Текст книги "Сага о Кае Эрлингссоне"

Глава 2

Проверять отправились в то место, где тварь видели в последний раз, но поплыли только на одном Хроаровом корабле. Альрик сказал, что если «Волчара» будет поврежден, то обещанная плата окажется слишком мала. Ярл отказался давать свои суда, мол, уже потерял один, так что пускай рискуют те, кому он платит. Хроар скрепя сердце выделил самый большой из своих драккаров, предварительно усилив борта.

Альрик взял весь хирд, так как именно мы будем заботиться о бедном Рыбаке.

– Раз морские твари мечтают тебя сожрать, надо укрепить защиту, – сказала Дагна.

И это было сделано.

Никогда еще ни один воин не носил столь много железа. На Рыбака надели тулуп, кольчугу, сверху нацепили дорогущие латы, в которых Халле выглядел, как орех в скорлупе, на голову надели шлем, закрывший ему лицо.

– Даже не знаю, почуют ли рыбы вообще его кровь? Может, пустить немного? Чтоб наверняка приманить? – задумчиво протянула Дагна, глядя на железное чудище. Халле что-то промычал, но слов было не разобрать. – Так, жизнь вашего приятеля в ваших руках. Как только я говорю, вы сразу тянете веревку. Рывком. И не останавливаетесь, пока я не скажу. Поняли?

Мы стояли в середине драккара, держа толстый канат с узлами, что был перекинут через рей, и я не был уверен, что под тяжестью такой «скорлупки» мачта не обрушится на нас. На другом конце веревки находился несчастный Рыбак. Теперь он и впрямь стал наживкой.

Драккар стоял неподалеку от одинокой скалы, высоко торчащей из моря. А на ней сидели двое смотрящих. Они должны были заметить приближение твари и сообщить об этом.

– Начали.

Мы подтянули канат к себе, а потом потихоньку стравили его, опуская Халле в воду. Не до конца, конечно. Лишь по пояс. Удерживать его было не так уж и сложно, пока на наживку не клюнуло. Халле что-то промычал, замахал руками, а канат рванулся у нас из рук.

– Вверх! – рявкнула Дагна, и мы, как тягловый скот, уперлись ногами и рванули. – Еще! Еще! Опускайте!

Халле подцепили крюком, подтащили на палубу и повалили вместе с его добычей. Его ноги были полностью опутаны длиннющими фиолетовыми щупальцами, на конце которых висел мерзкий на вид мешок. Это был огромный осьминог.

– Отцепите от него эту штуку!

Люди Хроара кинулись к Рыбаку и попытались отрубить щупальца, соскрести присосавшиеся к железу конечности, но все было тщетно, пока Дагна не подошла и не разрубила голову-мешок. Щупальца еще какое-то время шевелились, а потом безвольно повисли. Лишь после этого смогли убрать осьминога. По палубе растеклась вонючая черная жижа, частично попавшая и на Рыбака. Альрик подошел к несчастному Халле, поднял забрало у шлема и влил парню в глотку горячей медовухи.

– Очухался? Второй заход. Начали.

И снова Рыбак оказался в воде. Мы вытащили еще морскую змею длиной в десять шагов, не меньше. Дагна сказала, что она может быть ядовитой, и змею просто истыкали копьями, не приближаясь. Потом ногу Халле пыталась сожрать какая-то мохнатая рыбина, больше похожа на уродливый заросший мхом валун. Каждый раз Альрик для успокоения и согрева вливал в Рыбака горячий мед, и тот уже изрядно набрался и размяк. Лишь на четвертый раз смотрящие крикнули:

– Плывет. Пятьдесят шагов!

К тому времени мы уже умаялись таскать тяжеленного одоспешенного Рыбака, взмокли, несмотря на холодный ветер, но от этих слов сил сразу же прибавилось, и мы уже хотели рвануть канат, как Дагна сказала:

– Стоять!

Палуба под ногами уперевшихся пятнадцати воинов заскрипела и прогнулась.

– Двадцать шагов!

– Стоять!

Вздутые мышцы вот-вот разорвут мокрую рубаху.

– Десять шагов!

– Стоять!

Стиснутые челюсти свело от напряжения.

– Пять шагов!

– Давай!

