Текст книги "Моя Лола. Записки мать-и-мачехи"

Непосредственность и провокации

Мне часто казалось, что двенадцатилетней Лоле позволялось столько же, сколько пятилетней. Она могла включить громкую связь на телефоне и в полный голос разговаривать с подружками, когда мы все сидели за столом, или потребовать, чтобы мы не ходили без нее в ресторан.

Я помалкивала и решалась сказать что-то мужу только тогда, когда уже закипала. Получалось резко, жестко и спонтанно. Так что он однажды спросил: «Тебе сложно с Лолой, да?»

Да, мне было сложно. Но я видела корень проблемы не в ней, а в нем. Мне казалось, это из-за него у нас в семье нет диалога, нет правил, нет границ.

Мы с ним почти не бывали вдвоем. Даже когда смотрели кино, Лола всегда устраивалась между нами. Это автоматически означало, что мы смотрим то, что интересно ей. Мы только начинали обсуждать, что бы такое включить, но тут же появлялась Лола, и выбор сразу останавливался на чем-то детском или в крайнем случае на фантастике. Но я ее не смотрю. В тот вечер мы наконец выбрали фильм, который интересен нам, взрослым.

В комнате – два дивана, один напротив другого. Мы включили проектор, вывели на него кино, я уютно пристроилась на плече мужа. Наконец-то мы одни! Лола, конечно, тоже здесь, но хотя бы не на нашем диване.

Фильмы мы всегда смотрели на английском. Мужу так проще, а я пользовалась возможностью подтянуть язык. Мы выбирали, как правило, научные, документальные ленты или запутанные детективы. Они, правда, для меня были сложноваты, поэтому я просила включить субтитры, но все равно многого не улавливала.

В тот раз кино тоже было непростое. Я тщетно вслушивалась, но никак не могла понять сюжет. И вдруг осознала почему. Где-то фоном шла вторая линия повествования. Оказывается, Лола на своем диване смотрела на ноутбуке «Гарри Поттера» – со звуком. И тоже, конечно, на английском. Да еще параллельно громко комментировала. Я собрала волю в кулак – раз она так себя ведет, значит, ей так можно.

В душе я надеялась, что муж сам заметит, что происходит, и отправит Лолу в другую комнату. Пять минут, десять, пятнадцать – dolby surround не прекращается. Все! Я резко поднялась и ушла в спальню. Вскоре подтянулся ошарашенный муж: «Что случилось?» Еще через пять минут прибежала Лола: «Вы куда все ушли?»

Позже я научилась смотреть на подобные ситуации по-другому. В комнате – трое, двоих все устраивает, одному некомфортно. Это не значит, что нужно мучиться и терпеть, но я могу сказать, что мне неудобно. Спокойно, без агрессии, без претензий.

В первые два года я несколько раз говорила Лоле то, что ей было неприятно слышать, демонстративно вела себя так, как не нужно себя вести. Реагировать следовало, но совершенно по-другому. И постепенно я этому научилась – благодаря Лоле и психотерапии.

«Лола, как дела?» – кричал муж, если из ее комнаты в течение пяти минут не доносилось ни звука. «Господи, ну почему нельзя хоть немножко посидеть без нее?» – думала я. Вот теперь она примчится и начнет скакать, размахивать руками и требовать интерактива. А мы с мужем опять не сможем поговорить – он только что пришел с работы, мы не виделись с утра, а я провела день один на один с детьми и со своими эмоциями.

Тогда я не понимала, почему он так поступает. Мне казалось, ему со мной плохо, или скучно, или он женился, чтобы у Лолы была мама – и я ему нужна только поэтому. Спросить прямо, почему он постоянно окликает дочь, как только мы остаемся одни, я не могла. Боялась заработать клеймо «мачехи».

