Текст книги "Рождественские истории дедушки Суарри"

– Меня спрятать сложнее, – сказал конь, – Забыл представиться. Я – Флюгер. Мне показалось, ты была готова меня забрать. Да и глаза у тебя добрые. И я с радостью пошёл за тобой. Но, как вижу, из-за меня у тебя могут появиться новые проблемы.

– У этой девочки проблемы появляются только из-за неё самой, – хмыкнула Алифья, – Она до сих пор не поняла – всё, что даётся человеку в жизни случайно, далеко не случайно. У всего есть предназначение.

– А маме также объяснить? – нахмурилась Дафна, – Как мне сказать, что теперь с нами будут жить летучая рыбка и…

– Флюгер! – кивнул конь.

– Да, и Флюгер! – сказала Дафна, – Заразу, то есть Марлен, она ещё пережила, но… Хотя, что я себя обманываю. Домашний конь и рыбка – это же чудесно! Да и у дома есть небольшой старый сарай. Мы им не пользуемся.

– Вот и чудно! – воскликнула Алифья, – Наконец-то шестерёнки в твоей голове вновь заскрипели и мозг заработал. Идём к маме-Мирре и всё ей расскажем.

– Что расскажем? – удивилась Дафна.

– Что? Что? Правду. Хватит врать-то! – скомандовала рыбка, – Из дома она тебя не выгонит. Да и в ближайшие три дня в вашем, то есть, в нашем доме, всё будет спокойно. А там недалеко и до Рождества.

– Хвостом чуешь? – усмехнулась Дафна.

– И плавниками, – прибавила рыбка.

– Пепе! Пепешичка! – ласково пропела Дафна, – Если ты меня слышишь, то знай – отныне у нас ещё конь появился! Говорящий! Ну, это же нормально? Молчишь… А я вот чувствую, что это лучше, чем нормально. Это хорошо. Волшебно!

Так Дафна, Алифья и Флюгер отправились домой. Дафна глядела на коня с восхищением и грустью. Он шагал прекрасный и великий, будто сам Буцефал.⁴³ Но Дафне было жаль его больную ногу. Чем же помочь Флюгеру, девочка не знала.

Флюгер рассказал, будто господину Гельдъегеру его продали цыгане, когда он был ещё жеребёнком. Бородатая Зура, поглаживая Флюгера по шелковистой гриве, тогда приговаривала:

– Бери коня, не пожалеешь! Кобыла его в воде родила. На полную Луну да при порывистом ветре. А значит, конь не простой! Сильнейшая стихия течёт в его жилах. Мы его Флюгером прозвали… Ветер он здорово чует, куда тот подует, туда конь и понесёт. А у ветра путь всегда верный. Гони мешок золотых! – щёлкнула тощими пальцами бородатая Зура.

– Дороговато будет, – прохрипел бородач, – Долго он мне прослужит, конь-то? Я как-то уж брал у цыган, дешевле, правда. Так быстро те кони скопытились.

– А ты, небось, тяжести на них возишь, да бьёшь хлыстом? По глазам вижу, что бьёшь… – прищурилась Зура, – Смотри, человек, кони хлыста не прощают. Не стала б я тебе Флюгера продавать, да тот сам просит, – вдруг заявила цыганка.

– Это как так? – выпучил глаза Гельдъегер.

– Судьба у него такая, – сказала Зура, закурила трубку и обняла коня, – Человека ты ему поможешь встретить. Ради которого конь хоть на край света понесётся. Но человек тот ещё не родился. А коли родится, так не в наших краях. Да там, где цыган не жалуют… Знаю одно, Флюгер и хлыст твой вытерпит, ради встречи со своею судьбой.

– Ха-ха-ха! Скажешь тоже, судьба! У коня одна судьба – встал в упряжку и пошёл, куда велит хозяин.

Много времени прошло с того дня, а Флюгер о разговоре Зуры и Гельдъегера хорошенько помнил. Помнил он и, как цыганка на прощание его лбом боднула, и шепнула на ухо:

– Как почувствуешь хлыст на своей шкуре, знай – избавление близко. Человек твой уже родился. Терпи! Ищи глазами и сердцем. И человек вернёт тебя туда, откуда ты родом, где найдёшь ты покой.

