Текст книги "Ипотека в Российской империи"

С начала 1850-х годов темпы роста масштабов ссудной операции по кредитованию дворянского землевладения кредитными учреждениями стали сокращаться, а вкладной, напротив, все больше возрастать. Громадный приток вкладов наблюдался в период Крымской войны (1853–1856 гг.). Необходимость увеличения производства вооружений и военного снаряжения привела, по словам современника войны, известного государственного деятеля В. П. Безобразова, к «оживлению наших промышленных и коммерческих дел». Правительственные заказы способствовали обогащению поставщиков военной продукции, подрядчиков, интендантов, да и просто разного рода спекулянтов[150]150
  Безобразов В. П. О некоторых явлениях денежнего обращения в России в связи с промышленностью, торговлей и кредитом. М., 1863. С. 20–21.


[Закрыть]. В результате этого превышение вкладов над ссудами в начале 1855 г. составило 20 млн руб., в 1856 г. – 89 млн руб., а в 1857 г. – уже 145 млн руб., за которые вкладчикам пришлось заплатить около 6 млн руб. процентов[151]151
  Бовыкин В. И., Петров Ю. А. Указ. соч. С. 26.


[Закрыть].

Правительство опасалось массового изъятия вкладов, при котором казна вынуждена была бы изыскать дополнительные средства для покрытия своих долгов кредитным учреждениям. Стремясь приостановить рост объема вкладов, министр финансов П. Ф. Брок предложил осуществить операцию «выталкивания» вкладов из государственных банков путем понижения процентной ставки по ним с 4 % до 3 %. Это предложение вызвало серьезные возражения и в самом Министерстве финансов, и в Государственном совете. Директор Кредитной канцелярии Ю. А. Гагемейстер в специальной докладной записке, направленной в 1857 г. председателю Комитета финансов великому князю Константину Николаевичу, предостерегал, что эта мера «гибельна для казны», так как следствием ее явится катастрофический отлив вкладов. Государству для расплаты с вкладчиками придется вновь прибегнуть к денежной эмиссии или к займам. Гагемейстер указывал, что все расчеты правительства основаны на недостаточном развитии частного кредита. По его мнению, именно развитие частного кредита – главная задача, которая стоит перед правительством[152]152
  Погребинский А. П. Очерки истории финансов дореволюционной России в XIX–XX вв. М., 1954. С. 42.


[Закрыть]. При обсуждении в Государственном совете предложение Брока было отклонено большинством голосов, но Александр II, присоединившись к мнению меньшинства, одобрил его, и с 1 августа 1857 г. оно вступило в силу. Официальным указом от 1 июня 1857 г. проценты по вкладам были понижены с 4 до 3 %. Одновременно были выпущены 4-процентные «непрерывно-доходные билеты» (бессрочные облигации), которые предлагалось приобретать вкладчикам.

Настойчивость, проявленная Александром II, вполне вероятно, была следствием влияния, оказанного на него организаторами двух крупнейших в то время акционерных компаний – Главного общества российских железных дорог и Русского общества пароходства и торговли. Многие влиятельные сановники, да и сам Александр II, были владельцами акций этих компаний. По воспоминаниям М. Х. Рейтерна, занимавшего пост министра финансов в 1862–1878 гг., «понижение банковских процентов как бы указывало всем вкладчикам на желание правительства направить частные капиталы на эти предприятия»[153]153
  Цит. по: Бовыкин В. И., Петров Ю. А. Указ. соч. С. 27.


[Закрыть].

Но эти две компании были далеко не единственными российскими акционерными предприятиями. В 1857–1858 гг. в России пробудился дух предпринимательства[154]154
  С 1856 г. до 1861 г. было разрешено учредить 107 акционерных обществ с суммарным капиталом в 267 млн руб., из них 8 железнодорожных с капиталом в 178 млн руб. и 25 пароходных с капиталом в 31 млн руб. (Мировые экономические кризисы. М., 1939. Т. III. С. 800.


[Закрыть]. В стране началась учредительская горячка, которая привела к массовому отливу вкладов из кредитных учреждений. Для того чтобы приостановить отлив вкладов, в 1858 г. на некоторое время была прекращена выдача разрешений на открытие новых акционерных обществ. Но эта мера не смогла существенно изменить ситуацию.

