Текст книги "Под колпаком. История одного отравления"

СВЕТЛЯЧОК

Профессор Хью взял спичку за середину, используя указательный и большой пальцы. Затем чиркнул по коробке, поднёс спичку к фитильку и с особой старательностью зажёг спиртовку.

В классе все наблюдали за действиями профессора. Хью установил над спиртовкой колбу, которая стала нагреваться, испаряя специфический запах.

– Сегодня мы будем создавать вещество люциферину, а точнее его фермент, путём реакции конденсации. – Учитель приоткрыл баночку, где сидел светлячок. Он мистически красиво светился – от жёлто-зелёного до беловато-сливочного. Мистер Хью пересадил светлячка к себе на ладонь и как следует осмотрел вытянутый округлой формы фонарик, который, не прекращая, мерцал во всей своей красоте, освещая часть руки так, что казалось, будто она светится изнутри.

– Это вещество, естественно, будет использовано в нашем кулинарном деле, выполняя роль светящейся глазури.

Профессор стал представлять, как торт, если его покрыть таким веществом, сможет светиться изнутри, извергая вулканическую малиново-яркую начинку. Или эклеры, покрытые шоколадным биосветом, приобретут совсем другой вид. Великолепно!

Сначала мистер Хью вывел рабочую схему на доске. Затем наглядно стал показывать подробный процесс окисления люциферинов. В его руках быстро перемещались пробирки. Они то нагревались, то испускали белый туман. Когда часть химических превращений была выполнена, Хью произнёс:

– В этой пробирке – углекислый газ.

Он остановился, вытер носовым платком пот со лба и с облегчением вздохнул. Взял светящийся сосуд конической формы, покрутил со всех сторон, приподнял высоко вверх и произнёс:

– Вот, биолюминесценция! – и от таких слов расплылся в широкой улыбке, доказав всем, что он, профессор, может легко справиться с любой задачей.

В это время из сосуда стал распространяться резкий запах сушёной травы и повалил светящийся дым, затуманив всю комнату.

Все ученики пришли в восторг от увиденного. Лаборатория светилась самым ярким, какого ещё не доводилось видеть никому, светом. Тим разглядел в этом свете нечто, напоминающее пыльцу цветка. Он решил раскрыть рот и попробовать это на вкус. Пыльца оказалась горьковата, с привкусом муки или даже мела на языке.

Профессор был недоволен. Он желал получить люминесценцию в жидком виде, а не в газообразном. Весьма раздосадованный Хью схватил книгу и стал усердно ею махать, разгоняя потоки света. Затем открыл окно для проветривания. Вскоре яркий свет погас, словно фонарик.

Профессор удручённо, словно не видя никого, сел за стол. Аккуратным красивым почерком записал весь происходивший процесс, расписал каждую реакцию по отдельности. Затем закрыл тетрадь и произнёс:

– Будем работать в этом направлении. – Сосредоточенно задумался, глядя на светлячка.

МЕЛИССА

За фортепиано на белой бархатной банкетке, пропитанной свежим соком алоэ, окружённая разными цветами сидела светловолосая девушка. Белые цветки померанца, флердоранж, свисали на её открытые плечи. Она нюхала каждый цветок, одновременно подбирая каждому ноту. Затем, составив определённую композицию, играла целое произведение. Так продолжалось несколько минут, пока она не увидела своих учеников. Поспешно представилась сладким цветочным именем – Мелисса, затем показала рукой, куда можно присесть. Тим и все другие мальчики окутались её ароматом, как плотным воздушным облаком. Она улыбнулась. Мальчики были покорены красотой, лёгкостью и тонкостью этой девушки. Мелисса смотрела на них ярко-изумрудными глазами.

– Попробую показать, как можно создать из каждого душистого эфира красивую мелодию.

И она поставила в ряд семь разных цветов в глиняных горшочках, подбирая каждому свою ноту, которой звучал данный цветок. Для бузины чёрной – ре-бемоль; для герани душистой – ми-бемоль; для клевера красного – соль; иван-чай – фа; для бархатцев – ля; цветок померанца заслужил си; алоэ – до. Затем она играла это безупречное произведение. Божественная музыка лилась с необыкновенной силой. После Мелисса собрала по одному лепесточку от каждого такого растения и положила в кувшин, старательно перемешав с родниковой водой. Налила себе в фужер и выпила.

