Текст книги "Жизнь – вечная"
Автор книги: Наталья Горбачева
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)
Часа через два новая напасть – ноги от усталости заныли, спина стала «разламываться». С чего бы? На Всенощной и три часа простоять могу без устали. Почему? Потому: не молиться, а именно «простоять», вот в чем дело! Пошла попить чаю – только чтобы дать отдых ногам. И уже от обеденного стола перешла за письменный. Продолжила читать Псалтирь сидя. Когда оставалось всего несколько кафизм,[24]24
Псалтирь разделена на двадцать кафизм.
[Закрыть] мне непреодолимо захотелось спать. Глаза слипались – не разлепить. Я не видела букв, совершенно перестала воспринимать понятный русский текст. Решила чуть прикорнуть и пошла в спальню. Но по пути увидела большой настенный циферблат – он показывал двенадцатый час ночи. Времени оставалось совсем мало. Сделав волевое усилие, я прошла в ванную и включила прохладный душ. Потом горячий, потом холодный. Мысль была одна – рухнуть в кровать. К прочим напастям завертелся в голове культовый некогда куплет.
Но сурово эдак тренер мне: мол, надо, Федя, —
Главно дело – чтобы воля, грит, была к победе.
Воля волей, если сил невпроворот, – а я увлекся:
Я на десять тыщ рванул как на пятьсот – и спекся!
– Надо, Федя, надо, Федя воля, грит, к победе… – неотвязный мотивчик никак не хотел выскакивать из головы. А ведь последний раз я слышала эту песню лет двадцать назад. – Господи, да что же это такое! Помоги Господи! «От тайных моих очисти мя, и от чуждых пощади»[25]25
Пс. 18:13.
[Закрыть] рабу Твою. Помоги, Господи!
Смешил Высоцкий, но ведь его правда: должна быть воля к победе. Я растерлась махровым полотенцем. И победила сон. С Божией помощью.
Дочитала Псалтирь в половине первого ночи. Спать не хотелось, хоть начинай читать сначала! Душа была объята радостью – может быть, похожей на ту, которой радуются святые, постоянно пребывающие с Богом. Я знала, что завтрашняя суета и заботы умалят, а может, и совсем заберут эту невероятную, ни с чем несравнимую радость, но сегодня – моя ночь! Это такое странное состояние: вроде ничего необычного не произошло, а душа – рвется в Небо. Наследство не свалилось, Букеровскую премию не дали, не избрали почетным председателем какого-нибудь Совета, не предложил руку и сердце какой-нибудь Бред Пит… Ничего такого, а радость так переполняла, что стало невозможно терпеть. Коснулась моей души благодать Божия. Рядом не было духовного человека, чтобы объяснить, как вести себя дальше: радость была невыносима. Я выпила чайную ложку корвалола с кипятком – мое обычное лекарство от бессонницы – и легла. Из глаз текли слезы, я могла повторять лишь одно: «Господи, благодарю Тебя! Слава Богу за все! Благодарю, благодарю. Не оставляй меня никогда, Господи!» И не заметила, как провалилась в сон.
Утром проснулась с ощущением, что в моей жизни произошло что-то очень хорошее. И вспомнила: прочла Псалтирь, которая меня развеселила. Это чувство было все-таки не совсем понятным, и я залезла в Интернет, желая найти высказывания о Псалтири святых отцов. Попались на глаза слова святителя Григория Нисского. Людям, которые не испытали моей радости, эти слова, возможно, могут показаться легкомысленными и «неинформативными». Но по мне – лучше не скажешь: «Какой приятный спутник для людей на всех пунктах их жизни пророк Давид. Как хорошо приспособляется он ко всякому духовному возрасту и разделяет всякого рода занятия! С младенцами Божиими он веселится, с мужами подвизается, юношей наставляет, старцев подкрепляет, – всем все бывает: для воинов оружием, для подвижников наставлением, для обучающихся борьбе палестрою,[26]26
Слово палестра употребляется как синоним учреждения, в котором молодые люди обучаются различным видам спорта.
[Закрыть] для победителей венцом, на пиршествах весельем, на похоронах утешением. Нет минуты в жизни нашей, которая была бы лишена всякого рода приятных его благодеяний. Есть ли какая-либо молитва, которой бы не подкреплял Давид? Есть ли какое празднество, которого бы не делал светлым сей пророк».
