Текст книги "Всё будет хорошо"

Наталья Костина
Всё будет хорошо

© Костина-Кассанелли Н., 2010

© Depositphotos/Konrad Bak, Alexander Mirokhin, обложка, 2011

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

* * *

Предисловие

«Все будет хорошо» – это книга о дружбе и великодушии, о предательстве и потерях, о любви, ненависти и роковых ошибках. О том, что случается в жизни каждого из нас. Об этом писали, пишут и будут писать, но нам почему-то не надоедает читать. Тем более если написано талантливо, как у Натальи Костиной.

«Даже если ты оступилась, упала, сделала все неправильно, ты должна подняться с улыбкой. Улыбаться судьям, улыбаться залу, улыбаться сквозь слезы. Держать удар». Эти магические слова, мысленно повторяемые в тяжелую минуту, всегда выручали главную героиню романа, Нину Кузнецову. Но помогут ли они теперь, когда жизнь обрушивает на нее удары один тяжелее другого? Бывшая чемпионка по гимнастике считает, что счастлива в браке, и отчаянно мечтает забеременеть. Но в ходе очередного обследования узнает, что у нее рак. Ей всего тридцать два, и у нее никогда больше не будет детей. Она теряет любимую работу в элитной школе и начинает готовиться к операции. Но жестокой судьбе все мало: муж Нины совершенно неожиданно и, конечно, совсем некстати признается, что давно любит другую. Девушка, его секретарша, ждет от него ребенка, и он собирается жениться. Согласитесь, в подобной ситуации выстоять непросто, однако героиня поступает мудро. На рассвете она заводит старенькую машину, сажает туда сынишку и… отправляется к морю. Что ждет ее впереди?

Роман Натальи Костиной начинается как проникновенная мелодрама, но со временем сюжет обогащается детективной линией. Одно за другим происходят убийства, и читатель чувствует, что с ними связан кто-то из основных персонажей книги. Но кто именно? О, вы не узнаете этого до самого конца – настолько умело, не забывая о мелочах, автор ведет свое повествование. Кстати, именно подробности и всякого рода детали делают этот роман необыкновенно живым и теплым. Это же настроение поддерживается благодаря обилию симпатичных персонажей, каждый из которых выписан с любовью. Умудренный опытом, циничный, но не растерявший обаяния хирург. Бедные, но честные опера. Пожилая крымчанка, не побоявшаяся впустить в свое сердце чужих, казалось бы, людей. Подруга главной героини со странной для беременной женщины страстью к стрелковому оружию… Все они удивительно органично уживаются на страницах романа, события которого разворачиваются в наши дни.

Итак, перед вами замечательная история: трогательная и вполне правдивая. Напоминающая нам о том, как важно при любых обстоятельствах оставаться людьми. И еще о том, что тьма, как говаривали древние китайцы, сгущается перед рассветом.

Все будет хорошо

* * *

Господь Бог живет на втором этаже онкологического диспансера. В коридоре, под потолком. В том самом, плохо проветриваемом коридоре, с вечным затхлым духом старого линолеума, по которому два раза в день проходит тряпка с хлоркой. Там, под потолком, пыльных плафонов, Он, должно быть, и обитает. Потому что именно туда поднимают глаза все – с просьбой к Нему. И это не Бог Отец, суровый бородатый старик, всевидящий Бог раннего детства, и не Иисус Христос – мальчик-индиго, из тех детей, что появляются во все времена, – но Бог Дух Святой, неуловимое нечто. Непостижимый, безликий, нашедший себе пристанище здесь, в спертом воздухе больничного коридора, здесь, где чаще, чем в церкви, просят Его о помощи.

Нина с досадой захлопнула книгу. Уже в третий раз она принималась читать один и тот же абзац, но не понимала прочитанного. Она затолкала детектив в сумочку и посмотрела на часы – некстати вспомнилась цитата: «В девять, ровно в девять. Анна Сергеевна». Все сходится. Ровно девять. И врача зовут Анна Сергеевна. Дробно и часто простучали каблуки – медсестра прошла в кабинет с ворохом карточек. Нина попыталась заглянуть в приоткрывшуюся дверь, но молодая сестричка, как новорожденная капустница, выпорхнула обратно и скользнула по Нине равнодушным взглядом.