Когда родилась Мира, я стала понимать: родители часто вообще не слышат звуков, которые издают их дети, если эти звуки не резкие. Дети создают аудиофон семьи, и, когда этот фон вдруг исчезает, родители встревоженно зовут детей. Дети растут, а привычка остается. Осталась она и у мужа.

– Вот зачем ты ее сейчас позвал? – спросила я все-таки однажды. Правда, я уже знала, что в моей любви к Лоле никто не сомневается.

– Я? Позвал? – удивился муж. – Не знаю.

Это уже было смешно: он позвал ее и сам не заметил. Зато я увидела родительство со стороны, и это тоже дало мне очень много.

Когда Лола стала в доме старшим ребенком – Жасмина с нами уже не жила, и родилась Мира, – мы решили наконец возложить на нее ряд обязанностей. У Лолы это радости не вызвало. Вдобавок мы использовали стандартную для таких разговоров тактику: «Ты теперь взрослая…» – и были неправы. Разумеется, Лола тут же захотела быть маленькой!

Идею «ты выросла и теперь должна» мы продать ей не сумели. Но всё же договорились, что у Лолы есть кое-какие домашние обязанности: убирать за кошкой и выносить мусор. Она стала это делать, но демонстрируя брезгливость и откровенное недовольство. Особенно это становилось заметным в накаленной атмосфере – если только что погас или вот-вот вспыхнет какой-нибудь конфликт.

– Папа, – окликнула Лола.

Я в спальне, он на кухне. Лоле только что в пятый раз за три дня напомнили, что неплохо бы наконец убрать за кошкой.

– Да, Лолика, – откликнулся эхом папа. Он настроен позитивно, а я понимаю, что сейчас будет провокация.

– Когда приедет Соня?

Соня – моя собака. На следующей неделе я полечу в Москву и привезу ее в Амстердам. Она, как и кошка, ходит в туалет дома, на пеленку. Это означает, что обязанностей Лоле прибавится. Не дождавшись папиного ответа, Лола продолжила:

– Я не думаю, что у меня будет время на Соню. У меня очень много дел в школе.

Я почувствовала, как у меня скрипнули зубы. Не будет времени дважды в день выкинуть грязную пеленку и постелить новую?!

– Не волнуйся, Лола, за Соней я буду убирать сама. У тебя и правда много дел.

Я понимала, что повелась, поддалась на провокацию. Не нужно было реагировать. Лола молчала, муж тоже, а я как будто получила очередное доказательство, что мы не семья – просто группа людей, живущих вместе.

Чтобы научиться говорить с Лолой о том, что меня беспокоит, мне понадобилось два с половиной года. Если бы я с самого начала знала, что так можно, было бы намного проще. Но я не знала, потому что разговоры о чувствах в наших родительских семьях отсутствовали. Да, можно сказать о любви. Желательно во время тоста в день рождения. Но больше не надо.

А негатив накапливался, но кричать или отчитывать Лолу за ее поступки в ее же доме я не могла. И в своем я бы тоже не смогла. Она долго была для меня несчастным ребенком, лишенным детства.

За два месяца до разговора про собаку я организовала первый в жизни Лолы большой день рождения. Выбрала кафе, согласовала тему, напитки и еду. И еще мы все вместе ходили в ресторан. Я старалась восполнить все потери ее жизни и ждала хотя бы какой-то благодарности. А она даже отказывается убирать за моей собакой!

Я понимала, что из роли жертвы надо себя срочно вытаскивать. «Жертва» только звучит безобидно, а на самом деле это очень агрессивная и опасная роль. Но у меня она в тот период была любимой.

Я приехала в дом, где все, как мне показалось, было перевернуто с ног на голову. У мужа и его детей в прошлом – трагическая история, и, конечно, они до сих пор в непростом эмоциональном состоянии. Я ради них все бросила, я стараюсь изо всех сил, а в ответ – ни благодарности, ни радости, только постоянные стычки и ущемление меня в правах. Сколько слез я пролила в соседнем дворике на скамейке!

