Текст книги "На краю печальных истин"

Глава 12

Валентин Иванович не знал, что делать дальше. Лера не собиралась менять свою жизнь кардинально. Со стороны могло показаться, что в доме царят мир, покой и любовь. Прошло всего три дня после ее возвращения. Каждый вечер, приходя домой, Чубов ждал, что Лерочка все-таки найдет в себе силы и хоть словом или намеком даст понять, где пропадала столько времени. Ничего подобного. Сначала он боялся выяснения отношений, не хотел знать правды, был готов на все муки ада, только бы она не ушла от него.

Теперь с каждым днем раздражение росло, бродило в нем без остановки и все время пыталось вырваться наружу. Каждый вечер после ужина он уходил в свой кабинет и оставался там до поздней ночи, потом перебирался на диван в гостиную. Лерочка лишних вопросов не задавала, воспринимала его поведение как должное. Ее терпение и невозмутимость, которые раньше нравились, начали бесить. Страстотерпица великая. Ни вздоха, ни намека, ни обиды. Знает кошка, чье мясо съела. Это была не жизнь. Внешне придраться не к чему, только продолжать эти игры не было ни сил, ни желания. Все потеряло смысл. Он твердо был уверен, что жена ведет двойной образ жизни. Валентин Иванович ничего не знал про ее тайну, и это сводило с ума. Надо было что-то делать. Только бы знать что? Он сам загнал себя в угол. И пока найдется выход, можно свихнуться или наложить на себя руки.

Вечером в пятницу за ужином Лерочка обронила как бы невзначай, мимоходом:

– Ты завтра работаешь?

Чубов кивнул.

– Тогда я завтра съежу к подруге за город, надеюсь, ты не возражаешь?

– У тебя появилась подруга? – Так, лед тронулся. Девочка соскучилась по своей тайной страсти. Еще бы! Целых три дня прошло после разлуки. Для влюбленных – целая вечность. Ужин встал поперек горла, аппетит пропал сразу.

– А я разве не рассказывала тебе про Любашу? – удивилась жена. – Ты совсем меня не слушаешь, Валентин, – укоризненно покачала она головой. – Что с тобой происходит в последнее время? Ты очень изменился. – Прозвучало очень заботливо, только у Валентина Ивановича кулаки сжались сами собой от бессильной ярости.

– Извини, – еле пробормотал невнятно и вскинул голову в надежде увидеть в ее глазах что-нибудь человеческое – страх, ложь. Напрасно. Глаза чисты, как у младенца. – Так что это за Любаша такая? – язвительно спросил он.

– Мы с ней вместе в санатории отдыхали. Замечательная женщина. У нее в субботу юбилей, она звонила сегодня, приглашала в гости. Но если ты возражаешь, я не поеду. – Голосок-то напряжен, волнение чувствуется. Интересно, долго готовилась к разговору?

– Нет-нет, я все равно занят, дел по горло. Чего тебе затворницей дома сидеть? К тому же у тебя скоро отпуск закончится. Поезжай, конечно. Далеко ехать? Если хочешь, могу тебя отвезти сам или дам тебе машину с водителем. – Чубов старался не смотреть на жену. На душе было противно и муторно.

– Ехать совсем недалеко. Это по той же ветке, где санаторий. Две остановки не доезжая до Звенигорода. Не нужна мне никакая машина, я сама прекрасно доберусь, а на станции меня Любашин муж встретит.

Ишь как обрадовалась, расцвела на глазах, аж засветилась вся от одной мысли, что скоро увидит своего возлюбленного. Ну вот, Чубов, ты и дождался. Теперь дело за малым. Пусть едет, у тебя появился реальный шанс познакомиться с соперником. Надо посмотреть, что такого особенного в этом неизвестном мужике нашла жена, на кого променяла его, годы счастливой жизни и любви. Пора ставить точку в этой истории. Надо принимать решение. Любое. Не может Лера решиться на этот шаг, значит, он ей поможет. Это единственно правильный выход. Пусть тяжело, больно, по живому, на разрыв. Но то, что сейчас происходит с ними, – это не жизнь, а мука мученическая.

