Текст книги "Но свет в домиках горит"

Сила Сибири

– Девушка-девушка-девушка-девушка! Здравствуйте! – вылетает из-за прилавка юноша-юноша, хотя под маской не разобрать, и протягивает мне что-то на палочке.

– Что это? – отскакиваю я.

– Возьмите, это вам! Сила Сибири!

Я беру Силу Сибири. Она выглядит как бордовый бесформенный чупа-чупс и переливается от электрического света.

– Попробуйте, ну!

Честно говоря, мне страшно. Мои мысли заняты совсем другим. Я стою у лестницы в темный подвал, в котором нет ничего, кроме постамата, где лежит моя посылка, и думаю: включить фонарик сейчас или когда спущусь. А теперь в одной руке эта Сила Сибири.

– Морошка, брусника, княженика, ну! Попробуйте! – мальчик чуть не плачет, а я держу субстанцию на вытянутой руке.

– Княже…?

– Ника!

– Черт, даже смешнее Игоря, – зачем-то говорю я, понимая, что никто не поймет.

– В смысле?

Так устаешь от этого «в смысле» от людей, с которыми у тебя нет общих шуток. Ну то есть всех людей во Вселенной кроме пятерых. Ну и еще минус папа и мама, которые всегда тебя поддерживают или боятся спросить «в смысле».

– Ладно, попробую, – говорю я без возможности положить в карман и уйти.

И подношу ко рту. Странное чувство, когда нечто, что ты воображал себе леденцом, оказывается вареньем, и ты еще не успел открыть рот, а оно уже вбежало в тебя и межует территорию.

– Блин, что это?! – говорю я, глядя на пустую белую палочку от чупа-чупса.

– Живое варенье! Приготовленное на пару, ну! Сила Сибири! Дикорос!

– Божественно, – говорю я.

– Ну приходите же, приходите, приходите ко мне, я вам другое дам попробовать! – расплывается в воображаемой улыбке парень, но я говорю:

– Нет.

– Но почему?

И я объясняю:

– Мне нужно спуститься в темный подвал.

А потом я делаю шаг в пропасть.

Гайдн

Водитель Доктурбек Данилбекович слушает во весь сабвуфер концерт Гайдна для фортепиано и струнных соль мажор часть первую аллегро модерато в исполнении камерного оркестра имени Ференца Листа и шепчет что-то в телефон нежное по-узбекски, мен сени севаман жуда согиндим кутаяпман варшавка вацап. И листья падают, и осень, и дома ужин.

Хокку

Знакомому второкласснику задали сочинить пару хокку. Второклассники в принципе не пишут хокку. Ну то есть научить считать до семи и поощрять любое акынство – совершенно не значит автоматом вырастить хайдзинов (хоккуистов, по-нашему). Но программа есть программа.

Поэтому хокку пишут родители второклассников. И они, родители, довольно быстро устают быть кем-то, кроме родителей, – золотошвейками, строителями скворечников, поварами-блинопеками в промышленных масштабах… масаоками сиками, в конце концов.

И лишь солнце заходит, и наступает время срочных чешек, циркулей, транспортиров и игрушек своими руками, родители шепчут в чаты: «Друзья, помогите! Напишите хоть пару хокку. Сил моих нет больше с этими уроками, а ещё только октябрь!»

И друзья помогают:

Солнце погасло.

Кто-то включил группу «Сплин».

Вот потанцуем.

«…Только нужно так, чтобы это будто второклассник написал!» – прилетает вдогонку.

Но все уже танцуют.

Ф-ф-ф

И вдруг в самый неподходящий момент начинает жужжать телефон. И номер, разумеется, незнакомый, знакомые жужжать давно отучены.

Зачем-то отвечаю.

– Ф-ф-ф!! – доносится из глубин голос взволнованной женщины. – Ф-ф-ф! Просто скажите, что слышите меня! Слышите меня?!

– Слушаю вас, – говорю.

– Не поняла. Ф-ф-ф! – говорит.

– Ф-ф-ф слушает вас, – говорю, откусывая огурец, хотя совсем этого не хочу.

