Текст книги "Лоренцо Великолепный"

Глава 3

В Италии шаткое равновесие, любое дуновение ветерка способно качнуть чаши весов в какую-то сторону. Так было всегда, союзы трудно складывались и легко распадались.

Тем крепче держалась Флоренция за многолетнюю связь с Миланом. Миланское герцогство сильное, а Сфорца давно дружны с Медичи, этот союз старался крепить еще Козимо Медичи. Лоренцо тоже внимательно следил за делами у Галеаццо Сфорца, не жалел средств на подарки и слов для заверения в дружбе. Он отправил щедрые дары всей семье Сфорца к Рождеству 1476 года и получил дары от них.

Шла рождественская неделя, Флоренция еще была в праздничном убранстве…

Гонец из Милана примчался едва живой, принимая поводья его лошади, слуга Медичи покачал головой:

– Загнал, не спасти.

Увидев всадника в плаще цветов Милана и с их гербом, донна Лукреция поспешила следом за ним к сыну:

– Что? В Милане что-то?

Лоренцо читал письмо, все сильнее хмурясь.

– Убит Галеаццо Мария Сфорца! Зверски прямо во время службы в соборе на следующий день после Рождества. Убийцы подошли якобы подать прошение и нанесли удар кинжалом.

В письме еще сообщалось о том, что двоих заговорщиков схватили прямо на месте, третьего удалось поймать позже. Его казнили прилюдно.

Лоренцо мало интересовали подробности казни убийцы. Но убийство самого миланского герцога ужасало.

Донна Лукреция даже не поверила:

– Лоренцо, герцога убили в церкви?

Он молча подал матери письмо.

Страшная гибель Галеаццо много что меняла для Флоренции.

Медичи и Сфорца связывали давние отношения. Отец Галеаццо Франческо Сфорца и Козимо Медичи дружили. Козимо был крестным Галеаццо, а сам Лоренцо крестил всех детей Галеаццо и Боны. Дружил с сестрой Галеаццо Ипполитой Марией Сфорца.

Теперь Бона оставалась одна с маленькими детьми. Наследнику герцога Джангалеаццо всего восемь лет. Сможет ли Бона удержать власть и спокойствие в Милане или герцогство погрузится в пучину междоусобиц? Братья убитого вполне способны в такое ввязаться. Там самый сильный Лодовико Сфорца, но он бастард, прав на герцогство не имеет. Если бы Бона сообразила попросить у Лодовико помощи и доверила ему регентство, то этот Сфорца, пожалуй, сумел удержать Милан от бучи. Хватит ли у Боны мудрости на это?

Но, как бы то ни было, Милан ждут потрясения. Этим немедленно воспользуются соседи. Главный и самый сильный союзник Флоренции вдруг выбыл из игры, на него пока нельзя рассчитывать. Даже полусумасшедший Галеаццо лучше, чем никакого.

У Лоренцо в бессильной ярости сжались кулаки. Мать покосилась на сына, гадая, неужели ему так дорог Галеаццо? Или Лоренцо ужасает убийство в церкви? Это страшное святотатство, как могли люди пойти на такое? Сколь бы жестоким ни был сам герцог, пронести оружие в дом Божий и воспользоваться там – это за гранью разумного.

Разве могли тогда Медичи знать, что очень скоро подобная трагедия произойдет и во Флоренции?

Но Лоренцо размышлял только об одном: хватит ли у Боны сил удержать власть и мудрости позвать на помощь Лодовико.

Вдова миланского герцога Галеаццо Марии Сфорца Бона Савойская смогла удержать власть для своего восьмилетнего сына, а вот его брата-бастарда позвала не сразу. И Милан действительно погрузился в междоусобицу почти на год. И этим действительно воспользовались соседи, прежде всего Венеция.

Кольцо недругов вокруг Флоренции сжималось, Лоренцо чувствовал это почти физически. А главному союзнику пока не до них. Полгода удалось продержаться, а что дальше?

Флоренция не Рим, где мечи обнажают по любому поводу или даже без такового, где мужчины умирают куда чаще от клинка, чем от болезни или старости. Но даже во Флоренции стало неспокойно.