Графин с ароматной водой стоял на серебряном подносе, все без исключения могли подойти и попробовать этот напиток. И все отведали великолепный цветочный настой, который напомнил вкус летнего солнца. Такой же тёплый и золотой.

Дальше Мелисса зачем-то открутила крышку клавиш пианино, вытащила нижнюю доску, чтобы открыть внутренний механизм, сняла войлочный глушитель и некоторые клавиши фортепиано.

Клавишу до – алоэ убрала, клевер красный – соль тоже убрала и ещё бузину чёрную – ре-бемоль. Постаралась играть произведение. Слаженность и гармония отсутствовали. Сиротливо прозвучала неприятная мелодия. Мелисса сделала напиток из цветов, которые остались. И в напитке мелодия не звучала. Он был с горьковатым вяжущим вкусом. Цветы не до конца раскрывали свои ароматы, словно им не хватало ещё чего-то. Не хватало дополнительного цветка, который бы помог другому цветку полностью раскрыться. Но этого цветка не было в составе композиции.

В этот раз Тим впервые понимал и чувствовал, что каждый компонент, каждая пряность имеют свою ноту. Необходимо было найти, подобрать, ощутить те ноты, которые и создадут произведение. Создадут кулинарный шедевр. Определённо каждый вкус имел свою ноту. И необходимо было уметь играть эти ноты. И не просто играть, а гармонично превращать в мелодию. Тим представил, как должна вкусно звучать мелодия.

ЗЕЛЁНАЯ ЛИНЗА

Занятия по живописи проходили в летней оранжерее, где свежий запах ароматных трав струился тёплым медовым потоком. Мелодичные трели птиц разносились по всему парку. Белоснежные античные скульптуры, похожие на зефирные меренги, поддерживали торжественность убранства.

Художник Клодт распределил всех учеников в садово-парковом комплексе, выдав каждому краски и мольберт. Затем он стал вдыхать воздух и медленно выдыхать, при этом фиксируя что-то на холсте. После этого развернулся и всем желающим показал своё произведение, на котором, как он объяснил, был запечатлён ветер.

– Чтобы уловить неуловимое, необходимо настроиться на ускользающее и незаметное, – произнёс Клодт.

И предложил каждому найти уютный уголок и попробовать нарисовать что-то необычное, что обычно не рисуют на бумаге.

Пройдя по извилистой дорожке, Тим остановился возле небольшой скульптуры птицы в полёте. Ему она показалась удивительной. Он увидел по-своему забавный клюв, хвост и парящий размах крыла. Почему-то именно в ней захотелось уловить что-то особенное. Тим присел на скамеечку рядом и стал вдыхать аромат этого небольшого монумента. Нужно было настроиться, как говорил Клодт.

Внезапно Тим увидел профессора Хью, который любезно согласился проводить его на самый верхний этаж башни. Того самого отдельно стоящего здания, куда с самого начала вход ученикам был строго запрещён.

Когда Тим поднялся вместе с профессором Хью и художником Клодтом под купол здания, их взор был направлен на искусственно созданную оптическую линзу, совсем невидимую над зданием. Тим сразу же ощутил серьёзность. Его охватила мысль, что ему неспроста выпал случай побывать здесь. Клодт с профессором Хью стояли на верху, любуясь просторами. Затем Клодт присел, двумя руками изобразил бинокль и внизу увидел то, что он, может, не первый раз видел, но то, что его поразило больше всего. Он видел всех людей плоскими, как блины, совершенно плоскими. Тут же он достал альбом и стал делать зарисовки. Смотрелось всё очень странно.

