Текст книги "Моя Лола. Записки мать-и-мачехи"

Обманутые ожидания

Лола отреагировала на мое появление в семье достаточно бурно. «Ты появилась, и у нас теперь все будет по-другому», – часто повторяла она. И каждый раз, услышав эту мантру, я покрывалась холодным потом.

Я очень боялась переезда в Нидерланды, а муж меня подбадривал. В России у меня оставался маленький бизнес, и пока было неизвестно, сможет ли он функционировать без меня. Но пугало даже не это.

Мы познакомились, когда у меня все было: квартира, машина, прекрасная работа. Переезд означал риск потерять доход, а значит, муж должен быть готов к тому, что я не стану приносить в семью деньги. Выйти на работу в офис я уже не могла, так как много лет работала сама на себя в удобном мне графике. Работа на кого-то сделала бы меня абсолютно несчастной. Так что я совершенно не понимала, что будет с моими доходами.

Однако беременность позволила мне переезжать без карьерных ожиданий: бессмысленно ждать от женщины в таком положении каких-то подвигов в чужой стране. Даже одна из руководителей крупнейшей в мире социальной сети Шерил Сэндберг написала в своей книге[5]5
  Сэндберг Ш. Не бойся действовать: женщина, работа и воля к лидерству. М.: Альпина Паблишер, 2014. Прим. ред.


[Закрыть], что беременная женщина не способна к полноценному функционированию на работе. Я ухватилась за эту мысль и поделилась с мужем – в надежде, что он меня поддержит.

– Ну что ты себя сравниваешь? Одно дело – она, а другое – ты. Ты все сможешь! У меня есть знакомая, которая забеременела, купила дом, уехала в другой город и бизнес построила. И все до рождения ребенка.

Я задохнулась от ужаса. Неужели он ждет от меня того же?

От выросшего в Таджикистане мужчины все ожидали патриархального подхода к семье и мужского шовинизма. У нас на словах все получалось по-другому. Муж говорил, что возможности и права у всех одинаковые, так что и ожидания должны быть соответствующими.

Я затихла, прикидывая, что именно я должна делать на одном с ним уровне: столько же зарабатывать или так же хорошо готовить? Я не могла ни того, ни другого. В моей семье мама была хранительницей очага в классическом понимании, а папа добывал деньги. Я же застряла посередине. Я люблю детей и все, что касается дома. Но я совершенно далека от кухни и стандартных бытовых проблем.

В итоге мы обсудили, что значит «равные возможности», как это отражается на мне, на детях, как мы видим роль женщины и мужчины в семье. Это был один из самых сложных для меня разговоров, который растянулся на несколько месяцев.

Однажды мы гуляли по берегу моря и у нас зашла речь о возможностях женщин в современном мире. Потом мы переключились на обсуждение ролевых моделей в семье. Я слушала мужа и не понимала, как мы будем дальше жить вместе. У нас оказались абсолютно разные жизненные позиции. Мира ползала по песку, а я спрашивала себя: «Почему ты все это не выяснила до того, как забеременеть?»

Нужно было просто задать все эти вопросы и понять, подходим ли мы друг другу!

Тогда мне казалось, что абсолютно все важно выяснить до брака и уж точно – до рождения детей. Теперь я думаю, что предсказать все разногласия невозможно, а многое можно обсудить в любой момент и договориться, даже если внезапно выяснилось, что вы смотрите на вещи по-разному.

Общая система ценностей формируется постепенно, путем переговоров. Возможно, за первой версией последует вторая. Человек может транслировать привычные для себя концепции, потому что говорил так всю жизнь, а ваш вопрос «почему?» или «что это для тебя значит?» позволит ему взглянуть на ситуацию по-новому.

Система ценностей – это не Сиднейский мост. Ее можно разобрать на детали и собрать заново по вашему общему проекту. Но для этого важно много и спокойно разговаривать.