Лоренцо вспоминал события десятилетней давности, когда быстрые и решительные действия отца спасли город от кровопролития, Лука Питти покаялся, а остальные подстрекатели бунта были попросту изгнаны прочь. Но тогда они прекрасно видели противников, партия Холма выступала открыто. Теперь же напряжение росло, а явных врагов не видно. Разве что Пацци, они куда серьезней Луки Питти или оратора Никколо Содерини, эти не станут устраивать засады на дороге, а если и позовут кого-то на помощь, то такого, от которого не отобьешься. И они теперь банкиры папы Сикста, значит, могут рассчитывать на его помощь.

Но главное не в этом, Флоренция при Медичи всегда считалась городом спокойным и мирным, потому и процветала. А сейчас без охраны ночью на улицу выйти страшно. Молодой Медичи виноват?

Даже сам Лоренцо ходил в сопровождении двух-трех человек.

Конечно, прошли те времена, когда Лоренцо с развеселой компанией будил по ночам граждан Флоренции, но он и теперь нередко исчезал из дома, навещая прежних подружек. Ему двадцать семь, рано становиться стариком. Во Флоренции мужчина считается взрослым лет с двадцати пяти, а до того юноша. Лоренцо пришлось стать взрослым в двадцать, но просто отказаться от молодости он не готов. Никто и не требовал, всего лишь приходилось скрываться.

В тот вечер он пробыл у подружки недолго, но стоило выйти, как к ним направился какой-то человек в плаще. Незнакомец на темной улице ночью – это всегда плохо, тем более за оружие успели схватиться только сам Лоренцо и один из слуг, двое других едва держались на ногах, будучи пьяными.

– Мессир Медичи, вас просят в «Погребок».

– Кто просит?

– Мессир Якопо Пацци.

Ничего хорошего такое приглашение не сулило. Во-первых, его выследили и поджидали у двери дома любовницы. Возможно, она сама и выдала. Во-вторых, защита у него плохая. В-третьих, дома даже не знают, где он.

Вернуться в дом к Лауре и просидеть там до утра? Лоренцо усмехнулся: можно вообще спрятаться под кровать или к ней под юбку. Нет, он пойдет! Пацци подкараулил и вызвал на разговор. Не посмеет же он убить?

Якопо Пацци старший из семьи, он бездетен, а потому покровительствовал племянникам, одного из которых два года назад обидели по воле Лоренцо. Конечно, месть должна быть холодной, можно долго выжидать, чтобы отомстить, но не настолько же и не так.

Перед входом в таверну Лоренцо приказал трезвому слуге:

– Останься здесь. Если я не выйду, пойдешь домой и все расскажешь там. Эти пусть проспятся, они бесполезны.

– Милорд, вам опасно идти одному.

– Ты слышал, что я сказал? Останься у входа и за этими дураками присмотри.

В таверне темно и шумно. Лоренцо вспомнил, что Якопо любил играть здесь в кости. Старый лис, игрок и шулер, он редко проигрывал, но схватить за руку не получалось. Зато если проигрыш случался… домашние прятались кто куда надолго, из-за нескольких сольдо Пацци крушил дома все подряд. Когда проигрыш бывал большим, могли пострадать и те, кто сидел напротив за игральным столом, в бедолаг летели кости, игральные доски, кружки с вином, а то и подвернувшаяся под руку мебель, что полегче.

Вот и сейчас за столом орали несколько таких любителей. Вооруженных людей не видно, хотя бандитский кинжал чинкуэда мог быть под плащом у каждого. У самого Лоренцо он тоже имелся, в неспокойные времена без такого «сопровождения» не выходит из дома даже честный человек.

Лоренцо узнали, кто-то закричал, призывно размахивая руками:

– О, Великолепный! Сюда, к нам!

Другой возразил:

– Не, он в кости не играет.

– Зато у него денег много.

Пацци, сидевший за другим столом, поднялся, прикрикнул, чтобы замолчали, и направился к Лоренцо. «Тоже пригласит поиграть, проиграть Флоренцию в кости? – мысленно усмехнулся Медичи. – Или постарается затеять ссору, чтобы убить? Не стоило соглашаться на такое приглашение Пацци».

– Здесь слишком шумно, – безо всякого приветствия заявил ему Пацци и сделал жест, приглашающий в соседнее помещение, даже не помещение, а просто за перегородку.

Там он тоже не стал вести многословную беседу, сразу потребовал:

– Ты снимешь обвинение с моего племянника.

