Текст книги "Рождественские истории дедушки Суарри"

– Тётушка, Хриса! – подпрыгнула на месте Дафна, – Значит, вы в царство морское не поверили?

– Какое там царство? Кладбища кораблей да в лучшем случае – сады жемчужные, – с безразличием сказала Хриса, – Кому это интересно? Я вот жемчуг терпеть не могу. Какой с него прок? Безделушки одни…

– А может мне у дядюшки Софоклоса про море расспросить?

– Расспроси, – кивнула Хриса, – Только он может и не ответить. Не видит он больше моря. И корабль его уж с десяток лет, как к берегу прирос. Говорит: «Всё на свете вижу, не слепой! Тебя, дома, ценники на овощном рынке, крапинки на крыльях божьих коровок, а стоит к кораблю подойти и на море глянуть, как пелена чёрная глаза застилает». Но как-то вышел он всё-таки в море, на слух, на память, на ощупь. Говорит, только чаек голодных услышал, как шторм разыгрался и выбросил нашего Софоклоса с его кораблём на берег. А самого моря он так и не увидел, лишь брызги летели вокруг да ветер дурной присвистывал!

– Чудеса… – прошептала Дафна, – Жить на море, а моря не видеть… Тётушка Хриса, а можно ещё спросить?

– Разумеется! Вот, только изюм и орехи возьми. Они нам для стряпни пригодятся, – колдуя над тестом, сказала хозяйка.

– Вот, пожалуйста, – забросив пару орешков в рот, сказала Дафна, – А когда можно колядовать? А-то я готова, и песни знаю… и сплясать могу.

– Рановато ещё для колядок-то. Дай-ка мне мисочку мёда, – попросила Хриса, – Колядуют у нас накануне самого Рождества. Вот и посчитай. Сколько дней осталось? Вот. Рановато. Да и не просто там дети поют и пляшут. В колядки нужно душу вложить! Только то, что от чистой души и сердца делается, Бог видит да слышит.

– То есть монеток мне сейчас никак не достать… – с досадой прошептала Дафна. И Хриса услышала её.

– Тебе что же, нужны деньги? – удивилась хозяйка, – И много ли, если не секрет?

– Чтобы покрыть долги, – призналась Дафна, – Давайте, я помогу! – протянула она руки к тесту.

– Нет уж, – отстранила её хозяйка, – Мы, когда рождественский хлеб печём, молитву читаем, благословения просим. А ты о деньгах тут мне говоришь… Худые у тебя мысли. Вон, лучше розовой водицы передай. Специально её для христопсомо берегла.

– А разве нельзя и о деньгах помолиться? Я бы вот помолилась, так не умею – пожала плечами Дафна.

– О деньгах? Дались же они тебе! Ну, помолись, если хочешь! Да только разве в них счастье?

– Не совсем, но нам бы они не помешали, – вздохнула Дафна.

– Кому это «нам»? – не поняла Хриса.

– Мне и маме. А ещё Сальвадору и Марлен. Там, где я живу, все только за деньги и молятся.

– Дафна! Голубка, вот и память к тебе возвращается помаленьку. Значит, у тебя есть мама? – переспросила Хриса.

– Ну, да… На той планете. Я ж инопланетянка, я уже говорила.

– Ох, и смешная же! Дай-ка мне корицы! – велела Хриса, – Дафна, если у тебя есть мама, значит, она могла тебя потерять, – сказала хозяйка.

– Нет-нет… Пока вода молчит, об этом можно не волноваться, – заявила Дафна и любопытства ради опустила кончик носа в горсточку пряной корицы. И как чихнёт, – Ой! Пахучая!

– Вы всё сплетничаете? А я уж целый корабль собрал! Вот, глядите. Паруса из чистого хлопка, голубые! В цвет неба, – пришёл похвастаться Софоклос, – Ха-ха! Дафна, деточка, да у тебя весь нос и щёки в корице! Её в хлеб добавлять надо, а не как пудру использовать, – рассмеялся он.

– Я чихнула, – надула губы Дафна, – Лучше скажите, почему на вашем корабле нет капитана?

– Не положено. Кому кораблик достанется, тот и будет его капитаном… – ответил Софоклос.

– А кому он достанется? – пристала Дафна.

– Соседскому мальчишке – Анастасу. Он просил. Я и сделал… Завтра придёт забирать. А что? Нравится?