– Ф-ф-ф! Не понимаю! Куда я попала?

– А куда вы хотели попасть? Почему вы не спрашиваете, удобно ли мне говорить, как спрашивают все незнакомые? – говорю я, раз уж всё равно болтаем.

– Ф-ф-ф! Да что ж такое! – говорит непонятно кто.

– Просто расскажите мне о себе, о ваших услугах, новых скидках, салонах красоты кому за пятьдесят, кулинарных мастер-классах, кружках керамики, бойцовских клубах, купонах на еду, – говорю я, потому что со мной всё равно никто не разговаривает, – пригласите на ёлку в конце концов! В этом году меня всего трижды пригласили на ёлку, а я так люблю сладкие подарки и холодок «Южный».

– Ф-ф-ф… – повторяет неабонент. – Ф-ф-ф.

И мне уже, знаете, нужен этот Ф-ф-ф, который мне как друг настоящий. Я уже даже представляю, как мы идем веселые по новогодней Москве, в этих гирляндах и снеговой жиже, обсуждаем книгу и песню, а ещё у меня варежки со снежинками и всё сложно…

А она всё не слышит меня и не слышит, странная женщина с непонятным сообщением. Думает, что я ее тоже не слышу, но продолжает кричать, продолжает фыфтеть, не подозревая, что мне неудобно разговаривать – мне всегда неудобно разговаривать, поэтому мой телефон на всякий случай всегда в авиарежиме. И что ты, спрашивается, дышишь тяжело, что за бандероль ты пытаешься пропихнуть туда? Что тебе вообще нужно в ситуации, когда в принципе не может быть связи?

Портал

Ходила чинить макбук к ребятам через дорогу. С утра относила – нарядный офис, добрые ребята, провода, запчасти, во всем привкус надежды и радостного ожидания.

Вечером иду забирать. За дверь подъезда хватаюсь – вообще не такая дверь, древняя какая-то, скрипучая; в подъезд заглядываю – страшный какой-то подъезд, темный, лестница раздолбанная, а в том месте, где дверь в мастерскую была – стена. «Вот и приехали, мама, – думаю, – чертов портал». Были ребята и нет ребят. И год небось 1985-й, а я тут такая нарядная с айфоном, хотя мне вообще некогда вот это вот всё, мне на работу надо. Короче, стою и готова уже к тому, что Весельчак У начнет кефир громко глотать, или Макконахи, проходя мимо, скажет: «Перестань дышать». Тревожно мне, страшно, но с места сдвинуться не могу.

Тут-то и вышел на лестницу бледный мужчина в халате и тапочках, и закурил, и я моргнула в темноте.

Камни

Однажды к соседнему дому привезли грузовик огромных валунов, выложили их в странном порядке на неухоженный газон, потом приехали самосвалы чернозема, прошла группировка коров, приехали люди с лопатами и сделали около каждого камня аккуратные параллелепипеды грядок.

Туда и высадили специальные женщины с тяпками и грабельками всю линейку маргариток, пеннисетумов, книфофий, физостегий, вьюнков и нивяников, тётушек-петуний, рябчиков и прочих цветков с прикольными названиями.

Целое лето камни отбрасывали тени в разные части трициртисов и хионодоксов, всё пестрело и радовало глаз, хоть ни один случайный прохожий и не понимал, зачем эта красота между рынком, трамвайным кругом и старым ДК.

Прошли годы. Физалисы с живучками давно завяли, параллелепипеды заросли травой, и лишь камни торчат то тут, то там странным и, на первый взгляд, бессистемным мегалитом. Радиоуглеродные аналитики разводят руками в попытках датировать этот кромлех, группа астрономов из Опочки видят в дальнем валуне указание на северный полюс Галактики, раз в месяц по вторникам у третьего камня справа ночует одинокий друид Тимур.

Дайте нам каких-то триста лет, и мы сдвинем нашу окраину к китайскому туристическому автобусу, покрошим один валун на магниты, а другому натрем бока, поставим на входе билетера Тамару и мерчандайзера Валеру, протопчем тропинки и натянем веревочки.