Святитель Василий Великий утверждает: «Псалтирь за весь мир Бога молит». Не доверять Вселенскому учителю невозможно. Кому что, а мне захотелось прочитывать Псалтирь ежедневно, чтобы за весь мир – и за живых, и за усопших Бога молить. Но, конечно, не моя это мера: преподобный Серафим Саровский каждый день всю Псалтирь наизусть читал. Стала я стараться читать Псалтирь хоть по кафизме. Но такое, казалось, простое дело, плохо получалось. То одно отвлечет, то другое. Каждый день за компьютером сижу – писатель ведь, читаю столько, что иногда начинаю буквы ненавидеть, как Ленин буржуазию. Чтобы что-нибудь, кроме утренних и вечерних молитв, а то и просто правила Серафима Саровского, прочесть, надо приложить титаническое усилие. Слаб человек. Но милостив Господь. Видя мое тайное желание, стал Он иногда допускать меня до подобной радости. Ко дню памяти отца я заранее откладываю все дела и вторую половину дня посвящаю чтению Псалтири за упокой отца. Веря, что это мое усиленное моление помогает родной душе, я еще и успокаиваю свою совесть. Чего греха таить: многим, в том числе и мне, легче, отдав деньги, заказать сорокоуст или панихиду, чем самому помолиться, отдавая дань любви ушедшим от нас.
Терпение и труд все перетрут. Постепенно чтение Псалтири перестало казаться трудным. Я стала читать Псалтирь полностью несколько раз в год, не только за упокой, но и поминая ближних о здравии. Знакомые вдруг со всех сторон начинают одолевать меня рассказами о каких-то своих бедах, неприятностях, «замороженных» по непонятным причинам делах, долгих болезнях и невнимании врачей, о предстоящей операции или хамстве начальника, о невыплате зарплаты или скандалах в семействе. Как могу, я, конечно, утешаю. Просьбу помолиться – выполняю. В записки пишу. Но наступает момент, когда обиженный на жизнь народ до дна вычерпывает мое терпение. Я начинаю срываться, раздражаться и рычать. Это сигнал. И само собой начинает расти во мне непреодолимое желание обратиться к Богу с продолжительным молением, чтобы помог людям, некоторые из которых в храм даже не ходят. И я сажусь за Псалтирь и читаю ее полностью, поминая находящихся в беде о здравии. Не простое, конечно, дело, но плодотворное. Уже по опыту знаю: в ближайшее время некоторые начнут звонить, приходить и рассказывать, что дела вдруг сдвинулись с мертвой точки. Об этих чудесах Божиего милосердия можно написать целые повести…
Кому-то, как кажется, Псалтирь «не помогла». Но относиться к этому надо правильно, духовно верно: нельзя воспринимать псаломское чтение как таблетку «от головы» или чудодейственное средство, от которого жизнь немедленно пойдет на лад. Чтение Псалтири – это молитва, а молитва способна помочь человеку прийти в осознание своего бедственного духовного состояния, остановиться в своем падении, отрезвиться и посмотреть на свои проблемы в нужном свете.
Ничего нового я не придумала. Чтение Псалтири – это хорошо забытое старое. Настолько забытое, что более ста лет назад праведный Иоанн Кронштадтский с горечью писал: «Где теперь чтение в домах богодухновенной Псалтири, внушающей такую великую веру в Бога, такое крепкое упование на Бога в напастях, в болезнях, в бедах и скорбях, и такую пламенную любовь к Богу? Где чтение боговдохновенных псалмов, которое было любимым чтением наших предков, не простых только, но бояр и самих князей? Нет его: зато нет во многих веры, упования христианского и любви к Богу и ближнему, а есть безверие, отчаяние, ненависть. Нет пламенной молитвы, нет чистоты нравов, нет духа сокрушения о грехах и умиления, нет правды, мира и радости в Духе Святом. Большинство христиан проникнуты духом мира, духом журналов, газет и вообще светских писателей, кои сами проникнуты в свою очередь языческим, а не христианским духом отрицания богодухновенности Священного Писания и превозношения себя самих, своего гордого и напыщенного разума, духом житейской суеты.
Боговдохновенные песнопения Давида руководят всех к молитве, преданности к Богу, славословию и благодарению Бога за все; они просвещают, питают, услаждают и укрепляют души верующие; прогоняют невидимых врагов, врачуют страсти душевные, научают любить Бога и хранить Его заповеди, молиться за всех и непрестанно возноситься к Богу; и сладость их, польза их для душ благочестивых неисчислима…»
Совесть – дело деликатное…
Келейница известного псково-печерского старца архимандрита Иоанна (Крестьянкина) Т. С. Смирнова рассказывала:[27]27
http://www.pravoslavie.ru/guest/34821.htm.
