Текст книги "Швея из Парижа"

– Полагаю, Эстелле твое объяснение мало что дало, – сказал он.

Да ведь они с ней играют, дают половинчатые ответы на главные вопросы, переливают из пустого в порожнее! А нужно просто ответить, кто Лена на самом деле, и Эстелла поймет – они с Леной не могут быть родственницами, потому что их ничто не связывает. Эстелла никогда не слышала о людях, которых упомянула Лена. Разве что она тоже родилась в августе 1917 года. Эстелла одним глотком прикончила свой напиток; он не оправдал ее надежд и не подействовал как успокоительное.

– Ты-то как с этим связан? – накинулась она на Алекса. – Впрочем, какое мне дело? Я хочу потанцевать.

Однако прежде чем она успела найти себе партнера, Алекс подхватил ее и закружил по танцполу. Пришлось подчиниться, иначе на них налетели бы другие пары.

– Когда я приказал тебе покинуть Францию, не ожидал, что мы встретимся здесь.

Извинение или обвинение? Эстелла не могла определить.

– Мне удалось сесть на последний пароход, идущий из Франции в Америку. Пароход «Вашингтон». Тот самый, который едва не торпедировали. Ты, возможно, слышал, – добавила она язвительно, словно в этом была и вина Алекса.

– Я не знал, что это была ты. Тогда, на вечеринке. И поцеловал тебя, приняв за Лену. Прости меня, идиота.

Эстелла кружилась в танце, то приближаясь к Алексу, то отдаляясь. Он реально чувствует себя виноватым?

– Ты шпион! – Она решилась провести разведку боем. Вдруг удастся еще что-нибудь выведать?

– Сама понимаешь, я не могу ответить.

– Или вор, специализирующийся на картах? Какое звание предпочтешь?

– Ты все такая же колючая?

Эстелла почувствовала, как Лена уставилась на них обоих.

Наверное, Алекс тоже это ощутил, потому что торопливо начал объяснять:

– Да, я был во Франции по поручению правительства. И это не то, что можно всем рассказывать, однако поскольку половина тебе уже известна, то, возможно, лучше, если ты узнаешь подлинную историю, чем будешь делать свои собственные поспешные выводы. Месье Омон сотрудничал с военным министерством Англии. А я… способствовал передаче документов.

Его манера говорить, жесткая и отстраненная, могла бы разозлить ее еще больше; однако Эстелла помнила, что Алекс считал очень важными результаты своей работы, что он отправился вместе с ней на поиски месье Омона и обещал позаботиться о его теле. И его реакция отличалась от реакции Эстеллы, до того ни разу не видевшей убитых, – напротив, Алекс вел себя как человек, который видел их неоднократно.

– Что это были за карты? – спросила она.

Алекс ответил не сразу, и Эстелла решила, что он откажется говорить на эту тему, однако он сдался:

– Карты офлага IV–C, иначе называемого замком Кольдиц. Лагерь в Германии, где содержатся военнопленные офицеры из союзнических армий.

Между ними повисло долгое молчание. Музыка сменилась на более медленную, однако Эстелла этого даже не заметила. Ее тело двигалось неосознанно, следуя за ритмом.

– Ты помогал военнопленным… Помогал им… бежать?

– Никому не хочется оставаться в лапах у немцев и ждать, пока закончится эта проклятая война.

– Да. – Больше нечего сказать. Алекс явно не подтвердил ее предположений, но и не отрицал их. Однако теперь Эстелле стало намного труднее ненавидеть его, ведь он выполняет опасную работу, помогая ее стране.

– Я адвокат. Работаю на международные компании, такие как «Чейз Нэшнл Банк», и поэтому постоянно курсирую между США и Лондоном.

– И Францией.

– Иногда.

– Ты англичанин? – Эстелла до сих пор не смогла распознать его акцент.

– Долгая история, – ответил он. И тут же ненавязчиво сменил тему: – Тебе известно, как случилось, что твоя мать владеет особняком в Париже? Потому что он копия…

Эстелла перебила его, не дав договорить. Каждая клетка ее тела кровоточит, однако почему-то Алекс считает себя вправе опять взяться за свое сомнительное занятие!

– Неужто длиннее, чем другая история? О том, как случилось, что моя копия сидит со мной рядом? И тебе вроде бы не терпится эту историю рассказать?