Мы одновременно выдохнули и сделали шаг назад, Рыбак взлетел до середины мачты, а за ним выскочила плоская и заостренная к концу штуковина. Дагна так склонилась над бортом, будто хотела сама нырнуть в воду.

– Копья!

Люди Хроара уже держали их наготове.

– Давай!

В воду обрушилась лавина копий. Безумная женщина с наполовину выбритой головой со всей силы ударила ладонями по борту и рассмеялась:

– Не берут! Ее не берут копья! Хроар, уходим! Вытаскивайте червяка и за весла!

Нас не пришлось долго уговаривать, Халле уложили на палубе, и драккар словно на крыльях помчался к берегу. Дагна долго всматривалась в воду, и лишь когда смотрящие, оставшиеся на скале, знаками показали, что тварь ушла, выдохнула.

Альрик снял с Рыбака шлем, и оказалось, что этот болван уснул прямо в мокрой одежде и железных доспехах.

Тем же вечером мы собрались снова. Дагна и Хроар должны были сказать, что они увидели и как собираются убивать тварь.

– Эта тварь очень быстрая. Пятьдесят шагов проплыла за несколько вздохов и при этом особо не спешила. Угнаться за ней мы не сможем ни на веслах, ни при попутном ветре, – задумчиво теребила косичку Дагна. – Значит, нужно загнать ее в ловушку.

– А как она выглядела хоть? – спросил Вепрь.

– Не особо крупная, шагов пятнадцать в длину. Три глаза разной величины, по левой стороне плавники крупнее и шире, изломанное тело. На морде костяной нарост, напоминает лопату. Видимо, наростом она и пробила борт ярлова корабля. Думаю, что она может протаранить только с разгону. Может, вообще сослепу врезалась и не поняла, что случилось. Пасть усеяна разномерными зубами не только спереди, но и внутри. Шкура покрыта некрупными шипами, так что копья соскальзывают. На пузе шипы еще больше, так что там тоже не пробиться. Сторхельт, может, и сумеет ее проткнуть, но ребята с пятой и шестой рунами не смогли.

Описание морской твари напомнило один случай. Когда-то давно в Сторбаш приехал очередной жрец, изломанный, с отрубленными кончиками пальцев, слева тяжелым грузом давил на него горб. Я был еще совсем ребенком и впервые повстречал такого урода, перекособоченного и несуразного. Близнецы, помню, тогда перепугались и расплакались, я швырнул в него камень, выломал палку и хотел было прогнать его, как паршивую собаку, как вдруг этот урод рассмеялся. Звонко, переливчато, словно бы и не он это был.

– Добрый воин вырастет из такого славного мальчугана, – сказал он. – Убийца тварей!

– А ты сам разве человек? – спросил я, позабыв о палке.

– Был когда-то.

– А теперь?

– А теперь я уже и сам не знаю.

Этот жрец и рассказал, что каждый зверь, каждый человек, каждая рыба или птица по-своему прекрасны. У них два глаза, одна спина, нос и рот, парные конечности. И если сравнить левую половинку с правой, то они получатся похожими друг на друга, вон как Ленне и Нэнне. Так получилось, потому что боги любят красоту. Твари же уродливы. И не потому, что они злые. Волки тоже нападают на людей, медведь может задрать ребенка, но их не считают злыми или уродливыми. У тварей же нет красоты и соразмерности. У них может быть шесть глаз: два справа, три слева, а один – на затылке. У них непарные конечности, неправильные тела, несколько сердец.

Мы спросили тогда, не превращается ли сам жрец в такую тварь? Ведь у него уже некрасивое тело. А жрец ответил, что когда-то он был красивым, высоким и стройным, а потом довелось сразиться с одной тварью, которая переломала ему спину, после чего и вырос горб.

– Может быть, когда-нибудь я сам стану богопротивной тварью, но сейчас я не чувствую в себе зла, а милосердный Мами́р охотно откликается на мои вопросы.

Потом жрец ушел, и я больше никогда его не видел.

Говорят, что Мамир потому и отрубил себе девять фаланг пальцев, чтобы приблизиться к облику тварей и черпать скрытые знания у их праматери, бесконечной черной Бездны, чьё имя никто не знает. Его примеру следуют и жрецы, что хотят познать запретное.