[Закрыть] отец Иоанн «никогда человека ни к чему не понуждал. Он в своей жизни руководствовался только одним чувством – любовью. Любить, любить, каждого человека любить, каждого человека обогреть, каждого человека приласкать. А если и понуждал, то все как-то с любовью. Он говорит тебе что-то, вроде и обличает, а вроде и не обличает, будто шутка вот такая. В батюшке Иоанне было что-то такое деликатное. Не насилуя, и деликатно, и с любовью он говорил, а ты понимал, что нельзя преступить, а нужно делать так, как он сказал. Вот только не всегда мы умели делать так, как он сказал. И не всегда получалось. Но у батюшки Иоанна терпение было и уважение: раз человек еще не дошел до этого, значит, нужно подождать, помолиться за него».
Непослушным – кто спрашивал его совета, а потом делал по-своему – батюшка «раз ответит, другой раз ответит, а потом и скажет: «Дай конфетку». – «Батюшка, да ведь спрашивают!» – «Дай конфетку». Он ведь как рассуждал? Выполнять-то некому, и что же такому человеку советовать, если он делать ничего не будет, а отвечать за это непослушание придется. Живет такой человек так, как может жить, – пусть так и живет. И Бог с него и не спросит за неразумение. А если он духовника слушает, духовник ему скажет, а он не сделает, то за это будет ответ держать. Потому и говорил батюшка: «Дай конфетку».
«Совесть дело деликатное,[28]28
Деликатность – мягкость, вежливость, предупредительность, осторожность в обращении.
[Закрыть] – писал батюшка своему корреспонденту, предупреждая, – если она тревожит, к ней прислушаться надо, ведь она отступит в противном случае, и не будет самого верного контролера в жизни нашей…»
Каков был батюшка при жизни, таким и перешел в жизнь вечную. И оттуда он так же деликатно направляет к свету нуждающихся.
В пример расскажу историю, которая кому-то может показаться наивной или смешной, а я таки настаиваю, что она иллюстрирует удивительную и вечную деликатность старца, которой так не хватает современному миру…
Начну издалека… Прошлую Пасху по традиции я собралась встречать в Псково-Печорском монастыре – на этот раз не одна. Подрос мой крестничек Савва, вымоленный двумя матерями – родной и крестной, который с самого младенчества тянулся к Богу и Божьему. Он был наслышан про Печоры от мамы, моей кумы, которая с недавнего времени стала ездить в Псково-Печорский монастырь. И вот, когда Савве исполнилось пять с половиной лет, мы с кумой решили, что он готов к дальней паломнической поездке – за тыщу километров от родного дома с двумя пересадками на поезде. Не сразу, конечно, мы решились на этот шаг. Имелись всякие препятствия и недоумения. Но Савва, узнав, что мама хочет поехать с ним в Печорский монастырь, да еще через Москву, впал в благое возбуждение. В доме, в детсаду, на улицах родного села знакомым и незнакомым с жаром, по-детски умилительно говорил он только о том, что скоро поедет в Печоры «к святым батюшкам».
Глядя на необычайное рвение маленького брата, и его сестра решила ехать с нами, отказавшись от веселых студенческих развлечений «первомайских праздников», которые в тот год выпадали на Страстную. Это решение Руфочки было решающим «за», которое перевесило все «против» поездки.
Руфочка – личность творческая, подающая большие надежды в избранном деле. Она училась на дизайнера и, как многие в молодости, точно знала, как надо жить… Восторженные рассказы матери о Печорском монастыре – о почившем Иоанне Крестьянкине, о «Богом зданных пещерах», о старцах в них упокоившихся – вызывали у нее, как у человека талантливого, интерес умственного, культурологического свойства, расширяющий общий кругозор. Но и за это слава Богу! Сердце Руфочки, не имевшее опыта «жизни во Христе», в Церкви, еще не приблизилось к намоленным Печорским пещерам. В ту поездку она сделала первый шаг…
Утром Великой Пятницы втроем они приехали ко мне в Москву. Мы еще успели сходить на вынос Плащаницы – единственную в своем роде торжественно-печальную службу Страстной седмицы. В храме полутемно, вокруг плащаницы огромные белые букеты… Запах ладана и цветов… Казалось, эта служба может тронуть любое каменное сердце. Но она бывает днем и присутствуют на ней обычно немного людей, все еще на работе.
– Крестная, а что Бог умер? – чуть не со слезами спросил Савва после целования Плащаницы.
– Да… Но он же воскреснет! – ответила я.
– Правда? – заулыбался мальчик. – Зря Руфа не пришла, да?
– Да, – согласилась я. – У нее какие-то дела в Москве.
– Крестная, ну какие могут быть дела! Бог умер! – возмутился Савва.
Я схватила в охапку своего крестника, приподняла от земли и расцеловала:
– Какой же ты у меня умненький, да?
– Да уж! – воскликнул Савва.
