Текст книги "Швея из Парижа"

Глава 9

На следующее утро, когда Фабьен укладывала чемодан, зазвонил телефон. Она тут же схватила его, увидев на экране имя Уилла.

– Доброе утро!

– И тебе доброе утро.

Голос казался еще сексуальнее, чем прошедшей ночью. Как такое возможно? Она снова вызвала в памяти тот поцелуй – поцелуй, который всю ночь прокручивала в голове. Поцелуй, который не обещал продолжения, потому что они находились в общественном парке, а Уиллу нужно было возвращаться к сестре. Поцелуй, от которого болело все тело.

– Как Мелисса? – спросила она, заставив себя вернуться в реальность.

– Пока не вставала. Я знаю, ты скоро вылетаешь, но, может, найдешь время на кофе? Лисс поспит еще немного, думаю, у меня есть часок в запасе.

– С удовольствием. Если тебе по силам выдержать хипстерскую обстановку, то «Об-ла-ди»[38]38
  Кафе в Париже, названо в честь одной из песен «Битлз».


[Закрыть] как раз рядом. И кофе у них отличный.

– Хипстеры меня не смущают, – мягко проговорил он. – Я буду смотреть только на тебя.

У Фабьен в животе затрепетали бабочки.

– Уилл…

«Не дай мне влюбиться в тебя, – хотелось ей сказать. – Я живу в Сиднее, ты в Нью-Йорке. Пожалуйста, не окажись лучшим мужчиной на свете». Наверное, во всем виноват Париж. Она подпала под чары города, превратившиеся в своего рода клише, и соблазнилась воскресной интрижкой без секса.

– Буду в кафе через полчаса, – сказала она.

Фабьен закончила паковать чемодан и направилась вверх по рю де Сентонж. Уилл ждал ее на пешеходной дорожке. Фабьен махнула рукой, и он избавил ее от проблемы выбора приветствия – просто наклонился и нежно поцеловал.

Как ни велико было искушение растянуть удовольствие, Фабьен понимала, что они мешают снующим с полными подносами официантам, и оторвалась от Уилла.

– М-м-м… Думаю, придется остановиться, иначе нас выгонят за создание препятствий движению.

– Досадно. – Он улыбнулся и повел ее внутрь.

За кофе он расспросил Фабьен о новой работе, и она призналась, что стремилась к ней с самого окончания университета.

– Это самая вкусная должность для австралийского куратора с интересами в области моды. Все равно что получить работу куратора в Метрополитен-музее. В пятницу я приступаю. Наверное, полагается нервничать, но я слишком возбуждена и не чувствую ничего, кроме страстного желания прийти на работу и начать планировать свою первую выставку. А ты ощущал что-нибудь подобное, когда получил должность в Тиффани?

Он кивнул:

– После того как окончательно согласился. Лисс говорила правду: мне потребовалась почти неделя на раздумья – боялся напортачить. Но как только принял решение, все страхи улетучились. Жан Шлюмберже всегда был для меня вдохновителем; иметь возможность видеть все его работы в архивах и стать дизайнером у Тиффани, как он, – это что-то невероятное.

– Ведущий дизайнер Тиффани – это вам не комар чихнул, – пошутила Фабьен. Как Уилл говорит о себе, словно он всего лишь рядовой дизайнер, один из многих! – Ведь создание ювелирных изделий похоже на конструирование модной одежды? Начинаешь с наброска, а потом движешься дальше?

– Да, процесс во многом аналогичен. У тебя есть идея для темы коллекции, ты рисуешь эскизы изделий, заказываешь их и смотришь. Одни удались, другие нет. Несколько стадий проб и ошибок – и коллекция готова.

– Как все просто! – передразнила она.

– Ты тоже хорошо рисуешь? Я имею в виду модели одежды. – Уилл подозвал официанта, чтобы заказать еще эспрессо себе и Фабьен.

– А как же. Меня отец научил. Он был очень талантлив, бабушка планировала передать ему бизнес. С детства жил в мире модной индустрии, и потому у него особое чутье.

– И что же случилось?