А еще говорят, что порой рождаются дети, которых коснулась Бездна: с рассеченной верхней губой, без руки или ноги, с белыми незрячими глазами или наростами на лице. Если дать им вырасти и получить благодать, то покажется наружу их тва́рский нрав, и будут они сражаться на стороне тварей с людьми и богами. Потому таких уродцев сразу убивали: либо относили в лес Хуно́ру, либо топили в море для На́рла, либо отсекали голову во имя Фомри́ра.

– … так и заманим в ловушку, – закончила речь Дагна.

– И как ее потом убивать? – уточнил ярл Торир.

– Да как хочешь. На суше она не опасна, рано или поздно шкура ее поддастся копью или секире. Или и вовсе задохнется, как обычная рыба. Либо можно обложить ее дровами и сжечь.

– Заодно и жареного мяса поедим! – сказал тучный краснолицый мужчина.

– И то правда. Отрастишь себе еще один глаз, плавники и будешь служить Хроару в море, пока не потопишь корабль и не сожрешь своих же собратьев, – отрезала Дагна. – Я слышала, раньше были глупцы, что жрали твариное мясо, только не слышала, чтобы они выжили после этого.

На том и порешили.

Ни мы, ни Альрик нужны не были. Слишком низкорунные. Лишь ради Рыбака, вокруг которого и строился весь план, нам было позволено участвовать. Жаль, что кроме серебра, мы ничего не получим: ни сердца твари, ни крупицы силы, зато посмотрим на сражение и поучимся у более опытных воинов.

Спустя несколько дней подготовка была завершена. Мы приплыли в крохотную бухточку, вход в которую был настолько узким, что драккар не смог войти туда, и мы добирались до берега на лодках. Над входом в бухту подвесили решетку, сколоченную из толстых бревен. Достаточно перерубить веревки, как решетка рухнет вниз и перекроет вход, а чтобы она не выпала, в скалах вырубили пазы.

Перед тем как выбрать именно это место, опытные пловцы проверили здешние скалы на подводные расщелины. А вдруг вывернется тварь да и уйдет в море?

Берег тут неласковый, скалистый, а дно бухты усеяно невидимыми зубьями, так что тварь не сможет свободно плавать и набирать скорость. Уже сколотили двойную клетку и гостеприимно подняли дверь, которая держалась на одном хитром узле. Одна часть ловушки – для твари, вторая – для Рыбака. В этот раз тварь будет настороже и станет подкрадываться к лакомой наживке медленнее, потому Дагна решила не портить запах железом и засунуть Халле в воду, как он есть. А чтобы Рыбака не сожрали до срока, его часть клетки обтянули сетями и внутри, и снаружи.

Рыбак держался молодцом: то ли уже привык быть наживкой, то ли мед оказался слишком крепким. Он спокойно полез в свою часть клетки, хотя даже мне было не по себе. А вдруг тварь проломит общую стенку внутри ловушки? А вдруг Халле запутается в сети и захлебнется? А вдруг он не сумеет выбраться наружу?

– А все-таки не нравится мне твой замысел, Дагна, – неожиданно сказал Хроа́р, глядя с обрыва на клеть. – О чем потом будут петь скальды? О могучих топорах, срубивших клетку? Об отважном Халле, что собственной задницей приманил тварь?

– Так я тебя не держу! – тут же обозлилась она. – Давай, прыгай в море, маши там здоровенной секирой, а потом скальды сложат не одну вису о Хроа́ре Тупоголовом. Доблесть и бесстрашие, конечно, прекрасны, но нужно же еще и голову иметь.

– А водичка холодненькая! – проорал Рыбак из клетки. – Вот уже какая-то дрянь полезла!

Мы напряженно всматривались в воду вокруг него. Твари тут пока не было. За ней следили люди на скалах, обрамляющих вход в бухточку, и должны были предупредить о ее прибытии. Только кто его знает, что тут живет в обманчиво спокойных водах? Может, тут спит прабабушка этой морской твари, наполовину вросла в скалы и покрылась песком от старости? А сейчас она почует Рыбака и захочет посмотреть на него. И вздрогнут скалы, что на самом деле лишь крохотные шипы на ее спине, всколыхнется вода, вздымаясь крутыми бурунами, захлестнет клетку, закружит ее в вихре, и захлебнется Халле, так и не увидев огромной пасти, что поглотит его. О чем, сожри меня тролль, я думал?