Но Тим тоже сложил руки трубочкой, затем представил, будто стал настраивать оптику под своё зрение, прищурив один глаз. Колёсико на окуляре почему-то не хотело крутиться и твёрдо стояло на своём месте. Но мальчику всё же удалось справиться с воображаемой подзорной трубой и размытую картинку превратить в качественную. И Тим увидел. Что же он увидел? Если он смотрел на здание под углом 180 градусов, то все люди и здание школы переворачивались вверх тормашками. А если окуляр настраивал под углом в 360 градусов, можно было видеть у каждого человека свечение. Точнее, такой ореол над головой, который светился. Он мог светиться золотым или чёрным светом.

Тим настроился на ту самую скульптуру птицы, что стояла в саду, навёл свой оптический прибор и увидел её необычную ауру. Словно она не была скульптурой, а горела ярким голубым огнём. И в этом огне находилась душа парящей птицы.

Всё это время мальчик на самом деле сидел на скамеечке в саду. Это его воображение гуляло по саду, совершало удивительные подъёмы и открытия. Вскоре Тим открыл глаза и на своём белоснежном холсте нарисовал голубыми красками парящую душу птицы. Он постарался вложить все чувства, все те эмоции, которые заметил в этой скульптуре.

Когда Клодт увидел рисунок Тима, он попросил подарить ему этот эскиз. Тим не отказал.

НИК

В делах и заботах проходил день за днём, неделя за неделей. Воспитанники учились кондитерскому мастерству. Учились правильно определять вкус, запах, цвет. Учились всему тому, чему не учат ни в одной школе. Учились даже под водой определять вкус, запах водорослей, кувшинок и ракушек. Например, на суше ракушка пахла рыбой, а вот в воде у неё были другие ароматы, пресновато-солёные. Цветок купальницы пах мандарином, а под водой чувствовался запах йода. На суше белая кувшинка пахла горячим мёдом, зато под водой – болотной травой.

Ник уже давно видел в Тиме конкурента и соперника, но виду не подавал. И иногда даже использовал его одарённость в своих целях. Например, просил испечь за него пирог.

«Может быть, это по воле судьбы Тим оказался возле меня, – так думал Ник. – Значит, так угодно всем, и это куда лучше, чем если бы придуманный мной пирог не оправдал надежд. Может быть, он и имел бы приятный запах, но вот вкус у него был бы совсем плох. Зато Тим, который мне ни разу не отказал в просьбе, испёк такие вкусные пироги, что сам мэр бы позавидовал».

Ник одновременно восхищался Тимом и ненавидел за его непревзойдённый талант. За то, что тот мог испечь пироги самые вкусные, а десерты приготовить такие, что потом каждый пальчик оближешь по два, нет, по три раза. Лёжа в своей кровати, Ник боялся уснуть от ужаса до мурашек на коже. Он видел себя в длинном белом колпаке на троне. Он видел себя на месте профессора. Только он, Ник, самый способный ученик из всех учеников, которые здесь когда-либо учились. Только он самый лучший из лучших, и ему не было равных. С этими мыслями он спокойно в блаженстве засыпал, не волнуясь и не думая о завтрашнем дне.

Вскоре школьная программа по кулинарному обучению подходила к завершению. Преподаватели приложили немало усилий, чтобы ученики вышли из стен учебного заведения с огромным багажом знаний и умений. Следующим этапом был обязательный экзамен. Ученику предстояло приготовить свой кулинарный шедевр по всем правилам школы.

Рано утром директор школы Хью объявил о предстоящем накануне экзамене-конкурсе. Попросил всех учеников представить и записать на отдельный бланк, как будет называться их выпечка, и со всей ответственностью отнестись к предстоящему мероприятию.

Эти слова вызвали волнение среди учеников. Мальчишки переживали, хотя все до одного знали, что скоро предстоит пройти это испытание, эту проверку мастерства. Тим и Ник призадумались о скором экзамене, погрузились полностью в предстоящее событие. Потихонечку стали представлять весь процесс, начиная с приготовления и заканчивая подачей блюда на стол.