Особенно часто я жалела себя на последних месяцах беременности. В голове звучали фразы то ли из чьих-то разговоров, то ли из фильмов. «Бедная, сидит там с пузом», «никому не нужна – ни она сама, ни ее ребенок». Я вспоминала фразу вроде «у меня не будет времени убирать за собакой» и тут же приходила к мысли «я никому не нужна». Это происходило почти мгновенно, если я себя не останавливала.

«Сейчас я ей скажу, что за собакой она тоже должна убирать. Нет, я не могу. Муж же ее слышал, но ничего не сказал. Он, наверное, считает, что весь дом должен быть на мне, а я даже не могу сделать никому замечание. Он вообще зачем меня сюда привез? Чтобы я за ними убирала? Нет, хватит. Сейчас я выйду и все выскажу. Ей тринадцать лет, она даже трусы в корзину для грязного белья бросить не может, а он ничего не хочет видеть и менять», – внутренний монолог лился без остановки.

И дальше я представляла в красках, как иду, как высказываю накипевшее, как муж встает на защиту дочери, как она из-за его спины злорадно ухмыляется. Как потом они садятся за стол и едят приготовленный ужин, а меня не зовут. Как я, пока они едят, собираю чемоданы, складываю маленькие вещички для будущего ребенка, беру коляску и ухожу в ночь. И никто, никто даже не говорит мне «прощай»!

Если бы я не опасалась, что мне укажут на дверь, то, наверное, действительно устроила бы скандал. Но вместо этого я вытирала слезы, шла на свою скамеечку в соседний двор и начинала переписку по стандартной схеме: маме, сестре, Тане, Ане, Маше и другим подругам. Первый месседж был творческим, всем остальным я его просто копировала.

Удивительно, насколько непохожими могут быть ответы на один и тот же текст. Все мои адресаты реагировали по-разному.

Кто-то писал: «Так жить невозможно. Это надо скорее заканчивать. Что тебя там держит? Возвращайся в Москву».

Другая знакомая никогда не считала нужным подбирать слова: «Скажи этой маленькой твари, что ты вообще отправишь ее в детский дом». (После этого сообщения я постаралась завершить наши с ней отношения.)

Лучше всего на меня действуют средние по накалу сообщения – обычно именно они приводят меня в чувство: «Не нагнетай, так себя ведут все дети» или «Но ведь пока еще ничего не случилось? Ты же все сама придумала?».

В целом большую часть времени мне было очень грустно. Обидно и одиноко. Но однажды я вопила в коридоре и мой крик был слышен в каждом отдаленном уголке квартиры. Я орала, что они могут наконец радоваться – я прямо сейчас уеду навсегда. Я даже не помню, что спровоцировало мой крик. Помню только, как увидела себя со стороны. Двери в комнаты закрыты, все по кроватям, а я стою в коридоре и ору. В этот момент я действительно чувствовала себя ужасно. Но чего я точно не осознавала – что я могу свои страдания остановить.

Однажды мы ссорились с мужем, а Лола, как обычно, оказалась рядом.

– Ну я же нормально с ним говорила! – сказала я, когда все стихло. Я произнесла это утвердительно, но было понятно, что задала вопрос.

– Н-ну-у-у. – Лола всегда тянет слова, если собирается высказать несогласие – как будто подготавливает. – Ты вот так руки сделала. – Она подняла ладони и сжала кулаки.

Всегда удивлялась, как Лола умеет одной фразой расставить акценты, обратить внимание на самое важное, и делает она это настолько дипломатично, что обидеться невозможно.

Сближение

Быстро выяснилось, что просто любить детей недостаточно. Их нужно воспитывать, учить, иногда ругать. Но сама такая концепция отношения к детям меня отталкивала. Я с детства не переносила слов «воспитание» и «послушание» и считалась ребенком со сложным характером.