– Очень, – призналась Дафна, – Там, где я живу, нет ничего морского. Вот я бы такой корабль привезла, всех бы удивила…

– Тесто, давай, меси. Да нежно – велела Хриса, – Не перемни!

– Так хорошо? – спросила Дафна, – Или нежнее помесить?

– Так хорошо, – оценила Хриса, – Софоклос! А где твоя волшебная ракушка? Уверена, Дафне она понравится.

– Ракушка? – оживилась Дафна, – И впрямь волшебная?

– Я бы сказал, мистическая… Сам её достал со дна моря. Чуть не захлебнулся! Помню, как тридцать каракатиц мне путь чернилами затмили, а я всё-таки её нашёл, вытащил из щупалец сонного осьминога и вынес на берег… Не ракушка – диво морское! Погоди, сейчас покажу! – сказал хозяин и унёсся в спальню, где у изголовья кровати, в перламутровой шкатулке, запертой крабовыми клешнями, и хранил он свою ракушку.

– Ну, вот и всё! Тесто готово! Теперь давай вместе форму придумаем! Можем христопсомо большим и круглым сделать, как солнце. А можем и на несколько маленьких разных форм разделить, – предложила хозяйка Хриса, наслаждаясь ароматом будущего хлеба, – Из того теста, что у нас останется, сделаем мы хлебный крест. Украсим его, как пожелаем! Орехами, пряностями да травами. Что скажешь, Дафна?

– Ни с чем на свете не сравниться запах этого теста! – воскликнула Дафна, – Тётушка, Хриса, вот так и пахнет волшебство?

– Ха-ха-ха! Так пахнут мёд и корица! Волшебством повеет, когда ты хлеб из печи доставать будешь, – сказала Хриса.

– А вот и я! – пропел Софоклос и торжественно открыл перламутровую шкатулку.

Дафна обомлела. Из шкатулки вырвался свет всех восходов и закатов Средиземноморья. Он расписал белокаменные стены кухоньки золотыми акварелями, и затрепетав миллионами бабочек на синих шторах, вернулся к своей владычице – розовобрюхой светозарной ракушке. Она лежала на правом боку неподвижная, в крупных каплях морской воды. А те то и дело скакали по её гладкой спинке к закрученному хвосту, соревнуясь в быстроте и ловкости. У кудрявой вершины раковины виднелось крошечное отверстие, обрамлённое драгоценными камнями с детский ноготок: бирюзой, топазом, изумрудом, сапфиром, шпинелью. Все они игриво переливались отвлекая внимание от самого отверстия, за которым, ничего и не было, кроме тёмной пустоты.

– Погляди на неё, Дафна, – сказал Софоклос, – Не чудо ли?

– Мне даже притронуться к ней страшно… Какая она красивая! – завороженно глядела на ракушку девочка.

– Возьми её, – разрешила Хриса, – Аккуратно!

– Если хочешь услышать море, приложи своё ухо к тёмному устью, – сказал Софоклос, – Тогда, где бы ты ни была, море последует за тобой.

Дафна осторожно взяла ракушку и прислушалась. Вдруг ей сделалась дурно. В ушах, вместо звуков моря, загремели чужие странные голоса. Дафне показалось, что это звуки шторма или землетрясения, или какой-то другой стихии, сметающей всё на своём пути.

Дафна вскрикнула:

– Мне страшно! Что это за звуки?

– Возможно, ты никогда не слышала голоса шторма, – пожал плечами Софоклос, – А это был он! Ракушка выдаёт самые разные звуки, но кроме того, она обладает ещё одним чудесным свойством.

– Нет, всё-таки это был не шторм… Какая-то другая опасность, – затряслась девочка.

– Присядь, успокойся, – сказала Хриса, – Ракушка и вправду прекрасная, глядя на неё и с ума можно сойти. Я тоже чуть не сошла, когда Софоклос принёс её домой. Как же давно это было!

– А была у нас такая легенда, – начал вдруг Софоклос, – Столетние моряки её любят рассказывать. Вот и мне, ещё молодому, рассказали. Слушайте. По легенде, была посреди моря такая страна Титамония. И правил ей могучий титан – Морен, самый страшный и рослый из всех титанов. Руки его были подобны окаменевшим дубам, топнув ногою он смог бы расплющить великие Дикти³⁸ и священный Парнас³⁹. В толстом своём брюхе он устроил огромный аквариум, куда заточал самых редких и прекрасных морских рыб и животных. Чтобы демонстрировать их гостям Титамонии. Отжив свой мучительный срок, в аквариуме животные погибали. И тогда Морен равнодушно вытряхивал их из своего брюха, созывал народ Титамонии и под грохот барабанов устраивал показательный пир для своих преданных друзей – саблезубых кабанчиков. Жили они в его мраморных покоях. Целое стадо – бурые и рыжие. Крупные словно бизоны, лохматые, с горящими изумрудными глазами сторожили чудовища золото Морена и его светозарную раковину.