– Проходите.

Сердце ухнуло вниз, как сорвавшийся в небоскребе лифт, и руки стали холодными и мокрыми. «Тьфу ты, напасть». – Нина достала платок и вытерла ладони.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте. – Врач подняла на Нину глаза, и та с удивлением отметила, что глаза у доктора ярко-голубые, скорее даже бирюзовые. «А позавчера были серые. Или она в очках была? Не помню».

– Пеленочку взяли? – Анна Сергеевна прошла к умывальнику мыть руки. – Раздевайтесь, пожалуйста. – Обернувшись, она подбородком указала Нине на ширму.

Гинекологическое кресло с отполированными от ежедневного использования стальными подхватами возвышалось, как пыточная дыба. «Господи, какая же противная штука». От прикосновения холодного металла Нина тут же покрылась гусиной кожей. Невидимая за ширмой Анна Сергеевна с резким хлопком надела перчатки и теперь лязгала инструментами в лотке. Нина прикрыла глаза. От внезапного прикосновения она вздрогнула и коротко вздохнула.

– Вот умница, расслабилась. – Пальцы аккуратно, даже как-то нежно надавливали то там, то здесь. – Больно? Больно? Не больно? Хорошо. Хорошо. Очень хорошо!

Чем-то противно поскребли внутри и, наконец, железо вынули. Она открыла глаза. Рядом никого не было. Слышался звук льющейся воды – врач снова мыла руки. Нина боком сползла с кресла, стараясь попасть босыми ногами прямо в босоножки.

– Ну что? – Врач заглянула за ширму. – Оделись?

– Да. – Нина кивнула, сворачивая старую Димкину пеленку и скатывая ее тугой колбаской.

– Сейчас на УЗИ пойдем. Спуститесь на первый этаж и оплатите в третьей комнате. УЗИ у нас, к сожалению, платное. – Бирюзовые глаза тем не менее не выражали никакого сожаления, а блестели строго и холодно. – Ждите меня возле десятого кабинета, хорошо? Я сейчас отпущу больную и спущусь.

– А что, что-то не так?..

– Все хорошо будет, Нина Анатольевна. – Врач выглянула из кабинета, приглашая следующую пациентку. – Проходите…

Нина спустилась на первый этаж, к кассе. В двери было прорезано окошечко, туда стояла небольшая очередь. Тяжелые, темные, видимо, еще родные двери здания бывшей женской гимназии то и дело открывались, впуская очередного человека и вместе с ним порцию летнего уличного шума. Нине внезапно захотелось выйти через эти старые двери с витыми медными ручками прямо в асфальтовый августовский жар. Ей казалось, что она уже насквозь пропахла витающими здесь запахами страха и боли – старой бумаги, кварцевых ламп, дезинфекции и человеческих испарений. Но вместо этого она вежливо протянула в узкое окошечко деньги и взяла квитанцию.

Она пришла сюда позавчера от районного гинеколога. Они с Сережей очень хотели ребенка. Но после рождения Димки Нине почему-то никак не удавалось забеременеть. По этому поводу она обратилась в поликлинику два года назад, тогда-то у нее и обнаружили эту чертову фибромиому. Молодая врачиха утешала расстроенную Нину: «Да ну, чепуха! Опухоль небольшая, доброкачественная. Будете как новенькая! Тогда и о ребеночке поговорим». Нина добросовестно накупила кучу лекарств, бегала на уколы и раз в месяц на осмотр. Врач всякий раз уверяла, что опухоль уменьшается и волноваться особо нечего. Нина смущенно клала на стол «барашка в бумажке». Со временем страсти улеглись, опухоль не чувствовалась, в работе не мешала, и она больше года никуда не ходила. Но приближался новый учебный год, и она решила посетить врача и успокоить совесть.

В хорошо знакомом кабинете вместо приятной во всех отношениях молодой девицы сидела усталая хмурая тетка, небрежно выкрашенная в цвет красного дерева. Она долго опытными руками мяла Нине живот и внимательно прочитала все, что написала ее предшественница. От предложенного конвертика брезгливо отказалась: «Вы, Кузнецова, сначала выздоровейте, а там видно будет», – и выписала ей направление сюда, в онкодиспансер. На испуганные вопросы Нины терпеливо и безрадостно объяснила, что картина ей не совсем ясна, опухоль не только не уменьшилась, но за год явно увеличилась. «И вообще, идите и проверьтесь. Тем более при такой предрасположенности».