В феврале я поехала в Париж с подругой. Мира осталась с няней, муж работал. Захожу в Instagram^◊[8]8
  ^◊ Здесь и далее: название социальной сети, принадлежащей Meta Platforms Inc., признанной экстремистской организацией на территории РФ.


[Закрыть], а там фотографии: Лола и ее подружки на лестнице перед нашим домом позируют со всем арсеналом моих сумок. Значит, девочки залезли в мой шкаф в спальне. Первым делом захотелось устроить ей разгон, но потом я вспомнила, как сама ныряла с головой в мамин шкаф, когда ее не было дома. И тут же Лолин поступок вдруг перестал казаться нарушением границ – он стал выражением родственных отношений. Ну как не покопаться втихаря в мамином шкафу?!

Я вернулась домой через три дня, мы обнялись и расцеловались. Перед сном Лола заглянула ко мне в спальню.

– Наташа, Жася сказала, я должна с тобой поговорить, я поступила очень некрасиво. – Лола переминалась в дверях с ноги на ногу. Я смотрела вопросительно, ожидая продолжения. – Пока тебя не было, мы с Айяной и Кейти делали фотосессию, нам были нужны сумки, и мы взяли твои.

– Поняла, – кивнула я, – хорошо, что сказала. Жасмина вообще-то права: это не очень красиво. Лучше спрашивай в следующий раз, ладно?

– Конечно! Ты правда не злишься?

– Совсем не злюсь.

Я точно знаю, как определить, что человек стал своим. Если вы идете по квартире, то, столкнувшись в узком проходе со своим человеком, вы просто не заметите неловкости. А вот если человек чужой, то неудобства возникают постоянно. Сталкиваетесь на пути в кухню и гадаете, как быть: посмотреть в глаза, отвести взгляд, что-то сказать, промолчать?

С Лолой у меня это ощущение дискомфорта сохранялось долго. Наткнувшись на нее в коридоре, я все время пыталась что-то сказать, надеясь словами сгладить неловкость. А потом ругала себя: «Зачем, зачем я несла эту ерунду? Какую чушь я сморозила!»

Впервые мы оказались в одной квартире в Италии – когда муж сделал мне предложение. Как только мы возвращались с прогулки, мне тут же хотелось уединиться. Но я постоянно натыкалась на всех остальных – в коридорах, при входе в ванную, в дверных проемах. Только если мне удавалось проскользнуть на большой балкон, сесть там в уголке за столом, становилось спокойнее. Я могла наблюдать за всеми со стороны, не опасаясь физического контакта.

Они же постоянно обнимались. Я еще не встречала отцов, которые бы так часто обнимались со своими детьми. Мне это казалось невероятно симпатичным, но сама я так не хотела и от этого непрерывно испытывала чувство вины.

Лола любила забраться к нам в кровать и устроиться посередине. Я пыталась создать иллюзию искренних объятий, крепко прижимала ее к себе, но это было скорее вынужденное прикосновение. Ее запах был чужим.

«Очёш?» – они часто произносили это слово, меняя тональность голоса и раскидывая руки навстречу. По-таджикски это означает «объятия».

«Очёш?» – Мы сидим с мужем на диване в обнимку, он раскидывает руки, и Лола падает на нас. Ее волосы лезут мне в рот, локтем она больно ударяет меня в грудь. Она уже совсем не ребенок, чтобы вот так шлепаться на меня сверху! Но она лежит звездой, раскинув по нам руки и ноги. Она абсолютно счастлива. Я поправляю ей волосы и предлагаю купить новые носки, потому что старые в дырках.

Мы прошли разные этапы в наших отношениях. Иногда обниматься было сложно, потому что отношения казались не самыми лучшими, а иногда – по другим причинам.

– Лола, твое полотенце сухое третий день. Ты когда мылась последний раз?

Лоле тринадцать, и она перестала принимать душ.

– Вчера.

– Ты вчера не мылась. Я проверяла твои полотенца. Это ужасно, но мне приходится это делать.