Ничего и никого на свете не любил Морен кроме власти, кабанов и светозарной раковины. Она дарила ему покой и вечную молодость. Стоило Морену приложить ухо к раковине, как он слышал шепоток южного ветра, звуки коралловых флейт и дивные песни древних русалок, что продлевали ему жизнь на столько лет, сколько ласковых слов мог услышать он в песнях, пока не сомкнет своих глаз и не погрузится в ночные грезы. Было у той раковины и другое волшебное свойство! Говорили моряки, если подуть в неё, точно в рожок, можно обрести силу троих сыновей Посейдона: Тритона, Агенора и Антея. А также протрубить о начале или конце великой войны, в которой обладатель раковины останется победителем…

– Это сюда трубить нужно? – Дафна с интересом уставилась на отверстие, обрамлённое голубыми камнями.

– Наверное, но ещё чего не хватало! – придержал Дафну Софоклос, – Я раковину искал, чтобы молодость себе и Хрисе продлевать. Да спать спокойно. Только вот, песни-то мы слышим, а молодости всё никак не прибавляется! Ах-ха-ха! Зато вон светится как красиво, да музыка и впрямь дивная, только ушко приложи…

– Дядюшка Софоклос… А расскажите ещё про этого Морена! – попросила Дафна, – Как раковина у него оказалась? Или старые моряки об этом не говорили?

– Говорили… Позволь-ка я закурю? – спросил Софоклос и пожевав с досадой свои сухие губы добавил, – Давно я так ни с кем не говорил. Вот с тех пор, как дочь мы потеряли, все вдвоём на кухне и сидим…

– Ох! Я о гвоздике совсем позабыла! Нужно для пряности ещё гвоздички добавить, – вдруг захлопотала Хриса и унеслась в кладовую.

– У вас была дочь? – спросила Дафна.

– Была. Вот так, как с тобой здесь с ней и сидели. Только я ей про Морена не рассказывал. Больше всё про дельфинов, про пиратскую бухту, да про красные закаты на западе острова… – вспоминал хозяин.

– А где сейчас ваша дочь?

– Ох, Дафна, я всё бы на свете отдал, чтобы знать это! Она вот, как ты, любопытная была! А глазища какие! Сами небеса в них могли утонуть, – и тут Софоклос замолчал.

– Ну, так что там с вашим Мореном? – вернувшись с горстью крошечных звездочек-гвоздик, спросила Хриса, – Мне-то ты, Софоклос так много не рассказывал! Ох, Дафна, взбудоражила ты нашего деда! Того и гляди, ещё чего вспомнит.

