Текст книги "Рождественские истории дедушки Суарри"

Пока Морен любовался своей кусачей помощницей, дельфинам удалось оцепить остров. В воде не осталось ни одного мамонта. Море обрело свои чистые акварельные краски и ласково благодарило дельфинов за это.

– Нам нужно добраться до Морена, – сказал Теос.

– На берегу нас ждут десятки гарпунов… – уверил Махайра.

– Десятки – не сотни… – хмыкнул Теос Кима, – Нам нужно схватить Морена и утащить в воду, на самое дно. Освободить пленников и наконец, убить титана!

– Тогда, нам придётся отвлечь внимание мамонтов и кабанов, оставшихся на берегу, – сказала Дафна, – Кажется, я кое-что придумала… Сейчас нам не обязательно биться всем клином.

– Что это значит? – насторожился Теос.

– Смотри! – подмигнула ему Дафна. И не успел дельфин возразить, как девочка ещё раз протрубила бой, и ударила по светозарной раковине своими острыми зубами. Раздался лёгкий звон, словно гранями встретились два праздничных кубка. И Дафна стала невидимой.

– Как такое возможно? Дафна, где ты? – обеспокоился Теос Кима. Но Дафна с весёлым всплеском уже выпрыгнула из укромного места и исполнив своё любимое сальто, незамеченной, пролетела над всеми мамонтами. Ловко орудуя хвостом, она выхватила у них смертоносные гарпуны и с лёгкостью отбросила оружие к мёртвым рифам. Мамонты, встревожившись, замычали, расступились. И всем стадом бросились на поиски убежища.

Титан негодовал. Он всё же надеялся разглядеть невидимого врага. Или в небе, или на земле, или в воде. Но как не озирался он, как не щурился своим одним глазом, никого вокруг не было видно. И он разозлился ещё сильнее. И наконец расправил терновую сеть.

Дафна поднырнув к дельфинам, воскликнула:

– Мамонты отступили! Кабаны дрожат от страха.

– А что Морен? – спросил Софос.

– Морен подходил к берегу! Больше я ничего не видела, – сказала Дафна.

– Не знал, что светозарная раковина способна и на такие чудеса, – покачал головой Теос Кима, – Что ж! Нам осталось совершить последний прыжок. На этот раз всем вместе!

Дафна скоро вернулась в клин и поправив на голове тяжёлый шлем на всякий случай вновь сделалась невидимой и сказала:

– Слава дельфинам!

– Слава, – отозвалось эхом.

И священная «девятка» вырвалась из воды. Дельфины задумали сбить Морена с ног, но попали в Свирепую сеть. И ужаленные её пиковыми шипами, упали на горячую землю… Лишь Теосу Кима, замыкавшему клин, удалось увернуться. И Морен, не долго думая, метнул в него гарпун. Дельфин тут же свалился на землю рядом со своими братьями.

– Ха-ха-ха! – позлорадствовал Морен, – Попались, кильки!

Дельфины попытались вырваться, раскусить сеть своими сильными зубами, но терновые ветки срастались заново, и становились ещё крепче. Шипы изрезали воинам все плавники, отравляя их кровь змеиным ядом.

– Ну, вот и всё! – покривив ртом, произнёс Морен. Он подошёл к дельфинам близко-близко. Не боясь, что кто-то из них рискнёт наброситься на него.

Схватив за клюв раненного Теоса Кима, он поднял его над землёй и прокричал, – Эй, море гляди! Какие смешные твои защитники. Хочешь, я отдам тебе твоего царька? – он поднялся на горбатый холм. Потряс дельфином над хищными рифами и размахнувшись, велел, – Ну-ка, лови!

Но вдруг раздался громкий шлепок. Кто-то ударил Морена в челюсть. Затем в живот. Стенки его аквариума мгновенно треснули, вода вырвалась на свободу. А вместе с ней и все пленники. И тут «кто-то» невидимый свистнул чаек, чтоб те бережно подхватили рыб, морских коньков и юного сына Тарана да побыстрее отнесли в море. Освободившийся Сальвадор испуганно взглянул на Теоса Кима и других дельфинов. Он подскочил к Свирепой сети в надежде найти и Дафну, но… Дафны с дельфинами не оказалось. И мышонок испугался ещё больше.

– Эй, дружочек… – вдруг услышал Сальвадор, – Освободи нас… Сами мы это сделать не в силах, – прошептал Софос, – Шипы обращены внутрь сети… Снаружи – она не так опасна.