– Ты говоришь, юбилей? Так тебе придется ехать с ночевкой, наверное. Там условия нормальные?

Послушал бы кто со стороны этот душещипательный диалог двух любящих супругов. Не нарадовался бы, какие оба милые, внимательные, заботливые.

В субботу Чубов уехал из дому как обычно. Старался ничем не выдать своего волнения и больше всего боялся, что промахнется, выдаст себя и спугнет жену. На работу, конечно, не поехал. Какая к бесам работа, когда жизнь летит под откос. Как последний сумасшедший оставил машину во дворе соседнего дома и вернулся к родному подъезду. Совсем соображения нет. Что он делает? Оказывается, не так просто следить за человеком. Для этого нужны навыки и умение, а он абсолютный профан в этом деле. Пришлось проявить необыкновенную сноровку. Пока старался остаться незамеченным, чуть не потерял в метро жену. Да, нелегкая работенка у филеров, пожалуй, зря их все презирают.

Доехали до Белорусского вокзала, все правильно, здесь Лерочка не соврала. Самый лучший путь запутать окружающих, когда хочешь соврать, – хорошенько перемешать правду с ложью, достовернее получается. Так потихонечку добрались до нужной станции. Здесь остаться незамеченным было почти невозможно. Из электрички вышло человек пять-шесть. Выручало то, что Лерочка двигалась по платформе довольно быстро, по сторонам не оглядывалась, не ожидала, бедная, подвоха. Только сейчас Чубов обратил внимание на то, что его жена тащит в обеих руках увесистые пакеты. То ли вещи свои потихоньку из дома решила переправить на новое место жительства, то ли дружку подарочки везет.

Сразу за платформой находилась площадь, а на ней полным-полно автобусов. Лера шла через площадь целенаправленно и уверенно, спешила, видно, боялась опоздать. Что-то ее разлюбезный не спешил встретить. Все сама и сама. Вот что страсть с человеком-то делает, как меняет. Нет никаких преград, готова лететь к любимому хоть на пригородной электричке, хоть на сельском автобусе. Чудеса, да и только. Но рассуждать-то легко, а что ему теперь делать? Сядет в автобус – все его планы полетят в тартарары. Салон автобуса – не электричка. Остаться незамеченным вряд ли удастся. Бежать за транспортным средством, конечно, можно, но недолго и очень глупо. Это только для индийского кино подходит. Чубов стал нервно озираться по сторонам, тем временем двери автобуса, в который села Лера, закрылись, и он благополучно тронулся. Слава богу, ростки цивилизации в этом славном городе имелись. На другой стороне площади виднелось с десяток машин, явно частники, желающие подзаработать. Чубов рванул через всю площадь к томящимся от скуки водилам, чем вызвал некоторый ажиотаж в шоферских рядах. Через несколько минут, не торгуясь, взял машину и велел водителю ехать за автобусом.

Видавший виды старенький автобус петлял по узкой дороге и удалялся все дальше от станции. Ехал он неторопливо, остановки были редкими, пассажиры выходили небольшими группками. Ехать пришлось довольно долго. Спасибо, водитель попался на удивление спокойный и нелюбопытный. Дядька неопределенного возраста крутил себе баранку и вопросов не задавал. Это ж надо умудриться завести себе ухажера на краю земли! Лесник он, что ли, или пасечник? Все было непонятно, оттого еще тревожнее. Многие вещи не укладывались в избитую схему муж-жена-любовник. Какими чувствами надо было воспылать, чтобы идти на такие жертвы ради короткого свидания?

– Конечная остановка автобуса скоро, – буркнул водитель.

Сейчас все выходить будут. Что дальше-то делать?

Чубов вздрогнул от неожиданности и с удивлением посмотрел на водителя. Молодец, настоящий мужик. Раскусил его маневры в пять секунд, не осуждает, не вникает, просто добросовестно предупреждает. Впереди появилось небольшое село. Останавливаться и отпускать водителя придется немедленно, иначе он засветится. Слово какое-то дурацкое на ум пришло: «засветится». Перевоплощение в сыщика шло полным ходом, однако… Мужик притормозил по его просьбе, Чубов расплатился, поблагодарил водителя, вышел из старенькой «шестерки» и быстро нырнул в лесополосу у дороги. Пристроился за деревом и стал ждать.

