Текст книги "Дневник"

ДО ДНЕВНИКА

* * *

 
Разойдясь на неравные доли,
на исходе мой облик и срок.
Я уже искупаю восторг,
на земной задержавшись ладони.
 
 
Я уже не ловлю горячей
нарастающий утренний гомон,
и вместилище жарких речей,
как гортань, перехвачено комом.
 

* * *

 
Вот так, дружок, проходит жизнь.
Сегодня – здесь, а там – и Лета.
И никаким усильем жил
не удержать беднягу в клетке.
 
 
Птенец мой милый! Не сберечь
ни пуха первого, ни вздоха
последнего. И наша речь
не лишена, однако, вздора.
 

* * *

 
Всё происходит – там, а здесь…
Здесь я одна, сквозь сон и грёзу
одной невыдуманной позы
не изменив вчера и днесь, —
 
 
живу. Как тень или как призрак…
Обыкновенно – для других.
Мои нехитрые труды
земной привязанности признак.
 
 
Но если всё же наяву
руки моей коснуться можно,
о, как почувствовать под кожей
то, что душою назовут?
 

* * *

 
Мне больно, милые друзья,
и за окном – не рай.
Чему был рад вчера – не рад
сегодня. Так, дразня
то светлым ангела крылом,
то жгучей чернью бед,
то не задев, то напролом
уходит жизнь – на нет.
 

Не без Марины

 
Быть может, слабая улыбка
моя – у вас.
И вы читаете урывком
о том сейчас.
 
 
В саду пустом не нарушаю
ветвей чертёж.
 
 
А если стану вам смешна я, —
так что ж?
 
 
Посмотрят звёзды и забудут —
с высот.
Навзрыд стучится кровь и будит
висок.
 

* * *

 
Смотреть подолгу в снег —
опасное занятье.
Как холодно запястье
пустившегося – вслед!
Призывный шёпот звёзд
как поцелуй больного.
 
 
Предсказывают взлёт
бесчувственные ноги…
 

* * *

 
Здравствуй, душа! На кого
ночь исподлобья глядит?
Есть ли какой наговор
в тихом мерцании льдин?
 
 
Есть ли – отрада – тебе?
Будет? – началу – конец.
С тайной какою теперь
взгляд обращаешь ко мне?
 

* * *

 
Я траурный платок
накинула на плечи.
Над головой поток
расположился млечный.
 
 
Мильярды звёздных душ,
и не чета – лампаде.
В глазах такая сушь —
не рассказать в тетради…
 
 
О, как меня найти?!
Мне ни с одним потоком
ни врозь, ни по пути —
пересекусь – и только.
 

* * *

 
Сказать прости – и перестать
быть тёплой и живой,
когда не разомкнуть уста
ни другом, ни женой…
И бесконечный видеть путь,
и не спешить – назад…
И не придумывают пусть,
как это всё – назвать.
 

* * *

 
Как мал мой угол! – если б знали вы.
Как невелик дворец и сад не убран…
Не охраняют мраморные львы
мой сон и не встречают утром.
 
 
Но – тишина. Она опять полна
внимания и исчезать – не склонна…
 
 
И вижу с ускользающего склона
поля, ещё поля, ещё… поля.
 
 
Бескрайний мир! Моей души держава.
Здесь родина, разлука и тоска…
А выйдет непреложная доска,
у жизни попрошу, чтоб – не – держала.
 

* * *

 
Что я добавлю к увяданью
снегов, не белых и больных?
Я только наблюдаю их,
сказать готовясь – до свиданья.
 
 
Не побегу, не крикну – вот!
Я так и знала, это – будет!
Когда другая жизнь пробудит
и ввергнет их в водоворот…
 
 
Я помяну их, не тая,
что долгожданна эта смена…
Но разве я потом сумею
вот так же на ветру стоять?
 

* * *

 
Как год назад – на волю – поворот.
Но из окна насмотришься ль на волю?
Создателя по воле иль невольно
не выберусь из минувших хвороб?
 
 
Но – что тогда – значенье и зеница,
и сущее – для ока и судьбы,
теперь – без промедления – забыть,
чтоб враз – без сожаления – забыться.
 

* * *

 
Пустым сознаньем зря не тешь
того, что падает в груди.
Оборотись! – Там пруд пруди
из слов, но… мы всё те ж…
 
 
Дай счастье – и его уж нет,
а с горем – губы лишь плотней.
И, возведя её из недр,
возлюбим радость худших дней.
 