Сальвадор в замешательстве пожал плечами, что означало – «как же вас можно освободить»?

– Где-то здесь скрывается замок. Когда сеть схватила нас, я слышал щелчок, – сказал Махайра, – Думаю, в этом и секрет Свирепой цепи. В крошечном замке.

Сальвадор кивнул и незамедлительно принялся искать замок или что-то на него похожее.

Морену же было не до того. Он пытался устоять перед невидимой силой. Одной рукой он всё ещё удерживал Теоса Кима, а вот другой отбивался. Наконец, изойдя на пену и взвыв от безысходности, титан отбросил дельфина и приготовился драться обеими руками.

– Трус! А ну-ка покажись! – потребовал он. И с размаху ударил по жаркому воздуху. Внезапно что-то звякнуло. И Морен увидел, как в воздухе появилась разорванная верёвка, а на ней и светозарная раковина. Своим ударом Морен сам не подозревая зацепил Дафну, того самого воина-невидимку, отныне разоблачённого! Титан кинулся за летящей Никифорой, чтобы поскорее завладеть ей. Но тут, казалось совсем обессиливший Теос Кима, сделал невероятное. Он исполнил своё царское сальто и с одного оборота отбил хвостом раковину. Та отскочила, и нырнула в шумящие волны трепещущего моря. Флюгер поймал её и унёс в самую глубь серебряных вод.

Теос упал без чувств. И солнце закрыло ему глаза.

Морен взревел от злости и сжав кулаки обернулся. Но то, что увидел титан, его весьма изумило. Перед ним на двух ногах, без плавников и хвоста, стояла девочка. Руки её были изранены, губы разбиты, волосы растрёпаны ветром, а глаза горели рыжим пламенем. И она также, как он сжимала кулаки. Титан понял, что разговора по душам между ними не выйдет.

– Приготовься к смерти, девчонка! – пожевал губами Морен и шагнул ей навстречу так, что земля затряслась.

– Девчонка… человеческая икринка, – с нежностью усмехнулся Кардья, – Это ли не сказки?

– Дитя земли и воды… – прошептал Софос, – А я так и думал.

– Все так и думали, – еле кивнул Ксифос.

– Эй, мышонок… Ты там долго ещё? – с нетерпением спросил Элефтерос.

Сальвадор мигом откликнулся:

– Пи-пи-пи! Уи-пи-пи-пау! – это означало, что он нашёл замочек, но тот величиной с гранатовую косточку. И пока мышонок не знает, как его открыть, ведь ключ от сети по всей вероятности находится у Морена.

– Но мы должны помочь Дафне! – нахмурился Махайра и оскалившись припугнул Сальвадора, – Думай, художник!

И тут Сальвадор придумал. Он молнией метнулся на край берега и что было смелости, запищал. Даже Морен обернулся на тот пронзительный писк и не выдержав высоких нот, запустил в мышонка камнем. Сальвадор увернулся. А Дафна в тот момент бросилась на титана. Ударила его по каменным коленям. Морена сразу и подкосило. Он и помыслить не мог, откуда у девочки в полтора метра ростом столько силы. Откуда она знает столько боевых приёмов. И как ей удаётся так смело держать удар. Никакой магии. Никакой светозарной раковины рядом. Ничего. Только маленький человек, и горячая земля под его ногами.

Хлынул дождь. Дельфины, измученные солнцем и змеиным ядом, блаженно закрыли глаза. Казалось, вот –вот и они уснут на том острове вечным сном, но тут вдруг из пенных волн донеслось взволнованное жужжание. А после ликующий писк Сальвадора. Это Марлен покинула морское дно и явилась всем им на помощь. Сальвадору не пришлось ей что-то долго объяснять. Он просто указал хвостом на крошечный замок и затряс головой. Марлен хмыкнула и живо пропала в замочной скважине. Дельфины замерли в ожидании.

В эту минуту Дафне таки удалось повалить титана на брюхо, она даже скрутила ему руки. А тот извивался, словно зубастая гидра и рассыпался страшными угрозами. Дафна уже собиралась сбросить его в воду, но тот ухватился за связку торчащих древесных корней и вывернулся. Он отбросил девочку на скользкие камни. И она ударилась о них головою. Морен мигом схватил её и заключил в свои шершавые лапы. Как паук бабочку.

