Текст книги "Сергей Бондарчук. Лента жизни"

Первый наставник

Говорят, что в искусстве есть люди, которым всё даётся легко. Великие и счастливые люди… Я же причисляю себя к тому обычному большинству, для которого всё связано с трудом и ещё раз с трудом.

Сергей Бондарчук

Первый учитель Сергея Бондарчука и наставник его в Ростовском театральном училище, впоследствии – народный артист УССР Алексей Матвеевич Максимов, говорил, что вдохновение никогда не приходит само. Его не надо ждать, как манны небесной. Только ежедневная работа актёра над собой способна вдохновлять на создание образов, ибо основой вдохновения являются три кита: талант, желание и знание. Талант артиста, говорил Максимов, есть у каждого человека. У одного его больше, у другого поменьше. Даже тот, кто способен феноменально быстро решать сложнейшие математические задачи и не подумывал никогда стать актёром, хоть раз в жизни пытался играть роль другого человека – на вечеринках ли, на чьей-либо свадьбе… И у него могло это недурно получаться. Но не было у него желания развивать в себе это качество, ибо все помыслы были связаны с математикой. Он развивал логическое мышление, рациональную сторону своего дарования. Человек же, возжелавший стать актёром, ежедневными репетициями и упражнениями пробуждает в себе открытые и дремлющие до поры способности полнейшего перевоплощения и тем самым развивает способность эмоционально воспринимать мир. Но без знания, то есть без своего и чужого накопленного опыта и постоянного его пополнения и развития, талант мельчает, сходит на нет.

Юный студент тщательно записывал слова наставника в особую тетрадь. Эти записки Сергей Фёдорович Бондарчук вёл всю жизнь. Его любимыми педагогами в училище были: Вера Михайловна Балюнас и сам Алексей Матвеевич Максимов. Училище было при театре. Он был совсем новый, построенный в 1935 году. Это было первое театральное здание, построенное в Советской России. Вот как описывали его тогдашние газеты: «С внешней стороны он напоминал каменный грудастый трактор с гусеницами из стекла и ослепительным мраморным радиатором. Легчайшие стеклянные галереи… Так выглядит новый драматический театр в Ростове».

И действительно, театром невозможно было не восхищаться – мраморные лестницы и колонны, ложи, отделанные серым орехом и чинаром, изящная мебель. Новый театр стал самым большим не только в Советском Союзе, но и в Европе. Зрительный зал вмещал 2200 человек, был ещё и концертный зал на 825 человек. В оркестре могли разместиться 100 музыкантов, площадь сцены превышала 1100 кв. м, театр был оснащён по последнему слову техники. За год до поступления Сергея Бондарчука в Ростовское училище в театр был направлен именитый московский режиссёр Юрий Завадский. Он привёз в Ростов лучших своих артистов: Николая Мордвинова, Веру Марецкую, Ростислава Плятта. В одном из писем Юрий Завадский писал: «Такого театра по масштабам, по роскоши отделки, по возможностям, таящимся в нём, нет в нашей стране». Четыре года, в которые творили ставшие впоследствии народными артистами СССР театральные деятели, впоследствии были названы «Золотым веком ростовской драмы». Правда, и минусы в новом театре были. Плохая акустика. Марецкая сорвала на сцене голос, перенесла три операции на связках. Вскоре дефекты акустики были сведены к минимуму. Конечно, закулисье театра поражало Сергея и притягивало. Он ещё помнил свой восторг от театров в Таганроге и Ейске, но здесь… «Игровой пол» состоял из пяти кругов, вращавшихся в обоих направлениях, и пяти площадок различной величины, передвигавшихся вверх и вниз. Вся эта конструкция приводилась в движение при помощи 150 моторов и 40 электроповозок, доставлявших мебель, бутафорию и декорации из боковых «карманов» сцены. В постановке пьесы Ромашова «Бойцы» по сцене свободно передвигался военный автомобиль. А в «Любови Яровой» по пьесе на сцене стоял трёхэтажный дом, балконы которого на всех этажах являлись «игровыми точками». Но всё это великолепие нужно было подчинить его величеству «мастерству актёра». В училище студенты осваивали систему Константина Сергеевича Станиславского.

Книга Станиславского «Работа актёра над собой» вышла осенью 1938 года. Студийцы зачитывались книгой, передавая друг другу как драгоценность. Действие, по Станиславскому, – основа сценического искусства. На сцене нужно не играть роль, а жить ею… Каждый раз, выходя на сцену, актёр должен заново переживать роль. Сверхзадача и сквозное действие – чтобы выразить главную идею произведения. В этом – главная цель спектакля. Коллективность. Без коллективности, без взаимной поддержки и товарищеского чувства, среди дрязг, капризов и всплесков самолюбия – искусство обречено на провал. «Любите искусство в себе, а не себя в искусстве». Этим принципам Станиславского Сергей Фёдорович Бондарчук будет верен всю свою жизнь.