На душе уже свершалась Пасха…
В приподнятом настроении мы возвратились домой. Ждало нас пренеприятнейшее испытание… Сразу заметили: из открытой двери ванной комнаты летели брызги горячей воды. Сердце упало. На трубе из металлопластика расползалась трещина, вот-вот рванет. До поезда оставалось часа полтора. Время – вечер праздничного дня. Сердце упало: рано радовалась, не будет тебе Пасхи.
Сразу решила: гостей отправлю в Печоры, а сама… сама все равно присоединюсь к куме с двумя детьми. Хоть самолетом прилечу – через Питер. Но на пасхальную службу, наверно, не успею…
– Попейте чаю и отправляйтесь на вокзал, – сказала я.
Увидев мое трагическое лицо, кума не растерялась:
– Звони в ЖЭК. Савва, а ты молись! Иди к иконам.
И они вдвоем стали класть поклоны у икон.
Я никак не могла сообразить, где записан телефон ЖЭКа. Да все равно там никого сейчас не будет… Первое мая, курица хромая.
Не в состоянии сообразить, где и как можно перекрыть воду, я стала набирать номера знакомых мужчин – глухо…
– Крестная, звони в ЖЭК, – твердо повторил материны слова пятилетний крестник.
И я вдруг вспомнила, где записан телефон. Позвонила в ЖЭК, и – о чудо! – сразу взяли трубку. Я объяснила ситуацию: сейчас рванет, а через час поезд. Дежурная трубку-то взяла, но ответ ее был неутешительным: слесари на дальних объектах. Понятно, пьют…
– Все, отправляйтесь. Я остаюсь, – решила я.
Кума металась по комнатам, собирая вещи, не зная, что предпринять.
– Нет, ну как же мы без тебя… Нет, нет, нет… Это невозможно!
Вдруг раздался звонок в дверь.
– Кого еще несет, Господи! Не хватает до кучи, – захныкала я.
Кума побежала открывать. На пороге стоял слесарь – я его сразу узнала, приходил раньше. Он перекрыл горячую воду и сказал: «Можете ехать».
– Точно не рванет? – не верила я.
– Не рванет точно. Приедете, вызовете меня…
– Христос воскресе! – закричала я чудесному слесарю.
– Что уже? – удивился Савва.
– Бежим!
Руфочка ждала нас у вагона, отчаянно нервничая, потому что мы не успели ее ни о чем предупредить… Взмыленные от бега, в последнюю минуту мы вскочили в вагон. Отдышавшись и перебивая друг друга, стали сбивчиво и восторженно рассказывать Руфочке о случившемся: а я тогда подумала, а она сказала, а Савва учудил: схватил икону и стал ее целовать, а слесарь – чик, и все…
Но, как сказано, «при многословии не миновать греха».[29]29
Притчи 10:19.
[Закрыть] Дальше мы с кумой пустились в рассуждения о том, что бес вмешался, не хотел, чтобы мы ехали в монастырь, и мы легко отделались, потому что лукавый мог сделать вообще что-то ужасное: духовная жизнь она такая – «бдите и молитеся да не внидите в напасть»,[30]30
Мф. 26:41.
[Закрыть] ухо востро надо держать. И правильные слова мы вроде говорили, все так, но не к месту и с примесью тщеславия, мол, вот какие мы с кумой продвинутые в православии…
– Я боюсь в монастырь ехать!.. – воскликнула вдруг Руфочка. – Запугали своими бесами. Сейчас Тверь будет, выйду!
Мы с кумой переглянулись и прикусили языки. Руфочка чуть не плакала. То ли какой-то страх на нее напал, то ли заупрямилась. Если бы не Савва, она, может, и выпрыгнула на перрон.
– Руфа! Там же будет Христос воскресе! Мы этих бесов знаешь как? Вот так. – И мальчишка сжал свой кулачок. – Правда-правда! Да, мам? Крестная, да? Вот так мы их! – И он двинул кулачком, изображая будто что-то выбрасывает за окно. – Ты их, главное, не бойся! Да, мам? Крестная…
– Мудро, – согласилась я, – очень мудро. – Про бесов мы не будем больше говорить! Что они нам сделают, если с нами Бог!
Поезд стал тормозить – подъезжали к Тверскому вокзалу.
Савва вдруг вскочил и побежал к выходу. Руфочка – за ним. Он бежал и смеялся:
– А вот если я выйду… Ты меня поймаешь?
– Савва! – злилась она, пытаясь поймать братишку. – Стой!
– А вот и не поймаешь!
Он добежал до тамбура, когда Руфочка схватила его за ухо и повела на место. А он заливался смехом…
– И не больно, и не больно!
Так Савва предотвратил побег…
В монастырь мы приехали в Великую Субботу. Повсюду царила людская усталость от длинных великопостных служб и телесного поста, но чувствовалась уже радость той близкой минуты, когда запоют:
Воскресение твое, Христе Спасе,
Ангели поют на небеси, и нас на земли сподоби,
чистым сердцем, Тебе славити.