– А если она больше чем твоя копия?

Эстелла поймала взгляд Алекса, прежде чем успела отвернуться. И все, что она увидела в нем: тревогу, опасение за кого-то – наверняка не за нее, а за Лену, – почти умерило ее гнев. Почему Алекс и Лена пытаются подогнать под свои домыслы скудные факты? Если Алекс сказал правду – «она больше чем твоя копия», – то, значит, он намекает на родство Эстеллы с Леной. И что же тогда получается – мама ей чужая? Эстелла больше всего на свете хотела, чтобы это было неправдой. И она не станет помогать Алексу и Лене разматывать клубок лжи, которой ее и Лену кормили с детства, ведь тогда Эстелла останется ни с чем, обнаженная и без прошлого.

И тогда она представила, что по-прежнему сидит в швейной мастерской за рабочим столом, а мама с улыбкой протягивает ей руку и говорит: «Все идет как надо, ma cherie[42]42
  Милая (фр.).


[Закрыть]. Есть только ты и я, и больше ничего не нужно».

Глава 11

На следующее утро у консьержки «Барбизона» Эстеллу ждала записка от Лены. Она выражала надежду, что Эстелла зайдет к ней домой в половине десятого. Лена устроит ей встречу с Элизабет Хоус. Эстелла показала записку Джейни.

– А это уже не так плохо, – заявила подруга. – Лена выглядит так, будто знакома с нужными людьми. Ты вчера что-нибудь выведала?

– Да. То, что мы с Леной похожи – всего лишь невероятное совпадение. – Эстелла схватила ножницы и принялась старательно высматривать в своем шитье нитки, которые следовало обрезать. К сожалению, ни одной не попалось.

Джейни приподняла бровь:

– Ну тогда я любовница президента. Ты шутишь? Вы не можете не быть родственницами.

– Если и да, что из того?

– А тебе не любопытно? Я бы на твоем месте…

– Много будешь знать – скоро состаришься. – Она наконец посмотрела Джейни в глаза.

– Какое счастье, что тебе это не грозит, – ухмыльнулась Джейни и, накинув халат, отправилась в ванную.

Конечно, Эстелла проявила бы большее любопытство, не будь ее мама каким-то образом вовлечена в историю. Однако, как это ни прискорбно сознавать, Джейни права: Лена выглядит так, будто знакома с людьми из высшего общества. Что чрезвычайно полезно, если у Эстеллы серьезные намерения насчет компании «Стелла Дизайн».

Так что она привела в порядок волосы, спустилась в метро и направилась в Грамерси-парк по указанному в записке адресу, лишь теперь сообразив, что вечеринка, приглашения на которую украла Джейни, проходила в доме Лены. Несмотря на сумасшедшего дядю-убийцу, Лена неплохо устроилась в жизни, раз может себе позволить особняк в Грамерси-парке.

Эстелла вышла из метро навстречу искрящемуся зимнему дню и улыбнулась солнцу. Она познакомится с Элизабет Хоус, примет от нее любую помощь, которую та предложит, и будет лихорадочно работать над коллекцией, чтобы весной 1941 года устроить показ. У нее есть план, который придает силы, совершенно конкретный план, не имеющий ничего общего с неопределенностью, которую внес в жизнь вчерашний вечер.

Однако когда она повернула к Грамерси-парку, улыбка на лице угасла и сменилась приступом тошноты. Словно кто-то ухватил ее за горло холодными пальцами.

Эстелла стояла у дома, который в ночь вечеринки не смогла как следует разглядеть в темноте. Зато сейчас все было видно отлично. И фраза Алекса, которую она не дала ему договорить, всплыла в голове: «Тебе известно, как случилось, что твоя мать владеет особняком в Париже? Потому что он копия…» Теперь она поняла, что он хотел сказать. Потому что он копия дома Лены.

Так же, как у Эстеллы есть двойник в образе Лены, hôtel particulier, заброшенный особняк на рю де Севинье в квартале Марэ имеет своего двойника на Манхэттене, и Эстелла стоит прямо перед ним. Дом Лены – точная копия дома, где она побывала вместе с Алексом в перевернувший ее жизнь вечер.