Даже самой себе непросто ответить на вопрос: «Как я вижу разделение ролей?» Классический сценарий – папа зарабатывает, мама делает все остальное – может показаться простым решением. Однако как только семья начинает так функционировать, на женщину ложится колоссальный груз обязанностей, приходит обесценивание ее труда и в то же время зависимость от мужа.

Домашняя работа серьезно девальвирована. Если мама весь день была дома, значит, к вечеру все должно сиять: квартира, дети и она сама. И еще должны быть приготовлены три блюда на ужин. А мужчина, приходя с работы, может немного помочь по дому – вынести мусор. При этом часто звучит вопрос: «Что ты делала весь день?»

Для многих женщин уже сам этот вопрос как красная тряпка для быка: в нем слышится намек, что она бездельничала. К тому же особо рассказывать обычно не о чем: постирала в машинке и развесила белье, двенадцать раз убрала игрушки за детьми, сорок восемь раз вытерла нос, шестнадцать раз – попу, четыре раза приготовила еду, пять – собрала крошки со стола, три – вытерла разлитый сок, ну и еще по мелочи.

Просто рассказывать о таком неинтересно, а постоянно жаловаться не хочется. Но если не рассказывать, то создается ощущение, что вроде бы целый день ничего и не делала. А отчего тогда устала? Дети бесятся, ужина нет, телевизор орет, диван завален игрушками, и некуда присесть.

Непрекращающуюся работу по дому кто-то по глупости назвал «сидеть с детьми». И это задало неверную тональность. Но давайте честно: «сидеть» можно в офисе на стуле, в машине на заднем сиденье, в метро. С детьми сидеть невозможно. Приходится проделывать вал однообразной утомительной работы, результат которой уже через десять минут скрывается под новой волной забот.

«Сидящая с детьми» женщина не получает того, что получает «работающий» человек.

Она не может планировать. Все, что она задумала, способно рухнуть из-за плохого настроения ребенка, его внезапной болезни, нежелания спать или колик.

Она не ощущает завершенности процесса. Приготовила, покормила, убрала. Через два часа – еще раз все то же самое. Она крутится в череде одних и тех же дел без возможности поставить галочку «сделано» рядом с задачей.

Она не получает морального вознаграждения и благодарности. Пол не скажет тебе спасибо за то, что ты его помыла. И глупо ждать от малыша благодарности за то, что ты посадила его на горшок. Более того, берешься играть с ребенком – в какой-то момент придется остановиться. А ребенок хочет еще и обижается. Включаешь ему мультик, и, как только мультик кончился, малыш требует новый.

Она не получает зарплату. Для «работающего» человека наградой за труд являются деньги. А здесь награды нет. С точки зрения глобальной перспективы награда – это дети. Но в момент, когда ребенок отталкивает еду, на приготовление которой ты потратила сорок минут, чувствуешь только отчаяние, и абстрактная «награда» через много лет никак не радует.

Она крайне редко получает признание от самых близких. Родственники часто высказывают замечания о системе воспитания или ведении хозяйства.

Она не «идет на повышение», потому что просто некуда идти. У нее нет «перспективы роста» и «перевода на более высокую зарплату». У нее растет только ответственность: впереди школа, домашние задания, переходный возраст, старшие классы и поступление ребенка в вуз.

Она становится экспертом в воспитании детей, но терпит крах, когда они подрастают и подвергают ее авторитет и квалификацию сомнению.

Что же остается? Усталость и раздражение, на которые женщина часто не дает самой себе права, потому что муж «разрешил» ей «не работать».

Если же шире посмотреть на обязанности жены и матери в семье, то станет видно многое из того, чего никто не обсуждает и не подсчитывает, ведь все это просто невозможно измерить. «Мамские» чаты и школьные проблемы, планирование семейных поездок, постоянное обсуждение с детьми ситуации в детском саду или школе, решение бытовых вопросов, организация семейного досуга, забота о бабушках и многое другое.

Эмоциональная вовлеченность в жизнь семьи требует огромных усилий. «Неработающая» женщина не ставит себе галочки за разговоры или за подарок, купленный по просьбе дочери на день рождения ее друга. А зря. Если произвести подсчет эмоциональных усилий, в совокупности с физическими они могли бы составить конкуренцию трудозатратам любого работающего мужчины.