Руфочка еще дулась на нас, замкнулась и молчала, не проявляя особого интереса к происходящему. Кума даже строго сказала ей:
– Зря взяли тебя с собой, весь праздник нам испортишь.
– Не брали бы, – отмахнулась она и пошла гулять по окрестностям в одиночестве.
К вечеру все собрались вместе, немного поспали. Савва очень устал от полуторасуточного переезда и все-таки из последних сил рвался на ночную службу. Конечно, мы взяли его с собой, но когда кричали: «Христос воскресе!» – Саввушка сладко спал на лавке в Михайловском соборе. Он сам вдруг проснулся в конце литургии и спросонья заплакал:
– Мама! Причастие… Уже было?
– Сейчас, сынок, вынесут… Вставай!
– А Христос уже воскресе, да? – повеселел мальчишка.
– Воистину воскресе! – ответила Руфочка, и брат с сестрой трижды поцеловались.
Утром Пасхи вчетвером мы сподобились побывать в келье у батюшки, к которому я езжу два раза в год. Пропели тропарь, похристосовались и обменялись подарками. И батюшка, про которого Руфочка была наслышана, так понравился ей своей простотой и веселой радостью, что, выйдя из кельи, она сказала:
– Жалко, если бы я его не увидела… – И наконец оттаяла.
Она не ожидала, что монахи такие мудрые и добродушные.
– То-то же… – захохотал Савва. – Хорошо, Руфочка, что ты все-таки послушала меня, да!
– А то! – весело ответила она.
Мы с кумой счастливо переглядывались.
– Здесь дух отца Иоанна Крестьянкина витает. Все дышат им, чувствуешь? – спросила я.
– Нет, – пожала плечами Руфочка.
– Нет? Не чувствуешь? – смеялась я.
Но Руфочка опять поджала губы:
– Ну так… Чуть-чуть.
– Как же ты не чувствуешь! – даже слишком строго переспросила кума у дочери.
– Что вы ко мне пристали! – поджала губы Руфочка. – Обязательно нужно настроение испортить!
Посетив маленькую келью отца Иоанна, в которой он провел последние годы жизни, мы приложились к иконам и предметам его священнического облачения. Татьяна Сергеевна, его келейница, а теперь смотрительница кельи, одарила нас конфетами и книжечками. Мы уже вышли, но она вдруг вслед окликнула Руфочку и вручила ей книгу писем Иоанна (Крестьянкина).
– Мне? – удивилась та.
– Тебе, тебе, – улыбнулась Татьяна Сергеевна. – Христос воскресе!
– Воистину воскресе! – грянули мы вместе.
– Читай, ума набирайся! – не удержалась сказать дочери кума. – Видишь, сам батюшка Иоанн переживает: что-то у тебя не так. А то читаете всякую белиберду!
Радостное настроение Руфочки снова улетучилось.
– От ваших проповедей тошнит! Достали… – воскликнула она и пошла от нас прочь. Положение снова спас Савва.
– Руфа, – побежал он за ней и громко, на весь коридор, так что мы услышали, воскликнул. – Ты же сама говорила: слушайся старших! А сама?
Руфочка остановилась, смахнула слезу и прямо посреди братского коридора схватила его на руки и закружила:
– Ладно, ладно! Мир!
И пасхальные торжества продолжились – за праздничным столом у нашей хозяйки. Мы привезли с собой много вкусностей…
– «Постившиеся и непостившиеся, возвеселитесь ныне! Трапеза обильна, насладитесь все! Телец упитанный, никто не уходи голодным!» – провозгласила я.
– Какие хорошие слова, – одобрила Руфочка. Она не постилась.
– Это слова Иоанна Златоуста, из Огласительного слова на Пасху – уточнила я.
– А что это такое? – заинтересовалась Руфочка.
– Что именно?
– Огласительное слово…
– Огласительное слово, – напряглась я, соображая, чего бы попроще сказать, – писали для наставления в православной вере оглашенных.
– Кто такие оглашенные?
– Это люди, желающие креститься. В древней Церкви было принято совершать крещение в Великую субботу накануне Пасхи, поэтому и сложилась традиция написания огласительных слов на Пасху… – объяснила я, совсем не ожидая, что для Руфочки мои слова опять сделаются подобными красной тряпке.
– То есть вы считаете меня оглашенной? – возмутилась она за общим столом. – Я тоже крещеная, как и вы. Почему считаете меня человеком второго сорта?