СОН

Тим хорошо помнил свой первый день в школе и тот изумительный вкус пряничного профессора. Он никогда бы в жизни не дотронулся до этого кулинарного шедевра, если бы не его аромат. Мальчика снова окружили эти ароматы, он вдохнул, представляя, как снова вкушает тот дивный пряник. Всё меркло перед этим вкусом. И ему непременно захотелось превзойти самого профессора, самого маэстро. И самое интересное, он знал, как обойти его, он знал, какой ингредиент сможет раскрыть это звучание вкуса, которое он, Тим, уже давно разгадал и носил в своём сердце. Один-единственный ингредиент.

Ему необходим был для полного раскрытия вкуса клубень цветка вёха. Немножко, всего несколько граммов клубня, точнее настойки клубня с другими его ингредиентами, дадут необыкновенный, ещё более насыщенный вкус. Настойка клубня вёха сможет создать ту дивную мелодию – вкус, перед которым никто в мире не сможет устоять, даже сам профессор. Нужна всего одна волшебная нота для полного, глубокого звучания.

Тим отправился в сад и нарвал целую корзину крапивы. Сплёл из прочных волокон верёвку, проверил на крепость. Затем он пробрался через открытое настежь окно на кухню. При свете луны кухня выглядела серой с холодным голубоватым переливом. Тим на цыпочках пробрался к лифту и нажал пальцем на чёрную выпирающую кнопку. Лифт раскрыл двери. Тим забрался на дорожку и пополз вдоль перфорированных отверстий. В темноте лишь иногда свет луны заглядывал в щёлки. Пока Тим двигался метр за метром, он продумывал, в какой форме будет изготовлено блюдо. Он твёрдо решил, что это будет пряник: «Может, круглый? Нет, слишком просто. Может, звезда или квадрат?»

Так воображал Тим, пока не почувствовал неприятный трупный запах – запах тухлых, сгнивших червей. Тим остановился, посмотрел в отверстие и увидел, что он на месте. Поднял крышку одного отсека вверх. Один конец верёвки привязал к крышке, а другой кинул вниз. Спускаясь, Тим задерживал дыхание, затем урывками хватал кислород, снова задерживал, выдыхал. Так продолжалось до тех пор, пока он не оказался в самом низу, на земле. Фонариком осветил на огромного размера цветок. Вёх был в три раза выше его. Тим лопатой выкопал клубень, от которого росли маленькие, похожие на картошку клубеньки. Аккуратно собрал несколько, отряхнул от земли и бросил к себе в корзину. Как только он собрался подниматься вверх, почувствовал, что корень стал его обвивать, затягивать и запутывать. Сначала он узлом связал ноги, затем руки, а после подвесил свою жертву в воздухе, словно маленького червячка.

Так Тим долго провисел в ловушке, пока перед ним не показалось лицо Ника. Самодовольный Ник цинично ткнул пальцем Тиму в лоб, ухватил себя обеими руками за живот и начал так громко, бессовестно и нахально смеяться, что всё живое стало с ещё большим усилием выделять яд. Ник ещё раз ткнул пальцем в лоб Тима и прокричал:

– Это ведь яд! Корень – яд! Ты весь пропитан ядом!

Воздух стал ядовитым, растения едкими, а земля токсичной.

УТРО

От нехватки кислорода Тим проснулся. Он ещё долго неподвижно лежал в своей кровати, скованный страхом. Когда страх отпустил, ему удалось посмотреть на свои руки. На запястьях он увидел толстый след от верёвки. Затем на всём своём теле разглядел синяки, царапины и побои. Ему показалось, что всё тело было пропитано ядом.

Ему сильно захотелось пить. Он отправился в сад к чистому роднику. Было самое раннее утро, всё покоилось в тишине. Неподалёку бурлила чистая вода, Тим губами припал к бьющему из-под земли источнику. Напился воды и только тогда, когда почувствовал себя лучше, присел на камень и задумался.

В его голову закрадывались сомнения. Он ещё чётко не мог понять, почему вместо радостного приподнятого настроения чувствовал себя так, будто съел что-то отравляющее.

После он встал и неспешно направился на кухню. Без особого затруднения влез в открытое окно. Стал что-то искать, даже не знал, что именно, но очень важное. Он не ошибся.