– Он влюбился. – Фабьен поведала историю в том виде, в котором ее обычно рассказывал отец и от которой слушатели хватались за голову. – Поехал в Австралию на летние каникулы – за вдохновением. Как раз после того как создал свою коллекцию для «Стеллы» и она стала сенсацией. Знаковый момент в моде! В прессе писали, с таким потенциалом он может затмить Эстеллу. Однако в Австралии на одной из вечеринок он познакомился с мамой, врачом-онкологом. Она как раз открыла клинику, специализирующуюся на женских болезнях. Не могло быть и речи о том, чтобы все бросить и переехать в Нью-Йорк, ведь от нее зависели жизни многих женщин. И тогда папа поставил крест на своей карьере ради жены. Тогда ведь не было интернета и возможности работать, находясь на другом континенте. Так что занять его нишу придется мне, компенсировать утраченные возможности. Хотя, пожалуй, проще не пытаться.

– А ведь для твоего отца это был поступок.

Фабьен предпочла не искать в его словах намека, не приписывать Уиллу тайных мыслей о подвохах, которые таят в себе отношения на расстоянии, и последующих неизбежных жертвах.

– Отец всегда говорил, что если ты не можешь пожертвовать всем ради любимого человека, то это не любовь, а обычное пламя, не стоящее даже свечи. – «И всякий раз, произнося эти слова, он смотрел на бабушку, а та отворачивалась, чтобы скрыть слезы, и раньше я думала, дело в том, что он уехал так далеко от нее, но вот теперь не уверена», – подумала Фабьен. Однако решила промолчать.

– У твоего отца поэтичная натура.

– Он был законченным романтиком. Мне его не хватает, – невольно вырвалось у нее. Голос слегка дрогнул.

– С ним что-то случилось? – Уилл взял ее руку.

– Умер месяц назад. Инсульт. И с той минуты все воспринимается по-другому.

– Я тебя понимаю, – ответил он. Еще бы. И в его жизни все изменилось в тот день, когда сестре поставили смертельный диагноз. Перспектива скорой смерти все меняет, отбрасывает стандартные правила поведения и вежливости, превращает радостные мгновения в драгоценные сувениры и заставляет будущее, некогда принимаемое как данность, казаться чем-то исключительным.

В утреннем воздухе послышался звон церковных колоколов, возвещающих начало нового часа. Фабьен спохватилась, что была так поглощена разговором, что не заметила, как пролетело время. Она ничего вокруг себя не видела, не взглянула на попивающих кофе парижан и не рассмотрела стильный декор. Уилл Огилви всецело завладел ее вниманием.

– Мне пора, – с неохотой проговорила Фабьен и, порывшись в сумочке, достала визитку. – Мой телефон у тебя есть, а это имейл. Если писать по электронной почте, Нью-Йорк и Сидней не так уж и далеко друг от друга, – беспечно добавила она, словно расстояние было пустяком. Фабьен желала таким образом подчеркнуть, что не ожидает широких жестов, подобных тому, что совершил ее отец. Эпоха опрометчивых поступков закончилась.

– А вот мой адрес. – Уилл тоже протянул ей визитку. – Я рад, что ты дважды споткнулась об меня. – Он улыбнулся и встал.

– Формально я споткнулась о тебя один раз. А во второй извинилась, прежде чем протиснуться мимо. – «Как легко и просто», – подумала Фабьен. И все действительно прошло легко и просто. Пока они не вышли на тротуар, пока не подъехало такси. А потом Уилл положил ее чемодан в багажник, и она сказала: – Наверное, я должна еще раз поцеловать тебя перед отъездом.

Она шагнула в его объятия, коснулась губ… Ну почему поцелуй вышел таким неистовым, почему мышцы спины Уилла настолько твердые и приятные на ощупь, а его тело так крепко прижимается к телу Фабьен, что она готова раствориться в нем навсегда?

– Фабьен, – простонал в конце концов Уилл, – мы должны прекратить это, иначе я готов на все, чтобы уговорить тебя остаться еще на одну ночь, и тогда ты опоздаешь на самолет.

Его взгляда было больше чем достаточно, чтобы догадаться, как именно он хотел бы провести ту самую «еще одну ночь». Фабьен скрепя сердце отстранилась. Она не может задержаться здесь, как бы ни хотелось. На Манхэттене у нее будет шесть часов, и она собиралась использовать их, чтобы задать бабушке несколько вопросов, а потом успеть на последний рейс до Сиднея и вовремя приступить к новой работе.

– Спасибо за чудесный уик-энд. – Она села в такси и поспешно захлопнула дверцу, пока искушение не взяло верх над рассудком.