–Кто ты такая? Откуда в тебе столько отваги? – прохрипел он, – Я отпущу тебя, если согласишься служить мне и достанешь со дна морского светозарную раковину! Твои дельфины… скоро они все издохнут. Шипы уже изжалили их тела… Дело времени! Выбирай!

Во рту у Дафны пересохло. Песок набился в её глаза. Раны на руках стали липкими и зудели. И вдруг пошёл дождь. Холодные, резвые жемчужины воды! Дафна поглядела на небо и вдруг вспомнила мать. Вспомнила, как та рисовала море и смеялась. Вспомнила стариков Хрису и Софоклоса, Теоса Кима, резвящегося в лунных лучах, своё первое превращение в дельфина. Вспомнила рождественскую ёлку и то, как она случайно разбила ёлочную игрушку. Она набрала полный рот дождевых живительных капель, и рассмеялась в глаза Морену:

–Я давно уже выбрала!

Дафна вырвалась из смертельного плена. И схватив гарпун, метнула его в ошеломлённого титана. Остриё могло бы пронзить ему сердце, но вместо него оно наткнулось на безобразный кусок гранита. Гарпун, обиженно взвизгнул и сломался. И всё же титан ослаб. В эту же секунду Марлен открыла замок, освободила семерых дельфинов и те кинулись на помощь Дафне. Они заключили титана в терновую сеть, а Дафна с криком вырвала из его груди кусок гранита. И бросила его в море. Встретившись с водой, камень испуганно зашипел и пошёл ко дну. А каждая рыба, встречавшая его, повторяла:

–Отныне пусть вода решает, кем тебе быть…

Он опустился на самую глубину моря и там, обласканный вечнобегущими течениями, превратился в пучеглазого карликового бычка. ⁵⁵А на земле своё дело сделала терновая сеть: тело грозного титана ещё долго буйствовало без своего сердца. Морен проклинал всё на свете, угрожал дельфинам расправой и хохотал над Дафной, тыча пальцем в неподвижного Теоса Кима. Но вскоре, яд песчаных змей навсегда усыпил титана. А солнце высушило его до незримых песчинок. Выпустив весь свой яд, терновая сеть раскинула на земле свои уставшие ветви и вспыхнув зелёным пламенем превратилась в душистый куст, усыпанный бутонами пурпурных цветов. Дафна заплакала. Дельфины обняли её и уже все вместе они приблизились к Теосу Кима:

– Теос, мы победили… – прошептала Дафна.

– Пи-пи! – подтвердил Сальвадор и тут понял, что все его ракушки с рисунками битвы разлетелись в беспорядке по морю. И он не представляет, как их собрать.

– Нам пора в море. Здесь мы долго не протянем. Разве что Дафна… – заметил Софос, – Нам нужно в Бассейн Дождей.

– Теос жив? – с надеждой спросила Дафна.

– Если бы он был мёртв, нам бы не удалось продержаться в терновых сетях так долго. У нас бы не было сил выбраться и побороть титана… Священная «девятка» вместе. И это многое объясняет… – ответил Элефтерос.

– Ах, а где эта волшебная муха? Она же спасла нас! – восхищенно сказал Кардья.

– Нужно представить её к морской награде! – заметил Махайра.

Марлен от смущения порозовела и скрестив на груди свои тоненькие лапки, зажужжала.

– Да, она у нас такая! Хоть и маленькая, – улыбнулась Дафна.

– Муха маленькая – победа большая! – улыбнулся и Ксифос.

И подхватив Теоса Кима все дельфины (с Дафной Илиади, разумеется), нырнули в море. Где радостно приветствуя их, какая-то пухлощёкая мурена по недоразумению поймала и съела пучеглазого бычка…

IX

Солнце уступило свой небесный трон белобровому Месяцу. Заботливо укрыло его острые колени пледом из оливковой дымки. И ушло на покой…

В ту ночь море пело кантады⁵⁶. Южный ветер облачился в свой самый красивый наряд и приобняв за тонкую талию хорошенькую бирюзовую Волну, разгуливал у берегов пестрящего гирляндами Крита. Уже трижды они обогнули остров. А Ветер всё рассказывал своей подружке, как славные дельфины победили страшного титана, а отважная девочка-чужестранка вырвала из его груди чёрное сердце. За это море на века прозвало её «η μικρή αδελφή μας», что означает – «наша маленькая сестрёнка». Отныне, все просят смелую девочку больше никогда не покидать моря, но «сестрёнка» торопится в свой холодный северный город. Там её ждёт мама. У Ветра не было мамы. А может быть, он просто не знал её. Оттого и не понимал Ветер, как можно торопиться к кому-то, если вокруг столько свободы, столько сладкого винограда, душистые горы, море, а апельсиновый сок сам струится тебе в ладони, стоит лишь дотронуться ими до крон солнечных деревьев.