Между заработками и тратами

Эту проблему я обходила до последнего. Со временем стало ясно, что она глубже, чем мне представлялось изначально. Я злилась, но поднять сложную тему было невозможно. Деньги! На что мы вообще живем? Кто зарабатывает на семью? Как мы тратим?

Приехав в Нидерланды, я узнала, что муж и девочки раньше периодически покупали вещи в секонд-хенде. С переездом и беременностью я потеряла возможность зарабатывать, но доступа к семейным деньгам так и не получила.

Проблема с деньгами впервые остро проявилась в поездке в Сан-Франциско. «Я буду работать, а вы идите на шопинг и покупайте что хотите», – бросил муж, и эти слова звучали у меня в ушах и серьезно беспокоили: было совершенно непонятно, чьи деньги мы будем тратить. На момент той поездки я еще не перебралась в Амстердам и жила полностью на свои, сама оплачивала билеты, перелеты, покупки и прочее.

И когда шопинг для Лолы был заявлен как безлимитный, у меня возникло ощущение, что меня вынуждают потратить какую-то безумную сумму на новый гардероб ребенку. Но акцию щедрости со мной при этом не согласовали.

Видимо, думала я тогда, он ожидает, что это будут мои расходы. Ну ладно, этот ребенок в будущем тоже мой. Накопления у меня есть, доходы пока тоже – и он об этом знает. Постараюсь раньше времени не поднимать панику.

В Москве я в течение трех месяцев перед переездом дважды в неделю ходила к психологу. Я пыталась хоть как-то подготовиться к предстоящим переменам в жизни. На один из сеансов я принесла свою большую «евровую» проблему.

– Посоветуйте, что делать. У нас пока нет общих денег. Я перееду, а вдруг он не будет давать мне вообще ничего?

– Наташенька, ну что вы? Он же восточный мужчина, он обо всем позаботится, даже не переживайте.

Теперь я точно знаю: ошибаются все и психологи тоже. И вообще, задача психолога – разбираться в твоих опасениях, а не давать прогнозы. В итоге я не переживала, но когда переехала, то не получила ни наличных, ни доступа к счету. Магазины в Сан-Франциско я еще пережила, но вот последующие четыре месяца в Нидерландах без денег – с трудом.

Муж несколько раз говорил: «Надо зайти в банк, сделать тебе доступ к моему счету», но не заходил. Он оплачивал все семейные счета, но мои походы в магазин за продуктами, в кафе с друзьями, на стрижку, покупка одежды мне или детям – это все было на мои сбережения. А они таяли вместе с моей уверенностью в будущем.

Прошло четыре месяца, а я так и не была подключена к счету и не видела наличных денег. Каждый день я прокручивала в голове одну и ту же фразу: «Я должна была получить доступ к твоим счетам ровно в тот момент, когда моя нога ступила на голландскую землю». Мне фраза казалась достаточно драматичной, чтобы вызвать у мужа глубочайшее чувство вины. Но произнести ее вслух я все никак не могла.

В октябре 2015 года я собрала трехмесячную Миру и вместе с ней отправилась в отель. Но муж и тут ничего не понял и прислал эсэмэску: «Вы где?»

«Я ушла от вас», – написала я в ответ.

Отель был за углом нашего дома. Муж появился достаточно быстро. Он был одновременно обескуражен и зол. Человек вышел с работы, купил продукты, пришел домой, а там – минус два члена семьи.

– Что случилось?

– Я должна была получить доступ к твоим счетам ровно в тот момент, когда моя нога ступила на голландскую землю!

Я сделала это!

– Давай завтра пойдем в банк. Я же предлагал несколько раз. – Он говорил спокойно, хотя и виновато. Я в душе возрадовалась – видимо, напрасно я себя накрутила. Но получить ответы на свои вопросы очень хотелось.