Вода возле клетки и впрямь заколыхалась, но лишь от мельтешения рыбешек и барахтанья крабов. Судя по всему, никого крупнее в бухточке не водилось.

– Ай! – скорее удивленно воскликнул Халле. – Кто-то пробрался через сетку.

– Ты справишься? – крикнул Альрик.

– Если увижу, то справлюсь.

У Рыбака с собой были топорик и нож, как раз на такой случай.

– Оно жжется! – снова отозвался Рыбак.

– Клянусь отрубленными пальцами Мамира, я еще никогда так не ждала прихода твари, – пробормотала Дагна, вглядываясь в смотрящих.

– Больно жжет! Я ноги не чувствую.

Альрик склонился над обрывом и негромко сказал:

– Еще немного, и я его вытащу. Я обещал, что он не пострадает.

– Подожди. Она еще не почуяла.

– А может и не почувствует! Вдруг его дар так далеко не действует?

– Мы взяли его одежду и опускали в воду два раза в день, подводили тварь сюда. Она неподалеку, – тихо ответила Дагна.

Я смотрел на клетку, на воду вокруг нее, выглядывая то, что обжигает Халле. Потом выхватил копье у ближайшего воина и спрыгнул вниз.

Рыбак с закатившимися глазами опускался на дно клетки, а всему виной был прозрачный студень, сумевший запустить длинные щупальца, похожие на лохматые старые веревки, сквозь ячеи сети. Я вскарабкался на клетку, перевернул копье и древком отпихнул медузу в сторону. Затем перехватил копье поудобнее, рывком зашвырнул студенистую медузью голову на ближайший камень и пару раз ткнул острием. Несколько щупалец оборвалось и застряло в сети, потому я отрезал кусок от рубахи, обмотал ладонь, чтобы самому не обжечься, и вытащил их. Рыбак все еще не приходил в себя. Я подлез под сеть, протиснулся между бревнами решетки – в одном месте их специально поставили пошире, чтобы Халле смог вылезти, перебрался через вторую сеть и схватил Рыбака, подняв его голову над водой.

– Дыши, Халле, дыши!

Его голова безвольно болталась на шее, точно подрубленная. Одна штанина была порвана, и меж лохмотьев виднелись посиневшие в холодной воде рубцы.

– Дыши, задери твою мать тролль!

Его кожа была ледяной, да я и сам уже продрог.

– Вытаскивай его, Кай!

Сверху послышался голос Альрика. И почти сразу же звук рога с моря – показалась тварь.

– Продержитесь еще немного! – а это уже Дагна.

Я врезал Халле по спине.

– Дыши, Рыбак!

Снова протрубил рог, значит, тварь прошла в бухту. С тяжелым плеском опустилась решетка, перекрывая выход.

Я бессильно тряс Рыбака. Уже поздно вытаскивать его из клетки, мы не успеем. Надо дождаться, пока тварь заплывет в ловушку.

Третий раз прозвучал рог. Она близко! Я обхватил Рыбака покрепче за пояс, прижался к дальней стенке, одной рукой вцепился в бревно. Теперь я и сам видел тень, что двигалась к нам с огромной скоростью. Я успел заметить лишь разноразмерные глаза, тупое вытянутое рыло, многозубую пасть, как она врезалась в решетку между нами. Хлестнула в лицо волна, я замотал головой, пытаясь стряхнуть воду с глаз и разглядеть, выдержали ли бревна. Наверху что-то вопила Дагна, срывая глотку.

– Получилось?

Я обернулся. Ха́лле, бледный, как луна, и холодный, как айсберг, широко открытыми глазами смотрел на тварь, беснующуюся перед нами. Ее рыло впечаталось в решетку и застряло, она никак не могла его вытащить, била плавниками, вертела изломанным телом, разевала пасть так, что я мог бы пересчитать ее бесчисленные зубы. Но самое главное – у нас получилось. Мы ее поймали.

Я отпустил Халле, выхватил топорик из-за пояса и начал бешено рубить им по морде твари. За мой испуг, тварь! За чуть не умершего Рыбака! За тупые замыслы и их создателей! За всех богов, вышедших из моря!

– Стой, – еле слышно просипел Рыбак и дернул меня за пояс. – Не ты должен убить ее.

– Да ей хоть бы что! – прорычал я, но остановился. – Ни единой царапины! Только зарубы на топоре.