Когда он увидел настойку того самого клубня вёха и определил его запах, то был в диком ужасе. Страх охватил его от мыслей, которые он пока ещё держал в себе. Эта настойка добавлялась во все продукты и блюда.

«Это какое-то недоразумение», – подумал Тим. Он боялся дальше собирать мысли в образы, чтобы представить картину целиком.

Всё же Тим решил посмотреть, что находится на полках. Открыв дверцу другого шкафчика, снова увидел знакомый корень, но в измельчённом состоянии. Он вдохнул несколько приправ и обнаружил, что все они тоже были пропитаны этим измельчённым отравляющим веществом.

Яд был повсюду. Яд был везде: на одежде, в еде, на посуде, на полу. Повсюду был яд.

Тим поставил под сомнение весь персонал этого заведения, весь мир, который ещё несколько часов назад был сахарным, где Тим видел, как по карьерной лестнице он продвигается при помощи своего великолепного вкуса и обоняния, где у него на голове восседает, словно на троне, тот заветный накрахмаленный самый высокий колпак, где он самый лучший в своём деле. Лучший из лучших кондитеров. А таким он и являлся. Лопнул весь его выстроенный мир, как мыльный пузырь.

Его тело дрожало от невыносимой боли. Он сильно скорчился. Ему стало страшно. Он закричал от горя. Ему захотелось покинуть стены этого здания, но он не знал, как это сделать. Где найти выход? И есть ли вообще выход?

Тим ощущал себя пойманным в ловушку. Мысли его метались до тех пор, пока он не услышал голос Мелиссы. Её божественный голос разлетался пением по всему саду.

Часть 2

НОВЫЙ ДЕНЬ

Следующие несколько дней Тим потратил на то, чтобы извлечь из себя ядовитое вещество – всё то зелье, которое наполняло его маленькое тело. Ибо ему было ясно, что, если он не избавится от токсина, которым пропиталась его одежда и он сам, ему уже никогда в жизни не вернуться в реальный мир. Он старался пить много чистой родниковой воды и за завтраком, обедом и ужином ничего не есть – он знал, что еда отравлена.

Улучшения начались через несколько дней. Вскоре не осталось ни капли яда в его теле. Но и школа исчезла, как исчезает последняя капля росы, когда высыхает на солнце.

Тим увидел то, что окружало его по-настоящему.

Он лежал на спине без подушки, руки и ноги были привязаны к кровати. Повернув голову вправо, мальчик увидел столик и шприц на нём и много белых таблеток, которые были хаотично разбросаны по подносу. За дверью он услышал знакомый женский голос, который разговаривал с другими менее знакомыми голосами.

Память начала возвращаться. Он словно выходил из тумана и стал вспоминать реальные события.

ОТЕЦ

Профессор Хью, отец Тима, был человеком весьма образованным, занимался алхимией и ботаникой, а главное – владел самой большой пекарней в Пезе. Когда Тим был маленьким, он охотно брал его с собой и обучал технологии приготовления разных кондитерских изделий. Тим был самым одарённым ребёнком. Хью видел в нём своё продолжение. Тим с лёгкостью определял любой запах. Отец восторгался и гордился ребёнком.

Мать Тима, ушедшая в мир иной при родах, невидимо и незримо помогала и защищала. Тим не знал её. Отец же, в свою очередь, всеми силами способствовал сохранению тех добрых воспоминаний. Постоянно говорил о ней с такой любовью и нежностью, что у Тима выступали слёзы.

Тётя Аза, родная сестра отца, тоже поддерживала Тима. У неё остались двое детей от первого брака: одиннадцатилетний Ник, ровесник Тима, и дочь Мелисса, которой исполнилось шестнадцать. Когда у Тёти Азы наступали приступы затмения души, она постоянно заваривала травяной чай и давала его выпить исключительно отцу. От этого напитка ему становилось дурно. Вскоре отец слёг и сильно заболел.

Внезапно ключ в двери повернулся три раза. Дверь со скрипом открылась. Вошла тётя Аза, надушенная самыми резкими духами, как считал Тим. Она тихонько подошла к кровати и положила Тиму в рот таблетку. Убедившись, что таблетка растворилась во рту, ушла.

Тим сплюнул белую непонятную субстанцию, потом снова прислушался. Это был голос Мелиссы. Тим тихонечко позвал:

– Мелисса! Мелисса!

Дверь сначала долго не открывалась, потом послышался скрип и вошла светловолосая девушка. Когда она увидела Тима, то сильно обрадовалась, подхватила его голову и произнесла:

– Тим, тебе стало лучше?

В ответ Тим мотнул головой:

– Развяжи мне руки и ноги! – попросил он.

– Но ты ведь болен!

– Развяжи! – настаивал Тим.

Когда Мелисса освободила своего двоюродного брата, Тим подробно рассказал, что происходило с ним в последнее время.

Мелисса выслушала, но и сама словно находилась в затуманенном состоянии, ничего не могла возразить.

СОЛЯРИС

На кухне пекарни мадам Аза доставала со стеллажа ядовитые настойки, в том числе вёх, белоснежную бругмансию, белладонну, аконит и семена клещевины. Посредине стола стоял олеандр, у которого также все части были ядовиты. Все собранные настойки мадам Аза считала самым лучшим, что доводилось ей изготавливать. Она словно выпускала сама из себя нечто желчно-чёрное, хлопала в ладоши от счастья, оттого что она владела самыми великими драгоценностями во всём мире – ядовитыми настойками, которым не было равных. Вкус жёлто-янтарного напитка из вёха напоминал мёд, благодаря которому человек становился подвластен только ей. Она могла управлять и делать с ним то, чего её душе хотелось. А хотелось ей вырывать, снимать, красть душу и подчинять себе. Чтобы эта душа выполняла только приказы своей госпожи. А чтобы приказы приводились в исполнение, необходимо было поместить эти души в искусственный мир – солярис. И потом легко управлять из соляриса этими душами.

Ещё в детстве, когда Азе исполнилось десять лет, она уже владела той информацией. Её неокрепшему уму, хрупкому и столь юному, было бы куда полезнее проводить время с подругами, играя, например, в салки. Вместо этого она вместе со своим братом Хью много времени проводила в лаборатории отца. И на тот момент уже с лёгкостью могла ставить опыты над насекомыми. Она смогла заставить муравья подчиниться ей. До такой степени, что тот, в свою очередь, убирал за ней хлебные крошки, которые она оставляла после еды.

Однажды, когда Аза ставила очередной эксперимент над жуком-нарывником, он оставил на её коже множество волдырей, от которых она чуть не скончалась. В обморочном состоянии Аза пролежала несколько дней в тёмном неглубоком колодце, в который упала, когда пыталась поймать этого жука. И когда очнулась, тщетно ожидала малейшей помощи извне, которая так и не поступила. Её не искали, о ней даже не вспомнили. Только тогда ей в голову пришла гениальная идея, как она считала: создание соляриса для её брата Хью, которого она ненавидела только по той причине, что он был самым любимым ребёнком у родителей и ему доставалось всё самое лучшее. А она была лишь тенью. С каждым годом злоба и вражда только усиливались. И когда в её сером, тусклом сердце не осталось светлого следа, она начала действовать. Она создала солярис.

Аза в совершенстве знала все повадки и склонность брата к проявлению вкусовых и обонятельных качеств, которые стали основным фундаментом для искусственной среды, тщательно продуманного искусственного мира. При помощи химических реакций она создала идеальную формулу из отравляющих растений. Стоило человеку попробовать этот напиток, как он входил в изменённое состояние. Под воздействием экстракта он погружался в мир иллюзий и фантазий. Его ясный ум затуманивался. И он уже больше ничего не видел перед собой, словно появлялась некая пелена перед глазами. И жил внутри этого мира исключительными искусственными фантазиями, нашёптанными извне мадам Азой.

Аза придумала и создала в солярисе лучшую школу кондитеров. Она знала, что из Хью получился бы великолепный учёный здесь, в реальной жизни, но она отняла у него этот шанс. Зато там наградила его высшим учёным званием – профессор. Здесь, в реальном мире, он хоть и владел самой огромной пекарней, которая досталась ему по наследству от отца, но доступа ко всему производству у него абсолютно не было, всем распоряжалась Аза. Она не только отняла реальную жизнь Хью, но сделала большее: подчинила его волю себе. Она украла его душу.