– А что Морен? В один день, всем его кабанам и сокровищам стало тесно. Островок-то не велик был! Куда не ступишь, кругом золото, куда не глянешь – везде кабаны да вояки-титаны шастают. Ни театров тебе, ни музеев, ни парков, только сокровищницы да свиньи, представляешь? Подумал Морен и решил захватить другие земли. Да только вот остров его со всех сторон окружен был морскою водой. А все титаны воды, как и кошки, ух, как боятся! Да и не могли они уплыть со своего острова потому, что разгневались на их бесчинства стражи морские – синие дельфины древнего ордена. Из века в век охраняли они священные воды, берегли богатства, спасали путников во время штормов. Так и Морена однажды спасли! Тот на своём корабле возвращался из Малой Азии на родину с украденными сокровищами. Но дельфины об этом не знали. Их заветное правило – спасать погибающих и всё тут! А шторм тогда сильный разыгрался! Пошёл корабль Морена ко дну. Закатил глаза Морен и давай захлёбываться! Да так, что ни один дельфин и не догадался – Морен лишь претворялся умирающим. Подхватили они его и понесли на берег. Но лишь коснулись ноги Морена дна у Титамонии, как схватил он дельфина-вожака за шею, крепко сдавил её, так, что спасатель чуть не задохнулся. Сорвал титан с ослабевшего дельфина раковину светозарную, что тот всегда при себе носил, как морское благословение. Молод был дельфиний царь, да и не ожидал он от тонущего такого предательства. Затрепетали дельфины, увидев сломленного царя. Хотели броситься вдогонку за титаном, да где это видано, чтоб дельфины по земле бегали? Осталось им забрать своего царя да умчаться в подводное царство… Время шло… Морен сердился – столько слышал он легенд о волшебной раковине, так верил в её в чудесные силы, а что же она? Она отказывалась ему подчиняться. Петь – пела, баюкать – баюкала. А вот трубить титану не позволяла… Говорят, не каждый может в неё трубить! А лишь тот, чья любовь к морю сильнее любви дельфиньего царя… Так и быть, признаюсь, и я рискнул, да ничего не вышло, – хмыкнул Софоклос, закурив последнюю в заначке сигарету, – По словам моряков Венизелосов, был на Титамонии вулкан. Сонный такой ленивый… Но как-то раз, решил напомнить он о себе беспечным титанам. Затряслась земля, потемнело небо. И давай вулкан извергать свою алую лаву… Одноглазый моряк Псаракис красиво так вспоминал, будто окружили остров дельфины во главе с повзрослевшим да окрепшим царём, думают вот-вот титаны во главе с Мореном от ужаса в воду попрыгают, и настигнет их смерть от песен да зубов дельфиньих. Но нет! Приказал Морен всем оставаться на суше. Тогда дельфины подняли гигантскую волну, такую, что целый остров своим ударом снести сможет. Взволновали, вспенили воду. Поёт царь дельфиний свою боевую песню, скалит белые зубы. Но стоит Морен на суше несломленный. С одной стороны бежит на него лава, с другой страшная волна. Все мертвы уж титаны. Один Морен зло ревёт да пытается вызвать раковиной боевой клич. Но не может! И встречаются на его могучих плечах шипящая волна да адская лава. Вырывает бранящийся Борей из его рук светозарную раковину и бросает в пасть ревущего моря. Трясётся земля, злится вулкан, смывает вода мёртвых свиней и титанов… Уносит вода и Морена. Обнявшись со своим другом – восьминогим красноглазым кабаном уходит он на дно морское… Никто не знает, куда делся Морен. Никто не ведает, куда запропастилась светозарная раковина. Ясно одно, как и тысячи лет назад, сторожат море синие дельфины, спасают они корабли и тонущих путников… На том и всё! Опа-опа-па! Конец легенде.

– Как никто не знает? Вот же она – раковина! А что же дельфиний царь? Выходит, он так её и не нашёл! Дядюшка, Софоклос! Тут что-то не сходится! Почему раковина оказалась у тебя? Почему ты не отдал её хозяину? – нахмурилась Дафна.

– Девочка моя! Это же просто легенда! Может быть, и не та это вовсе раковина! – принялся оправдываться Софоклос.

– Как не та? А голоса, а вот это отверстие, как у горна! А драгоценные камни!– вскрикнула Дафна.

– Ну хорошо-хорошо… Объясню! – согласился хозяин, – Моряки говорили… Да, да, всё те же моряки! Что море решило не возвращать раковину дельфиньему царю и заключило её в объятия стального вечнободрствующего осьминога. На самом-самом дне. Говорят, сам Морен триста раз бы подумал, прежде чем забрать у того осьминога раковину…

– А как же ты смог? – округлила глаза Дафна.

– Я его усыпил, – спокойно сказал Софоклос, – Эти Хрисины настойки, знаешь ли… На разных травках. Любого или в буйство или в сон вгоняют. На дне морском таких не найти, – рассмеялся он.

– Ты хочешь сказать, что рыскал по моей кухне в поисках горного успокой-сбора? – вскипела Хриса.

– Не рыскал! Сразу нашёл, – хмыкнул Софоклос, – Душица, ромашка и хмель! Чего там ещё? Они у тебя на самом видном месте лежат! Я их все перемешал, вином молодым разбавил и в бутылёчек перелил! А как к осьминогу подобрался, так бутылёк открыл и…

– Ясно… Все акулы, медузы да и сам осьминог погрузились в крепкий сон! Как ещё само море от такой настойки не уснуло! Ох, Софоклос, Софоклос! – ужаснулась хозяюшка Хриса, – Стыдись, вор ты кухонный! Да видно и брехун солидный! Вор и брехун, слышишь?

– Выходит, что ты, дядюшка Софоклос, украл у моря? – приняла всё за чистую монету Дафна.