Лоренцо пожал плечами:

– Его выдвигал не я, а Синьория.

Он даже обрадовался: Пацци ставит условия, значит, убивать здесь не намерен, иначе зачем было бы требовать.

Взгляд Якопо стал жестким и острым, словно клинок. Медленно и четко он повторил свое требование несколько иначе:

– Ты заставишь Синьорию снять обвинение с Франческо, чтобы он мог приехать домой.

От неверного колеблющегося света факелов по стенам метались огромные тени, из основного помещения доносились крики играющих, а Лоренцо вдруг вспомнил сон, который не так давно ему рассказал Леонардо: обезглавленный Якопо Пацци, Франческо в петле, и болтающиеся ноги священника. Лоренцо хотел спросить у Фичино, что значит такой сон, но сразу не удалось, а потом забыл. Теперь вспомнилось. Лоренцо даже головой мотнул, чтобы отогнать жуткое видение, красочно расписанное художником. Попытался возразить:

– Не все в Синьории решаю я. Мы, конечно, соперники…

Лицо Пацци исказила гримаса презрения:

– Я не считаю тебя соперником. Ты просто самоуверенный мальчишка, получивший от своих отца и деда слишком много власти и золота. Но ты все упустишь, и довольно быстро. Чтобы удержать то, что собрали твои предки, нужно быть настоящим Медичи, а не гуманистом.

Лоренцо усмехнулся:

– Мессир Пацци, иногда мне снятся вещие сны. Рассказать вам последний?

Пацци стало даже не по себе от внезапно изменившегося лица, буквально сползшей с лица Медичи улыбки – ее будто стирала чья-то безжалостная рука, меняя облик до неузнаваемости.

– Я видел вас, милорд, вернее, ваше обезглавленное тело, брошенное на растерзание рыбам Арно. А еще вашего племянника в петле…

Пацци на мгновение замер, потом, видно собравшись с силами, прошипел:

– Все твои видения апокалипсиса ничто по сравнению с тем, что произойдет с твоей собственной семьей.

Глядя ему в спину, Лоренцо боролся с желанием метнуть клинок. Останавливало только понимание, что под плащом Пацци панцирь, а за попытку убийства последует жестокое наказание, даже имя Медичи не спасет.

Против своей воли Лоренцо почему-то добавил:

– И кого-то в одежде священника. Тоже повешенного.

Зачем он повторил сон, пересказанный Леонардо, не мог бы объяснить и сам.

Костяшки пальцев Якопо Пацци, в бессильной ярости сжавших рукоять кинжала, побелели, он не сумел сдержать пробежавшую по телу дрожь, но быстро взял себя в руки.

У двери Якопо обернулся и насмешливо обронил:

– Ты даже сейчас не решился напасть.

Лоренцо все же начал вытаскивать кинжал из ножен, но его остановила чья-то рука и спокойный голос над ухом:

– Не сейчас, милорд, его время придет.

Человек, невесть откуда оказавшийся рядом, был смутно знаком.

– Кто ты?

– Тень. Если пожелаете, я уберу всех Пацци одного за другим, но так, чтобы вас не сумели обвинить.

– Нет! – быстро возразил Медичи и подозрительно поинтересовался: – Я где-то тебя видел?

– В Милане, милорд.

– Да, у Галеаццо, – вспомнил Лоренцо. – Что ты там делал?

– Был тенью герцога.

– Хороша тень, не уберег его.

Лоренцо спрятал оружие.

– Это было восьмое покушение, семь предыдущих не удались. Но в тот день меня не было рядом.

– Почему ты здесь?

– Если хотите, буду вашей тенью.

– Как я могу доверять совершенно незнакомому человеку?

– Сейчас нельзя доверять и знакомым тоже. Ныне я пес без хозяина, вам нужен пес, а мне хозяин.

– Я подумаю, – почти отмахнулся Лоренцо. Ему вовсе не хотелось договариваться с таинственным «псом». Он прав, сейчас и самому себе-то доверять трудно, а уж незнакомцам особенно.

Выйти из таверны ему не дал все тот же незнакомец:

– Не туда, милорд. Там вас ждут. Сюда. – Он показал на малоприметную дверь в углу. За ней Лоренцо могло ждать все, что угодно, но Медичи почему-то шагнул следом за тенью.