Безусловно, Волна и сама знала обо всех последних сплетнях. Но у неё-то были и отец – Девятый Вал, и мать – Острозубая Цунами, и Волна любила их больше всего на свете. Поразмыслив немного, она сказала Южному Ветру:

– Море истоскуется без этой девочки! Было бы славно, если бы и её мать любила море! Тогда она смогла бы сама приехать сюда и мы бы встретили её с великой радостью. Разве не так?

– Так! Пускай сама приезжает, а Дафну мне бы не хотелось отдавать! – согласился Ветер, – О! Погляди-ка, праздничные корабли засверкали золотыми огнями! Полетели, пощекотим их нарядные паруса! Завтра Рождество, милая! Завтра всё будет по-новому!

Волна шкодливо захихикала и по велению Ветра понеслась к рождественским кораблям.

… В это самое время Дафна Илиади смотрела на своё отражение в жемчужном зеркале. И оно ей, в общем-то, нравилось. Она даже не знала, что ей идёт больше: девичье личико с большущими сияющими глазами и пушистыми ресницами, или дельфинья мордочка с острым клювом, кристальными зубками и неописуемо гладкой кожей цвета спелой голубики. Титан Морен оставил на её дельфиньем теле с десяток разных царапин. Но на теле человеческом они уже затянулись…

– Дафна! Царь наконец-то пришёл в себя! – окликнула девочку повзрослевшая и похорошевшая всего-то за сутки летучая рыбка Алифья.

– Это чудо! – обрадовалась Дафна.

– Ох, дворцовому лекарю, господину Починителю, пришлось очень нелегко! Сначала он погрузил тело царя в Бассейн Дождей, затем, напоил его, Теоса, отваром из тёмных водорослей и голубой глины. После сделал ему ингаляцию с добавлением нежного бриза. И только потом положил ему на лоб кусочек небесной звезды. Звезда, коснувшись дельфина, засияла и озарила всё вокруг, и Теос Кима открыл свои глаза, – сказала Алифья.

Господин Починитель (так называли в Закораллье старого-престарого осьминога, которому на днях стукнуло уже триста лет) был преданным врачом дельфинов ордена Дельты. Он знал все их синяки и царапинки. И не было болезни от которой бы он не смог спасти своих дорогих пациентов. Но после битвы с Мореном, господин Починитель настоятельно рекомендовал всем стражам внимательнее следить за здоровьем.

– Эти вот ваши земные ловушки, вроде терновой сети, или ещё чего, – заявил он, – Могут дурно на вас сказаться! Не стоит лишний раз вылезать из воды! Не стоит, слышите!

– Но мы спасали море! – возразил Теос Кима.

– Спасли – молодцы! Море рукоплещет, – кивнул осьминог, – Но каждая ваша вылазка на землю, грозит вам или увечьями или гибелью! Вас, царь, это в первую очередь касается… Вы у нас любитель…

– Как ты смеешь так говорить с царём? – цыкнул Ксифос.

– А вы юноша, притихните! – остановил дельфина Починитель, – А не –то я вам не ингаляцию, а клизму сделаю. С какими водорослями предпочитаете? – прищурился осьминог.

– Вот ведь вредный старик! – воскликнул Ксифос и поманив за собой братьев, оставил врача с царём наедине.

– Теос Кима, мой мальчик, – серьёзно заговорил господин Починитель, – Я еле вытащил тебя с того света. На сей раз твой враг был слишком силён.

– Благодарю тебя, – ответил Теос.

– Не благодари… С детства тебя помню! Все твои синяки – мои синяки. А первый ты поставил, когда попробовал сделать своё сальто у диких камней. Помнишь? Вот рёву-то было.

– Верно говоришь, Починитель, – улыбнулся Теос.

– Мой мальчик, силы твои уже не те. Пора подумать о покое… – заметил врач, – Все свои приёмы, свою любовь к морю, всё самое сокровенное ты должен передать следующему. Или…

– Или следующей. Да, я знаю, Починитель, – кивнул Теос, – Но она торопится нас покинуть.