… В Марбурге Флюгер случайно угодил ногою в городской люк. И всё потому, что Гельдъегер, дабы занять тёплое местечко на ярмарке, так гнал хлыстом своих коней, что те чуть было не свалились на мостовой. Ноги у них и без того заплетались от дальней дороги, а тут ещё и на спины обрушился град хозяйских ударов. Но другие кони были моложе Флюгера, а вот он за годы работы на торговца ёлками совсем заездился. И везти хозяина на ярмарку с запада на север, жуть, как не хотел. Но вот, оказавшись в наряженном к празднику городе, Флюгер почувствовал себя весьма странно. Сердце у него забилось часто, как у жеребёнка, хлебнувшего свежего молока. И давай Флюгер глядеть по сторонам, да всматриваться в глаза прохожих в поисках «того самого своего» человека. Гельдъегер заметил, что Флюгер слишком рассеянный, еле плетётся, на дорогу не смотрит, и решил приободрить его хлыстом… А тут и люк приоткрытый на пути затаился. Подвернул конь ногу, провалился, застрял. Гельдъегер заохал, ветеринара давай кликать. Долго тот шёл, а когда объявился, вынес вердикт:

– Пристрелить его проще, чем вылечить. Ноги не молодые, жеребёнком скакать уж точно не будет. Решай, хозяин.

Но избавляться от коня просто так Гельдъегер не желал. Хоть монетку, хоть две, да хотел бы он напоследок выручить. Вот и привёл его на ярмарку, как товар, приукрасил гирляндами и бантом. Ну, а дальше…

– Пророчества, судьба, случайности… Сумасшедший дом – одним словом, – покачала головой Дафна, – Главное, чтобы мама нас всех не поубивала. Остальное не так страшно. Ну, с Богом! – сказала девочка и осторожно постучала в дверь.

Мирра открыла не сразу. Всё вытирала руки от зелёной краски, да так до конца и не вытерла.

– Дафна! Девочка моя, вот ты и дома… – воскликнула Мирра, но увидев за спиной дочери лохматого большеглазого коня, а в руках треснувший аквариум с лиловой рыбкой, замерла. Лицо её вытянулось, побелело. Мирра прищурилась. Потёрла глаза. Поморгала. Ей казалось, что мираж с конём и рыбкой испарится сам по себе. Но картинка не менялась. Тогда Мирра спросила, – Дафна, ты собираешься открывать зоопарк? Прямо здесь, в доме?

– Мамочка, я всё объясню. Позволь нам войти? Флюгер болен, да и Алифье нужна помощь. Гляди, аквариум треснул…

– Флюгер? Алифья? Дафна, где ты их взяла?

– Дамочка, впустите нас. Не лето на дворе! Меня Дафна притащила с юга, конь сам прискакал. Чего не ясно? – вмешалась Алифья. Но вместо того, чтобы пригласить всю троицу в дом, Мирра, услышав требовательный голосок летучей рыбки, упала в обморок.

– Ну вот и сказали правду, – вздохнула Дафна, – Давайте-ка все в дом. Согреемся, а там, глядишь, и умные мысли в голову придут. И мама очнётся.

…Солнце уже попрощалось с Марбургом, оставив на небе лишь скромный блик своей золотой улыбки, автограф минувшего дня. В доме было тепло и тихо. Лишь поленья в камине трещали на разный лад сплетнями о зиме. Всё бранили её за то, что в последнее время она зачастила с метелями.

Мирра открыла глаза уже за полночь. И вот, что увидела: посреди зала, уткнувшись мордой в подушку, дремал бурый конь. Рядом, свернувшись калачиком, сопела Дафна. У её ног громко храпел Сальвадор, а Марлен и Алифья играли в покер. Правда, вместо карт они ходили свеженькими открытками, теми, что Мирра всё же нарисовала за день.

– Ты жульничаешь! – ворчала Алифья, – Думаешь, если достала меня со дна морского, значит можно меня в открытки обыгрывать? – стыдила она Марлен. А та лишь весело отжуживалась и делала новый ход.

– Почему ты разговариваешь? – тише тихого спросила Алифью Мирра, – Что вообще здесь происходит?

– Мы в открытки играем! – серьёзно сказала Алифья, – Я проигрываю.

– Это невозможно… и пожалуй, возмутительно, – покачала головой Мирра.

– Возмутительно то, что человек после одного из своих дней рождений, что случается в его жизни с двадцатой или тридцатой зимы, перестаёт верить в чудеса и волшебство. Забывает язык природы и становится…тревожным полудурком, или полудурой, уж простите…– сказала Алифья, – Его постоянно что-то тревожит: слишком длинный нос, слишком скучная работа, слишком кислое молоко, слишком раннее утро… а вот самого важного он уже и не замечает. Мама-Мирра, ты в детстве с рыбами, или с птицами разве не говорила?