* * *

 
Одинокое слово влетело —
поскорее закрою окно.
Мы – с тобою, Одна и Одно,
а до прочих – какое нам дело.
 
 
Мы останемся в доме пустом,
и измеряем все расстоянья,
а когда прозвучит расставанье,
я – вдогонку – неслышно – постой…
 
 
И – замру у слепого окна,
дожидаться без устали стану…
И с лица не сумею согнать
этот взгляд, вопросительно-странный…
 

* * *

 
В кромешной тишине мои пылают щёки.
Прожектор фонаря все тайны выдаёт.
Ахматова! Твои – перебираю «Чётки»,
чего не знала ты – я знаю – наперёд.
 
 
Сказала – и ушла. Из дома – как из схватки.
Рассеянно войду невидимой в народ…
 
 
О, улица! Давно – люблю твои повадки,
чего не знаешь ты – я знаю наперёд.
 
 
Моя звезда зажглась в далёком небосводе.
Вернусь! – мне здесь ночлег, а от неё лишь свет.
Но отчего порой меня с ума он сводит?
Того, что знает он, я не узнаю – нет.
 

* * *

 
Не повторится эта ночь…
Едва луна росою брызнет,
мы припадаем к новой жизни,
а нам всё чудится – точь-в-точь
трещит кузнец подвижной лапкой
и дышит изнурённый конь…
Мой милый, но горит огонь
в груди, безжалостно и сладко.
 

* * *

 
Дельфиниума глаз мелькнул из-за угла.
Не рад голубизне лишь нищий, что незряч.
Я медлю проникать в цветка простой уклад,
страшась и взгляд один ему оставить зря…
 
 
А там, невдалеке, мелькание минут —
о, как невольно сам окажешься в кругу…
Не упрекая, что – тебя они сомнут,
перед тобой, цветок, мгновенья берегу…
 

* * *

 
Не мни не позабыть
ушедшего шаги.
Ты помнишь, как сады
осенние наги?
 
 
Не мни не позабыть…
Как капля вниз бежит…
Как так же, может быть,
иссякнет наша жизнь…
 
 
О, не дрожи – там дождь,
лишь дождь и лунный свет.
 
 
Покажется, что нет
тебя уже… Но – кто ж?
 

Нерукотворное

 
Ненатруженную руку
убираю, словно прячу.
Я накручиваю пряжу
по непройденному кругу.
 
 
Не истёрты нитью пальцы,
только вздрагивают жилы.
Не вмещает обруч пяльцев
аромат, которым – живы.
 

Памяти Москвы М. Цветаевой

 
Всё терпит бедная Земля —
насилье вздыбленной природы
и равнодушие народа…
И несогбенного Кремля
 
 
над ней теснятся одиноко
чуть изумлённые главы…
И содрогнётесь молча вы,
открыв забывчивое око.
 

Театр фламенко Антонио Гадеса

 
Когда испанка каблуком
стучит по доскам пыльной сцены,
на языке – душа – каком? —
заговорит… Не зная цели,
но не пугаясь – ни огня,
ни взлёта лезвия, ни гроба.
И тщится сущее обнять,
изнемогая жить негромко…
 

* * *

 
Последний день не удержать,
в его лучей поток
уж погрузились и дрожат,
приветствуя Восток,
персты натруженных стволов
и молодых ветвей…
 
 
И игл, пропитанных смолой,
звучанье зеленей
в лесу… Но, удалившись в лес,
уже спешим домой…
И жаждем манны от небес
средь неживых домов.
 

* * *

 
Уйти из мрака – вот соблазн!
Как мяч, отпущенный ногою,
лишь наугад, а не в погоню
всё дальше катится от глаз —
так удаляться от недуга,
остановившись – где-нибудь…
Не вспоминать уже ни путь
назад, ни недруга, ни друга…
 

* * *

 
Я до смерти – пред жизнью – в долгу,
в изумленьи ступая по травам,
я – живу, и враги мои – лгут,
мне любое движенье – по нраву.
 
 
Колебание тёплой земли,
прозвучавший сомнения голос,
и зерно, обращенное в колос,
и стремление солнца в зенит.
 
 
В каждом жесте и счастия вкус,
и несчастия привкус бездомный…
Я сегодня в сиреневый куст
пробралась, как в колодец бездонный.
 