И тогда, вот тогда, под случайный трек Дидье Маруани пойдут веселым косяком экскурсанты по хитрым траекториям ничего раньше не значащего луга в округе Нагорный. И, может быть, даже не успеют на самолет.

Звоночек

В девять утра проснулась от мысли: кто я? В тот же момент раздался звонок.

– Звоночек… – подумала я.

– Василий? – послышалось на том конце провода.

Стеклышки

Очень торопилась на работу, поэтому остановилась у очередной на девяносто три процента растаявшей лужи, чтобы понаступать на тонкие ледышки.

– Они как стеклышки! – восторженно восклицала моя новая подружка, придавливая очередной ледяной кораблик сапожком размером с мою ладонь. – Правда, тётя?

Ну вот какая я тебе тётя.

Чай

А у вас бывает такое, что вот налили вы себе чай, сели в любимое кресло, чтобы немного подождать, буквально на несколько градусов чтоб похолоднее стал, ленту пока почитали или книжку хорошую, а потом руку протянули, обжигающее что-то предвкушая, поднимаете чашку, а она пустая (и прошло шесть лет). Бывает? У меня нет.

Имена

А представьте, что в книге всех героев зовут одинаково. Ну, например, все мужские персонажи – Василии, а женские – Зинаиды. В жизни же бывает так, почему в книге быть не может.

И, как в жизни, каждому требовалось бы пояснение: например, «сказал тот Василий, у которого колли» или «Зинаида (которая с шестого этажа, не путать с ее матерью или Зинаидой Васильевной, учительницей биологии) поправила фартук», или «Василий! – крикнула из окна Зинаида, которая из бакалейного, и добавила. – Да не ты!»

А колли зовут Дуняша. Сука, стало быть.

Хусик

А потом водитель Артур Анушаванович говорит: «Можно я сделаю один звонок?» И я, прикинув, что так говорят только роботы и подозреваемые, разрешаю.

– Алло, – полушепотом, будто из засады, говорит Артур Анушаванович, – Хусик? Это Валера тебе звонит. Что значит какой? Думай! Валера. Как бы Валера!

Затаилась, веду себя так, будто мы уже доехали, я вышла, поставила пять звездочек и пью чай с зефиром.

Хусик смог, и я смогу.

Виновата ли я

За соседним столиком тихо сидит большая семья. Ну как семья – дедушка с бабушкой, четыре девушки лет тридцати-пятидесяти, мужчина лет сорока восьми и девочка младшего школьного возраста. Не поймешь, в общем, кто кому чего должен. У взрослых бутылка шардоне и минералка, у ребенка ваза с цветами и пустой стакан. Мужчина грустит, четыре девушки вполголоса общаются с дедушкой, девочка делает плечами вот так, в такт музыке.

И вдруг бабушка говорит:

– Может, споём?

Семья замолкает.

– Ну, – говорит бабушка, – день рождения же.

– А давай! – говорит одна из девушек.

Полуоборачивается к бабушке, обнимает ее стул и на три-четыре они на пять голосов полушепотом затягивают:

– Виновата ли я, виновата ли я…

Дедушка находит в глубинах стола помидорчик, жуёт и улыбается, мужчина тянется к минералке, девочка делает плечами вот так.

Голубая цапля

На днях я обнаружила себя глубокой ночью за чтением статьи о содержании малой голубой цапли в домашних условиях. До этого – за внимательным изучением материалов про строительство двухполосной дороги из Урлу-Аспака в Каракол. А неделю назад, страшно подумать, я читала обзор гандбольного чемпионата мира в Египте.

И вот такое всегда случается, когда город засыпает, и просыпается тяга к знаниям.

Гражданочка

Во время неожиданно накрывшего меня дневного сна показали только одну короткометражку.

Я еду на такси к метро «Кантемировская», водитель тормозит у обочины, я рассчитываюсь, и в этот момент со стороны дороги в машину начинает вламываться какая-то тетка. Я говорю: «Что вы себе позволяете!» А она такая: «Не мешайте, мне пройти надо». Врывается в машину, перешагивает через меня и выходит в противоположную дверь. Я сначала не нахожусь, что сказать, но потом возмущенно кричу ей вслед: «Гражданочка!»