В начале 1859 г. была создана специальная Комиссия по устройству банков и денежной системы, куда вошли глава Кредитной канцелярии Ю. А. Гагемейстер, будущий управляющий Государственным банком Е. И. Ламанский, будущие министры финансов М. Х. Рейтерн и Н. Х. Бунге, другие весьма компетентные в вопросах финансов и кредита лица. Пытаясь найти выход из банковского кризиса, комиссия предложила реализовать идею реструктуризации банковских вкладов через их конвертацию в долгосрочные ценные бумаги. В марте правительство объявило о выпуске 4-процентных «непрерывно-доходных билетов» – бессрочных облигаций на сумму 33 млн руб. В отличие от держателей прежних вкладов, владельцы акций не имели право востребовать вложенную в банк сумму и должны были довольствоваться получением ежегодного рентного дохода. Хотя ежегодный доход с бессрочных облигаций был выше, чем по прежним вкладам (4 % вместо 3 %), подписка на них не удалась. Вкладчиков отпугивало отсутствие гарантий возвращения полной суммы, затраченной на покупку ценных бумаг. Тогда комиссия предложила вывести из оборота излишнюю массу бумажных денег и сделать еще одну попытку консолидации вкладов – выпустить 5-процентные облигации с погашением их в течение 37 лет[155]155
  Мигулин П. П. Русский государственный кредит (1769–1899). Харьков, 1899. Т. 1. С. 208; Ламанский Е. И. Воспоминания (1840–1899). Пенза, 1995. С. 50.


[Закрыть].

Для того чтобы подтолкнуть к их приобретению, процентная ставка по вкладам была снижена до 2 %. Всего было выпущено 5-процентных билетов на сумму около 300 млн руб. Но отлив вкладов не утихал. В 1859 г. востребование вкладов превысило их поступление на 104 млн руб. Свободная наличность казенных банков, превышавшая еще два года тому назад 146 млн руб., снизилась до 13 млн руб. Разрешение вопроса о реформировании кредитной системы не терпело отлагательств. К середине 1859 г. члены комиссии пришли к выводу о невозможности реорганизации старой банковской системы.

В июле 1859 г. материалы комиссии, обосновывающие необходимость ликвидации государственных кредитных учреждений, рассмотрел и одобрил Комитет финансов. 31 мая 1860 г. был утвержден устав нового Государственного банка. Тогда же были ликвидированы Государственный Коммерческий банк и Государственный Заемный банк. Дела последнего передавались Петербургской сохранной казне. Однако вскоре сохранные казны также прекратили свою кредитную деятельность, рассчитались с вкладчиками и передали суммы, полученные в счет погашения ссуды, в Государственный банк. На этих же основаниях прекратили свою кредитную деятельность и приказы общественного призрения. За один только 1860 г. объем вкладов старых кредитных учреждений уменьшился на колоссальную цифру – 47 млн руб. Остатки вкладов перешли к вновь учрежденному Государственному банку. Почти столетней монополии Российского государства на банковский кредит наступал конец.

Одновременно началась подготовка главной, «великой» реформы – отмены крепостного права. Это также ставило вопрос о необходимости реорганизации кредитной системы, так как освобождение крестьян могло быть проведено только при условии погашения долгов помещиков по ссудам, полученным под залог «населенных имений». В основе проекта реформы лежала идея освобождения крестьян с землей (усадьбой и пахотным наделом) за выкуп.

Тесная взаимосвязь этих двух мероприятий легла в основу интенсивного сотрудничества творцов крестьянского законодательства и профессиональных финансистов. Одновременно с началом работы Комиссии по устройству банков и денежной системы входящая в нее группа экспертов была приглашена председателем Редакционных комиссий Я. И. Ростовцевым для работы в особой Финансовой комиссии, которой предстояло разработать закон о выкупе наделов. Борьба с банковским кризисом оказала непосредственное воздействие на разработку условий выкупной операции. По замыслу реформаторов, помещик должен был стать не только потенциальным аграрием-предпринимателем, но и рантье, держателем ценных бумаг, гарантом их устойчивого биржевого курса, а крестьянин – не только юридическим собственником надельной земли, но и своеобразным должником казны, который, погашая при выкупе долг помещиков дореформенным кредитным учреждениям, обеспечил бы уплату процентов по дореформенным консолидированным вкладам. Так выкуп стал скрепляющим звеном между кредитной и крестьянской реформами, придавая последней определенный фискальный налет.