У Нины были совершенно другие планы на эти последние полторы недели перед началом года, но спорить она не решилась и, про себя ругая дотошную тетку, поехала через весь город. На прием ее не записали – оказалось, что, кроме направления, нужен еще и паспорт. Проездив целый день зря, она едва успела вовремя забрать из садика Димку. Он одиноко сидел в углу песочницы, а потом всю дорогу до дома укоризненно молчал.

– Все будет хорошо. Все будет хорошо. – Нина поймала себя на том, что говорит это вслух. Она испуганно открыла глаза, но в коридоре возле десятого кабинета было пусто. «Не торопится что-то эта Анна Сергеевна!» И тут Нина внезапно успокоилась – то ли помогла магическая формула «все будет хорошо», то ли сработала привычка собираться в ответственные моменты (когда-то на соревнованиях это здорово помогало). Она подошла к окну и оперлась на необъятной ширины подоконник. Воробьи возились на земле под липами – их скандал был слышен даже здесь. Трехцветная кошка, припадая толстым брюхом к земле, подкрадывалась к орущему птичьему конклаву. Нина постучала в стекло, надеясь или спугнуть кошку, или привлечь внимание воробьев, но на это никто не отреагировал. Кошка продолжала медленно продвигаться к воробьям, а те ссорились и наскакивали друг на друга из-за какой-то хлебной корки. Чем все закончилось, Нина так и не узнала. То ли воробьи съели корку, то ли кошка съела воробьев…

– Нина Анатольевна! – Анна Сергеевна отперла двери десятого кабинета и звала Нину: – Проходите. Сюда, на кушеточку…

Какими бы ни были глаза у этой Анны Сергеевны – серыми или все-таки бирюзовыми, – врачом она была замечательным. Руки ее вторгались в святая святых Нины, прощупывали живот и снаружи, и изнутри, не делая ей ни больно, ни неловко. Процедура же УЗИ оказалась даже приятной, в сравнении с осмотром на кресле. Нинин живот Анна Сергеевна чем-то смазала и теперь плавно скользила по коже сканером. Монитор светился голубоватым светом, и Нина, скосив глаза, попыталась на него взглянуть.

– Я сейчас вам все покажу. – Уловив ее движение, Анна Сергеевна развернула монитор. – Не люблю секретов и всегда все говорю своим больным прямо. Так всем гораздо легче. Видите? – Врач указала на какое-то темное пятно. – Вот ваша опухоль. А вот это, – она очертила ручкой круг, сместив сканер на плоском Нинином животе сначала в одну, а потом в другую сторону, – ваши яичники. Видите, какой поликистоз? Все забито! – И она ткнула в россыпь каких-то шариков. – Живот вытирайте. – Она протянула Нине комок ваты.

Затем врач так же долго и тщательно осматривала Нинину грудь. Нина ожидала каких-либо комментариев и здесь, но Анна Сергеевна сосредоточенно молчала. Когда же она попросила поднять руки и стала прощупывать подмышки, Нина снова ощутила, что липкий страх, внезапно отпустивший ее в коридоре, так же внезапно вернулся.

– Метастазы?..

– Ну какие метастазы? Дурочка! – Анна Сергеевна блеснула своими замечательно бирюзовыми глазами, и Нина вдруг поняла, что это всего-навсего тонированные контактные линзы. А позавчера Анна Сергеевна была в очках, и глаза у нее действительно серые.

– Одевайтесь. Метастазы! – Нинин «самодельный» диагноз то ли насмешил, то ли раздосадовал врача. – Их только не хватало, – фыркнула она.