– Вытащи меня. Я не чувствую пальцев ног. Да и вообще уже ничего не чувствую.

– Конечно.

Рубанул еще один раз, попал прямо в глаз и с наслаждением смотрел, как тварь корчится, как вытекает белесая жидкость, смешиваясь с соленой водой.

– Кай!

Я скорее почувствовал его голос, чем услышал. Убрал топорик, схватил Халле и потащил его из клетки. С обрыва нам кинули веревку, я привязал еле дышащего Рыбака и полез следом. Ребята подхватили бедолагу, тут же на берегу раздели догола, растерли жиром и замотали в волчьи плащи. На его ногу было страшно смотреть. Медуза обожгла ему всё от лодыжки до колена, там вздулись огромные синевато-красные рубцы. Кровь прежде не шла из-за ледяной воды, но теперь она засочилась из ран и текла по ноге, пачкая белую шерсть.

– Значит, говоришь, не буду я ранен? – прошептал Рыбак, кривясь от боли.

Хвала Формиру, пальцы на его ногах не успели замерзнуть и сейчас походили на кровяные колбаски. Я тоже скинул задубевшую одежду, натерся жиром и накинул свой плащ.

– Я говорил про тварь, – усмехнулся Альрик. – Кто знал, что эта медуза сумеет пролезть через заслоны? Не бойся, Рыбак. Ты получишь десять долей. Я отдам свою часть.

– Нет. Пять. И пять отдай Каю. Он спас мне жизнь.

Кто-то всунул мне в руки кружку с обжигающе горячим медом, резко пахнущим какими-то травами и специями. Я выхлебал его несколькими глотками и почти сразу поплыл… Глаза безудержно закрывались. Я не стал сопротивляться, лег там, где стоял, и мгновенно уснул.

Глава 3

Альрик ворвался в дом, где нас поселили, с шумом. Захлопнул дверь, пнул ее со всей силы так, что доски затрещали. Сел на лавку, врезал кулаками по столу, снова вскочил и прошелся за нашими спинами.

– Чтоб на него пьяный тролль сел! Чтоб на его земли пришла праматерь тварей! Чтоб его мошонку черви источили!

Хёвдинг не сдерживал силу, и от него пыхало жаром. Впрочем, по сравнению с тем, как оно было у Флиппи Дельфина, перенесть это было несложно, а вот остальные хирдманы, не обжигавшиеся прежде о рунную силу, невольно отодвинулись от Альрика подальше.

– Чтоб ни одна женщина больше не взглянула на него! Чтоб его дети оказались мужеложцами! Чтоб его оседлал великан!

Вепрь молча сунул Альрику кружку с пивом, тот, не думая, схватил, отхлебнул глоток, потом взревел еще сильнее и швырнул кружку в стену. Косой еле успел отдернуть голову.

– Даже его пиво на вкус как моча! Моча дряхлого больного проказой осла! Каждый ярл как ярл! В благодарность после подвига закатывает пир и открывает бочонки с лучшими напитками. А этот Тори́р Тугая Мошонка даже накормить нормально не может! Что за дрянь он нам прислал?

– Тушеную репу. И вареную курицу, которая вылупилась из яйца, когда моя бабка издала первый крик.

Тулле положил мне руку на плечо, напоминая, что я обещал сдерживаться. Как раз вовремя.

– Он не хочет платить? – срывающимся от злости голосом спросил я.

Оглянулся на Рыбака, что лежал на лавке под тремя одеялами и трясся от холода, который забрался в его кости во время охоты на морскую тварь и никак не хотел выходить обратно.

– Да он… – Альрик еще раз треснул кулаком по столу, – он не отказывается. Он не может отказаться. Но вертит хвостом похлеще матерой лисы. Говорит, что издержался, пока Хроар с Дагной попусту гонялись за тварью две седмицы. Говорит, что заплатит через месяц. Или к концу лета. Или в следующем году.

– А что Хроар? Неужто он стерпит?

– Хроару он заплатил сразу. Попробуй не заплати хускарлу с двумя кораблями и полусотней воинов.

– От его кораблей и воинов не было никакого толку.

– Как видишь, был. Они помогают выбить оговоренную плату. Хроар еще и сердце заполучил.

– А Дагна?