Общий объем выкупной суммы (исходя из средней величины годового оброка, 6 % годовых и численности помещичьих крестьян) определялся в 902 млн руб. Государство должно было выплатить помещикам 80 % этой суммы (758 млн руб.) 5-процентными выкупными свидетельствами сразу же после опубликования законодательных актов об освобождении крестьян, а остальные 20 % должны были выплатить помещикам крестьяне в рассрочку. Предполагалось, что свой долг государству (758 млн руб.) крестьяне будут выплачивать в течение 49 лет, доплачивая 1 % за «посредничество» государства в выкупной операции. Зачет помещичьих долгов (425 млн руб.) должен был больше чем на половину (на 56 %) сократить потребность государства в наличных деньгах или специально выпущенных ценных бумагах (выкупных свидетельствах) для выплаты помещикам.

В «Положении о выкупе крестьянами, вышедшими из крепостной зависимости, их усадебной оседлости и о содействии правительства к приобретению сими крестьянами в собственность полевых угодий» 1861 г. устанавливалось общее правило, что при выдаче помещикам выкупной суммы «прежде всего выплачивается из оной состоящий на имении долг кредитным установлениям… если банковый долг превышает не только выкупную сумму, но и нормальный размер банковых ссуд, то по требованию кредитного установления излишек долга, не покрываемый выкупной суммой, пополняется из дополнительного платежа крестьян». В последующем законодательстве эти положения были конкретизированы.

По закону 12 февраля 1862 г. владельцы оброчных имений получили право просить о переводе своего долга казенным «кредитным установлениям» на земли, отходящие в надел крестьянам[156]156
  ПСЗ II. XXXV. № 36079; Т. XXXVI. № 36902.


[Закрыть]. При этом помещик продолжал считаться владельцем надельной земли, на которую переводился долг, и нес ответственность за уплату крестьянами соответствующих платежей. Закон от 10 июля 1863 г. распространил указанное правило и на владельцев барщинных имений (за исключением нескольких местностей империи).

Из 425 млн руб. помещичьих долгов 315 млн руб. (74 %) было переложено на крестьян. Остальная часть – 110 млн руб. – должна была погашаться непосредственно помещиками[157]157
  Кованько П. Л. Выкупная операция. СПб., 1906; Он же. Реформа 19 февраля 1861 г. и ее последствия с финансовой точки зрения… С. 247.


[Закрыть].

Помещики благодаря выкупной операции освободились от своей задолженности государственным дореформенным банкам, накапливавшейся 105 лет (1754–1859 гг.), и получили на руки государственными ценными бумагами и частично деньгами 587 млн руб. (902 млн руб. – 315 млн руб.). Получаемые помещиками выкупные свидетельства принимались по нарицательной цене в погашение долга старым кредитным учреждениям.

Подавляющая часть помещичьих долгов была погашена крестьянами в первые десять лет. К 1872 г. за счет крестьянских выкупных платежей было погашено 272 млн руб. дворянских долгов (85 % суммы долгов, переложенных на крестьян), а к 1894 г. был полностью погашен весь долг[158]158
  Он же. Выкупная операция. С. 297.


[Закрыть]. Однако крестьяне продолжали платить в счет банковского долга, так как последний не обособлялся от выкупных платежей. Выкупные платежи превратились в дополнительное налоговое обложение, утратившее непосредственную связь с собственно выкупной операцией и вообще какие-либо следы своего кредитного происхождения. Став основной по величине частью суммарного прямого налогообложения крестьянства, выкупные платежи легли тяжким бременем на крестьянское хозяйство и были в течение 45 лет (до 1906 г.) одним из факторов пауперизации деревни.

Выкупные платежи, разорительные для крестьян, оказались выгодны государству, для которого в течение длительного срока являлись важным источником бюджетных поступлений. К 1906 г. крестьянами было выплачено выкупных платежей на 1,6 млрд руб., что значительно превышало сумму, авансированную им государством в 1861 г. (758 млн руб.), и тем более – сумму ипотечных долгов помещиков (425 млн руб.), «погашенных» в ходе выкупной операции.