По знаку незнакомца он пробирался тихо. По боковой лестнице нежданный помощник вывел его на невысокую крышу дома, другой стороной спускавшуюся на соседнюю улицу, сделал знак молчать и указал рукой на выход из таверны. Там в тени, едва уловимые, действительно прятались трое. И в том, что убийцы вооружены, как и в том, кого ждут, сомневаться не приходилось.

– Но там мои люди, – едва слышно прошептал Медичи.

– Они уже убиты.

Незнакомец сделал знак, чтобы Лоренцо пригнулся, и тихонько свистнул. В слабом свете факела на мгновение блеснуло лезвие летящего кинжала, и поджидавший Лоренцо человек повалился наземь, лишь едва слышно захрипев.

По следующему знаку Медичи поспешил прочь. Не стоило привлекать внимание флорентийской ночной стражи и выдавать свое присутствие двум другим.

Когда оказались достаточно далеко, чтобы не выдать себя, Лоренцо поинтересовался:

– Как тебя зовут?

– Называйте меня Паоло.

– Почему ты сегодня оказался рядом со мной?

– Вы так неосторожны, милорд, что не защищать вас преступление.

Медичи усмехнулся:

– Защищаешь всех неосторожных?

– Нет, только тех, кто мне нравится.

– Тебе нравился Галеаццо Сфорца?

– Нет, – совершенно серьезно ответил Паоло, – миледи Бона Савойская.

– Почему ты не с ней?

– Она слишком доверяет Франческо Симонетте.

– Это секретарь Галеаццо, – вспомнил Лоренцо.

– Да, милорд. И в руках Чикко в Милане было все.

– Чьих?

– Чикко – Франческо Симонетта.

Лоренцо немного помолчал.

– А ты Симонетту не любишь?

– Он подсунул миледи негодного любовника, а она всего лишь слабая женщина.

Медичи усмехнулся:

– Не проще ли убить любовника, если он тебе не нравится? Или даже Симонетту?

– Своего дурака-любовника она любит, а срок Симонетты и без меня короток.

Лоренцо заботило, конечно, положение Боны и ее сына Джангалеаццо, но куда больше положение своей семьи.

– Ты считаешь, что мне грозит опасность?

– Кажется, этого не замечаете только вы, милорд.

– Все я замечаю, – проворчал Медичи, которому все меньше нравилось нежданное знакомство, которое выглядело слишком подозрительно, и все же он поинтересовался: – Как тебя найти, если понадобишься?

– Я появлюсь сам.

Лоренцо разозлило такое заявление, но повернувшись к собеседнику, он обнаружил, что того нет рядом. Это понравилось еще меньше. Трудно рассчитывать на помощь того, кто невидим и не слышим для тебя самого. К тому же Паоло слишком разговорчив и откровенен для первой весьма странной встречи. Он вполне мог быть подослан самим Якопо Пацци.

Однако странная беседа с Якопо Пацци и встреча с Паоло оказались не последними сюрпризами этого богатого на неприятности вечера.

Сразу за Понте Веккьо, стоило углубиться после моста от берега Арно, из темноты возникли две фигуры в темных плащах, оглянувшись, Лоренцо заметил позади и третью. Мелькнула мысль, что сейчас этот Паоло совсем не помешал бы. Может, и впрямь стоило попросить его проводить до дома? Но, с другой стороны, где гарантия, что он не участник нападения?

Раздумывать было некогда, Лоренцо уже вытащил свой клинок, прекрасно понимая, что одному против троих не справиться. И он даже не удивился, когда рядом возникла та самая черная тень, а первый из нападавших оказался нанизан на клинок Паоло. Со вторым расправился сам Медичи, а вот третий припустил прочь, но упал, сраженный брошенным вслед кинжалом.

– Благодарю. Сколько у тебя еще клинков?

– Это не мои, – спокойно ответил Паоло, вытаскивая кинжал из жертвы и вытирая его об одежду убитого. – Я своими не разбрасываюсь.

– А это все не ты ли организовал? – кивнул на три трупа Лоренцо.

Вопрос не смутил помощника.

– Организовал не я, но участвовать пришлось. Правда, неожиданно для этих глупцов на вашей стороне, милорд. Я провожу вас до дома. Не могу обещать, что узнал обо всех убийцах, нанятых на сегодня.