– Не брехун я! И не украл… Взял на время, так сказать, – признался моряк, – Думал, мы с Хрисой песен русалочьих послушаем, омолодимся. Да и похвастать находкой перед женушкой, ой как хотелось! Это ведь подвиг в какой-то мере! Не хуже геракловых! Только вернуть раковину назад у меня не вышло… – вздохнул Софоклос.

– Тётушка Хриса сказала, будто вы моря не видите? – спросила Дафна.

– Не вижу! Ни моря, ни закатов морских, ни восходов… С тех пор вот, как раковину эту из воды достал, так больше в море и не был. Вот представь, будто идёшь ты, Дафна по светлому залу, и вдруг кто-то “щёлк” выключателем! И погасла лампочка. И не видишь ты куда дальше идти. Так и я. До берега доковылять ещё могу, а только на песок ступаю, как “щёлк” и слепну…

– Дафна, деточка, на сегодня достаточно разговоров! Идём, хлеб в печь укладывать! Чтоб к завтраку я тебя и угостить смогла, – вмешалась Хриса.

– Тётушка, Хриса! Да, ведь я, кажется знаю, как раковину вашу обратно морю вернуть! – подскочила Дафна, – Кажется, знаю того, кто отнесёт её царю дельфинов. Если тот существует, конечно…

– Милая моя, это ж только легенда. Про царя-то, – улыбнулась Хриса, – Так и скажи, что ракушка тебе понравилась. Мы её тебе и подарим. Правда, Софоклос?

– Правда, подарим, как родной дочери… А может, Дафна, ты с нами жить останешься? А что? У нас и комната от дочери осталась, и игрушек целый короб… До утра-то подумай… На-ка, держи свою раковину, – и Софоклос протянул гостье свою морскую добычу.

И только Дафна хотела отблагодарить доброго хозяина, как вдруг услышала знакомое жужжание. Это Марлен прилетела. Она кружила у распахнутого Хрисой окна над мисочкой янтарного мёда и жадно облизывалась. Выглядела муха устало. Еле держали её прозрачные крылья. Покружила она ещё у миски да и упала без сил. Дафна бросилась к своей крошечной подруге, посадила её на мизинец и давай расспрашивать, где та пропадала, и почему лапки у неё такие мокрые, а глаза красные-красные. Муха ничего не ответила, лишь раскрыла перед Дафной свою малюсенькую мохнатую ладонь, в которой блестело что-то круглое и ещё более микроскопические, чем ладонь мухи.

– Что это за соринка? – спросила Дафна, – Марлен! Где ты была? Отвечай-же! – перепугалась девочка. Сальвадор, однако ж понял Марлен без слов. Он схватился за голову и притопывая своими царапучими лапками на плече Дафны, взволнованно закричал.

– Что случилось, девочка моя? – встрепенулась и Хриса, – Радость великая, твоя муха вернулась! Идём же, идём! Печь заждалась христопсомо.

– Да, да! Идём, – отрешённо проговорила Дафна.

– Эх, и смешные вы, девчонки! Всё суетитесь-суетитесь… И муха туда же! – усмехнулся Софоклос да как закашлялся, – Ох, когда-нибудь я брошу! Нужно бросать дымить-то! Я ведь ещё молодой, а горло у меня, как труба выхлопная. Ох! Охладиться бы, – сказал Софоклос и открыв кухонный кран, подставил под хлынувшую струю свои пересохшие губы, да набрал воды полный рот.

И тут Дафне показалось, что вода в кране как-то странно шумит. Да и не вода это вовсе, а родной голос зовет её в далёкий Марбург. Поток быстроногих капель сопровождали еле слышные слова:

– Ночь темна, а день велик,

Силу пьет мою, старик,

Время только не испить,

Стрелки вновь не возвратить,

Морю нужен капитан,

Дафна, ты же нужна нам…

– Кажется, мне пора, – воскликнула девочка, – Я должна бежать к морю. Простите, хозяюшка Хриса! Простите, Софоклос! Но не могу я с вами остаться.

Словно загнанная козочка, Дафна металась по незнакомому дому, в надежде вспомнить, где же выход. Вдруг она бросилась на задний двор, к разгоряченной печи, где прежде углядела глубокий колодец, откуда сию секунду доносился голос Пепе.

– Значит, не к морю, – в сердцах обронила она, – Бежим, к колодцу! – позвала Дафна Сальвадора и Марлен. Но тут же сама остановилась и замерла. Будто кто-то невидимый выстрелил огненной стрелой ей прямо в сердце.