– Поговори с ней. Открой ей всю правду. Ведь ты, мой царь, тяжело болен. И сердце твоё плачет сильнее, чем трепетное сердце Кардьи, – сказал Починитель и поправив на лбу дельфина угасающую звезду, заключил, – Ну, вот и всё. Жить будешь. А вот, как и где решишь сам.

Теос Кима осторожно высвободился из объятий морских губок, что всё это время следили за его покоем. И направился к Дафне.

Пребывая в замешательстве и лёгком смущении, так несвойственным подводным царям, Теос даже и не заметил, что во дворце готовится бал. Бал в честь победы моря над страшным титаном и его свитой. Вокруг все радовались и суетились. Крабы собрали новые жемчужно-хрустальные люстры, морские коньки занялись свежими разноцветными витражами с изображениям славных героев Битвы за море, а Сальвадор, возведенный в ранг придворного художника, рисовал портреты священной «девятки» и всех союзников ордена Дельты. Делом своим мышонок был ох, как доволен. Об одно лишь сожалел. Ракушки с эпизодами Битвы за море так где-то и слонялись по волнам, не желая возвращаться к своему хозяину. Но Алифья пыталась успокоить начинающего творца:

– Вот увидишь, когда-нибудь все они найдутся! Быть может, не сразу, а постепенно! Ты нарисовал… двенадцать батальных эпизодов! Так ведь? Пускай они гуляют по морю. Пускай их увидят сотни-тысячи первых встречных. Море должно знать своих героев. А когда ракушки нагуляются, поверь, они причалят сюда, в Закораллье и станут чудесным собранием истории для будущих поколений!

Сальвадор очень хотел верить словам вещей рыбки и продолжал самозабвенно рисовать… А вот задиристые рыбки-клоуны только и делали, что шутили да придумывали новые песенки о титане Морене.:

– Жил Морен в речном пруду,

Ненавидел он водУ,

Как лягушка квакал он,

В море метил – жалкий гном,

Всех хотел сожрать Моренка,

Получил, под зад коленкой! – звонко пропела самая глазастая из всех рыбок-клоунов. Но увидев, проплывающих неподалёку Тарана и Махайру, немедленно замолчала. А дельфины лишь одобрительно присвистнули и рассмеялись. Рыбка так смутилась, что упала в обморок.

Великий воин Таран все ещё не мог передвигаться без помощи друзей. Его переломанный хвост пришлось заменить алмазным механическим. И дельфин старался скорее к нему привыкнуть. Поэтому Махайра поддерживал брата за плавники и направлял по течению. Все дельфины ордена Дельты спешили взглянуть на Никифору, возвращённую Флюгером во дворец. Та светилась ярче сотни южных восходов.

– Она всё поёт и поёт, – возвестил конь, – И требует вернуть её законной владелице. Где Дафна?

– Кажется, Дафна слегка занята, – хмыкнул Махайра, увидев Теоса Кима, робко скребущегося в палату юного дельфинионика.

– Да, Никифоре придётся немного подождать. Этот разговор должен состояться, – согласился и Софос.

– Тогда пой громче, Никифора, пой, – скомандовал Флюгер и резво пустился в пляс. И все морские коньки, бросив свои дела последовали примеру их главнокомандующего.

Дверь бодро щёлкнула. Дафна обернулась. В опочивальне показался царь дельфинов. Девочка от радости взвизгнула и резвым мальком вильнула к Теосу Кима.

– Жив! Ты жив, жив, жив! – повторяла она.

– Я жив, – кивнул дельфин и приобнял Дафну, – Спасибо тебе, Дафна.

– Тебе спасибо. Спасибо за то, что теперь я, кажется знаю, кто я и зачем появилась на свет. Раньше я и не знала – зачем!

– Ты была несчастлива? – спросил Теос.

– Счастлива, но не так, как сейчас. Я всё искала, искала себя. В северном городе, в школе, у старого камина, за книгами и даже на рождественской ярмарке. На кухне у милых стариков. Везде! Но никак не могла найти.

– Так оставайся, Дафна! – воскликнул Теос Кима, – Ты хочешь остаться?

– Завтра Рождество. И я бы хотела встретить его со своей семьёй. А моя семья – это мама, Сальвадор, Марлен, Флюгер и, кажется, Алифья, – ответила Дафна.