– А как ты узнал об этих?

– Меня тоже наняли. Неплохо заплатив.

– Почему же ты не отработал оплату?

Паоло остановился и мотнул головой в ту сторону, откуда они пришли:

– Трое там, четверо здесь, пятеро, шестеро, десяток еще где-то. Это подло, если не в бою, я предпочитаю убийство один на один.

– Я тоже, – мрачно согласился с ним Лоренцо.

– У вас слишком много врагов, милорд, чтобы ходить по ночам даже с охраной.

– Пацци?

– Не только.

У Медичи невольно вырвалось:

– Почему?! Разве я обижаю Флоренцию?

– Не во Флоренции, куда больше за ее пределами. Ваш дом, милорд. Я покажу вам кое-что, вы можете мне не верить, но знать должны.

– Сейчас?

– Завтра…

Лоренцо показалось, что последнее слово прозвучало уже издали. Оглядевшись, он понял, что так и есть – Паоло исчез, растворившись во тьме.

– Милорд! – ахнул открывший тяжелые двери старый слуга Джакомо.

– Тсс! – приложил палец к губам Лоренцо. – Не шуми и никому не говори, когда и в каком виде я пришел.

– Да, милорд. Но у вас на лице кровь, нужно смыть. Или есть рана?

Лоренцо потрогал щеку, но боли не почувствовал, значит, кровь чужая.

Он не пошел в спальню, приказав принести тюфяк прямо в кабинет. Долго сидел, размышляя, стоит ли рассказывать кому-то о встрече с Якопо Пацци, появлении нежданного помощника и нападении. Решил, что не стоит. Скажет хоть слово, придется договаривать остальное.

Остаток ночи, он, конечно, провел без сна.

Якопо Пацци перешел к действиям, выследил его и попытался договориться о возвращении Франческо. Нет, не договориться, а приказать.

Может, стоит вернуть? Франческо больше не опасен, свое дело он уже сделал – помог Риарио купить Имолу. Нет, возвращать Франческо нельзя, Пацци не из тех, кто прощает, они будут мстить.

Когда-то отец допустил ошибку, послушав предателя Нерони, едва не потерял власть и уважение Флоренции. Неужели теперь сын поставил любимый город на грань нового бунта? Может, прав был Джулиано, когда выговаривал за отнятое у Джованни наследство Борромео? Да, брат тогда немало наговорил, Лоренцо даже вспылил и наорал в ответ, чтобы не вмешивался во взрослые дела, а занимался своими любовными. У Джулиано одна любовь на уме, а старшему брату приходилось заниматься политикой. Разве это справедливо?

А потом Симонетта умерла…

Да, она умерла от чахотки в двадцать три года. В мае, когда все цвело и благоухало. Словно ушла в весну и не вернулась. Все девушки на картинах Боттичелли теперь имели ее черты… О гибели Солнышка жалели все во Флоренции, а Джулиано замкнулся в себе, никого не подпуская.

Но время лечит все и всех, похоже, у брата снова появилась любовница, только теперь он ее скрывает. Пусть так, решил Лоренцо, ему не до сердечных переживаний брата, с Пацци бы управиться.

Мысли вернулись к ночному происшествию. Пацци перешли к действиям, причем пустив в ход оружие наемников. Надо предупредить Джулиано, чтобы был осторожен.

Паоло появился ближе к полудню, Лоренцо успел почти забыть о нем. Но когда слуга, переминаясь с ноги на ногу, сообщил, что к нему пришел какой-то бандит, Лоренцо даже рассмеялся:

– Пусть войдет.

Паоло вошел, спокойно дождался, пока любопытный слуга закроет за собой дверь, и только тогда протянул Лоренцо какие-то бумаги:

– Это то, что я обещал, милорд.

– Почему ты помогаешь мне? Неужели только по приказу Боны?

Паоло не стал отвечать на вопрос, просто объяснил:

– Вы не там ищете врагов, милорд. Пацци лишь исполнители, вам страшнее другие.

Чтобы не спорить с нежданным помощником, Лоренцо развернул листы, поморщился:

– Шифрованное.

– Да, и шифр тоже. Это записи Чикко Симонетты о том, как шифровать.