– Дафна, малышка! Что же ты мечешься? – запыхавшись воскликнула Хриса. За ней прибежал и Софоклос.

– Кто это? – уставившись на большую чёрно-белую фотографию, что висела рядом с уличным иконостасом, спросила Дафна.

– Пи-пи-уивпип! – в эту же секунду закричал Сальвадор, указывая хвостом на старую верёвку, которую внезапно подбросила в воздух колодезная вода. Теперь Дафна точно знала, как они попадут в Марбург. Но её волновало и другое:

– Кто это? – с нетерпением переспросила она, не отрывая взгляда от состарившегося снимка, откуда ей улыбалась юная гречанка с такими родными глазами, родней которых для Дафны на свете не было. Ей показалось, что она глядит на свою мать.

– Так это… – но не успела Хриса закончить, как взъерошенная ловкая веревка сама схватила Дафну и потащила её на дно колодца. Хриса и Софоклос хотели вызволить девочку, но силы воды и времени оказалась сильнее.

Одно мгновение и Дафна с Сальвадором и Марлен вновь очутились в своём доме, у мокрой солёной стены, в Марбурге, где разбуженный ветер уже подавал к завтраку лимонный рассвет.

– Ещё одно такое путешествие и я сойду с ума, – прошептала Дафна и тяжело вздохнув, распласталась на полу, будто выброшенная на берег морская звезда, – А самое обидное, Сальвадор, знаешь что?

Мышонок покачал головой и закусил хвост.

– Мы так и не нашли то, что искали. Ни ответов, ни денег, ни Теоса Кима, в конце концов! Мне даже не удалось с ним попрощаться и отдать ему эту раковину. Пускай бы отдал её царю дельфинов! Что за бестолковое путешествие? А ещё эта фотография! Или мне показалось, или та девушка… – и тут Дафна замолчала.

– Ты только погляди, какое сегодня славное солнце – вдруг все услышали голос проснувшейся Мирры, – Дафна, ты уже встала?

– Эээ…да, мамочка! Доброе утро! – засуетилась девочка, пытаясь спрятать под тонким пледом своих вымокших друзей и раковину. А заодно и причесаться.

– Девочка моя, ты словно ни минуты не спала, – встревоженно сказала Мирра, увидев перед собой дочь с деревянной расчёской, безнадёжно застрявшей в её колтунах, – Выглядишь уставшей. И волосы твои… Что с ними? Тебя будто потрепал смерч. А может, тебе снились кошмары? В таком виде нельзя идти в школу. Ах, это чудное солнце… – Мирра вновь залюбовалась зимним рассветом, до краёв налившимся парадной желтизной, – Ну, что же, девочка моя. Выпьем чаю и примемся за великие дела. Ты отправишься в школу. А я сию минуту слетаю в «Лавку художников», запасусь новыми карандашами и тушью. Ох, Дафна, я наконец-то выспалась! Кажется, микстура с лёгкостью вернёт мне былые силы. Микстура и сон.

– А мне обязательно идти в школу? – осторожно спросила Дафна.

– Обязательно. И это не обсуждается, – нахмурилась Мирра.

В глубине души Дафна знала, что ни в какую школу она не пойдёт. Ей так хотелось рассказать матери всю правду. И про своё путешествие сквозь оживающую картину, и про знакомство с Хрисой и Софоклосом, и про огромного Теоса Кима. Про море! Про настоящее море. Но вновь страх того, что мать ей поверит взял верх.

– Мама, а что было бы, если б люди могли перемещаться в пространстве? – зашла Дафна издалека, натягивая на себя заштопанные колготки.

– Пожалуй, это невозможно, – отозвалась Мирра, одной рукой заваривая чай, другой перебирая свои эскизы рождественских открыток, – А впрочем, если пофантазировать, то возможно всё. Вот мы, художники, сидим, порою в четырёх стенах, и кроме старого чайника и крошек от имбирного печенья ничего перед нами нет. Но стоит лишь закрыть глаза и представить, что ты находишься среди кремовых облаков, где парят острокрылые ласточки и вьют себе золотые гнёзда из соломенных прутиков, а твои плечи обнимают ласковые зефиры, то на душе сразу становится теплее. Рука сама находит прыткую беличью кисть, та ныряет в свежую краску и…

– И ласточки вьют гнёзда уже на твоём холсте, – продолжила Дафна, – Но художник, художник-то остаётся всё в той же комнате с чайником и крошками имбирного печенья! А вот если бы он сам отправился к ласточкам сквозь зефирные ветры! Если б он сам помог им вить гнёзда?