По пути в аэропорт Фабьен увидела, что Уилл прислал ей приглашение в друзья в «Фейсбуке»[39]39
  Деятельность социальной сети «Фейсбук» запрещена на территории РФ по основаниям осуществления экстремистской деятельности. (Здесь и далее).


[Закрыть], и тут же приняла его. В следующие десять минут она пролистала его профиль и рассмотрела немногочисленные фото. Затем пришло сообщение от Мелиссы: «Уилл только что вернулся. Выглядит как кот, который съел канарейку. Как я поняла, вы с ним поладили? Рада за вас. Давно он так не улыбался. Я украла твой номер из списка контактов у него в телефоне, и теперь мы можем быть на связи. Надеюсь, ты не против. Целую».

Фабьен напечатала в ответ: «Конечно, не против. На связи. Я так рада, что познакомилась с вами обоими. Целую».

Следом написал Уилл: «Я уже соскучился».

«Я тоже, – немедленно ответила она. – Я тоже».

В кои-то веки рейс не задержали; сразу после прилета в Нью-Йорк и прохождения досмотра Фабьен схватила такси и помчалась к бабушке в Грамерси-парк. Она отперла дверь и ввалилась внутрь, прислушиваясь. Ни движения, ни звука; бабушка наверняка в постели.

Фабьен поспешила наверх. Сиделка помогала Эстелле приподняться, подкладывая подушки под спину. Фабьен поцеловала бабушку в обе щеки. Истонченная кожа Эстеллы напоминала сморщенную прозрачную сетку, неспособную больше противостоять жизненным невзгодам.

«Неужели и ты умрешь?» – внезапно подумала Фабьен, впервые по-настоящему испытав потрясение при виде хрупкости Бабули. Конечно, она знала, что бабушка очень стара и в свои девяносто семь лет не может ходить, вынуждена передвигаться в инвалидном кресле и редко покидает дом – разве что Фабьен или сиделка вывезут ее покатать по посыпанным гравием дорожкам в Грамерси-парке. Однако как-то слишком внезапно выяснилось, что ее жизнь подходит к концу; до сих пор Фабьен всегда воспринимала бабушку как бессмертную. Возможно, не стоит приставать с расспросами, позволить сохранить тайну, скрытую в свидетельстве о рождении отца? Нет, Фабьен не сможет так поступить. После смерти Ксандера Эстелла осталась последним связующим звеном между прошлым и будущим, и если Фабьен не расспросит ее сейчас, потом будет поздно.

– Кажется, Париж пошел тебе на пользу, – произнесла Эстелла, взглянув на Фабьен так, что заставила покраснеть. – Что там случилось? Ты выглядишь…

Фабьен взяла скрюченную бабушкину руку, погладила пальцы и провела по венам, которые вспучивались над кожей, как мотки фиолетовой шерсти.

– Я встретила одного человека.

Эстелла приподняла подбородок внучки. Губы Фабьен растянулись в улыбке, которую она не смогла спрятать, а к щекам прилила кровь. Она попыталась опустить глаза и увильнуть от взгляда Бабули.

– Похоже, мужчина что надо! – сказала Эстелла.

– Да, мужчина был замечательный.

– Был? Или есть?

– Он живет в Нью-Йорке. Нам суждено разве что переписываться по электронной почте или флиртовать в мессенджере.

Эстелла хмыкнула:

– Ох уж эти ваши мессенджеры! Вот все думаю – как я только без них жила и любила? Ты уверена, что сможешь увидеться с ним снова?

– Через год, когда буду в Нью-Йорке. Это не отношения. Кроме того, мы толком не обсуждали эту тему.

– Вы, молодые, никогда не говорите о самом главном, – проворчала Эстелла. – Каждый усиленно старается оградить себя от проблем, лишь бы устроиться получше. Я порой думаю, вас надо отправить лет на семьдесят назад, чтобы посмотрели, как мы жили раньше, когда не имели других способов общаться, кроме как лицом к лицу. В то время смелость приберегали для самых важных вещей, просто так не болтали о своих чувствах. Вам бы такой опыт пошел на пользу.

«Наверное, ты права», – подумала Фабьен и открыла сумочку. Достав из нее свидетельство о рождении отца, она развернула его и протянула Эстелле.

– Что это? – Эстелла нащупала очки и вгляделась в документ.