– Ей отдали право умертвить тварь. Так что она теперь девятирунная.

Против этого мне нечего было сказать. Дагна заслужила это право. Богаче она не стала, но я бы отдал всё серебро мира за возможность стать сильнее.

– А мы? – чуть слышно спросил Рыбак.

Голос его пропал, и из горла шел только сип.

– А мы можем и подождать.

Я рванулся было, но Тулле еще сильнее надавил на плечо, усаживая обратно.

– Может, еще раз искупать Рыбака в прибрежных водах? – предложил Тулле. – Созвать сюда всех морских тварей, и пусть ярл разбирается с ними.

– Согласен, – просипел Халле.

– Ты тогда и вовсе помрешь, дурак.

Дверь со стуком распахнулась, в наш дом ворвалась Дагна и внесла за собой целый ворох запахов: дыма, копченого мяса, острого пива и крови. Она выглядела пьяной и довольной собой.

– Ну что, мои червячки, готовы поплавать?

Альрик нехотя поднялся с места, чтобы поприветствовать ее.

– Нам еще за прошлую рыбалку не заплатили.

– Ох, уж этот Торир Тугая Мошон… Мошна. Все время путаю это его прозвище. Лучше уж в одно слово. Да, он скопидом еще тот. Но мне и Хроару он выплатил все сполна, потому что… потому что не дурак.

Тут она заметила закутанного по самые уши Рыбака и расплылась в улыбке:

– А вот и главный червячок. Как ты, малыш?

От такого обращения у меня снова зачесались кулаки. Халле, конечно, не отличался высоким ростом, да и борода у него пока не выросла, но он был старше меня по меньшей мере на пять зим. Дагна и сама еще не старуха, как она может так говорить?

– Подожди пару дней, и я покажу, какой я малыш, – выдавил Рыбак.

Дагна заливисто рассмеялась, точно услышала забавную шутку, растрепала его слипшиеся от пота волосы, звонко поцеловала в лоб.

– Договорились! Я вообще зачем к вам пришла…

– Чтобы посмеяться? – предположил я.

– Есть способ выбить из Торира деньги. Но придется сделать кое-что еще, – Дагна согнала пьяную улыбку с лица, села за стол, глотнула пива, скривилась и отставила кружку. – Думаете, он просто так раскошелился на меня и Хроара? Да, тварь ему мешала, но не сильно. Гоняла рыбу, пугала людей, сдуру потопила корабль, но всего один. Да он бы еще год собирался с духом, если не одно обстоятельство.

– Какое?

– Дочь у него на выданье. Он все никак не мог подобрать достойного мужа и решиться дать приданое. Но вот минуло ей два десятка зим, жена взяла за горло, и жених нашелся. Сын ярла Гвена. Нужен кораблик, который доставит дочку к жениху.

– Пусть к Хроару идет, – сказал кто-то из наших.

– Его помощь слишком дорого обойдется. Да и боится Торир, что не довезет Хроар его дочь в целости и сохранности. Все же пять десятков мужчин. А ну кто как глянется дочурке? Или дочурка кому глянется? Так что ее честь и достоинство были поручены мне.

Дагна самодовольно выпятила и без того пышную грудь.

– Только у меня нет корабля. И нет своего хирда. Я предложила Ториру вашего «Волчару» и пояснила, что с любовными порывами твоих людей я как-нибудь справлюсь, но ему придется заплатить за вашу работу. Хочу сразу пояснить. Не Торир нанимает твой корабль, а я. Задание поручено мне.

Альрик поднялся.

– Готов отплыть, как только получу плату. Думаю, Рыбаку станет лучше, когда мы уберемся из этого гнилого места.

Спустя два дня с изрядно потяжелевшими кошелями мы покинули негостеприимный дом ярла Торира. Как и обещал Альрик, мы с Рыбаком получили по пять долей, и я себя почувствовал настоящим богачом. Шутка ли – иметь две марки серебром? Это же целых четыре коровы можно купить! Или двух рабынь. Да хотя бы одну купить и стать уже мужчиной во всех смыслах. Во время зимовки все наши, даже глуповатый Рыбак, нашли себе женщин, пусть и староватых. Все, кроме меня. Девчонки подходящего возраста сторонились нас, хотя некоторые и заглядывались на Тулле из-за его высокого роста и мягкого нрава. Женщины постарше видели во мне лишь мальчишку и не воспринимали всерьез. Я прожил уже четырнадцать зим, но из-за роста выглядел младше, и волосы на лице никак не хотели появляться. Отец говорил, что тоже долго выглядел ребенком, а потом за одно лето резко вытянулся, так что мне ничего не оставалось, кроме как ждать.