– Это уже сумасшествие… – призадумалась Мирра, – Или волшебство. Но разве такое бывает?

– То есть ты не веришь в волшебство? – не унималась Дафна.

– Дочь, собирайся и живо в школу! – строго сказала Мирра.

– Бегу, вот только куртку накину. И позволь, последний вопрос!

– Ну? – нахмурилась Мирра.

– Дай-ка я его лучше нарисую!

– Кого?

– Вопрос, – сказала Дафна.

Она схватила острый карандаш и махом набросала на белой бумаге такую картину: тихий сад с кипарисом, оливой и лавром, посреди него стоит белобокая печь, а женщина в чёрном да мужчина в белой рубахе из хлопка перед ней хлопочут. Женщина держит в руках хлебную лопату с большущим караваем, а мужчина игрушечный кораблик. А на кораблике флажок – вот и последний штрих.

– Готово, – выдохнула Дафна.

– Что это? – поперхнулась чаем Мирра.

– Тебе здесь ничего не знакомо? – прошептала Дафна, – Рисую-то я неважно. И всё-же…

– Ничего не знакомо. Печка, лес какой-то, пара стариков… Тебе это приснилось что-ли? – ни с того, ни с сего задрожала Мирра, – Ох, дочь… Мне, порой, вообще не понятно о чём ты думаешь. Ты сама-то этих стариков знаешь?

– Отчасти…

Мирра тяжело вздохнула, и как-бы невзначай скомкала дочкин рисунок. И отправила его в мусорное ведро.

– Прости, – сказала она Дафне, – Но мне не нравится, что ты занимаешь всякой ерундой. Мне не нравится, что…

– Мама, посмотри-ка на меня, – вдруг попросила Дафна.

Мирра встретилась с дочерью взглядом. Болезнь отступила, и к утру художница выглядела посвежевшей, молодой, хоть и слегка растерянной. В её глазах блуждала надежда на домашний покой, а вот её чёрные брови изо всех сил придерживались своей природной строгости, но вскоре Мирра смягчилась и улыбнулась глазами. И Дафна погрузилась в них своею душой. И тут же все её сомнения рассыпались на тысячи морских брызг. Отныне Дафна знала, что там, на старой фотографии, среди оливы, кипариса и лавра, была её мать…

– Мне нужно идти. «Лавка художников» уже открылась. Я ведь должна нарисовать праздничные открытки. Верно? – не отрывая глаз от дочери сдавленным голосом, спросила Мирра.

– Ага, – только и сказала Дафна.

Впрочем, она-то уже и позабыла, что с вечера дала матери ответственное задание. И чуть не заплакала, понимая, что сколько бы открыток Мирра не сделала, продать их на ярмарке за большие деньги не получится… А что предложить искушенным марбургским покупателям, кроме работ своей матери, Дафна и не знала.

– Дафна, тебя что-то тревожит? Ты такая странная стала, – сказала Мирра.

– У меня накопились кое-какие дела. Могу я всё-таки не ходить в школу? Хотя бы сегодня.

– Какие дела? – удивилась Мирра, – Дафна, чтобы кем-то стать нужно учиться. Много и упорно. Почему мне каждый раз приходится выгонять тебя в школу?

– В школе я не получу ответов на свои вопросы, – пригорюнилась Дафна, – Вот ты, каждый день ходила в школу? Каждый день? Не прогуливая?

– Я каждый день ходила на море… – усмехнулась Мирра, – Не прогуливая. Вот только оно, кажется, ничему меня не научило… Ах! Если бы мы только могли знать, что с нами будет завтра, сегодня мы не творили бы глупостей. Тогда, в юности, я бы много отдала, чтобы узнать свою судьбу.

– «Много» – это сколько? – спросила Дафна.

– Сколько это в монетах, я не знаю. Но много… Да-да, все люди любопытны и каждый хочет знать свою судьбу. И я тоже! И ты… Ну, это уже болтовня! Я побегу, а ты быстренько разбирайся со своими делами и в школу! – заключила Мирра.

Дафна молча проводила мать. И горестно прошептала ей вослед:

– Знать бы лучше, где достать денег… Так в городе нет ни одной цыганки, даже погадать некому. Ух. Сальвадор, Марлен! Хотите печенья? – но вместо ответа Дафна услышала «нечто».