– Но Флюгер не прочь остаться в море. Сальвадор научился дышать под водой без чудо-пузыря, Марлен сегодня получит свою медаль за Отвагу и даже разрешение на то, чтобы создать под водой свой собственный Дом Моды. Она очень просила… Что до Алифьи? Так она без ума рада! Алифья уже дома…

– Остаётся моя мама…

– Я буду рад видеть её здесь, – чуть оробев, произнес Теос Кима, – И море будет радо!

Дафна улыбнулась, обнажив свои остренькие дельфиньи зубки и увидев себя в зеркало, расхохоталась:

– Ну и улыбочка у меня! – сказала она, – Милый девичий оскал! Ох, Теос, Теос! Я бы и рада остаться! Но…как-то странно всё это… – не успела девочка договорить, как вдруг услышала голос Пепе, доносившийся откуда-то из далека.

– Свет не свет ей,

Тьма не тьма,

Ждёт тебя, о дочь, она!

Среди гнуса чужаков,

Среди скорби и оков,

Город щиплет кутерьма,

Вижу дверь! За ней – тюрьма!

– Теос! Что это было? Где Пепе? – задрожала Дафна.

– Хранители рек вернулись в свои русла. Пепе, вероятно, уже добралась до Лана, – сказал дельфин, – Что же это она имела ввиду? Кутерьма, тюрьма… Дафна! Там, в вашем городе, тебя с мамой подстерегали ещё какие-то опасности? Кроме долгов за ваш дом.

– Опасности… Ох, уж! Долго объяснять! Как мне отсюда выбраться, Теос? – только и спросила девочка, но тут же углядела в углу комнаты хвост потрёпанной пастушьей верёвки, что предусмотрительный Сальвадор таки закинул в море, прежде, чем отправиться на битву с Мореном. Верёвка угодила точно в дельфинью опочивальню. И ждала, чтобы Дафна её заметила. Девочка не раздумывая вцепилась в неё зубами и на глазах у изумлённого дельфина закружилась в сверкающем водовороте, что мгновенно перенёс её в снежный Марбург.

– Эй! Постой! – прокричал дельфин ей вослед, – Хоть бы Никифору взяла, или коня своего! Или муху! Она самая пронырливая! Эх, нет ведь! Дафна!!!

Но Дафна, мокрая и растрёпанная уже сидела у потухшего камина и жадно глотала комнатный воздух, которого ей всё не хватало и не хватало. Наконец, она сделала глубокий вдох, громко выдохнула. И закашлялась. Её лёгкие не желали принимать зимний марбургский воздух и всячески выталкивали его. Но осознав, что другого воздуха здесь нет и не будет, смирились и перестали мучить свою хозяйку.

– А вот и преступница! Я же говорил, что рано или поздно она вернётся, – сказал кто-то.

Дафна подняла глаза и увидела Гельдъегера, продавца душистых ёлок. Он сидел на диване и ковырял в зубах ёлочной иголкой. Рядом с ним нахохлился какой-то седовласый господин, больше похожий на косматого зубра. Господин был в форме с какими –то блестящими значками, ленточками и надписями. Именно так мог выглядеть полицейский Марбурга. А это он и был.

Дафна с трудом поднялась с мокрого пола и растерев руки, что ещё недавно были плавниками, тихо спросила:

– Где моя мама?

– Там, где и должна быть! В полицейском участке, – преспокойно ответил городской страж.

– И ты непременно отправишься к ней, если не скажешь, где прячешь деньги и моего коня! – подбоченился торговец ёлками.

– Какие ещё деньги? – нахмурилась Дафна.

– Те, что ты заработала на бедных доверчивых гражданах, прикидываясь цыганкой! – заявил Гельдъегер, – Представляете гер, – обратился он к полицейскому, – Я ведь её и сам не сразу узнал. А она, как давай обворовывать, как давай лгать! Ух! Вот, что значит плохое воспитание! В тюрьму, в тюрьму её.

– Погодите, Гельдъегер, – жестом остановил его полицейский, – Дафна! Дафна Илиади, милая. Вам лучше во всём сознаться. Это облегчит и вашу участь и участь вашей матушки.

– Сознаться в чём? Я не воровка. Я школьница. А моя мама, она рисует замечательные картины. Вот, скажем, море! – Дафна опрокинула взгляд на чудесную настенную картину, – Оно, как настоящее! Мы ничего не воруем. И никого не обманываем.