– Но этот шифр бесполезен. Симонетта попросту сменит его, как только поймет, что записи исчезли.

Паоло покачал головой:

– Чикко не знает, что записи исчезли, милорд. Он думает, что они в тайнике Галеаццо. К тому же сейчас ему не до шифров, свою голову бы уберечь.

Лоренцо усмехнулся, пожалуй, его новый советчик прав, над Франческо Симонеттой нависла смертельная опасность. В Милан вернулись братья Галеаццо, которым вовсе не нравилось присутствие рядом с Боной Савойской ушлого секретаря, они хотели бы сами стать регентами маленького Джангалеаццо до его совершеннолетия… или даже после… Лодовико Сфорца, по прозвищу Моро из-за смуглого цвета своей кожи, считал, что он, дядя маленького герцога, куда предпочтительней в качестве регента. Так считали и миланцы. А это угроза Боне, к которой Лоренцо питал искреннюю симпатию.

Паоло подтвердил:

– Она у власти только пока рядом Симонетта. Я уже говорил об этом.

– Я помню. Почему миледи отпустила тебя, если ты защитник?

– Ей пришлось выбирать между Чикко и мной, она отправила меня к вам.

– Бона?!

– Да, милорд.

– Почему я должен тебе верить?

– Можете не верить.

Паоло протянул Лоренцо перстень. Тот самый, который очарованный красотой супруги миланского герцога Лоренцо Медичи несколько лет назад подарил ей тайно.

– Она… возвращает мне перстень?

– Не все так снисходительны, как милорд Галеаццо.

– О господи! Не думал, что мой подарок принесет миледи неприятности.

– Не принес, она просто хранила этот перстень, и все.

– Хорошо, не будем об этом. От кого и кому письмо, можешь сказать, чтобы я не тратил время на дешифровку, если мне неинтересно?

– От герцога Урбино герцогу Миланскому.

– Монтефельтро пишет Симонетте шифрованные письма? – удивился Лоренцо. – Зачем?

Паоло лишь кивнул.

– И что в письме? Я должен тянуть из тебя все клещами?

Паоло остался невозмутим, но ответил:

– Герцог Урбинский советует не иметь дел с вами, милорд, поскольку… скоро вам не сможет помочь даже Милан.

– Откуда это письмо у тебя, если оно адресовано Симонетте?

– Ему сейчас не до вас, милорд. Миледи Бона готова пожертвовать Чикко в обмен на возможность быть со своим Антонио Тассино.

Даже в такой ситуации Лоренцо не смог удержаться и поинтересовался:

– Что, настолько хорош?

– Этот камердинер глуп, самодоволен и жаден. В остальном не знаю.

– Хорошо, ты считаешь, что миледи пожертвует своим верным секретарем?

– Она не из тех женщин, что правят миром, милорд. И это ее выбор. Миледи готова договориться с Лодовико Сфорца, а значит, судьба Симонетты незавидна. Миледи прислала меня, чтобы предупредить вас о грозящей беде и предательстве. Не доверяйте даже прошлым друзьям.

– Я подумаю.

– Позвольте посоветовать, милорд. Не стоит думать долго, нужно успеть договориться с Лодовико Сфорца раньше, чем это сделают люди Рима.

Медичи молчал, пытаясь понять, что это – тот самый подарок судьбы или ловушка.

– Хочешь стать моей тенью?

– Тень должна быть рядом с тем, кто ее отбрасывает, милорд. Но если вы мне пока не доверяете, то я исчезну.

– Ты прав, пока не доверяю. Постарайся изменить это.

– Хорошо, милорд.

После ухода Паоло Лоренцо надолго задумался. Все с ним связанное, начиная с появления и неожиданной помощи там в таверне и заканчивая этим письмом, настолько необычно, что поверить нежданному помощнику и впрямь трудно.

Но тут Лоренцо вспомнил, что у него есть возможность проверить хоть что-то.

В ларце с письмами нашлись два, написанных рукой Монтефельтро. Герцог Урбинский личность уникальная, впрочем, как многие вокруг Медичи. Бастард, он стал правителем Урбино, попросту отняв город у законного наследника Одоантонио де Монтефельтро. Конечно, все выглядело как заговор, к которому Федериго де Монтефельтро не причастен, но Лоренцо не верил в такие совпадения. Федериго оправдывало только то, что, не возьми он власть в Урбино, братец разорил бы город и окрестности окончательно. А самому Монтефельтро пришлось на свои владения еще и зарабатывать. Он желал превратить Урбино в сильное герцогство, а город в культурный центр.