Автобус остановился, последние пассажиры стали выходить. А вот и его драгоценная спустилась со ступенек, перешла дорогу и потопала в сторону немногочисленных домов, к тому самому селу. Чем дальше в лес, тем больше дров. Валентин Иванович не рискнул выйти на открытое пространство. Он стоял в своей лесополосе, прислонившись к шершавому березовому стволу, и наблюдал за передвижениями жены. Повезло, Лера зашла в первый домишко, который стоял на отшибе. Не коттедж, скорее избушка на курьих ножках. Издалека видно, что эта постройка больше подходит для проживания алкоголиков или бомжей. Принцесса влюбилась в нищего, какая пошлая и скучная проза. Ну что ж, самое время глянуть на этого сельского сердцееда, укравшего у него жену.

Валентин Иванович покинул свое укрытие и решительно зашагал по тропинке, по которой только что шла жена. Не успел подойти к завалившемуся забору, из дома выбежала Лера. Но в каком виде! На голове повязан платок, в руках по огромному ведру, на ногах галоши! Чубов от неожиданности присел, как последний трус, за повалившийся забор. Может, он ошибся? И вся эта история происходит не с ним? Лера, конечно, трудяга, но то, что сейчас происходило, не поддавалось никакой логике. Его жена в плебейском наряде и резиновых галошах мчалась с двенадцатилитровыми ведрами к сельскому колодцу, а он, словно нашкодивший школьник, шифровался за забором. Откуда у его женщины навыки так профессионально крутить ворот колодца? Гнется, как былиночка на ветру, старается. Даже отсюда видно, что приходится ей тяжело, старается, бедная, через силу. Набрала воды, подхватила страшную тяжесть и поперла обреченно в хатку. Да что же происходит на самом деле, черт побери! Пора расставить все акценты и разобраться с ситуацией. С каких таких грехов его жена вкалывает в заброшенной деревне, словно рабыня Изаура? Что происходит?

Чубов выпрямился, легко перепрыгнул через забор и подошел к дому. Поднялся по перекошенным ступенькам, открыл дверь, вошел в дом. Картина перед ним открылась завораживающая. Он уже почти свыкся с мыслью, что его жена нашла себе новую любовь, это было невыносимо больно, но хотя бы укладывалось в какой-никакой логический ряд. Он придумал историю предательства, все расставил по своим местам. Он следил за Лерой, чтобы убедиться до конца в своей правоте. То, что он увидел, не укладывалось в мозгу.

Такую нищету он видел только в кино. В комнате, кроме стола с лавками и ситцевой ширмой, за которой угадывалось спальное место в виде печки или кровати, не было никакой мебели. Полы деревянные, некрашеные, проваленные местами. Его жена Лерочка драила с остервенением железной щеткой грязную поверхность. Она даже не обратила внимания на то, что кто-то вошел в дом. За столом сидели двое: старик и молодая девушка довольно странного вида. На голом столе стояли алюминиевая миска с вареной картошкой, бутылка с дешевой водкой, два граненых стакана и лежала горстка перьев зеленого лука. Эти двое чувствовали себя замечательно. Им так хорошо было после очередного стакана, что они, кажется, вообще не реагировали на происходящее.

– Лера, я хочу знать, что происходит, – отчеканил Чубов железобетонным голосом.

Лера испуганно вздрогнула всем телом, выронила из рук щетку и замерла. Сладкая парочка за столом даже не пошевелилась. Зато с Лерочкой произошла беда. Вид у нее был как у побитой собаки. В глазах дикий ужас, тоска, боль, просьба о прощении… Он никогда не видел у нее такого выражения глаз.

Валентин Иванович от этого безнадежного и потерянного взгляда чуть не лишился рассудка. Он понял одно: его девочка, его любимая девочка попала в беду. Не важно, что произошло, это все глупости. Не надо пытаться понять, что творится, надо спасать самого любимого и близкого человека. А подробности – глупая и ненужная вещь для досужих сплетниц. Он кинулся к жене, опрокинул проклятое ведро, со злостью отшвырнул его ногой куда подальше, подхватил Леру, поднял ее и обнял.