– Хорошо, я сегодня помоюсь! – кричит из прихожей Лола и уходит в школу. Я беру ее зубную щетку – сухая.

Мы постоянно напоминали ей, что зубы надо чистить. Она приходила ко мне обниматься перед школой, и я понимала, что зубы она не чистила: «Лола, зубы!» Но она только злилась и со стандартной отговоркой «я опаздываю в школу» убегала.

Однажды утром я решила, что пора показать Лоле, каково это, и ввалилась к ней с нечищеными зубами.

– Лолика, я так тебя люблю! – Я рухнула на нее сверху, целовала и активно выдыхала утренние запахи ей в лицо. Лола морщилась и старалась деликатно увернуться.

– А-а-а, я зубы не почистила? – Я сделала вид, что забыла.

– Угу. – Лола с укором кивнула.

– Вот видишь. Когда ты идешь в школу с нечищеными зубами, то же чувствуют и другие люди.

– Черт! – Лола, кажется, поняла. Не помню, чтобы после этого случая она не почистила зубы.

Я очень ждала, когда мы переедем в новый дом или хотя бы сделаем ремонт, чтобы наконец держать гигиенические принадлежности в отдельном шкафу. Пока что это было невозможно из-за крошечной ванной. В ней на виду были все мои двадцать пять разнообразных тюбиков и мочалок, которые нравились Лоле. До меня в семье все мылись одним гелем для душа.

Через два года, в отпуске, нам пришлось делить ванную с Лолой. Я разобрала основные вещи и осторожно подошла к двери санузла. Лола уже расставила по полочкам все свои баночки и пузыречки. Гель для рук, крем для ног, маска для лица, три флакона духов, бальзам для волос и еще пятнадцать разных коробочек. Я посмотрела на свой походный набор и ясно почувствовала, что теперь это мой ребенок.

– Лола, можно я возьму твою маску? Это же Aesop[9]9
  Aesop («Эзоп») – австралийская марка гипоаллергенной натуральной косметики, известна c 1987 г. Прим. ред.


[Закрыть], который мы в прошлом году привезли из Парижа?

– Это новая, – отозвалась Лола с первого этажа, – ту я закончила за три месяца.

– Хочешь, попробуй мою маску, у нее другой эффект. Она тоже хорошая.

С ума сойти, у меня взрослая дочь, ей пятнадцать, и она так на меня похожа! Теперь у нас уже множество общих воспоминаний. И о том, как мы застряли в парижском магазине косметики, и как не могли выйти из Музея современного искусства, и как мерзли на водопадах в Италии.

Многие считают, что любой приемный ребенок будет благодарен своему новому родителю за внимание и те попытки подружиться, которые тот предпринимает. Но это заблуждение. То же касается и детей супруга от его предыдущих браков. И я это ощутила в полной мере.

Первые недели после знакомства с «новой мамой» или «новым папой» в большинстве случаев проходят прекрасно: все стараются друг другу понравиться. В это время происходит обычно много приятного. Совместные прогулки и походы в кино, взаимные подарки: игрушки, одежда, гаджеты с одной стороны и хорошее поведение, послушание и помощь по хозяйству – с другой. Этот период называется «медовый месяц». Все друг другом очарованы, а в семье царят мир и любовь. Но максимум через месяц (а иногда и через несколько часов) идиллия заканчивается. Наступает период «вживания», или «кризис адаптации».

Жизнь не может быть вечным праздником – это утомляет. Эмоции постепенно успокаиваются, и быт входит в свою колею: все меньше хочется нравиться, все сильнее потребность быть собой. Мелочи, которые еще недавно воспринимались как милые причуды, начинают раздражать; сдерживаться и контролировать себя становится труднее.

Недавно ставшие одной семьей дети и взрослые больше не хотят соответствовать ожиданиям друг друга. Вместо предложения «покатать на аттракционах» ребенок все чаще слышит «вынеси мусор» или «убери за кошкой». Это время краха иллюзий: розовые очки разбиваются, а неприглядная действительность начинает вылезать во всей красе.