Именно это – интерес к культуре – связывало Монтефельтро с Медичи. А еще то, что на свои задумки герцог зарабатывал ремеслом кондотьера. Наемником он стал в шестнадцать лет и был весьма успешен.

Совсем недавно договор связывал наемника Монтефельтро с Флоренцией, герцог предоставил свое войско для ее защиты, ведь собственной армии город не имел вовсе.

Но закончился договор, закончилась и служба. Теперь герцог был нанят Римом. Это вовсе не предательство, кондотьеры служили тем, кто им платил, причем платил больше. Рим платил. А вот Синьория Флоренции золото пожалела и наняла более сговорчивого Эрколе д’Эсте, герцога Феррары. Пока не было войны – это годилось, но в случае начала каких-то действий…

Все повисло в состоянии «если», «пока»…

Пока Бона Савойская еще регентша в Милане, но это ненадолго. Лодовико Моро слишком силен, чтобы позволить женщине быть у власти, даже если в действительности правит ее хитрый секретарь. И Моро достаточно хитер, чтобы суметь договориться с Боной, а та не станет цепляться за Симонетту, предпочтя сохранить собственную жизнь.

У Медичи с Лодовико Моро хорошие отношения. Пока…

Не стоило забывать, что сестра Лодовико Ипполита Мария Сфорца замужем за герцогом Калабрийским Альфонсо, сыном неаполитанского короля, а это как-никак родственные связи. И, что еще важней, Галеаццо выдал свою незаконнорожденную дочь Катарину Сфорца за папского племянника Джироламо Риарио, выделив в качестве приданого крепость Форли. Пожалуй, с этого и началось… Джироламо захотел еще прикупить Имолу, которую Лоренцо наметил для себя. Имола отошла Риарио, и деньги на покупку дал банк Пацци.

К тому же когда Бона недавно потеряла Геную, Медичи под угрозой лишиться своих торговых галер и огромных складов с товарами тоже пришлось признать независимость Генуи.

Так друзья в Милане или уже враги?

Пока союз в силе, и Милан поддерживает Флоренцию. На словах, как и Венеция. Но та всегда поддерживает на словах, а себе помогать требует на деле.

Все пока…

Задумавшись, Лоренцо даже забыл о письмах Монтефельтро. Только затрещавшая свеча заставила опомниться. Он погасил эту, не вызывая слугу, зажег новую и взялся, наконец, за письма. На столе в ряд легли три послания, два из которых получил сам Медичи от Монтефельтро несколько месяцев назад, а третье, шифрованное, принесенное Паоло.

Как Лоренцо хотел бы убедиться в ошибке! Но нет, почерк у всех трех был один.

– Но это не значит, что в письме то, о чем говорил Паоло. Может, там…

И снова слова нового помощника подтвердились, герцог Урбинский действительно просил миланца не доверять Лоренцо Медичи.

– Но почему, черт возьми?! Почему он против меня?

Лоренцо лукавил сам с собой, он прекрасно понимал почему – власть в Урбино еще не означала герцогство, ведь Федериго Монтефельтро бастард, утвердить его герцогом мог только папа Сикст. Так что Монтефельтро не просто кондотьер на службе у папы, он Сиксту обязан куда больше, чем Медичи с их общим интересом к красоте и древностям.

Рука Лоренцо скомкала один из листов:

– Я не дам столкнуть нас лбами!

Боттичелли шел к архитектору Антонио Сангалло, с которым приятельствовал благодаря Медичи. Собственно, все мало-мальски заметные личности в художественном мире Флоренции встречались на пирушках во дворце на виа Ларга, некоторые дружили меж собой, некоторые чуть сторонились, как Леонардо, некоторые, как Пульчи, смеялись над всеми, но объединял их Великолепный.

Сандро уже повернул на Борджо Пинти – улицу, где два брата-архитектора сначала снимали, а потом выкупили небольшой дом, и невольно замер, не в силах сделать шаг. Художники, особенно собирающиеся вместе, чтобы посмеяться над всем и всеми, даже те, кто пишет картины по заказу монастырей, не слишком набожные люди. Боттичелли не исключение, но тут он перекрестился. Впереди шла… умершая год назад Симонетта Веспуччи!