Она уставилась на массивные арочные ворота. При дневном свете дом выглядел настолько необычным для Нью-Йорка, что Эстелле казалось, она пьяна или грезит. За воротами находился дворик, куда можно было попасть через резную деревянную дверь – в прошлый раз наверняка открытую, – а с боковых сторон они имели chasse-roues, то есть сторожевые камни, которые в свое время защищали стены от повреждений, когда конные повозки проезжали слишком близко и колеса цеплялись за них. Красный кирпич с отделкой белым камнем, серо-голубая сланцевая крыша, сад с чисто выметенными гравийными дорожками, аромат мяты в воздухе, символизирующие четыре времени года скульптуры на фасаде особняка – вот скрюченная и упавшая духом Зима, а вот Лето, на сей раз с головой и свирепо вытаращенными глазами…

Дверь распахнулась. При виде лица Эстеллы Лена нахмурилась:

– Кажется, тебе нужно выпить.

Эстелла прошла внутрь. Внутренние помещения дома также оказались идентичны по размеру, форме и расположению, а их идеальное состояние свидетельствовало о былом великолепии особняка в квартале Марэ. Расписанные по трафарету деревянные фризы у потолков ослепительно сияли, и теперь Эстелла видела цветочный орнамент, жемчуга и купидонов, которых невозможно было различить в потускневших красках запущенного парижского дома. А вот и каменная лестница на сводах; там, у колонн, Эстелла целовалась с Алексом.

В гостиной Лена сделала Эстелле сайдкар.

– Выпей.

Эстелла с благодарностью взяла бокал, хотя не было еще и десяти утра.

– Наверное, алкоголь перед встречей с участницей «Фешен-груп» – плохая идея.

– В противном случае ты будешь выглядеть так, словно в любой момент грохнешься в обморок. Хотя я знаю, ты не слабонервная. Ты не из таких.

Эстелла тряхнула головой, пытаясь найти нужные слова. Хотя, может, лучше придержать их? Но ведь все это так символично: пугающе и в то же время феноменально; как тут смолчать?

– В Париже есть дом – точная копия твоего. И когда я говорю «точная», я имею в виду абсолютное сходство, как у нас с тобой. Очевидно, здесь тоже какая-то родственная связь.

– Следовательно, ты признаешь, что мы родственницы.

Опять этот безжалостный тон. И никакой информации. Что Лена сама чувствует по этому поводу? То ли панику, как Эстелла, то ли ей совершенно наплевать. И вместо ответа Эстелла заявила:

– Именно твой дом – копия, потому что особняк в квартале Марэ построен в семнадцатом веке.

– Дядя построил его в год моего рождения.

– Тот самый сумасшедший убийца?

– Тот самый. – Лена вяло улыбнулась. Неужели это все, на что она способна? Еле заметный изгиб уголков губ, проблеск белых зубов… Чтобы сломить такую оборону, нужна целая армия.

– Никогда не слышала о твоем дяде, – заявила Эстелла так, словно этим фактом следовало гордиться.

– А вот я никогда не слышала о твоей матери.

– Значит, нам остаются только домыслы. – Эстелла перевела взгляд на расписные деревянные фризы. – Мне нужно встретиться с Элизабет Хоус. Сосредоточиться на текущих проблемах, например, как занять свою нишу в модном бизнесе, или других вопросах, имеющих решение, вместо того чтобы ломать голову над всякими мудреными загадками – типа того, кем мы друг другу приходимся.

– Тогда идем. Лиз ждет нас.

И они отправились в роскошный особняк в Верхнем Ист-Сайде, где такая же роскошная леди окинула взглядом сначала платье Эстеллы и лишь потом ее лицо.

– Полагаю, ваша модель?

– Да, – кивнула Эстелла. – Я прочла вашу книгу, – продолжила она, имея в виду разоблачения в области модной индустрии, которые Элизабет Хоус опубликовала два года назад, в деталях описав процесс копирования изделий парижских кутюрье, а также порядки, сложившиеся на фабриках Седьмой авеню и в компаниях Верхнего Ист-Сайда, где шили на заказ; причем она сделала это с таким юмором и откровенностью, что читать было одно удовольствие. Хоус не так давно бросила собственный бизнес по индивидуальному пошиву то ли по собственной воле, то ли потому, что манхэттенское общество не особо благожелательно восприняло правду. – Я в Париже тоже подрабатывала копированием.