Юрий Завадский считал себя учеником К.С. Станиславского: «Я имел счастье как актёр работать со Станиславским над образом Чацкого…» – признавался Завадский. 26 марта 1931 года К.С. Станиславский поздравит Юрия Завадского с открытием его театра (в Большом Головинском переулке): «Поздравляю вашу молодёжь. Мысленно с вами».

Конечно, студенческая молодёжь театра смотрела на Завадского, его супругу Веру Марецкую, Николая Мордвинова, Ростислава Плятта как на небожителей, имеющих непосредственное отношение к самому Станиславскому. Студентам не только разрешалось посещать все спектакли, принимать участие в массовых сценах, но и присутствовать на репетициях основной труппы театра. И невдомёк было театральной молодёжи, как трудно было Завадскому как режиссёру камерного пространства (таковой была его студия в Головинском переулке) перейти на огромную сцену Ростовского театра. «Помню, как мы боролись с акустикой, – вспоминал Плятт. – Для того чтобы состоялся диалог двух актёров, стоявших на противоположных концах сцены, приходилось после реплики подавать жестом сигнал партнёру, что пора говорить ему». Когда дело дошло до капустников, Плятт организовал комический хор. Там пелись на мотив «Широка страна моя родная» такие слова:

 
Широки партера пол и стены…
Рампа – как велосипедный трек,
Мы другой такой не знаем сцены,
Где так плохо слышен человек!
 

Вера Панарина, которая училась вместе с Сергеем Бондарчуком, вспоминала, что девчонки без памяти влюбились в артистов, поочередно дежурили на балконе театра, чтобы увидеть, как входил в здание Мордвинов или Левицкий.

В фойе была сделана портретная галерея. Однажды, когда все актёры во главе с Завадским были на сцене, студийка Вера Фадеева предложила стащить портреты своих любимцев. Девушки осторожно вынули фотографии из стеклянных рам и, спрятав их за пазуху, унесли домой. Администрация так и не поняла, кто это сделал, поскольку в артистов были влюблены сотни зрителей.

Стало традицией собираться раз в неделю и говорить с актёрами и студентами о текущих проблемах, предстоящих постановках, литературе, живописи, музыке. Организатором этих встреч был Юрий Завадский. В Ростове стали чаще гастролировать столичные коллективы – город постепенно обрёл славу культурной столицы юга России. И не знала молодёжь, что Завадский порывался уехать из Ростова в Москву. По Ростовской области в 1937 году были расстреляны 6515 человек, в 1938 – 5930. В Ростовской области был выбит практически весь партийно-хозяйственный актив. Завадского едва не сломил 1937 год. Ростовские руководители, которые пригласили коллектив Завадского к себе, были сняты со своих постов. О Завадском поползли слухи как о личности подозрительной. Дошло до того, что его спросили напрямую: «Как вы, режиссёр, а значит психолог, не догадались, что приглашавшие вас люди были врагами?» Юрий Александрович, бледный от волнения, молчал. Он боялся, что больше не выдержит. В гастрольной поездке 1938 года он, едва оказавшись в столице, направился к Станиславскому и попросил помощи. Константин Сергеевич сказал: «Возвращайтесь в театр». И тут же написал ходатайство, что ему нужны помощники. Прошение подписал и Немирович-Данченко. Но новый начальник по делам искусств А.И. Назаров сухо сказал: «Сейчас об этом не может быть и речи. Вам необходимо вернуться в Ростов и работать там».