– Тогда, как вы, милая леди, объясните тот факт, что ещё несколько дней назад ваша семья катастрофически нуждалась в деньгах. Ваша мать не работала и серьёзно болела. Вас должны были выселить за долги! – наморщил лоб полицейский, – А вы, простите, вместо того, чтобы ходить в школу и учиться, побежали воровать! Сначала ракушками какими-то торговали на ярмарке! Вот где, где вы их взяли? В нашем городе такого «добра» нет? А ведь то были точно вы! Во всех газетах ваша куртка промелькнула! Понабрали лекарств для матери на у-ух-х какую сумму! Оплатили долги, прикупили мебель. А следом, следом эти трюки с переодеваниями! Да ещё в кого! В цыганку! Ай-яй-яй, Дафна Илиади.

– А ещё она украла моего коня! – вмешался торговец ёлками, – Знаете, гер, я ведь уже говорил вам, что вечерами я следил за этой семейкой. Ох, и странные они! А коня-то моего сейчас здесь нет! Куда они его дели? Съели, продали…

– Превратили в морского конька, – ничуть не смутившись, сказала Дафна.

– Она ещё и шутит! – возмутился торговец.

– Дафна, верните господину его коня. Немедленно, а после мы с вами отправимся в участок, – приказал полицейский.

– Не могу. Флюгеру хорошо в море. А этот, как вы выразились, «господин» бил его и наказывал. С животными так нельзя, – серьёзно ответила Дафна.

– Да она же издевается над нами! – вспылил Гельдъегер и бросился на девочку. Но Дафна отскочила в сторону и Гельдъегер со всей силы налетел на ёлку, снёс вместе со всеми игрушками и запутавшись в гирляндах, заорал, – Арестуйте её, у вас есть все доказательства.

– Дафна Илиади, у вас есть, что сказать в своё оправдание? Мне довелось говорить с вашими одноклассницами. И они утверждали, что в последний раз действительно видели вас с каким-то конём. А ещё они сказали, будто вы весьма странная девочка, которая частенько с ними дерётся, – захлопал глазами полицейский.

– А я не девочка, я – дельфин! И больше я вам ничего не скажу, – ответила Дафна чистую правду и протянув полицейскому обе руки, отчеканила, – Вот, если хотите, надевайте наручники и быстро ведите меня к маме!

– Ваша воля… – удивлённо ответил полицейский и замкнув на запястьях девочки железные браслеты, хмыкнул, – На выход, Дафна Илиади дельфин!

– А как же мои деньги и мой конь? – накрепко застряв в гирляндах и передавив игрушечных белок и зайцев, воскликнул торговец ёлками.

– Вам придётся подождать, – эхом отозвался полицейский и исчез за дверью вместе с «юной преступницей».

Гельдъегер взвыл от обиды. Стиснув зубы, он разорвал мигающие гирлянды и заметался по комнате, словно гигантская рыжая белка, напуганная охотником. В ярости он подбежал к морской картине и давай колотить да пинать её. Он бранился и плевал на бирюзовые волны. И вдруг море ответило ему взаимностью. Сначала картина по привычке заблестела, зашумела, окутала комнату ветром. И тут же одна из оплёванных волн, схватила Гельдъегера за грудки и от души надавала ему солёных оплеух. Другая подбросила его к потолку, а когда торговец сорвался вниз, та пнула его под зад с таком силой, что торговец пулей вылетел в окно и приземлился прямо в воды дремлющего Лана. И вдруг услышал чей-то хриплый низкий голос:

– Бонжур, дружок! Любишь плавать? – сверкая жёлтыми зубами спросила Пепе. И Гельдъегер, выкатив от страха поочередно оба глаза, завизжал и по-лягушачьи погрёб к берегу. Но Пепе, резвясь и улюлюкая, подхватила его и понесла против течения подальше от города. Туда, где ёлки были выше облаков и день и ночь тьма не покидала улиц. Гельдъегер не знал, что ждёт его дальше. Да в общем-то никто о нём больше ничего и не слышал…

Сама Пепе вернулась восвояси. И залегла на дно. Все рыбы и камни вокруг неё знали – хранительница волнуется за Дафну, но увы, помочь ей больше ничем не может. Ведь в тюремном участке, где оказалась Дафна, ей даже не предложили и стакана воды…

А было так: сначала Дафна послушно следовала за полицейским по узкому коридору. Он вмещал совсем не много тюремных камер. Три? Пять? И все с решётками. Сквозь железные прутья Дафна разглядывала понурых постояльцев. Дамы-близняшки сидели в камере под номером «один». Обе рыжеволосые, бледнолицые, в зелёных юбках и блузах. Одна причёсывала другую и что-то напевала себе под нос.