С чего она это взяла, непонятно. В принципе ничего нового: так беспричинно болезненно реагируют на «ущемление их прав» нецерковные люди, которые уверены, что у них «Бог в душе». Попробуй намекни им, что это не совсем так и даже совсем не так… Устала от таких, попробуй переубеди – особенно образованную молодежь. Надо было брать на пасхальные праздники только Савву, в который раз подумала я. За крестника я отвечаю перед Богом, как прививаю ему веру… А за Руфочку – нет!
– Нет! – воскликнула я.
– Христос воскресе! – крикнул Савва.
И мы грянули в который раз:
– Воистину воскресе!
Все-таки не простое это приветствие «Христос воскресе»! Оно водворяет мир и радость…
Мы договорились больше не говорить ни о Боге, ни о вере – ради мира в нашей компании, хотя мне это было совсем не по душе: но снова вспомнила я чудесное Огласительное слово Златоуста: «Кто благоразумный – войди, радуясь, в радость Господа своего! Кто потрудился, постясь, – прими ныне динарий! Кто работал с первого часа – получи ныне заслуженную плату! Кто пришел после третьего часа – с благодарностью празднуй! Кто достиг только после шестого часа – нисколько не сомневайся, ибо и ничего не теряешь! Кто замедлил и до девятого часа – приступи без всякого сомнения и боязни! Кто же подоспел прийти лишь к одиннадцатому часу – и тот не страшися своего промедления! Ибо щедр Домовладыка: принимает последнего, как и первого; ублажает пришедшего в одиннадцатый час так же, как и трудившегося с первого часа; и последнего одаряет, и первому воздает достойное; и тому дает, и этому дарует; и деяние принимает, и намерение приветствует; и труд ценит, и расположение хвалит.
Итак, все – все войдите в радость Господа своего! И первые, и последние, примите награду; богатые и бедные, друг с другом ликуйте; воздержные и беспечные, равно почтите этот день; постившиеся и непостившиеся, возвеселитесь ныне!..» Какая святая глубина в этих словах.
– Руфочка! Мы же все тебя так любим! – проникновенно сказала я.
Она это знала. И потому нам оставалось только ждать, когда посеянные семена веры взойдут в ее душе, и молиться об этом.
Мой крестник с мамой и сестрой вернулись домой. С кумой мы, конечно, перезванивались, она регулярно докладывала мне про «погоду в доме». Савва продолжал радовать двух своих мам не по-детски развитой чуткостью, он часто вспоминал и Пасху в монастыре, и особенно – батюшку. Руфочка вела себя так, будто и не было ничего такого. У нее появился молодой человек. Что там между ними было, никто не знал – то ли любовь, то ли секс… Кума пыталась с ней заговорить, что, мол, надо бы в церковь сходить, исповедаться, причаститься, но ответы были примерно в таком духе:
– Посещение церкви не сделает меня верующей, точно так же, как посещение гаража не делает автомехаником.
К тоске неопределимого любовного томления, которое заметно стало мешать учебе, Руфочке вдруг совершенно разонравилась выбранная профессия. Она не откровенничала с матерью, только намекала на это, но материнское сердце чувствовало надвигающийся душевный кризис дочери. Ответом на все попытки кумы поговорить с Руфочкой по душам было стойкое раздражение. Что оставалось делать – опять молиться. Кума спрашивала у меня – кому?
Кому-кому? Спасителю, Матери Божией, святым, к которым сердце расположено.
– Не знаю, к кому оно расположено… – отвечала кума.
И мы молились о Руфочке как могли. Кризис ее разрешился поздней осенью, и способом, надо сказать, необычным. Однажды позвонила кума и сказала:
– Мне почему-то все время хочется молиться батюшке Иоанну Крестьянкину. И днем и ночью, вот уже неделю. Да, да, конечно, я сначала читаю молитву за его упокой, как ты говорила, а потом просто беседую с ним – про Руфу, про ее проблемы… Что это?
– Это духовная жизнь, – ответила я. – Слава Богу!
– Так можно?
– Почему нельзя? Батюшка был на земле великим подвижником ради Бога.
Прошло еще некоторое время. И вдруг звонит кума, радостно смеется:
– Руфа в себя пришла… С женихом к нам приходила, свадьбу хотят играть. Заказали автобусный тур в Италию – вместе поедут. Хотят вживую на архитектуру посмотреть. Вроде снова ей нравится то, чем занимается.
– Вот это да! – обрадовалась я. – С чего бы это?
– Батюшка Иоанн помог. Будешь смеяться!
– Смеяться не плакать! Рассказывай!
– Я тебе говорила, что все время с батюшкой вела разговоры.
– Ну…
– Руфе, помнишь, келейница письма батюшки Иоанна подарила? Ну вот… Ни с того ни сего дочка моя решила уборку на своем столе и вокруг сделать. Ты знаешь, какой бардак у нее…
– Скажем так, творческий беспорядок, – вставила я, поняв намек: у меня за писательским столом тот же самый «бардак».