7 августа 1938 года ушёл из жизни Станиславский, которого не только Завадский, но и многие артисты его труппы считали своим учителем. Завадский предложил актёрам дать клятву «относиться к театру с той глубокой священной жертвенностью, с которой неизменно относился к театру Станиславский». Многоголосое «Клянёмся!» было ответом. В этом хоре прозвучал и голос Веры Марецкой. Сергей Бондарчук благоговел перед ней. Он помнил впечатление детства, когда ещё в школьные годы увидел Марецкую в картине «Закройщик из Торжка». Завадский недолго был её мужем, но как актриса и режиссёр они работали около полувека, относились друг к другу с огромным уважением и нежностью. Признание, благосклонность официальных властей, казалось, защищали её. Но мало кто знал, что за всем этим в жизни Марецкой скрывалась страшная трагедия. В тридцатые годы один за другим были арестованы и расстреляны её братья. Сына старшего брата, Сашу, Вера Петровна забрала в свою семью и вырастила вместе со своими детьми. Четыре ростовских сезона были для Марецкой сезонами удач. В Ростове она сыграла Любовь Яровую, королеву – в «Стакане воды» Скриба, Лизу – в «Горе от ума» Грибоедова, Марину – в пьесе К. Тренёва «На берегу Невы» и Катарину в «Укрощении строптивой». Сергей Бондарчук смотрел все спектакли, которые ставил Завадский. Особенно он был увлечён постановкой «Отелло». Заглавную роль играл Мордвинов. После премьеры «Отелло» Мордвинов отмечал, что своей игрой он пытается спорить с примитивным пониманием трагедии Отелло как «глупого африканца», «карикатурного ревнивца». Завадский и Мордвинов опирались на пушкинскую мысль: «Отелло не ревнив, а доверчив!» «Необходимо вскрыть, – писал Мордвинов, – историческую, идейную, этическую, эстетическую нормы, точно воссоздать в воображении эпоху, обстоятельства, в которых действует герой; ту единственную атмосферу, в которой логикой оправданы все ситуации и характеры… И тогда “Отелло” не будет трагедией ревности, а станет трагедией доверия, в которой зритель увидит не дикаря с ограниченным умом, а достойного представителя древнейшей культуры».

Мог ли представить восемнадцатилетний юноша Сергей Бондарчук, что ещё через восемнадцать лет он сам сыграет эту классическую роль?! И эту роль увидит не только советский зритель, а и мировой. А пока, постигая азы актёрского мастерства у прекрасного педагога Алексея Матвеевича Максимова, он исправно отсылает письма своей семье, а в конверты вкладывает фотографии своих первых ролей. Об этом периоде вспоминает Нонна Мордюкова, которая дружила с сестрой Сергея – Тамарой. Она писала: «Мы ещё учились в школе, а он уже был студентом театрального училища в Ростове и присылал оттуда фотографии в ролях… На карточках он выглядел красавцем прямо-таки сногсшибательным».

Как-то Сергей приехал к родителям в Ейск на каникулы. «И тут, – вспоминает Нонна Мордюкова, – в городе случился передвижной “полутеатр”. Ставили “Коварство и любовь” Шиллера. Страсти рвали в клочья. Когда Фердинанд, отравив Луизу, спрашивает у неё: “Луиза, ты любишь маршала?” – в зале только “у-у-у!” – все рыдали. И только один Сергей хохотал до слёз». Сергей, конечно, не хотел обидеть провинциальных актёров, но у него уже была «прививка» от безвкусия. А за столом Сергей продолжил представление. Он представил домашним зрителям, как играют пьесу Лопе де Вега в провинциальном театре. «Хуан! Шо, Педро? Передай Родриге кастаньеты. Та он не хочет». Тут все хохотали до слёз. Когда его попросили ещё что-нибудь рассказать, Сергей рассказал анекдот: «На Всероссийской выставке старушка стоит перед верблюдом: “Ну и большевики! С лошадью-то что сделали? Срам какой!”» За столом даже не улыбнулись. Фёдор Петрович жестом пригласил сына в другую комнату. Когда они остались одни, спросил: «Ты старика Сергея Васильевича Бельского, юриста, помнишь?» Сын мотнул головой, мол, что-то помнит. «А священника Кузьму Давыдова?» – «Кузьму Александровича? Помню…» – «Так за анекдоты их обоих приговорили к конфискации имущества и… расстрелу». Фёдор Петрович серьёзно смотрел в глаза сыну. «Время строгое… сейчас. Не надо анекдотов. Учишься – учись, но не балаболь без толку. Статья называется “Антисоветская агитация и пропаганда”. Могут и подпоить… специально. Если в газету что-то заворачиваешь, смотри, чтобы на листках никаких портретов не было. Вообще, помалкивай, Серёжа. Молчание – золото. Понял, сынок?» – «Понял, батя, – серьёзно сказал Сергей». – «Ну, а зазноба какая-нибудь у тебя есть? Там, в Ростове…» Сергей ничего не сказал отцу, только хитро посмотрел на него и приложил палец к губам, мол – молчать так молчать. Не мог же он выпалить в лицо отцу после этого разговора, что познакомился с дочерью прокурора. А это было именно так. С Женей Белоусовой, так её звали, Сергей познакомился в стенах театрального училища. Она училась на параллельном курсе вокалу. Молодым людям в ту пору не было и двадцати лет. Красивая девушка понравилась Сергею сразу. Вместе ходили на спектакли, даже выступали вместе в студенческих концертах. Пытался увлечь её Станиславским. «Мы жили, – вспоминал позже Сергей Фёдорович, – под знаком этой книги, мы были захвачены ею все – и молодые студийцы, и опытные педагоги. Максимов – энтузиаст системы – вывешивал на стенах классов большие плакаты: “Что такое общение?”, “Помни о сквозном действии”… Мы штудировали книгу Станиславского по ночам, мы осваивали её глава за главой». Сергей много играл и с жадностью учился всему. Учился читать пьесы, находить для себя интересные фрагменты, работать над ролью. Вскоре подошли и к спектаклям. Сергей Бондарчук сыграл Сундукова в пьесе Л. Леонова «Волк», Нила в горьковских «Мещанах», отца в водевиле П. Фёдорова «Аз и ферт». Вместе с Евгенией в курортный сезон он выезжал на гастроли с театром. Ему поручались роли в пьесах «Гавань бурь» по Бальзаку и «Слава» В. Гусева. Сергей унаследовал от своего дяди Михаила Бондарчука любовь к живописи. Хорошо писал маслом. И это тоже пригодилось. Он писал декорации к спектаклю «Слава». Конечно, студентом он играл не главные роли, но много и страстно. Он воспитывал в себе качества, необходимые актёру, как завещал Станиславский: наблюдательность, впечатлительность, темперамент, фантазию, музыкальность, самообладание, находчивость… И главное: «Нужно работать всю жизнь, развиваться умственно и совершенствоваться нравственно, не приходить в отчаяние и не зазнаваться. Очень сильно и бескорыстно любить своё искусство». Сергей Бондарчук окончил Ростовское училище и был направлен в Театр Красной Армии в Грозный. Там и застала его война.

