Текст книги "Ашната"

Непривычно так много писать. Ты же знаешь, я не ученая, как ты. Ну ты то знаешь, Аш. Ни читать ни писать я никогда не любила. Но мне нравилось тебя слушать. Особенно, когда ты рассказывала мне перед сном о том, что прочитала в своих умных книжках. Помнишь, я даже просила тебя зачитывать мне интересные статьи о религиях. Не помню, как называется этот предмет, который ты любила больше всех, но твоя любовь передалась и мне. Помнишь, Аш, как ты в течение месяца ты читала мне о всяких там религиях, вероисповеданиях, странных обычаях. Я такого за всю жизнь бы не узнала.

Аш, у меня две просьбы, точнее три, вместе с этой. Да, подруга, наглею на глазах. Первую ты выполнила сейчас, читая мое письмо. Вторую, наверное, тоже: достала пакет с полки и он лежит рядом с тобой. Откроешь его позже, окей? И вот перехожу к третьей: пролистай блокнот и достань засохшую розу. Не удивляйся! Видя, как ты засушиваешь розы от своего парня, я решила тоже засушить одну розочку из того букета, который ты мне принесла в больницу…»

Ашната нашла засохший бутон бордовой розы и заплакала. Она вспомнила, как выбирала для подруги самые длинные, красивые, самые дорогие розы. Любимые цветы Анны. Получив желанный букет, Анна поднесла его к бледному лицу, вдыхала запах пышных бутонов и радовалась аромату, как дитя. Даже вдохнув запах каждого цветка, она не отпускала букет. Только, когда Ашната ушла из палаты, она попросила медсестру принести банку и букет поставили в воду.

«…тогда я не поблагодарила тебя. Говорю же, мой поганый характер могла выдерживать только ты. Мой светляк! Нет, сейчас мне хочется быть нежной, поэтому, не зачеркнув предыдущее предложение, пишу другое. Мой светлячок, спасибо тебе! Теперь достань то, что лежит в пакете и читай дальше…»

Вздохнув, Ашната развернула пакет. Перед ней лежала маленькая Библия. Положив Библию на колени, она перекрестилась.

«…не удивляйся, это Библия. Мне подарил её отец, когда я была совсем крохой. Никому кроме тебя я не могу её оставить. Пусть она будет у тебя и напоминает тебе обо мне…»

Слёзы катились по белоснежной коже, оставляя тонкие следы влаги. Девушка не понимала, что происходит с ней. Неужели мир Анны не так далек от её собственного?

«…Аш, только не плачь. Я не люблю соплей, ты же знаешь. Вот наорать, нагрубить это запросто. Но ты другая у меня. Чувствуешь так, будто твоя душа какая-то хрустальная. Раньше меня это бесило. Сейчас нет. Ты мой хрустальный светлячок и ничего не попишешь. Малышка, обещай мне, что когда-нибудь отправишься в какую-нибудь восточную страну и зароешь там мою засохшую розу. Мне все равно в какую, главное, сделай это для меня. Ты не знала, конечно, откуда тебе было знать, но я приняла ислам. Когда ты читала мне об этой религии, мне было все интересно. Красивые у их женщин наряды, сексуальные танцы живота, а сколько золота дарят женам их мужья. В общем, я загорелась этой мечтой. Подруга, я не прошу о понимании. Ты все равно не поймешь. Но я расскажу. Мать крестила меня как бы между прочим. Мне было лет пятнадцать, но я ничего не знала о христианстве. Мать сказала, что купит мне большую пиццу, если я пойду с ней в Церковь и дам себя покрестить. Сейчас я понимаю, что это было жестоко. Нельзя так поступать с человеком. За кусок пиццы предопределять его судьбу. Но, как говорится, что было-то прошло. Так вот, когда ты читала мне о всех религиях, я почувствовала что-то общее с той, которую выбрала для себя. Меня ничего не останавливало, вот я и пошла в мечеть, там имам мне всучил длинную молитву, сказал выучить её. Я заучила её, как стих, правда так ничего и не поняла, прочитала ему и он сделал меня мусульманкой. Все так просто. Но это было мое решение. Никто меня не тащил за уши, не предлагал пиццу или торты взамен. Я была счастлива своим выбором…»