– Девочка моя, родная, что случилось? Почему ты мне не открылась? Я же тебе не враг, ты для меня самый близкий человек. Почему ты здесь, в этой дыре? Кто эти люди? Почему ты моешь полы бомжам?

Лера забилась в сдержанных, глухих рыданиях. Валентин Иванович сжимал все сильнее худенькое любимое тело и понимал, что произошло что-то страшное, что-то непонятное и оттого более жуткое, чем тривиальная измена.

– Ничего, ничего. – Валентин Иванович гладил жену по голове, как маленького ребенка.

Лера рыдала и была не в состоянии произнести ни одного членораздельного слова. Зато сидящие за столом получали неимоверное наслаждение от страданий его жены.

– Дашка, глянь!

От звука этого голоса Валентин Иванович напрягся. Это он, поганый шантажист, который звонил ему по ночам, который посеял сомнения в его душе и пытался шантажировать. Круг потихонечку замыкался. Только каким образом эти бомжи закабалили его жену и его, здорового и умного мужика, лишили покоя? Заставили подозревать Лерочку во всех смертных грехах. Да что там подозревать. Вопреки всем своим жизненным правилам он следил целый день за собственной женой, как последний маньяк. Он почти разрушил все, что было ему дороже всего на свете. По какому праву эти твари ведут себя как господа и повелители их судеб?

– Денежный мешок сам пришел, без приглашения. Видала, какой я умный? Все правильно рассчитал. Теперь нам, Дашка, красота! Коммунизьма настала самая настоящая. Закончились плохие времена. Бог не фраер, он все видит, – вновь раздался противный и знакомый до боли голос. Старик подхихикивал и кривлялся, как престарелый паяц.

Чубов безумным взглядом, не разжимая объятий, смотрел на этих двоих за столом. Те, словно не замечая присутствия нормальных людей, общались исключительно друг с другом. Хотя общением это назвать можно было с большой натяжкой. Разговаривал и разливал водку по стаканам только старик, опрокидывали емкости, правда, довольно дружненько, на пару. Старость бывает разная. Иногда прожитые годы делают лицо неузнаваемым и безобразным, иногда благородным. В этом лице удивительным образом соединились все людские пороки, вместе взятые. Чубова вдруг осенило, что именно так должен выглядеть дьявол во плоти. Не встречал он лица паскуднее, если честно. Девушка только улыбалась по-идиотски и в странном ритме покачивалась из стороны в сторону, словно неваляшка. То ли была пьяна до бессознательного состояния, то ли была дура от рождения, трудно сказать. Сумасшедший дом какой-то. Сплошное быдло вокруг, а его жена таскает тяжеленные ведра с водой и драит загаженные полы, пока эта странная парочка глушит паленую водку. Почему она здесь? Отчего она, всегда такая сдержанная, не может прийти в себя? Он каждым нервом чувствует, как сотрясается ее тело от тяжелых рыданий.

– Лерочка, – нежно прошептал Валентин Иванович жене на ушко, пытаясь изо всех сил привести ее в чувство.

– Лерочка-припевочка, – неожиданно развеселился старикашка, – ласкай ее, ласкай, может, правду скажет тебе. Ты денег привез, крутой? – Неожиданно эта мразь поднялась из-за стола и погрозила Чубову ссохшимся кулаком.

– Не заткнешься, убью, сволочь поганая.

Чубов был готов привести угрозу в действие, но он не мог отпустить обмякшее, беспомощное тело жены. Кажется, еще чуть-чуть, и Лера потеряет сознание. Все стало не важно. Он знал, что обязан ее оградить, спасти от окружающего кошмара, природу которого никак не мог понять. Валентин Иванович подхватил Леру на руки, пнул в сердцах ногой кособокую дверь и вынес жену на улицу. Прочь, прочь из этого дома, скорее на свежий воздух из смрада и мрака! Он сел на старое бревно под окном и стал баюкать, успокаивать жену, как маленького ребенка. Потихоньку ее рыдания стали затихать, она еще всхлипывала время от времени, но то ли сил не осталось, то ли решилась на что-то.