Итак, система казенных банков в первой половине XIX в. состояла из 4 крупных банков: Государственного Заемного банка, Государственного Коммерческого банка, Московской сохранной казны, Петербургской сохранной казны и местных банков – губернских приказов общественного призрения. Первые два банка находились в ведении Министерства финансов, сохранные казны входили в систему учреждений императрицы Марии, а приказы общественного призрения подчинялись Министерству внутренних дел. Это была своеобразная и неизвестная в истории других стран система казенных банков, ставшая неотъемлемой частью государственного организма. Различная подведомственность этих банков сыграла большую роль в их судьбе. Заемный и Коммерческий банки официально именовались «государственными», и их связь с Государственным казначейством была особенно тесной. Они обслуживали интересы довольно узкого слоя («верхушки») дворянства и купечества. Сохранные казны воспитательных домов (перед которыми правительство и не ставило задач поддержки помещиков) постепенно превратились в главные помещичьи банки в обеих столицах. Такую же роль в губернских городах выполняли приказы.

Россия являлась единственной страной в мире, где ипотечный кредит возник и успешно развивался в феодально-крепостнической оболочке. Этот феномен объяснялся, с одной стороны, спецификой ипотеки как одной из форм кредитования, а с другой – экономическими и политическими условиями феодальной России. Во-первых, ипотека адаптируется к разным исторически сложившимся формам собственности. В условиях дореформенной России главной формой общественного богатства, а следовательно, и более надежной формой обеспечения ссуд были «населенные имения». Объективной основой тому была неразвитость земельного рынка, который имел преимущественно дворянский, внутрисословный характер. В этих условиях земля без творцов земельной ренты – работающих на ней крепостных крестьян – почти не имела самостоятельной ценности. Именно поэтому величина выдаваемой ссуды определялась стоимостью «крепостной души», а обеспечением ссуды являлась земля с живущими на ней крестьянами. Во-вторых, инициатором создания дореформенных банков выступило феодально-абсолютистское государство, видевшее одну из своих главных задач (вне зависимости от персонифицированной смены курса) в сохранении социальных, экономических и политических приоритетов дворянства. Важнейшим каналом помощи первому сословию стало его кредитование под залог «населенных имений». Отсюда – феодальная по характеру идеология образования казенных кредитных учреждений.

В-третьих, государство в России являлось монополистом в сфере банковского поземельного кредита. По словам Н. П. Огарева, монополия «казенного кредита не была правительственным захватом, а была вызвана силой обстоятельств. Юридическая неурядица частных обязательств давала только казне возможность пользоваться вещественным обеспечением без особых хлопот и потерь…»[159]159
  Огарев Н. П. Указ. соч. С. 191.


[Закрыть] Вместе с тем, несмотря на феодальную оболочку, в деятельности банков постепенно отрабатывались и даже совершенствовались основные элементы и механизмы функционирования ипотечных банков как определенного типа кредитных учреждений: выявлялись объекты залога («населенные имения», каменные дома, «фабрики»); удлинялись сроки ссуд, уменьшалась величина процента (за 65 лет к 1830 г. срок погашения ссуд увеличился с 8 до 37 лет, с 1831 г. процент был снижен с 6 до 5 %, а вместе с ежегодным погашением долга годовой платеж банку снизился с 16 до 6 %); конкретизировались условия погашения ссуд; предпринимались «санкции» против неисправных заемщиков и пр.

В-четвертых, в Российской империи капитализация феодальной ренты через банки приняла невиданные в истории других стран размеры. Особенность поземельного кредита в дореформенной России заключалась в том, что он осуществлялся за счет вкладных операций казенных банков. Испытывая постоянные финансовые трудности, государство еще во второй половине XVIII в. стало изыскивать средства для кредитования дворянства. После нескольких неудачных попыток увеличения масштабов ипотечного кредитования за счет денежной эмиссии выход был найден. Он выразился в использовании для этой цели денежных средств, поступавших в казенные банки в качестве вкладов. Почти все денежные капиталы, за исключением тех, которые использовались нарождающейся буржуазией в собственных предприятиях, сосредотачивались в казенных банках. Заметим, что этот феномен нигде в мире больше не имел места.

Броский, как афоризм, вывод И. И. Кауфмана: «Ведь закрепощен был в пользу казны и помещиков не только труд, но и капитал»[160]160
  Кауфман И. И. Государственные долги России. Статья II // Вестник Европы. 1883. Кн. 2. С. 584.