– Я говорила с морем, – призналась Мирра, подползая к Алифье на четвереньках, , – Ну и с рыбами немного. Так мне же было… Лет пять, семь… Но ведь это не нормально! Не нормально говорить с тем, кто не может тебе ответить, – чуть не заплакала Мирра, пытаясь доказать то, во что сама-то не верила.

– Так я же тебе отвечаю… Уверена, что в твоём детстве и рыбы, и птицы и бабочки – всё говорили с тобой на одном языке. Ах, у нас ещё и конь говорящий! Давай-ка, разбужу его? Он тоже что-нибудь скажет, – предложила рыбка, – А вообще, не нормально это, когда всё нормально. Вот это ненормально! Хвостом чую!

– Господи… Что за напасть? Ну пусть будет так… Аквариум тебе починить надо, клею бы отыскать, – задумалась Мирра, – Или новый аквариум купить… Деньги, пожалуй, ещё остались.

– Предостаточно, – рассмеялась Алифья, – На большой аквариум хватит! Я бы ещё не отказалась от сладостей и более романтичного домика. Дафна выбрала наспех. Мне не по вкусу.

– Ясно…А что значит «денег предостаточно»? – нахмурилась Мирра и глянула на Дафну. Та уже просыпалась.

– У дочери своей и спроси. Она у нас за всю бухгалтерию отвечает, а я устала! – Алифья зевнула, и бросив Марлен последнюю открытку, сказала, – Ну, проиграла я, вот держи! Все твои.

Дафна сладко потянулась и промурлыкав что-то себе под нос, открыла глаза. Флюгер проснулся следом.

– О, мамочка! Ты пришла в себя, – обрадовалась Дафна, – Ох, Флюгер твоя шерсть! Она пахнет еловыми ветками, я думала, будто уснула в лесу… – захихикала она.

– Дафна… Нам нужно кое-что прояснить, – сказала Мирра, осторожно переступив через хвост коня и пробравшись к своим краскам, – Ох, закрыть бы их, а то затвердеют…

– Спрашивай, мамочка.

– Откуда все эти животные? Я хочу знать правду!

– Говори смело, – ехидно прошептала Алифья, – Зуб даю – всё равно не поверит.

Дафна потрепала коня за гриву, сухую, как осенняя трава, и набравшись смелости, сказала:

– Море живое! Понимаешь?

– Понимаю, – кивнула Мирра.

– Нет, картина, та, что ты нарисовала. Она живая. Ночью в неё, в картину можно нырнуть, а вынырнуть уже совсем в другом месте! Так вот… Я пару раз так и сделала. Первый, когда сокровища искала, а второй…

– Всё! Достаточно! Ерунда какая-то! – затрясла руками Мирра да так, что выронила кисточку, – Как можно нырнуть в стену? Как?

– Просто… Иногда с разбегу, – спокойно ответила Дафна.

– Ну, давай! Ныряй с разбегу, а я погляжу, – с вызовом скомандовала Мирра.

Алифья и Марлен залились от смеха, Сальвадор в ужасе запищал, а Флюгер встревоженно заметил:

– Не стоит с разбега… Так и лоб расшибить можно.

– Господи Иисусе! И правда, разговаривает… – схватилась за голову Мирра, – Ну, хорошо! Хорошо, тогда я нырну. Договорились?

– Не уверена, что ты этого хочешь… – прошептала Дафна, – Нужно сначала поговорить с водой.

– Да что ты несёшь? Дафна! Может, у тебя жар? Я сейчас же вызову врача. Мне кажется, что ты сошла с ума.

– Нужно попросить воду о помощи и хорошенько подумать о море. Надо любить море, понимаешь? Любить всей душой, – пыталась объяснить Дафна, – А уже потом прыгать в волны по самые пятки!

– Да что ты вообще знаешь о море? – рассердилась Мирра. И как бросилась с разбегу на стену. Сальвадор и Марлен расступились, Флюгер вытаращил глаза, а Мирра уже не в силах притормозить, сложила руки «рыбкой» и как прыгнула… Бамс!

Картина не ожила. Волны не подставили пенную подушку. И удар был сильным. Мирра стекла по стене, как разбившееся яйцо. И застонала. На лбу у неё мгновенно выросла шишка, да и всё тело заныло в ожидании фиолетовых синяков.

Все молчали. И только Алифья так расхохоталась, что Мирра тут же пришла в себя. Она попыталась встать, но ноги воспротивились. Тогда Мирра ещё крепче прижалась к стене и закрывшись ладонями, зашептала:

– Я же сама выдумала его, живое, а оно снова оставило меня с синяками…

Вдруг раздался стук в дверь. Причём довольно настойчивый. Мирра и Дафна переглянулись. Они были похожи на встревоженных серых зайчих, почуявших шаги охотника.