– Это мошенницы-картёжницы, – заметил полицейский, – Нам дальше.

Во второй камере ждали приговора ещё две дамочки. Старая седая с яркими беличьими глазками и молодая с грустным коровьим взглядом.

– Мать и дочь Хандшу. Известные воровки. Трижды судимы. Вот, снова попались. Также хотите, юная Илиади? – не удержался от издёвки полицейский. Дафна промолчала.

В третьей камере важно восседал человек-попугай: с выпученными глазами, большущим носом и толстыми губами. Он уставился на пустую синюю стену и что-то непрерывно говорил и говорил. Сам себе задавал вопрос, сам же и отвечал.

– Гаденькие же эти полицейские?! Ох, гаденькие! А я? А я – нет! Я чудесный человек. Я нужен обществу! А общество нужно мне! Так ведь? Ведь так! – тараторил он и часто – часто кивал.

– А это кто? – спросила Дафна.

– Фокусник – иллюзионист. Вот вам фокус. Пуф! Пуф! И нет в карманах ваших денежек, – хмыкнул полицейский, – Как видишь, и этот попался.

В предпоследней камере суетился взъерошенный и дурнопахнущий мужичок. Он что-то с усердием искал. Но то «что-то» никак не попадалось ему на глаза.

– Пьяница! Бесстыжая личность! – заявил полицейский не дожидаясь вопроса от Дафны, – А вот и известная художница Мирра Илиади. Узнаёшь? – остановился он у последней камеры и с ехидством открыл перед Дафной железную дверь.

– Мамочка! – вскрикнула Дафна, так, что все заключённые с любопытством высунули носы из своих решёток.

– Дафна! – прошептала Мирра и поднявшись с холодного пола, чуть пошатываясь подбежала к дочери, – Живая! Живая! Господи! И мокрая… снова вся мокрая.

– Мы победили, мама! Мы, правда, победили! Благодаря тебе, и Теосу Кима, и Марлен, и…

– И, и, и! – напомнил о себе полицейский, – У вас будет время, чтобы поговорить, дамочки. Но вместо всякой ерунды, я бы посоветовал вам обсудить ваши проблемы с законом! Если вы признаете себя виновными ( а ведь господин Гельдъегер в своём заявлении много в чём вас обвиняет), это смягчит наказание. Учтите, суд будет только после Рождества! Сегодня и завтра до вас тут никому и дела нет! Да и мне, дураку, ещё ёлку украсить надо. А то всё ловлю тут то пьяниц, то вас… Надоели! – заключил полицейский и заперев на замок скрипучую дверь растворился в сумеречном коридоре. Только и слышно было, как цокают его каблуки.

Мирра и Дафна долго молча глядели друг на друга. Мирра гладила дочь по голове своими нежными руками, от которых веяло красками и ромашковым кремом. Дафна улыбалась. На самом деле ей очень хотелось плакать, но отчего-то девочка не могла проронить ни слезинки.

– Ты пахнешь морем, – прошептала Мирра, – Оно и в твоих глазах.

– И в твоих глазах тоже, мамочка! А где твои краски? – встрепенулась Дафна.

– Остались дома… Все до последней баночки. Дафна, а как вы этого злодея-то победили? – спросила Мирра.

– Все вместе! Каждый сражался, как мог. Вот и ты тоже сражалась. Сначала Морен приказал своим мамонтам выпить море, представляешь? Вода давай убывать! Но вдруг…

– Ох, я долго не могла подобрать краску! – смутилась Мирра. И вдруг сама стала рассказывать.

Лишь только Мирра добавила в исчезающее море чистого цвета, как то зарябило багровыми красками. А затем потускнело. Тогда Мирра ещё больше сгустила цвета коснувшись каждой волны, придала ей бодрости и отваги. Она уже не чувствовала рук, её спина то изгибалась вопросом, то вытягивалась восклицательным знаком, ноги заныли. Чтобы прийти в себя Мирре даже пришлось сделать зарядку. Она потянулась, присела с десяток раз. А как только вернулась к картине поняла – краски-то закончилась. Мирра обыскала весь дом в надежде найти хотя бы ещё одну баночку. Но, как на зло, все они оказались пустыми.