Ашната не могла продолжать читать дальше. Ей было больно. Что-то сильно жгло в груди. «Как она могла отказаться от собственной веры? Какое право она имела?», – вопросы пульсировали в голове, не давая возможности сосредоточиться на письме. Она сжимала влажными пальцами страницы, неловко загибая уголки. «Предательство! Так нельзя поступать, даже если тебе очень-очень плохо. Отречься от своей веры… В голове не укладывается», – Ашната встала с кровати и начала ходить по комнате, как тигр по клетке. В ней бушевали эмоции. Негодование, непонимание, неприятие. Сплошные «не» собрались в её голове. Она не могла сделать над собой усилие, сесть и продолжить читать. Она не хотела верить в то, что читает. Сейчас все происходящее казалось ей глупым сном, иллюзией, ошибочно залетевшей на зелёный свет ночника. Но не время было просыпаться. До рассвета еще было далеко.

«…не думай там ничего лишнего. Если я тебе не сказала об этом, то не потому что не доверяю. Мы подруги, но я знала, что ты не поймешь меня. Малышка, я никогда тебя не обманывала. С первого дня, как поселилась в нашей комнате, я была с тобой честна. Мне почему-то сразу захотелось рассказать тебе о себе. Помню, как в первый же вечер выложила тебе всю подноготную (наконец могу и я похвастаться красивыми словами, это я о «подноготной», ну ты поняла. Говорю же, ты меня многому научила). Ты слушала молча всю дребедень о моей жизни. Да, я готова и сейчас рассказать тебе все с самого начала, но не будем о печальном. Просто знай, что все это правда. Собственная мать выгнала меня из дома. Она поверила не мне, а отчиму, который хотел меня изнасиловать. И это правда! Сейчас я думаю, что она выгнала именно потому, что поверила мне. Женская зависть и ревность сожрали бы её, если б я продолжала с ними жить под одной крышей. Не важно почему, но она променяла меня на мужика. Да, я была плохой дочерью. Они знали, что я больна. Постыдились признать это, и тем более, помочь с лечением. Шантажировали меня тем, что если я пойду в больницу и лягу на лечение, они умрут со стыда и выгонят меня на улицу. Но она выгнала все равно, причину найти не сложно, когда есть цель. Аш, я заразилась СПИДом, работая проституткой. Знаю, что ты догадывалась об этом. Да, я была девочкой по вызову, но никогда не была шлюхой. Не верь тем, кто скажет, что я такая по природе! Продаваясь, я продолжала мечтать о парне своей мечты. Его я не встретила, но зарабатывала деньги и содержала мать и отчима. Я слабая, поэтому не найдя для себя ничего более подходящего, пошла торговать собой. Платили неплохо, а к тому, что мужчины попадаются разные, я привыкла. Разницы никакой, у них у всех машинка работает одинаково. Настоящий праздник был, когда попадался очередной импотент, который любил просто смотреть на меня. Меньше работы с такими, а платили больше. Главное, что мать была довольна. Знаешь, она была довольна всем: что в доме всегда еда, счета за квартиру оплачены, и учебу оплачивала я себе сама. А отчим даже смог купить себе машину.

Жаль, что я совсем не запомнила отца… Только Библия и фотография от него остались. Мать говорила, что я похожа на него и что он не спускал меня с рук, так любил меня. Он умер, когда мне было два годика. Вот так печально. Если бы он был рядом, возможно моя жизнь сложилась бы лучше. Но как ты мне часто повторяла «нет ничего мучительнее сослагательного наклонения». Долго ты мучила меня своими заумными фразами типа этой, но сейчас они очень кстати. Многое из того, что ты говорила, сейчас я понимаю. Лучше поздно, чем никогда, ведь правда, малышка?

Ну что, светлячок, я заканчиваю своё письмо. Да и ты уже небось устала читать мои каракули. Пишу безграмотно, но ты уж не обижайся. Я очень старалась, даже не всегда понимая этого, взять от тебя все хорошее. Если мне удалось хотя бы на капельку стать лучше, значит моя жизнь удалась. Спасибо за все, Ашната. Я всегда с тобой. Твоя Анна».