Аза создала иллюзорную кондитерскую школу и внушила Хью, что он там одинокий профессор, у которого нет семьи и детей; что он великолепно владеет научными знаниями, а именно алхимией, физикой, проявляет интерес к ботанике, энтомологии; что является ректором этого учебного заведения и что в его праве обучать вновь прибывших учеников и на уроках создавать необычные эксперименты.

И вроде успех загипнотизированного Хью был очевиден, если бы не одно обстоятельство: маленькое, отвратительное, вечно мешающее и ползающее вонючее, как клоп, насекомое, которое отравляло жизнь мадам Азе, – её племянник Тим. Он вызывал отвращение точно так же, как и другие дети. И была бы её воля, она собственноручно придушила бы их всех, этих противных, омерзительно орущих детей. К собственным детям она относилась немногим лучше, но особой любви и к ним не испытывала. Такого странного чувства, как любовь, она вообще не знала.

Специально для этого зловонного Тима она придумала самый высокий колпак из всех существующих в её воображении. И этот колпак, созданный в её иллюзорном мире, непременно достанется самому лучшему из лучших. Точнее, он сам должен будет захотеть обладать этим колпаком. И конечно, он не должен знать, что профессор Хью – его отец.

Ещё она добавила в то липкое, как сахарная вата, пространство двух своих слуг, которые вечно лодырничали и не выполняли как следует работу. Садовнику Виллу внушила, что он учитель ботаники, а Клодту, что он художник-скульптор.

Это было её великое правление придуманным миром. Бесподобное сладкое, пряничное, имбирное царство мадам Азы. Империя сладкой кулинарной школы, созданная и магически подчинённая только ей – блистательной Азе. Возведённая кондитерская школа по её прихоти, раздвинутая до бесконечности и защищённая белым накрахмаленным колпаком от любого посягательства. Здесь ничего не имело ценности и смысла, кроме её воли. Воли волшебной, бесподобной, упоительной мадам Азы. Она желала властвовать над душами заключённых в кондитерской школе учеников. И не только учеников, но и всех тех, кто попадал в эту сладко-пахучую и приторно-липкую ловушку.

Мадам Аза, чувствуя гениальность своих воображаемых иллюзий, была сама не своя от желчного паучьего счастья. Она словно выделяла из своих желёз сеть, в которую вот-вот попадёт очередная жертва. Кажется, она и сама была пауком. Пауком, который, кусая свою жертву, впрыскивает яд, парализуя жертву.

Она встала на табурет и достала сосуд с бальзамирующим веществом. Пару раз вдохнула и прижала пузырёк к себе, представляя ещё более дикую фантазию: чудовищную и немыслимую причуду бальзамирования. Вслед за этим она открыла старую пыльную книгу ровно на той странице, где была изображена мумия, и стала подробно, старательно изучать метод предотвращения гниения трупов. Закатила глаза вверх, словно запоминала прочитанный текст. Замерла на месте, будто вспомнила, как напоила волшебным действенным напитком этого мальчика-насекомого, а затем, когда он уснул беспробудным сном, стала ласково шептать на ушко, ведя его душу по тропинке, как родная мать провожает своего ребёнка в обычную школу, целуя его в лоб, и отвела в созданный искусственным путём сахарный солярис. А затем закрыла книгу и снова задумалась.

Через какое-то время взялась за приготовление отравляющей настойки, на этот раз уже последней в её деле. Когда отвар был готов, повернула ключ, открыв при этом дверь, оставила маленькую щель и громко, со скрипом в голосе выкрикнула:

– Мелисса! Мелисса!

Когда дочка пришла, она попросила её:

– Вот, отнеси это сейчас Тиму, ему нужно поправляться, отнеси ему этот стакан с травами, смотри, не расплескай!

Она протянула стакан Мелиссе и закрыла за ней дверь.