– Теперь слушайте, Нина Анатольевна. Анализы ваши, честно говоря, плохие: и гормоны не в том количестве, и лейкоциты гораздо выше нормы, и гемоглобин плохой, и хламидии нашли, и герпес… Ну, ладно, это опустим – инфекции мы пролечим… Главное – анализ на онкоклетки положительный. И опухоль ваша увеличилась за год чуть ли не вдвое. Смотрите. – Она полистала Нинину поликлиническую карту. – Год назад было шесть недель, а сегодня уже десять. Так вот, я вам даю направление на операцию. И чем быстрее вы прооперируетесь, тем лучше. Сейчас я напишу заключение… Послушайте, не падайте духом. Не расстраиваться надо, а радоваться, что вовремя это обнаружили! И не вздумайте бросаться ко всяким разным целителям или экстрасенсам… И время потеряете, и деньги. Главное, время. В вашем случае, если не тянуть, прогноз очень благоприятный, процентов девяносто – девяносто пять… Сейчас это прекрасно лечат, и у нас процент не хуже, чем, скажем, где-нибудь в Германии. Да! Миллионы женщин во всем мире через это проходят – а ведь есть и совсем девочки! – Она заперла кабинета УЗИ. – Они уже и рожать не смогут, а у вас ребенок.

– Димка, – еле слышно прошелестела Нина.

– Ну вот, ради Димки соберитесь и будьте мужественной!

Да, ради Димки Нина готова быть мужественной, и не только мужественной. Ради Димки Нина вообще готова на все. Ради Сергея, конечно, тоже, но ради Димки…

– Анна Сергеевна!

– Да! – Анна Сергеевна прошла к себе и одобрительно взглянула на вошедшую следом молодую женщину. Никаких обмороков, слез, истерик – только руки теребят застежку сумки.

– Анна Сергеевна, а оперировать будете вы?

– Нет, конечно. Я вам даю направление в наш городской онкологический центр. Там свои хирурги, очень хорошие.

– Извините, – решилась Нина, – но не могли бы вы порекомендовать мне… Понимаете… чтобы я не с улицы пришла.

– Конечно, понимаю. Это правильное решение. – Врач немного помолчала. – Но, знаете, операция и так дело недешевое… Нужно оплачивать медикаменты, то, се. Реабилитационный период также… Набегает довольно много.

– Сколько? – Нина решила идти до конца. – Сколько это будет стоить?

– Примерно… – Анна Сергеевна вдруг потерла переносицу и сделала жест, как будто собиралась снять очки. – Примерно тысячу – за операцию, хирургу. А дальше – тут я точно сказать не могу… Ну, скажем, тысячи полторы. В крайнем случае, две. Лекарства все время дорожают…

– Хорошо. Я согласна. Я вам буду очень благодарна, Анна Сергеевна.

– Ну что вы, Нина Анатольевна! Сначала нужно, чтобы с вами было все в порядке, а уже потом будем говорить о благодарности. Я вам скажу прямо: это очень правильное решение. Присаживайтесь. – Она кивнула на место рядом со столом. – Сейчас я напишу вам записку. Доктора зовут Игорь Михайлович Емец. Заведующий отделением. Замечательный хирург! Лучше всего поезжайте к нему прямо сейчас. Он, насколько я знаю, скоро уходит в отпуск, и лучше, если вы с ним договоритесь заранее. Доедете до больничного городка… – Анна Сергеевна старательно рисовала на бумажке. Нина смотрела как завороженная на ее маленькие руки с розовой, шершавой от частого мытья кожей, с коротко подстриженными круглыми ногтями, кивала, но чувствовала, что не понимает ни слова.

– Спасибо. – Она решительно встала. Извлекла из сумки конверт и положила на стол врачу.

– Нет-нет. – Анна Сергеевна отодвинула приношение. – Вот вернетесь сюда месяца через два здоровая, повеселевшая, избавившись навсегда от этой гадости, тогда и поговорим… – Кивая уходящей Нине головой, она открыла дверь кабинета. – Следующий!..

* * *

– Заходите!

Нина толкнула двери с табличкой «Емец И. М. Зав. отделением» и вошла. Зав. отделением Игорь Михайлович Емец наличествовал – как раз пил чай. Был он толст, лыс, басовит, кареглаз и каким-то непостижимым образом сразу располагал к себе.

– Здравствуйте. Я от Анны Сергеевны. – Нина подошла к столу и положила записку. – Вот.