– У нас конь в доме… – только и вымолвила Мирра.

Дафна схватила аквариум с Алифьей и потащила его в кладовую, в старый подпол. Неглубокий, но вполне пригодный для мелких вещей под названием «хлам».

Сальвадор и Марлен по привычке скрылись за камином. А вот Флюгер так и лежал посреди комнаты, воображая себя невидимым.

– Куда же тебя спрятать? – суетилась Мирра. Ведь стук с каждым мгновением становился громче. А значит, незваный гость не собирался уходить.

– Набрось на него плед! – сказала Дафна, – А ты, Флюгер, претворись… диваном! Сможешь? Только не сопи и не пыхти! Я тебя подушками забросаю.

– Дышать можно? – прошептал конь.

– Не желательно, – ответила Дафна, – Кто бы это мог быть? – спросила она Мирру.

– Ума не приложу! К нам гости давно не ходят, – ответила мать.

И вот за дверью послышался голос:

– Фрау Илиади! Немедленно откройте. Или я вызову полицию, – этот надменный петушиный тон принадлежал господину Шверпахту.

– Какие нелёгкие ветры занесли к нам этого кровопийцу? – обронила Мирра, направляясь к двери, словно сбитая сачком бабочка.

– Ох, ох, ох, – покачал головой пристав, глядя на хозяйку, – Мирра Илиади, вы не спешите открывать дверь, не спешите платить по счетам… Вы вообще никуда не спешите? Ну, конечно, безработный гражданин не знает, что такое спешка…

– Позвольте, заметить. Работа у меня есть. Я – художница, если вы забыли, – сказала Мирра и пригласила пристава войти.

– Ну и запах у вас, госпожа Илиади… Вчера здесь пахло иначе, – отметил гость.

– А мы на свалке подобрали старый диван, – вмешалась Дафна, – Но ведь старый не значит плохой. Правда? Пахнет, да… Но запах вскоре выветрится… Вы присаживайтесь. Он очень мягкий, – приветливо улыбнулась девочка.

– На свалке… – хмыкнул гость, – Спасибо, я постою.

– Присаживайтесь, присаживайтесь, – настаивала Дафна, – Мы отмыли его от птичьего помёта и кошачьей…

– Дафна! – остановила дочь Мирра, – Принеси нам с господином Шверпахтом чаю.

– Хорошо! – кивнула девочка, и сдерживая смех, посеменила на кухню.

– Могу я узнать, что привело вас вновь так скоро? – спросила Мирра незванного гостя.

– Платить по долгам придётся быстрее, чем я думал. Иными словами – завтра. А иначе придётся вас выселить. К тому же есть парочка семей, которые были бы не прочь переехать в ваш дом. Что скажете, госпожа Илиади?

– Но… Вы говорите о больших деньгах, которые мы…

– Можем заплатить прямо сейчас! Напомните сумму, – ворвавшись в гостиную со звенящими чашечками горячего чая заявила Дафна.

– В вашем доме финансами заведует дочь? – удивился пристав, изогнув свои брови тонким зигзагом.

– О, да! Маме некогда, она рисует, – объяснила Дафна, – Вот ваш чай. Чёрный. Без сахара. Или вам подсластить?

– Благодарю, не стоит.

– Не стоит благодарностей, – улыбнулась Дафна. И сделала такой важный вид, с каким не грех было бы прочесть и послание самого короля, – Вот, деньги. Пересчитайте.

– Дафна, но ты же не собираешься… – перепугалась Мирра.

– Собираюсь. Мамочка, ты заработала честно. А значит, и заплатить нужно. Тоже честно. Зачем нам долги?

– Вчера вы сказали, что у вас нет ни единой монеты, – прищурился пристав, досчитав всё до конца.

– И не было! – вновь ответила Дафна, – Но маме заплатили за её превосходные рождественские открытки. Вот, глядите, она ещё нарисовала!

– Я не любитель всяких художеств, – признался гость, – Но взглянул бы на столь драгоценные открытки. Позволите?

– Вот, пожалуйста, – смутилась Мирра, протягивая приставу стопку своих работ.