[Закрыть], – подчеркивает полное соответствие всей системы казенных банков дореформенной экономике страны. Своеобразие и противоречивость этой системы выражались в том, что рост вкладов происходил главным образом за счет роста товарности помещичьих хозяйств, производящих товарный хлеб, и развития внутренней торговли. В то же время эти вклады в значительной своей части использовались для поддержки феодального дворянского землевладения и крепостнического помещичьего хозяйства. Казенная монополия на банковский поземельный кредит сделала его доступным и надежным для дворян, придала ему налет благотворительности и способствовала, тем самым, формированию специфических черт российского помещичьего хозяйства и даже помещичьего менталитета. Поддерживая господствующее сословие, которое играло ключевую роль в управлении государством и было главным производителем товарного хлеба, кредитуя государство и обеспечивая ему в течение довольно длительного времени относительную финансовую стабильность, кредитная система первой половины XIX в. сыграла роль действенного механизма консервации самодержавно-крепостнического строя, пролонгируя его историческое время.

Вынужденная активизация экономической политики заставила правительство, ради направления новых денежных капиталов в начавшееся железнодорожное строительство, снизить проценты по вкладам и тем самым нарушить банковское равновесие – основу своей банковской монополии. Последовавший за этим отлив вкладов разрушил сам фундамент системы дореформенного государственного кредитования и поставил перед правительством вопрос о ее ликвидации. Принятие либерально-бюрократической модели освобождения крестьян (с землей за выкуп) сделало эту акцию неизбежной. В мае 1860 г. все старые кредитные учреждения были ликвидированы и их дела стали передаваться Государственному банку. Ипотечные долги дворянства были погашены в ходе выкупной операции. Так закончилась более чем столетняя история дореформенных русских банков, хотя ликвидация расчетов по упраздненным кредитным учреждениям продолжалась еще много лет.

Часть II
Земельные банки Российской империи конца XIX – начала XX в.

Глава 4
Начало формирования пореформенной системы ипотечных банков

Кредитная реформа была лишь прологом буржуазных преобразований 1860–1870-х годов, ознаменовавших начало нового царствования. Падение Севастополя подвело черту под созданной Николаем I системой. Война истощила финансы Российской империи, подорвала ее денежное обращение, обнажила многие недостатки гражданской и военной администрации. «Озлобление против порядков до 1855 года беспредельное и всеобщее»[161]161
  Русская старина. 1891. Кн. 5. С. 343.


[Закрыть], – записал в своем дневнике в ноябре 1855 г. П. А. Валуев, видный чиновник, занимавший при Александре II пост министра внутренних дел (1862–1866 гг.). «Прежняя система отжила свой век, – вторил ему один из главных идеологов николаевской системы – известный русский историк М. П. Погодин. – Медлить нечего… Надо приниматься вдруг за все: за дороги, казенные и каменные, за оружейные, пушечные и пороховые заводы, за медицинские факультеты и госпитали, за кадетские корпуса и торговлю крестьян, духовенство, за воспитание высшего сословия, да и прочее не лучше, за взятки, роскошь, пенсии, аренды, деньги, за финансы, за все, за все…»[162]162
  Погодин М. П. Историко-политические письма и записки в продолжение Крымской войны. М., 1874. С. 315, 317.


[Закрыть]

Столкновение старых традиций и новых требований ставило Россию перед неизбежностью радикальных реше ний. «В силу особенностей государственного устройства и особенностей жизненного уклада России движение вперед было возможно лишь при содействии монарха. Александр II мог выбирать только между вариантами реформирования строя, но не между старой, николаевской системой и новым порядком. Реформы и составили суть его царствования»[163]163
  Захарова Л. Г. Александр II // Российские самодержцы. М., 1993. С. 163.


[Закрыть]. Они охватили основные сферы общественной жизни: экономику, административное управление, судебную систему, армию, культуру. Однако общий замысел состоял в том, чтобы провести модернизацию при условии сохранения монархии.