– Давайте, – весело сказал Емец и поставил на подоконник свою большую чашку, на которой почему-то было написано «Маша». – Собственно, милая девушка, она мне уже звонила. – Держа в одной руке записку, он быстро читал ее; другой же на ощупь извлек из тумбы стола еще чашку – с красным сердечком и надписью «Оля», быстро налил кипятку из чайника и бросил пакетик с заваркой. Как по волшебству появилась початая коробка конфет. – Сахарок! – Из неиссякаемых недр стола появилась третья чашка с надписью «Карина» и комковатым сахаром со следами чайной заварки.

– Спасибо, я без сахара. – Нина вдруг почувствовала, что этот лысый доктор с красными руками ей нравится. – Анализы вот…

– Давайте! – Так же весело, как и угощал Нину, он протянул толстую лапу за бумажками. – Так, так. – Скрепка небрежно отлетела в сторону. Бланки анализов он бегло просматривал и клал в сторону, лицом вниз. Дойдя до последнего, он сложил руки на животе и быстро закрутил большими пальцами «мельничку». Снова весело посмотрев на Нину, он вдруг спросил: – Ну, и как мы дошли до жизни такой?

Здесь, в этом кабинете с табличкой «Емец И. М. Зав. отделением», на втором этаже серого больничного корпуса, Нина Кузнецова, хрупкая натуральная блондинка, тридцати двух лет от роду, вдруг почувствовала себя так, как чувствовала на соревнованиях перед финальным выступлением – стальной сжатой пружиной, – и веселость доктора Емца каким-то непостижимым образом – то ли через крепкий чай, то ли просто через чашку с именем «Оля» – передалась ей.

– А черт его знает! – ответила она, глядя в его карие с искорками глаза.

– Вот это хорошо! – Ответ явно ему понравился. – Дети есть?

– Сын. Димка, пять лет.

– Это тоже хорошо. Сами понимаете, детей у вас больше не будет. – Хирург жестко, по-волчьи взглянул на нее.

От этого взгляда, от властного жеста красной лапищи доктора, ухватившей стул за старую деревянную спину, ей вдруг стало совершенно ясно: все, шутки кончились. Обратного пути отсюда у нее нет.

– Значит так. Рассказываю. Поскольку вас прислала лично Анна Сергевна, оперировать буду сам. Операционные дни – среда и четверг. С понедельника я ухожу в отпуск на две недели – приедете сюда в третий понедельник, считая от сегодняшнего дня. Утречком, часов в девять, приезжаете и оформляетесь в отделение. Анализы хреновые, скажем прямо, но так у нас с вами получилось. Дальше будет лучше. Это я вам обещаю. Крещеная?

– Что?.. – не поняла Нина.

– Я спрашиваю, вы крещеная?

– А какое это имеет значение? – Нина растерялась.

– Имеет, раз спрашиваю. Если не крещеная, окреститесь.

– Я крещеная. А…

– Понимаете, – перебил ее толстый доктор и сделал комически-зверское лицо – явно для опустившей углы рта пациентки. – Мы, хирурги, страшно суеверные. И предпочитаем резать крещеных больных. Знаете, как бабки-знахарки – они ведь только крещеных пользуют. Не знаю, в чем дело, – хитро прищурился он, – но крещеные больные и наркоз переносят легче, и заживает на них все как, извините, на собаке. Кстати, к знахарям ходить не рекомендую. Категорически. Не ваш случай. Голову заморочат и ничем не помогут. А в церковь сходите.

Слушая его, Нина, от природы бледная, побледнела еще больше. Хирург понял и захохотал.

– Ну что вы, что вы! Не перед смертью… Просто… попросите. Я и сам иногда хожу – хорошо так, знаете, спокойно… и прошу за своих. – Он кивнул на дверь, ведущую в отделение. – И съездите куда-нибудь, если еще не отдыхали. Лучше, чем дома сидеть и переживать. Можно и на море. Но на солнце не сидите, боже упаси… так, под зонтичком, под грибочком. Отдохните, подышите, поплавайте… Значит, свидание у нас через две недели. – Он протянул Нине ее бумаги. – Сейчас зайдите на пост дальше по коридору, возьмите список, что нужно купить для операции. Заранее извините, но больные наши теперь все покупают сами. Иногда даже и инструменты. Никто ведь не хочет, чтобы его шили тупой иглой! Только персонал нигде не продается: санитарку третий месяц не найдут – одна на весь этаж, – решил пошутить Игорь Михайлович, но шутка не задалась, и он вдруг разгневался. – А у нас хирургия! И реанимация! Сестрички сами полы моют!.. А, ладно, – перебил он сам себя. – Вас это не касается. У вас сейчас и без моих истерик забот хватит. Идите. До третьего понедельника.