Картинки и правду вышли чудесно. Победив болезнь, в полуденной тишине, наслаждаясь чаем и миндальным печеньем, Мирра пробудила свою фантазию и создала на бумаге десятки сказочных миров, где птицекрылые оленята кружили в рождественском танце, взбивая своими копытцами сонные снежные облака, а дух Рождества раскладывал подарки в миллионы разных мешочков, больших и маленьких. Где голубоглазые крольчата вязали зимний покров, чтобы укрыть им землю, а полярные совы, сговорившись с белками, свесили лапки с серебряных веток, и распевали праздничные песни. Пироги медовые и клюквенные, сахарные конвертики и фотики, хвалёные Миррой – все эти и другие лакомства манили господина Шверпахта в дивный мир праздничных открыток.

– Весьма забавно, – нарочно сухо сказал он, – И что, люди это покупают?

– Да, и охотно, – на сей раз уверенно ответила Мирра, – Рождество, знаете ли, все хотят дарить друг другу радость.

– Какая радость от этих кроликов и белок? – не понял гость, – А, впрочем, ладно. Долг вы отдали. И будем надеяться, что впредь вы будете вовремя платить по счетам. Рождество-то не вечное… Когда-нибудь вам придётся нарисовать что-то более серьёзное.

– Может, вы хотите портрет? – вмешалась Дафна.

– Благодарю… Лучше нарисуйте наших министров. Они вполне этого достойны. Ах, да! – уже у дверей господин Шверпахт вдруг остановился, – Дайте-ка мне вон ту открытку. С оленями.

– О, прекрасный выбор! – всплеснула руками Дафна, – Вам она понравилась?

– Не то, чтобы… В общем, это для дочери. Любит она всяких лесных зверюшек. Маленькая ещё, – признался пристав, – Сколько с меня?

– Это подарок. Пусть все мечты вашей дочери исполняются, – сказала Мирра, – С наступающим Рождеством.

– Ох, это приятно. Неожиданно как… Спасибо. Я ей передам, – смутился Шверпахт, и надев на голову свою чёрную шляпу, учтиво попрощался.

Стоило двери захлопнуться, как в гостиной раздались громкое чихание и кашель.

– Я дышу! Дышу, ура! – с радостью воскликнул Флюгер и сбросил с себя кучу подушек и колючий старый плед, – А-а-апчихи! Ой!

– Прости, что сказала, будто мы нашли тебя на свалке, – рассмеялась Дафна.

– На свалке жизни, – усмехнулся в ответ конь.

– Чудеса… Других слов у меня нет, – сказала Мирра, – Ну, хорошо. Я верю в то, что конь и рыба могут говорить. Верю в то, что Марлен отныне наш друг. Но вот откуда ты берёшь деньги? Так много денег!

– Точно не ворую. Всем на свете клянусь. Сказать правду? Ведь не поверишь. В море же не поверила, – хмыкнула Дафна.

– Не поверила… – согласилась Мирра, – Вон оно меня как! Синяками одарило.

– Это не оно, это стена. Море – оно глубже. В общем, не важно, – махнула рукою Дафна, – Мамочка, скоро Рождество! И нам нужна ёлка, гирлянды и всё такое! Столько забот. Ах, да… Ещё Флюгера вылечить надо.

– Позовём ветеринара, – предложила мать.

– Никак нельзя, – воспротивилась Дафна, – Его какой-то уже осматривал и сказал…

– Проще пристрелить, – пропыхтел Флюгер.

– Плохи дела, – вздохнула Мирра, – Я никогда не лечила лошадей. Но мы обязательно что-нибудь придумаем.

Так и решили – «что-нибудь придумать». И дни в предрождественской кутерьме полетели быстро-быстро. Никто уже и не помнил, что на дворе: понедельник или вторник, среда или суббота? А может быть новая неделя ещё и не начиналась? Всем были безразличны понедельники. Все ждали Рождество.

– Ну, вот, аквариум новый у Алифьи есть, булочек сладких для Марлен я прикупила, для Сальвадора сыр нашла! Гляди, с какими дырками! «Маасдам пахучий», – прочитала Мирра, выкладывая на стол аппетитные покупки, – Мука, орешки, корица – это всё для нас. Будем христопсомо печь. Ты не против?

– Я – за! – отрапортовала Дафна, которая уже как несколько дней не ходила в школу. С личного разрешения матери.

– Как думаешь, Флюгеру в сарае удобно? – спросила Мирра.

– Там бы лампочку заменить, а то темно слишком! Сена достаточно. Спит, Флюгер хорошо. Не жалуется, – заметила Дафна, – Ой, мамочка! – вдруг воскликнула она, – А где же розовая водица? Как без неё христопсомо-то печь?