Отбросив письмо в сторону, она соскочила с кровати как ошпаренная. Её разрывали противоречивые чувства, которые искали выход. То ей хотелось вымыть руки, после прочтения письма, то прижать его крепко к себе и поцеловать последние строчки, написанные любимой подругой. Она многого не понимала, но знала, что Анна её друг и осуждать её она не имеет никакого права. Осуждать? За что? За сломанную судьбу? За то, что еще будучи подростком, у неё не оказалось выбора? Жизнь часто ставит человека в невыносимые условия, не все сильны духом, чтоб остаться верны своим убеждениям. А что делать тем, чьи убеждения еще не устоялись? Не было времени, чтобы они зародились, утвердились и окрепли. Как быть этим людям? Можно ли осуждать девчонок за грехопадение? Конечно, все это мерзко и низко. Но еще ужаснее те обстоятельства, которые вынуждают молодых девушек зарабатывать на жизнь подобным образом. Кому дано право осуждать тех, кто приносит себя в жертву ради того, чтобы накормить больную мать, или оплатить дорогую учебу сына? Нет, вовсе не это так тревожило Ашнату. Анна была права, Ашната давно догадывалась, чем занимается её подруга. Нет, не это вызывало бурю негодования… Девушка была уязвлена совсем другим. Намного сложнее объяснить и оправдать другое. Как можно сменить веру? Кто дает такое исключительное право человеку распоряжаться тем, что уготовано свыше? В жалком желании оправдать себя, человек придумывает небылицы о праве выбора. Чушь! Человек с темной кожей и узким разрезом глаз рождается индусом, араб – мусульманином, светлокожие люди христианами, израильтяне – иудеями. Их рождает история с готовой религией. Почему тогда находится тот, кто целенаправленно делает себя изгоем, предавая самое святое, что дано человеку жизнью – Веру. Девушка не могла понять, зачем подруга так поступила, почему она сама себя наказала таким грехом. И вдруг, Ашната замерла, её частое дыхание сменилось тишиной. «В том, что произошло, виновата я. Именно я сбила бедняжку с пути. Читая ей свои конспекты, я подтолкнула её к этому неверному шагу…». Мысли перемешались, казалось, они превратились в один большой клубок, развязать который у неё просто не было сил. Она очень хотела спать. Свернувшись калачиком на кровати, она уснула.

Несколько раз за ночь она просыпалась. Ей снились кошмары. Она спала как в бреду. Все перемешалось: ей снился он, снилась Анна и её отчим, которого Ашната ни разу не видела. Во сне Ашната все время от кого-то убегала. Боясь споткнуться, она старалась обойти все камни, которые были беспорядочно разбросаны вдоль дороги. Много змей ползало у её ног, мешая бежать быстрее. Ноги, словно гири, тяжело подчинялись ей. Девушке снилось его лицо, она целовала его губы. Пахло алкоголем, но она все равно цеплялась губами за его губы. Вдруг он превратился в крокодила, который шёл по пятам, кусая ей руку. В ужасе, она прыгнула на дерево, крокодил за ней. Бежав, из последних сил, она громко кричала всем, кто проходил мимо, прося о помощи. Но никто её не замечал. Тогда она, увидев велосипедиста, взмолилась о помощи. Он тоже не услышал её, но ей удалось добежать до него и запрыгнуть в крохотную корзинку велосипеда. Во сне такое возможно. Просыпаясь в поту, она пила воду и снова засыпала. Это не был ночной отдых, это была пытка ночью. Вереницей звучали громкие голоса директрисы и ректора, их споры и пересуды. Предательство ощущалось во всем, даже во сне Ашната чувствовала кожей их мерзкие голоса шипящих змей, обсуждающие Анну.