– Валя, – умоляюще прошептала наконец Лерочка.

Чубов замер. Он вдруг понял, что совершил страшную, непоправимую ошибку. Не надо было устраивать эту идиотскую слежку за женой и изображать из себя великого сыщика. Надо было просто любить и верить. А у него не хватило сил, ревность помутила разум. Он чувствовал, что сейчас, через несколько мгновений, все изменится и возврата к прошлому уже не будет. Ему стало по-настоящему страшно. Что он наделал? Зачем он мучает самого дорогого и любимого человека? Какой в этом смысл, чем все закончится?

Но было уже поздно. Лера взяла себя в руки, высвободилась из его объятий, села рядом на бревнышко и начала говорить. При этом голос ее звучал монотонно, без интонаций, взгляд был устремлен в никуда, она каким-то зябким жестом обхватила свои плечи руками и говорила, говорила без остановки. Он слушал страшную исповедь жены и не замечал, как слезы катятся по его лицу, а пальцы сжимаются в кулаки. Бедная, бедная его девочка. Сколько ей пришлось пережить. Нести немыслимый по своей тяжести груз одной столько лет! Она даже поделиться своим горем ни с кем не могла. Чем он лучше ее обидчиков? Чего стоит его любовь, если Лера не решилась, не нашла в себе силы рассказать о себе ему, самому близкому человеку? Почему он не интересовался, что с ней происходило до того, как они встретились, как она жила? Да все очень просто. Она не любила вспоминать о прошлом, а он принял это как должное. Подумаешь, сирота. В некотором смысле даже проще. Какой же он эгоист. Нет ему прощения. На протяжении стольких лет рядом с ним изнывала и страдала от страшных воспоминаний любимая женщина, а он даже не замечал этого. Ему было хорошо, его все устраивало.

– Лерочка, – хрипло выдавил из себя раздавленный Чубов после того, как жена, закончив исповедь, замолчала.

– Не говори ничего, пожалуйста, Валя, – погасшим голосом перебила Валерия, – теперь ты знаешь все. Я понимаю, что нам теперь придется расстаться. Я виновата перед тобой, прости, если можешь.

– Лера, о чем ты говоришь? – Чубова осенило, что нужно делать, чтобы вернуть жену к жизни. Он ни на секунду не сомневался, что она оказалась жертвой гнусного насильника и по совместительству шантажиста. Теперь, чтобы спасти Лерочку, он должен был доказать свою правоту. История еще с тем запашком! Он встал и протянул руку жене. – Ты ни в чем не виновата, понимаешь? Пойдем.

Лера не шевелилась. Она поверила в свою вину настолько, что давно простилась со всеми надеждами. Она была раздавлена, уничтожена. Теперь ей нечего было скрывать от мужа, он знал все, но от этого стало только хуже. Она обязана ухаживать за больной дочерью, это ее долг, ее крест. И нести его она будет одна. Он что-то ей говорил, звал куда-то. Зачем? Поздно, ничего нельзя изменить, жизнь не перепишешь набело. Все потеряло смысл. Ее жизнь закончена. Взваливать на Валентина грехи своей молодости она не имеет права. Он еще не стар, он сумеет устроить свою жизнь. А она? Что ж, видно, так на роду написано. Она останется здесь, где родилась.

– Лерочка, солнышко, я прошу тебя, вставай, пожалуйста! – взмолился Чубов. – Возьмись за мою руку. – Жена, словно сомнамбула протянула ему руку. Он двумя руками осторожно взял ее ладошку. – Вот, молодец. Теперь вставай, сможешь? – Лерочка послушно поднялась с бревна. – Умница моя, любимая моя девочка. Пойдем, все будет хорошо. Ты слышишь меня? Ты мне веришь?

Лера кивнула, но он понимал, что это ничего не значит. После таких потрясений одной любви маловато, тут необходима помощь доктора.

Чубов провел жену в проклятый дом. Не разжимая рук, дошли до ситцевой занавески, Чубов с остервенением рванул материю, которая треснула и разорвалась без всякого сопротивления. Там, как он и предполагал, стояла кровать, старая, с пружинной сеткой, с ржавыми шишечками на спинках. От вида этой кровати затошнило, но выбора у него не было. Его руки должны быть свободны. Валерия от пережитых волнений почти не владела собой и с трудом держалась на ногах. Не за стол же с этими пьяными ублюдками сажать жену. Он бережно усадил Лерочку на кровать.