– И без неё обойдёмся… – отмахнулась Мирра, – Погоди! А ты разве рецепт знаешь?

– Знаю, немного… Вот розовая водица должна быть.

– Что сказать? Всё у нас есть, кроме неё. Значит, и без неё обойдёмся. Беги, напои Флюгера, а я пока тут тесто приготовлю.

– Я мигом! – пообещала Дафна и унеслась в сарай.

Стоял синий вечер. Ветер отвернулся от Марбурга и устроившись на левом боку, попросил не беспокоить его до утра. Звёзды забрались на небо, и давай играть на клавишах лунного света свою призрачную мелодию, такую неуловимую для человеческих ушей.

Дафна с ведром воды наперевес шагала к сараю и любовалась блестящей каймой берега Лана. Она тосковала по Пепе. И надеялась, что и та тоже немного тоскует. И вдруг Дафна заметила тень! Нет, к Пепе она не имела никакого отношения. Тень прошмыгнула вдоль забора и мгновенно скрылась за могучими деревьями, не оставив за собой ни следа, ни звука. Пожалуй, лишь пряный еловый дух, но и он тут же слился с ароматами сонной окраины. Дафна поёжилась и оглядевшись по сторонам, юркнула в сарай. С тех пор, как они вместе с Алифьей и фрау Фогель удрали от полиции, девочку не покидало чувство тревоги. Но ни матери, ни Сальвадору, никому Дафна об этом не говорила.

– Как ты, Флюгер? – спросила она, погладив коня по горячему носу.

– Не спится… Совсем не спится. Хоть и хорошо мне у вас, и Марлен свои песни поёт, и Сальвадор свои шутки шутит, и вы меня кормите, да в телегу не впрягаете, но хочется…свободы. Такой, чтоб бежать мне по полю, а лучше по мели речной иль морской, да чтоб ветер играл моей гривой!

– Может быть, ты ошибся и я не «тот человек», которого ты искал? – спросила Дафна.

– Тот, тот… Только время ещё не пришло. Я чую, – сказал конь, – И ещё чую опасность. Алифья, она тебе ничего говорила?

– Нет. Так я и не спрашивала, – призналась Дафна, – А если тебе не спится, то я могу помочь. Есть у меня одна штуковина. Сейчас! – и Дафна унеслась домой. За светозарной раковиной. Матери объяснять ничего не стала. Просто вбежала в дом, закутала своё сокровище в новый овечий шарф, и снова исчезла.

– Вот, гляди, – протянула она Флюгеру морское чудо, – Это волшебная раковина. Так говорят.

– Кто говорит? – недоверчиво спросил конь.

– Дядюшка Софоклос. Ты его не знаешь, он моряк… Так вот: нужно приложить раковину к уху и тогда ты услышишь древние, сладкие песни русалок. Они могут убаюкать кого угодно. Даже этого, как его? Морена они баюкали!

– Это ещё кто? – не понял Флюгер.

– Ой, долгая история. Лучше тебе не знать, а то не уснёшь, – сказала Дафна, – Я раковину у тебя оставлю. Песни послушаешь и спи! Только маме её не показывай, договорились?

Флюгер кивнул. С осторожностью обнюхал раковину, лизнул её и причмокнув, отметил:

– Солёная. И сладкая. А знаешь, больше кислая! И горькая!

– Не ешь её, а слушай, – рассмеялась Дафна, – Спокойной тебе ночи! А я побегу помогать маме христопсомо печь, а то она, кажется, не помнит, как это делается!

– Доброй ночи, Дафна! Бородатая цыганка Зура говорила, что по-настоящему мы начинаем жить ночью, когда ноги наши спят, а душа, напротив, мчится навстречу приключениям.

– Ох, сплюнь! И копытом постучи, – вздохнула девочка, – Я бы от приключений немного отдохнула!

Итак, оставив светозарную раковину Флюгеру, Дафна поспешила к матери. А та уже приготовила тесто и принялась дробить грецкие орехи и фундук. Все: Сальвадор, Марлен и даже Алифья внимательно следили за стряпнёй в надежде на то, что рано или поздно Мирра и им подбросит лакомый кусочек.

– Дафна, и чего ты носишься туда-сюда? Что у вас с Флюгером за дела? – спросила мать.

– Ничего такого! Так, поговорили о том, о сём! А ты корицу в тесто уже положила?

– Положила.

– А что же делать с розовой водицей? Где ж её взять? – взгрустнулось Дафне.

– Говорю же, и без неё обойдёмся. Я добавлю в тесто немного красного вина. Так тоже делают, – заметила Мирра.