И вот снова, смятую постель и мокрую от слез подушку согревали первые лучи солнца. «Рассвет, спасибо тебе. Наконец-то!», – Ашната вздохнула с облегчением. Потерев глаза, она вытерла засохшую тушь под глазами. Ложась вчера, она не приняла душ, даже не вспомнив о его существовании. «Но сегодня новый день!», – посмотрев, как красиво солнце освещает иконки на полке, подумала она и улыбнулась. Вновь, она чувствовала себя защищено. «Да. Я знаю, что буду делать. Помогите мне утвердиться в своём решении», – продолжая смотреть на сияющие иконы, думала девушка. Тепло и очень хорошо было в её душе, которая в одну минуту перестала метаться. «Обещайте, что все будет хорошо. Пожалуйста, не оставьте меня!», – она перекрестилась и прочла про себя Отче Наш. Вставая с кровати, она потянулась беззаботно, как дитя. На нежное лицо упал солнечный зайчик. Она зажмурила глаза, как ребенок. «Больше нет этого запаха», – вспомнив о вчерашних запахах меда и ванили, заполняющих комнату, сказала она вслух.

Взяв ручку из сумки, она вырвала листок из тетрадки и положила его на стол. Уходя в душ, она автоматически включила телевизор. Нянечка принесла ей совсем крохотных, портативный телевизорик, чтобы девушка не чувствовала себя одиноко. Тот, что стоял у них в комнате, Ашната давно отвезла в больницу. Выйдя из душа, она выполнила обещание, которое вчера дала заботливой нянечке и позавтракала, обещание обещанию рознь… Теперь она была свободна от всего: от обещаний, обязательств, прошлого и будущего. Она жила только настоящим. Одевшись, она посмотрела на счастливые лица в телевизоре. «И у них бывают проблемы, но, несмотря на все трудности, они улыбаются!», – смотря на дебаты депутатов, о которых она не имела ни малейшего представления, подумала она и так же на автомате, выключила телевизор. Перед тем как уйти, она села за стол и вяла в руку фломастер. Это были слова, которые пришли, когда она утром смотрела на иконки и просила о помощи. И сейчас слова выпрыгнули из груди, окрасив листок бумаги в чёрный цвет маркера.

Взяв сумку, она громко захлопнула за собой дверь. Сквозняк.

«Отпускаю всех тех, и все то, что так скупо пахнет ванилью»… красивым почерком было выведено на листке.

* * *

– Александр, я привез тебе не только копии документов об успешной сделке. Посмотри-ка на это, – Кристоф протянул шёлковый платок, расшитый золотом.

– Красиво, но мне зачем это восточное чудо? – улыбнувшись, ответил Александр.

– Как зачем? Подаришь Лидии. Я специально выбрал самый дорогой.

– Для Лидии на платке золота мало, нашел чем удивить, – продолжая улыбаться, ответил Александр и положил платок обратно в пакет.

– Это не все. Зацени вот это, – Кристоф вынес из соседней комнаты, где обычно Александр мог посидеть в тишине минуту-другую между совещаниями, большой ковер.

– С ума сошёл, – Александр хлопнул по плечу своего помощника и засмеялся.

– Уж прости, но ковер пуст и Клеопатра в нем не прячется. Но и ты не Цезарь, – смех двух товарищей заполнил помещение.

Александра и Кристофа связывали не только деловые отношения, у них было нечто общее. И хотя, Александр не подпускал товарища близко к душе, но общение с ним было ему приятно. Тридцатипятилетний красавец Кристоф был правой рукой Александра, помогал в работе, составлял рабочий план на неделю, вел предварительные переговоры с партнерами, занимался предвыборными делами товарища, а так же, бумажными вопросами. И сейчас, Александр, не мог никого другого послать в Марокко с Мадиной и Аишей. Он был уверен в профессионализме своего помощника. И в этот раз, он оказался прав. Кристоф за считанные дни справился с задачей, как нельзя лучше. Вот это их и делали товарищами. Крис был хорошим исполнителем.

– Хорошо, что хоть не пестрый, – Александр, улыбаясь стоял и рассматривал «десятое чудо света», как быстро успел окрестить африканский ковер.

– Да знаю я тебя. Ты терпеть не можешь яркие цвета.

– Консерватор хочешь сказать?

– Именно, – снова разразился смех.