– Доктор, я хотела как раз об оплате… – Нина почему-то покраснела. – Анна Сергеевна…

– Потом, потом. – Доктор зачем-то стал передвигать чашки на столе. Тема ему явно не понравилась. – Вот сделаем все, потом и поговорим. И не беру, извините, ничего вперед, и ничего не обещаю… Потому что примета плохая. Вот вам на всякий случай… В отделение никогда не дозвонишься… Домашний и мобильный… – Провожая Нину, он галантно открыл перед ней плохо окрашенную, но чистую дверь своего кабинета. Санитарка, хоть и одна на два отделения, видимо, службу свою несла исправно.

Выйдя от веселого заведующего отделением, Нина внезапно утратила весь кураж. Из нее как будто выпустили воздух. Заболел и запульсировал живот, и она вдруг очень ясно представила себе, как там, внутри, эта злокачественная опухоль, нечто совершенно чуждое ее здоровому, молодому организму, живет своей, отдельной жизнью; делятся, растут ее клетки, и она потихоньку тикает – бомба с часовым механизмом… Под ярким солнцем Нина почувствовала ледяной озноб – нервная дрожь сотрясала ее, и, не в силах совладать с ней, она села на ближайшую скамейку.

Слезы, которые Нина сдерживала весь день, хлынули потоком. Она попыталась на ощупь найти платок, но ничего не получалось. Тушь попала в глаза и, смешиваясь со слезами, черными потоками поползла по щекам. Наконец она выдернула из сумки Димкину пеленку и уткнулась в нее лицом. Несколько минут она просидела, содрогаясь в конвульсивных рыданиях, ничего не видя и не слыша, только прижимая к лицу эту пеленку, стиранную, должно быть, сотни раз, но все еще, как ей казалось, пахнущую маленьким Димкой. Нина вспомнила, как мама в детстве учила: открой рот и глубоко подыши. Она открыла рот и подышала, и слезы пошли на убыль. Посмотрелась в зеркальце. На щеках грязные разводы, глаза красные, лицо пятнистое. Красавица… Мимо две толстые веселые тетехи в белых халатах провезли громыхающую тележку, уставленную кастрюлями и ведрами с надписями «компот», «первое» и «второе». Откуда-то, наверное, с больничной кухни, ветром доносило запахи. И Нине сразу же захотелось и первого, и второго, и даже жидкого больничного компота. «Жизнь продолжается. Я не дам этой штуке взять над собой верх». Рядом, в киоске, у безучастной сонной продавщицы она купила бутылку воды и, зайдя за киоск, умылась. У круга «Больничный городок», с неприятным названием Померки, парковались маршрутки. И она с каким-то печальным удовлетворением увидела, что доедет почти до самого дома. «Васька легко сможет ко мне приезжать», – подумала она.

* * *

– Девушка, ну я вас очень прошу… Я вас умоляю… Девушка… Мне очень нужно прямо сейчас… Я вам завтра принесу… Прямо с утра принесу! – Крупная пергидрольная блондинка, завитая и накрашенная а-ля Мэрилин Монро, просунув в окошечко регистрации почти всю голову, уговаривала кого-то внутри.

– Ну не положено без паспорта. Сегодня приносите. Еще успеете на вторую смену, – вяло отбивалась регистратор.

– Да ехать мне далеко, живу я за городом… Девушка, миленькая, ну пожалуйста!

Препирались они уже долго, и очередь, скопившаяся за настырной блондинкой, начала роптать. Причем одни требовали, чтобы крашеная особа немедленно освободила окошечко, а другие – их было меньше – сочувствовали забывшей паспорт Мэрилин. Между тем регистратор, отчаявшись уговорить упорную блондинку по-хорошему, перешла на повышенные тона.