Для дочери ярла и пары ее рабынь мы соорудили навес посередине корабля, сложили туда ее сундуки и рухлядь, и с попутным ветром тронулись в дорогу. Дагна не обращала внимания на порученных ей девок и большую часть времени проводила с Альриком и с нами, рассказывала о своих приключениях, обменивалась похабными шутками, порой садилась на весла, не гнушаясь простой работы.

– Думаете, почему я до сих пор как бездомная собака, без своего корабля и хирда бегаю? Потому что вы, мужики, не умеете думать одной головой. Стоит только прибиться к чьей-то ватаге, сразу же там затеваются склоки: парни начинают решать, кто будет делить со мной одеяло. Один раз я ради смеха дождалась окончания спора. Было много драк, сломанных носов, отрубленных пальцев, хёвдинг уже и не рад был, что согласился меня взять в хирд. А потом победитель торжественно приперся ко мне и объявил, что отныне я буду спать с ним. Вот он удивился, когда я вышвырнула его прочь, пищал, что это нечестно, и что он заслужил это право. Еще бы ему не пищать после того удара промеж ног! Хуже всего, что после этого спор не затих! Ну хёвдинг и распрощался со мной поскорее, пока еще у него оставались люди. Пробовала я собирать свою ватагу, но и там начались драки. Так что я плюнула на это дело и решила плавать одна. Или вот с такими временными попутчиками, как вы.

Рассказывая это, Дагна размеренно гребла, и все парни любовались на то, как перекатывались мускулы на ее плечах. Ярлова дочь выглядела иначе: рыхлая, мягкая, округлая, от нее веяло уютом и домашним теплом. Она была точно коврига пресного хлеба: безвкусная, сытная и подойдет к любому блюду. Дагна же была похлебкой с щепоткой иноземной пряности: остро, жжется, слезы градом текут из глаз, но оторваться просто невозможно.

Плыли мы спокойно, без приключений. Лишь пару раз видели другие корабли. Первый мелькнул на горизонте и ушел дальше, а второй внезапно заинтересовался нашим «Волчарой». Медленно и неуклонно он приближался к нам, великолепный драккар на тридцать пар весел, а значит, там было не меньше пяти десятков воинов.

Дагна ухмыльнулась, дождалась, пока драккар приблизился на две сотни шагов, схватила копье и швырнула со всей силой девятирунного воина. Оно воткнулось в середину щита, вывешенного на борту, и ушло на ладонь вглубь. Люди на корабле всё поняли и резко изменили курс.

На третий день плавания Дагне стало скучно, и она ради шутки привязала один конец веревки к руке спящего Рыбака, а второй закинула в море. Дул отличный попутный ветер, мы тоже заскучали, сидя без дела, а потому не стали ей мешать.

Какое-то время все было спокойно, а потом веревка начала разматываться и уходить в море.

– Да неужели? – воскликнула Дагна, схватилась за конец, уперлась ногами в борт и принялась ждать рывка.

Мы с Тулле переглянулись и тоже взялись за веревку позади Дагны, а за нами встали и остальные ребята. Альрик взял копье и застыл возле борта, готовясь отразить любую атаку.

В самый последний момент, когда вся свободная часть веревки стравилась в воду, Дагна Сильная рванула ее на себя, и из воды вылетела крупная, размером со взрослого мужчину, рыбина. Альрик метнул копье, и на палубу рыбина рухнула уже мертвой. Ярлова дочь и ее рабыни завизжали от неожиданности, а Дагна расхохоталась.

– Будет что на ужин пожарить!

После этого мы уже не разрешали ей шутить над Рыбаком, да она и сама не пыталась. Поняла, что таланты Халле работают, даже когда он лежит в беспамятстве, накрытый десятью волчьими плащами.

Старина Хьйолке́г расстарался, и почти всю дорогу нас подгонял попутный ветер, потому на пятый день «Волчара» коснулся пристани возле города Кривой Рог, названный так за искривленную скалу, которая, казалось, вот-вот отвалится и рухнет в море, но держалась так уже не один десяток лет.

