуститься перед ним рискованным пируэтом, вынудить посторониться и заставить считаться с иным ритмом и рисунком спуска.