– И вам это доставляло удовольствие?

– Как способ оплаты счетов – да. И еще способ научиться лучше конструировать одежду. Оплата счетов и конструирование – вот два нужных мне навыка.

– Несомненно. Если только не принимать в расчет того факта, что приходится продавать душу. Однако для меня это была лучшая школа. – Элизабет оценивающе взглянула на Эстеллу и затем улыбнулась Лене. – Мне бы хотелось еще некоторое время поболтать с мисс Биссетт. Ты не возражаешь?

– Я на это и рассчитывала. Вернусь через час. – Лена поцеловала Элизабет в щеку и ушла. Надо же, а у нее в душе, должно быть, все-таки кое-что есть, раз она способна на дружбу.

– Судя по всему, – Элизабет подошла поближе, чтобы потрогать платье Эстеллы, выполненное на основе классической мужской рубашки, удлиненной и дополненной белым воротником оверсайз и лилией из белого шелка в петлице, – вы конструируете повседневную одежду. Не сочтите за оскорбление. Но если вы читали мою книгу, то знаете, как у нас обстоят дела с повседневной одеждой.

– Знаю. Однако это было до войны.

– Скажите, а что вы думаете о монашеском платье? – спросила Элизабет, намекая на знаменитое изделие Клэр Маккарделл, первую исконно американскую модель, с которой сделали множество копий.

– Замысел мне нравится, – честно призналась Эстелла. Что следует говорить дальше? Вдруг Элизабет без ума от монашеского платья и, высказав свое мнение, Эстелла лишь выдаст свою невоспитанность? Помимо всего прочего, Маккарделл, как и Элизабет, участница «Фешен-груп». Однако Эстелла никогда не умела держать язык за зубами. Не исключено, что и сейчас нарвется на неприятности.

– Платье не стесняет движений, его легко стирать, – решилась она. – Но оно какое-то простоватое, и к тому же бесформенность не всегда является преимуществом, потому что подходит не для каждой фигуры.

– Что бы вы в нем изменили?

Невозможно определить, согласна Элизабет с ней или нет. Возможно, Эстелла каждым словом роет себе яму и сейчас провалится до самого метро.

– Я бы сохранила ценовой диапазон – примерно от двадцати до тридцати долларов, а еще выбор тканей, которые можно стирать. Однако платья от Маккарделл явно не те, что вам захочется сорвать с вешалок и тут же надеть; они функциональны, но не красивы. Хотя идет война, я все-таки предрасположена к красоте. Я добавила бы крошечные декоративные элементы. В Париже моим métier, то есть ремеслом, было изготовление искусственных цветов для модельеров от-кутюр. И я хочу украшать мои модели какой-нибудь праздничной и стильной деталью, чтобы сделать их непохожими на других. Например, такой, как моя лилия, – закончила она, указывая на цветок у себя на платье; оно было очень простеньким, из недорогой ткани, однако прилегало к телу, а значит, не скрывало стройную фигуру Эстеллы в отличие от «монашеской» одежды.

Элизабет Хоус, немного помолчав, произнесла:

– Как вам известно, парижскому тренду нужно два года, чтобы стать трендом на Седьмой авеню. Вернее, раньше нужно было два года, – поправилась она. – То, что вы видели в Париже в прошлом сезоне, к 1941 году до манхэттенских офисов не доберется.

– Вы упоминали об этом в своей книге.

– Однако, пока идет война, как мы узнаем, что носят женщины в Париже? – задумалась Элизабет. – Откуда покупателям знать, какая одежда – эксперимент, а какая – копия Люсьена Лелонга?[43]43
  Люсьен Лелонг (1889–1958) – французский модельер и бизнесмен.


[Закрыть] Станут ли они от этого более консервативны? Или менее?

– Я слышала, Клэр Маккарделл недавно добилась права ставить свое имя на ярлыках «Таунли Фрокс». И «Нью-Йорк таймс» наконец начала называть по имени некоторых американских модельеров. Если мы скажем: «Модна та одежда, в которой вы сможете работать, развлекаться, выходить в свет», то разве люди нам не поверят? Тогда они перестанут слушать Скиапарелли, которая заявляет, что американские женщины недостаточно элегантны для того, чтобы Америка стала центром моды! Они увидят, что не «вся красивая одежда шьется в модных домах французских кутюрье!».