«Пр-ру-ру-рум», «прумьи-мья-мья» – донеслось неизвестно откуда. Что-то затрепетало, затем затихло и проявилось вновь: «Прум-прум-прум, звякь-ки!». Дафна увидела испуганного Сальвадора, бегущего к ней вприпрыжку. И сонную, почти умиротворённую Марлен. Подлетев к Дафне, она аккуратно разжала свою ладонь и вновь продемонстрировала крошечный серебристый шарик. Тот уже не просто безмолвно блестел. Он колебался и дрожал, как при малюсеньком землетрясении. По его боками стремительно поползли трещины. Шарик заметался из стороны в сторону, закряхтел и неожиданно – «плюмкь» и лопнул. Вот тут-то и Марлен взвизгнула. Из серебряной слизи прямиком на пол выскользнуло «нечто» бесформенное и мокрое. И с каждой секундой это «нечто» становилось больше, как одинокая макаронина, брошенная в кипящую воду…

VI

“Нечто”, громко и задиристо хлюпая, двинулось к Дафне.

– О, Господи! Что же это такое? – девочка вытаращила глаза и на всякий случай спрятала за пазухой дрожащих Сальвадора и Марлен.

И вдруг “нечто” расправило свои крылья, прозрачно-шёлковые, как китайские веера, и давай атаковать. Дафна и моргнуть не успела, как пришелец ударил её своим скользким холодным хвостом по носу.

– Ой! Чего дерёшься? – вскрикнула девочка.

– Воды! Немедленно! – распорядилось «нечто» своим тоненьким голоском, – Отсчёт пошёл! Тридцать уже было… Ох, двадцать восемь, двадцать семь, двадцать шесть… Ну, чего стоите? – закричало существо, – Воды!

Дафна припустила на кухню и ровно через двадцать секунд вернулась к забияке со стаканом холодной воды.

– Возьмите, пожалуйста! – изумлённо прошептала девочка.

Но «нечто» без слов благодарности, возмущённо вздохнуло и мигом прыгнуло в стакан. Устроившись поудобнее, «оно» пробурчало:

– Ещё секунд пять и я бы умерла! Глупые люди! Тьфу, тьфу. И за что только судьба мне вас уготовила!?

– Возможно, я вам чем-то и не нравлюсь, – прислонившись одним глазом к стакану, сказала Дафна, – Но вот вы мне пока тоже не очень-то симпатичны, – прислонившись и другим добавила она, – Давайте-ка знакомиться? А уж потом ругаться. Я – Дафна…. А это…

– Это твои друзья. Трусишка Сальвадор – мышонок, что любит грызть старые краски и отважная муха Марлен, в девичестве Зараза. Вот она-то меня сюда и притащила. Из священного грота. И всё из-за вас, из-за людей! Не побоялась же спуститься на самое дно ночного моря! Хотя, чего там? Сам Теос Кима прислал её. Да, с ним не утонешь… Но и не поспоришь с ним.

– Марлен, ты была в священном гроте? – Дафна так удивилась, что у неё чуть челюсть не отвисла, – Бедняжка! Ты, наверно, жутко перепугалась… А я, глупая, сразу и не поняла, куда ты пропала! Прости, Марлен, прости, что я не бросилась искать тебя…

– Была она в гроте! Ещё как была… – пробурчала летучая гостья, – Ах, да, меня зовут – Алифья, с древнеморского это значит – «правда». Я – летучая рыба. Летаю, знаешь ли, когда вздумается. А потому, считаю себя равной птицам – стражам неба. Есть у меня и ещё один дар. Я вижу прошлое и будущее. Но по «чуть-чуть».

– Как это – «по чуть-чуть»? – не поняла Дафна.

– Ох-хо-хох! Всё-то нужно объяснять тебе! – раздула жабры Алифья, – Я же ещё маленькая, вот – только что родилась! Не видели что-ли? Ваша компашка, так растрясла мою уютненькую икринку, что мне ничего и не оставалось, как немедленно родиться! «Чуть-чуть» – это значит на три дня назад, на три дня вперёд. В общем, могу узнать, что ты делала позавчера и, что собираешься делать послезавтра… А исполнится мне век-другой, тогда я смогу видеть всё прошлое и всё будущее. Но с такими болванами, как вы, я вряд-ли доживу до таких лет!