– Ох, мамочка! В рождественском хлебе важен каждый ингредиент. И корица, и мёд, и вино, и орехи и мука – всё эти вкусы, как мгновения жизни. Нет жизни без радости, нет её и без слёз, благодарности, дружбы, прощения – всё это…

– Дафна! – чуть не рассыпав горсть ароматных орешков, воскликнула Мирра, – Да где ты это слышала? От кого?

– Одна старая женщина сказала, когда свой хлеб пекла, – призналась Дафна. Она говорила о тётушке Хрисе, чьи слова мелодично кружили в её памяти.

– Моя мама… – прошептала Мирра, – Также говорила и моя мама.

Сальвадор, Марлен и Алифья с удивлением поглядели на Мирру и Дафну. Алифья хотела что-то сказать, но вдруг передумала и махнув хвостом, скрылась в своём крошечном каменной замке с парадными водяными флажками.

Сальвадор будто бы невзначай подскочил к Мирре и ловко вытащил из её ладони аппетитный орешек, а Марлен уселась Дафне на плечо и настоятельно посоветовала:

– Вжи-жи-жи. Жи-жи-жи-жи…

– Думаешь, я что-то поняла? – хмыкнула Дафна. Она подошла к матери и обняла её. А Мирра вся сжалась, и будто на мгновение сама стала маленькой-маленькой семилетней девочкой.

– Моя мама Рождество больше всех праздников любила – сказала Мирра, – Запасётся самой лучшей мукой и пряностями. И давай печь самый вкусный хлеб. Вот, помню, замешивает тесто и молится. Благодарит святых за щедрую землю и воду. Просит о здоровье и благополучии. А хлеб у неё знаешь, какой румяный получался, будто из печи она само солнце вынимала, – вот Мирра закрыла лицо ладонями и прошептала, – Я так давно не видела маму.

– Так может быть, отправиться к ней? – оживилась Дафна.

– Жива ли она? Жив ли отец? Ах, нет. Нельзя! Нельзя возвращаться туда, где тебя не ждут.

– Не ждут? Папа и мама и не ждут? – захлопала глазами Дафна. И подскочила на месте, словно резиновый мяч, – Так не бывает! Ждут! Очень даже ждут.

– Доченька, и откуда ты всё знаешь? Скажи ещё, что в стену прыгнула и море тебя к дедушке с бабушкой принесло?

– Думаю, так оно и было, – вздохнула Дафна.

– Да ну? И какие они, твои дедушка и бабушка? Ворчат, бранятся, а дед всё курит и курит?

– Они хорошие… Ну, ворчат. А дед всё курит и курит. И о тебе вспоминает, – ответила Дафна.

– А ну, прекрати! Прекрати сочинять, – отмахнулась Мирра, – Ещё одна такая история и я сойду с ума. Нет, нет, в таком настроении нельзя печь рождественский хлеб. Дафна! Давай договоримся! Отныне ты не выдумываешь разные истории про наше, то есть про моё прошлое? Достаточно того, что в нашем доме завелись говорящие звери и ты каким-то чудным образом разбогатела… Меня всё это пугает. Хватит, хватит чудить.

– Договорились, но кое-что я ещё скажу!

– Давай, – согласилась Мирра.

– Каждое Рождество возле их дома собирается толпа девчонок и мальчишек. Они поют песни и хвастают друг перед другом игрушечным корабликами. А старики всё ждут, ждут, что когда-нибудь в этой толпе появится и их дочь, и скажет «я вернулась».

– Это всё?

– Это всё.

– Тогда ложись спать, а с хлебом я сама разберусь, – сказала Мирра.

– А я думала, хлеб – дело семейное. Надеюсь, ёлку мы наряжать вместе будем? – насупилась Дафна.

– Вместе. Завтра утром её привезут.

– Кто привезёт? – встрепенулась Дафна.

– Я на ярмарке у одного бородатого мужичка присмотрела пушистую-пушистую, большущую. Он сказал, что и на дом доставит.

Дафна перепугалась, но виду не подала. Только про себя подумала: «если тот «добрый мужичок» и приедет, то лучше им с Флюгером ускакать подальше от дома». Да только как? Нога-то у коня болела пуще прежнего.

– Я на рассвете Флюгера попроведую. Ты ёлку без меня получай, а я пока покормлю его, пока напою… – затянула Дафна.

– Хорошо, хорошо. Ёлку получить – много ума не надо. Спокойно ночи, доченька.