Элизабет рассмеялась, узнав цитату из своей книги. Эстелла приняла это как знак одобрения и взяла быка за рога:

– Я видела ваш показ в Париже в 1931 году. Мама брала меня с собой.

– И как впечатление?

Если она солжет, Элизабет ее раскусит. Как построить фразу, чтобы передать суть, однако не нанести оскорбления?

– Это все равно что сравнивать статую Свободы с Эйфелевой башней. Вдохновленная Францией, но амбиций гораздо больше.

Элизабет снова рассмеялась.

– Я не могла бы выразиться точнее. – Внезапно ее лицо стало серьезным. – Вам известно, что «Великое движение американских модельеров», которое начал «Лорд и Тейлор» в 1932 году, с треском провалилось?

– Вы полагаете, я тоже провалюсь? – Эстелла отвела взгляд от Элизабет и уставилась на свои колени. Неужели все это напрасная трата времени? Неужели все, на что она надеялась в шлюпке посреди Атлантики, так же недостижимо, как конец войны?

– Напротив. Что, если теперь время пришло?

– Вы серьезно? – Эстелла подняла голову и встретилась с Элизабет взглядом.

– Индустрия моды – одна из немногих отраслей, где женщины могут иметь влияние и власть, пусть даже в патриархальном мире. Производители тканей – исключительно мужчины, владельцы журналов – мужчины, руководители универмагов – мужчины. Они заняты бизнесом, мы создаем модели. Идет постоянное сражение между властью, которую дают нам наш талант и наше понимание желаний клиенток, и стремлением мужчин на все поставить свое клеймо, потому что финансами распоряжаются они.

Эстелла нахмурилась. Если это напутствие, нужно извлечь из него пользу.

Элизабет отпила чай и продолжила:

– Никогда не забуду, как «Форчун» написал, что успехи в моде, конструировании одежды или продаже косметики значат очень мало или вообще ничего не значат. Что Элизабет Арден[44]44
  Элизабет Арден (1884–1966) – канадская предпринимательница, косметолог, основательница косметической империи.


[Закрыть] никогда не стать Генри Фордом, потому что то, чем она занимается, никакая не карьера; косметика и мода всего лишь хобби выходного дня, а не отрасль промышленности. А заключительная фраза статьи просто взорвала мне мозг: «Другими словами, Элизабет Арден и ей подобные не являются профессионалами». Никогда не забуду этих слов. Получается, ты должна работать в десять раз лучше, чем любой мужчина, когда-либо занимавшийся тем же самым?

– Не могу поверить! – Эстелла с шумом поставила чашку на блюдце. – Я действительно смогу! Меня всегда разочаровывали Шанель и другие женщины-кутюрье, которые начинали карьеру как чьи-то любовницы. Однако как осуждать их? Разве возможно начать свое дело, без того чтобы сначала не спать с мужчиной ради его денег? А если и справишься, все равно будут говорить, что «ты не профессионал»! Похоже, мужчины предпочитают видеть нас в неглиже у себя в постели, а не в серьезном бизнесе.

Стоп, сказала себе Эстелла, когда ее разум наконец успел за языком. Хоть раз остановись вовремя! Беседа приняла неожиданный оборот. Знать бы сначала…

– Вы очень откровенны. – Элизабет помолчала и улыбнулась. – А поскольку вы прочли мою книгу, вам должно быть известно, что откровенность – одно из тех качеств, которые меня восхищают. Я сделаю все, чтобы вам помочь. Для того чтобы начать шить одежду, многого не надо. Однако с рекламой и торговыми партнерами могут возникнуть сложности. Здесь я могу быть полезна. Для начала познакомлю вас с Бэйб Пейли, редактором моды из журнала «Вог» – ваша эстетика ближе к «Вог», чем к «Харперс базар», – а также с Марджери Гризвольд, которая занимается оптовыми закупками повседневной одежды в «Лорд и Тейлор». И, возможно, вы утрете нос всем, кто отрицает, что американские женщины посмеют быть модными – причем модными в том смысле, в котором это понимают они, а не француженки.