– Не положено без паспорта! У меня инструкция! Откуда я знаю, у вас на лице не написано – может, у вас СПИД.

– Так про СПИД в паспорте тоже не написано, – не сдавалась женщина. – Ну девушка, миленькая, ну пожалуйста! – Она на секунду вытащила голову из окошка и полезла в сумку, явно намереваясь соблазнить несговорчивую регистраторшу пятеркой.

Это было стратегической ошибкой. Окошко немедленно захлопнулось и глухо сказало:

– Технический перерыв.

Очередь взорвалась, причем сочувствующие присоединились к негодующим, и только какая-то бабулька робко посоветовала:

– Доча, да принеси ты этим иродам паспорт…

– Пропади ты пропадом! – Блондинка сунула пятерку обратно и развернулась к выходу. Движение было столь стремительным, что мощным плечом она въехала в пробегавшую мимо женщину в белом халате. Та охнула, едва удержавшись на ногах, и вдруг схватила уходившую блондинку за руку.

– Натаха!

– Ленка! Ой, привет… – Блондинка расплылась в улыбке. – Ты что, здесь работаешь?

– Ну! В лаборатории. Тебя-то как к нам занесло? Наших никого не видела?

– А, долгая история. Слушай, сто лет никого не видела. А ты какая была, такая и осталась. Фигурка просто класс! Пошли на воздух, покурим? – Натаха подхватила бывшую одноклассницу Лену Захарову под локоть и потянула к выходу.

– Нет, давай лучше к нам во двор. – Польщенная Лена повернула к малозаметной двери под лестницей, и они вышли в тенистый двор диспансера. В углу, под старым каштаном, стояла старая садовая скамейка. Здесь они и уселись.

– …и без паспорта, зараза, так и не выписала. Я просила, просила, а она перед носом захлопнула свою форточку. – Натаха в лицах рассказывала о попытке попасть на прием.

– Так съезди за паспортом, – посоветовала Ленка. – У нас с этим очень строго…

– Ага, учет, контроль, СПИД! – съязвила Натаха Кузнецова. – Я б не только съездила – я бы сходила. Три минуты ходу. На соседней улице живу.

– Переехали? – удивилась лаборантка Лена. – Везет тебе, Натаха, прямо в центр.

– Не переехали, Лен. Замуж третий раз я вышла. – Блондинка искоса взглянула, довольная произведенным эффектом.

– Да ну! Поздравляю.

– Особо не с чем – так, комнатушка в коммуналке. – Натаха явно мерила свою удачу жилплощадью. – Да у второго моего, у Жорика, вообще ж ничего не было! У моих жили. Полные кранты. А здесь один богатый Буратино расселить нас хочет – своя хата будет. А если без телефона и у черта на рогах – то и двухкомнатная… Соседи, Лен, честное слово, за год так достали – полный абзац. То свет не выключила, то толчок с утра заняла… Так что же мне, блин, под себя ходить? Я человек простой, Лен, ты же знаешь. Ответила пару раз. Ладно теперь хоть к нам никакая зараза не лезет. – Натаха щелчком отбросила докуренную почти до фильтра сигарету в кусты. – Да… Вот так и живу, Ленок. А что? Весело!

– А я как развелась со своим, так и все. Работа – дом. Дом – работа. Ну, еще в школу сходишь на собрание. Как говорили в известном фильме – глухо, как в танке. Где мужика искать? Не тут же…

– А чего! – Натаха подтолкнула Ленку. – Мужик, он везде водится! Найдешь здесь богатого, он коньки отбросит, а ты останешься при капиталах. – Она захохотала, и все ее крупное тело затряслось.

– Ага, – фыркнула Ленка, – или выздоровеет. Кстати, чего ты за паспортом все-таки не пошла?

– Так нет у меня паспорта.

– Как нет? – Глаза собеседницы удивленно округлились. – Потеряла?