Фабьен ткнула пальцем в строку, где было указано имя матери Ксандера. И это была не Эстелла Биссетт. Точно так же и дедушка Фабьен не был записан отцом Ксандера.

– Кто такие Алекс Монтроуз и Лена Тоу?

Часть 3
Эстелла

Глава 10
Декабрь 1940 года

Эстелла постучала в дверь Сэма через полчаса после бегства из клуба.

– Это я, Эстелла!

Внутри послышалось какое-то движение, и дверь открылась. Сэм, одетый в пижамные брюки в полоску, протер глаза и зевнул.

– Чему обязан удовольствием видеть тебя?

– Мне нужен повод, чтобы зайти к другу в гости? – спросила Эстелла, стараясь казаться беззаботной – впрочем, без особого успеха. Она проскользнула мимо, прежде чем Сэм увидел ее лицо. Вот только интонация выдала.

– Что случилось?

– Я… – начала было Эстелла, но замялась и остановилась у комода, повернувшись к Сэму спиной.

Она услышала, как он сел на краешек постели и надел рубашку, затем похлопал по одеялу рядом с собой.

– Иди сюда.

Эстелла опустилась на кровать; Сэм приобнял ее. Она положила голову ему на плечо и уставилась вперед невидящим взглядом, стараясь удержаться от глупых слез.

Сэм пошарил рукой у себя за спиной.

– «Лаки Страйк»?

Эстелла кивнула. Он взял из пачки две сигареты, сунул в рот, зажег обе и затем одну передал Эстелле. Она глубоко затянулась и выпустила струйку голубоватого дыма.

– Который час? – Сэм откинулся на постель и прикрыл глаза. – Мне хочется прилечь.

Эстелла не смогла удержаться от смеха:

– Вот за что я тебя люблю! Ты единственный мужчина, который может сказать мне такое без дурных намерений!

Сэм тоже рассмеялся.

– Никогда не строил планов относительно тебя, Эстелла. Ты всякие намерения разбиваешь вдребезги. – Он сдвинулся и положил голову на подушку.

Эстелла забралась выше на постель и прислонилась спиной к стенке.

– Я была в джаз-клубе и встретила там одного человека…

– Он тебя обидел? – Сэм резко подскочил, готовый сорваться в ночь и догонять посягнувшего на Эстеллу.

Она затянулась сигаретой.

– Он ничего мне не сделал. Физически – ничего. Но он был с женщиной, которая похожа на меня. – Она тряхнула головой. – Нет, похожа – слишком мягко сказано. Она – это я, Сэм. В буквальном смысле. Не просто внешнее сходство или такие же волосы. Как будто я посмотрелась в зеркало, а затем мое отражение оттуда вышло.

– Но как? – присвистнул Сэм. – Почему, стоит тебе куда-то прийти, начинают происходить странные вещи?

– Не знаю, – прошептала она.

– Иди сюда. – Сэм целомудренно приобнял ее, и Эстелла легла рядом и свернулась в клубочек. – Посмотреть на тебя, так, кажется, все призраки Манхэттена встали из могил и гоняются за тобой. Даже посреди океана, когда мы считали минуты до того, как немецкая подлодка выпустит в нас торпеду, я не видел тебя такой напуганной.

– Я не напугана. Я в ужасе.

К счастью, Сэм обошелся без пошлостей – уж этого Эстелла не вынесла бы. Он просто обнимал ее и не задавал лишних вопросов, понимая: ей не хочется говорить о случившемся, но в то же время не хочется оставаться одной. Она была рада, что он не станет разубеждать ее и винить во всем разыгравшееся воображение; ведь тогда пришлось бы говорить о той женщине вслух, а вспоминать о ней само по себе достаточно неприятно, даже если не облекать в слова слишком похожие черты.

В конце концов Сэм задремал. Он и так больше часа боролся со сном ради Эстеллы, на случай если она передумает и ей понадобится слушатель. Но она не передумала. Так и сидела на кровати в зеленом платье, сшитом для свидания, обернувшегося худшей из возможных катастроф, а перед глазами, как навязчивое видение, упорно стояли лица Алекса и той женщины.

На рассвете Эстелла встала и попыталась незаметно ускользнуть, но голос Сэма остановил ее:

– Сбежать решила?

Она печально улыбнулась.