Война

На войне мне не приходилось убивать.

Сергей Бондарчук

Он участвовал в обороне Северного Кавказа. А после войны ещё год прослужил в частях Московского гарнизона. Отец Бондарчука на войне был капитаном. И отцу и сыну хотелось воевать вместе, но Фёдора и Сергея Бондарчуков война разбросала в разные стороны, и бывали времена, когда ни сын, ни отец не имели весточки друг о друге… «На войне мне не приходилось убивать, – вспоминал Бондарчук. – Я воевал в частях, которые обороняли мосты и железные дороги». Город Грозный немцы бомбили яростно. Это был так называемый звёздный налёт. Множество бомбардировщиков сбрасывали фугасные и зажигательные бомбы. Это был ад… Горели нефтехранилища, дома и деревья, взрывы сотрясали землю, вздымая к небу чёрные смерчи. Днём было темно, как ночью, от дыма и копоти, но ещё страшней, ещё чудовищней казались ночи, озаряемые светом бесчисленных пожарищ… «Была страшная фугасная атака на Грозный, – вспоминал Сергей Фёдорович. – Казалось, что земля горит и железо плавится. Стоял жуткий запах горелого человеческого мяса. Я укрылся в окопе, который в любое мгновение мог стать моей могилой. Неожиданно к краю окопа подошла собака, опалённая, в язвах, с перебитым хвостом. “Сейчас точно набросится”, – подумал я. Мы встретились глазами и долго-долго смотрели друг на друга». Взгляд этой собаки, полный ужаса, Сергей Фёдорович запомнил на всю жизнь. Позже в одной из сцен «Войны и мира» он снял глаза волка, который так же затравленно смотрел на людей.

Отец и сын, находясь на фронте, не знали, что происходит в Ейске с Татьяной Александровной и Тамарой. К лету 1942 года Ейск стал уже прифронтовым городом. После взятия фашистами Ростова-на-Дону командование принимает решение об эвакуации Ейской военно-морской базы. Задержать противника на подступах к Ейску, чтобы дать возможность уйти флотилии, было поручено 144-му отдельному батальону морской пехоты, командовал которым капитан-лейтенант А.А. Востриков, и местному истребительному батальону НКВД. Перед отходом из Ейска специально созданная группа военных моряков вела подрыв различных объектов. Были взорваны не только военные объекты, но и железнодорожный вокзал, портовые сооружения, предприятия. На Ейск наступали пятая румынская кавалерийская дивизия и полк СС 296-й пехотной дивизии 17-й армии под командованием генерал-полковника Руофа. Шестого августа немецкие части заняли посёлок Широчанка. Фашисты рвались в Ейск, но сломить сопротивление обороняющихся долго не могли. Напротив, группа морских пехотинцев вдоль берега прошла в тыл врага. Удар сзади для наступавших немецких частей был настолько неожиданным, что захватчики запаниковали и отступили. Эта небольшая победа местного значения способствовала успешной эвакуации всего личного состава флотилии. В ночь с 8 на 9 августа на кораблях ушёл в сторону Приморско-Ахтарска и батальон морской пехоты. Город остался без защиты. А 9 августа по булыжным мостовым Ейска загрохотала немецкая военная техника, заскрипели обозы румынской кавалерийской дивизии. Началась оккупация города, длившаяся почти шесть месяцев.