Эстелла больше не могла сдерживаться. Она подлетела к Элизабет, поцеловала ее в обе щеки и столько раз поблагодарила, что вынудила ту в ультимативном порядке приказать ей заткнуться.

Когда Лена получила Эстеллу назад, у той была покровительница и плюс к тому возможность заработать кое-какие деньги на открытие бизнеса. Элизабет Хоус посоветовала обратиться в «Студию Андре», благотворительный сервис, для которого Эстелла могла бы подрабатывать копированием. Затем ее эскизы продадут изготовителям, не имеющим своих модельеров, или в сравнительные торговые отделы магазинов, то есть практически всей Седьмой авеню. Для Эстеллы такая работа не представляла сложности; она сотни раз занималась этим. И будет заниматься, пока не пошьет образцы и не устроит собственный показ.

– Продай чуть большую часть своей души; тогда то, что осталось, станет для тебя более ценным, – напутствовала ее Элизабет с легкой улыбкой, прежде чем выпроводить.

– Спасибо, – сказала Эстелла, садясь в машину Лены. – Я искренне тебе благодарна.

– Рада помочь, – без всяких эмоций ответила Лена, словно ее благодарили за взятую в долг пачку сахара, а не за помощь в жизненно важном деле. – А почему бы тебе не устроить показ в моем доме? Полагаю, другого варианта пока нет?

– У меня и образцов для показа еще нет, не говоря уж о том, где его устраивать. Однако на твой дом я не согласна.

– Почему?

Потому что я тебя не знаю. Потому что меня пугает все, что стоит за твоим предложением.

– Я не… – Эстелла запнулась, однако способа выразиться тактично так и не нашла. – Думаю, я не смогу позволить себе такой особняк.

– Дом свободен. Можешь воспользоваться. Или дело в щепетильности? – Лена подняла бровь. – Тогда сшей для меня платье в обмен. Такое, которого ни у кого нет. Идеальный вариант оплаты.

Эстелле хотелось сказать «да». Но если она согласится, то свяжет себя обязательствами. Придется узнать Лену ближе, раскрыть ее тайны. Однако, скосив глаза, Эстелла увидела в глазах Лены печаль, которую никогда не хотела бы испытать сама, и решилась:

– Я буду рада устроить показ в твоем доме.

– Определись со всем, что тебе потребуется, потом приходи. Мы обсудим детали. Как насчет сроков показа? Конец весны? – Лена помедлила и добавила: – Постарайся появиться до Нового года. Пожалуйста.

Неужели 1941 год вот-вот наступит? В суматохе последней недели Эстелла потеряла счет времени. Мама уже полгода живет в оккупированной зоне, и неизвестно, что с ней. Нужно попытаться еще раз отправить письмо, расспросить насчет отца, рассказать о встрече с Леной. Затем, в случае неудачи, она отправится к Лене и постарается разгадать загадку – кем они приходятся друг другу? Что, если Лена ее сестра, сестра, о которой Эстелла всегда мечтала? Только вот нужна ли эта правда?

Эстелла приняла решение. Она отправится к Лене, однако необязательно до Нового года. Сначала нужно дать маме последнюю возможность все объяснить.

* * *

Наступил Новый год; от мамы по-прежнему не было ни слова. Эстелла решила подождать до середины января, прежде чем идти сдаваться. Прежде чем погрузиться в болезненные изыскания вместе с Леной, едва знакомой женщиной, а не с мамой, которую, казалось, знала лучше, чем кого бы то ни было.

Чтобы чем-нибудь занять себя, она днем работала в «Студии Андре», а вечерами шла к Сэму, где рисовала эскизы и шила, задавшись целью подготовить достаточно вещей к весеннему показу. Сэм делал выкройки, а Джейни примеряла модели.

Морозным январским вечером, пока Сэм раскраивал ткань по разработанным за последнюю неделю эскизам, Эстелла выложила на кухонный стол сумку продуктов и взялась печь шоколадный бисквит, заняв единственную горелку и маленькую духовку. Она знала, что если не займется делом, то будет стоять у Сэма над душой, а он от этого становится злым как черт. Печь бисквиты ее научила мама, и Эстелле они давали чувство комфорта, как никакая другая пища. Пусть запах выпечки разнесется по квартире и напомнит зимние вечера в Париже, когда они с мамой сидели у камина, ели бисквиты и пили кофе. И были счастливы. Хорошо, что пока еще есть способ удерживать в памяти эти мгновения.