– Похоже, у меня нет опыта по-тихому смываться из дома мужчины. Ночью бесцеремонно к тебе вломилась, так решила хоть утром дать поспать. Прости.

– Все в порядке. – Сэм сел на постели. Его светлые волосы спутались, лицо после сна было помятым, как у ребенка. Он посмотрел Эстелле в глаза. – Ты собираешься выяснить, кто она?

На этот раз Эстелла не замедлила с ответом:

– Нет. Я собираюсь забрать из отеля швейную машинку, принести сюда и весь день посвятить работе. К вечеру эскизы будут готовы, можешь начинать кроить. Если… – она запнулась, – если ты все еще хочешь помогать.

– Конечно, хочу. А ты уверена в своем решении?

Эстелла догадалась, что Сэм имел в виду не работу над моделями, а ту женщину. Однако притворилась, что не так поняла.

– Это единственно правильное решение.

* * *

Со швейной машинкой и тетрадью для эскизов Эстелла вернулась к Сэму и взялась за эскизы одежды, делая упор не на мишуру и кокетство, а на легкость и простоту: легко надевать, легко двигаться, не требует особого ухода. Стильная одежда, которая точно знает, что нужно девушке, которая ее наденет.

Для начала Эстелла взялась за купальный костюм и тщательно его прорисовала. Это будет костюм именно для плавания, а не для того, чтобы плескаться на мелководье. Белый лиф в рубашечном стиле смотрится шикарно, и не только в бассейне. Затем настала очередь одежды, в которой можно пойти на работу. Каждая модель имела единственный декоративный элемент в форме цветка: тонкая веточка с розовыми бутонами, украшающая темный воротник строгого костюма; белая шелковая лилия, едва заметная на белой хлопковой блузке; золотая роза, приколотая к плечу черного вечернего платья.

В конце дня Эстелла откинулась на спинку стула и оглядела рабочий стол. Большую часть образцов она, скорее всего, так и не использует, однако и кроме экспериментальных вещей – пробы пера, или, вернее, карандаша, – есть несколько моделей, которые, возможно, произведут впечатление.

Далее на очереди стояли визиты к изготовителям ткани; Эстелле нужно было найти черное и серебристо-серое джерси – оттенков морской воды, которая окружала находящийся под прицелом немецкой подлодки пароход в то мгновение, когда ночь сменилась рассветом. Завтра Эстелла снова наведается в «Швейный квартал» и обойдет всех мануфактурщиков, пока не отыщет того, кто возьмется за ее заказ. С белым хлопком, наверное, будет попроще, а вот с серебристо-серым… К тому же потребуются еще два цвета: насыщенный зеленый, причем не слишком дерзкий, чтобы появиться в нем на работе, а тем же вечером пойти в бар или на ужин, и палевый золотистый, похожий на триумфальный рассвет, на который плыл пароход, после того как немецкая подлодка позволила ему уйти, – оттенок, придающий каждой женщине уверенность в себе и уникальность. Цвет, который позволит выделяться в толпе и в то же время чувствовать себя ее частью.

Эти мысли занимали Эстеллу, когда она ранним вечером вышла на 23-ю Западную улицу, намереваясь вернуться в «Барбизон». В этот момент кто-то нагнал ее, и она, даже не оборачиваясь, уже знала, кто это. Мужчина с волосами темными, как у нее, и такими же глазами.

В голове завертелось: можно продолжать идти, но ведь Алекс не отвяжется; можно побежать, да только знать бы куда… И можно ли вообще убежать от застрявшего в мозгу видения той женщины из бара «Джимми Райан»? Всякий раз, когда появляется этот мужчина, ее жизнь разбивается на фрагменты, как картинка в калейдоскопе, и собирается в нечто новое, на первый взгляд такое же, однако причиняющее больше боли.

– Я не заинтересована в разговоре с вами! – резко выкрикнула Эстелла, но понять, дошло ли до него, было невозможно; Алекс нацепил на себя все то же непроницаемое выражение лица, которое она помнила по Парижу.

– Ты хочешь знать, кто она? И кто ты? – спросил он.

– Меньше, чем ты думаешь. Это она тебя подослала?

– Нет.

– Тогда какое тебе дело?

Его лицо напряглось; Эстелла понимала, что это не тот человек, которого стоит настраивать против себя, однако она была разозлена и не удержалась от грубости.