– Посиди, я тебя очень прошу. Все будет хорошо, – твердил Чубов. – Ты слышишь, я обещаю, я клянусь, скоро все кончится. Мы вместе поедем домой. Ты ни в чем не виновата.

Лерочка кивнула в ответ, но это ничего не значило. Лицо ее было каменным, отрешенным и чужим. Она уже все решила для себя. Ничего, на то он и мужчина, чтобы разобраться с этим бредом.

Валентин Иванович подошел к столу и схватил за грудки тщедушное тело старика. Тот нагло и пьяно хихикал. Видимо, ситуация его забавляла.

– Ты, старая сволочь, выбирай. Желаешь сейчас сдохнуть или еще помучаешься? – процедил сквозь зубы Чубов. Он впервые в жизни понял, как просто убить человека. Самое страшное было в том, что хотелось немедленно, без суда и следствия убить, раздавить гадину, смести с лица земли эту мразь. Руки ох как чесались. Но он не имел на это права, ему необходимо было докопаться до истины, чтобы спасти Леру, вернуть ее к жизни. А эта старая сволочь, как ни грустно, была единственным шансом доказать жене, что она ни в чем не виновата и никому ничего не должна.

Неожиданно старик скорчил плаксивую гримасу и захныкал. Чубов с отвращением смотрел на гротескное лицо старого, морщинистого фавна и вдруг понял, что тот пьян совершенно и ничего не соображает. Валентин Иванович встряхнул как следует высохшее, старое тело и прорычал:

– Кто эта женщина, отвечай! А то убью!

– Кто-кто? Дочь евойная, вот кто, – еле ворочая языком, выговорил старик и показал пальцем на Валерию.

Та тихонько застонала. Сердце Чубова чуть не разорвалось от этого тихого, безнадежного стона.

– Сколько ей лет? Когда родилась? Показывай документы! – приказал Чубов и еще раз, от всей души, встряхнул старого алкаша.

– Какие на хер документы? Родила сучка твоя подзаборная дитя нагулянное во грехе и бросила на произвол судьбы, как котенка слепого. Вся в свою мамашу удалася, такая же простигонка, прости господи. А я девку чужую вырастил, я! Выходил, и сейчас за ней хожу. Вишь, какая получилась-то. Болезная очень, неказистая. – Старик неожиданно начал противно всхлипывать. Слова он произносил с трудом, алкоголь сделал свое дело, язык ворочался еле-еле.

Чубов понял, что правды от пьяного старика не добьется никогда. С больной разговаривать бесполезно. Она вообще ни на что не реагирует. Приняла дозу, сложила свои толстые отекшие руки на грязном столе, уткнулась в них головой и почивает как ни в чем не бывало. Чувствуется, что не в первый раз. И не ведает, счастливая, какие тут разгораются страсти из-за ее персоны. Валентин Иванович разжал руки, старик выпал из них кулем, неловко боком присел на край лавки, потом сполз на пол, матюкнулся грязно и мгновенно заснул.

Чубов подошел к жене. Жалость к любимой женщине его душила. Чувство вины захлестывало. Как он мог подумать о своей жене плохо? Сколько пришлось перенести его девочке, подумать страшно. А он ослеп, оглох, отупел в один миг от мучительной ревности, потерял голову, тешил свое уязвленное самолюбие. Нет ему прощения.

– Лерочка, собирайся. Снимай эти уродские галоши. Вот твои кроссовки, обувайся. Нам не надо здесь оставаться. Поехали отсюда.

В ответ отчаянный, затравленный, виноватый взгляд, как у больного звереныша. Невыносимо, она где-то в запределье, со своей болью, без него, одна. Как в интернатовском детстве.

– Ты рассказывала мне о враче, Алле Игоревне, помнишь?