Звонок в дверь раздался, когда Эстелла растапливала шоколад. На пороге стояла сияющая Джейни.

– У меня всего час времени. Встречаюсь с Нейтом в «Клубе 21»[45]45
  «Клуб 21», или просто «21» – знаменитый ресторан на 52-й улице.


[Закрыть].

– Такая фраза нуждается в уточнении, – поддразнила подругу Эстелла. Она подскребла пальцем остатки теста в миске и облизала его.

– С Нейтом. Мы с ним познакомились в Грамерси-парке, – объяснила Джейни.

– Познакомились? Иными словами, поцеловались? – вмешался Сэм. – Что-то мне кажется, на той вечеринке было много подобных «знакомств».

Джейни уперла руки в бока:

– Нет у меня времени для просто знакомств. Мне в этом году стукнет двадцать четыре, я уже старая. Нужно брать быка за рога.

Эстелла покачала головой:

– Джейни, твоя красота не увянет как минимум в ближайшие сто лет.

– Если так, – улыбнулась Джейни, – то подыщи, что мне надеть. На днях видела, как ты сметывала одну серебристую вещичку. Серебристый цвет великолепно сочетается с моими волосами.

– Сочетается, – кивнула Эстелла, – вот только платье пока еще не готово.

– Тогда быстро за дело!

– С тобой шутки плохи, – притворно заворчала Эстелла, ставя бисквит в духовку и усаживаясь за швейную машинку.

– Будет у тебя свое ателье, – сказал Сэм, – назначишь Джейни заведующей. Она собьет форс с любой уроженки Дикого Запада.

– Подумаешь, Дикого Запада! – фыркнула Джейни. – Да я любого австралийца построю, а это о чем-то говорит!

Джейни принялась болтать, развлекая друзей забавными историями о Нейте – парень выполняет какую-то работу в банке, присылает ей цветы, и вообще на нем крупными буквами написано «попался».

Наконец Эстелла встала и вручила подруге платье.

– Вот твоя удочка. Надеюсь, рыба того сто́ит.

Джейни поцеловала ее в обе щеки.

– Нейт сто́ит как минимум бесплатного ужина в «Клубе 21». И еще я попросила его привести с собой друга. Для тебя. Так что иди одевайся.

– У меня много работы. И вообще я сама могу заарканить себе кавалера.

– Ты серьезно? – Джейни приподняла бровь. – И где они, твои кавалеры? Под кроватью прячутся? – Она бесцеремонно сбросила платье-рубашку. Одеваться и раздеваться в присутствии других людей настолько вошло у нее в привычку, что Джейни меньше всего волновало, кто стоит рядом. Сэм, как всегда, деликатно отвернулся.

– Она предпочитает, чтобы на нее смотрели, – подколола его Эстелла. Сэм рассмеялся.

– Иди одевайся сама, – приказала Джейни. – Нам пора на свидание.

Эстелла поняла, что спорить бессмысленно. Однако можно попытаться обговорить условия.

– Я иду. Но только до десяти. Нужно сегодня вечером еще поработать.

– А может, тебе в десять и не захочется уходить.

Переодеваясь, Эстелла подумала, что подруга, возможно, права. Вдруг ее таинственный партнер окажется очень даже ничего и она с радостью встретится с ним снова?

Пока она причесывалась, Джейни извлекла из сумки номер Women’s Wear Daily[46]46
  Women’s Wear Daily, или WWD («Повседневная женская одежда») – журнал о тенденциях в мире моды.


[Закрыть].

– Видела? – Она ткнула пальцем в фото «платья для кухни и ужина» авторства Клэр Маккарделл. Модель была укомплектована прихваткой для горячего.

– Надеюсь, это юмор, – скривилась Эстелла. – Хотя идея понятна. В этом платье можно с работы отправиться прямиком на кухню, а оттуда куда-нибудь поужинать. Вот только что ж она не прицепила… к примеру… э-э…

– Коробку с ластиками? – подсказала Джейни.

Эстелла сложилась пополам от смеха.