– Послушай, – сказал он. – Дом в квартале Марэ, куда ты меня привела, принадлежит некоей Жанне Биссетт. Я вынужден был навести справки после нашей встречи в Париже, чтобы убедиться, что зачистил все следы. Она твоя родственница?

Эстелла резко остановилась. Мама никак не могла владеть этим домом! Она жила на зарплату швеи, не имела возможности откладывать деньги, а значит, и иметь какое-либо отношение к некогда принадлежавшему знати особняку.

– Ты заблуждаешься. Это заброшенный особняк, как и многие в квартале Марэ. Им никто не владеет.

– Нет. Это ты заблуждаешься.

Его голос был ровным и лишенным эмоций. Просто констатация факта, не вызывающего сомнений, как голоса окружавшей их толпы. Зачем Алекс лжет? Как Эстеллу угораздило с ним связаться? И во что она сама влипла?

– Поговори с Леной. Завтра вечером.

Лена. Так вот как зовут ту женщину.

– Нет.

– Я от тебя не отстану.

– Черт побери! А как бы ты чувствовал себя на моем месте? – Эстелла прикусила губу. Слова вырвались невольно. Теперь она уязвима, потому что призналась, насколько волнуют ее вчерашние события. Словно почву выбили из-под ног, и Эстелла повисла над пустотой, сама не зная, кто она. Сперва выяснилось, что она родилась в Нью-Йорке и ее отец американец. А теперь еще одно абсурдное предположение: якобы мама владеет особняком в квартале Марэ! Плюс к тому некая женщина, точная копия Эстеллы, живет на Манхэттене.

– Прости, – сказал Алекс. Его голос несколько смягчился.

А ведь это все составная часть его обаяния, подумала Эстелла. Ложь и бесцеремонность больше не работают, так теперь он переключился на известную с давних пор тактику обольщения. Одной женщины мало, ему подавай двух одинаковых. Но может, если Эстелла с ним согласится и встретится с Леной, Алекс оставит ее в покое?

– Куда мне подойти?

– Café Society[40]40
  Society – общество (англ.).


[Закрыть]. В Гринвич-Виллидже.

– Café Society, – повторила она, приподняв бровь. Конечно же, Алекс вращается в обществе в отличие от Эстеллы. Еще в Париже было очевидно.

– Ты не так поняла. Это название ночного клуба, где играют джаз, которого ты еще никогда не слышала.

– Я парижанка. И я слушала такой джаз, который ты и представить себе не можешь.

– Ну ладно, если не хочешь прийти ради меня или Лены, то приходи ради музыки. По крайней мере, скажешь, кто был прав насчет джаза.

Уголки губ Эстеллы растянулись в улыбке, и она поспешила смахнуть ее с лица, пока Алекс не заметил.

– Молчание – знак согласия. Café Society, в десять вечера, – произнес Алекс и удалился.

* * *

Эстелла намеренно опаздывала. Продуманно выбрала наряд, заслонившись и вооружившись своим золотым платьем, готовая отбить все, о чем не желала знать. А такого, как она подозревала, будет немало.

Для подстраховки она взяла с собой Сэма и Джейни. Джейни завизжала от восторга, услышав, куда они идут.

– Говорят, этот клуб неподобающее место для правильных людей, – со знанием дела пояснила она. – Потому туда все и рвутся.

– А я вот не рвусь. – Эстелла решила обойтись без подробностей. – Просто хочу, чтобы ты помогла мне убедиться: та женщина всего лишь похожа на меня, но далеко не копия.

– Наверное, ты слишком много выпила.

– Всего-то один глоток! – возмутилась Эстелла и лишь тогда заметила Алекса, который появился с противоположной стороны и встретился с ними на ступеньках у входа в клуб.

– Это Алекс. – Эстелла представила его друзьям. – Любовник моей копии.

– Рад познакомиться. – Алекс пригладил волосы и обернулся к Эстелле: – Эх, с самого начала все не так.

– А чего ты ожидал? Пригласил меня в клуб, а сам явился под ручку с женщиной, которая выглядит абсолютно как я? Или ты настолько не разбираешься в поцелуях, что не в состоянии отличить одну победу от другой?

Ее друзья переглянулись, и Джейни пожала плечами, словно говоря: «Понятия не имею, о чем она».

Алекс поморщился:

– Насколько я помню, ты вела себя со мной не как с незнакомым мужчиной.