– В общем, туда-сюда, и вдруг с полки ей прямо на голову свалилась эта книжка писем. Руфу, оказывается, последнее время так тянуло сходить в церковь, но никак не могла переступить через себя. Всем ведь говорила, что не нужна ей церковь… Ну вот, упала книжка ей на голову. Она взяла, села на диван и стала читать – то в одном месте, то в другом. И как она сказала: в этих всех письмах были ответы на ее вопросы. Представляешь? В общем, они с Витей даже решили венчаться.
– Вот это да… – обрадовалась я. – Как святые люди действуют. Раз – и в точку! И без лишних слов, как мы…
– Нет, ну так тоже нельзя сказать, что без слов… Батюшка ведь словами на нее подействовал, – возразила кума.
– Духом своим, да… Чу-де-са, да и только!
– Я так рада! А знаешь, что твой крестничек выдал? Мам, говорит, если Витя женится на Руфе, он мне будет брат.
– Мыслит архиправильно, – ответила я. – Башка он у нас.
– Башка… – согласилась кума.
– Но и Руфочка не лыком шита. Тоже умненькая. Сердце, слава Богу, не совсем каменное. А тебе, кума, отдельное спасибо, что правильно детей воспитываешь.
Не это ли главная похвала матери, которая, как сказано, «спасется через чадородие, если пребудет в вере и любви и в святости с целомудрием».[31]31
1 Тим. 2:11–15.
[Закрыть]
Мне вдруг снова захотелось перечитать письма архимандрита Иоанна (Крестьянкина). Читала я эти дивные строчки с новым большим интересом – в каких именно Руфа могла найти ответы на свои вопросы, которых мы не знали. Может, эти письма[32]32
http://azbyka.ru/otechnik/?Ioann_Krestjankin/pisma=1_2.
[Закрыть] и другим помогут?..
Дорогой о Господе М.!
Нет такого приюта, о котором пишете Вы, ни у монаха, ни у мирянина – на все и всегда, на всю жизнь – дорога и дорога, труд и болезнь и у монаха, и у мирянина. Пути несколько разные, но пути и дороги, а цель-то одна. И не расколете жизнь на мир и на монастырь, а есть в мире жизнь монашеская и жизнь семейная, и обе Богом благословлены, но тот, кто выбирает свой путь, не должен двоиться и раскачиваться между миром и монастырем.
Недаром говорила русская мудрость – семь раз примерь и один отрежь. Вот это мы разучились теперь делать. Мы не обдумываем и не примеряем, мы все режем и кромсаем, а выходит-то по живому больно. А я не знаю старцев, которые вторгаются в Божии определения, гласящие, что до последних дней мира будут люди жениться и выходить замуж и будут рожать и воспитывать детей и этим спасаться. Но кто что успеет на своем жизненном пути. И одному Господь благословляет одно, другому – другое…
Мира нет. Мира нет никогда, и Господь принес в мир не мир, но меч. И вот этот меч Господень рассекает до самых последних глубин, а успокоение, и утешение, и осмысление происходящего только в Вере, только в Боге и с Богом. Так дай Вам Бог это главное осознание, и душа возжаждет жить в мире только с Богом, только для Бога и для людей в Боге.
Умудри Вас Господь!
Благодарите же Бога за все. То, что мы оказались в Церкви, не право наше, но дар Божий. Ознакомьтесь поглубже с жизнью святителя Иоанна Златоуста. Он Вас утешит, он Вам поможет.
И.!
А ведь ты живешь без Бога. Утопаешь в бушующем море, будучи на корабле церковном, забывая, что на нем есть Кормчий. Ко Господу надо прильнуть, Ему верить и довериться, не формально вычитывая Евангелие и молитвы, но обращаться надо к живому Богу. Отца духовного Господь пошлет и дарует, когда ко Господу обратишься.
Ежедневно читай одну главу Евангелия и две главы Апостола, а также кратенькое утреннее и вечернее правило. Причащайся через две недели. И начни думать не отвлеченно о чем-то, а конкретно о том, что говорит тебе Господь в Евангелии на данный день. Это ведь враг пытается уморить твою душу унынием, убивая живой росток в твоей душе.
Будем о тебе молиться.
Дорогая о Господе О.!
Письмо Ваше я получил и просьбу о молитве выполню. Но, судя по письму Вашему, живете вы далеко не по закону Божию, хотя и православные. Доброта вообще – качество хорошее, но и она должна контролироваться светом Божиих повелений. Ведь Светлана-то живет в смертном грехе из-за своей доброты, и это ее погубит.