– Я тут уже четыре месяца, у нас общий ребенок. На что, по-твоему, я живу? Ты даже ни разу не спросил меня, не нужны ли мне деньги!

– Да, ты права.

Не знаю, что им руководило и насколько справедливо было мое возмущение, но доступ к счету я получила на следующий день.

Наши мамы и бабушки стеснялись говорить о финансах. Это считалось чем-то постыдным, недостойным настоящего человека. И мы переняли этот стереотип. Мы не можем конструктивно обсуждать бюджет, нам трудно говорить о материальных ценностях. Поэтому разговоры о деньгах мы обычно начинаем с обвинений, а заканчиваем скандалом. Мы отваживаемся завести речь о деньгах только тогда, когда уже накопилось столько претензий, что молчать невозможно. Этот разговор нужно было бы начать как один из принципиальных для семейной жизни. Но мы же все «выше этого», мы о духовном. Однако, как сказала мой психолог, почти все семейные проблемы в итоге упираются в материальные ценности.

Желания и границы

Самое ценное, что можно дать человеку, – возможность быть самим собой. Я хочу, чтобы наши дети могли без страха прийти домой, даже совершив ошибку. Чтобы они внутренне не сжимались на пороге, опасаясь получить нагоняй. Они должны точно знать, что всегда могут спокойно пройти из туалета на кухню и на них не накинется никто из взрослых с нотациями по поводу невынесенного мусора.

К сожалению, дети и вправду иногда забывают про мусор и не замечают беспорядок – их мысли заняты другим. Так же было и с Лолой.

У Лолы было три обязанности по дому: выносить мусор, выносить картон, бумагу и стекло и разбирать стиральную машину. Но все эти задачи регулярно саботировались. Сначала она просто открыто не делала, а потом стала не делать украдкой.

Однажды я заглянула в ее комнату и обнаружила, что мешки с приготовленными на выброс бутылками и бумагой Лола не донесла до мусорки – все оставила у себя.

Ощущение права на самого себя и свое видение жизни формирует человека. Если он бесправен дома – он будет так же чувствовать себя и за его пределами. С друзьями-подростками, с чужими взрослыми, которые не всегда хорошие люди, с начальником на работе, с партнером в отношениях.

Дети, по сути, абсолютно бесправны. Они заложники родителей, которые распространяют на них свою власть по собственному усмотрению. Кто-то контролирует только безопасность ребенка, а кто-то – длину его волос, причем вплоть до совершеннолетия.

Когда я писала первую книгу «Про Миру и Гошу»[6]6
  Ремиш Н. Просто о важном. Вместе ищем ответы на сложные вопросы (серия «Про Миру и Гошу»). М.: Манн, Иванов и Фербер, 2020. Прим. ред.


[Закрыть], я разговаривала с женщиной, у которой дочь дважды сбегала из дома. Оба раза ее искали неделю, и все это время не было понятно, найдут ли ее живой.

– Она всегда хотела постричься, – рассказала мне ее мама. – Но я запрещала. Вот будет ей восемнадцать – тогда пусть стрижется как хочет. Во время первого побега она еще волосы не тронула, а во второй раз обрезала их сразу же – просто сама, ножницами.

Мама рассказывала, что дочь хотела сделать каре, но искренне не понимала, что именно такие ограничения могут стать поводом для побега из дома. Когда твои права, даже самые элементарные, со всех сторон ущемляют по непонятным и не близким тебе причинам, это вызывает бурный протест. Дважды пережив потерю ребенка, мама так и не увидела связи между побегом из дома и желанием вырваться из-под ее гнета, сбросить ее нерациональные установки.

– А еще она хотела пойти с мальчиком в кино. Мы, конечно, не разрешили. Ну так вот, она сбежала, отрезала волосы и все-таки пошла с ним в кино.

Дети в таких условиях вынуждены подчинять свои желания и взгляды мнению родителей. Если взрослым удается заставить детей жить по своей указке (что, к счастью, бывает не так часто), то они получают послушного, удобного для окружающих ребенка. Сказал ему «принеси» – принесет; сказал «пойди поиграй» – пойдет играть; велел «не делай» – не спросит «почему?». Вообще вопрос «почему?» демонстрирует, насколько человек, взрослый или ребенок, не сдался.