Когда Кристоф появлялся, такой веселый, с отличным чувством юмором, все вокруг наполнялось дружеской атмосферой. Александр ценил в нем это качество: умение ладить с людьми, находить подход к каждому, в том числе и к нему. Между ними случались разногласия, но они подходили друг другу в главном – в работе.

– Выбрал тебе однотонный, но с орнаментами. Себе я купил два небольших красных ковра с крупными цветами.

– Это было бы выше моих сил. Спасибо. Хотя и платка для Лидии достаточно для прдарка.

– В общем, тебе решать, что с ним делать и куда постелить. Но ковер действительно хороший. Уж поверь знатоку.

– С каких пор ты стал востоковедом?

– С этих. Мне понравилось там. Знаешь, все такое непохожее, все девушки замотанные с ног до головы и такие пугливые. Хотел расслабиться. Ну ты понимаешь. И что ты думаешь? Еле нашёл, и то европейку.

– О твоём нездоровом влечении к женщинам давно всем известно. Хорошо, что в рабочее время ты об этом не думаешь.

– Ошибаешься. Думаю, еще как думаю! Именно это и подстегивает делать работу как можно скорее, чтобы потом… на-сла-ждаться и балдеть в компании очаровашечек.

– Значит, тебе отлично удается маскироваться под ответственного менеджера.

– Ставишь мне отлично?

– Если б не отлично, думаешь, сидел бы ты в соседнем кабинете?

– Ну, спасибо, старик. Уважал своего никчемного работничка.

– Работничек, пора ехать в Сенат.

Такие шуточные диалоги частенько разбавляли насыщенные, напряженные будни. Работать приходилось много. Оба к этому привыкли. Александр никогда не потерпел бы рядом с собой непрофессионала. Личные симпатии не влияли на его решение о принятии человека на работу. Так же, он не принимал никого по протежированию. Все решения принимал он сам, будучи достаточно подозрительным и очень требовательным человеком. Кристоф на протяжении семи лет доказывал свою преданность делу, коллегиальное отношение к сотрудникам, и умение вести дела такого влиятельного политика, каким уже долгие годы являлся Александр. Будучи добрыми товарищами, они совершенно по-разному смотрели на некоторые вещи, в которых, казалось, было куда проще найти общий язык. Кристоф любил женщин, их общество доставляло ему истинное удовольствие. Дорогие, спортивные машины, длинноногие супермодели, дорогое вино и казино, все это очень нравилось ему. Он следил за своим телом, посещая каждые выходные самый модный в городе спортивный клуб. Следил за новинками телефонии, гаджетов, любил разнообразить свой гардероб экстравагантной обувью и галстуками. Конечно, все это были вещи непременно самых знаменитых брендов, купленные за полную стоимость. Его достоинство унизило бы покупать что-то на распродаже, вещи с распродаж казались ему заклеймованными печатью нищеты. Не было девушки, которую он не мог бы очаровать. Одним взглядом он пленял сердца, как юных недотрог, так и опытных дам бальзаковского возраста. Общество и тех и других ему нравилось одинаково. Лидия была влюблена в него, но тогда не нашла взаимности. Возможно, она и нравилась Кристофу, что-то вроде чувство такта и уважения к другу, в данной ситуации играли ключевую роль. А возможно ни то ни другое, а элементарная боязнь лишиться работы. Ничего не сказав Александру о попытках его жены сблизиться с ним, он мягко дал понять Лидии, что ничего личного между ними быть не может. Женщина приняла отказ, но ясно дала понять Кристофу, что не хочет видеть его в своём доме. Он хорошо знал такой тип женщин, казалось, женщины любого типа влекли его, поэтому только выдержав паузу длиной в год, он снова появился на одном из званых вечеров, а она приняла его так, будто ничего не произошло. Более того, у всех на глазах поинтересовалась, почему он так некрасиво поступал, избегая их общества. И вообще, как он мог столько времени жить без её красивых вечеринок. И говорила она абсолютно искренне, в её голове не укладывалась мысль о том, что кто-то живет тихо, предпочитая шумной богемной тусовке уютную, домашнюю жизнь.