Я ушла

Вечер, метро, на скамейке у первого вагона сидят четверо. Слева направо: девушка в зеленой шапке с помпоном что-то стремительно пишет в телефон, яркий сноубордист отрешенно смотрит в сноуборд, бабушка в костюме бабушки в пятый раз аккуратно сворачивает синий в горошек зонт, молодой человек в черном раздраженно трясет планшет, на экране – протирающий плитку независимый танцор. Если фиксироваться на этих четверых, проходящие поезда сильно размыты.

«Ну и где ты, как тебя узнать?» – пишет зеленая шапка в чат.

В разные стороны медленно движутся люди в промокших ботинках, с усталыми лицами, тяжелыми сумками. Над толпой время от времени проплывают тюльпаны, мимозы, шар.

«Я на скамейке, если что, в зеленой шапке, ориентир – сноубордист, и он не я, – пишет девушка и добавляет, – здесь телефон почему-то не берет, пиши сюда».

Сообщение улетает, новый уходящий поезд размывает сигнал. Девушка вглядывается в толпу. Сноубордист смотрит в сноуборд, бабушка складывает зонт в чехол, чехол в пакет, а пакет – в сумку. Молодой человек в черном, беззвучно выругавшись, встает, садится, опять встает и уверенно направляется к эскалатору.

«Я тут уже двадцать минут. Если ты просто прошел мимо, скажи, не теряй мое время», – пишет зеленая шапка.

Минуты на табло переключаются со скоростью секунд.

«Я ушла», – сообщает девушка молчаливому чату, входит в подошедший поезд и убирает телефон в карман.

Молодой человек в черном, перепрыгивая через ступени, взлетает по эскалатору, выбегает наружу, долго ловит сеть и получает пять сообщений в случайном порядке.

На улице дождь, лужи, темнота. Из метро выходит сноубордист, а за ним еще один. И еще.

Пукапука

Обязательно настанет день, когда вы поищете Пукапуку на карте. Потому что Пукапука – это картинка про одиночество.

Это даже не улитка, домик которой выкручен в другую сторону. Пукапука – атолл в Тихом океане. Коралловый остров-бусы площадью полтора километра. До ближайшего острова 83 километра или, если пробки, 383 (до другого). Там есть три деревни, взлетно-посадочная полоса и католическая церковь. Все несколько сотен жителей выращивают кокосы, бананы, таро (это такой волосатый картофель) и папайю. В 2005 сильный циклон разрушил 90 процентов домов, три года их восстанавливали.

Так, если разобраться, в любой голове происходит что-то очень похожее и важное – бананы, там, кораллы, разрушения, мучительные выходы в ситуациях, когда проще прикрутить другую голову, но в целом каждый из нас – это одинокая Пукапука посреди бескрайнего океана.

Любовь

– Ваш звонок очень важен для нас, – отвечает на том конце провода женщина-робот и включает музыкальный автомат.

– Хорошо-хорошо, – говорю я в пустоту, – я подожду.

– Не вешайте, пожалуйста, трубку, вам ответит первый освободившийся оператор, – уговаривает женщина-робот из другого отдела.

– Да не вешаю я, не вешаю, – поддерживаю разговор, – пусть освобождается.

В эфире долго звучит однообразная музыка, помехи, снова музыка, снова помехи, женщина-робот, женщина-робот, музыка, женщина-робот, ваш номер в очереди – тридцать два, помехи, музыка, скрежет секундной стрелки, скрежет минутной стрелки, шелест отрывных календарей. Вот я еду на санках с горки, вот я бегу за красным мячом, вот я прыгаю с качелей, ваш номер в очереди – пятнадцать, вот стою в очереди за квасом с пятилитровой пластиковой канистрой, в нее можно налить шесть. Вот я получаю первый паспорт, второй, фотографируюсь на третий, а за спиной музыка, эхо, барабаны, щелчки, щелчки, робот-1, робот-2, робот-3, ваш номер в очереди…

– Здравствуйте, – слышу наконец человеческий голос, – меня зовут Любовь. Чем я могу вам помочь?