А теперь представьте человека, у которого нет желаний и своей позиции. Он делает то, что ему велят, идет туда, куда указали, ложится спать тогда, когда ему предписано распорядком дня. И не задает лишних вопросов. Откуда и в каком возрасте у него возникнут желания и взгляды на жизнь, если в детстве его приучили слушаться? Так и вырастают люди, которые к тридцати пяти годам еще не знают, чем бы хотели заниматься и что им вообще в жизни интересно.

Чтобы понять, о чем я говорю, посмотрите российский документальный фильм «Блеф, или С Новым годом!»[7]7
  Фильм Ольги Синяевой, вышел в 2013 году. Прим. ред.


[Закрыть]. В нем рассказывается о детдомовцах, которые сдались, потому что система отняла их личность. Вы не встретите в детских домах капризных малышей, которые отказываются спать, – там все дети послушные. Возможно, вы решите, что в фильме показана какая-то крайность, но на самом деле он ярко демонстрирует, что происходит с человеком, которого лишили желаний и права на свое мнение.

Дать право на выбор и собственное мнение совершенно не означает анархию и отсутствие границ для ребенка. Я призываю лишь к взаимному уважению, которое может обеспечить только родитель. Если родитель чувствует, что ребенок нарушает его границы, в этот момент важно проявить терпение. Очень часто, к сожалению, родитель в такой ситуации сам ведет себя как ребенок – по сути, закатывает истерику, но только использует термины и инструменты взрослого и силу взрослого.

Нужно помнить, что в подростковом возрасте у ребенка будет больше физических и моральных сил и родительские запреты перестанут иметь для него вес, зато годами подавляемые желания проявятся, возникнет бунт. Ребенок припомнит все случаи, когда родители демонстрировали свою силу, и начнет мстить. Не напрямую – возможно, взрослые этого даже не поймут, – а путем тихой подрывной деятельности.

Каждый раз, повышая голос, родитель начинает войну. И тут главное не забывать: вашему ребенку некуда идти. Пять ему лет или пятнадцать, кричит он во весь голос или огрызается – он слаб и уязвим. Напрасно мы ожидаем, что наказание или крик взрослых заставят его «исправиться» и вести себя лучше.

Проще всего понять ребенка, если спроецировать ситуацию на себя. Допустим, это вы не вынесли мусор – и на вас кричит муж (ну или жена), мама, отец. Даже если они, по сути, правы, форма предъявления претензий, скорее всего, вызовет у вас только ответный гнев. А если вы еще услышите, что «мама имеет право кричать!» (то есть вы не можете даже возмутиться), вам станет только еще неприятнее.

И поверьте, каждый – независимо от возраста и роли в семье – испытает схожие эмоции, если на него давят, обесценивают, ставят клеймо или обвиняют. «Лентяй!», «Тебе вообще ничего не надо!» – оскорбления, даже если вы считаете, что это правда.

В душе ребенка каждая такая ситуация оставляет след. У обиды есть свойство накапливаться. Ребенок может остыть и даже начать вам улыбаться – «простил и больше не злится», думает родитель, но на самом деле обида никуда не делась. Она пустила корни в детской душе и теперь становится все больше.

А потом наступает момент, и все, что накопилось, выплескивается. И родители часто недоумевают, почему их ребенок по совершенно ничтожному поводу вдруг забился в истерике.

Жизнь с детьми мужа научила меня одному важному правилу: в любой конфликтной ситуации определить, что сейчас важнее – добиться правды, отстоять свою позицию или сохранить отношения. Отношения – это единственная подлинная ценность, которая есть у нас с детьми. Это опять же не означает, что я забуду о границах, я скорее говорю о форме подачи информации.