– Ты неисправима! Но да, мою мысль ты уловила. Хотя я думала о чем-то типа пишущей машинки. Все женщины в «Барбизоне» художницы, музыканты, актрисы, секретарши. Не только кухарки.

– Пишущая машинка – не так смешно, – ухмыльнулась Джейни.

Они взяли такси до «Клуба 21». Эдди, предназначенный Эстелле партнер, заявил:

– Да ты красотка!

У Эстеллы упало сердце. А кавалер принялся развлекать ее бейсбольными терминами, ведь теперь, когда Эстелла больше не француженка, ей просто необходимо знать правила игры!

– Я останусь француженкой навсегда, – сухо возразила Эстелла. Впрочем, она понятия не имела, что значит быть француженкой сейчас, когда каждый парижский отель, каждый памятник и каждое общественное здание увешаны свастикой.

Чтобы не думать о Франции, она взялась изучать Нейта. Добрый малый, идеальный кавалер! Хотя не сказать чтобы он работал оценщиком в отделе красоты, как она полагала раньше, однако для него Джейни явно тоже «красотка». Нейт с энтузиазмом присоединился к разговору о бейсболе, но все же был достаточно воспитан, чтобы время от времени как бы случайно поглядывать на Джейни и доливать ей вина или спрашивать, нравится ли девушке еда – которую заказал лично он, – не мерзнет ли она и не желает ли вместо вина шампанского; а еще упомянуть, что таких отличных омаров ему еще не доводилось пробовать.

Ну да, хотелось прервать его Эстелле, а то до вашего появления мы слишком скучно жили! Не могли сами заказать шампанское, не могли позаботиться о себе в холода, не могли без вас омаров выбрать.

Однако Джейни, казалось, устраивало все. Она с улыбкой донимала Нейта расспросами о янки, кем бы они ни были. Эстелла, понимая, что вот-вот скатится к придиркам, с извинениями удалилась в дамскую комнату, где надеялась вновь обрести чувство юмора.

Джейни увязалась за ней. Удалившись за пределы слышимости, Эстелла холодно заметила:

– Не знала, что ты так интересуешься бейсболом.

– Плевать мне на бейсбол, – прощебетала Джейни, подкрашивая губы. – Просто мужчины любят, когда им задают вопросы. Тогда они чувствуют свою значительность. Это делает их счастливыми.

– Он-то хоть раз расспросил тебя о чем-нибудь?

– С какой радости? – пожала плечами Джейни. – Я надеваю платье, дефилирую по подиуму, снимаю платье, надеваю другое. – Она закрыла тюбик с помадой. – Ты и в сорок лет сможешь конструировать одежду. А мое достояние – это лицо. В сорок лет мне никто за него не заплатит. – Джейни направилась к двери.

Эстелла ухватила ее за плечо:

– Прости. Ты права. Ты можешь продолжать в том же духе. А я лучше вернусь к Сэму и поработаю. В этом мое счастье, а не в Эдди. Ты согласна?

Джейни обняла ее:

– Ну конечно! Кстати, Эдди пялится на ножки девушки за соседним столиком. Он явно не твой типаж.

– Спасибо! – рассмеялась Эстелла. – Мои ноги не котируются, зато эго осталось невредимым. До завтра!

Она вернулась к Сэму, и тот начал расспрашивать ее о свидании. Эстелла в ответ отрезала кусок шоколадного бисквита, закатила глаза и произнесла:

– Если я еще хоть раз в жизни услышу слово «бейсбол»…

Она сбросила платье и надела черные вискозные брюки, которые сшила в память о беженках, устало плетущихся по дорогам Франции. Неделю назад администраторша из «Барбизона» в очередной раз сделала Эстелле замечание.

– В местах общего пользования отеля «Барбизон» женщины не носят брюки, – заявила она, поймав Эстеллу в фойе.

– Тогда я пошла на улицу, – ответила Эстелла и с ухмылкой ретировалась, за что и заработала выговор. Поэтому она оставила брюки у Сэма, понимая, что не может позволить себе лишиться дешевого жилья.

Она погрузилась в молчание, время от времени вскакивая от кухонного стола, чтобы посмотреть, как Сэму порой приходится слегка переделывать модель, чтобы раскроить ткань более экономно, и как ее наброски воплощаются в жизнь на деревянном манекене.