– Думаешь, я на той вечеринке оказала тебе особое расположение? – Эстелла рассмеялась, словно ее совсем не заботило то, что ее ожидает в клубе. – Возможно, я так веду себя с каждым. – Абсолютная ложь, но Алексу об этом знать не нужно.

Спускаясь по лестнице, она продолжала злорадствовать – вот уж не думала, что обладает этой чертой характера; неужели Алекс вытащил на свет все худшее в ней? Клуб располагался в цокольном этаже; звуки джаза напомнили о Париже. Разномастная публика – белые и черные, одетые с иголочки и во что попало, – не соответствовала обычной нью-йоркской тенденции к сегрегации по классам и цвету кожи. Одни танцевали, другие просто слушали музыку, третьи сидели за столиками и беседовали. На сцену поднялась Билли Холидей[41]41
  Билли Холидей (1915–1959) – американская джазовая исполнительница. Песня Strange Fruit направлена против расовой дискриминации.


[Закрыть], о которой Эстелла слышала, но никогда не видела, и начала исполнять Strange Fruit.

– Я поищу нам столик. – Сэм подхватил Джейни и двинулся вперед, оставив Эстеллу и Алекса замыкать шествие.

Эстелла прошагала к бару и улыбнулась бармену.

– Сайдкар. Желательно самый крепкий.

– У вас с ним какие-то проблемы? – Бармен указал глазами на Алекса.

– Ничего такого, с чем я не могу справиться. Кстати, напитки оплачивает он. – Она подмигнула бармену и оставила Алекса изучать счет. Затем повернулась и уперлась взглядом в приближающуюся к ним женщину. Лена!

Эстелла сделала большой глоток коктейля и изобразила улыбку, которой вполне хватило бы, чтобы осветить Бродвей.

– Я Эстелла. Думаю, мы незнакомы, хотя у меня такое чувство, что я вижу тебя в зеркале не менее десяти раз в день.

– Так редко? – съязвил Алекс.

Эстелла не удержалась от смеха:

– Туше! Я не настолько влюблена в себя.

– Лена, – представилась женщина и улыбнулась. Вот только ее улыбка была ритуально вежливой, но совсем не радостной.

Эстелла вздрогнула. Она наблюдала, как Лена одарила той же улыбкой пару – те помахали ей рукой, – мужчину, который с ней поздоровался, еще кого-то… Похоже, люди знали, кто она такая; манера держать себя и одежда показывали – Лена принадлежит к высшему обществу.

– Мои друзья нашли столик. – Эстелла высмотрела Джейни и Сэма, которые сидели с разинутыми ртами. Она подошла и устроилась рядом. – Судя по вашим физиономиям, я не преувеличила.

– Даже наоборот, преуменьшила, – сказала Джейни и одарила Алекса ослепительной улыбкой. – На улице не было возможности упомянуть, что я очень рада познакомиться с тобой.

– Взаимно. Ты австралийка?

– Да. – Джейни адресовала ему свою фирменную, для особых случаев, улыбку. – Я манекенщица. А еще я не та девушка, которая ухаживает за ранеными солдатами. Я та, о которой они мечтают.

Эстелла закатила глаза. Другой такой настырной особы, как Джейни, на всем свете не сыщешь! Сэм рассмеялся, Алекс последовал его примеру. И лишь Лена никак не реагировала. Вот кто холоднее Северного полюса, подумала Эстелла. И что только Алекс нашел в женщине, начисто лишенной эмоций? Хотя ей-то какое дело? Эстелла бесцеремонно изучила Лену и смогла найти лишь одно отличие между ней и собой: Лена немного полнее и обладает более пышными формами.

Алекс покосился на Джейни и Сэма.

– Я предполагал – учитывая твое нежелание обсуждать, что может связывать тебя и Лену, – дать вам возможность поговорить без свидетелей.

Эстелла категорично помотала головой:

– «Без свидетелей» – это значит только Лена и я. Если ей необходимо твое присутствие, то мне – присутствие Джейни и Сэма.

– Я догадалась! – воскликнула Джейни. – Вы близнецы. Одну из вас похитили сразу после рождения. Превратности судьбы!

Эстелла рассмеялась, хотя шутка Джейни странным образом заставила ее смутиться, напомнив о том, как много она не знает: отец-американец, гражданство, дом в квартале Марэ, по словам Алекса, принадлежащий маме. Она отпила большой глоток коктейля и выдавила из себя:

– Ничего более смехотворного я еще не слышала.