Деньги, время на общение с друзьями, конфеты, мультики, подарки – можно угрожать все это отобрать, и какое-то время манипуляция будет успешной. Ребенок согласится сделать то, что вам сейчас нужно. Перестанет плакать, пойдет спать или уберется в комнате. Но, скорее всего, вы не добьетесь стабильного эффекта в решении задачи (например, не получите добровольной помощи по дому), и уж совершенно точно это не улучшит ваших отношений. Зато в какой-то момент вы наверняка услышите: «Да не нужны мне твои деньги!» В долгосрочной перспективе манипуляции убивают доверие, которое ребенок изначально испытывает к родителю, которое рождается вместе с ним. А без доверия уже с подросшими детьми строить отношения будет очень сложно. Я считаю, что именно поэтому так труден бывает переходный возраст у детей.

Перемирие, достигнутое за счет манипуляций, не приносит тепла, спокойствия и эмоциональной безопасности. У ребенка не возникает ощущения принятия. И в итоге если добрых отношений нет, то дети и не боятся их потерять, постоянно саботируя ваши договоренности.

Каждый раз, начиная ругань из-за не вымытой посуды, взвесьте, что имеет для вас большую ценность: отношения или ситуация. Это не значит «плюньте на посуду», это означает: соберитесь и найдите ненасильственную форму для выражения своей мысли. Крики, обвинения, угрозы, манипуляции разрушают отношения.

Мы настолько привыкаем, что дети нас безусловно любят, что не боимся потерять их любовь и не считаем нужным контролировать свои эмоции. И только когда уже поздно, мы вдруг обнаруживаем: любовь ребенка куда-то делась. Мы давно ее не ощущали. И это вызывает еще больший гнев. Нам кажется, что «мы им – всё», а они, неблагодарные, «на шею сели».

Наших детей тоже мало интересовало, чистый в квартире пол или грязный. Им было все равно, умещается ли еще мусор в ведре или давно вываливается на пол.

Я, конечно, могла постоянно в приказном тоне требовать от них порядка, но после этого глупо было бы ждать, что ко мне станут относиться с теплом и пониманием. Они хотели вместе со мной смотреть кино, ходить в кафе или просто валяться на диване. И мне было важно каждый раз взвешивать, стоит ли в миллионный раз сказать о незакрывающейся мусорке и, если стоит, каким тоном, чтобы сохранить хорошие отношения.

Строить отношения с подростками приходится по большей части родителям. Дети в этом возрасте уже не нуждаются в нас так, как в раннем детстве, но этика у них еще хромает. Они могут нахамить, закатить глаза на разумную вроде бы просьбу, выползти из своей комнаты в ужасном настроении и испортить его всем вокруг.

Они уже почти взрослые, и мы ожидаем от них взрослого поведения. Но они в значительной степени еще остаются детьми. Доли мозга, отвечающие за принятие решений и управление эмоциями, формируются до двадцати пяти лет, а это означает, что уровень мышления подростка еще значительно отстает от уровня мышления взрослого человека. И многим нашим ожиданиям подростки объективно не могут соответствовать.

Если в семье считается нормой повышать голос, использовать нецензурные выражения, распускать руки, ребенок однозначно переймет такой стиль поведения. И здесь нужно подчеркнуть главное. Большинство скажут, что у них в семье подобное поведение не норма и они не простят такого ребенку. Однако при случае с легкостью все это позволят себе.

Сорвавшиеся мама или папа оправдывают себя фразами «он меня довел» и «он по-другому не понимает». Даже если вам кажется, что вы имели полное право так реагировать, и считаете, что никакие другие методы воспитания не подействовали бы, вы заблуждаетесь: воспитать можно только примером. И когда однажды ребенок выразит свой гнев одним из вышеперечисленных способов, бесполезно будет возмущаться: вы же сами в прошлый раз показали, что агрессивное поведение – норма. Почему вам можно, а ему нельзя?

Сложно учить ребенка держать ложку на словах, не показав, как это делается. Еще сложнее убеждать его пользоваться ложкой, если сами вы едите руками. Так же невозможно научить ребенка относиться к вам уважительно, если его интересы, чувства и мнение вы не уважаете.