На берегу ждал будущий зять Торира, закутанный в медвежью шкуру, поверх которой лежала тяжелая серебряная цепь. Он ласково принял ярлову дочь, приказал взять ее сундуки с рухлядью, вежливо поблагодарил Дагну Сильную за хорошую работу и дал ей серебряный браслет в оплату. Дагна покрутила его, покрутила, затем положила на бревно и разрубила пополам.

– Альрик, твоя часть, – и кинула половину браслета хёвдингу. – Ну, прощайте, сноульверы! По желанию Фомрира свидимся еще. Хотя никакие вы не волки, так, червячки еще.

Махнула нам рукой и ушла, покачивая самой великолепной задницей на свете.

Альрик подождал, пока она уйдет, а потом объявил, что мы остановимся тут на несколько дней. Нужно обновить припасы, починить оружие и доспехи, кому потребно, подлечить Рыбака. Я захотел прикупить наручи, нагляделся, как те самые снежные волки рвали в клочья запястья. Куртка, что досталась от оставшегося безымянным убитого из хирда Торе Длинный Волос, была без рукавов, и руки у меня оставались самыми незащищенными. Тулле согласился прогуляться со мной.

Кривой Рог впечатлил бы меня больше, будь он первым увиденным городом после Сто́рбаша, но и сейчас я был удивлен, углядев каменные дома. Неужто удобно жить в доме, сложенном из холодного камня? Это ж как будто в погребе живешь, и зимой, и летом зябнешь. Деревянные срубы как-то уютнее и ближе. Подивился я и огромной площади, на которой торговцы разложили товар и скликали народ посмотреть да пощупать его своими руками. Я загляделся на выставленных рабынь, некоторые из них были молоды, с хорошими белыми зубами и крепкими грудями, но Тулле вовремя напомнил, что Альрик не пустит на корабль с рабынями, какими бы красивыми они не были.

Еще удивил мужик с черными кучерявыми волосами и такой же кучерявой бородой. Он размахивал ножницами и гребнем и кричал:

– Кому бриться-стричься! Волос крашу, завиваю, укладываю. Кудри будут как настоящие.

Я сначала даже не понял.

– Да и зачем? Своих рук, что ли, нет, чтобы себя постричь?

– Молодой воин! – он заметил интерес и тут же вцепился: – У тебя отличный волос, густой, пышный. Могу осветлить так, что само солнце позавидует золотому блеску на твоей шевелюре.

Я тоже поддался веяниям нашего хирда, но выбелил не отдельные пряди или челку, как остальные, а заплел тугую косу и сверху намазал щелочью, потом смыл и распустил. И получились белесые пятна словно у пегой лошади. Мне нравилось.

– Мне и так хорошо. А ты чего же с ножницами здесь сидишь? Иди лучше в море! У тебя всего одна руна, разве это дело?

– Я не воин. Я цирюльник. Это мое ремесло, и им я зарабатываю на жизнь. Иди отсюда, раз не хочешь стричься.

Мы с Тулле ушли, но я еще долго оглядывался и спрашивал друга:

– Как может быть ремеслом стрижка волос? Неужто он больше ничего не умеет? Каждый мужчина должен уметь многое: и убивать, и на корабле ходить, и с рогатиной охотиться, и детей растить, и дом поставить, и поле вспахать. А он только ножницами машет? Что это за мужчина такой?

Тулле смеялся:

– В городах еще и не такое можно встретить. И разве ты не понял, что не из наших он? Пришлый какой-то. В чужих землях, я слыхал, у каждого лишь одно умение. На многое разумения не хватает.

К счастью, вскоре мы наткнулись на кожевенника, и тот быстро спроворил наручи из твердой, как дерево, кожи. Крепкие, толстые, они плотно облегали руку от кисти до локтя, не мешая движению, и затягивались прочным шнурком, который можно было хитро спрятать внутри.

Я все еще разглядывал обнову, за которую отдал аж полмарки серебром – целую корову за пару наручей! – как из толпы вынырнул невысокий тощеватый парень, видевший не меньше двадцати зим. Некрасивый, с черным кучерявым волосом на макушке и лице, он сразу мне пришелся не по душе, напомнив иноземного цирюльника.