* * *

 
Взглянула поверх занавески —
мгновенье сдавило висок.
Как наши паденья отвесны!
Как купол над нами высок!
 
 
Как мягкого снега круженье
свивается в жёсткий клубок,
как наших сердец обнаженье
приходит в отмеченный срок…
 
 
Всё ведомо. Всё неизвестно.
Я лбом прислонилась к стеклу.
А снег с неразгаданной вестью
стремится навстречу теплу…
 

* * *

 
Вороны – как пепел,
встревоженный – ветром,
их линии – пели,
замедлив – на ветках.
И в угль – обращались,
и глазом вороньим
они мне – прощали,
что с ними – не вровень.
 

* * *

 
Знакомая близость потери.
Печально гудок прокричал.
Где мой паровозик потеет,
день – к ночи, и жалобно чахл
пейзаж запылённой равнины,
где сроду несёт на хвосте
сорока – судьбу… Где ранимы,
чтоб жить, забывать и хотеть…
 

* * *

 
Оранжево качается луна.
Растёт и завершается – сегодня.
О, как под полнолуньем солона
вечерняя роса, и как свободна
от горечи и надобности зреть,
и будущей невысказанной ночи
тяжёлая луна, – смятенья средь
к росе почти привыкли наши ноги…
 

* * *

 
Ты предо мною лист опять!
Как далеко я исчезала!
 
 
Меж нас не будет состязанья,
я напишу от А до Ять
 
 
все буквы стройные на белом
испуганном твоём лице,
но лишь не выстрою их в цепь,
позволив танцевать и бегать…
 
 
Я их пущу летать и плыть
и погибать в своих сраженьях,
чтобы необщим выраженьем
лица доверчивого быть.
 

* * *

 
Я в этом дне не знаю тайн
его живых прикосновений,
освободило сада край
окно, открытое для зренья.
 
 
Угадываю слабый стук
листа, упавшего на землю,
покинувшего старый сук
ствола, которого приемлю
 
 
изгиб и ветреность ронять,
что было некогда желанно,
и корни вновь обременять
работой жизни неустанной…
 

О себе забытой

 
Как маленькая, на коленях
на подоконнике стою
и простодушно не таю,
что исповедоваться лень мне.
 
 
Я послежу за тенью крыш,
за псом, спешащим наудачу…
Бесповоротно меньше знача,
чем тот – оставленный – малыш.
 

* * *

Е. Колъченко

 
Такая утром благодать,
что сердцу ничего не надо.
Душа не просит угадать,
кому дарована отрада…
 
 
Трепещет золото листов,
его последний всплеск – неровен,
 
 
среди чернеющих крестов
свободных веток – посторонен.
 
 
Уже не дерева сиротств,
ещё не моего – товарищ,
ты отклоняешься и манишь
и изменяешь тени рост…
 
 
Кому вершить земной удел
дано – не ведает природа.
Негромко наступает день,
чернеют земли огородов,
 
 
расположившихся окрест
домов, глядящих поневоле
на это маленькое поле,
на этот беззащитный лес…
 

* * *

 
Немилосердна – тишина.
Больная голова – что идол.
Опять рука отягщена
судьбой – кариатиды.
 
 
Что проку голову держать
в руках, на плахе…
 
 
В перечислении держав —
что этой птахе?
 
 
А где-то – зной и дев чреда,
и – ни усилья – в станах…
И, как зверьё, чуть – на чердак,
в – другие – страны.
 

* * *

 
Где сад и ночь, я быть хочу
и ощутить, касаясь чуть
ладонью чуткого ствола,
его негромкие слова.
 
 
И кроны, и корней усилью
сердцебиением внемлю.
Луна, торжественно обильна,
взошла, подобна кораблю,
 
 
в просторе бедствуя небесном,
качаясь в облачных волнах…
Свет, заполняющий окрестность,
означил тени на стволах…
 
 
С своею спутницею верной
среди деревьев встречу день,
 
 
и постепенно проблеск первый
сотрёт мою ночную тень.
 

* * *

 
Неравны наши дни – вокруг миры планет,
как в нас – миры сердец, закрытые для глаз…
Нам время смотрит вслед исчерпанностью глав,
затягивая грудь – на прошлое – плотней.
 
 
Будь дважды этот день – он дважды безымян
остался бы затем, чтоб память – притеснять…
В нём – право и предлог – остаться без ума
сегодня, и потом – без радужного сна.
 
 
Бежать навстречу дню, чтоб гнать его, как пса,
забывшего, зачем служил он и кому…
И снова узнавать, что это – только сам
ты – день, и пёс, и бег, и – вожделенье мук…
 

* * *

Л. и Е. Колъченко

 
Ключи забросила – сегодня у друзей
мне вечер коротать и вглядываться в полночь.
– Всё хорошо! – вам волноваться полно,
нам не дано избыть печали всей.
 
 
Ключи забросила от дома, и стихов
сама закрыла трепетные входы, —
о, не волнуйтесь! – не погибнут всходы,
неудержим ползущей стрелки ход.
 
 
Мы кружимся за ней, но не узнать,
что сбудется и сбудется вообще ли…
И время ускользнёт в какие щели?…
Давайте быть, друзья, – всё может стать.
 

* * *

В. Ш.

 
Вас за вниманье не благодарю
и в знак не улыбнусь и не ободрю.
Ночь тушит догоревшую зарю,
и поезд – подан, и вагон ободран.
 
 
И на одной скамье – не на один
торопимся вокзал, как в передышку.
В неволе тополиных паутин
я Вас припомню, будто понаслышке…
 
 
Припомню и вернусь на тот перрон;
ночь, крадучись, укроет птичьи гнёзда,
и только немигающие звёзды
увидят засыпающих ворон…
 

* * *

 
С небес – крупа, с небес – несчастье,
раскинуть руки – и расти!
О Господи, меня прости,
я жажду этого причастья!
 
 
Я слышу длящийся призыв
ко мне деревьев на перроне…
Но привокзальные вороны
не высмотрят моей слезы…
 

* * *

 
Хмель тополя горчит разлукой и грозой.
Его тягучий вкус уже – на языке.
Движенья лишены душа и горизонт,
отверстое вчера – сегодня на замке.
 
 
И больше – ничего. Взрываются сердца.
Течёт привычно жизнь, не ведая – потерь…
Но так и не узнав, что я была – сестра,
со мною и во сне не встретишься теперь…
 

* * *

Ване

 
Всё тот же лес со мною в перекличке,
былой надеждой влажный воздух полн,
по-прежнему хвостаты электрички
и дышит пробуждающийся холм.
 
 
Он воздух пьёт убогим мелколесьем,
а по ночам над ним встаёт звезда
неравная, но в нём не больше спеси,
чем там, где не бывало никогда…
 
 
Мой холм и даль опять меняют место.
О, непреложный памяти вердикт!
Там лес – не по-сказочному – дик
и птицы не из глиняного теста.
 

* * *

 
Всмотрись в ушедшее – тогда
уже знакомый свет
проложит под ногами след
фонарного столба.
 
 
Попеременно, как дитя
рассматривает мир,
то непреклонно, то шутя,
из дали и впритир
 
 
глядим и мы себя вокруг,
смешав с концом конец,
ревниво вслушиваясь в стук
дряхлеющих сердец…
 

* * *

 
Зреет осень, роняя к ногам
мимолётные роскошь и прах,
одержим догорающий парк
исполненьем стремительных гамм…
 
 
Словно в новую веру птенец,
обращается лист на лету,
отравляя мельканьем теней,
сменой года, судьбы или дум…
 

* * *

Е. Авдеенко

 
Так ходим – вызваны судьбой,
других дорог не исповедав,
из-под ненастья, из-под веток
ненастья – с нами Бог? —
мы вопрошаем друг у друга.
Плывёт невозмутимый сад…
А мы ещё не знаем – Сам
нам верную вручает руку?
 

* * *

 
А счастье уж с утра свершилось!
Помилуй, Боже, – что ещё?!
Коли Тобой теперь прощён,
и было! утро – Божья милость.
 
 
Иль малость эта – не огромна?
Иль можем мы её объять?
Как вы – не знаю, но опять
моё сердцебиенье – ровно.
 

* * *

 
Да будет лёгким чёлн,
и вёсла – наготове,
и небо – на котором
всех звёзд – не перечёт.
 
 
Да будет полн поток,
и ветер – по дороге,
и – вы, кого дороже
не обрету – потом.
 

* * *

 
Задуем ночную свечу,
забрезжив в приметах рассвета.
Не надо усилия ветра,
а только дыхания – чуть.
 
 
Чуть – глаза и чуть – головы
наклона, таящего – пламень.
Чтоб там – за порогом – ловить
всегда непослушную – память.