– Ты знаешь, мне понравилась Мадина. У нас с ней много общего…

– Крис, ты в своём репертуаре. Неужели и с ней успел переспать?

– И не один раз. Дело то не хитрое. Такое красивое тело. Не знаешь, кто с ней был последний раз? Говорили, что рыжий коротышка из законодательного собрания.

– Бери выше.

– Неужели мистер Блоуин?

– Да не хочу я об этом. Перемалывая эту грязь, сам пачкаешься.

– Почему ты называешь это грязью? Во все времени были женщины-искусницы. Скажу по секрету, она великий знаток камасутры.

– Значит, тебе повезло, – коротко ответил Александр, давая понять приятелю, что эта тема его мало волнует, если не сказать, что не интересует вообще.

– Аиша еще красивее. Она, как только что распустившийся бутон мака.

– Её трогать даже не думай!

– Да ты что. Она совсем ребенок для меня. Конечно, у нас часто можно встретить пятнадцатилетних малышек, готовых в машине отдаться за поход в ресторан, но я и не думал об Аише.

– Хорошо, если так. Как вспомню, что борова торговались с арабом, за то, чтоб переспать с ребенком, прихожу в ярость!

– Неужели? И кто же?

– Подумай хорошенько, кто у нас чаще замечен на страницах желтой прессы, чем на собраниях или благотворительных мероприятиях?

– Неужели Братья Олсен? Так это же супер! Они ведь твои главные соперники на выборах.

– Да дело не в том, что они мои соперники, а я их оппонент. Такие выродки, будь они политики или инженеры, не должны находиться в обществе людей! – Александр крайне редко давал характеристики людям, переходя на личности, но сейчас он кипел от негодования.

– Постой, так если это все правда, значит, у нас есть реальная возможность прижать их к стенке. Такой козырь в руках, а ты молчал?

– Я и буду молчать. Об этом знаешь только ты и этого достаточно.

– Даже не думай! У тебя по всему дому и в саду установлены камеры. Все легко восстановить. Представляешь, какой получится материал? Остальное доверим журналистам, уж они раздуют та-а-акую историю.

– Думать забудь! Я никогда не пойду на это. Грязный пиар – это болото, в котором пачкаться не хочу.

– Александр, да послушай ты. Эти двое и так давно должны сидеть в тюрьме за отмывание денег, неуплату налогов и ты это знаешь не хуже меня. Их дядюшка-«всемогущий» должен вместе с ними сесть в огромную лужу. После такой новости даже он – великий покровитель своих племянников, заткнется навсегда.

– Это их сделка с совестью. Я не имею к ним никакого отношения.

– Никто не спорит. Но в твоих силах остановить этот так называемый непоцизм. Пойми, они сами нули, ничего из себя не представляющие, но их влиятельный родственник действительно может сделать Олсена-старшего президентом.

– Думаешь, купить можно все? Голоса избирателей нет! Это живые люди, на которых повлиять кошелёк всемогущего дядюшки не в состоянии.

– Я трачу уйму времени на связи с общественностью, занимаюсь твоим расписанием, устраиваю деловые обеды, из кожи вон лезу для того, чтобы поддерживать имидж твоей партии, а ты не хочешь мне помочь? Ладно мне, себе помочь не хочешь?

– Кристоф, мне кажется тебе нужно остыть и подумать.

– Извини, я знаю, что сгоряча могу наговорить лишнего. Не было бы тебя такого, какой ты есть, не было бы и партии, которой так доверяют люди. Ты настоящий политик. Но я прав в том, что тебе не хватает в своей стратегии хитрости.

– Мне не нравятся Олсэны. В них мало человеческого, тем более духовного. Однажды, они понесут наказание за свои махинации. Но я никогда не подставлю Аишу, а её обязательно будут донимать папарацци, если все раскроется. Грязное это дело, а юной девочке и без того в жизни досталось.

– Ты не остановишь то, что в мусульманских странах считается нормой! Они в двенадцать лет уже замужние женщины. Их растят для того, чтобы они рожали. Такова их жизнь, то нормально. Тебе кажется, что ты спасаешь Аишу? Ерунда! Бред! Ты лишь оттягиваешь момент её растления. Она уже родилась такой.