Чубов и не подозревал, что способен на такие интонации. Страх за жену, за себя, за годы счастливой жизни, которые он не желал отдавать за просто так, диктовали правильный тон. Он не собирался сдаваться. Теперь, когда он понял, что жена не изменила их любви, что она нуждается в помощи, он готов был грудью лечь на любую амбразуру.

– Мы сейчас поедем в райцентр, найдем твою замечательную заведующую. Она не будет лгать. Ты убедишься, что весь этот кошмар – сплошная ложь и откровенный шантаж. Эта бабища не может быть твоей дочерью. Посмотри на это чудовище. Как ты могла в это поверить? Ты слышишь меня? – Чубов говорил и говорил только ради того, чтобы вывести жену из столбняка. Ему схема была ясна абсолютно, он ни на секунду не сомневался, что вся эта история – виртуозная комбинация, конструкция, созданная жадным воображением старого урода, почуявшего вкус легкой наживы. Только как объяснить Лерке, что ее развели и пытаются выжать все соки, чтобы обеспечить себе отличную алкогольную старость? Учитывая ее порядочность, строгое отношение к мелочам, это мог сделать любой аферист.

Лера непонимающим взором смотрела на мужа. Сколько боли и отчаяния в этом несчастном взгляде, сердце кровью обливается.

– Лерочка, нам нужно ехать, ты слышишь? Ты меня слышишь? – Чубов взволновался не на шутку. Мало того что вокруг одни сумасшедшие, он никак не может достучаться до собственной жены. Чувство собственной вины перекрыло у нее остальные инстинкты. Она поддалась на провокацию и стала заложницей ситуации. Она решила, что должна и этим убогим, и Небу, и всем вокруг. Бедная замороченная и истерзанная Лерочка. Он обязан открыть ей глаза, чтобы жизнь снова стала простой, счастливой и спокойной.

Она что-то бормотала о том, что ей надо навести порядок в доме, приготовить еду… Какая чушь несусветная…

– Лерочка, – Чубов положил руки жене на плечи, – послушай меня, дорогая. Давай поступим следующим образом. Мы сейчас съездим в райцентр, навестим Аллу Игоревну, ты помнишь Аллу Игоревну?

Отлично, глаза жены, по крайней мере, стали похожими на обычные. Внимательный, вполне осознанный взгляд, что-то внутри блеснуло.

– Вот, правильно, мы навестим твоего замечательного доктора, пообщаемся. А потом вернемся обратно и все успеем. И уберемся, и печку натопим, и еды приготовим. Я помогу тебе, хочешь?

Лерочка согласно кивнула, чем очень обрадовала Валентина Ивановича. Наконец пробудились хоть какие-то человеческие реакции. Он уже серьезно начал волноваться за душевное состояние жены.

– Давай, моя хорошая, а то поздно уже. Отсюда еще выбраться надо каким-то образом, добраться до райцентра, найти Аллу Игоревну, пообщаться, а потом еще и вернуться обратно. Ты не знаешь, у кого-нибудь из здешних аборигенов машина имеется?

– Если только у батюшки, – тихо отозвалась Лера.

– Отлично, ты собирайся, а я пока займусь транспортными проблемами. – Чубов взглянул на жену, которая опять потеряла всякий интерес к происходящему, и передумал. – Ты готова? – довольно строго спросил он у Леры.

Та подняла на мужа несчастные глаза и кивнула. Да, дела совсем плохи. Ничего себе готова. Кроссовки как валялись рядом, так и валяются, на ногах все те же дебильные галоши. Ему лично наплевать, он ее и в лаптях готов вывести хоть на Красную площадь. На ней любой наряд выглядит как от-кутюр. И не галоши его смущают, а ее полная неадекватность. Что же сделали эти гады проклятые с его любимой? Он готов рвать, метать, распылить на мелкие кусочки всю эту породу люмпенов, будь они прокляты, трутни поганые! Но это сейчас не главное, с этим успеется.