Сердечко

Когда бариста впервые насыпала картинку сердечка в мой кофе, я не поняла, что это и зачем. Сердечко было розовым и пахло малиной. Я спросила:

– Что это?

– Малиновое сердечко, – сказала бариста.

– А где мой кофе? – уточнила я.

– А вот, – и бариста указала на сердечко.

Я выпила, мне понравилось, хоть и половина сердечка осталась на дне, а половина в зубах, но было в этом что-то трогательное и нежное, что-то примерно того порядка, что отличает сердечко от бесчувственного лайка или молчания.

Когда я пришла снова, бариста, занеся трафарет над стаканом, посмотрела на меня вопросительно, и я сказала:

– Нормально, сыпьте.

Она насыпала, я тут же закрыла стакан. И хоть сердечка не было видно, знание о том, что оно под крышкой, примиряло меня с равнодушием окружающего мира и мрачностью почти алеутского неба.

Так повторялось снова и снова, пока не наступило сегодня, когда едва заметная из-за прилавка бариста-стажер поставила передо мной безликий стакан. Кофе был налит идеально ровно, еще помнил прикосновение кофемашины, картонные края стакана едва выступали над легкой воздушной подушкой, но вся композиция напоминала зияющую пустоту настолько, что я достала сложенный вчетверо платочек и приготовилась плакать.

– Что это? – спросила я на случай, если мне показалось.

– Ваш кофе! – улыбнулась юная бариста.

– А СЕРДЕЧКО? – воскликнула я.

– В смысле? – растерялась она.

Больше в этот день ничего не происходило.

#случайвлифте

Матрёна Михайловна

Когда еду с кем-то в лифте со своего высокого этажа, всегда прикидываю, о чем мы сможем поболтать, если застрянем. И с кем бы ни начинала воображаемый разговор, всё выбирала книжку дочитать.

А сегодня ехала с бабулей 90+. Я часто вижу ее во дворе – она такая, из уходящей натуры, в платке и пальтишке незаметном, катает пра (пра) внука на санках, когда есть снег. Не сидит на скамейке у подъезда, не обсуждает окружающий мир – не с кем, одна молодежь в соседях.

И вот я думала, пока ехали: застрянем, я ее на рюкзак усажу, и она мне всю жизнь свою расскажет. А я в айфон буду записывать, пока батарейка не сядет. Парни из МЧС уже приедут, умолять станут, чтобы мы лифт освободили, а мы только до пятидесятых дойдем. И потом я скажу: «До свидания, Матрёна Михайловна, завтра там же в то же время, я табуреточку принесу, чаёк».

Шейла

В последнюю секунду, как это бывает в фильмах, в лифт вскочил незнакомый мужчина. Вообще я думала, что у нас пустой отель, во всяком случае – южное крыло. Потому что, сколько бы мы ни заходили, никого и никогда не встречали – ни в дверях, ни на этажах, ни на лестницах. Мы даже проинспектировали все три этажа-лабиринта в первый же вечер: нашли ландромат, вендомат, машину, плюющую льдом во все стороны, и пустые коридоры. Пугающе пустыми были даже огромные темные залы со множеством кресел, что уж говорить о таком ограниченном пространстве как лифт.

И вот в эти полтора квадрата врывается человек в костюме доктора-лектера, и я аж подпрыгиваю на месте от неожиданности. А у меня коробка с пиццей в руках, я только из местной рюмочной с музыкальным автоматом, где можно Джастина Тимберлейка завести за квотер. Я буквально только что пережила две тридцатисекундных коммуникации с пожилыми барледи: заказала пиццу, сказала «с собой», семь минут молча сидела за стойкой бара и так и не решилась заказать Тимберлейка; потом на вопрос, нужны ли мне приборы, сказала уверенное «нет, спасибо», и мне тут же выдали бумажные тарелки и салфетки.