– Спасение одной жизни – уже много. Да, я пытаюсь изменить её судьбу и считаю, что поступаю правильно. Возможно, её дети будут другими, и дети её детей тоже. С чего-то нужно начинать, вернее, с кого-то.

– Ты бываешь таким нудным, что хочется выть на луну.

– Даже средь бело дня?

– Нет уж, подожду до ночи. Хорошо, что осенью темнеет рано.

– Будет тебе. Лучше поедем пообедаем. У меня раскалывается голова после последнего совещания.

– Я знал, что спорить с тобой пустой звук, но не попытаться я не мог. Прости.

– Крис, теоретически ты прав. Неплохой повод упрятать мерзавцев надолго туда, где жизнь им точно не покажется раем. Но я не могу предать огласке эту историю. Если бы не Аиша, возможно, я согласился бы с тобой.

– Понимаю и не понимаю. Ну ладно. Поехали, поедим. Хороших новостей нет, но у меня разыгрался аппетит.

– Восточная кухня, или западная?

– Марокканский ресторан открылся через два квартала. Поддержишь компанию?

– Договорились. Только не уговаривай меня есть мясо газели или верблюда. Я далёк от всего этого.

– Не буду. Там подают цыплят, запеченных в апельсиновом соусе. Можешь заказать на гарнир рис с куркумой.

– Смотрю, ты всерьёз увлекся Востоком.

– Восточные женщины недоступны, так хотя бы их пища способна удовлетворить меня в полной мере, – рассмеялся Кристоф и по-дружески хлопнул Александра по плечу.

– Кто-то сказал, что сад самое доступное из всех человеческих удовольствий.

– Дай тебе волю, так будешь цитировать через каждую фразу знаменитых людей. У меня же все приземлено. Я люблю секс. Сам себе удивляюсь, после секса с Мадиной меня не тянет к другим девушкам. До сих пор хочу её одну до безумия.

– Остановишься наконец-то на одной?

– Скажешь тоже. То, что она вытворяет в постели невозможно описать словами. По крайней мере, приличными, – он слегка покраснел.

– Может все-таки дело не только в сексе? На мой взгляд, она может понравиться и как приятный собеседник и просто красивая женщина.

– Если говорить начистоту, я хочу предложить ей стать моей любовницей. Ну ты понимаешь. Постоянной. Чтобы она больше не летала ни на какие корпоративны, не спала со старперами миллионерами, из которых сыпется труха. Я не могу представить её с другим. Такое со мной впервые! Ну, ты понимаешь?

– Что тебе мешает сделать это?

– Она дорогая штучка. Привыкла к большим деньгам. Конечно, я готов хоть сейчас бросить к её ногам драгоценности, путешествия и виллы, но как долго она сможет держаться и быть со мной одним? Как думаешь?

– Ты боишься её неверности или того, что полюбишь её, если уже не полюбил?

– Мне было хорошо с ней. И дело не в том, что лучше, чем с ней мне никогда не было. Впервые видел, чтобы девушка мастурбировала при помощи рукоятки от сабли. Её движения были творчески и красивы. В ней совсем нет вульгарности.

– Это ты правильно заметил. Она эротична, но не вульгарна.

– Дай расскажу. Рукоятка едва касалась её влагалища, а она тихо стонала. Потом бросила саблю на меня, я чуть не упал от неожиданности, и попросила облизнуть рукоятку, которая пахла ею. Я был рабом в её руках и был счастлив этому. Только после того, как она довела меня до исступления, она подошла ко мне и мы занялись фантастическим сексом. Она профессионал, ас. Творческий профессионал. Понимаешь?

– Как-то слышал в кулуарах от знатоков, что она творит чудеса даже с теми, кто давно страдает половым бессилием.

– Больше этого не будет! Она будет только моей! Я куплю ей дом рядом с домой Аиши. Самый дорогой. Буду приезжать к ней так часто, как смогу.

– Это только твоё право. Если тебя интересует мое мнение, то могу сказать определенно, она мне нравится. У неё человечный взгляд, и мать она хорошая. Человеку свойственно ошибаться. Думаю, она может исправится, если захочет.