Не успело солнце протрубить о рассвете, как Дафна, убежала к Флюгеру. Когда точно прибудет ёлка, она не знала. Но решила убраться из дома, как можно раньше. А Флюгер уже проснулся и с радостью встретил свою хозяйку.

– Спал, как жеребёнок, – потягиваясь, объявил он, – Сны видел волшебные! Никогда бы не подумал, что песни вот этих твоих русалок, лучше цыганской скрипки баюкают! Только вот с утра чувство меня странное посетило, тревожное…

– Кажется, к нам пожалует Гельдъегер с ёлкой, – прошептала Дафна, – Но ты не бойся, не дрожи. Мы из сарая не выйдем. Я заперлась изнутри. Так что ему сюда не попасть.

– То-то у меня копыта зудели! – сказал конь, – Ускакать бы далеко-далеко…

– Это я уже слышала, – усмехнулась Дафна.

– Ветер, знаешь ли, дует южный. Это редкость в ваших краях, – признался Флюгер, – И он велит следовать за ним. Я и рад бы, да нога меня подводит… О! Ты слышишь?

– Что слышу? – подскочила Дафна.

– Повозка к дому подъехала. Кони пыхтят, – навострил уши Флюгер, – Ты была права, там Гельдъегер.

– Давай притаимся… – зашептала Дафна.

– Давай, – согласился Флюгер. И тут же, как чихнёт. Даже сам испугался.

– Ты чего? – всполошилась девочка.

– Пылинка в нос попала… А-а-апчхи! Вот и снова. А-апчхи!

Дафна чувствовала, что торговец ёлками уже где-то близко. Вот-вот и он пройдёт мимо сарая. А если ему взбредёт в голову распахнуть дверь? А если он увидит своего коня?

– Немедленно перестань чихать! – велела девочка, – Слышишь, шаги?

Шаги принадлежали Мирре. Она пригласила бородача в дом. И тот, взгромоздив себе на спину мохнатую ёлку, поплёлся следом за хозяйкой. Прильнув ухом к хлипкой двери, Дафна услышала:

– Это самая большая ёлка, – хвастал Гельдъегер, – Чтобы игрушки на верхушку повесить, придётся на стул вставать, или на лестницу. Есть у вас лестница?

– Найдётся… В сарае, кажется. Ещё от старых хозяев осталась, – сказала Мирра, – О! Сейчас и погляжу.

– Вам помочь? – осведомился бородач.

– Не стоит, я и сама…

«А-а-пчхи» – раздалось из сарая. И следом ещё три таких же «а-а-пчхи».

– Будьте здоровы, – хмыкнул Гельдъегер, – Кто у вас там? Куры, небось, расчихались?

– Нет, кур у нас нет, – улыбнулась Мирра, и потянула дверь на себя. Но та была заперта.

– Заклинило? – спросил бородач.

– Не знаю, попробуйте вы, – и Мирра уступила место Гельдъегеру.

Тот дёрнул дверь, да так, что она жалобно скрипнув, сорвалась с петель. И впустила в сарай волну свежего утреннего ветра. Мирра от неожиданности «ойкнула». Гельдъегер виновато пожал плечами.

– Не рассчитал силы, – сказал он. И тут же с любопытством шагнул в сарай, – Да, кур у вас нет. Здесь вообще никого нет. А! Вот и лестница.

– Совсем никого? – удивилась Мирра, и тоже вошла внутрь.

– Совсем. Вот, лестница! Она, пожалуй, и чихала. Ну, что? Тащить её в дом?

– Будьте любезны, – кивнула Мирра.

– А дверь, дверь я вам сейчас на место поставлю… Она у вас, простите, на честном слове держалась. Или, как говорят на со…

– Поняла! Спасибо, спасибо. Вы, пока разбирайтесь, а я вам чаю заварю. Чай будете?

– Нет, нет. Ярмарка уже ждёт! Торговать-то всего-ничего осталось. А после Рождества ёлки никому не нужны, – сказал Гельдъегер. Поставил на место дверь, взял в одну руку лестницу, другой обнял красавицу-ёлку и кряхтя от натуги, поплёлся в дом.

По сараю гуляла призрачная тишина. Сено, растревоженное ворвавшимся ветром, лениво возвращалось на свои налёженные места. И вдруг «фоус-фоус-лампс!» и откуда не возьмись, в сарае вновь появились Дафна и Флюгер. Вернее не появились, а проявились там же, где они были. Как на старой фотоплёнке. Она замерла у дверей, он прятал морду в сено.

– Что это было? – дрожащим голосом спросила Дафна, – Кажется, он нас не заметил… А вот я заметила что-то очень странное.