И еще: писать имя Божие надо всегда с большой буквы, ибо Бог – источник жизни, и в жизни своей Бога надо иметь стержнем основным.
Умудри Бог и научи рабу Свою О.
Дорогая о Господе В.!
Господь ко всем и каждому стучится в сердце, зовя его к радости и к свету, которые не кончаются земной жизнью. И зов его ко всем различный, ведь Господь-то знает, кто и что скорее услышит и отзовется. Вот и до Вас достучался – благодарите Его. А жизнь свою не спешите сокрушать – осторожно, осмотрительно входите во все, что Бог дает, – в Церковь, в Св. Писание – и учитесь сейчас так же, как в свое время учились в школе в первом классе, ведь все новое то, что надо принять в душу. Только тогда без боли и потерь врастут в Вас Божий Закон и христианское миропонимание и мироощущение.
Т.!
Воля Божия о нас та, чтобы мы, живя на земле, научились познавать Бога и с радостью и желанием следовать воле Божией – единственной спасительной и наполняющей жизнь истинным содержанием.
А человек может делать любую работу – от самой ничтожной до самой великой – и спасаться этим или погибать.
Будешь жить для Бога, ради Бога и во славу Божию – вот и спасение, вот и истинный, а не эфемерный смысл жизни. И если бы была воля Божия быть тебе женой и материю, то ты бы ею давно стала. Но сейчас, в 47 лет, твоя тоска о минувшем не более чем искушение.
Доктор, доктор! Оглянись вокруг! Твоим больным не надо ничего передавать от твоего внутреннего содержания – они этого не поймут. Им нужны твоя любовь, твой профессионализм, и все это в Боге, в молитве о них.
О каком еще невозделанном клочке своей души ты говоришь? Все у нас на месте, все Богом благословлено, а с искушениями уже давно пришла пора бороться, распознавать их и искоренять. Тебе и С. и М. Божие благословение на все доброе.
Дорогой о Господе Р.!
Получил Ваше письмо. Но жить без страха, без скорбей и болезней не получится – это надо осознать. Смрад греха Вы уже почувствовали, последствия его Вы уже несете, – и все это иначе как милостью Божией к Вам не назовешь.
Теперь надо начинать сопротивляться греху, надо начинать жить верой, в которой для Вас самое важное будет – страх Божий. А что выдумывать-то в деревню ехать? В деревне-то что – рай? Да если там и не московская Гоморра, а нечто более приличное, но приедет туда все тот же Р., все с теми же болезнями и неумением жить в Боге? А значит, мечтательный Ваш «рай» станет адом.
Я знаю людей, которые живут в Москве, и она для них если не рай, то преддверие его. Они живут верой деятельной, живой, и никакие «чудеса» новой Москвы их не трогают. Святые с ними, и святыни московские укрепляют дух. Вот, дорогой Р., чего я Вам пожелаю. Период же боренья – самый трудный, но без него не будет здравия душевного. Пока же враг теснит Вас и владеет Вашими помыслами, это – Ваше поле битвы за свободу духа.
Укрепи Вас Бог!
Дорогая Н.!
Волю Божию можно и нужно выполнять в любом деле и при любых занятиях и на любом месте. Дело не в том, чем мы занимаемся, но как относимся к делу и что для нас главное. Так что не сетуйте на творчество, это занятие ничем не хуже всякого другого. Если ты не забываешь, во Имя Кого и во имя чего ты творишь, то и отношение будет разное: одно дело – во славу Божию проповедовать творчеством и жизнью своей идеи, которые принес Спаситель, другое дело – во славу свою блеснуть, отличиться. Разбирайся, детка!
Твори во имя любви к людям, ведь это 2-я главнейшая заповедь, и тогда любовь к миру изольется слезами по нему – страдающему, болящему, утратившему главное. Так не сетуй на внешнее, но исповедуй свою немощь, и смирится вознесенная было гордыня. Много надо трудов понести, чтобы строился дом души. Строй, детка. Он не раз еще будет шататься и даже нарушаться, пока созреют ум и душа. Набирайся терпения, чтобы терпеть свои несовершенства. Божие благословение тебе. Храни тебя Господь.
Дорогая о Господе Т. М.!
Много всякой техники попустил Господь изобрести человеку, и пользовались ею и многие люди, которые впоследствии признаны в Церкви святыми. И техника не помешала им отдать свои сердца безраздельно Богу.
Компьютер – это из той же серии. И одни выпускают на компьютере религиозную литературу, а другие творят безобразие. И пользуясь одной и той же техникой, одни спасаются, другие погибают уже здесь на земле. Так что не бойтесь страха, идеже не бе страх.
Живите по законам Божиим и отдавайте кесарю кесарево, а Богу – Божие. И спасемся.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.