Перехватило дыхание, потемнело в глазах… Он же видел Симонетту в гробу, видел ее бледное без кровиночки лицо и когда она была уже совсем без сил. Ее родственник Америго попросил Боттичелли написать уже умирающую Симонетту, только живой. Сандро не успел, начал, но не успел.

И теперь живая Симонетта шла по улице Борджо Пинти, причем такая, какой девять лет назад предстала на виа Ларга перед их изумленными взорами впервые. Шестнадцатилетняя девчонка, Солнышко…

Не понимая, что происходит и что он делает, Сандро осторожно двинулся за видением. Конечно, это видение, что же еще? За прошедший после смерти Симонетты год Боттичелли сотню раз пытался написать Солнышко по памяти, но что-то ускользало. Лицо помнил, но как только брал в руки кисти, то девчоночье пряталось за бледной маской умирающей. В отчаяние Боттичелли ходил по городу, заглядывая в лица девушек, пока от него не начали шарахаться. Когда обмолвился об этом Джулиано, младший Медичи посетовал, что поступает так же – в каждой мало-мальски похожей ищет черты Солнышка.

– Я даже в имении среди тамошних пробовал найти.

– И?..

Джулиано сокрушенно помотал головой:

– Деревенские красавицы крепки и румяны, среди них нет таких воздушных и утонченных.

Джулиано был прав, среди крестьянок искать не стоило, но и среди всех девушек флорентийских состоятельных семей вторая Симонетта тоже не находилась.

А тут спокойно шла впереди, да еще и совсем юная.

Конечно, видение, решил Боттичелли, но преследовать не прекратил. Пожалуй, он даже не удивился бы, растворись это видение в воздухе или даже зайди она в дом Сангалло. Если уж дух юной Симонетты явился ему, то должен совершить нечто подобное. Она никогда не бывала у Сангалло и не ходила по улицам пешком одна и без охраны, это только видениям можно вот так легко перебирать ножками, не боясь нескромных взглядов.

От такой мысли стало даже весело.

Но видение не исчезло, не растворилось в воздухе, девушка подошла к двери дома наискосок от дома Сангалло, постучала и вошла в открытые двери. Она живая?! Бросившись следом, Сандро обомлел: это же двери монастыря, крошечной обители на территории Флоренции. Он уже занес руку, чтобы тоже постучать и войти, нет, ворваться следом! Но из своего окна его окликнул Антонио:

– Сандро!

Боттичелли обернулся и растерянно указал другу на закрытую дверь, за которой исчезла девушка:

– Там…

– Сандро, зайди сюда, – тоном, не терпящим возражений, приказал Сангалло. – Зайди, я все объясню.

Когда Боттичелли зашел, Сангалло потащил его в свою комнату, ворча:

– Все-таки увидел…

– Кто она?

– Это Оретта, родственница жены Антонио Горини. Он работает в монастыре. – Предвосхищая тысячу вопросов Сандро, пояснил сам: – И да, она похожа на юную жену Веспуччи. И она скоро уедет.

– Почему? Она замужем?

– Нет, но уедет, – упрямо повторил архитектор, зачем-то перекладывая с места на место свернутые в трубку чертежи на небольшом столике у окна.

– Почему уедет? – продолжил допытываться Садро, заглядывая в лицо другу.

Сангалло разозлился:

– Да потому, что похожа! Бедной девочке два шага из дома не сделать. Лицом не очень-то и похожа, но фигура, поворот головы, все остальное… Я тоже сначала глазам не поверил.

– Я должен ее написать.

– Нет, оставь Оретту в покое.

– Ну почему?.. – с тоской простонал Боттичелли. – Ты не понимаешь, я сотню раз пробовал, но получается посмертная маска, а Симонетта должна остаться живой.

– А если она не хочет быть Симонеттой? Если хочет остаться Ореттой Пацци?

На мгновение в комнате повисла такая тишина, что было слышно бьющуюся о стекло муху. Антонио замолчал, сказав больше, чем следовало, а Сандро, пытаясь осознать то, что услышал. Он дважды пытался задать вопрос, но голос не слушался, только с третьего раза получилось: