Текст книги "Fila vitae. Нити жизни"

Глава 10

Их было трое.

О том, что ждет тройню, Вера Сармацкая узнала на первом же УЗИ, куда ее отправили из женской консультации. Поначалу она была в ужасе: незамужняя студентка, которую парень бросил, едва только тест показал две полоски. Вера не знала, как вырастить и одного-то ребенка, а тут сразу трое. Не каждая полноценная семья такое потянет, а что делать ей? Но тут ее мать, до этого пившая валерьянку и причитавшая, что никогда бы не подумала, что умница и отличница дочь принесет в подоле, встала насмерть: никакого аборта! Детей вырастим, все будет если не хорошо, то нормально. В конце концов, она же как-то вырастила Веру одна. Вера, в тот момент пребывавшая в состоянии глубокого шока, не смогла ответить, что растить одного ребенка все-таки в три раза проще, чем троих.

Девочки родились раньше срока, всего лишь на тридцатой неделе. Безо всякого предупреждения. Беременность протекала нормально, без особенных проблем. Но однажды студеной зимней ночью в конце января Вера встала в туалет, но до него не дошла: вода хлынула из нее потоком, и тут же острой болью скрутило живот. Мать проснулась от ее крика и в таком виде – согнутой наполовину – посадила в такси. К тому моменту, как они приехали в роддом, роды уже начались, остановить их было невозможно.

Лишь одна из девочек имела вес больше килограмма. Две другие родились такими крошечными, что Вера даже смотреть на них боялась. Самую крупную девочку назвали Алиной, и за ее жизнь врачи практически не волновались. Она быстро набирала вес, вскоре начала дышать сама, и Вере даже разрешили осторожно кормить ее из бутылочки, в зонде больше не было необходимости. Две другие же, названные Евой и Луизой, за жизнь держались с трудом. Они лежали в кувезах, подключенные к аппаратам жизнеобеспечения. В глубине души Вера считала, что они не выживут, и испытывала от этого позорное чувство облегчения. Одну Алину она сможет поднять на ноги, с одной Алиной она справится.

Через месяц Алину разрешили забрать домой. Две другие же остались в больнице, все еще обитающие между жизнью и смертью, хотя теперь уже немного ближе к жизни. Они набрали вес и начали дышать самостоятельно, но питались все еще через зонд и плохо держали температуру, поэтому из кувезов их все еще не доставали. Вера, наконец познавшая радость материнства, с удовольствием возилась с Алиной и все реже ездила в больницу к другим дочерям. По будням мать работала и Вере не с кем было оставить Алину, поэтому наведывалась в больницу только в выходные. Пока однажды ей не позвонили. Напряженный голос врача ничего не объяснил по телефону, лишь попросил срочно приехать. Перепуганная Вера оставила Алину соседке и понеслась в больницу.

Неделю назад в отделение пришел новый врач. Молодой, амбициозный. Он занимался изучением близнецов, поэтому девочки Сармацкие сразу привлекли его внимание. И в целях эксперимента врач решил положить их в один кувез, изначально считая разделение по разным ошибкой. Девочки были однояйцевыми, более того, если у Алины в утробе был отдельный околоплодный пузырь, то Ева и Луиза находились в одном. Редчайший случай даже среди близнецов. И сейчас, как считал врач, они и поправляются медленно, поскольку их разделили.

Несколько дней назад девочек положили вместе. И почти сразу же у одной начались улучшения. Пока незаметные глазу для той же Веры, но очень показательные для врачей. Только если у Евы наметились улучшения, то у Луизы – наоборот. Тем не менее успехи одной из девочек воодушевили врача, и он продолжил эксперимент, считая, что Луизе просто нужно больше времени.

А этой ночью сердце Луизы остановилось. И никакие реанимационные мероприятия не помогли. Таким образом у Веры осталось двое детей.

И только стоя на кладбище над маленьким гробиком, Вера поняла, что ошибалась все это время: она любила всех детей и хотела растить троих. Она ненавидела себя за те мысли, когда думала, что девочки не выживут. Но ненавидеть себя – саморазрушающее чувство. Ненавидеть другого гораздо проще. И ненависть эта обратилась на Еву. Нет, внешне все было нормально, Вера заботилась о ней, называла дочкой, но самой себе могла признаться: девочку она не любит. Вера считала, что Ева каким-то образом забрала жизнь сестры, ведь, пока они лежали по разным кувезам, Луиза жила.

Догадки Веры подпитывал и тот факт, что после смерти Луизы Ева стремительно пошла на поправку, и уже две недели спустя Вера забрала ее домой.

Девочка росла странной. Может быть, если бы она была одна, ее особенности не бросались бы в глаза, но рядом с ней была Алина, и, глядя на дочерей, Вера понимала, что с Евой не все в порядке. Развивалась она как обычно, даже в чем-то обгоняла Алину. Раньше пошла на горшок, раньше научилась читать, лучше училась в школе. Но при этом была чересчур тихой, будто повернутой в себя. Ей не требовались друзья, она прекрасно находилась в обществе себя одной. Любила, казалось, только Алину, даже мать ей была не нужна. Ева могла подолгу лежать на кровати и смотреть в потолок или сидеть на стульчике, уставившись в угол. Молчала, но Вере в такие моменты казалось, что она общается с кем-то невидимым. Не словами, а словно… ментально. В такие моменты у Веры по спине пробегали мурашки, становилось неуютно, и она стремилась выйти из комнаты или пообщаться с Алиной, чтобы убедиться, что вторая дочь совсем другая.

А лет в пять-шесть, когда Ева уже хорошо мыслила и разговаривала, она начала рассказывать, что ее невидимую подружку зовут Луиза. Описывала ее точно так же, как себя, только говорила, что Луиза меньше, худее и бледнее. Луиза – слишком редкое имя, чтобы считать, что так зовут какую-нибудь детсадовскую подружку девочек. Да и Алина ни про какую Луизу не слышала. Третьего близнеца ни Вера, ни ее мать никогда не вспоминали дома, не возили девочек на кладбище, и, откуда Ева могла узнать о Луизе, Вера не предполагала.

Каждый раз при этом у Веры случалась истерика. Она кричала, что Ева все выдумывает, что нет никакой Луизы. Однажды даже ударила дочь. С тех пор о Луизе Ева не говорила, но продолжала смотреть в угол, играть с куклами будто с кем-то и, укладываясь спать, подвигалась в угол кроватки, словно рядом кто-то лежал. Вера теперь знала, кого придумала дочь, и кричала уже и на это. Но чем больше она запрещала Еве, тем сильнее та уходила в себя, однако «общаться» с Луизой не перестала. Вера пробовала водить Еву к психиатру, но и это не помогло.

Алина росла душой компании. У нее всегда было много друзей, много поклонников, она могла убежать гулять до утра, не выучить уроки, но все равно оставаться любимицей и матери, и бабушки, и даже учителей. Ева была тихой, замкнутой, с годами все сильнее. Порой от нее можно было не услышать ни единого слова за целый день. Она хорошо училась, но, несмотря на это, учителя ее будто не замечали, а когда замечали, предпочитали смотреть в сторону от странной девочки. Все будто чувствовали то же, что и Вера: пробегающий по позвоночнику холодок, когда Ева находилась рядом.

Однако девочки дружили. Алина не давала сестру в обиду, никто не смел даже косо посмотреть на Еву. Делилась с ней вкусняшками и подарками, которыми ее щедро осыпали поклонники, но при этом уважала характер сестры, не таскала за собой по гулянкам и не высмеивала странности. Может быть, если бы не эта взаимная любовь, Вера нашла бы способ избавиться от Евы. Отправила бы к бабушке, например. Мать Веры купила себе дачу недалеко от Гатчины и круглый год теперь жила там. Вчетвером в старой двухкомнатной квартире было уже тесно. Но Алина любила Еву, и Вера не рискнула их разлучать.

После школы Ева, забитая и спокойная, поступила в медицинский колледж. О том, что ее знаний может хватить на университет, ей никто не сказал. Никто не вложил в нее уверенности в собственных силах, скорее наоборот. Вера всячески твердила, что хорошего образования с ее странностями не видать, что ее не станут терпеть в коллективе без Алины, а потому нечего и пытаться. На самом деле Вера боялась, что, пойдя в медицинский университет, Ева выберет себе специальность патологоанатома. Чего еще ждать от такой пугающей девочки? И тогда Вере и вовсе места дома не найдется. Она и так боялась туда приходить.

Алина же не поступила никуда. В отличие от сестры, у нее была куча уверенности в себе, а вот знаний не хватало. Она подала документы в университет, хотела стать режиссером, но с треском провалилась. Нашла работу официантки в клубе. Зарабатывала неплохо, общалась с множеством людей и большего уже не хотела. Может быть потом, годам к двадцати пяти, а пока ей хватало того, что есть.

Когда девочкам исполнилось двадцать, умерла бабушка, а через полгода и Вера. Все чаще она прикладывалась к бутылке, поскольку только так ей не было страшно рядом с Евой, да и просто несложившаяся жизнь требовала запить горе, а потому к тому времени Вера уже заработала себе цирроз печени, от которого и отошла в мир иной.

Девочки остались вдвоем в квартире. Ева закончила колледж и устроилась администратором в клинику, Алина продолжала работать все в том же клубе. По крайней мере, так обстояли дела еще месяц назад. До того, как Алина внезапно взяла отпуск за свой счет на работе и начала врать про некую бабушку, за которой ей надо присматривать.

Эту историю рассказал Павлов Лере, сидя на ее кухне день спустя. А ему ее поведала близкая подруга Веры Сармацкой: женщина, которую Вера, кажется, использовала вместо личного дневника, слишком уж много подробностей та знала. А с Павловым поделилась, поскольку Вере это уже не навредит, а Еву подруга терпеть не могла и боялась, как когда-то и ее мать.

– И что это доказывает? – поинтересовалась Лера, подперев кулаком щеку.

– Пока только то, что девчонки весьма странные, – пожал плечами Олег. – А еще то, что нет у них никакой бабушки, за которой они могли бы ухаживать. Я порасспрашивал их друзей, Алину недели три уже никто не видел. Сразу после того, как она ушла с работы, она еще отвечала на звонки, но при этом коротко и порой невпопад, а теперь и вовсе к телефону не подходит. Те, кто знают номер телефона Евы, пытались найти Алину через нее, но Ева каждый раз отвечает, что сестра то спит, то вышла, то еще что. Мол, она ей передаст. Но Алина ни разу никому не перезванивала.

– И ты думаешь, с ней что-то случилось? – уточнила Лера. – Ты же сам с ней разговаривал.

– А как я могу быть уверен, что с ней? – задал справедливый вопрос Олег. – Я видел фотки, девицы похожи как две капли воды. Обеих вместе я не видел. Дверь мне открыла Ева, Алину звала добрых минут пять. Накраситься и переодеться за это время можно.

Лера задумалась. А ведь Олег был прав. Лера Сармацких тоже вместе не видела. Вообще не знала, что их двое. Правда, она не видела их и сразу после переезда, когда Алина еще ходила на работу. Но на покере они должны были быть вдвоем, соседки ведь тогда говорили, что они приходят вместе, только Ева обычно не играет, просто сидит в сторонке.

– А знаешь, – вдруг медленно проговорила Лера, – я еще кое-что вспомнила. Как раз примерно три недели назад я возвращалась домой и встретила Алину на лестнице. Точнее, я тогда подумала, что Алину, но это вполне могла быть и Ева. Я не знала, что их двое. Она несла несколько пакетов сухого льда. Сказала, что для вечеринки, но никаких звуков вечеринки я так и не услышала, а ведь их квартира прямо над моей. Да и льда, честно говоря, было слишком много.

Павлов взволнованно почесал подбородок.

– С Алиной могло что-то случиться, – размышлял он. – Только вместо того, чтобы вызвать полицию и скорую, Ева решила скрыть смерть сестры. Для этого сухой лед. Может быть, она виновата в гибели Алины? Избавиться от трупа сразу возможности не нашлось, вот она и пыталась не допустить разложения. В клубе мне сказали, что Алина последние дни была странной, рассеянной, поэтому никто и не удивился, когда она написала заявление. Решили, она так переживает за бабушку. А это могла быть Ева. Сестры были близки, наверняка Алина ей многое рассказывала, поэтому сначала Ева решила, что сможет ее заменить, но одно дело слушать рассказы, а другое – самой окунуться в чужой мир. Ева не смогла. Поэтому «Алина» и исчезла полностью. Когда она со мной разговаривала, не знала тех вещей, которые должна была знать.

– Тебе бы книжки писать, – хмыкнула Лера, но Павлов, уже вошедший в раж, не обратил на насмешку внимания.

– А еще, когда я называл имена погибших девушек, на Нелли Алина отреагировала сильнее, чем на Дарью и Амалию. Но на самом деле Алина знала бы Дарью и Амалию, а знать Нелли не могла. Ева наоборот.

– Хорошо, допустим, все на самом деле так, – согласилась Лера. – Но как это все-таки связано с погибшими девушками?

– Не знаю, – Павлов возбужденно потер лицо. – Не знаю, но связано. Ева всегда была странной девочкой, и она определенно с этим связана. Что, если ее общение с умершей близняшкой было не психическим расстройством?

– Ага, и она на самом деле отняла у той жизненные силы, когда их поместили в один кувез, – не удержалась Лера, и Павлов внезапно отреагировал на этот ее выпад.

– Слушай, а ты странная. Когда мы только познакомились, я еще удивлялся, что ты с твоей профессией сама придумала версии с перемещением во времени и все такое. А сейчас над моими выводами посмеиваешься.

Лера примирительно подняла руки.

– Ладно, извини. Просто я на самом деле скептик, но жизнь то и дело подкидывает мне возможности убедиться в том, что я не права. И если развить твою тему, то получается у нас интересный момент. Будучи двухмесячной крошкой, Ева Сармацкая смогла вытянуть жизнь из сестры-близнеца. А теперь, когда ей двадцать с копейками, она вытягивает жизнь из других женщин. Те умирают, а она остается.

Олег казался шокированным таким предположением, и Лера поняла, что до подобных выводов он не доходил.

– Почему вы до сих пор не провели у нее обыск? – поинтересовалась она, но Олег на это только грустно вздохнул.

– А как? У нас против нее ни одной улики, никто не даст ордер. Чертовы бюрократы! А без ордера все, что мы там найдем, не будет признано судом.

– Даже труп ее сестры?

– Если он там еще есть, – справедливо заметил Олег. – Но даже если так, то что делать с остальными погибшими девушками? Ее причастность мы никак не докажем.

– Зато остановим следующие. Тебе важнее раскрыть дело или не допустить новых смертей?

– Во-первых, не факт, что ее задержат. Вдруг Алина погибла самостоятельно? Что мы предъявим Еве? Укрывательство трупа? За это не посадят. А она станет осторожнее. А во-вторых, мы с этим охотником за привидениями решили установить за ней слежку. Авось так и найдем что-то. Кстати, как насчет того, чтобы немного обосноваться в твоей квартире?

Лера ошалело уставилась на Олега.

– В каком смысле?

– Ну, мы рассудили так: если пасти ее на лестнице или на лавочке у парадной, можем упустить. Парковка у вас далеко, плюс деревьев много. В машине не посидишь. Ускользнет – и не увидим. Да и холодно сейчас на лавочке. Иван предложил поставить на лестнице скрытую камеру и смотреть в монитор, когда Ева выйдет. А там уже проследим.

– В монитор можно и в машине смотреть, – заметила Лера.

– Но у тебя всяко удобнее.

– Нет.

– Почему?

Лера представила, что ей скажет Илья, если заглянет в гости и увидит на ее кухне незнакомого мужика. И если это будет Павлов, она еще сможет как-то отбрехаться и заверить, что помятые жизнью полицейские не в ее вкусе, а если красавчик Иван?..

– Потому что это моя квартира, и я не хочу, чтобы в ней круглосуточно находились два левых мужика.

– Во-первых, не круглосуточно, – педантично начал Павлов. – Ева как минимум ходит на работу, в это время мы будем где-то там. А во-вторых, мы будем следить по очереди. Если Иван еще может целиком посвятить себя этому делу, то на мне висит куча других убийств. Начальство не одобрит, если я буду заниматься только одним. Ну Лер, ну пожалуйста.

С другой стороны, Илья уехал в Москву до выходных. Откуда он узнает? А если бы вдруг и наведался неожиданно, то незнакомые мужики на кухне одетые, один еще и с обручальным кольцом на пальце. Скорее всего, Илья поймет, что Лера вляпалась в какое-то расследование, и тоже будет недоволен, но едва ли это сильно отразится на их отношениях. Да и не оставлять же этих двоих на улице, не по-людски как-то.

– Но только до выходных, – сдалась Лера.

– Обещаю! – расплылся в улыбке Павлов. – Есть у меня мнение, что если Ева реально причастна к убийствам, то до выходных мы ее поймаем.

– Откуда такая уверенность?

– Потому что девушки погибали с разницей примерно в неделю. И неделя после смерти Амалии почти прошла.

* * *

Следить за Евой им показалось мало, любопытство гнало в квартиру. Пусть не с официальным обыском, а с целью «только посмотреть». Но кто знает, если они найдут там что-то интересное, может быть, удастся как-то и ордер выбить?

Спровадив Еву на работу и убедившись, что она пробудет там минимум до обеденного перерыва, Олег рванул обратно к ней домой, где его уже ждал Иван с какими-то хитрыми ключами, которые, по его уверениям, открывают почти любые замки и совершенно не оставляют следов. Может быть, не справятся только с самыми крутыми, но в квартире сестер Сармацких стоял самый обычный замок, который продается в любом строительном магазине.

Пойти на такое правонарушение Олега заставила еще одна мысль: что, если Алина Сармацкая жива? Вдруг Ева держит ее на привязи с кляпом во рту? Безумная идея, но Олег за свою жизнь видел еще и не такие безумства. А все поведение Евы крайне настораживает.

В квартиру входили осторожно, не зная, чего ожидать. Да и не хотелось необдуманным шумом потревожить любопытных соседей, которые потом Еве доложат, что в ее отсутствие к ней кто-то приходил.

– Только ничего не трогай, – тихо шепнул Олег Ивану, когда тот аккуратно закрывал за ними дверь. – Мы только смотрим.

– Да ученый, не переживай, – отмахнулся тот.

Квартира Сармацких имела ту же планировку, что и квартира Леры. Обставлена была довольно бедно. Мебель старая, некоторая еще с советских времен. Олег точно помнил, что такой сервант стоял у его родителей. Обои на стенах тоже были простенькие, бумажные. Старый чайник на газовой плите, рожковая кофеварка, маленький холодильник. Пожалуй, из современной техники можно было назвать разве что тостер да морозильную камеру. Но тостеры стоят очень дешево, Олег как-то хотел купить себе, да подумал, что пользоваться будет раз в пятилетку, а места на столе и так нет. А вот камера смогла удивить. Олег сам не знал, зачем открыл ее, но вместо продуктов вся она была забита формами для приготовления льда.

При этом дома было очень чисто. Ни пылинки, ни соринки. Будто каждую свободную минуту Ева только и делает, что убирает. Про такие квартиры говорят: бедненько, но чистенько. А еще все окна оказались приоткрыты, отчего в квартире было едва ли теплее, чем на улице.

Большая комната принадлежала, очевидно, Еве. Здесь было минимум мебели, зато очень много книг. И все стояло на своих местах, ни одна вещь не была сдвинута. Зато вторая комната кардинально отличалась. Стены оклеены все теми же простенькими обоями в мелкий розовый цветочек, та же старая мебель, зато вещи валялись где попало. Одежда, украшения, несколько книг, зонтик, полотенце… Все покрыто ровным слоем пыли, дававшим понять, что хозяйка здесь давно не появлялась.

– Не заходи, – предостерег Ивана Олег. – Будет слишком заметно.

Иван кивнул, очевидно, подумав о том же. Как бы смешно это ни звучало, но в чистой комнате не оставлять следов гораздо легче.

– Очевидно, Алина давно здесь не была.

– Но Ева заходила.

Иван указал на следы на линолеуме.

– Заходила, когда брала одежду Алины, чтобы изображать ее передо мной, – догадался Олег.

Но где же сама Алина? В квартире, где почти нет мебели, тело не спрячешь. Ева смогла его вынести?

Оставалась только ванная комната, и Олег направился туда.

Алина была там. Лежала в ванной, доверху наполненной кубиками льда. И была мертва. Причем мертва уже давно. Лед сдерживал разложение, но кожа уже стала синюшной, на лице, плечах и груди начали проступать темные следы от вен. Наверное, таким было все ее тело, но льда было слишком много, не рассмотреть.

– Твою мать! – эмоционально выдохнул Иван.

У Олега на языке крутились слова покрепче, хоть он и был готов к подобному зрелищу. Тем не менее горло словно сдавили стальные тиски, он не мог произнести ни звука. Вместо этого осторожно шагнул вперед, наклонился над Алиной. Арктический холод пробежал по позвоночнику, пошевелил короткие волоски на затылке и еще крепче сжал горло. Олег аккуратно убрал волосы с виска девушки, разглядывая давным-давно запекшуюся кровь.

– Похоже, ее чем-то ударили в висок, – сказал он. – Наша версия подтверждается.

Теперь Олег был еще больше уверен в том, что Ева убила сестру, но по какой-то причине пытается не то спрятать, не то сохранить ее тело. На взгляд Олега, гораздо проще было расчленить ее в ванной и давным-давно вынести по кускам, прецеденты-то имеются. Но Ева почему-то поступает по-другому. Может, боится, конечно, но что-то ему подсказывало: дело в другом.

– И что будем делать? – поинтересовался Иван.

Он так и стоял на входе в ванную, ближе не подходил, но и испуганным не выглядел, из чего Олег сделал вывод, что просто не хочет наследить.

– Убираться отсюда и думать, как сделать так, чтобы тело Алины нашли, – мрачно сказал Олег, выходя из ванной. – Нельзя ее так оставлять.

– Отправим Лерку по-соседски? Типа зайдет в гости и найдет нечаянно.

– Ева не пустит.

– Тогда можно сейчас оставить дверь квартиры приоткрытой, – предложил Иван. – Лера говорила, соседки тут любопытные. Наверняка кто-нибудь увидит открытую дверь, зайдет проверить, все ли хорошо, а там уж наверняка найдет.

Олег почесал затылок, подумал. В этом доме на каждом этаже по три квартиры. Квартира Сармацких на последнем этаже, а значит, надежда всего на две соседские. Лера говорила, что в одной из них живет молодая семья с маленьким ребенком. Мамаша наверняка выйдет с ним на прогулку, увидит открытую квартиру. Плохо, конечно, подвергать такому стрессу молодую мать, но какие у них варианты? Плохо других людей убивать, все остальное можно пережить.

– Давай попробуем, – вздохнул он. – Только ты в квартире Леры останься на всякий случай. Я поеду за Евой следить, а ты тут будь. Чтобы с соседкой чего не случилось от ужаса, у нее ребенок маленький.

– Прослежу, – заверил Иван.