Так как Фёдор Петрович был председателем колхоза и коммунистом, Татьяне Васильевне Бондарчук была предоставлена подвода для эвакуации из города. Она успела сложить в подводу немного вещей и продуктов, посадить в неё Тамару. Шёл целый караван из людей, которые бежали от фашистов, надеясь спасти своих детей. Но немцы уже смогли подойти к Александровке. Подъехал к каравану на бричке знакомый и закричал: «Не успеете, дорога одна, если поедете дальше – с ними и встретитесь. Возвращайтесь снова в город!» Пришлось развернуть караван с детьми и жителями Ейска и вернуться в город. Татьяна Александровна вошла в дом – всё пусто! Комнаты пустые. Все заготовки на зиму исчезли. В город вошли немцы. Для ейчан наступили тяжёлые времена. Фашисты выискивали среди мирных граждан партийных, советских и профсоюзных работников, комсомольцев, руководителей предприятий. Зачистку города проводила зондеркоманда СС 10-а. Арестованных жестоко пытали, забивали до смерти. Жертвами фашистов стали 214 ребятишек из детского дома, эвакуированного в Ейск из Симферополя. Фашистам больные дети были не нужны, и они убили их, отравив газом в душегубках. Полицаи вламывались в дома ейчан, проводили обыски, нередко забирая себе ценные вещи. Тех, кто проявлял недовольство, избивали, уводили в гестапо, откуда уже никто не возвращался. Татьяна ждала обыска и молилась у родовой иконы Сергия Радонежского. Их с Тамарой, как жену и дочь коммуниста Фёдора Бондарчука, ждал расстрел. Но… памятуя благие дела Фёдора Петровича, который не раз спасал ейчан от голода, строя мосты, подвозя мешками зерно и раздавая хлеб, никто из жителей Ейска не выдал немцам жену и дочь коммуниста Фёдора Петровича Бондарчука.

Татьяна Васильевна вымазывала себе и дочери сажей лицо, чтоб не увидели фашисты красивых лиц и не угнали в Германию. За время полугодовой оккупации Ейска фашисты убили, замучили в застенках, отравили газом около 600 человек. 30 января 1943 года 58-я армия Северо-Кавказского фронта, прорвав оборону и разгромив части германской группы армий «А», освободила Тихорецк и продолжила наступление в сторону Ейского полуострова. Фашисты, боясь оказаться в котле, в спешном порядке выводили свои войска в сторону Ростова. 4 февраля 1943 года они покинули и Ейск. 5 февраля передовой отряд 58-й армии в 16 часов 30 минут вошёл в Ейск. В составе отряда находился заместитель начальника штаба армии – Фёдор Фёдорович Кутьин. Подполковник Фёдор Кутьин был родом из Ейска. Он стремился как можно быстрее попасть в город, чтобы узнать о судьбе своих родных и близких. А сделать это можно было, идя в первых рядах наступающих частей. И он вошёл в состав передового отряда. Фёдор Кутьин был награждён орденом Красной Звезды. С 1943 года ейчане стали восстанавливать разрушенное хозяйство. Уже в 1943 году была восстановлена работа многих заводов. Восстанавливались портовые сооружения. Словом, город стал жить мирной жизнью, оказывая всемерную помощь фронту.

После войны Сергей Бондарчук вернулся домой в Ейск. Увиделся с мамой и сестрой и отправился в Ростов-на-Дону к Евгении Белоусовой, но при этом ещё оставался военнообязанным. Так и не оформив в загсе свои отношения, молодые поселились в квартире Белоусовых в центре Ростова. Отец Жени, конечно, был против того, чтобы молодые жили вместе без штампа в паспорте. Но Сергей с этим не спешил, тем более что не очень хотел оставаться в Ростове. Он мечтал о сцене. Он хотел играть. Но где? Сергею было страшно смотреть на то, что осталось от любимого театра имени Горького, где прошла его прерванная войной юность. Отступая из донской столицы в 1943 году, фашисты взорвали здание театра изнутри. Его уникальный интерьер был утрачен. После окончания войны Сергей Бондарчук был прикомандирован к частям Московского гарнизона. Попрощавшись с Женей, Сергей в шинели и с вещмешком отправился в Москву.