Отсюда его политика «немыслимых диагоналей» (П. А. Валуев), полная непоследовательности и противоречий. Уже в середине 1860-х годов начинается постепенное отстранение либералов от власти. Поляризация политических сил, нарастание волны революционного экстремизма стали серьезными препятствиями для начавшейся в стране «перестройки». Реформы продолжались, но вяло, медленно, непоследовательно. Активизация внешней политики (решающим событием в которой стала Русско-турецкая война 1877–1878 гг.) и имперских притязаний (присоединение Средней Азии) не способствовали, как на это рассчитывало правительство, внутренней стабилизации. Напротив, подготовленная министром финансов М. Х. Рейтерном денежно-валютная реформа, необходимая для продолжения начатых преобразований, была сорвана. В стране нарастал политический кризис, усугублявшийся террористической деятельностью революционеров-народников, поставивших своей целью убийство императора. В феврале 1880 г. для подавления революционного движения Александр II предоставил диктаторские полномочия известному государственному и военному деятелю генералу М. Т. Лорис-Меликову. Умный, гибкий, дальновидный политик Лорис-Меликов понимал свою задачу более широко. Генерал стремился убедить императора в необходимости уступок общественному мнению и создания в стране элементов выборного представительства «в высших эшелонах власти». По существу, речь шла о весьма ограниченной конституции, но 1 марта 1881 г. Александр II был убит революционерами-террористами.

Трагическая смерть Александра II от рук народовольцев роковым образом повлияла на правительственный курс. Новый император Александр III в специальном Манифесте от 29 апреля 1881 г. заявил о незыблемости самодержавия как неизменного принципа российской истории и вершины российского государства. Однако изменение политического курса не вызвало поворота в экономической политике и не могло сделать другим содержание экономического развития.

Размышляя о будущем России, Александр III видел ее страной аграрной, земледельческой, главное богатство которой – хлеб. Но при этом он хорошо понимал, что сохранить статус великой державы Россия сможет, лишь развивая свою промышленность. Только высокий уровень индустриального развития мог обеспечить военную мощь империи, утверждение ее на мировом рынке и сохранение ее целостности. Яростная критика «экономического либерализма» предшествующего царствования и противопоставление ему, говоря современным языком, модели «национальной экономики» имели скорее пропагандистский характер. Процесс экономической модернизации продолжался, принимая, правда, все более консервативно-этатистский характер. Это проявлялось в том, что самым действенным средством подъема производительных сил, основной формой регулирования экономического развития и государственного контроля над ним становился правительственный протекционизм. Характерное для предшествующего периода «свертывание» государством своей непосредственной предпринимательской деятельности сменилось сознательным ее расширением, особенно в области железнодорожного хозяйства и сфере ипотечного кредита. Идейным оформлением этой линии стали национализм («Россия для русских») и актуализированный во всех областях экономической и социальной политики сословный принцип.

Начало царствования последнего русского императора Николая II (1894–1917 гг.) не привело к изменению внутриполитического курса. Николай II, как его отец и дед, был убежден, что императорская власть есть благо для страны. Как человек глубоко религиозный, он видел свое историческое предназначение в том, чтобы, опираясь на волю Бога, править Россией для блага своих подданных. «Православный романтизм» (Г. П. Федотов) последнего российского императора помогал ему как человеку переживать исторические невзгоды, однако обрекал его как государственного деятеля на бездеятельность, а в конечном счете – на поражение.

Считая твердый курс своего отца единственно правильным, Николай II в своей первой публичной речи 17 января 1895 г., на церемонии встречи с депутациями дворянства и городов в Зимнем дворце, назвал предложения об участии представителей земств в делах внутреннего управления «бессмысленными мечтаниями». Однако через 11 лет в том же зале Зимнего дворца Николай II торжественно открыл работу Первой Государственной думы. К такому изменению курса императора вынудили многие обстоятельства: развитие земско-либерального, студенческого, рабочего, крестьянского движений, поражение в Русско-японской войне и конечно же первая, наиболее длительная и массовая, русская революция. Однако возникшие общественные и государственные демократические институты: парламент, независимый суд, свободная от цензуры пресса, – потенциально способные, исходя из реальных исторических и политических задач, корректировать деятельность монарха в России, так и не смогли на практике реально воздействовать на высшую власть.

И в начале XX в. в России новое причудливо переплеталось со старым, которое сдавало свои позиции с большим сопротивлением. Новейшие достижения цивилизации и культуры сочетались с невежеством и отсталостью, европейские формы организации производства и капитала соседствовали с сословной традицией и средневековым ростовщичеством, богатство, роскошь и изысканность – с нищетой и дикостью.