У всех возникают сходные ощущения: «меня обманули», «он/она делает все назло», «он/она специально меня бесит». Каждый член семьи пытается ввести свои правила и очень болезненно реагирует на попытки их игнорировать.

Возникает взаимная неприязнь, накапливается раздражение. Родителя начинает бесить все, что связано с приемным ребенком: его привычки, поведение, даже запах. Но и детям также все меньше нравится приемный родитель, и им совсем не хочется подчиняться новым «дурацким» правилам.

Если в семью, где уже есть дети, приходит новый родитель, ему необходимо запастись терпением и в первый год не реагировать остро на поведение ребенка. Взрослый и умный человек должен взять на себя инициативу в формировании отношений с детьми: постараться понять, поддерживать в кризисные моменты, активно искать компромиссы. Если запастись терпением, быть внимательным, то дети быстро и легко пройдут кризисный период адаптации и станут по-настоящему родными.

Асала, Монстрик, Малыш и Брабуш

– Наташа, позвони мне, пожалуйста. Не могу найти телефон.

Я набираю Лолин номер и машинально оборачиваюсь на звук – оказывается, телефон лежит рядом. На дисплее высветилось: Asala. Когда я только приезжала к ним, но еще окончательно не переехала, Лола так меня называла. Ну и после переезда первое время.

Она придумала какое-то натянутое объяснение, привязала сюда салаты, которые я люблю, а муж сказал, что это «мед» по-таджикски. На деле же она не могла объяснить, почему назвала меня так. Просто с моим появлением в их жизни это слово вдруг появилось. Но почему именно Асала?

– Я могу только предположить, Наташенька, – ответила на мой вопрос московский психолог. – Вероятно, девочка придумала для вас свое, отдельное имя. Наташей вас называют все, мамой она вас называть не может – вы же ей не мама. Поэтому она и придумала другое слово – «асала». Лола хочет, чтобы в чем-то вы принадлежали только ей. Понимаете, слово «мама» для человека означает только его маму. Это слово для каждого наполнено особым, собственным смыслом.

– Да-да. – Я уцепилась за эту версию – она мне понравилась. – Лола действительно больше никому не разрешает так меня называть. Муж попытался ко мне так же обращаться, чуть переделав по-своему – Асалочка, но Лола возмутилась. Она хочет, чтобы только она так говорила. Я не против, в этом слове нет ничего плохого, просто звучит как-то резко.

– Лола и сама резкая, вот и слово ее отражает.

Я так прикипела к версии психолога, что искренне расстроилась, когда Лола стала называть меня Наташей.

Для Лолы у меня тоже в разное время были разные имена. В самом начале она была Монстром.

– Монстр сегодня меня замучил. – Я пала на грудь мужу после прогулки по Сан-Франциско.

Муж отреагировал неожиданно резко и даже грубо:

– Не называй ее монстром!

Конечно, я не считала Лолу на самом деле чудовищем – для меня это слово было шутливым домашним прозвищем. В нашей семье, в России, мы так называли младшее поколение. Сестра – своих детей, я – племянников, бабушка – внуков. Запрет на привычное и, в общем-то, доброе семейное слово стал для меня болезненным.

Я попыталась объяснить, что не имею в виду ничего оскорбительного или обидного, но муж моих аргументов не принял. Общими словами в их семье были Лола и Лолика. Монстр или Монстрик могли быть только моими, но вслух их произносить не следовало, а я очень хотела, чтобы Лола была для меня еще и Монстриком. Точно так же, как она хотела, чтобы я была для нее – и только для нее – Асалой.

Для меня слово «монстр» было не страшным и обзывательным, а теплым и родным, но муж слышал в нем угрозу. Поэтому на какое-то время его младшая дочь осталась для меня просто Лолой – и частично из-за этого такой же далекой, как я для нее, когда была Наташей.