Алекс подал Лене сигарету и зажег ее так, как делает любовник. Сэм потянул Джейни за руку:

– Пойдем потанцуем.

Эстелла отпустила их, хотя ее мучили дурные предчувствия. Однако не портить же друзьям вечер!

Они удалились на танцпол. Лена уставилась на Эстеллу:

– У тебя красивое платье.

– Спасибо, – с запинкой ответила Эстелла. – Сама сшила. Я модельер.

– Не слышала о тебе, – ровным голосом произнесла Лена.

Эстелла покраснела:

– Я только начинаю. Надеюсь, образцы будут готовы через пару месяцев.

– Кто тебя финансирует? – спросила Лена, все так же невозмутимо.

Эстелла покраснела еще больше и огляделась в поисках Джейни и Сэма. Однако Джейни порхала от одного кавалера к другому, а Сэм переместился к бару, где угощал напитками какую-то девушку.

– Чтобы начать работать в модной индустрии, нужно немногое: швейная машинка и несколько образцов моделей.

Лена оценивающе сверлила ее глазами.

– Ты слышала о «Фешен-груп»?

– Может, я и безденежная, но не глупая, – дала отпор Эстелла. Конечно же, она слышала о «Фешен-груп», коллективе наиболее влиятельных в мире моды женщин Манхэттена, в том числе Дороти Шейвер из «Лорд и Тейлор» и Кармел Сноу из «Харперс базар».

– Элизабет Хоус, одна из членов группы, одевает меня. Думаю, ты не против с ней встретиться.

Быть чем-то обязанной Лене? Эстелла была готова отбиваться руками и ногами, однако знакомство с членом «Фешен-груп» – это не то, чем следует пренебрегать.

– Была бы весьма благодарна, – пробормотала Эстелла. Она вполне сознавала причину, по которой выглядит за столом третьей лишней. У Лены явно имеется куча денег; ее одежда и ювелирные украшения просто сочатся ими. И Алекс, хотя и шпион, носит костюмы, пошитые до того безупречно, что очевидно выдает обслуживание у лучших портных. И кто рядом с ними Эстелла, беженка из Франции без гроша за душой, даже не знающая, кто ее отец? Как она вообще посмела сесть рядом со своей копией?

– Кто ты? – выпалила она.

Лена выдавила из себя грустную улыбку:

– Очень хороший вопрос. Для всех я Лена Тоу, крестница и дальняя родственница семьи Тоу. Слышала о таких?

Эстелла помотала головой:

– В этой семье все сумасшедшие.

– Лена, – мягко прервал ее Алекс, и от Эстеллы не ускользнуло, что он ей покровительствует, причем способом, не принятым у того сорта людей, к которому она его причисляла, – он вел себя так, словно Лена – хрупкая драгоценность вроде топаза и ее легко сломать.

Внешне Лена не казалась нуждающейся в защите – если не заглядывать в глаза, единственное место, где Эстелла смогла отыскать разницу между Леной и собой. Глаза Лены напоминали глаза античных статуй – тускло-голубые, словно некогда чистые озера, воды которых безнадежно помутнели.

– Сумасшедшие? – переспросила Эстелла. – Может, хватит нагнетать обстановку? А не то мое сердце разорвется от неизвестности!

– Семейство Тоу – питтсбургские угольные магнаты, – продолжила Лена. Ее слова, произнесенные тоном человека, утратившего вкус к жизни, были буквально пропитаны сарказмом и наводили на мысль, что она законченный циник и давно прекратила мечтать. – Их сын, Гарри Кендалл Тоу, мой крестный. «Дядя». Он любит, когда я его так называю. Я родилась в августе 1917 года; семейству Тоу меня подкинула незамужняя родственница, которой было всего пятнадцать. Семья любезно приняла меня, а затем, в 1924 году, передала на воспитание Гарри. Его как раз выпустили из психушки. Гарри судили за убийство, однако впоследствии признали невиновным в преступлении по причине невменяемости и освободили от наказания. Он отличается жестокостью, а еще развратник, извращенец и одержимый. К счастью, Гарри перебрался в Вирджинию, как только я избавилась от его опеки. Думаю, этим все сказано. – Лена вновь оперлась на руку Алекса.