Чубов заставил Леру подняться, вывел ее из дома почти силком, усадил на бревно и рванул, как спринтер, в сторону небольшой сельской церквушки, купол которой маячил в дальней стороне. Спасибо, что местный батюшка оказался вполне разумным и вполне вменяемым мужиком. Через десять минут Валентин Иванович, как заправский герой из боевиков, с жутким скрежетом затормозил, рискуя угробить потрепанную «копейку» еще до того, как она выполнит свою миссию, у поваленного плетня. Сердце выскакивало из груди от одной мысли, что Лера не послушает его и опять вернется в этот дом разбитых надежд. Нет, сидела, как послушная девочка. Чубов обнял жену, помог ей подняться, кажется, она растеряла последние силы, усадил ее в машину, повернул ключ зажигания и ударил по газам. Выручай, отечественная промышленность! Мертворожденное дитя АвтоВАЗа не подвело. Машина взревела, как молодой мустанг, и рванула с места в карьер, как настоящая.

Через сорок минут они были в райцентре. Чубов не забыл притормозить у местного гастронома, купил самый дорогой торт с безумными розочками из крема довольно подозрительного оттенка, заодно в киоске, который притулился рядом с магазином, прикупил самый приличный букет цветов. Все это благолепие погрузил на заднее сиденье. Лерочка выглядела не очень. Бледное лицо, отрешенный и ужасно виноватый взгляд. Эта виноватость лишала его равновесия. Он не знал, как справиться с ситуацией, как заставить поверить жену в то, что он любит ее по-прежнему, что ничего не изменилось на самом деле.

Дом Аллы Игоревны нашли довольно быстро. Чубов молил всех богов в отдельности и вместе взятых, чтобы только заведующая была жива и находилась в здравом уме. Она была его единственной надеждой восстановить справедливость. Только этот человек мог убедить его жену вернуться к жизни, обрести почву под ногами, забыть все кошмары и продолжать жить дальше.

Дверь открыла женщина очень приятной, интеллигентной наружности средних лет. На лице ее читалось удивление, смешанное с непониманием. Она пригласила супругов в дом, предложила чаю. Чай бы сейчас не помешал, и женщина была очень мила и приветлива. Только эта приятная дама нанесла удар посильнее любого негодяя. Приятно улыбаясь, она сообщила, что Алла Игоревна семь лет назад вместе с семьей уехала на постоянное местожительство в Канаду. Простая житейская фраза прозвучала как приговор, как крушение всех надежд. Лерочка вроде бы уже возвращалась к жизни, но при этом известии глаза ее опять потухли, и лицо мгновенно превратилось в мертвую маску. Нынешняя хозяйка квартиры хорошо знала Аллу Игоревну, считала ее женщиной необыкновенного мужества и вселенского обаяния и поддерживала с выехавшей семьей отношения. Но отношения – это сильно сказано. Так, телефонные звонки по большим праздникам, вот и все связи.

Мчаться сию секунду на раздолбанной «копейке» в Канаду не решился бы даже последний сумасшедший. Делать нечего. Он опять не сумел помочь жене. И это было очень плохо. Тепло попрощались с гостеприимной хозяйкой и побрели к «жигулям». Молча сели в машину. Слишком много лет прошло. На что ты надеялся, Чубов? Эта замечательная заведующая, дай бог ей здоровья, могла уже помереть несколько раз за эти годы. Хорошо, что ее жизнь сложилась по-другому, она жива и счастлива. Только помочь в очередной раз не сможет девочке из интерната при всем желании. Но в этом нет ее вины, просто им не повезло, вот и все. Такая простая история, ничего особенного. Пустяки, дело житейское.

Только им с Лерочкой от этого не легче ни на йоту. Время еще не позднее, но темнеет рано, надо возвращаться в проклятый дом. Чубов выехал из уютного дворика, запорошенного осенней листвой, остановился у светофора. Тот, задорно поморгав несколько секунд, опомнился и загорелся ровным зеленым светом. Чубов тронулся и в ту же секунду понял, что беда не приходит одна. Как он успел нажать на тормоза! Спасла отличная реакция. Но пожилая женщина все равно странным и страшным образом умудрилась упасть перед самым капотом и пропасть из поля видимости. Когда они оба, объятые паникой и страхом, вылетели, не сговариваясь, из машины, на несколько мгновений замерли, словно замороженные. Толстая тетка, довольно пожилая, но ужасно горластая, лежала перед передними колесами «копейки» и вопила как ненормальная.