– Если бы ты знал, как сильно я хочу её. Она такая сладкая, – смутившись, сказал он и снова слегка покраснел.

– Крис, попробуй. Возможно, вы сможете быть вместе. Но отношения никогда не продержатся долго на одном сексе, пусть и, на, как ты говоришь, фантастическом.

– Да погоди ты. Не мешай помечтать. Пока мне интересна вся она. Конечно, больше всего она интересует меня в постели. Лучшей любовницы мне не найти. В этом она идеальна. И совсем ничего не стесняется. У неё нет запретов. Мы обедали в местном ресторанчике, который облюбовали европейцы. Она тихонько прошептала, что забыла в отеле надеть трусики. Я страшно возбудился и мы занялись сексом прямо в туалете. Еле дотерпел до кабинки, так сильно хотел её. В их стране за такой «харам» это по их означает грех, можно схлопотать 100 ударов плетьми, или сесть в тюрьму. А мы, рискуя собственными жизнями, предались страсти почти у всех на глазах. Кабинки так узкие, как в каменном веке, того и гляди развалятся как карточные домики. Я стоял, а она обхватила меня своими длинными ногами. Я входил в неё с таким желанием, что думал, меня разорвет. Она начала громко стонать, мне пришлось закрыть ей рот ладонью. Это завело меня еще сильнее. В общем, пообедали мы хорошо. Три раза отлучались в туалет. Ну, скажи-скажи, что это не фантастика?

– Мне кажется, или ты часами можешь рассказывать о своих похождениях с Мадиной?

– Годами… Нам будет, чем заняться с ней, уверен. Я то ясно, а что ты? Почему ты никогда не рассказываешь о своих встречах? Твоя жизнь тайна за семью печатями.

– О моей семейной жизни ты знаешь. Точнее об её отсутствии. Рассказывать о мимолетных расслаблениях не вижу смысла, они все как одна похожи друг на друга.

– Я уж испугался, что ты держишь целибат.

– Не думал, что произвожу впечатление мужчины, воздерживающегося от секса. Конечно, нет. Встречи есть, я ведь мужчина, но зачем рассказывать о них?

– Несколько лет назад мы вместе отдыхали у океана. Веселое было время. Ты нравился девушкам даже больше, чем я.

– Зачем затягивать, когда знаешь, что получить от неё можно только одно. К чему эти игры?

– Среди них так много настоящих красоток. Заведи себе любовницу. Это никак не повредит твоему имиджу, тем более, что в нашем кругу, это дело более привычное, чем развод. Подружку легко скрыть, да и вообще это мало кого волнует.

– Крис, уволь меня от общения на эту тему. Мне нечего тебе добавить.

– Договорились, я замолкаю. Но ты – любимец дамочек, сдерживаешь себя, ходишь унылым, часто с кислым выражением лица, не подпускаешь никого к себе. Я же вижу. Переспишь с кем-то, а дальше этого не идёт. Так было с того момента, как ты узнал, что Лидия…

– Я не хочу говорить об этом. Её предательства это её жизнь, не моя! Каждый раз, видя перед собой женщину, я прежде хотел разглядеть в ней человека, который был бы мне интересен. Каждый раз, пытаясь и надеясь, я понимал, что передо мной очередная кукла с надутыми грудями. Что делает мужчина с такой куклой? Уж точно не беседует о высоком при луне.

– Ты прав, но… ведь есть у нас и другие девушки.

– Есть. Да, их губы и грудь не набиты силиконом, но от этого их суть не меняется. Через год-другой они становятся одними из тех надутых кукол, с которыми не о чем поговорить и тем более, не о чем помолчать.

– Ты слишком требователен. С твоими запросами… Разве что принцесса девственница может пленить твоё воображение.

– Оставь ты. Это все глупости. Я давно никого не ищу. И никогда не искал. Мой брак был ошибкой, но это случилось. Изменить ничего не могу. Меня устраивает то, как я живу. Все, что у меня есть в жизни – это я. Карьера это я, мой брак это тоже я. Увы, или к счастью, но это так.