– Считай, потеряла. – Натаха Кузнецова, когда-то первая красавица класса, а теперь стареющая расплывшаяся сорокапятилетняя тетка, стряхнула пепел с сигареты. – В ларьке я, Лен, работала зимой. Неделю я, неделю хозяйская племянница. Она мне товар передает – все сходится, я ей передаю – всегда недостача. И все больше и больше. Я потом только сообразила, – горько усмехнулась Натаха, – что она меня дурит. Но вот как, хоть убей! Я и так, и этак считала… Ну, сама знаешь, как я считаю – в школе-то едва-едва на тройку натягивала! А у нее высшее филологическое…

– Может, математическое?

– Нет, филологическое, – уперлась Натаха. – Она сколько раз меня своим дипломом попрекала! Я, мол, блин, филолог с высшим образованием, фу-ты ну-ты!

– Ой, не могу! – Ленка от хохота свернулась на скамейке. Отсмеявшись, она доходчиво объяснила: – Филологическое – это учитель языка и литературы.

– Да ну… – разочарованно протянула Натаха. – Не может быть! Чтобы какая-то училка драная так меня объегорила? Может, конечно, у нее и не математическое, как ты говоришь, образование, но пройдоха она еще та. Короче, паспорт мой накрылся медным тазом. Так я и ушла, а паспорт у хозяина остался. Вместе с недостачей и этой гребаной племянницей.

– Ну и как ты теперь?

– Да полный невдобняк! Куда ни ткнись – ЖЭК, прописка, приватизация там всякая! А теперь еще размен этот. Сегодня в милицию пойду, напишу заявление, что украли.

– Слушай, Наташ, у нас ведь есть платное обследование – там ни паспорт, ни направление не нужно. Любой с улицы приходи и делай. Хоть английской королевой назовись.

– А что, я похожа на богатую женщину? – Натаха томно приподняла выщипанные в ниточку брови и прищурила глаза. – Ну ты даешь, Ленка!

– На богатую ты похожа не больше моего. Так и на больную не слишком… Чего тебя к нам направили?

– Что-то там по-женски. Врачиха наша районная меня к гинекологу погнала – диспансеризация у них какая-то, а я бегай. А я у гинеколога лет десять не была, вот она и прицепилась. Я с бронхитом, а она меня к гинекологу. Иди, говорит, а то не приму. Ну я и пошла. А та нашла какую-то опухоль. Ну, ты понимаешь, после того как я штук двадцать абортов сделала, там чего угодно могло выскочить. И эта штука теперь вдруг начала расти. Вот облом!

– И сильно она у тебя увеличилась?

– Да вроде не очень. Глянь, врачиха тут в направлении написала. И вообще, я себя прекрасно чувствую. – Натаха достала зеркальце и подмазала губы. – Похудела, похорошела… И не пила никаких этих таблеток для похудания. Слышь, Лен, не поверишь – год назад еще пятьдесят восьмой носила. – Она локтем подтолкнула лаборантку.

Но Лена Захарова отмахнулась – она внимательно читала выписку из карточки Натальи Александровны Кузнецовой, потом так же внимательно просмотрела результаты анализов.

– Слушай, Наташ, мне вот тут цифры что-то не нравятся… Я, конечно, в лаборатории мочой занимаюсь и по крови не специалист…

– Вот и врачиха наша туда же. Иди, говорит, сдай все анализы и покажись, блин, специалисту! А эта сучка молодая меня записывать…

– Давай я тебя все-таки на платное отведу. – Лена решительно встала со скамейки.

– Ты что! – Натаха схватила ее за край халата и потянула обратно. – У вас тут и на бесплатном платить надо! Наслушалась, пока в очереди стояла. До исподнего разденут! Там рядом касса – так я на цены уже поглядела! Одно УЗИ чего стоит. Нет, я не пойду. У меня на все про все полтинник. И на обследование, и на лекарства.

– Наташ, ты с этим не шути. Тут чем раньше кинешься, тем лучше. Вставай, пошли.

– Да никуда я не пойду, ты с ума сошла, – уперлась Натаха.

– В лабораторию пошли. Двадцатку дашь начальнице моей, она тебе все основные анализы сделает. На онкоклетки мазок, на хламидии, на герпес… Пошли, она нормальная баба, вот увидишь. А если что-то не так будет, к врачу я тебя потом сама отведу. Есть тут у меня один доктор…

– Мужик? – неожиданно заинтересовалась Натаха.