Подобных ограничений было много. «Не говори с ней так», «не фотографируй ее», «не трогай ее» – часто слышала я от мужа. Ощущение, что от меня защищают ребенка, которого я и не планировала обижать, только усложняло жизнь. Оно мешало нам с Лолой строить отдельные отношения, а именно они необходимы для связи, для любви. При этом, когда мы оставались вдвоем с Лолой, я понимала, что доверия между нами, возможно, даже больше, чем между ней и папой.

Я уже была глубоко беременна, жила в Москве и готовилась к переезду. Лоле исполнилось двенадцать, мы все отправились на Маврикий. В этой поездке я еще больше узнала о детях, с которыми мне предстояло жить.

Я не раз обращала внимание, что Лола иногда ведет себя странно. Она вдруг начинала говорить что-то в сторону, очень резко и зло – будто обращалась к кому-то. Но рядом никого не было. Первый раз я убедила себя, что мне показалось. Но когда подобное повторилось несколько раз, я насторожилась. Однажды я смотрела фильм о раздвоении личности – главная героиня вела себя подобным образом.

– Лола, кто сейчас говорил? – Я ступила на скользкую дорожку психиатрии: в фильме психолог формулировал вопрос именно так.

– Брабуш. – Лола шла к берегу как ни в чем не бывало, но я почувствовала, что она напряглась.

– А Брабуш – это кто? – решила осторожно продолжить расспросы я.

– Это девочка. Она ненавидит Лолу, считает ее неудачницей.

– А какая сама Брабуш?

– Она сильная, смелая. У нее все получается на гимнастике, и она красивая. Она хочет убить Лолу.

Меня прошиб холодный пот. Перед глазами возникла картинка: сошедшая с ума Лола-Брабуш убивает сначала всех нас, а потом себя.

– Лола, а о Брабуш кто-нибудь знает?

– Нет, она прячется. Она только иногда приходит.

– Мы можем сказать о ней папе? – уточнила я.

Лола покачала головой.

Я вышла из моря и при первой возможности позвонила в Москву психологу. Она меня успокоила: дети ведут себя так довольно часто. Они придумывают или находят неодушевленного компаньона, чтобы таким образом вытеснить из своей личности плохое.

Психолог посоветовала пока ничего не делать, но наблюдать.

– Обычно такое «раздвоение» происходит в более раннем возрасте, но, видимо, Лола развивается чуть медленнее обычного. Надо задуматься об обращении к специалисту, если она начнет ставить на стол тарелку для Брабуш.

Я стала пристально наблюдать за Лолой: в доме вот-вот должен был появиться еще один ребенок – младенец, которого мне предстояло родить.

Брабуш «возникала» еще несколько раз, и мы вместе с Лолой рассказали о ней папе. Но на этом все. Она ушла, как ушло то лето 2015 года.

Позже я напомнила Лоле про выдуманного героя и про Асалу.

– Я об этом и сама думала. Тогда всем давали прозвища. Но у меня совсем не было друзей, и я давала прозвища тем, кто меня вдохновлял. Крутая часть меня, которую я обожала, которой на самом деле хотела быть, и была Брабуш. А тебя, Наташа, я просто боготворила, у меня никогда раньше не было таких крутых людей. И я назвала тебя Асала. Имя выбрала случайно.

Удивительно, но, когда из нашей жизни исчезла Брабуш, Лола перестала быть для меня Монстриком. Она превратилась в Малыша и застряла в этом статусе надолго, получив еще и новое милое прозвище. Его поддерживала Жасмина, которая повторяла, что Лола маленькая. А Лола постоянно злилась: она давно хотела вырасти, особенно в глазах сестры. Хотела быть равнозначным собеседником, самостоятельным человеком – перейти из статуса «младшая» в статус «взрослая» – и многое для этого делала.