И вот я всё это пережила, держу пиццу и молодец, а тут мужик в лифте. И говорит: «О! Пицца! А где тут пиццу дают?» А мне ехать на второй из лобби, то есть вот лобби, потом первый, а потом второй, но лифт медленный. И мужик вопрос задал, вроде времени даже сколько-то прошло, а мы только к первому подъезжаем. «Соседняя дверь, – говорю, – Дэдди Бич Клаб». И думаю: ну, скоро второй уже, почти приехали. А он мне: «А! Точно! Классный бар! Мы с парнями ходили позавчера, как же я забыл, там ведь и правда пицца отличная была, а значит ее и навынос можно, надо сходить обязательно, взять парочку, поболтать со Сьюзи. Там ведь Сьюзи сегодня? Нет? Адель? О-па-чки!»

И вот лифт к первому окончательно подъехал. И, такой, дзыньк, и двери открывает. И (я уже ничему не удивляюсь) входит второй мужик и первому безо всяких здрасьте говорит: «Слушай, что-то Шейла на нервах вся». А мой попутчик такой: «С чего бы?» А второй ему: «Боюсь, из-за тебя».

Никогда я так хорошо не понимала Шейлу.

Змея

Вошла в лифт. Вдруг крик из входной двери:

– Подождите! Подержите!

Ну, жду, держу.

Вбегает, тяжело дыша, женщина со стеклянным параллелепипедом размером с женщину, ставит на пол:

– Подержите ещё, я щас.

Держу лифт, охраняю объект.

Бежит на улицу, возвращается, вносит второй поменьше, ставит, жмёт кнопку.

Путь в одиннадцать этажей подразумевает смолток, и я как самая общительная в этом подъезде начинаю:

– Ммм… Что, рыбки? – говорю я, косясь на аквариумы.

– Нет, что вы, у меня змея.

– ЗМЕЯ?!

– Да, а ещё паук и скорпион.

– Ну ничего себе, – говорю я и вроде на этом можно заканчивать.

– Но вы знаете, – неожиданно продолжает моя попутчица, – у змеи сердце больное, и она у нас на ингаляции, я вот на Авито увидела эти террариумы за бесценок и тут же решила, что можно змею в отдельный посадить.

– Заслужила… – говорю я.

И мы ещё шесть этажей едем молча. Есть о чем подумать. Сегодня я узнала, что у змей есть сердце, и оно болит.

Карри

До шестого этажа мой сосед из квартиры напротив, которого мы между собой называем «пакистанцем», элегически молчал, а потом спросил:

– Ты здесь живешь или в гости?

Я поняла, что мы для них все на одно лицо, и нас много хотя бы потому, что ребенок всё время с волосами разного цвета. Но сказала просто:

– Живу.

Лифт подъезжал к восьмому.

– Ты в квартире напротив? – спросил сосед.

– Да, – сказала я, – а у вас большая и нарядная семья, поэтому, когда вы один, я вас не сразу узнаю, простите.

Лифт только проехал девятый, а я уже призналась в избирательной прозопагнозии.

– Что ты, – улыбнулся сосед, – у сына ребенок родился, он переехал, жена в Индии сейчас, а я совсем один, в шесть утра выхожу на работу, и вот поздно вечером только возвращаюсь.

Так я узнала, что сосед – не пакистанец. Я сказала:

– И правда, давно не видела вашу большую красивую семью. И гостей ваших тоже давно не видела.

Наконец лифт остановился. Мой друг из Индии пропустил меня вперед, открыл тамбурную дверь, потом подумал и сказал:

– Знаешь… Вот моя жена вернется, она будет вкусно готовить. Я сам не готовлю, нет времени, а жена будет очень вкусно готовить.

– Уверена, я это сразу почувствую. Мы уже третий год с дочкой божественные запахи вашей еды вдыхаем.

– Ты как почувствуешь тут, – он показал куда-то в сторону счетчиков «Меркурий 200.02», – как почувствуешь тут запах индийской еды, сразу приходи!

Я сказала:

– Приду.

А он сказал:

– И дочку приводи.

Считаем дни в ожидании карри.