В такой исторической ситуации трудно быть провидцем. Консерватизм политических убеждений, как известно, не сделал Николая II противником экономических преобразований. Он не мог не видеть, что улучшения нужны в различных сферах народного хозяйства. Николай II, например, однозначно поддерживал реформаторские усилия министра финансов С. Ю. Витте (1893–1903 гг.), нацеленные на индустриальную модернизацию страны. С полного одобрения Николая II и был начат курс премьер-министра П. А. Столыпина (1906–1911 гг.), направленный на развитие и укрепление индивидуальных крестьянских хозяйств на основе частной собственности на землю. Однако когда деятельность Столыпина стала встречать в «высших эшелонах власти» все большее противодействие, Николай II как носитель верховной власти не оказал ему должной поддержки. Автору этих строк представляется довольно ясным, что шанс на спасение российской монархии заключался в осуществлении реформ экономических и социальных институтов, предложенных П. А. Столыпиным. История распорядилась иначе. Времени на их завершение не было отпущено. Первая мировая война и последовавшая за ней революция, обнажив все язвы и обострив все хронические заболевания общества, поставили Россию на край бездны.

Несмотря на свою незавершенность, «Великие реформы» создали условия для «пореформенного скачка» России в сторону рыночной экономики. На их запасе страна прожила вплоть до начала XX в. За это время произошла трансформация экономики из аграрной в аграрно-индустриальную и осуществилось превращение России в среднеразвитую страну, с самыми высокими в мире темпами развития промышленности (10 % прироста в год) и сельского хозяйства (6 %). Заметные изменения произошли во всех сферах экономики, отраслях промышленности, типах и формах сельскохозяйственного производства. Благодаря стремительному росту крупной промышленности, Россия вышла на пятое место в мире по объему выпуска промышленной продукции. Активно адаптировалась к новым условиям кустарная промышленность – весьма характерная структура российской национальной экономики, основной производитель товаров народного потребления. Выросла товарность помещичьего и крестьянского хозяйств. Россия заняла первое место в мире по общему объему сельскохозяйственной продукции, производя одну четвертую мирового сбора хлебов. Она активно втягивалась в международные рыночные связи. Опережающими темпами развивался вывоз зерна, составляя 25 % мирового хлебного экспорта. Быстрое строительство железных дорог, протяженность которых в России была одной из самых больших в мире (кроме США), способствовало окончательному формированию внутреннего товарного рынка. За четыре пореформенных десятилетия России удалось создать свой рынок капиталов, тогда как большинству европейских стран для этого понадобилось несколько веков.

В то же время пореформенная модернизация российской экономики была полна контрастов и противоречий. Успехи сопровождались обнищанием значительной части населения, особенно крестьянства. По словам министра просвещения 1860-х годов А. В. Головина, «правительство много брало у народа, а дало очень мало». Чрезвычайно высокие темпы развития промышленности, быстрый и безболезненный переход к новейшим формам ее организации сочетались с мучительной перестройкой аграрного сектора.

В начале XX в. начался новый этап в экономическом развитии России, связанный с утверждением определяющей роли монополий в сфере промышленности и банковского кредита, возрастанием роли иностранного капитала, повышением, в целом, экономического потенциала страны.

Вместе с тем, несмотря на ускоренный процесс промышленного развития, Россия в конце XIX – начале XX в. оставалась страной так называемого второго эшелона капитализма. Для этой группы стран (Германия, Австро-Венгрия, Италия, Япония, Россия) характерно более позднее начало развития капиталистических отношений и воздействие на этот процесс мирового капитализма. Буржуазная эволюция этих стран представляла собой результат сложного взаимодействия закономерностей развития, имманентных их общественным структурам, и давления мирового капитализма. В некоторых из этих стран, в том числе и в России, буржуазные преобразования не были завершены и к началу XX в. Главными причинами этого в России были многочисленные феодально-крепостнические пережитки в ее экономическом и политическом строе, разноуровневый характер экономики, неравномерность экономического развития отдельных ее регионов. В результате экономика России стала являть собой сложнейшую несбалансированную систему, скачкообразное развитие которой порождало все новые противоречия и растущую социальную напряженность. Еще одна причина заключалась в том, что ни одна из периодически осуществлявшихся реформ не была проведена комплексно, последовательно и до конца. Каждое следующее поколение реформаторов получало в наследство незавершенные реформы, что, в свою очередь, тормозило их собственные преобразования. Между тем продолжающееся расширение границ государства приводило к усложнению реформ и увеличению их масштабов.